Текст книги "Секрет (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава восемнадцатая: Таня
Девять дней.
Теперь у меня есть свой собственный «секрет» в календаре, помеченный красными точками на датах. Их осталось всего девять. Полторы недели.
Сегодня у меня поздняя тренировка: начинается в шесть, а закончится, наверное, не раньше девяти. И, конечно, мой Мистер Фантастика первым делом спрашивает:
ДЫМ: Как ты будешь добираться домой? Надеюсь, на такси?
Мы не виделись уже три дня. Безразмерных, одиноких, слякотных и холодных, как зима за окнами, дня. Потому что мы не совпадаем: у меня экзамены, библиотеки, конспекты, тренировки, у него – работа, работа и снова работа. Я ревную его к работе. Звучит безумно, но факт: мне нужно больше его внимания. Это эгоистично, но это моя правда.
Я: Меня Филин проведет, это надежнее, чем бронированный «Хаммер».
ДЫМ: Кто такой «Филин»?
Я: Друг с кулаками))
Проходит пять минут – Антон не отвечает, и я прячу телефон в спортивную сумку до конца тренировки. Мне нужно сосредоточиться на программе и попытаться взять «золото», потому что оно много для меня значит. Потому что – пусть к этому нет никаких предпосылок – я хочу, чтобы Мой Мужчина мною гордился, чтобы он улыбнулся и показывал большие пальцы, когда на мою шею наденут медаль.
В этот раз я снова падаю, причем дважды, причем основательнее, чем в предыдущий, потому что без тугой повязки на щиколотке уже никак. Тренер хмурится, когда медсестра осматривает мою ногу, но с облегчением выдыхает, когда она выносит вердикт: пара дней покоя – и я снова в строю. И хоть до соревнований всего месяц и на счету каждый час, это все равно лучше, чем если бы я сломала ногу.
Филин уже ждет меня в коридоре и когда видит мои прихрамывания, спешит навстречу, забирает рюкзак и подставляет плечо.
– Слушай, написала бы, что у тебя нога – я бы прямо с арены забрал, – как всегда ворчит и сопит он, хоть сам заметно морщится, когда поднимает правую руку. Наверное, его сегодняшняя тренировка тоже не обошлась без приключений. – Давай понесу, мелкая.
Я мужественно отвергаю предложение, потому что должна научиться справляться с такими мелочами. И потому что это просто небольшое растяжение, и чем раньше я научусь его игнорировать, тем быстрее вернусь на лед.
Мы, прихрамывая, словно беглецы из подвала маньяка, идем до двери.
– Филин, у меня телефон в сумке, в правом кармане на застежке с оранжевым «язычком», – протягиваю руку.
Друг находит его сам, вкладывает мне в ладонь. Пытаюсь включить – не включается. Экран просто черный и ни на что не реагирует. Останавливаюсь, прошу усадить меня на скамейку, и в груди неприятно копошиться паника: кажется, случилось самое страшное, что только может быть – сломался мой телефон. В последнее время иногда сам по себе выключался, «подвисал» до полной перезагрузки и еще кое-что по мелочам. Но я надеялась, что он дотянет хотя бы до Дня рождения, а там я сделаю себе царский подарок – куплю что-то более надежное и новое.
– Нет, нет, нет! – С досады бью телефоном о ладонь, но он все так же намертво глух. – Ну включись, ну миленький…
– На мой, – протягивает свой Филин, но я мотаю головой.
Мне не нужен просто_телефон, мне нужен Мой Мужчина, который остался внутри него.
Нужно что-то придумать. Возможно, тот старый с кнопками, еще работает? Найти бы.
С высоты своего роста Филин разглядывает мою трагедию взглядом сытого коршуна.
– Слушай, Туманова, ты с ногой – и слезы не льешь, а тут из-за телефона слезы и сопли.
– Я всегда с ногой, даже с двумя, – отмахиваюсь от его грубоватых, но искренних попыток меня поддержать.
– Что у тебя там? Ты его из рук даже на парах не выпускаешь.
– У меня там много полезной информации, все мои контакты, фотографии страниц и мудреных книги и много чего.
– И твой мужик, да?
Я вскидываюсь от неприятной царапающей интонации его голоса.
– Видел его, когда ты из «Кекса» выскочила как ошпаренная. – Он дает время, чтобы я вспомнила, о чем речь, и продолжает: – Туманова, что за папик у тебя?
– Папик? – не понимаю я.
– Ну, – он начинает загибать пальцы, – крутая тачка, явно немолодой, ты по первому свистку к нему выскочила.
– Он не «немолодой», – начинаю злиться я. – И не папик. Но большое спасибо за высокую оценку моих моральных принципов. Дурак.
Встаю и упрямо хромаю к двери, злая на весь свет.
Филин догоняет меня уже у двери, подлезает под руку.
– Не боишься, что я тебя испачкаю своим грязным нимбом? – огрызаюсь я, но все равно принимаю помощь.
Потому что это не первая наша размолвка и потому что мы давно друг друга знаем, чтобы ссорится из-за такой ерунды. Но «папика» я ему долго не прощу.
Мы выходим на улицу – и я столбенею, потому что у крыльца стоит знакомая черная машина, а рядом с ней курит и смотрит прямо на нас мой Мистер Фантастика.
– Твой папик, – хмыкает Филин, еще сильнее притягивая меня к себе. – Ему сколько, Туманова? Больше тридцати же. Что у тебя в голове, дура?
В моей голове в данный момент только одна мысль: что бы мог означать этот очень неласковый взгляд моего Антона?
*******
Если бы я не была так ошарашена появлением Моего Мужчины, за «дуру» Филин как минимум получил бы оттоптанную ногу, а как максимум – я бы его просто прибила на месте. Никакая столетняя дружба и взгляд свысока, не дает ему права называть меня такими словами. Хотя бы потому, что это я помогаю ему с учебой, а не наоборот.
Но проходит еще пара секунд – а декорации и сцена все та же: я, тискающий меня Филин (как нарочно скрутился вокруг меня!) и мой Антон, с лицом и взглядом манекена из музея мадам Тюссо. Ума не приложу, что он думает в этот момент, но зато теперь прекрасно понимаю, почему он стал тем, кем стал: когда у человека такое непроницаемое выражение лица, просто невозможно предугадать ни его действия, ни поступки.
Но, как ни странно, тишину нарушает именно Антон.
– Папик, да? – Вопросительно выгибает бровь.
Я прикрываю глаза, пытаюсь вывернуть из хватки друга, но Филин и не думает отпускать.
– Ну, папик, – говорит он как будто спокойно, но я-то его знаю, и меня показушное боевой стойкой не провести. Он волнуется, но все равно продолжает лезть на рожон. – На маленьких потянуло, мужик?
Я со всего размаху, ничуть не приуменьшая силы удара, тараню его локтем под ребра. Филин ойкает, чуть разжимает пальцы – и я все-таки вырываюсь на свободу. Господи, да что с ним? Для кого и, самое главное, зачем он вообще устроил этот спектакль?
Но Антон продолжает стоять на своем месте и мне не по себе, что он сейчас совсем не похож на мужчину, которому я столько раз вешалась на шею, что и сосчитать страшно. Он похож на мужчину, к которому я бы ни за что на свете не рискнула даже подойти, хоть они похожи как братья-близнецы. Поэтому я делаю пару шагов, чтобы увеличить расстояние между мной и Филином, и в последний момент забываю о ноге: наступаю слишком сильно, вздыхаю, проглатывая стон.
– Ты снова упала? – уточняет Антон.
– Это ерунда, – отмахиваюсь я.
Он едва заметно качает головой, выбрасывает сигарету и в два шага оказывается рядом. Я бы сказала, что сейчас сон больше всего похож на грозовую тучу, которая приносит шквальный ветер, но это будет очень большим преуменьшением. Но все же мой любимый льдистый взгляд меняется, и я с облегчением, потихоньку, почти как мышь, сжимаю в кулаке ткань на локте его пальто.
– Ничего страшного, я просто неудачно приземлилась, не в первый раз.
Он вообще ничего не говорит: помогает дойти до машины, хоть тут всего два-три шага, пристегивает ремень безопасности.
– Сиди тут и не вздумай выйти, Туман, потому что тогда я… огорчусь еще больше.
Мне кажется, что теперь «Антон огорчился» будет чем-то вроде кодового слова, означающего высшую степень взрывоопасности.
И вдруг – бах! – громко захлопывает дверцу машины. Первый раз так зло, будто она ему денег должна и только что сказала, что не вернет.
Но в машину мой Мистер Фантастика не садится.
Он идет от машины, к Филину. И хоть я буквально ломаю глаза, чтобы рассмотреть, что происходит, Антон загораживает спиной весь обзор. Он просто стоит там, кажется, говорит что-то моему бестолковому другу и даже не вынимает руки из карманов пальто. Короткая сцена, которая разъедает мое любопытство до состояния брошенной в воду салфетки. Это как будто смотреть крутой закрученный детектив, подойти к самому ключевому моменту – и вдруг узнать, что режиссеры накосили и озвучки не будет. Что хочешь – то и думай.
Но я выдыхаю, когда Антон протягивает ладонь для рукопожатия. Это ведь хороший знак – когда мужчины пожимают друг другу руки после серьезного разговора? Значит, мой замечательный Антон простил моему бестолковому другу его неосторожные слова.
Только одно «но».
Когда Мистер Фантастика идет обратно к машине, Филин почему-то скривился, словно ему в рот затолкали разрезанный лайм и очень, очень энергично трясет рукой.
Антон садится в машину. Открываю рот, чтобы сказать… сама не знаю, о чем, потому что говорить нужно все сразу, но натыкаюсь на его предупреждающий взгляд.
– У тебя выключен телефон. Какого… черта у тебя выключен телефон в девять часов вечера?
Он не кричит – он как будто говорит даже тише, чем обычно. Но лучше бы кричал, потому что от этого раскаленного спокойствия мне хочется превратиться в хамелеона и слиться с цветом сиденья, в которое я, кажется, уже благополучно вросла спиной и пятой точкой.
– Он сломался.
– Сломался? – переспрашивает Дым.
Я набираю в грудь побольше воздуха и начинаю рассказывать.
Глава девятнадцатая: Антон
Я никогда не представлял, что можно за час придумать столько всякой чуши, опираясь только на три факта: Туман собирается идти домой сама, ее провожает какой-то Филин и у нее не отвечает телефон. То есть она не просто игнорит десяток моих сообщений в вайбер и не принимает звонки, ее вообще нет – телефон выключен «с мясом».
В голову лезут картинки, одна другой «лучше»: какие-то гопники обижают Таню, Таня спотыкается в темном переулке, не может идти и замерзает в сугробе, Таня садится в темную машину без номеров, Таня с кем-то по кличке Филин целуется на морозе…
Мне даже в голову не приходит, что она могла отключить телефон. Просто не приходит и все, потому что в наших с ней отношениях нет места выключенному телефону.
И когда концентрация «Тань» в голове достигает критической отметки, я откланиваюсь и, тупо забив на важную встречу, еду за ней.
Дурак.
Приезжаю, захожу в этот чертов коридор – и вижу их: сидят на скамейке, голова к голове, о чем-то разговаривают. Пацан ее ровесник, только кажется старше потому что высокий и явно нарочно не бреется.
Я мысленно вспоминаю все статьи УК, которые мне грозят, если я, скажем, сломаю пацану руку, которой он обнимает Туман за плечи. Не критично и есть даже пара знакомых, которые отмажут и вывернут все как самооборону.
Что за дрянь у тебя в голове, Клейман?
Приходится выйти на улицу, закурить и дождаться, когда они выйдут на крыльцо.
И они выходят: пацан у Тани под подмышкой, она обнимает его за плечо, хоть это выглядит скорее смешно, чем романтично. И, наверное, только тот факт, что с Туман все в порядке, она жива и здорова, немного гасит мое желание немедленно зашвырнуть пацана в ближайший сугроб.
А потом он говорит «папик» и называет Таню «дурой».
И если «папика» я еще готов ему простить, то второе он сказал очень зря.
Зато теперь вся картина как на ладони: ясно, что пацан давно и безответно влюблен, потому что ведет себя как цыпленок, пытающийся клюнуть кота. Я бы просто врезал ему. Один раз. Чтобы отбить охоту нести всякую чушь, и даже сжимаю и разжимаю пальцы, прикидывая, сломать мелкому нос или челюсть, но Таня вырывается из его хватки и, прихрамывая, отходит в сторону, и на мой вопрос с улыбкой Храброго портняжки говорит, что просто упала.
Я видел, блядь, как она «просто падает». Мне ее «просто упала» в страшных снах будет сниться до конца жизни.
Хорошо, что она молча садится в салон и не пытается нести всякую ерунду в свое оправдание. Значит, оправдываться не за что. Но разговор у нас будет очень серьезный, вот только пацану скажу пару ласковых.
В свете фонаря над крыльцом легко рассмотреть, что он реально еще совсем желторотик, и я уговариваю себя сделать скидку на возраст, спермотоксикоз и позерство. Хотел покрасоваться перед девочкой «молодостью». Я бы тоже мог назвать его малолеткой, который в состоянии «удивить» свою девочку только походом в «МакДональдс». Пацаны в его возрасте думают, что они будут вечно молодыми, что у них впереди вся жизнь, что они всего добьются за год-два, а пока можно бездумно прожигать время за играми. И если вдруг у сверстницы появляется мужчина за тридцать – он автоматом «старик» или вот «папик».
– Еще хоть раз увижу, что ты ее трогаешь – сломаю тебе нос, – без угроз говорю я. А какие тут угрозы, если это просто констатация факта. – И пару ребер. И может еще что-нибудь, если очень сильно оборзеешь. Это понятно?
– Что, совсем с бабами напряг? – хамит пацан.
Антон, вспомни о том, что детей обижать нельзя и что он, вроде как, собирался провести Таню домой. То есть не такой уж конченный урод.
– Таня – со мной, я ее «папик», а еще я ее, ««мужик», старик», «дедка» и даже «репка». Это тоже понятно или растолковать?
Протягиваю ладонь для рукопожатия.
Я уже не в том возрасте, чтобы бить мальчишку за длинный язык.
Но я как раз в том возрасте, когда могу запросто, практически не напрягаясь, поставить его на место.
Рожа у пацана вытягивается в тот момент, когда я сильно, до хруста его суставов, сжимаю пальцы на его ладони, и продолжаю сдавливать, хоть ему уже явно хватит. Но раз уж эта Птица не смогла вовремя закрыть рот…
– Надеюсь, пацан, у тебя и левая рука хорошо работает, иначе с недельку придется дрочить в матрас, – говорю ему на прощанье и возвращаюсь в машину.
Пока Туман рассказывает, что случилось с ее телефоном и показывает перебинтованную ногу, я перевожу дух. Успокаиваю себя ритмичным постукиванием больших пальцев по рулю, жестко ставлю мозги на место, но ничего не получается.
Мне не нравится, что она вот так внезапно может исчезнуть, а я понятия не буду иметь, где она и что с ней. Не нравится, что она постоянно падает, не нравится, что ей больно. Не нравится, что хочется разнести на щепки каток и выбросить ее коньки на луну. Меня это цепляет где-то в таком месте, о существовании которого я и не догадывался.
И единственная причина, по которой я это не делаю – и каток, и коньки важны для моей малышки.
– Ты… волновался? – Туман медленно и осторожно сжимает обе ладони на моем локте.
Я нервно смеюсь.
– Туман, я эгоистичная скотина, но сегодня ты должна остаться со мной.
Она широко улыбается, показывая свои белые зубки без скобок.
– Хочешь попробовать меня… без брекетов? – Она уже вовсю строит мне глазки.
Тянусь к ней как будто с намерением поцеловать, но в последний момент останавливаюсь и просто смотрю на ее закрытые глаза и приоткрытые губы.
Чтобы я делал, если бы с ней что-то случилось?
– Нет, малышка, просто хочу обнимать тебя всю ночь. Я реально пиздец, как испугался.
Другого слова, чтобы описать мое состояние в те часы, просто нет.
Туман отстегивает ремень безопасности, подвигается ко мне и, потираясь макушкой о мой подбородок издает выразительное и громкое:
– Мурррррр…
*******
Я не буду ей говорить, что вот это ее… мурчание… – это какая-то странная смесь успокоительного и виагры для меня. Мгновенно успокаивает и толкает мысли сильно ниже пояса. Не буду, но когда-нибудь обязательно дам понять, потому что хочу, чтобы она сделала так еще раз. Много раз.
Пока Таня звонит бабушке и договаривается с ней о том, что сегодня она «останется» у нее, я пытаюсь задушить голос совести, который буквально орет, что так делать нельзя, потому что на сегодня и так нарушены все правила нашей конспирации. Хотя, кого я обманываю? То, как мы с ней прячем наши отношения достойно отдельной главы в пособие для начинающих шпионов. Главы под названием «Не делайте так».
– Мне нужно будет заехать домой, – немного виновато говорит Туман. – Сказать родителям, я же без телефона теперь, нужно все объяснить и сказать, чтобы не волновались.
Примерно через сорок минут уже стою на привычном месте под деревом, курю и пытаюсь решить, куда деть желание забить на девять дней, когда она ляжет в мою постель. Это был чистый импульс, а со мной уже давным-давно не случалось ничего непредсказуемого и незапланированного. Все попытки мозга предлагать творить безумства, я благополучно посылал известным маршрутом и делал только то, на что был согласен в здравом уме и крепкой памяти.
Хотя нужно быть честным с собой: Туман и есть один большой импульс. Оголенный провод моей жизни, который лежит на виду и постоянно бьет током. А я, вместо того, чтобы материться и вызывать электрика, веду себя как та холостячка из анекдота: «Вчера изнасиловали, сегодня изнасиловали, завтра опять через эту подворотню пойду…»
Таня появляется через десять минут: с улыбкой во все лицо и проклятой хромотой.
– Ой, – пищит малышка, когда я беру ее на руки и несу к машине. – Знаешь, что, Антон?
– Жду, когда ты скажешь, – пытаясь сохранить непроницаемый вид, возвращаю вопрос.
– Меня никто еще на руках не носил. Никогда-никогда. Ни разу. Папины плечи в пять лет не считаются.
– И как ощущения, Туман?
Она обнимает меня за шею, прячет лицо в воротник моего пальто и просто громко счастливо вздыхает. Задача «не трогать малышку еще девять дней» только что превратилась в блокбастер «Миссия невыполнима».
– А у меня завтра нет первой пары, – говорит Таня, когда я усаживаю ее на сиденье и задерживаюсь, чтобы она подольше подержала руки на моей шее.
– И? – Я знаю, куда она клонит, но пусть скажет сама.
– Можно на часик дольше валяться в постели…
– А у меня завтра ни минуты свободного времени, – подстраиваясь под ее тон, отвечаю я.
– Ни минуты? – огорчается она, и я отрицательно мотаю головой.
– Ни секундочки? – не сдается Туман.
– Секундочка, пожалуй, найдется.
Она трется кончиком носа о мою щеку и каким-то другим голосом, которым я раньше никогда у нее не слышал, шепчет:
– Я соскучилась по твоим колючкам, Дым.
Глава двадцатая: Таня
Это прозвучит как бред сумасшедшей, но я благодарна телефону, что он сломался и запустил цепочку событий, которая привела к тому, что в эту секунду я переступаю порог квартиры Моего Мужчины.
Мы поворачиваемся друг к другу лицами. Антон с хмурым видом расстегивает мое пальто, и я не могу удержаться: надуваю щеки, корча серьезную даму и тянусь к его пуговицам.
– У тебя такое лицо, как будто ты раздеваешь Статую свободы, – говорю голосом профессора с кафедры.
Он вздергивает бровь, спускает пальто по моим плечам и нам обоим прямо сейчас вообще все равно, что оно падает прямо на пол.
– Кто-то прямо сверкает от счастья, да? – Мистер Фантастика скользит ладонью по моей талии, опускает пальцы на бедро.
Тянусь к нему в руки, прижимаюсь сразу вся.
– Кто-то просто счастливая. – Второй раз за день голос подводит меня. Я хочу сказать это с игривой непринужденной интонацией, но получается как-то тихо, словно у меня в горле пушистый шарик от пинг-понга, и он пропускает ровно столько звука, чтобы было слышно хоть что-то. Даже пытаюсь откашляться, но ничего не получается. – У меня что-то с голосом, Дым…
Он подталкивает меня к стене, и чтобы не упасть на слабых ногах, «прилипаю» ладонями к гладкой поверхности. Мне нравится, что у нас такая разница в рост, из-за которой мой Антон нависает надо мной как большая соблазнительная тень: предплечьем одной руки опирается на стену у меня возле головы, пальцами другой расстегивает пуговицы на рубашке. И я знаю, что он нарочно делает это очень медленно, потому что даже если бы я откусывала их, это было бы быстрее.
– По-хорошему, малышка, тебя нужно отходить по заднице за то, что заставила меня волноваться. – Ни намека на то, что он шутит. А во мне ни намека на то, что я против быть наказанной. – Но раз ты ни при чем, то придется сделать внушение телефону.
– Ты в курсе, что на твоей рубашке семь пуговиц, Дым? – «А ты расстегнул только три!»
– Никогда не считал пуговицы, Туман. – Он выразительно сует руку в карман брюк. – Ну, вперед, математик.
В моем воображении все выглядело совсем не так: у меня не дрожали пальцы, пуговицы не были такими скользкими и вообще я выглядела как секс-бомба. На деле оказалось, что было бы проще просто отрезать каждый из маленьких кругляшков, чем вот так сопеть над каждой.
– У тебя такое лицо, Туман, как будто ты раздеваешь Эйнштейна, – возвращает мою же шутку Дым.
– Помолчите, больной, вас оперирует практикантка, – нервно посмеиваюсь я.
Я правда вдруг разволновалась. Так сильно, что эта метаморфоза пугает и заставляет переминаться с ноги на ногу, потому что живот скручивает непонятное ноющее ощущение. Как будто если я прямо сейчас не сяду на что-то твердое и намертво прикрученное к полу, мир начнет вертеться реактивной каруселью.
Мой триумфальный «Та-дам!», когда я разделываюсь с последней пуговицей, не такой уж громкий и не такой уж триумфальный. И по коже мурашки галопом, потому что я несмело развожу полы рубашки и укладываю ладони на грудь своего мужчины. Мне нравится, что тут у него короткие светлые волоски – совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы мое сердце предательски пропускало удары. Правду говорят, что когда мужчина нравится – в нем нравится даже то, что раньше не нравилось.
– Мне нужно в душ, Туман, так что заканчивай с рубашкой, – напоминает Антон.
Поднимаю ладони выше, до ключиц, несколько долгих секунд сопротивляюсь желанию оставить на нем след от ногтей, но все-таки сдаюсь и легонько царапаю кожу. У меня короткие ногти, так что это что-то вроде попыток новорожденного котенка куснуть тигра за хвост, но Мой Мужчина в ответ напряженно сглатывает.
– Девять дней, Туман, – выдыхает он сквозь зубы.
– Угу, – нехотя соглашаюсь я. – Учти, Мистер Фантастика, я уже разучиваю фразу из «Звонка», и когда останется семь…
– Снимай. Мою. Рубашку.
Я стаскиваю шелк по его широкими плечам, опускаю до запястий и стону, натыкаясь на запонки. Это же мой фетиш. Это же… чистый секс: красивое крепкое запястье, «окольцованное» тугой манжетой и лаконичное украшение в петлице. Вынимаю сперва одну – Антон стряхивает рукав, отрывается от стены, протягивает вторую руку и на этот раз у меня просто деревенеют пальцы.
Он так пахнет, что я схожу с ума.
– Кажется, я немножко возбудилась, – сдаюсь под аккомпанемент собственного грохочущего сердца, когда становится ясно, что я ни за что, даже если меня будут стегать кнутом, не справлюсь со второй запонкой. – И кажется, я сейчас упаду.
Антон цепляет мой подбородок двумя пальцами, поднимает до уровня «глаза в глаза» – и успевает прижать бедрами к стене, потому что я в самом деле начинаю медленно стекать на пол. Его глаза в эту минуту такие темные, будто в них никогда и не было синевы – только графитовая гроза, и молнии россыпью. И тот шарик у меня в горле становится еще больше. Даже если бы меня прямо сейчас поставили к стенке, и моя жизнь зависела от десятка слов в свое оправдание, я бы не произнесла и одного, потому что это невозможно на физическом уровне.
– Только немножко, малышка? – Ему даже не нужно меня трогать, чтобы я бессовестно застучала пяткой по стене. Антон ловит этот звук, плотоядно ухмыляется уголком рта. Я бы ему все отдала за эту вкрадчивую хитрую улыбку, потому что я видела его со стороны – и он никому, никогда не улыбался вот так. – Тогда у нас проблемы, потому что по моим подсчетам, ты уже должна быть…
Ох, не произноси этого вслух!
Я капитулирую и закрываю его рот поцелуем: припечатываю своими губами, стону от ощущения мягких уколов его щетины.
– Все правильно с твоими расчетами, Мистер Фантастика, но ты ведь все равно не понесешь меня в спальню, да?
– Неа.
Я просто с ума схожу от этого мгновенного превращения из безжалостного адвоката в хулиганистого «качка».
– Вот и нечего тогда издеваться над ребенком, – ворчу я и, наконец-то, справляюсь со второй запонкой.
Торжествующе стаскиваю с него рубашку и прижимаю ее к груди, пока Мой Мужчина, на ходу ероша волосы, идет в ванну. Я обязана поспать на этой спине в позе медузы. Решено: дождусь, пока уснет покрепче, и переползу.
Пока Антон в ванной, я успеваю переодеться в «домашнее». Если так можно сказать о надетой поверх белья его рубашки, которую я только что честно отвоевала в неравном бою. Опускаю нос к воротнику, жадно втягиваю оставленный там запах и уже вовсю думаю, как бы незаметно стащить ее домой, чтобы класть под подушку.
Иду на кухню и первым делом проверяю кактус.
В отражении стальной дверцы холодильника мое лицо превращается в один сплошной одуванчик – разве что щеки не трещат по швам.
Земля в горшке мокрая.
*****
Я рассматриваю кактус так, словно на нем только что расцвело свидетельство моего личного счастья. Хотя, возможно, так и есть?
– Ты его поливал, – говорю своему Мужчине, когда Антон. Мокрый и в домашних штанах появляется на кухне с полотенцем через плечо. – Ты заботился о моем кактусе.
Он с непроницаемым видом открывает холодильник и откуда-то из-за дверцы я слышу невозмутимое:
– Понятия не имею, о чем ты.
Потихоньку хихикаю в кулак и растягиваюсь на диванчике во всю длину – хорошо, что я как раз подходящего роста.
– Ужин, я так понимаю, тоже на мне? – продолжает рассуждать вслух Дым.
– Ты же девочку в гости пригласил, – сгибаю ногу в колене, чтобы рубашка задралась до самого края моих трусиков.
Странно, в прихожей я чуть от стыда не сгорела, хоть там на нас было в десять раз больше одежды, а сейчас мне хочется… игры. Хочется сделать так, чтобы Мой Упрямый Мужчина снова и снова жалел о надуманных обещаниях и запретах. И пусть он точно знает, что я не буду облегчать ему задачу.
Но Антон спокоен, как удав: быстро и без проблем готовит ужин… я понятия не имею из чего. Это овощи и мясо на больших белых тарелках, одну из которых он подвигает на мой край стола и взглядом предлагает есть.
– Я буду свободен примерно два часа завтра после двух, – говорит он, лениво и без интереса перещелкивая каналы телевизора. – У тебя пары заканчиваются в половине третьего, сможешь уйти сразу?
– Смогу. И куда мы пойдем?
– Выбирать телефон.
Я откашливаюсь и откладываю в сторону вилку.
– Нет, никуда мы не пойдем. Ну, то есть, я хочу провести с тобой время, но это точно лишнее.
Он делает такое лицо, словно я вдруг заговорила голосом пьяного рэпера и заодно выдала весь его матерный лексикон со скоростью десять слов в секунду.
– Вот сейчас я ни черта не понял. – Он тоже убирает в сторону вилку, правда, вместе с тарелкой, складывает руки на освободившемся месте на столе и всем видом дает понять, что у меня не так много времени, чтобы объяснить свою позицию.
– Я не буду содержанкой, – выпаливаю почти одним словом.
– А я и не предлагаю, Туман.
– Вот и отлично, – говорю с облегчением.
– Совсем не отлично. – Мой Мужчина хмурится и его голос приобретает угрожающие нотки. Как много нового я сегодня в нем узнаю. Вот сейчас вроде бы все тот же Дым, но я бы, пожалуй, не рискнула подойти к нему с поцелуями, когда у него вот такое выражение лица. Хотя, все равно бы подошла, даже если бы эта гроза пригвоздила меня всеми своими двухсот двадцать вольтами. – Я сказал, что мы сделаем так – значит, мы сделаем так.
– Но…
– Если «но», то тогда ты спишь в кровати, одна. А я сплю здесь, как дурак. Наверняка утром буду злой и не выспавшийся, и мы все равно сделаем по-моему.
– А как же «я хочу тебя обнимать всю ночь»?
– Вот такое хреновое «всюночь».
Я бы очень даже с ним поспорила.
Но не буду, потому что нам обоим совершенно ясно, что я бессильна против желания лежать с ним в обнимку в одной кровати.
