Текст книги "Порочная королева (ЛП)"

Автор книги: Айви Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

– Я понимаю, – говорит Мия, печально глядя на меня. – Но сейчас ты этого не изменишь. И твоя мать любила тебя. Она знала, как сильно ты её любишь. Этот разговор ничего не изменил. Даже если это вызвало болезненные воспоминания, это не стёрло из памяти все те чудесные моменты, которые вы провели вместе.

– Я знаю, – говорю я, на мгновение закрывая глаза, чтобы успокоиться. – Но я чувствую себя виноватой. Я…

– Афина, нет! – Восклицает Мия, выпрямляясь и поворачиваясь ко мне лицом. – С какой стати тебе так думать?

– Потому что я думаю, что это была месть. Потому что я не сдалась и не позволила Дину выиграть игру. Потому что я продолжала бороться. – Я объясняю Мии свою теорию о убийстве Натали и о том, что, по моему мнению, «сыны» ответственны за моё похищение и убийство моей матери. – Я думаю, что всё это связано, и я думаю, что они могли напасть на нас, потому что отцы Кейда, Дина и Джексона хотят смерти меня и моей матери. Они не хотят, чтобы что-то менялось, и я угрожаю им этим сейчас. Если бы я просто сдалась, смирилась с тем, что Дин победил, и позволила бы всему продолжаться так, как было всегда, тогда моя мама была бы все ещё жива.

– Нет, – твёрдо говорит Мия, качая головой. Она протягивает руку и хватает меня за плечи, заставляя посмотреть ей прямо в глаза. – Афина, это не твоя вина. Чего бы хотела от тебя твоя мама, если бы знала, почему ты здесь? Ты действительно думаешь, что она хотела бы, чтобы ты была секс-игрушкой Дина или его слугой на всю оставшуюся жизнь?

Голос Мии звучит более настойчиво, чем я когда-либо слышала, и она выглядит более суровой, чем я когда-либо видела.

– Твоя мать приняла решение остаться с твоим отцом, хотя знала, что он был связан с бандой байкеров и изменил ей. Она решила положиться на благотворительность Филипа Сент-Винсента, хотя та же группа, которая убила её мужа, желала смерти и ей, и тебе. Она могла забрать тебя и уйти, но не сделала этого. Ничего этого не случилось бы, если бы она сделала другой выбор.

Я молча киваю. Конечно, я думала об этом. Но я никогда не могла признаться в этом вслух.

– Не только твой выбор привёл к этому, Афина. И твоя мать никогда бы не захотела, чтобы ты участвовала в игре, в которую тебя втянули насильно. Она бы никогда этого не захотела. Какими бы ни были последствия. Ты должна в это поверить, иначе сойдёшь с ума.

У меня дрожит подбородок, и я смотрю в зеркало. Я чувствую себя такой же хрупкой, как и выгляжу, как будто все мои кусочки могут начать распадаться, и я не уверена, кто сможет собрать их обратно. Я пока не уверена, могу ли я положиться на Кейда и Дина. Я ещё меньше уверена в Джексоне. Хотя я знаю, что Мия всегда будет рядом со мной, я не хочу взваливать на неё всё. Это слишком много для одного человека. Для меня это были трудные несколько месяцев. Весь мой мир был разрушен во многих отношениях, и я чувствую, что близка к краху. Но я хочу выместить свой гнев на людях, которые действительно ответственны за это.

3

КЕЙД

Я почти дрожу от гнева, пока мы с Дином и Джексоном ожидаем Афину в гостиной. Уже несколько дней я с трудом сдерживаю свои эмоции, чтобы не причинить боль Афине, пока не смогу пойти в спортзал и выпустить пар. Я не хотел, чтобы она видела, как это на меня влияет, как и никто из нас. У неё и так достаточно забот. Но сегодня, в день похорон, мне трудно сохранять спокойствие. Я понимаю, что это эгоистично – это самый тяжёлый день в жизни Афины, за исключением, возможно, дня, когда умер её отец. Но одни и те же мысли продолжают крутиться у меня в голове, снова и снова:

* Кто-то убил мать Афины.

* Кто-то причинил боль нашей девочке. Снова.

* И этот кто-то обязательно заплатит за это.

– Я хочу знать, кто это сделал, – рычу я, пристально глядя на двух других. Дин напряженно сидит на краю дивана, его лицо сурово застыло. Джексон, как это свойственно ему, откинулся на спинку с горьким выражением.

– Ты и так знаешь, кто это сделал, – огрызается Джексон. Он был более угрюм, чем обычно, вероятно, из-за событий той ночи, когда он наконец уступил и переспал с Афиной. Об этом ещё предстоит поговорить, готов ли он стать частью того, что происходит у нас здесь, или же он по-прежнему будет стараться держаться в стороне? Последнее не пройдёт, либо мы все вместе разберёмся с этим, либо Джексон должен будет держать руки подальше.

– Ты этого не знаешь, – резко говорит Дин. – Это опасное обвинение, учитывая то, что произошло.

– Я что-то упускаю? – Спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого. Очевидно, они разговаривали, пока меня не было рядом. – Что, чёрт возьми, происходит?

–У Джексона есть теория, – устало произносит Дин, откинув голову на спинку дивана. – Он считает, что за всем стоят «Сыны».

– Наши семейные собаки? – Я прищуриваюсь. – Мы уже разбирались с этим, когда похитили Афину. Они поклялись, что не имеют к этому никакого отношения...

– Они солгали, – рычит Джексон. – Когда мы с Афиной пошли на бой, она узнала там девушку. Она сказала, что это та самая девушка, которая преследовала её, та, которую она помнит, была там, когда её похитили. Эта девушка была с теми самыми «сынами». Я и раньше видел её на драках, после одной из них она привела меня к себе домой. Пыталась меня соблазнить.

– И она это сделала? – Теперь Дин ухмыляется, словно поймал Джексона на чём-то предосудительном. – Могу поспорить, Афина была бы рада услышать об этом.

– Нет, я её не трогал, – резко отвечает Джексон. – И я всё рассказал Афине, так что сотри эту чёртову улыбку со своего лица. Сосредоточься, чёрт возьми. Неужели ты не понимаешь, что это значит?

– Я вижу, ты переходишь на опасную территорию, – тихо произнёс Дин, понизив голос на несколько октав. – Это не те обвинения, которые можно выдвигать легкомысленно.

– Объясни мне. – Я стискиваю зубы, пристально глядя на них обоих. – Как ты думаешь, что именно происходит, Джексон?

– Если я прав, то похищение Афины совершили «сторожевые псы» нашей семьи, банда байкеров, которые подчиняются нашим отцам. Если я прав, они же устроили пожар и убили её мать. Афина находится под нашей защитой. А это значит, что если они это сделали, то сделали с разрешения наших отцов.

Требуется секунда, чтобы осознать то, что он говорит.

– Значит, ты думаешь...

– Наши отцы хотят, чтобы Афина умерла.

– Это безумие. Зачем им...

– А почему нет? – Джексон вскакивает на ноги, качая головой. – Откройте глаза, вы оба! Дин должен был выиграть эту игру. Он лишил Афину девственности, и на этом всё должно было закончиться. Но Афина отказалась сдаваться. Она заставила Кейда дать отпор, а Дин отказался от своей помолвки с Уинтер. Наши отцы, чёрт возьми, не дураки. Они понимают, что ситуация меняется, и знают, что это всё из-за неё. Они пытались убить её, но потерпели неудачу. Поэтому вместо этого они напали на её мать. Они надеются, что это напугает её и заставит остановиться, или, возможно, просто сломает её, пока она не сдастся. Но чего они не понимают, так это того, что вам, ребята, это тоже надоело. И мне тоже.

На мой взгляд, это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал от Джексона. Я вижу по его глазам, что он тоже зол, как и я. Я уверен, что Дин тоже сердит, хотя он и старается не показывать этого. Возникает вопрос: вижу ли я в этом какие-то положительные стороны?

Я позволяю себе вспомнить воспоминание, которое я почти никогда не позволяю себе воскрешать в памяти. Воспоминание о моём отце на том чердаке с человеком, ответственным за смерть моего брата, и о младшем сыне, которому было поручено сделать всю грязную работу по подвешиванию этого человека. Я помню лицо моего отца, его холодный гнев. Лицо человека, который мог смотреть, как другой человек умирает у него на глазах из-за несправедливости, и испытывать радость от этого.

Я также помню лица наших отцов в день, когда Джексон, Дин и я прошли обряд посвящения. В тот день мы застрелили тех людей на складе. Как мало их заботили жизни этих людей! Почему Афина или её мать должны были иметь для них какое-то значение? Афина важна для нас, но для наших отцов она была лишь инструментом. Средством выбора наследника и, я почти уверен, способом манипулировать мной. У них не было причин беспокоиться о ней или её матери. И я задаюсь вопросом: если бы убийство кого-то из них помогло им достичь своих целей, пошли бы на это мой отец, Дина или Джексона?

В глубине души я знаю, каков должен быть ответ.

Я никогда ещё не был так зол.

– Мы не можем позволить им уйти безнаказанными, – говорю я в ярости. – То, что они сделали с Афиной, было слишком далеко, но тогда мы этого не знали. Это? Это уже слишком!

– Мы не знаем наверняка...

– Ты знаешь, что это правда. – Я смотрю на Дина, и меня почти трясёт. – Ты знаешь.

– Они наши отцы...

– Мне всё равно! – Рычу я, и Джексон кивает, редкая улыбка появляется на его лице, когда он видит мою реакцию. – Мой отец избивал меня так, что у меня остались шрамы на всю жизнь, чтобы сделать из меня того человека, каким он хотел меня видеть. Твой отец контролировал всё, что ты когда-либо делал, вплоть до того, на ком ты бы женился, чтобы выиграть эту грёбаную игру. А твой?

Я смотрю на Джексона, и моя грудь тяжело вздымается.

– Как смерть Натали вписывается в твою маленькую теорию? Как ты думаешь, они бы когда-нибудь позволили вам двоим уехать, как она хотела?

Я вижу внезапный ужас на лице Джексона и понимаю, что он об этом не думал, а если и думал, то не позволил себе довести эту мысль до логического завершения.

– Это должно прекратиться, – говорю я низким и серьёзным голосом. – Сегодня мы оставим всё как есть, потому что нам нужно быть рядом с Афиной. Но это зашло слишком далеко. Это нужно остановить.

– Согласен, – отвечает Джексон, и его собственный голос звучит жёстко и надломлено. Дин не произносит ни слова, просто наблюдая за мной, но я вижу что-то нечитаемое в его выражении лица. Я думаю, что, глядя на нас, он придёт в себя. Возможно, его стоит немного переубедить.

Афина принадлежит нам. И никто никогда, чёрт возьми, не причинит ей вреда или тем, кто ей дорог, никогда больше.

Даже если это наши собственные семьи.

4

АФИНА

Я едва могу справиться с похоронами. Всё это напоминает ночной кошмар. Вместо гроба стоит урна, и это делает всё ещё более страшным, потому что я не вижу лица своей матери. Осознание того, что я никогда больше его не увижу, кажется нереальным, и я не могу осознать, что она там – лишь горстка пепла. Как и дом моего детства. Как жизнь, которую я себе представляла. Как то, когда я говорила себе, что могу спасти нас обоих. И я всё делаю ради неё и ради себя.

Что я вообще здесь делаю?

Почему я здесь? Почему я должна возвращаться в Блэкмур?

Очевидный ответ – потому что парни будут преследовать меня. Но я даже не уверена, что это меня беспокоит. Ответ, который я не хочу признавать, заключается в том, что я хочу остаться с ними. Потому что я больше не хочу уходить. И они мне нужны, если я хочу что-то изменить в этом насквозь прогнившем городе.

Я не могу сказать вам, кто руководил похоронами. Я просто сижу рядом с Мией, а Кейд, Дин и Джексон по другую сторону от меня. Мы безучастно смотрим на урну, пока директор похоронного бюро обращался к почти пустому залу. Никто не пришёл, кроме миссис Роуз и ещё нескольких наших соседей, которые жили по соседству старого дома, где я выросла. Почему-то мне стало ещё грустнее от того, что на похороны моей матери пришло так мало людей. Она была так добра ко всем, но в конце концов почти все её забыли.

Даже Филип Сент-Винсент не удосужился появиться. Конечно, с горечью думаю я, глядя на урну, возможно, он одна из причин, по которой это вообще произошло. Удивительно, но его сын сидит слева от меня и крепко держит меня за руку, точно так же, как Мия – за мою правую. Если бы вы недавно спросили меня, будет ли Кейд Сент-Винсент держать меня за руку на похоронах моей матери, я бы подумала, что вы не в себе. Это его сторона, которую я никогда раньше не видела. Сторона, которую я и представить себе не могла в старших классах или даже несколько месяцев назад, когда проснулась в доме Блэкмур.

Мне сказали, что я могу оставить урну себе, но я предпочла похоронить её. Я уверена, что моя мать хотела бы быть похоронена рядом с моим отцом. Итак, когда короткая служба заканчивается, мы все выходим в дождливый тёмный вечер, чтобы постоять на мокрой траве рядом с ямой в земле. Мия и Кейд всё ещё стоят по бокам от меня, а Дин и Джексон позади, словно маленькая армия, поддерживающая меня на ногах во время этого ужасного события.

Я не могу нормально дышать, пока мы не возвращаемся в дом Блэкмур, да и то не сразу. Мия стоит на пороге, словно раздумывая, стоит ли ей остаться.

– Ты не обязана, – говорю я ей, чувствуя, как она неловко и нервно себя ведёт. Я замечаю, как она поглядывает на парней, стараясь не смотреть прямо на них, явно обдумывая всё, что я ей сказала. Если бы я не была так подавлена горем, то, вероятно, смутилась бы, но сейчас я слишком устала, чтобы испытывать что-либо, кроме сокрушительной скорби, которая заставляет меня чувствовать, что я могу рухнуть под её тяжестью в любой момент.

Мия на мгновение замолкает, глядя на меня, а затем снова на троих парней. – Хорошо, – нерешительно произносит она. – Но, если я тебе понадоблюсь, позвони мне, ладно? По любой причине. Обещай, что позвонишь мне.

– Я позвоню, – обещаю я ей. – Но со мной всё будет в порядке. Мне просто нужно поспать.

– Мы позаботимся о ней, – обещает Дин, нежно касаясь моей поясницы. – Клянусь.

Между ним и Мией возникает какой-то непонятный мне взгляд, который я не могу разобрать. Но Мия лишь кивает, быстро обнимает меня, а затем уходит.

– Пойдём, – ласково говорит Дин. – Давай уложим тебя в постель.

Это предложение кажется заманчивым. Но я качаю головой, заставляя себя двигаться вперёд, хотя разговор, который нам предстоит, последнее, о чем я хочу думать.

– Нам нужно поговорить, – твёрдо говорю я, отстраняя их троих и направляясь в гостиную.

– Афина, не сегодня, – говорит Джексон, схватив меня за руку. – У нас ещё много времени, чтобы обсудить всё это. Не стоит делать это сегодня.

– Да, – я отдёргиваю руку. – С меня хватит. Мне надоело играть в эти чёртовы игры. Моя мать мертва, и мы должны поговорить о том, почему. Или, по крайней мере, почему я так думаю. И Джексон… ты тоже принимаешь участие в этом.

Его челюсть сжимается, и я вижу, как сильно он не хочет в этом участвовать. Но я больше не могу ждать. Сегодня вечером мы выложим все карты на стол, и они либо будут со мной, либо нет. Но в любом случае, я намерена покончить с каждым, кто мог быть причастен к смерти моей матери.

– Давайте встретимся в гостиной, – говорю я им, затем поднимаюсь в свою комнату и достаю из рюкзака все статьи. Все исследования, которые мы с Мией нашли.

Когда я возвращаюсь в гостиную, они уже сидят там, как я и просила. Это вселяет в меня небольшую искру надежды, что всё может пройти лучше, чем я предполагала. Возможно, они не сочтут меня абсолютно сумасшедшей.

– Мы с Мией провели небольшое исследование об основании города, – говорю я им, раскладывая статьи на столе. Я оставляю статьи о Натали в стороне, не желая пока поднимать эту тему. – И мы узнали вот что: раньше для ритуала приносили настоящие жертвы, а позже это превратилось в игру, в которую вы трое играли со мной. – Я также выкладываю фотографии на стол: – Я нашла это на чердаке.

На мгновение воцаряется тишина, пока мальчики изучают материалы. Постепенно, я вижу, как меняется выражение их лиц, от шока к ужасу и обратно.

– Чёрт, – ругается Кейд, поднимая одну из фотографий, ту, что показалась мне немного знакомой. – Это моя мама. Она была питомцем? Жертвой?

Я испытываю минутное раздражение из-за того, что его пугает эта фотография, а не сам факт существования ритуала. И я могу понять разницу между кем-то, кого он не знает, и его собственной матерью.

– Итак, мой отец сделал всё это с моей матерью. Он и другие тоже. Пока он не победил. – Кейд выглядит шокировано. – Я не хочу так думать о своей маме, но, чёрт возьми, это просто ужасно.

– Я не вижу ни свою, ни Джексона, – говорит Дин, перебирая фотографии. – Но всё остальное... – он снова пролистывает статьи, и его лицо бледнеет, как в ту ночь, когда он рассказал мне о том, что моя мать в больнице. – Мы знали кое-что из истории города. Но не всё. Я знал о маме Кейда. Но не придавал этому значения. – Кейд убийственно смотрит на него, но молчит.

– Это ещё не всё. – Я беру статьи о Натали, ненавидя то, что, как я знаю, увижу на лице Джексона.

Это проявляется сразу же, как только он видит газеты. Его челюсть сжимается, тёмные глаза полны боли, которую я видела в них раньше и не понимала до недавнего времени.

– Я уже видел это раньше, – мрачно говорит он, отворачиваясь. – Я знаю, как она умерла.

– Но ты не знаешь всего. – Я облизываю губы, сердце бешено колотится в груди. Я не хочу говорить ему, потому что знаю, что это всё изменит. Он может возненавидеть меня за то, что я не сказала ему до того, как мы переспали, на самом деле, за то, что я не сказала ему сразу, как узнала. Возможно, он больше никогда не захочет иметь со мной ничего общего. И мне будет трудно его винить.

Я решаю объяснить всё. Я рассказываю им, но в основном Джексону, о том, что Натали была моей сводной сестрой, о неверности моего отца, о Брайсе Сент-Винсенте и обо всём, что произошло после. Я вижу, как меняется выражение лица Джексона, оно становится жёстким, наполняясь гневом, который почти пугает. Он поднимается на ноги, свирепо глядя на Кейда.

– Вы знали, что мы с Натали планировали сделать в ту ночь, когда она умерла? Я никогда вам не говорил. Мы собирались уехать из этого города. Просто исчезнуть, оставив позади все эти проблемы: игру, наследство, всё то, во что нас втянули наши отцы. Мы хотели сбежать, но они её убили!

Он кричит, его голос становится высоким и почти пронзительным.

– Я знаю, что так и было, и теперь я уверен в этом ещё больше. Потому что они никогда не смогли бы меня отпустить. Мне бы никогда не позволили уйти. – Он почти дрожит, глядя на Дина и Кейда. – Теперь вы мне верите? Да?

Затем он разворачивается на каблуках и выходит из комнаты. Мгновение спустя мы слышим, как хлопает входная дверь.

Я бегу за ним. Я понимаю, что, возможно, не должна этого делать, особенно после того, в чём только что призналась, но не могу остановиться. Я оставляю Дина и Кейда сидеть на диване, а все эти ужасные статьи и фотографии разбросаны по кофейному столику и полу, словно напоминание о мрачной истории нашего города. Я бегу за Джексоном, распахиваю тяжёлую деревянную входную дверь и выскакиваю в ночь.

Он стоит на подъездной дорожке, словно только что сделал несколько шагов от крыльца, его плечи тяжело вздымаются. Даже для октября здесь холодно, и льёт дождь, прилипая к его тёмным волосам, когда он стоит спиной ко мне, прижав руки к бокам, сжатые в кулаки.

– Джексон! – Выкрикиваю я его имя, сбегая по ступенькам, и он поворачивается ко мне лицом. Я не могу сказать, что стекает по его лицу – дождь, слёзы или смесь того и другого, но я вижу, как оно искажено болью, а его глаза настолько тёмные, что кажутся чёрными дырами на его лице.

– Ты, чёрт возьми, знала, – говорит он, и каждое его слово пропитано напряжением.

Я хочу спросить его, что он имеет в виду, но я уже знаю ответ. Я не буду пытаться обмануть его или оскорбить, притворяясь, что это не так. Он говорит о том, в чем я призналась сегодня вечером: Натали была моей сводной сестрой, и я знала об этом, когда вошла в его комнату. Когда я позволила ему кончить в меня, когда отсасывала у него, когда позволила ему трахнуть меня у двери его спальни, я всё знала, но не сказала ни слова, потому что хотела его больше, чем быть честной с ним.

Или, если быть до конца честной, потому что он был мне нужен. Потому что мне нужно было завершить свой план.

– Да, – отвечаю я, глядя на него. Я знаю, что он видит боль на моём лице, огромную боль. Боль за себя и за него, за мою мать и за Натали, за каждую женщину, которую этот город когда-либо подавлял, и за каждую мечту, которую он когда-либо разрушал. – Я знала.

– И ты не сказала мне. Ты позволила мне... – дрожь пробегает по его телу, когда он делает два широких шага в мою сторону. Я могла бы дать отпор, если бы захотела. В конце концов, мы с Джексоном тренируемся вместе. Я могла бы попытаться сбежать. Но я этого не делаю, то ли потому, что так сильно хочу его, то ли потому, что заслужила это, не знаю точно. Но когда рука Джексона обхватывает моё горло и поднимает меня, прижимая спиной к крыльцу, как когда-то Кейд прижимал меня к шкафчикам, я не пытаюсь сопротивляться.

Я слегка ударяюсь головой о колонну, не настолько сильно, чтобы увидеть звёзды, но достаточно сильно, чтобы меня тряхнуло. Рука Джексона сжимает его достаточно крепко, чтобы причинить боль, но не настолько, чтобы задушить, и я всё ещё могу дышать. Я смотрю на него сверху вниз, не в силах скрыть страх в своих глазах. Возможно, я это заслужила, но я всё ещё напугана.

– Ты знала, но всё равно позволила мне тебя трахнуть, – рычит Джексон. – Ты маленькая шлюха. Шлюха. – Его рука сжимается на моём горле, и я закрываю глаза от боли. Моя рука автоматически поднимается к его запястью, пытаясь освободиться, но сейчас я бессильна. Это невозможно.

– Всё это время я пытался защитить тебя, как мог, – продолжает Джексон, кривя верхнюю губу. Он бросается вперёд, прижимая меня к колонне и крыльцу, его твёрдое тело прижимается к моему. Он словно скала, его член упирается в мои джинсы, а его рука всё ещё крепко сжимает моё горло. – И это благодарность, которую я получаю? Ты знала, что я чувствовал. Ты знала, что я всё ещё думаю о ней, и всё равно пришла в мою постель, всё равно позволила мне трахнуть тебя, зная, что она твоя сестра? Как, по-твоему, я должен себя чувствовать, чёрт возьми?

Он почти кричит мне в лицо, его губы раскрываются, обнажая оскаленные зубы, а глаза темнеют и расширяются. Эти глаза, похожие на глаза демона, могли бы убить меня. Он словно наполовину обезумел от ярости, и я понимаю, что должна быть напугана больше, чем есть на самом деле. Но всё, что я чувствую, – это сокрушительный груз моих собственных эмоций и под ним, ползучую потребность вырваться из собственной кожи, разорвать что-то на части, избавиться от всего этого горя.

Сводная сестра, хочу я сказать, но не могу произнести ни слова. Да это и не имеет значения. Джексон снова трясёт меня, стиснув зубы.

– Никому в этом городе нет до меня дела, – шипит он. – Я думал, что, возможно, тебе есть, но, похоже, я чертовски ошибался.

Его свободная рука опускается вниз, нащупывает молнию, и я задыхаюсь, когда чувствую, как он снова прижимается ко мне. Он тянет за мою юбку, приподнимает её, раздвигает мои ноги, и я внезапно ощущаю горячее и твёрдое прикосновение его члена к моему входу.

Джексон стремительно входит в меня, одной рукой всё ещё поддерживая моё тело, а другая его рука располагается на моём бедре, удерживая меня на месте.

– Это то, чего ты хотела, не так ли? – Рычит он мне в ухо, подчёркивая каждое слово мощным толчком. – Ты просто хотела получить мой член в награду за свою игру. Всех нас, троих наследников.

Его хватка немного ослабевает, позволяя мне вздохнуть, но его твёрдое мускулистое тело всё ещё прижимает меня к себе.

– Не могу поверить, что я всё ещё чертовски возбуждаюсь из-за тебя. Единственная причина, которая приходит мне в голову, это то, что ты настолько похожа на неё, что я забываю, что ты всего лишь шлюха из трейлерного парка, с которой наши отцы дали нам поиграть.

Он снова входит в меня, сильно и грубо, и я издаю слабый крик, но не могу понять, был ли это крик боли или наслаждения. Когда он начинает двигаться быстрее, я без колебаний обхватываю его ногами, и Джексон мрачно усмехается.

– Правильно, – рычит он, смеясь сквозь смех. – Возьми мой член, чёртова шлюха. Бьюсь об заклад, ты бы умоляла меня об этом, если бы я перестал тебя трахать прямо сейчас. Тебе это нравится.

Я почти боюсь, что он собирается проверить эту теорию на практике, но, честно говоря, я не думаю, что он сможет остановиться. Я чувствую, как он становится твёрдым, и его толстый член с пирсингом проникает в меня так глубоко, как только может, с каждым болезненным толчком. И несмотря на всю его силу, я ощущаю, как моё собственное удовольствие нарастает в унисон с его.

– Я уверен, что ты кончишь на мой член, – шепчет он, и капли дождя, падающие на нас, стекают по нашим лицам. Снаружи усиливается дождь, и видимость стала почти нулевой, но Джексон, кажется, не обращает внимания на то, что мы промокли и замерзаем. С каждым толчком он словно пытается проникнуть ещё глубже, и внезапная дрожь, пробегающая по его телу, подсказывает мне, что он близок к завершению.

– Вот так, Афина, – шепчет Джексон, его черные глаза находятся совсем близко к моим, а губы нависают над моим ртом, который он всё это время отказывался целовать. – Вбери каждую каплю моей спермы.

Его рот накрывает мой, заглушая крик, который готов сорваться с моих губ, когда я достигаю кульминации. Моё тело сжимается вокруг его члена, и он начинает кончать, продолжая яростно проникать в меня. Его член становится твёрдым как камень и бьётся внутри меня, словно в конвульсиях. Я почти чувствую его пульсацию, так сильно сжимаюсь вокруг него, ощущая горячий прилив его спермы, наполняющей меня. Его зубы впиваются в мою нижнюю губу, как будто он хочет оторвать её.

Я все ещё всхлипываю ему в рот, когда он делает последний толчок, удерживая себя внутри меня, пока не проходит последняя дрожь его оргазма, а затем резко отстраняется.

Я падаю на грязную землю, как мешок с картошкой, моё платье задирается до бёдер, и сперма стекает по моим бёдрам, пока Джексон с отвращением пытается застегнуть джинсы. На каждом сантиметре его лица написано отвращение.

– Пошли вы все нахуй, – рычит он.

Затем он разворачивается и уходит, шагая широкими шагами.

На этот раз рёв его мотоцикла подсказывает мне, что нет смысла следовать за ним.