Текст книги "Порочная королева (ЛП)"

Автор книги: Айви Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

18

ДЖЕКСОН

Оставаться в стороне, когда она ушла, было одной из самых сложных вещей, с которыми я когда-либо сталкивался. Но я последовал за ней из душа, надеясь, что моя эрекция пройдёт, пока мы надеваем чистую одежду и идём к моему мотоциклу.

– Ты хочешь поехать на утёс? – Спрашиваю я, и она кивает.

Мне не нужно спрашивать, почему она хочет туда пойти, хотя я и не уверен, что готов к этому. Для меня это больше, чем просто воспоминание об Афине, но для неё это было нечто большее. Та ночь, когда я спас её после вечеринки новичков в подвале, кажется такой далёкой, словно прошли годы, а не месяцы. Это был вечер, когда я повёл её в закусочную и задавал ей вопросы о ней самой, когда я отвёл её на тот самый утёс и прикоснулся к ней так, как никто другой никогда не касался её. В тот вечер мы поделились чем-то важным, и это заложило основу для всего, что было потом.

Это привело нас сюда, и я понимаю, почему она хочет вернуться туда.

Для меня это не просто воспоминания о той ночи с Афиной. Это также воспоминания о ночах с Натали, о месте, где я потерял свою девственность и где мы планировали наш побег. Сюда я возвращался, когда думал, что не вынесу горя, когда мне казалось, что моё сердце разбито на мелкие осколки, которые никогда не удастся собрать воедино. Здесь, рядом с улицей, где она умерла, я пытался совершить самоубийство.

Если бы Дин и Кейд не нашли меня, я бы не выжил. Много ночей я сожалел, что не выбрал более простой способ уйти из жизни – просто съехать на мотоцикле со скалы, вместо того чтобы пытаться перерезать себе вены, как какая-то глупая девчонка.

Но я выжил. Я всё ещё здесь. И если Афина хочет вернуться к тому, с чего мы начали, я не против, даже если для меня это гораздо важнее.

Когда мы выезжаем на дорогу, машин почти нет, и я решаю разогнаться немного больше обычного. Я знаю, что Афина не будет против, и мне хочется ощутить прилив скорости, заставить сердце биться чаще по нескольким причинам: мне безумно нравится, когда она сидит на заднем сиденье моего мотоцикла, её руки крепко обнимают меня, а щека прижимается к моей спине, пока мы мчимся по шоссе. То, что она доверяет мне после всего случившегося, садится на мой мотоцикл и позволяет отвезти её куда угодно, значит для меня больше, чем я могу выразить словами.

Она такая же бесстрашная, отважная и красивая, как и её сводная сестра, и иногда я удивляюсь, как раньше этого не замечал. Они настолько похожи, что сейчас это кажется очевидным, но в то же время настолько разные, что я понимаю: я люблю Афину такой, какая она есть, а не просто как замену Натали.

Я никогда и ни за что не смог бы заменить Натали. Но и Афину я тоже никогда не смогу заменить.

Когда мы подъезжаем к обрыву, мой желудок сжимается. Я выхожу из-за поворота, и мы оказываемся недалеко от того места на улице, где погибла Натали. Я не был здесь с тех пор, как мы с Афиной начали спать вместе по-настоящему. Я чувствую угрызения совести, которые мне почти удалось преодолеть с той ночи, когда мы с Афиной отправились на побережье. Как будто я предаю Натали.

Когда я впервые привёл сюда Афину, я не испытывал ничего подобного. Но тогда я планировал избежать всего этого. Я хотел держаться подальше от неё, не допускать её в свою постель и не участвовать в этой проклятой игре. Я хотел хранить верность мёртвой девушке.

Теперь всё изменилось.

Я припарковал мотоцикл возле деревьев, чтобы его не заметили прохожие, и с тоской посмотрел на Афину, которая, встряхнув волосами, сняла шлем. Она была так прекрасна, что я едва мог это вынести. Однако меня не покидало чувство вины, и не в последнюю очередь из-за того, как сильно она напоминала мне Натали. Те же чёрные волосы, та же фигура, тот же стиль спрыгивать с мотоцикла и встряхивать волосами.

Я пытался объяснить себе, что люблю Афину по другим причинам, как будто разговаривая с той, кого больше нет рядом. Я не пытаюсь заменить её. Я даже не знал, что она приходится ей родственницей. Я полюбил её задолго до того, как узнал об этом. И мне очень жаль. Это противоречие будет преследовать меня до конца моих дней.

– Пойдём, – Афина берёт меня за руку и ведёт на луг. Мы не взяли с собой одеяла, но трава всё ещё достаточно густая и мягкая, так как она ещё не замёрзла и не выпал снег. На дворе всё ещё осень, и погода держится, хотя и прохладно. Над головой сияет луна, уже перевалив за половину.

– На Хэллоуин должно быть полнолуние, – тихо говорю я. – Как будто эта ночь и так не обещает быть чертовски жуткой.

– Раньше я любила Хэллоуин, – тихо отвечает Афина. – Интересно, почувствую ли я это когда-нибудь снова.

Я обнимаю её за талию, смотрю на луну, и она прислоняется ко мне. Я знаю, о чём она говорит, хотя ни один из нас не хочет произносить это вслух. Для всех в кампусе, кто не является одним из наследников основателей, и для всех в городе, кто не принадлежит к высокопоставленным семьям, Хэллоуин – это просто вечер, когда можно веселиться, пить, наряжаться и ходить за своими детьми, пока они собирают конфеты.

В этом году для нас это самая страшная ночь – Самайн (1).

Это ночь заключительного ритуала для наследника. Ночь, когда Дин должен доказать, что он лишил Афину девственности, и заявить о своих правах на город. Ночь, когда он официально обручится с Уинтер на церемонии в лабиринте.

Для нас это ночь, когда мы готовы положить конец всему.

Это ночь, когда мы либо добьёмся успеха, либо потерпим неудачу, и от этого будет зависеть будущее.

Две недели – это всё, что у нас есть. А до этого – два боя Афины. Четырнадцать дней и четырнадцать ночей, чтобы сказать всё, что нужно, и сделать всё, что мы хотим, прежде чем рискнуть всем.

Ставки никогда не были так высоки.

Афина нежно берёт меня за руку, отвлекая от размышлений, и ведёт на траву, где мы устраиваемся рядом. Она прижимается ко мне, и мы молчим несколько долгих минут, просто наслаждаясь красотой пейзажа и ощущением ветра, ласкающего наши лица.

– Есть причина, по которой я так хотела прийти сюда, – наконец, тихо произносит она, словно боясь нарушить покой этого места.

– Какая? – Удивляюсь я, не понимая её мотивов. Я предполагаю, что это место имеет особое значение для неё и для нас, и она просто хотела провести со мной немного времени в тишине.

– Ты сидел и слушал мои воспоминания на пляже, – продолжает она. – И я просила тебя поделиться своими, но ты сказал, что ещё не время. Ты сказал, что здесь не место для этого. Но я знаю, что это не так. И я думаю, что пришло время.

Я замираю рядом с ней, и моё сердце наполняется нежностью. Я не знаю, хочу ли я рассказать Афине о Натали больше, чем уже рассказал. Я не уверен, готов ли я поделиться с ней своими переживаниями. Не потому, что она не заслуживает этого, а потому, что я ни с кем не делился своими мыслями. Если я озвучу всё, что чувствую, и поделюсь прошлым, это останется со мной навсегда. Я не уверен, хочу ли я, чтобы Афина знала, как сильно я любил кого-то другого. Я боюсь, что если она узнает об этом, то не сможет любить меня так же сильно. Как она может, если её сводная сестра долгое время была самой большой любовью в моей жизни?

– Мне нужно знать, – тихо говорит Афина, переплетая свои пальцы с моими. – Я знаю, это нелегко, Джексон. Но у нас осталось не так много времени. Ты знаешь обо мне всё, что можно рассказать. И мне нужно знать о ней. – Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и её тёмно-синие глаза полны такого понимания, на которое я не мог и надеяться. – Пожалуйста, Джексон. Не прячься от меня больше.

– Ты и их секреты собираешься выведать? – Слышу я горечь в своём голосе, чувствую её на языке, но ничего не могу с собой поделать. Она хочет, чтобы я открылся перед ней, а я сделал это только однажды. Я могу потерять Афину в ближайшее время, и если это случится, и я каким-то образом выберусь из этого лабиринта живым, я не думаю, что смогу пережить это снова. Я не уверен, что смогу снова разорваться на части, потерять то, что так много значит для меня, и когда-нибудь снова стать целым.

Афина, сидящая рядом со мной, напрягается, но затем кивает.

– Да, – тихо говорит она. – Я так и сделаю. Но это... Джексон, я знаю, что ты любил её. Я понимаю, как воспоминания о ней разрывают тебе сердце. Но она была моей сестрой, и ты единственный человек, который, насколько я знаю, тоже знал её.

Я делаю глубокий вдох, запрокидываю голову и смотрю на луну.

– Хорошо, – шепчу я.

И я начинаю рассказывать ей. Я рассказываю ей о том, как впервые увидел Натали, когда нам было по четырнадцать лет.

– Она ненавидела мотоциклы, – со смехом говорю я Афине. – Тогда я подумал, что она самая красивая девушка, которую я когда-либо видел, но я поклялся себе, что у меня нет ни единого шанса. Всё, что меня тогда волновало, это мой собственный мотоцикл. Я не мог быть с девушкой, которая никогда не сядет на него. Но я, похоже, не мог держаться от неё подальше, и она продолжала попадаться мне на пути. На самом деле у неё не было для этого никаких причин. Кроме того, что она была частью семьи Сент-Винсент, насколько я знал, она никак не была связана со мной. Она относилась к Кейду как к надоедливому кузену, а ко мне как к его старшему другу, хотя между нами было меньше года разницы. Но нас тянуло друг к другу.

Я делаю паузу, смотрю на Афину, чувствуя, как каждое слово обжигает меня.

– Чёрт, Афина, как я должен тебе всё это рассказать? Это причинит тебе боль.

– Нет, этого не произойдёт, – спокойно говорит Афина. – Я знаю, что ты любил её. Боже, Джексон, я люблю ещё двоих мужчин, кроме тебя. Если кто-то в этом мире и знает, что можно по-разному любить разных людей, то это я. Я знаю, что ты любил её, и я знаю, что ты любишь меня сейчас. И тогда ты тоже был другим человеком, не таким, как сейчас. Всё это не имеет значения, за исключением того, что мне нужно это знать, чтобы понять тебя. А ещё я хочу услышать о своей сестре. – Она с трудом сглатывает, отводя взгляд. – Я никогда не встречусь с ней, Джексон. Никогда не скажу ей, кто я. Никогда не заговорю с ней и ничем с ней не поделюсь. Она умерла прежде, чем кто-либо из нас узнал о существовании другого. Джексон, мне нужно это услышать.

– Хорошо, – я резко выдохнул. – Хорошо.

Рука Афины крепче сжимает мою, и я знаю, что она говорит серьёзно. Хотя от этого не становится намного легче.

– Долгое время мне казалось, что между нами не происходит ничего особенного. Я был одержим ею, как может быть одержим только подросток. Но у меня были и другие вещи, которыми я тоже был поглощён.

Я коротко смеюсь.

– Тренировки и «Сыны дьявола». Это была большая часть моей жизни, я проводил время в клубе, впитывая всё, что мог, чтобы купить собственный байк, тренировался и учился драться, а также фантазировал о Натали. Но я ничего не предпринимал. Даже близко не подходил. Я был очень напуган.

Афина тихо смеётся.

– Значит, это она всё начала? Думаю, не так уж много изменилось.

Я смотрю на неё с гневом, но в этом нет злобы.

– На то были другие причины, и ты это знаешь. Хочешь, чтобы я перестал рассказывать эту историю?

– Ты же знаешь, что нет. – Афина бросает на меня извиняющийся взгляд.

– Ничего не происходило, пока нам не исполнилось шестнадцать. Я купил свой мотоцикл, несмотря на все попытки отца помешать мне. В свой день рождения я поехал на нём в школу, и первой, кого я увидел, была Натали. Хотя она всегда говорила, что ненавидит мотоциклы, она попросила меня прокатить её на нём.

– Прокатишь меня, именинник?

Я до сих пор слышу её голос, чистый, как день, он словно разливается по воздуху. У меня сжимается грудь, горло перехватывает, и я на минуту замолкаю, вспоминая тот яркий день, когда впервые привёл её сюда.

– Я думал, ты ненавидишь мотоциклы.

– Я почти уверена, что всё ещё ненавижу. Но я люблю тебя, Джексон Кинг.

– Я привёл её сюда, в своё любимое место. Это был первый раз, когда мы провели время наедине, по-настоящему одни, где никто не мог помешать нам. И я... – Я с трудом сглатываю, заставляя себя продолжать, несмотря на боль от воспоминаний. – Я поцеловал её в первый раз.

Афина молчит, но её пальцы сжимают мои, и я знаю, что она делает то же самое, что и я для неё на пляже – просто слушает. Она возвращает мне то, что я дал ей, и я понимаю, что для меня это так же необходимо, как и для неё: впервые сказать всё это вслух, впервые поделиться своими чувствами с кем-то.

Это причиняет боль, но она права. Мы не можем раскрывать секреты того, что нас ждёт. И если мы окажемся на другой стороне, все мы, нам нужно будет начать всё сначала.

Всё это должно остаться позади, как бы больно это ни было.

– Она сказала, что любит меня, – тихо произношу я. – Я был в полном недоумении. Мне, глупому шестнадцатилетнему мальчишке, никогда бы не пришло в голову, что такое возможно. Но я тоже любил её и не стал скрывать свои чувства. А потом...

– Прокатишь меня, именинник?

– Всё произошло в один день, – я качаю головой, тихо смеясь. – Мой первый мотоцикл, первый поцелуй, первый опыт общения с девушкой. Я влюбился. И всё это случилось в мой шестнадцатый день рождения. Потрясающий день рождения!

– Похоже на то, – Афина садится рядом со мной, закидывает ногу на ногу и поворачивается ко мне, чтобы видеть моё лицо, пока я говорю. Её рука всё ещё сжимает мою.

– Она ничего не боялась, – шепчу я. – В этом она была похожа на тебя. Она была храброй и красивой, и когда она любила, то любила всем сердцем. С ней я забывал о том, кем я был– Кингом, младшим в семье, но всё равно ожидающим, что буду частью всего этого. Я думал, что встану на сторону Кейда или Дина и, честно говоря, мы всегда знали, кто это будет. На Кейда оказывалось такое сильное давление, что он должен был бороться за это, но на самом деле он никогда не хотел этого. Это всегда должен был быть Дин. Никто и никогда не трудился так усердно, как его отец, чтобы подготовить его к возвращению этого города.

Я замолкаю, глядя на луг.

– Мы приходили сюда при любой возможности. На каждое свидание, на каждую ночь, когда могли сбежать и раствориться друг в друге. Мы забыли, что я был наследником, а она – всего лишь девочкой, младшей сестрой Сент-Винсента, и теперь, конечно, я понимаю, что она даже не была такой. Тогда мы не осознавали, почему наши семьи так яростно выступали против нашей связи, когда узнали об этом. Теперь, конечно, я понимаю. Но она никогда не сдавалась.

– И вас невозможно было разлучить, – Афина опережает меня на шаг. – Ромео и Джульетта.

Мои губы изгибаются в усмешке.

– Именно такими мы себя и ощущали. У мальчиков-подростков плохая репутация, но влюблённый подросток может быть таким же эмоциональным, как и девочка-подросток. Она хотела уйти и не скрывала этого от меня. Она желала, чтобы мы оба покинули это место. У неё словно было какое-то... предчувствие того, что должно было произойти. Она даже не собиралась ждать, пока нам исполнится восемнадцать. Как только стало очевидно, что наши семьи намерены разлучить нас, она стремилась уехать как можно скорее.

– Значит, это была её идея?

– Так и было, но мне не потребовалось много усилий, чтобы согласиться. Я купил ей кольцо – самое маленькое, какое только можно было найти, но я думаю, что главное – это сама идея. Она расплакалась, когда я ей его подарил. Я сказал ей, что куплю что-то получше, прежде чем по-настоящему попрошу её стать моей женой, но она ответила, что никогда не хотела ничего другого. Я пообещал ей, что оставлю всё позади, что мне всё безразлично, кроме неё. Что она – всё, что мне нужно.

У меня снова перехватывает горло, и я крепко сжимаю руку Афины.

– Мы должны были уехать следующим вечером. Она переходила улицу, чтобы встретиться со мной здесь, когда её сбила машина. – Я делаю глубокий прерывистый вдох. – Я буду слышать её крик в своей голове всю оставшуюся жизнь.

Спаси меня, Джексон. Спаси меня и забери отсюда.

Она никогда не произносила этих слов, когда я держал её на улице истекающую кровью. Но я всё равно слышу их в своей голове, как в ночном кошмаре, который снился мне так долго.

– Она умерла здесь, – тихо говорю я. – И я тоже должен был умереть здесь.

Глаза Афины расширяются, и она долго смотрит на меня.

– Что ты имеешь в виду? – Наконец, спрашивает она, и я сжимаю челюсти, скрипя зубами, пытаясь подобрать слова, чтобы произнести это вслух.

– Я никогда ни с кем об этом не говорил. Ни с Кейдом, ни с Дином, ни с какой-либо девушкой, и уж точно не с моими чёртовыми родителями. Ни с кем. Я смотрю на полумесяц, моё сердце бешено колотится в груди. – Когда Натали умерла, я потерял всё. Я потерял самого себя. Я перестал общаться с «сынами» и перестал ходить на занятия. Из-за этого я отстал от учебного процесса, и мне пришлось остаться на год. Так я оказался в одном классе с Дином и Кейдом. Всё, что я делал – это тренировался, дрался по ночам и катался на своём мотоцикле. Мне было безразлично всё вокруг. Я не мог уехать и, уж точно, не хотел оставаться здесь. У меня не было выхода из этой ситуации, пока, наконец, я не придумал его.

– О боже, Джексон!

– Я не думал об этом. Я приезжал сюда всё это время, чтобы поплакать, покричать, побеситься там, где меня никто не мог услышать. Я кричал в небо, пока из горла не шла кровь. Я терзал себя, возвращаясь сюда, на наше место, туда, где она умерла. Всё, что у меня осталось от неё – одна фотография и этот обрыв. Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало просто съехать на мотоцикле с обрыва, – тихо говорю я и мой голос дрожит. – Но я не думал так далеко вперёд. Я просто стоял здесь, смотрел в небо и чувствовал, что настолько разбит, что не знаю, смогу ли я когда-либо чувствовать что-то, кроме этого, ужасного, бездонного, бесконечного горя. Это было так больно, что я думал, что больше не смогу этого вынести. Я не верил, что увижу её снова, если умру, но, по крайней мере, мне перестало бы быть больно. По крайней мере, мне не пришлось бы вспоминать, как она умерла у меня на глазах, в моих руках, и я не смог её спасти. По крайней мере, я бы хоть немного отдохнул, чёрт возьми.

Я замечаю, что Афина тихо плачет, слёзы катятся по её щекам. Она не всхлипывает и даже не издаёт ни звука, и я знаю, что она надеется, что я этого не замечу. Но лунный свет отражается от её лица, и я могу сказать, что она плачет.

– У меня был нож, – шепчу я, словно боясь, что кто-то, кроме Афины, может услышать. – Я перерезал им себе вены. Поперёк, потому что не думал, и это, вероятно, спасло мне жизнь. Это, а также то, что я должен был встретиться с Кейдом и Дином, они пошли меня искать. Они знали, где меня искать.

– О, боже, – выдыхает Афина. – Они спасли тебе жизнь?

Я киваю.

– Они нашли меня здесь без сознания. Отнесли в машину и отвезли в больницу. Конечно, всё это замяли. Попытка одного из наследников покончить с собой вызвала бы грандиозный скандал. Мои родители были в ярости, но не из-за того, что я чуть не умер, а потому, что это выставило нашу семью в плохом свете. Мы и так были младшими из трёх семей, как я мог так с ними поступить? – Я качаю головой. – Им было безразлично, что они потеряли меня, только то, как я повлиял на нашу семью.

Губы Афины изгибаются в лёгкой усмешке.

– Это, конечно, не помогло тебе стать образцовым Кингом.

Я не могу сдержать смех.

– О, это определенно только усугубило ситуацию. Я был белой вороной и гордился этим. Я больше не пытался покончить с собой. Одного раза было достаточно. Я решил, что должен жить с этим горем, быть тем, кто помнит её, тем, кто любит её больше всех. В последний год учёбы в старшей школе я потратил много времени, пытаясь забыть о боли. Я чувствовал себя ужасно, и мне казалось, что я должен был чувствовать себя именно так. Я наказывал себя изо всех сил, потому что чувствовал, что никогда не заслуживал её, что если бы она не выбрала меня, то была бы жива. Я рвал себя на части, как только мог. И я был полон решимости не иметь ничего общего с этим грёбаным городом. Вот почему... – я перевожу дыхание. – … нам потребовалось так много времени, чтобы...

Афина не произносит ни слова. Она лишь протягивает руку, берет обе мои ладони в свои и поворачивает их так, чтобы рассмотреть мои запястья. На лугу достаточно светло, чтобы она могла разглядеть тонкие линии, и она нежно проводит по ним большими пальцами.

– Я никогда раньше этого не замечала, – тихо говорит она. – Мне так жаль.

– Не стоит. – Я не пытаюсь отстраниться, хотя раньше никто никогда не касался их. Это прикосновение кажется мне почти более интимным, чем любое другое, и я внезапно остро осознаю её присутствие, насколько она близка, насколько мы одиноки, насколько это место кажется нашим и одновременно не нашим. Я задаюсь вопросом, правильно ли то, о чём я думаю.

– Это в прошлом.

– Это всё ещё часть тебя, – говорит она, нежно проводя большими пальцами по моей коже. Её большие глаза смотрят на меня снизу вверх, полные нежности и понимания. – Я так рада, что ты выбрал жизнь, а не путь, который мог бы привести к твоей гибели. Я рада, что ты не съехал на мотоцикле со скалы. Я рада, – она делает глубокий вдох, не сводя с меня взгляда. – Я рада, что ты здесь, Джексон. Я знаю, как долго тебе было больно. Я знаю, как это может быть невыносимо, как будто ты тонешь в этом и не можешь найти выхода. Но если тебе нужно... – она замолкает, её губы приоткрываются, и я внезапно остро ощущаю её пальцы на своей коже, её запах и теплоту. – Ты можешь отдать это мне, – шепчет она. – И я поделюсь с тобой своей болью. Мы разделим её друг с другом. И нам больше никогда не придётся переживать это в одиночестве.

Моя боль. Ярость Кейда. Хаос Дина. Она забирает то, что мы скрываем глубоко внутри себя, то, что никто другой не может вынести, и каким-то образом превращает это во что-то прекрасное. И в тот момент, когда ее тёмно-синие глаза встретились с моими, а руки обхватили мои запястья, а пальцы коснулись моих шрамов, я понял, почему.

Потому что в ней тоже есть всё это. Боль. Ярость. Хаос. Она – это все мы в одном флаконе, а мы – это всё она.

Я тянусь к ней и сажаю к себе на колени, как в ту первую ночь, когда привёл её сюда. Её руки всё ещё сжимают мои запястья, и я обнимаю её своими, глядя ей в глаза.

– Если во Вселенной есть порядок, – шепчу я, протягивая руку, чтобы коснуться её лица. – Значит, ты всегда должна была найти нас, Афина Сейнт. И мы всё это время ждали тебя.

Афина тяжело сглатывает и накрывает мою руку своей.

– Если это так, – тихо говорит она, – то всё плохое, что случилось с нами, со всеми в этом городе, со всеми, к кому когда-либо прикасался Блэкмур, должно было произойти. Это значит, что всё это судьба, и ничего нельзя изменить.

Она прикусывает нижнюю губу, глядя мне в глаза.

– От этого становится лучше или хуже, Джексон? Если это судьба, а не просто случайность?

– Я не знаю, – бормочу я. – Но мы собираемся убедиться, что всё это было не зря. Твои родители, Натали, ты, мы, все… мы должны доказать, что вся эта боль была не напрасной. Я обещаю тебе это, чёрт возьми.

Афина глубоко вдохнула и, обхватив моё лицо обеими руками, удерживая мой взгляд она произнесла:

– Не обещай мне того, чего не сможешь выполнить, Джексон Кинг.

Она замолчала, её пальцы нежно касались моих скул, и я понимал, что она решает, стоит ли задавать следующий вопрос.

Я подбодрил её:

– Просто спроси, Афина.

И она спросила:

– Зачем ты привёл меня сюда той ночью?

Я знал, что ответ не будет таким глубоким, как ей хотелось бы. Возможно, я и сам не до конца понимал это. Но это было всё, что у меня было.

Поэтому я ответил честно:

– Тебе нужно было безопасное место, хотя бы на некоторое время. И это было единственное место, о котором я мог подумать.

Афина медленно кивнула, и я заметил, что её глаза снова блестят.

– Это было наше место, – шепчу я. – Единственное место, где мы всегда чувствовали себя в безопасности. А потом... всё изменилось. Она умерла здесь. В конце концов, это место стало небезопасным, и, возможно... возможно, я просто хотел, чтобы всё повторилось. Может быть, я хотел верить, что здесь всё ещё есть что-то важное. Или, может быть, я осознал это задолго до того, как действительно осознал.

– Осознал что?

– Что я люблю тебя. Что ты предназначена быть моей. И что ты снова превратишь всё, что причиняло мне боль, во что-то прекрасное.

Когда она целует меня, у меня перехватывает дыхание. И я знаю, что это именно так. Я прижимаю её спиной к траве, и моё тело накрывает её, словно плащом, а её волосы рассыпаются, словно вороново крыло.

– Ты – моё прошлое и моё будущее в одном флаконе, – шепчу я. – И я никогда тебя не потеряю. Клянусь, мы выберемся из этого ритуала живыми. Я собираюсь защитить тебя, Афина, даже если это будет последним, что я сделаю.

Афина смотрит на меня, качая головой.

– Мне не нужно, чтобы ты спасал меня, Джексон, – тихо говорит она. – Я могу сделать это сама. Это и моя битва тоже. Мне не нужно, чтобы ты стоял передо мной.

– Тогда рядом с тобой – предлагаю я, нежно проводя костяшками пальцев по её скуле. – И мы выберемся вместе.

– Да, – выдыхает Афина. – Так мне больше нравится.

Затем она замолкает, нежно поглаживая мою щёку.

– Когда мы были на пляже, – тихо говорит она, – ты попросил меня сохранить все мои счастливые воспоминания там. И ты сделал это здесь и счастливые, и грустные одновременно. – Она смотрит на меня, лежащего на ней, и я вижу в её глазах, что она знает, что будет дальше, так же хорошо, как и я. – Ты хочешь сделать это здесь? – Тихо спрашивает она. – Это было ваше место… твоё и её. Я знаю, ты уже приводил меня сюда однажды, и мы... – она колеблется. – Это не значит, что мы должны делать это снова. Если ты хочешь сохранить всё для себя, как было раньше...

Что-то в её тоне заставляет мою грудь сжиматься так сильно, что становится больно. Возникает искушение сказать «да», встать и увезти Афину отсюда, обратно в поместье. Оставить этот луг как святилище для нас с Натали и всего, что у нас было вместе. Но, несмотря на мои чувства, всё это в прошлом. Она умерла, и я должен двигаться вперёд.

– Нет, – шепчу я. – Нет ничего хорошего в том, чтобы жить прошлым.

– Ты прав, – соглашается Афина, её голос едва слышен. – Это так.

Когда я тяну к пуговице её джинсов, а она тянется ко мне, это не просто похоть. Каждый раз, когда мы занимаемся этим, я чувствую что-то новое, думаю я, стягивая их с её бёдер и отбрасывая на траву. В первый раз не было ничего, кроме безудержной страсти, неудовлетворённого желания наброситься друг на друга. И с тех пор каждый раз, когда я был с Афиной, я чувствовал себя иначе. Была боль, был гнев, было прощение и утешение, и желание тоже было. Но это совсем другое дело.

Моя рука тянется к её груди, и Афина, перехватив её, подносит к своим губам. Она нежно целует мой шрам, её язык скользит по едва заметному бугорку, и я задыхаюсь, судорожно вдыхая.

– Ты не можешь оставить меня, Джексон Кинг, – говорит она, глядя на меня своими потемневшими и решительными глазами. – Мне не нужна твоя защита, но ты мне необходим.

– Ты тоже мне нужна.

После этого нам не нужно было больше слов. Я наклонился, чтобы поцеловать её, запустив руку в её волосы. Мягкие чёрные пряди рассыпались по моим пальцам, а мой язык переплетался с её языком. Её рот был тёплым и сладким, и я потянулся рукой между её ног, сдвинув трусики в сторону.

Она была уже влажной для меня, и я раздвинул её пальцами, не прерывая поцелуй. Когда я начал проникать в неё, она вздрогнула, и удовольствие пробежало по моему позвоночнику. Я чувствовал её вокруг себя: влажную, горячую и чертовски тугую.

Я вошёл в неё так глубоко, как только мог, и она выгнулась навстречу мне, сжимая мои плечи. Я зарылся обеими руками в её волосы, прижал её губы к своим и начал двигаться.

Это происходит медленно и нежно, не так, как я привык за последние годы. Я не был с кем-то подобным с тех пор, как потерял Натали. В моей голове крутятся слова «заниматься любовью», и я ожидаю, что холодное чувство вины вновь охватит меня. Я с другой девушкой, здесь, на нашем лугу, и всё так похоже на то, что было раньше, что легко забыть, что это Афина. Но я не забываю.

Я стараюсь сохранять спокойствие здесь и сейчас. Я смотрю на лицо Афины, на её синие глаза, тёмные волосы и приоткрытые губы, которые молят о большем, и отпускаю Натали навсегда. Я знаю, что часть этого всегда будет со мной. Глубокое горе, с которым меня оставила Натали, никогда не сможет исчезнуть полностью. Но, как я уже говорил Афине, я могу оставить часть его здесь.

И теперь это и наше место тоже.

Я не знаю, какие планы у нас всех будут, когда мы выберемся из этого лабиринта под поместьем Блэкмур. Но я уверен, что, независимо от того, останемся мы здесь или уйдём, часть меня всегда будет здесь.

Часть меня похоронена вместе с Натали, а часть – здесь, на этом лугу. И всё, что осталось, Афина держит в своих руках.

Она вздрагивает, прижимаясь ко мне, и я слышу, как она шепчет мне на ухо, что любит меня.

– Я люблю тебя, Джексон Кинг, – говорит она. – Я тебя люблю.

Я притягиваю её к себе, сажаю на колени и откидываюсь на пятки. Одной рукой я поддерживаю её за голову, а другой обнимаю за талию, когда прижимаюсь к ней. Наши губы встречаются, и я шепчу ей те же слова в ответ, растворяясь в поцелуе.

– Моя, – шепчу я, крепче сжимая её волосы, и Афина кивает, обхватывая ногами мои бёдра и прижимаясь ко мне.

– Твоя, – отвечает она, и я снова целую её, крепко, неистово и глубоко.

Это мгновение не может длиться вечно, и оно никогда не должно было закончиться. Я продолжаю любить её, не в силах остановиться. Её волосы струятся по моим рукам, а лицо сияет в лунном свете. Её губы, такие мягкие и тёплые, дарят мне наслаждение, пока она не начинает дрожать, прижимаясь ко мне, её руки крепко обхватывают меня. Я знаю, что она вот-вот достигнет кульминации.

Я укладываю её спиной на траву, и мои бёдра прижимаются к её бёдрам. В этот момент я тоже достигаю пика, изливаясь в неё в порыве удовольствия. Оно настолько сильно, что моя спина выгибается, пальцы впиваются в землю, а тело напрягается, когда я погружаюсь в неё как можно глубже.

Она наклоняется и снова страстно целует меня, её руки зарываются в мои волосы. Она принимает всё, что я могу дать ей, и я громко стону её имя в холодный ночной воздух. Наконец, всё заканчивается, и мы вместе падаем на траву, запыхавшиеся и потные, несмотря на холод.

Я не могу сказать, сколько времени мы провели в объятиях друг друга. Возможно, мы ненадолго заснули, потому что, когда я нашёл джинсы Афины и помог ей надеть их, небо уже начало сереть.

– Нам нужно возвращаться, – говорю я, глядя на небо, где всё ещё виднелся полумесяц, хотя уже приближался рассвет. – Если Кейд или Дин проснутся и не найдут нас, они подумают, что что-то случилось.