Текст книги "Удержать мечту (СИ)"
Автор книги: Айрис Тэмирин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
***
Солнечные лучи заскользили по моему лицу, заставив открыть глаза. Все тело немного ломило, да голова слегка кружилась, как будто после долгого сна, а в целом все было нормально, как будто и не было той страшной катастрофы, раз и навсегда перечеркнувшей мою жизнь.
– Малышка... – непроизвольно сорвалось с потрескавшихся губ.
– Да не переживай ты так. Все с твоей крохой нормально, через девять месяцев она уже вовсю будет улыбаться тебе, – я повернула голову в сторону, откуда доносился голос, – Я – Стефан, а ты? – около кровати сидел парень года на два старше меня самой. Пшеничного цвета волосы выбивались из хвоста, обрамляя его лицо с высокими скулами. Он походил на ангела в свете утреннего солнца, но глаза... Глаза говорили совсем об обратном: в них горел дьявольский огонек. Да и они у него были зеленые, как у ведьмаков.
– Виолетта. Но я хочу начать новую жизнь с чистого листа, с новым именем, не оглядываясь назад, в прошлое, принесшее с собой столько боли и слез, – опять! Я опять думаю о нем.
– Ммм... – мой новый знакомый на секунду задумался, что-то решая для себя, – Ты будешь Джек, Джексон... Так когда-то звали мою сестру. Которая умерла года три назад... – на один короткий миг в его глазах проскользнула боль, а затем исчезла, и тут же на его лице расплылась улыбка, как у Чеширского кота из "Алисы в стране Чудес".
– Спасибо тебе за все. Я твоя должница, – пробормотала , улыбнувшись в ответ. Что-то в этом парне заставляло довериться, рассказать все. И рассказала... Все, с самого начала и до конца.
-М-да, тяжелый случай. Я, конечно, все понимаю, но неужели в России все парни такие непроходимые идиоты? – Стефан иронично выгнул бровь, сложив изящные пальцы домиком. Не знаю, не знаю, но мне кажется, что парень играет на каком-то инструменте. Хм...
– Гитара? – видимо, слово вырвалось вслух, потому что мой собеседник уставился на меня с интересом.
– Что?
– Ты играешь на гитаре? – озвучила свой нескромный вопрос, – Spilts du auf Gitar? – зачем-то повторила на немецком.
– А... Да. Гитары – моя страсть. О них можно говорить часами. Черные, гладкие... – так, все его понесло. Еще один помешанный на этих инструментах. Первым была Настя, которую я больше никогда не увижу, как и Алинку, Юльку, Серегу, Алекса и его.
Сердце вдруг резко вздрогнуло, участился пульс, и вспотели ладони.
– Прости, что-то меня понесло. А как ты узнала, что я – гитарист? – он озадаченно почесал затылок, и несколько светлых прядок вылетели из хвоста.
– Ну... тебя выдали пальцы. Они слишком изящные для парня, – улыбнувшись, повернулась к окну.
Вот так и началась моя новая жизнь в Германии. Через неделю Стефан забрал меня из больницы, как я не отнекивалась. Он мотивировал это тем, что теперь я его сестра. Но вот когда я оказалась у него дома, то... обомлела, глядя на толпу людей, выстроившуюся около двухэтажного особняка белоснежного цвета с резными воротами.
-Это что за столпотворение?
-Это? Это, Джек, поклонники, – будничным тоном сказал парень, даже не смотря на столпившихся.
– А... ты звезда, значит? А я всего лишь очередная зверушка, способная привлечь внимание прессы? – черт, меня опять используют. Я знаю его всего ничего, но почему же так больно?
– Малышка, – он бережно, словно хрустальную вазу, взял мое лицо в свои ладони, – Запомни: я никогда не буду использовать тебя. Ты моя сестра. Ты девушка, которая смогла вернуть в мою жизнь краски. После смерти сестры я замкнулся в себе, начал пить. Спасала только музыка. Я постоянно был в обнимку с гитарой. Писал музыку, иногда грустную и надрывную, иногда гневную... В нее были вложены все чувства и эмоции. И тут появилась ты. Тебя нашли на том же месте, где погибла Джек. Я подумал, что это знак, а потом понял, какая ты замечательная. Я полюбил тебя, сестренка. А любимых не придают.
– Стеф, – по щекам бежали слезы.
– Тише, Джек, тише. Все будет хорошо, а скоро и племяшка моя появиться, – улыбнулся он, стирая слезинки с моих щек, при этом озорно улыбаясь.
– Спасибо, – пробормотала я, выходя из машины и плотнее прижимаясь к обретенному брату.
– Wer ist das? – раздавалось со всех сторон, щелкали фотоаппараты. А кто я? Этот вопрос мучил и меня.
– Das ist meine liblings Schwester , – сообщил братик окружающим, после чего мы скрылись в доме.
Надо сказать, что внутреннее убранство было впечатляющим от черных кожаных диванов и кресел до белоснежных напольных ваз. Но мое внимание привлек белоснежный рояль, стоящий около стены, полностью сделанной из прозрачного материала, так что можно было видеть бескрайнее небо, реку и поля, напоминающие Россию.
Я уже хотела было подойти к этому белоснежному великолепию (роялю), но меня взяли за плечи и развернули, отчего уткнулась носом в зеркальную гладь.
-О, Боже! Это я? – не верю. Нет, не может быть. В зеркале отражалась девушка лет восемнадцати. Да, возраст мой, но все остальное... Иссиня-черные волосы плавно струились по моей спине, черты лица стали мягче, исчезла горбинка на носу. Изменилось все. И лишь глаза золотисто-карие с зелеными искорками остались от прежней меня. Невероятно.
– Стефан, это, это... У меня нет слов, – с трудом проговорила я, отходя от зеркала.
– Не ожидала? Лучшие пластические хирурги трудились над тобой, практически создавая нового человека, – прокомментировал брат.
– И где Джек?! – раздался звонкий голос откуда-то сверху, и через минуту по перилам лестницы, ведущей на второй этаж, скатилось какое-то волосатое чудо.
– Кристиан, ты бы хоть сегодня мог вести себя подобающим образом. Джек и без тебя потрясений хватает, – о, Стеф злиться. Даже странно как-то, он так обо мне заботиться, как будто я, действительно, его сестра.
– Ну, где она? – мои размышления прервал негромкий свист, – Вот это да, – парень, которого обозвали Кристианом, как-то странно смотрел на меня, – Приве-ет! Я Кристиан. Для такой красавицы просто Ри, – парень улыбнулся во все свои 32 зуба.
-Эй, заканчивай строить глазки! – напомнил о своем присутствии брат, – Вон уже целая очередь познакомиться с моей сестрицей, – он указал еще на двух человек, только что вошедших в гостиную со стороны сада.
– Я вне этой очереди, – раздался хрипловатый голос одного из вошедших, – Не собираюсь знакомиться с самозванкой, которая никогда не заменит Джек. Ты лишь жалка фальшивка, – бросил он, скрывшись на втором этаже.
Шок... Я была в ступоре. Почему он так решил? И почему от его слов так больно. Возможно, я, действительно, всего лишь жалкий суррогат! Самозванка! На глазах тут же стали наворачиваться слезы, и пока Стефан ничего не успел сообразить, выбежала в дверь, ведущую к реке, а там в лес...
– Джексон!!! – донеслось откуда-то издалека, но не остановило меня. Я не Джексон!!! Не ваша Джек!!! Чужая!
Лес встретил меня тишиной и безмолвием. Даже пения птиц не было слышно. Мертвая тишина. Если бы в ветках деревьев не шумел ветер, подумала бы, что нахожусь в вакууме. Как-то странно и непривычно.
– Так странно и быстро проноситься жизнь,
Что не успеваешь следить ты за кадром,
Бежишь, спотыкаясь о буквы страниц,
И вдруг понимаешь, что ты проиграла.
Хотела любить я, хотела летать,
Хотела мечтать, трогать небо руками,
Но рано, мне рано так дали понять,
Что все не возможно – стена между нами.
В итоге осталась одна с тишиной,
Будильник лишь утро мое разнообразит,
Увы, никогда вновь не стать мне собой.
И мир непокорных так сильно ломает... – буквы сами складывались в слова, а те, в свою очередь, в строчки. Это был крик души! Я брела по лесу, глядя в серое небо, затянутое тучами. Обнаженные ветви деревьев переплетались между собой, становясь похожими на решетку камеры, перекрывшей путь к свободе.
Даже и не заметила, что читаю свое стихотворение, так внезапно пришедшее на ум вслух. А по щекам катятся слезы. Стала слишком эмоциональной, а это опасно. Опасно один раз не сдержаться, выплеснуть все чувства – полноценная истерика. А потом? Что потом? Нервный срыв и клиника с мягкими стенами? Нет, я так не хочу! Это не выход!
– Джек... Я, наконец-то, догнал тебя, – сзади меня стоял Стефан, крепко прижимая к своей груди.
-Не надо. Отпусти. Он прав. Прав во всем... Я самозванка... И никогда вам не смогу заменить... – сжала руки в кулаки, царапая длинными ногтями ладонь. Нельзя позволять себе плакать.
-Ты не замена! Ты – это ты! А он... пусть катиться ко всем чертям, если посмеет хоть раз тебя обидеть, – закричал парень, сильнее стискивая меня в своих объятиях.
-Да, я поддерживаю! – из-за кустов показался мой новый знакомый – Кристиан, – Понимаешь, – он замялся, вопросительно посмотрев на Стефана, – Романо любил Джексон. Они были парой, – и повисла звенящая тишина.
-Ха-ха-ха, – меня разобрал смех, – Какое у него колоритное имечко. Или родители шутники. Зря его Розарио не назвали, – продолжала хихикать я, вытирая тыльной стороной ладони слезы, – Эй, вы чего на меня так уставились?
-Э... понимаешь, ты просто назвала его первое имя. Розарио Романо, – м-да, не слабые такие имена у парня. Хотя он чем-то и сам напоминает розу. Такой же колючий и красивый. Черные, как смоль, длинные волосы, в которых полыхают две багрово-красных прядки, длинные ресницы, резкие черты лица... и глаза цвета виски. Высокий, подтянутый, с тонкими изящными кистями рук и пальцами. Не знаю почему, но всегда смотрю на пальцы людей, как будто пытаюсь понять, какие они на самом деле.
Нет, я уже не сердилась на него, понимая, как же ему больно – потерять любимого человека... И тут же память услужливо выдала образ, чьи голубые глаза были похожи на летнее небо. Максим. Его я тоже похоронила, так что наши ситуации даже чем-то схожи, только Розарио слишком открыт и прямолинеен, я же предпочитаю все носить в себе. Это сейчас немного расклеилась из-за беременности, поэтому "железная завеса" чувств была приподнята.
– Пошли домой, там еще Эжен хочет с тобой познакомиться, – братец приобнял меня за плечи, и мы пошли в обратном направлении.
В целом, все было нормально. Эжен, с ним я познакомилась ближе к вечеру, и Крис приняли меня как родную, и только Розарио считал, что я заняла чужое место. И это было обидно.
Часов в одиннадцать вечера парни уехали в какой-то клуб, оставив меня в гордом одиночестве, да и не было особого желания куда-то идти. Наоборот, все мои мысли были заняты белоснежным роялем, поэтому, когда ребята смылись, я быстренько подошла к инструменту, устроившись на стуле, стоящим перед этим красавцем.
Пальцы неуверенно пробежались по клавишам. Первый раз коснулась инструмента после аварии. Это было так прекрасно, что на губах, помимо воли, расплылась счастливая улыбка. Так знакомо... Когда-то давно я хотела иметь такой же белоснежный рояль, семью... Но ничего уж не будет. Хотя, нет. У меня есть моя малышка, моя Стефания.
Да, почему-то я думала, что будет именно девочка. И было решено назвать ее в честь того, кто спас нам обеим жизнь. А ведь если подумать, то Стефан стал ее вторым отцом, ее ангелом-хранителем. Пальцы забегали быстрее по клавишам, и полилась музыка... Знаменитая "Лунная соната"...
И не существовало больше мира, окружающего меня. Лишь музыка и чувства композитора... Глаза были закрыты. Зачем они? Когда ты чувствуешь каждую клавишу, каждый звук на подсознательном уровне. Слишком много эмоций, слишком много, чтобы оставаться такой же непоколебимой и сильной. По щекам уже вовсю струились слезы. Именно с этой мелодией, с болью, что как пуля застряла в груди, я отпускала свое прошлое. Я отпускала его. Надеясь, что больше никогда его не увижу. Пока лежала в больнице, глядя в белый потолок, поняла, что вместе нам не быть. Никогда. Хм, никогда... Такое растяжимое понятие, имеющее возможность совместить в себе столько всего... И, знаете, это больно, обрывать связи с прошлым, которое сердце не хочет отпускать. Единственное напоминание – моя девочка, за которую безумно благодарна судьбе.
Мелодия закончилась. Но пальцы продолжали бегать по клавишам, рождая новый звук, новую музыку. Мою музыку. Музыку, в которую было вложено все, что связывало с Россией. Легкие пассажи, и плавный переход в другую тональность. Я не отдавала себе отчета в том, что делают пальцы. Просто играла, поглощенная чувствами и образами...
***
Девушка, закрыв глаза, играла на рояле, извлекая неописуемой красоты мелодию, а на лестнице сидел парень, решивший, что не стоит сегодня идти с друзьями развлекаться, бокалами вливая в себя спиртное, лишь бы залить боль потери.
– Я не думал... – пробормотал он, внимательно наблюдая за черноволосой девушкой, заставившей инструмент запеть, – Ей тоже больно, но это все равно ничего не меняет, – он резко вскочил на ноги и ушел в свою комнату, громко хлопнув дверью...
Глава 2.
И закружилась новая жизнь, как белые хлопья снега над Германией. Брат с ребятами уехал на гастроли и обещал вернуться к Рождеству, то есть дня через два. А я даже и не подозревала, что буду так любить этих сорванцов, которые первое время пытались за мной ухлестывать, но, узнав о ребенке, в миг становились серьезными мужчинами. Эти перемены были разительными.
И только один человек в доме все так же ненавидел меня. Никогда не забуду, как просидела все Рождество в своей комнате, потому что не хотелось идти в гостиную, где собрались друзья ребят, со слезами на глазах. Розарио вновь довел. Я не понимаю, за что можно так ненавидеть человека, которого ты даже не знаешь и не стремишься узнать. Это, по меньшей мере, глупо. Лучше бы он просто был нейтрален, возможно, было бы не так больно от его слов и взглядов, жалящих не хуже укусов королевской кобры. И все чаще я задавалась вопросом, почему так реагирую на все его выпады в мою сторону. Не понимаю.
А потом родилась Стешка с волосами цвета шоколада и голубыми, как небо, глазами. Его глазами. Это было... не знаю, как описать то чувство, когда ты первый раз слышишь крик своего ребенка, и понимаешь, что нет ничего дороже этого существа во всей галактике.
– Наше солнышко. Meine Liebe, – нежно прошептал Стефан, осторожно беря племянницу на руки.
– Ей еще рано, да и ты староват, – хихикнула я, лежа на больничной кровати.
С тех пор прошел год. Сейчас же я сидела у окна, глядя как вымощенные гранитом улицы заметает снег. Это чертовски красиво. Белоснежные хлопья кружились под музыку, слышимую только ими. Когда-то в России я терпеть не могла это явление, а сейчас изменилось все. Изменилась я сама, наконец-то поняв, что Макс был лишь влюбленностью, а не любовью.
Поразительно, но человек так устроен, что все забывает быстро, даже слишком. И от этого становиться страшно. Даже не знаю, но почему-то боль от предательства Макса и Амалии отступила, сменившись чувством непонимания и разочарования, оттого что меня ненавидит Розарио.
Мысли, медленно и неторопливо, начали складываться в строчки...
– И падал прошлогодний снег...
Влачился Новый год над миром серым,
А мы стояли в черном октябре,
И ты, как ангел был, одетый в белом.
Я закрывала карие глаза,
Дышать боялась, чтобы не ушел ты.
Катилась по щеке моей слеза,
И падала на лист, укрытый шелком.
И вьюга закружила в мире лжи,
Смеясь, она кидала хлопья снега,
И ты ушел... И сожжены мосты...
И боль укрыла сердце снегом белым.
Я жду весны, но нет ее давно,
Лишь прошлогодний снег укрыл всю землю,
И стало на душе моей темно,
Разбилось счастье, с неба рухнув в землю.
Разбились все желания, мечты,
А вьюга все мела неумолимо,
Мне больно было от красивой лжи,
От правды тоже очень больно было.
И падал прошлогодний снег...
А я все в черном октябре стояла,
Ты уходил, забрав с собой рассвет,
Вот так тебя, мой ангел, потеряла.
В таких простых и незамысловатых строчках была описана вся моя жизнь. Тогда... Тогда я была глупой наивной девчонкой и думала, что люблю и любима, но жизнь обломала. Понятно, что в 17 лет совершенно нормально думать, что счастье где-то впереди, за поворотом восемнадцатилетия, что в 30 оно совсем рядом, стоит только решить квартирный вопрос, поменять ВАЗ на иномарку и затянуть к себе вот этого парня.... Но вот нам уже за 40, а того, что должно быть в избытке, почему-то все нет и в помине.... И, тем не менее, самое важное затеряно уже нами навсегда, и это выражается в необъяснимом убеждении, что мы могли бы быть счастливы, лишь заработав миллион. И вот, желаемое почти достигнуто, и счастье вот-вот обрушиться на нашу голову, стоит только купить вот эту игрушку, потом эту и, наконец, вот эту.... Но сколько бы мы не насыщали свои мозги и желудки, твориться что-то странное. Мы продолжаем хотеть все большего, большего и еще большего чувства сытости, большего богатства славы и еще больше любви до тех самых пор, пока все это изобилие не приведет нас к тотальной эмоциональной выхолщенности, и уже ничем не утолить тоску...
Хм, действительно, тогда казалось, что счастье – это любовь, свадьба, тихая семейная жизнь... Но сейчас понимаю, что мое счастье – это Стефан и Стешка, Крис, Эжен. А Розарио... Да пусть катиться ко всем чертям собачьим.
А Макс... С ним просто не сложилось и не завязалось с самого начала, но это было слишком поздно понято. И вот теперь я сидела, глядя на огонь, лижущий в камине дрова. Малышка давно уже спала и видела третий сон, а у меня... мысли бродят, поэтому и не спиться. Медленно капает киллер– время, черные и мрачные тени ползут по стенам комнаты, а за окном, на улице ревет метель, бушуя, срывая какую-то свою злость.
Ожидание отражается на стенках помещения, а я думаю, как же выпрямить спину, вновь шагнуть на свой путь. Не могу больше сидеть на шее людей, которые и так сделали для меня слишком много. Не могу.
– Привет! А вот и мы!!! Скучала?! – раздался вопль, и меня подняли на руки, закружив.
– Стеф!!! – звонко чмокнула любимого братика в щеку, обвивая шею руками. Он такой забавный. Розовощекий, с горящими глазами, а на волосах тают снежные хлопья. – Как же я соскучилась! Только тихо, Стешка недавно уснула, – уже шепотом закончила я, плавно перекочевав в руки Эжена и Криса, которые меня затискали.
У двери, такой одинокий и брошенный, стоял Розарио. Все-таки он красивый, такой заснеженный. И это колечко в губе, поблескивающее на свету. Парень старался держаться, как ни в чем не бывало, но глаза... Они выдавали его с головой. Такая боль, горечь и вселенская тоска. Нет, я так не могу. За это время он тоже стал мне родным человечком, хотя и ненавидит меня. Это его дело.
– Здравствуй, Rose, – прошептала я, подходя и обвивая руками его шею. Да, именно роза. Сейчас он был на нее похож. – Прости, если тебе неприятны мои прикосновения, – резко отошла в сторону, почувствовав, как напряглось тело парня. – Я, правда, не хотела, но... – замямлив, стала отступать к стене, глядя, как сжимаются и разжимаются пальца его рук.
Немая сцена. В гостиной стояла тишина, как будто бы и не было ребят, стоящих недалеко от меня.
-Ты... Ненавижу! – прошипел сквозь зубы Роз впечатывая кулаки в стену около моего лица.
-П-прости, – запинаясь, просипела я. В этот момент мне было страшно. Очень страшно. Неужели, его ненависть так сильна, что он едва сдерживается, чтобы не убить меня? Но почему?
– Романо, остынь! – повысил голос Эжен. Этот парень был просто неподражаем. В один момент он мог смеяться, а в другой – быть суровым циником. Он сочетал в себе столько противоречий. Это делало его особенным, отличным от других.
– Что?! Ты за нее?! – на лице парня отразилось какое-то недоверие. – Ты?! Да как ты мог! Вы все ничего не видите!!! – прокричал он, быстро поднимаясь на второй этаж и захлопывая дверь собственной комнаты.
– Вот и встретились, – прошептала я, зажигая в комнате свет. – Вы, наверное, голодные, – мне нужно было уйти отсюда, побыть одной. Единственный выход – уйти на кухню.
Позже, ребята разошлись по своим комнатам, надеясь, наконец-то, отоспаться после столь изнурительной поездки в Италию. А я осталась в гостиной, решив немного поиграть на рояле, а потом встретить рассвет в садовой беседке.
Музыка... Она все это время была моим спасением. Я писала, когда было больно, когда казалось, что будто сердце разорвано на части и сожжено в полыхающем пожаре ненависти. Я писала, когда мне было весело, когда хотелось петь, смеяться, веря, что жизнь не кончена, что еще не все потеряно, что все будет впереди. Меня кружил этот волшебный поток, состоящий из звуков, с такой точностью передающих все, что творилось в моей истерзанной душе. И вот сейчас, пока в доме все спали, осторожно приоткрыла крышку инструмента, и прошлась по таким знакомым клавишам, за последний год впитавшим столько эмоций. Пальцы порхали по черно-белым клавишам, рождая музыку моего сердца.
Не знаю, сколько прошло времени, но в комнате стало заметно светлее. Наступал новый день. Захлопнув крышку рояля, поспешила в сад, надеясь успеть увидеть, как желтый холодный шар солнца медленно скользит по небосклону, будто не хочет осветить этот мир.
Уже давным-давно выпал снег, укрыв немного подмерзшую землю пуховым одеялом. Но и сейчас мягкие белоснежные снежинки медленно кружились в воздухе, попадая в мои волосы и запутываясь в них. Белое на черном. Сочетание несочетаемого. Это красиво, но и напоминает мне мою жизнь в России. Напоминает Макса. Интересно, как он там?
Солнце нехотя начало восходить на небосвод, заливая светом макушки деревьев. Холодно. Мои плечи дрожали, а по рукам бегали мурашки, но почему-то не хотелось никуда уходить. Как будто именно здесь сейчас нужно быть. Откуда такое убеждение? Не знаю. Последнее время я вообще ничего не знаю. Да, после аварии прошел год, но что-то мешает отпустить прошлое. Что-то мешает вновь обрести саму себя. Не могу понять, что сейчас для меня реальность, а что очередная иллюзия, которая в скором времени вновь рухнет. Но одно знаю точно – я разучилась доверять людям.
И теперь больше нет того маленького ребенка, который жил во мне. Он погиб там, в авиакатастрофе. Первое время было очень сложно – пересмотреть свои взгляды на мир, но людям свойственно быстро адаптироваться. Я привыкла.
– Замерзнешь, – на мои плечи опустилась чья-то куртка.
-Ч-что т-ты здесь д-делаешь? – заикаясь, выпалила я, развернувшись лицом к Розарио. Страшно. А вдруг он решил по-быстрому со мной расправиться и закопать мой хладный трупик прямо здесь, под яблоней?
– Стою. А что, нельзя? Ты, напоминаю, никто, – в его голосе звучало такое пренебрежение, что хотелось сбежать и забиться в какой-нибудь угол, чтобы он не нашел меня.
– Почему ты меня ненавидишь? – сорвался вопрос с моих губ.
– Ненавижу?! – казалось, что парень был ошарашен моим вопросом. – Думай, как хочешь! Я не обираюсь отвечать на твои дурацкие вопросы, – Розарио засунул руки в карманы, и только тут я заметила, что он стоит в одной футболке. Наверное, ему холодно.
-Ты замерз? – стянула с плеч его, такую теплую, куртку, протягивая ему.
– Оставь себе, – по его рукам волной пробежали мурашки. Не мытьем, так катаньем. Я подошла ближе к парню и обвила его торс руками, уткнувшись носом в шею и накрыв нас курткой.
– Только молчи. Ничего не говори, – прошептала, едва касаясь его губ и чувствую, как напрягается его тело. Да, я понимала всю абсурдность сложившейся ситуации, но по-другому не могла. Просто нуждалась в поддержке вот этого парня, которого так сильно побила жизнь, который так сильно ненавидит меня, что не может жить. Видимо, это моя карма – нуждаться в тех, кто предпочитает, чтобы я не существовала на свете.
– Знаю, что причиняю тебе слишком много боли. Прости меня за это. Но одно хочу тебе сказать – я никогда не пыталась заменить Джексон, занять ее место. Она это она. Мы совершенно разные, просто моя жизнь там, в России, пошла под откос. Слишком много всего играло против меня. Не нужна родителям. Парень, которого безумно любила, всего лишь издевался надо мной, о чем и узнала в день своего отлета из страны. А потом был взрыв... Самолет разломился на две части и стремительно полетел вниз. Где-то слышался плач маленьких детей, в глазах которых застыл смертельный ужас. Они так жались к своим родителям, – воспоминания прорвали преграду, выплеснувшись единой волной, – взрыв... Не помню, как я смогла выбраться оттуда. В голове билась лишь мысль о том, чтобы мои ребенок выжил, увидел этот мир... – голос сорвался, а пальцы, вцепившиеся в футболку парня, мелко дрожали. – П-прости... Я перегнула палку, – с трудом отцепила неподчиняющиеся фаланги от его рубашки и медленно отстранилась, опустив глаза. А затем, резко развернувшись, пошла обратно, к дому.
Но далеко уйти мне не дали.
– Стой. Odi et amo, – прошептал Роз, притягивая меня ближе к себе и стирая кончиками пальцев слезы, бегущие по щекам. Я не поняла, что он сказал, поэтому уткнулась носом в его шею, позволив себе несколько минут побыть слабой женщиной, которая хочет понимания и заботы, хотя бы на какой-то миг...
Это был, наверное, единственный раз, когда он не орал на меня и не поливал грязью, а дальше все вошло в обычную колею.
– Стеша, мое солнышко, – шептала я, глядя на малышку, которая забавно причмокивала губками, поглощая молоко, – Ты так похожа на отца. Надеюсь, что он тебя никогда не увидит, – медленно скрипнула дверь, а в следующую секунду в дверном проеме появился тот, кто отравлял мою жизнь. Я даже не успела прикрыться. Немая сцена. Розарио стоял и пожирал мою обнаженную грудь глазами.
– Ты... – он не договорил, сжимая и разжимая кулаки.
– Противно? Уйди отсюда, – прижала малышку еще ближе к себе, пристально глядя в глаза парня. Сейчас, я в любой момент могла на него броситься, как разъяренная тигрица, защищающая своего ребенка. И только Стефания сдерживала меня.
Розарио сделал два шага вперед, тут же очутившись со мной рядом и, схватив пальцами подбородок, коснулся моих губ поцелуем. Таким обжигающим и собственническим, грубым. Его тонкие изящные пальцы запутались в моих волосах, притягивая меня ближе.
Я пыталась одной рукой оттолкнуть парня, а другой все так же удерживала малышку на руках, поэтому ничего не могла сделать. Ничего. Хотя... Через секунду мои зубы впились в нижнюю губу нахала, отчего тот быстро отстранился от меня.
– Тварь, – прошипел он напоследок, уходя и громко хлопая дверью. Этот звук, казалось, вывел из оцепенения.
– Ведь нам никто не нужен, правда, моя хорошая? – сквозь слезы, появившиеся так незаметно, смотрела на улыбающуюся дочь, которая, видимо, радовалась сложившейся ситуации, – понимаешь, я не хочу наступать на одни и те же грабли. Это слишком больно, а во второй раз... Вряд ли смогу пережить предательство человека, которого люблю. Меня опять сломают, а затем выкинут за дверь, как куклу, ненужную ребенку. Розарио очень хороший. Он добрый, заботливый, любящий. Но есть одно но... Этот человек не для меня. Ты не представляешь, как сильна его ненависть ко мне, – шептала я, изредка вытирая бегущие по щекам слезы.
На следующий день все было просто, но вместе с тем одновременно сложнее. Вновь игнорировать одного человека не составляло особого труда, но его взгляд, направленный в мою сторону... Он прожигал насквозь как будто видя, что твориться внутри моего сердца.
-Эй, ребята, какая муха вас укусила на этот раз? – Стефан сидел на диване, держа племянницу на руках. Девчушка улыбалась, глядя на своего дядю ясными голубыми глазами, а на ее розовых щечках показались ямочки.
– Его паровоз раздавил мою кошку, – буркнула , откусывая кусочек печенья и запивая мучное изделие кофе.
Надо сказать, что за последний год, я сильно прикипела к печенюшкам, которые брат покупал в кондитерской, недалеко от дома. Печенье там было просто обалденно вкусным.
-Знаете, вы уже достали, честное слово, – не выдержал брат, – разберитесь, наконец, со всеми своими проблемами и не выносите сор из избы. Завтра концерт, и Джек едет с нами! – Стефан на ходу допил свое кофе и ушел на второй этаж, что-то напевая себе под нос, при этом прихватив с собой малышку.
Ненавижу, когда он так себя ведет! Эти ультиматумы. И самое интересное – ему никто не перечит. Он у нас негласный лидер.
– Ничего не желаешь мне сказать? – Розарио медленно поднялся из-за стола, подходя ближе ко мне. Не знаю, но почему-то я его боюсь. Какой-то он странный.
– Ты дурак! Это факт! Выводы предоставлю позже, – допив кофе, резко встала из-за стола, отодвигая стул, – а еще мне надоела эта неопределенность.
– Самой-то не смешно? И неопределенность... – парень на секунду задумался, будто подбирая ответ и решая что-то для себя, – все-таки я тебя ненавижу. Сильно ненавижу.
– Хм, вот как. Ну и ладненько. Тогда предлагаю никому об этом больше не сообщать и установить нейтралитет? – черт, главное, не показать своих чувств, настоящих чувств, в которых я сама до сих пор не могу разобраться. Как же ненавижу эту неопределенность.
– Окей. Нейтралитет, так нейтралитет. Только, я бы хотел напоследок... – Розарио подошел ближе, – что бы ты меня поцеловала. Сама, – он как-то странно смотрел на меня, наблюдая за сменой выражений на моем лице.
Глубокий вдох. Выдох. Я вплотную подошла к нему и обвила руками его шею, слегка коснувшись его губ своими.
– Все? Достаточно? – отскакиваю назад, а затем быстро поднимаюсь на второй этаж, скрываясь в своей комнате.
– Джексон!!!
***
Что-то пошло не так. Да что я себя уговариваю?! С самого начала все не так! Всегда не любил людишек, тех, которые всю свою жизнь пытаются найти любовь, счастье. Тех, которые знают лишь "дом-работа-дом". Не люблю такую жизнь. Вечно молодой, вечно пьяный. Представитель золотой молодежи. Это все я. Все время бурчу под нос, обожаю гоночные машины, ночь. Завышенная самооценка. Жестокий и беспринципный. Таким я был, пока не встретил Джексон, которая изменила меня до неузнаваемости. Я стал другим человеком, стал ценить простые человеческие чувства, а не кошелек и красоту. А потом она ушла. И накрыла та темнота, из которой невозможно выбраться, нет сил открыть глаза. Ненавижу свою слабость. Я не смог спасти ту, которую любил больше жизни. Не смог. Стало как-то пусто и глухо. Сердце работает вхолостую, даже не надеясь вновь биться в прежнем темпе. Это попросту невозможно. Нет такого человека, который смог бы вернуть это ненужную мышцу к жизни. Но как же я ошибался...
Так внезапно и негаданно в мою жизнь ворвалась она. Я даже и не ожидал, что бывает так: стоило только ее увидеть, как сердце вдруг стало биться быстрее.
