Текст книги "Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг. (Ввоспоминания участников событий и боев в Петрограде, Москве, Оренбурге, Ярославле, Крыму, Северном Кавказе, Урале, Средней Азии.)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 46 страниц)

А. Джапаридзе окончил свои дни так же, как и большинство бакинских комиссаров; в августе, когда комиссары вынуждены были бежать и прибыли в Красноводск, там они были все задержаны по распоряжению правительства Закаспийской области, состоявшего из правых эсеров и меньшевиков, и, по требованию англичан (генерала Мадисона), были переданы в руки англичан, которые и расстреляли их всех в пустыне, верстах в ста от города Красноводска.

* * *

С первых же дней захвата ими власти в Баку большевики повели усиленную агитацию против татар, имея главным образом в виду партию Мусават, по их, большевиков, определенно, бекско–ханскую феодальную организацию; и на митингах, и в печати, и в многочисленных прокламациях большевики призывали рабочих и крестьян к свержению ига татарской буржуазии, капиталистов и помещиков.

Пропаганда эта в некоторых районах Елизаветпольской губернии привела к кровавым расправам татарского крестьянства над своими помещиками.

Вместе с тем большевики проповедовали поход дальше, в глубь Закавказья, занятие не только татарских провинций, но и всей Грузии.

В Баку стали прибывать через Астрахань морем артиллерия, пулеметы, воинские части и все необходимое для ведения военных действий. Одновременно шла и усиленная мобилизация среди христианского населения, главным образом города Баку и его промыслового района; выдача усиленных пайков не только самим красноармейцам, но и их семьям, а также и снабжение семей мобилизованных всем необходимым привлекло в ряды армии массу людей, в большинстве без всякой военной подготовки.

Начался поход вдоль линии Закавказских железных дорог на Тифлис; в то же время часть отрядов направлена была в Шемахинский и Геокчайский уезды Продвижение по линии железной дороги шло почти без боев до станции Евлах, где большевикам преградила путь река Кура, широкая, быстрая и глубокая в этом месте, с единственной переправой по железнодорожному мосту.

В пределах Шемахинского и Геокчайского уездов, где большинство населения составляли татары, большевики встретили отчаянное сопротивление, организованное командированным из Елизаветполя, где в то время уже собралось Учредительное собрание будущей Азербайджанской республики, членом первой Государственной думы Исмаил–Ханом Зиатхановым (кадет; расстрелян большевиками в 1920 году во время подавления восстания в Елизаветполе – Б. Б.)

Русское население этих уездов (главным образом молокане), уже потерпевшее перед тем от бесчинств татар в связи с Шамхорскими событиями, и, в особенности, население армянское, издавна враждовавшее (еще с 1905 – 1906 годов) с татарами, присоединились к большевикам. В результате двухмесячной борьбы, ведшейся с переменным успехом, почти все татарские селения, большинство армянских и цветущий город Шемаха, с 30–тысячным населением, оказались уничтоженными дотла. От всей Шемахи осталась одна русская церковь, да и то полуразрушенная.

Большевики, имея в своем распоряжении артиллерию и неимоверное количество снарядов, вынудили Зиатханова к отступлению.

Но по линии железной дороги большевики, дойдя до станции Евлах, дальше не могли развить своего наступления и в конце концов были даже вынуждены отойти к станции Кюрдамир, дававшей им более выгодное стратегическое положение, так как левый фланг их прикрывался рекой Курой и рядом болот.

В это же самое время со стороны Дагестана началось наступление двух Дагестанских конных полков с 3 или 4 орудиями под командой генерала Б. П. Лазарева. [270]270
  Лазарев Борис Петрович, р. 6 апреля 1882 г. в Благовещенске. Из дворян. Окончил Пажеский корпус (1902), академию Генштаба (1908), Офицерскую кавалерийскую школу (1909). Полковник, начальник штаба Кавказского Туземного конного корпуса. В начале лета 1918 г. наступал на Баку во главе 2 Дагестанских полков. В Добровольческой армии с 11 сентября 1918 г. в Екатеринодаре, с осени 1918 начальник штаба Кавказской армии генерала Пржевальского в Баку. В январе 1919 г. начальник штаба войск Каспийского побережья, с 27 марта 1919 г. военный министр Закаспийского правительства и командующий фронтом, с июня 1919 г. начальник Сводной Закаспийской дивизии, с 5 августа 1919 г. до 27 ноября 1919 г. командующий войсками Закаспийской области. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Генерал–майор. В эмиграции в Югославии. В марте 1922 г. член просоветской организации. Вернулся в СССР с генералом Слащевым.


[Закрыть]

Дагестанцы не дошли до Баку всего 25 – 30 верст. Большевики двинули против них свои лучшие силы (между прочим, матросов) с многочисленной артиллерией. Два орудия у дагестанцев были подбиты, и они начали поспешно отступать.

Большевики в своей прессе (а другой не было) трубили о своих победах. Между тем дела их на главном фронте, на Тифлисском направлении, шли неважно. Плохо обмундированные и снабженные красноармейцы, страдая от жары и не имея хорошей питьевой воды, все время действовали в местности, изобилующей комарами и москитами, началось массовое заболевание малярией и стало развиваться повальное дезертирство, ибо в войсках дисциплины не было никакой и таковая заменялась революционным сознанием.

На главном фронте появились турецкие регулярные части, медленно, но верно, продвигавшиеся вперед.

В начале мая 1918 года и Грузия, и Азербайджан (а следом за ними вынуждена была к тому и Армения) объявили о своем отделении от России и объявили себя независимыми и суверенными государствами

В то же время Азербайджан (или Елизаветпольская и Бакинская губернии) заключил военный союз с Турцией, и на помощь к нему пришел генерал Халил–Паша (брат Энвера), с двумя или тремя пехотными дивизиями. В Елизаветполе (Ганже, по татарскому именованию) началось формирование новых воинских частей (татарских), главным образом конных, под руководством турецких офицеров и бывших русских, из числа татар и грузин.

Уже к концу июня турецко–азербайджанская армия под командой Мурсала–Паши сильно потеснила большевиков и, в сущности, обложила Баку со всех сторон. Баку, для защиты его от наступавших на него турок, представлял исключительно выгодные условия обороны. Подступы к нему с юга и юго–запада находились под обстрелом тяжелой судовой артиллерии Каспийского флота. С юго–запада и запада ближайшая, окаймляющая Баку возвышенность (Ясамальский хребет), круто, почти отвесно падающие в сторону наступающего, усиливаются, с точки зрения обороны, глубоким ущельем (Ясамальским), также обстреливаемым анфиладным огнем с моря. Наиболее уязвимой частью обороны города Баку была северная сторона, т. е. Апшеронский полуостров, густо населенный исключительно татарским населением. Но и с этой северной стороны, при условии, что линия обороны была бы надлежащим образом оборудована и укреплена до станций Хурдалан и Зорат (по железной дороге к Петровску), при надлежащем содействии со стороны флота не угрожало непосредственной опасностью, ибо наступающий должен был пройти около 15 – 20 верст по совершенно открытой местности под огнем бьющей по нем артиллерии противника.

Население с момента воцарения большевиков переносившее всякие невзгоды, начинало высказывать явное неудовольствие против большевиков.

В Совдепе все сильнее раздавались голоса о необходимости прибегнуть к чьей‑нибудь посторонней помощи. Недовольные начавшейся против них со стороны большевиков травлей, армяне – «дашнакцакане», которых большевики обвиняли в том, что партия «Дашнакцутюн» преследует не интернациональную, а исключительно национальную и, следовательно, империалистическую политику, не стесняясь выступали открыто против большевиков.

Явное осуждение неуспехов на фронте и бездарной политики большевиков высказывали Союз солдат–фронтовиков и большинство моряков Каспийского флота, организовавших к тому времени руководящий орган Центрофлот, в руках которого находилось могущественнейшее средство обороны Баку – флот с его судовой артиллерией.

Сильное недовольство против большевиков нарастало и среди рабочих масс на заводах и на промыслах. Официально большевиками распущенные Армянский национальный совет и комитет партии «Дашнакцутюн» ясно представляли себе те последствия, которые угрожают армянскому населению (скопившемуся в Баку) в случае взятия последнего турками и озлобленным татарским населением.

Один из членов Армянского национального совета, присяжный поверенный С. А. Тер–Газаров был командирован в Энзели, в Персию к генералу Данстервилю, командовавшему английскими войсками в Персии, для переговоров о приглашении англичан для защиты Баку. И несмотря на сильную оппозицию большевиков, после ряда шумных и бесконечно длинных заседаний Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов незначительным, правда, большинством решил пригласить англичан и, в первую голову, состоявшего у них на службе войскового старшину Л. Ф. Бичерахова, который вслед за тем, высадившись к югу от Баку у станции Аляты, с своим отрядом из 18 сотен (кажется) кубанцев и терцев с двумя батареями, 4 аэропланами и броневыми автомобилями тотчас же потеснил правый фланг турок за станцию Кюрдамир. Но, продержавшись около недели на фронте и понеся в результате горячих боев с турками и с полками Дикой дивизии значительные потери, не поддержанный «красной» армией Л. Ф. Бичерахов внезапно отошел к Баку, остановившись со всем своим отрядом, посаженным в вагоны, у станции Баладжары.

В тот момент, когда турки, воспользовавшись отходом отряда Бичерахова, начали свое первое непосредственное наступление на Баку, Л. Ф. Бичерахов ушел со своим отрядом к северу по железной дороге к Петровску, посылая по своему полевому радиотелеграфу в Баку телеграмму, приглашая защитников Баку держаться и обнадеживая своею дальнейшею помощью.

За несколько дней до ухода бичераховского отряда в город Баку из Астрахани, морем, прибыл отряд товарища Петрова, в составе эгого отряда была хорошая артиллерия, и в особенности дивизион полевой тяжелой артиллерии – гаубицы и мортиры. Приход отряда Петрова окрылил надежды большевиков удержаться и на внешнем и на внутреннем фронте, т. е. удержаться у власти. С. Шаумян и Исполнительный комитет распустили Совдеп и назначили новые выборы, причем самые выборы сопровождались внушительной демонстрацией – дефилированием по городу и заводскому району отряда Петрова. Но выборы не оправдали надежд большевиков, в огромном большинстве во всех районах прошли социал–революционеры, эсдеки и даже беспартийные. Такого провала не ожидали даже и большевики. Большевики окончательно потеряли власть и должны были уйти.

Жуткую ночь пережило население осажденного турками города Баку (кажется, 28–го или 20 июля) большевики решили уйти в Астрахань, забрав с собою по возможности все вооружение, наличность казначейства и запасы, во всем городе огни были потушены, и большевистским комендантом был отдан приказ, что всякий, появившийся после 8 часов вечера на улицах без разрешения, будет на месте расстрелян, всю ночь по всем улицам грохотали грузовики, фургоны, повозки, скакали во всех направлениях конные ординарцы. В то же самое время какими‑то путями проникали в дома слухи о том, что с фронта ушли его защитники и очищено от войска наиболее уязвимое для города место – Баладжарский фронт.

Знай только турки истинное положение вещей, они легко могли бы взять Баку в ту же ночь.

Поутру у Петровской набережной и на рейде Бакинской бухты стояли готовые к отходу полтора десятка спешно погруженных большевиками пароходов. Пароходы не отходили, как оказалось, потому, что между большевиками и Центрофлотом происходили резкие препирательства, большевики требовали свободного их пропуска, в то время как Центрофлот настаивал на возвращении всего захваченного и увозимого большевиками, угрожая в, противном случае, потопить большевиков. Пока тянулись эти переговоры, часть большевистских судов ушла в море, но их у острова Жилаго (часах в 4 хода от Баку) нагнали два быстроходных военных судна «Карс» и «Ардаган» и принудили, под угрозой открытия огня и потопления в открытом море, вернуться обратно. Бежать удалось только одному пароходу, на котором находились все комиссары и главари большевиков, причем ввиду случившейся на нем аварии и опасения, что он не дойдет до Астрахани, пароход этот повернул в Красноводск, где все большевики, с С. Шаумяном во главе, были задержаны, переданы англичанам и ими расстреляны.

* * *

Власть в Баку перешла к «Диктатуре Центрофлота», состоявшей из пяти лиц трех морских офицеров и двух матросов.

Одержанная ими победа над большевиками, выразившаяся в особенности в отобрании у них столь необходимых для продолжения защиты Баку артиллерии и всякого вооружения, вызвала общий подъем настроения в населении.

31 июля турки начали приступ на ближайшие к Баку позиции; наступление на Баладжарском фронте наскоро собранными частями было отбито…

Б. Кузнецов [271]271
  Кузнецов Борис Михайлович. Окончил Орловский кадетский корпус (1909) и артиллерийское училище. Офицер 52–й артиллерийской бригады. В Добровольческой армии и ВСЮР; в начале 1918 г. командир конно–горной батареи в войсках князя Тарковского в Дагестане, осенью 1918 г. адъютант по строевой части Дагестанской армии, с осени 1918 г. в 21–й артиллерийской бригаде Вооруженных сил Юга России. В Русской Армии до эвакуации Крыма. Подполковник. В эмиграции к 1967 г. сотрудник журнала «Военная Быль». Умер после 1968 г.


[Закрыть]
1918 ГОД В ДАГЕСТАНЕ [272]272
  Впервые опубликовано: Б. М. Кузнецов. 1918 год в Дагестане. Нью–Йорк. 1960.


[Закрыть]

Позорно кончилась война. Не так представляли себе горцы Кавказа конец величайшей войны. Всем хотелось вернуться в родные аулы украшенными крестами и медалями с погонами урядника, юнкера и даже офицера. Мнились бесконечные рассказы на порогах саклей о своих подвигах, показ трофей–клинков, винтовок, привезенных с фронта, и т. д. Вместо этого спешная отправка по домам под враждебными взглядами и криками разнузданной толпы бывших солдат и рабочих.

После неудачного, спровоцированного Керенским похода на Петроград (генералы Крымов, Краснов) Туземной дивизии все полки были отправлены на Кавказ по местам своих формирований. Все 6 полков были сведены в Туземный корпус под командой генерала Половцева, штаб–квартира которого была назначена в горороде Владикавказе, там остались начальники дивизий: 1–й – генерал принц Каджар [273]273
  Принц персидский Каджар Аманулла–Мирза, р. в 1862 г. Офицер с 1879 г. Генерал–майор, начальник 1–й Туземной конной дивизии. В апреле 1918 г. выехал из Дагестана в Грузию, с 1920 г. в Иране.


[Закрыть]и 2–й – генерал Хоранов. [274]274
  Хоранов Иосиф Захарович, р. в 1842 г. В службе с 1863 г, офицером с 1877 г. Генерал–лейтенант, начальник 2–й Туземной конной дивизии. В начале 1918 г. во Владикавказе. В Вооруженных силах Юга России; с 13 марта 1919 г. в резерве чинов при штабе войск Терско–Дагестанского края.


[Закрыть]

Началось медленное, но верное разложение частей Туземного корпуса. Не желая упускать в общей разрухе подходящего момента, ингуши и чеченцы принялись за свое излюбленное занятие – грабежи. В городе уже не было никакой силы для поддержания порядка. Власть находилась во многих руках сразу – распоряжались местный Совдеп и городское самоуправление. Центральной власти не было. На основании полной свободы и автономии всех народов все народы сразу хотели что‑то урвать от бывшей могучей России. У грабителей же было лишь одно желание: побольше набрать добра и увезти в горы. Ингуши артистически грабили город Владикавказ на глазах бессильного начальства. В одном конце города ими устраивалась демонстрация – подымалась стрельба и туда летели конные группы якобы для защиты, в то же время на совершенно противоположном конце города, где заблаговременно были собраны арбы (подводы), грузилось все подряд взятое здесь из ближайших домов имущество, вплоть до роялей. Чеченцы пошли дальше. Участок железной дороги по обе стороны станции Гудермес (между Хасав–Юртом и Грозным) был ими совершенно разобран, станция сожжена, рельсы сняты и вагоны угнаны на буйволах в аулы, а само полотно даже запахано. Вследствие этого части, идущие с Кавказского и Персидского фронтов, выгружались в Петровске и шли походным порядком через Чечню, принимая иногда бои. Терская область кипела и варилась в собственном соку. Богатые русские поселенцы и казаки пограничных районов с Чечней и Ингушетией грабились поголовно и цеплялись за проходящие эшелоны, прося зашиты. Носились смутные слухи о Добровольческих отрядах, но пока ни одного человека оттуда никто еще не видел. В таких условиях каждой области приходилось самой создавать какие‑то противодействующие силы.

В Дагестане начало борьбы с анархией и ее родителями–большевиками положили два человека, два русских офицера – полковник Русул Бек Коитбеков (офицер Бакинского полка, 39–й пехотной дивизии) и полковник князь Нух Бек Шамхал Тарковский, [275]275
  Князь Тарковский Нух Бек Шамхал, р. в 1878 г. Окончил Симбирский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище (1899). Полковник, командир 1–го Дагестанского конного полка. Георгиевский кавалер. В 1918 г. глава национального правительства Дагестана. В эмиграции в Иране, последний начальник Персидской казачьей дивизии, затем в Константинополе. Умер 19 января 1951 г. в Швейцарии.


[Закрыть]командир 1–го Дагестанского конного полка.

Прежде чем продолжать дальше, я должен сделать отступление и привести выдержки из готовящегося к печати труда Пшемахо Коцева – бывшего председателя правительства Горской республики. Для того чтобы осуществить автономию горских народов Кавказа, данную Временным правительством, и остановить анархию, в городе Владикавказе состоялся первый Съезд полномочных представителей горских народов, длившийся с 1–го по 9 мая 1917 года.

Вот что пишет Пшемахо Коцев:

«Первый Съезд полномочных представителей, длившийся с 1–го по 9 мая 1917 года, был до сих пор не имевшим прецедента. Съезд избранников всех племен и народов всего Северного Кавказа от Черного до Каспийского морей, от Темрюка до Анапы на западе и до Закатал на востоке. На этом первом съезде, как равноправные члены, были представлены и делегаты Абхазии, Тюркмен, Нагайцев и Караногайцев Ставропольской губернии, вошедших в Совет народов Северного Кавказа.

Прибывший недавно с фронта полковник князь Нух Бек Шамхал Тарковский сделал обстоятельный доклад, из которого видно было, что приказ № 1 сделал свое дело: окончательно развалил фронт. Керенский поназначал комиссаров, которые разъезжают по всему фронту и уговаривают солдат брататься с врагом. Сам Военный министр уговаривает продолжать войну до мира «без аннексий и контрибуций». Смертная казнь отменена, и никто не боится ответственности.

На этом съезде тогда не было постановлено созвать новый съезд на 18 сентября того же года в ауле Анди (Дагестан).

В ночь на 18 сентября, когда 10 человек членов Центрального комитета съехались в крепости Ведено, чтобы ехать дальше в Анди, поступило тревожное сведение о том, что самочинный съезд, устроенный Нажмуддином Гоцинским на озере Айза–Наб, провозгласил его имамом, а так как социалисты, по его сведениям, желают провозгласить советскую власть, то новый имам решил уничтожить всю интеллигенцию и прежде всего всех членов Центрального комитета.

Для заседания съезда в Анди нам был отведен большой дом в несколько комнат старого майора Гирея (майор с времен Турецкой войны 1877 года. – Б. К.).

К 9 часам утра 10 сентября к нам явилась группа из 7 – 8 лиц представителей почти всех племен. Были духовные лица из дагестанцев, чеченцев, ингушей, осетин и кабардинцев. Ждали Нух Бека Шамхал Тарковского, который вскоре и подъехал с группой в 6 – 7 коней. Было около 3 часов дня, когда появился Нажмуддин–Эфенди (имам). На этот раз свидание с ним закончилось полным соглашением. Все приняли Джумхуриет, провозглашение Республики народов Северного Кавказа. Постановления были написаны на аварском, арабском и кумыцком языках и затем на русском.

20 сентября утром на собрании всего джамаата (народа) это решение, подписанное всеми духовными лицами, должно было быть прочитанным.

День 20 сентября – это большой праздник в ауле Анди. В западной части аула, на большой площади и на пригорках расположились тысячи и тысячи людей. Здесь представители всех племен и народов из далекого Черноморья до Закатал. Это все граждане будущей Горской республики. Но здесь и гости из Азербайджана и Грузии и других мест.

Замечательная распорядительность молодого комиссара Ахмет Наби и врожденная дисциплина населения обеспечили сборищу неподражаемый порядок.

На плоской крыше невысокого дома размещены члены комитета. Их всего 5 человек: председатель – Топа Чермоев, товарищ председателя – Пшемахо Коцев, князь Нух Бек Шамхал Тарковский, Мехмед Кады Дибир и М. Хизроев и еще несколько, в их числе майор Гирей. На крыше дома сидят рядом 10 человек духовенства с Нажмуддином во главе. Узун Гаджи отсутствует (мулла фанатик, сторонник турок. – Б. К.). Лицом к заседающим на крышах сидят на скамейках более ста человек хаджи и стариков. Дальше на пригорках идут молитвенные танцы «зикристов» и еле слышны приятные звуки зикры.

Собрание открывается приветственным словом председателя на чеченском языке, переводящимся на арабский, аварский и др. Отдельно сидящая группа является переводчиками на все местные языки. Группа состоит из Мехмед Кады Дибира (кумук), Мехмед Абдул Кадыр (чеченец), Тахир Темиржан (кабардинец), Джафар–Эфенди (карачаевец), Абдул Керим (хожалмахинец) и еще 2 – 3 человека. Все эти лица хорошо образованы не только в области мусульманского богословия, но образованы в широком смысле. Среди них есть лица, получившие образование в Египте и в Турции. Все они хорошо знают русский язык.

Из вышеназванной группы под конец собрания вышел с листком бумаги Абдух Керим из Ходжалмахи и прочел сводный текст пожеланий. Сначала прочел по–арабски, затем сам же перевел на аварское и ходжалмахинское наречия, также на кумыцкий, карачаевский, чеченский, черкесский и осетинский языки.

За этим последовало чтение короткой молитвы тремя старшими из духовенства. После чего стоящей далеко пешей и конной молодежью были произведены выстрелы в воздух и начался общий «зико» (праздник).

Председатель Тапа Чермоев обратился к собранию с короткой речью–благодарностью за мудрое решение духовенства, старших и всего народа, оказавших доверие Центральному комитету, который приложит все силы и разум для исполнения воли народа».

* * *

Так родилась Республика Союза Горских Народов, с добрыми намерениями, но без всяких средств к существованию.

Первым председателем Горской республики был Тапа Чермоев – чеченец, владетель грозненских нефтяных промыслов, офицер Чеченского полка во время войны и офицер Конвоя Его Величества до мировой войны. Лично был известен покойной Государыне Императрице Марии Феодоровне. Упреки Чермоеву в его русофобстве (см. книгу генерала Деникина «Очерки Русской Смуты») не имеют под собой основания. До последнего момента он поддерживал из Парижа вдовствующую Императрицу, и его семья имеет от Ее Величества благодарственное письмо – рескрипт.

К чести всех горцев Кавказа должен отметить, что никогда и нигде ими не было проявлено русофобство в той или иной степени. Русская власть, крепкая национальная, им была нужнее чужой пришлой, хотя бы и одной с ними веры.

Территория, на которую в данный момент могла бы распространяться власть Горской республики, могла бы быть только территория Дагестана, но не все аулы, особенно граничившие с Чечней, признавали новорожденную республику, тем более что и само правительство не имело постоянной резиденции и не все числящиеся министрами были вместе. Например, Гайдар Бамматов, считавшийся министром иностранных дел, находился постоянно в Тифлисе, ожидая покровительства «внешней силы», каковой могла быть сперва Турция, а потом Англия. Главные города Дагестана были во власти совдепов и городских самоуправлений, состоящих из коммунистов и социалистов, получавших поддержку из красной Астрахани и опиравшихся на проходящие эшелоны разложившихся частей Кавказского фронта.

В общем правительство Горской республики не имело «своего дома». Несомненно, что у людей, создавших это правительство, были прекрасные намерения – спасти свой край от все разлагающего большевизма, но не имея абсолютно ничего – ни денег, ни армии, ни оружия, ни продовольствия для населения, а главное, опыта, они принуждены были опереться на более предприимчивых и решительных людей, каковыми явились, как мною было уже упомянуто, русские офицеры–горцы в лице полковника князя Нух Бек Шамхал Тарковского и полковника Русул Бека Коитбекова. Эти люди решили прежде всего очистить Дагестан от большевиков, оплотом коих являлся город Петровск–Порт.

Полковник князь Тарковский приказом по Кавказскому Туземному корпусу (Владикавказ) от 1 ноября 1917 года был назначен командиром 1–го Дагестанского конного полка, расположенного после Корниловского движения на Петроград в слободе Хасав–Юрт, к северу от Петровска. Фактически Хасав–Юрт был больше любого уездного города. Это был административный центр округа, ставка начальника округа и большой торговый центр по продаже пшеницы. Кругом было немало богатых русских селений крестьян–переселенцев и немецких колонистов, но они были окружены местным населением, большинство которых составляли кумыки, аварцы, салатавии и ауховцы. Сам Хасав–Юрт был занят большим гарнизоном из запасных солдат и пограничным полком, пришедшим с Кавказского фронта. Дагестанский полк к этому времени тоже начал разлагаться под влиянием комитета полка, состоящего из пулеметчиков, бывших матросов Балтийского флота. Одним словом, надо было скорее выводить полк из гнезда анархии, привести его в Темир–Хан–Шуру, переформировать и с ним, как с ядром, создать воинскую часть, способную начать военные действия против большевиков. Задача нелегкая, но князь Тарковский, благодаря своему авторитету среди горцев и опыту, приобретенному им до войны в бытность штаб–офицером для поручений при ряде военных губернаторов Дагестана, справился с этой задачей и в короткий срок перевел полк в Т.‑Х.‑Шуру, избавившись предварительно от большевистского элемента.

К началу 1918 года положение в Т.‑Х.‑Шуре было почти критическое. Защита 2–м Дагестанским конным полком, под командой полковника Нахибашева, Порт–Петровска от проходящих большевиков кончилась неудачей. С большими потерями полк отошел в направление на Шуру и остановился в селении Кумтор–Кале. Трагически погиб со спешенным взводом корнет Имам Буслаев, окруженный большевиками в одном доме. Большевики подожгли дом, и все погибли, отстреливаясь до последнего патрона. Эта операция – попытка отстоять одним спешенным полком город от большевистских банд – была организована полковником Коитбековым. Полковник Русул Бек Коитбеков, командир батальона Бакинского полка (39–й пехотной дивизии), доблестный офицер, герой Японской войны, награжденный орденом Святого Георгия 4–й степени, раненный в голову и в руку в Первую мировую войну. Был командирован от Кавказского фронта в Ставку на Съезд георгиевских кавалеров, попал в Быхов и сидел там с генералом Корниловым, бежал с ним, но отделился и пробрался в Дагестан, специально чтобы начать здесь борьбу против большевиков и соединиться потом с генералом Корниловым. Его характерная фигура навсегда запомнилась: небольшого роста, плотный, перевязка на голове и левая рука также постоянно на перевязи. Поразительное сходство с Наполеоном. Спустя два года после ухода Добровольческой армии с Кавказа и из Крыма он, скрываясь в горах, был пойман большевиками и расстрелян. Смерть встретил как подобает георгиевскому кавалеру, мужественно, сам подав команду к расстрелу. Но об этом будет сказано в дальнейшем

* * *

Дагестан жил только благодаря богатому хлебом Хасав–Юртскому округу, а подвоз прочих продуктов шел по Владикавказской железной дороге. Теперь все прекратилось, чеченцы и ауховцы, ограбив дотла русских поселенцев, заставили их бросить насиженные места. Железнодорожное движение прекратилось, и жители Дагестана доедали свой кукурузный хлеб, смешанный с соломой.

Я не противоречу себе, сказав раньше, что горцы отнюдь не были русофобами и не смотрели на русских как на «гяуров». Кто знает нравы и характер чеченцев и ингушей, тот поймет, что им все равно было, кого грабить, это своего рода молодечество и джигитство, и если бы пришли к ним и турки, то и их ограбили бы дотла. Все горцы считали за честь служить в русской армии и носить погоны, особенно офицера.

Каждая партия, а их было много, жаждала власти. Брали деньги ото всех, кто давал. Главной денежной валютой были «закавказские боны», выпускаемые под обеспечение нефтяных богатств Азербайджанским правительством совместно с Русским Национальным Советом, из Астрахани же снабжали обильно «керенками». Горцы сразу поняли, что самой твердой валютой является теперь винтовка с патронами, с которыми можно достать все.

Жизнь во всем крае была настолько расстроена, что никто не знал, кому подчиняться, и всадники 2–го Дагестанского конного полка решили, что сейчас зевать не надо и в определенные дни месяца исчезали из казарм на целый день и потом на вопрос: «Почему и куда самовольно отлучился?» – удивленно отвечали: «Как куда, разве не знаешь, что сегодня в ауле Коронай выдают жалованье красноармейцам?»

Оказывается, что они получали одновременно жалованье и от своего полка, и от большевиков, ибо числились на службе и там.

Результаты самоопределения народов сказались сразу: раньше воскресенье было общим государственным праздником, днем отдыха и все было закрыто, теперь же горские евреи, в руках которых была почти вся торговля в городах Дагестана, решили строго соблюдать свой день – субботу и закрывали все лавки, а дети не ходили в школы и гимназию. Мусульмане обиделись и, в свою очередь, объявили своим днем праздника пятницу (джума). Занятия в этот день в школах и полку не производились. Воскресенье, как и было раньше, остался общим государственным праздником. Таким образом, три дня в неделю никто ничего не делал. Кроме того, один раз в неделю, как раз в понедельник, был большой базар, и все бросали свои дела и занятия и устремлялись на базар, не только купить что‑либо, но и повидать своих родственников и знакомых, приехавших с гор. Весь день шаталась толпа по площади, узнавая новости (хабары) и сводя иногда даже свои счеты (кровавая месть). Во вторник кое‑как приходили на работу, службу, вспоминая происшествия накануне и никакой продуктивности не было ни в чем.

Полковник князь Нух Бек Тарковский, приведя 1–й Дагестанский конный полк в Т.‑Х.‑Шуру, сразу решил приступить к формированию надежных частей, для чего свел два Дагестанских полка в один. Создав себе базу в селении Кумтор–Кале, занял ближайшую и последнюю железнодорожную станцию Шамхал, поджидая прохода надежных частей, идущих домой с Кавказского фронта, чтобы уговорить их войти в союз для общей борьбы с большевиками и попросить у них помощи боевыми припасами. Первым проходил войсковой старшина Шкуро из Персии. Дойдя до станции Шамхал, отряд его выгрузился из вагонов, чтобы идти дальше походным порядком, так как железная дорога была разрушена чеченцами. Зная, что казаки имеют много патронов, полковник Коитбеков, исполнявший должность начальника штаба, обратился к Шкуро с просьбой поделиться патронами, но последовал отказ. Некоторые горячие головы хотели окружить отряд и силой отобрать патроны, но князь Тарковский категорически запретил и думать об этом.

Вторым шел генерал Эльмурза Мистулов, терский казак, с остатками своей бригады также из Персии. Он посетил князя Тарковского в Т.‑Х.‑Шуре и условился с ним о взаимных действиях и помощи после прихода его на Терек и наведения там порядка, а пока что дал часть боевых припасов. Отряд его пошел дальше походным порядком, а спустя несколько месяцев мы услышали о трагической гибели этого благородного офицера–горца на Тереке. Не найдя поддержки у своих казаков в борьбе против большевиков, он покончил с собой, застрелившись.

Было намечено сформировать два батальона пехоты из добровольцев–горцев под названием «шамилевские» и придать Дагестанскому полку одну конно–горную лезгинскую батарею. Командиром этой батареи был назначен автор этих записок, приказом начальника 2–й Туземной дивизии генерала Хоранова, если вообще считать приказы эти выполнимыми ввиду отсутствия постоянной связи с ним (Владикавказ). Нужны были деньги, и не малые, закавказские боны не пользовались доверием, но князь Тарковский все же их получал. Пока что единственным союзником был небольшой самодельный бронепоезд, циркулировавший между Петровском и Дербентом и даже дальше к Баку и наводивший страх на совдепы и городские управы этих городов. Создателем и начальником этого бронепоезда был лихой капитан Бржезинский, офицер 39–й артиллерийской бригады. Состав бронекоманды был самый разнообразный, но это были молодые и смелые люди. Даже был один австрийский пленный офицер лейтенант Рогатынский. Чтобы окончательно выбить красных из прибрежных городов, все‑таки нужна была сила, способная удержать их и отбить прибывающие из красной Астрахани подкрепления.