Текст книги "Сопротивление большевизму 1917 — 1918 гг. (Ввоспоминания участников событий и боев в Петрограде, Москве, Оренбурге, Ярославле, Крыму, Северном Кавказе, Урале, Средней Азии.)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 46 страниц)

– Да ничего, но если среди ваших офицеров есть с–чь, которая идет открыто против нас, так мы их быстро почистим – правильно, товарищ?

– Правильно, гы–гы–гы. – Дневальный глупо и бессмысленно засмеялся.

Делать мне здесь больше было нечего, и, воспользовавшись удобным моментом, я незаметно ушел из строевой и опасной для меня роты.

Зайдя в школу, я хотел переговорить по телефону с комендантским управлением и узнать о событиях дня. Неожиданно мне повезло: на мой вызов станция мне не ответила, линия оказалось уединенной, и я услышал разговор нового коменданта – гвардии поручика К. с Гатчинским совдепом.

Из подслушанного мною разговора я узнал, что дворец занят гельсингфорскими матросами во главе с комиссаром Дыбенко.

Итак, на севере борьба окончилась…

Раздел 2 ОКТЯБРЬСКИЕ СОБЫТИЯ В МОСКВЕ

П. Соколов
ПОСЛЕДНИЕ ЗАЩИТНИКИ (Александровские юнкера в Москве 1917 года) [51]51
  Впервые опубликовано: Часовой. № 94 – 95. Декабрь 1932.


[Закрыть]

Конец октября страшного для России семнадцатого года. Предпарламент в Петрограде, потоки рвачей, конвульсии Временного правительства, в последний свой час так и не определившего, чего оно, наконец, хочет.

Ленин захватил власть.

В Москве беспокойство… Сведения из Петрограда смутны и отрывочны Междугородный телефон бездействует.

В городской думе заседание демократических избранников города. Падение Временного правительства подтверждается. Большая часть министров арестована, остальные неизвестно где. Дума ведет долгие дебаты по вопросу о конструкции власти и, наконец, признает единственной законной властью в городе себя. Избирается Комитет общественной безопасности [52]52
  Комитет общественной безопасности был образован Московской городской думой 26 октября 1917 г. В состав его вошли, помимо городского головы В. В. Руднева (председатель) и командующего Московским военным округом полковника Рябцева, представители исполкома и президиума Совета солдатских депутатов, исполкома губернского Совета крестьянских депутатов, московского совета Всероссийского почтово–телеграфного союза и московского бюро Викжеля.


[Закрыть]с эсером В. В. Рудневым, [53]53
  Руднев Вадим Викторович, р. в 1874 г. С 11 июля 1917 г. – Московский городской голова, член Временного Совета Российской республики (т. н. предпарламента), был также членом Московского горкома партии эсеров и президиума Московского Совета рабочих депутатов. Во время октябрьских событий возглавлял Комитет общественной безопасности, от имени которого подписал 2 ноября соглашение о капитуляции. Участник Ясского совещания с представителями Антанты в ноябре 1918 г., затем возглавлял бюро Земгора в Одессе. В эмиграции во Франции. Умер в 1940 г.


[Закрыть]городским головою, во главе.

Что же, однако, делает высшая военная власть в столице? Командующий Московского военного округа Генерального штаба полковник Рябцев. [54]54
  Рябцев Константин Иванович, р. в 1879 г. Из крестьян. Генштаба полковник, командующий войсками Московского военного округа. В октябре 1917 г. возглавлял сопротивление большевикам в Москве, в ходе которого 29 октября подписал с большевистским ВРК соглашение о прекращении военных действий и фактически прекратил руководство сопротивлением. Арестован и расстрелян 29 июля 1919 г. в Харькове.


[Закрыть]Что он предпринял в этот ответственный час? Он – демократ и поступает «демократически»: он становится членом этого комитета и тем самым подчиняет комитету вверенные ему войска, войска девяти губерний округа, которых немало и среди которых надежных частей достаточно.

В этот же день приступают к организации и большевистские элементы. Организуется Военно–революционный комитет. Во главе его становятся Смидович, по профессии врач, и Ногин, бывший чиновник, [55]55
  Относительно этих лиц автор заблуждается. П. Г. Смидович (1874 – 1935), не получив соответствующего образования, врачом быть не мог (в 1897 г. он окончил Высшую электротехническую школу в Париже), а другой известный деятель большевистской партии В. П. Ногин (1878 – 1924) чиновником никогда не служил. Он окончил лишь 4–классное училище и с 1896 г. был рабочим на текстильной фабрике в Санкт–Петербурге, а с 1898 г. почти постоянно находился в тюрьмах, ссылках, на подпольном положении или жил за границей.


[Закрыть]ярый большевик.

Они опираются на группы распропагандированных рабочих, на многочисленную лузгающую семечки убежавшую с фронта солдатню, на всякий сброд, нежелающий идти на фронт, ненавидящий дисциплину, «офицерей и юнкерей».

Понятно, никакой силы пока в их распоряжении нет, но они знают, чего хотят.

Утром 26–го уже москвичи видят, что у городской думы стоят юнкерские караулы, с ночи вызванные командующим войсками не для чего иного, как для охраны демократических избранников.

Охранить же безопасность столицы, а с нею, может быть, и судьбу России, Генерального штаба полковнику Рябцеву в голову не приходит. Он равнодушно созерцает из окон Малого Кремлевского Дворца, где находится его квартира, как на грузовиках, отправленных с заводов и фабрик, развозятся сложенные в Кремле на площади перед Арсеналом штабеля винтовок и ручных гранат, как разбирают оружие шляющаяся солдатня и рабочие.

У Троицких ворот в Кремле – юнкерский караул. Юнкера негодуют на расхищение оружия, на подготовку вооруженного восстания. Запрашивается командующий войсками. Но он занят важными переговорами с Ногиным, с ним на автомобиле он проезжает мимо изумленных юнкеров: неудобно, нетактично в такие острые моменты резкими действиями раздражать рабочий класс… По просьбе того же Ногина караул по приказанию командующего выводится из Кремля и становится не с внутренней, а с внешней стороны ворот.

Целый день, таким образом, идет вооружение солдат, примыкающих к восстанию, и рабочих. Они образуют отряды Красной гвардии, и отряды эти проходят по Тверской. Военно–революционный штаб основался на Тверской в доме генерал–губернатора.

В думе ораторы Комитета безопасности ломают словесные копья с делегатами Военно–революционного комитета. Длятся бесконечные словопрения на тему об организации власти на «паритетных» началах. Ногин, Смидович приезжают и уезжают из думы. Их продолжают видеть вместе с Рябцевым. Командующий никак не может решиться, на какую же сторону ему стать? Лозунг дня в думе: избежать кровопролития во что бы то ни стало.

На следующий день по–прежнему в думе обсуждение, какой именно следует создать орган из представителей обоих комитетов и на каких началах, чтобы он обладал «всей полнотой власти».

Но «хоть Васька слушает, да ест». Тем временем отряд Красной гвардии занимает Кремль, запирает ворота. Рябцев оказывается заперт. Каким‑то образом, через забытую дверь, ему удается выбраться. Он появляется в штабе округа, принимает участие в бесконечном думском говорении… Пример Кремля его не научил ничему.

Но есть еще в Москве честные люди. Они сходятся в Александровское военное училище из госпиталей, больниц, из частных квартир, поручики, капитаны, полковники. «Только смерть может снять их с поста». Они видят, понимают, что делается, их зовет долг, они ждут, чтобы их повели разбить большевистскую организацию в зародыше, пока это еще возможно. Они уверены, что высшая военная власть в столице не сдаст Белокаменной героям запломбированных вагонов, удержит Москву. В день захвата власти большевиками в Петрограде пишущий эти строки находился в Новочеркасске. Во главе с благородным своим атаманом Дон не подчинился новой власти. Располагая достаточным числом староочередных полков, генерал Каледин мог бы оказать помощь Временному правительству, прислав эти полки в Москву. Но в условиях тогдашнего политического положения «занимать» Москву по собственной инициативе он не мог.

Пишущий эти строки в ту же ночь был непосредственно помощником атамана М. П. Богаевским [56]56
  Богаевский Митрофан Петрович, р. в 1881 г. Окончил Новочеркасскую гимназию (1903), Санкт–Петербургский университет (1911). Директор гимназии в ст. Каменской. С 18 июня 1917 г. помощник войскового атамана ВВД генерала A. M. Каледина и председатель войскового Круга. Родной брат будущего Донского атамана генерала А. П. Богаевского. Расстрелян большевиками 1 (10) апреля 1918 г. в Ростове.


[Закрыть]снаряжен в Москву с поручением собрать там товарищей министров, по сведениям с Дона, укрывшихся в Москве, предложить им, чтобы они объявили себя Временным правительством и немедля телеграфировали бы атаману, и тогда полки будут присланы в Москву и займут главные железнодорожные магистрали.

28–го утром в Москве улицы были пустынны, слышалась стрельба… Газеты не вышли… Через И. Н. Сахарова, секретаря Совета общественных деятелей, были собраны находящиеся в Москве товарищи министров.

Из членов Временного правительства присутствовали: министр Прокопович, [57]57
  Прокопович Сергей Николаевич, р. в 1871 г. Министр торговли и промышленности (с 24 июля) и продовольствия (с 25 сентября) Временного правительства, член Комитета спасения Родины и Революции, с весны 1918 г. – Союза возрождения России. В эмиграции (был выслан в 1922 г. вместе с рядом других общественных деятелей) жил в Германии, Чехословакии, Швейцарии. Умер в 1955 г. в США.


[Закрыть]товарищ министра Райский, инженер и товарищ министра С. А. Котляревский, профессор. Со стороны общественных деятелей присутствовало несколько человек во главе с Н. Н. Щепкиным. [58]58
  Щепкин Николай Николаевич, р. 7 мая 1854 г. в Москве. Из дворян. Окончил Московский университет. Член ЦК партии кадетов, член Государственной думы. С конца 1917 г. вел антибольшевистскую работу в Москве. В 1918 г. член «Правого центра» и «Союза Возрождения», с мая руководил работой Московского отделения «Национального центра», с весны 1919 г. член военной комиссии «Тактического центра». Арестован в августе 1919 г. и расстрелян 15 сентября 1919 г. в Москве.


[Закрыть]Собрание имело место в доме Коробкова на Тверском бульваре, в квартире Сабашникова.

Финал собрания был неожиданный. Министры колебались, не решались брать ответственность… Прокопович решительно отверг всякую возможность контакта с «калединцами». Он прокричал это визгливым голосом и, схватившись за голову, выбежал из комнаты. За ним последовали и остальные два «государственных деятеля».

Негодование присутствовавших при этой сцене не поддавалось описанию. Как можно было иначе реагировать на недостойное, малодушное, непатриотическое поведение «министров»? Бросить всякие разговоры и идти с оружием в руках бороться против врага самим, пока еще не поздно, – только и оставалось!

Не заходя домой, прямо с этого заседания, его участники отправились со Щепкиным во главе в Александровское военное училище.

Было темно и холодно. Ветер бушевал, пригибая пламя фонарей на пустынном Никитском бульваре. «Стой, кто идет?» Со штыками наперевес юнкера. Инвалид–офицер – начальник караула.

Юнкер, молодой мальчик, провожает нас в училище. Расспрашиваем его, как дела. Он говорит с воодушевлением:

– Сегодня заняли Кремль. Нас никто не посылал. Наш поручик с фронта приехал, говорит: господа юнкера, надо же эту сволочь из Кремля выбить, кто пойдет. Шестьдесят человек в один миг собрались. Поручик говорит – не нужно больше. Открыли ворота, вошли от Манежа… Против Арсенала толпа, все с винтовками, митингуют. Нас завидели, стали стрелять… поручик, такой молодец (старается юнкер передать свои впечатления), командует: пальба с колена. Залп дали, потом – в штыки, «ура»… Что здесь было, если бы вы видели… Кто бежит, кто на колени становится. Ваше благородие, помилуйте. Мы таких не кололи, жалко очень… прогнали только.

Училище было ярко освещено. При входе и лестнице стояли пулеметы. Коридоры, классы были битком набиты юнкерами, офицерами, солдатами. Стоял шум и гомон. Слышались слова команды. Приходили и уходили небольшие отряды.

В актовом зале шел митинг. Офицер с энергичным лицом, полковник Дорофеев, [59]59
  Дорофеев Константин Константинович, р в 1874 г. Генштаба подполковник. Член Центрального правления Союза Георгиевских кавалеров. С 26 октября 1917 г. начальник штаба МВО. Участник боев в Москве, организатор сбора офицеров в Александровском военном училище. В Добровольческой армии и ВСЮР с ноября 1917 г. в Георгиевской роте, в конце декабря 1917 г. послан в Крым для организации отдела армии. 10 октября – 29 ноября 1918 г. начальник штаба Крымского центра и командующего войсками Добровольческой армии в Крыму, в ноябре 1918 г. начальник добровольческих частей в Ялте. В 1919 г. начальник штаба Терской отдельной бригады, с 2 ноября 1919 г. начальник штаба 8–й пехотной дивизии, с 25 ноября 1919 г. начальник штаба 21–й пехотной дивизии. Полковник.


[Закрыть]горячо говорил о соблюдении дисциплины и единстве действий.

Рядом в одном из классов держал постоянное заседание Совет офицерских депутатов, дававший директивы, так сказать, морального характера. Наш приход вызвал долгие прения, сначала в порядке информации, потом к порядку дня, потом еще в каком‑то другом порядке. Как было видно, Совет был «в контакте» с командующим и поддерживал его политику. Было странно, что в этом собрании не было ни одного офицера с боевым орденом.

Немного надо было пробыть в училище, чтобы убедиться, что высшего командования нет никакого. Распоряжались действиями по отдельным районам различные офицеры. Авторитетнее других распоряжался тот же полковник Дорофеев, которого мы видели на митинге. Но настроение было бодрое. Первый день, как собравшиеся в училище перешли к наступательным действиям, дал много. Был взят Кремль, занят Почтамт, телефонная станция… Все это было занято с боем. Юнкера заняли также здание «Метрополя», как важный стратегический пункт. Образовавшаяся уже Красная гвардия нигде не могла выдержать удара. Наутро намечалась атака революционного штаба, в доме генерал–губернатора. Нужно было разорить осиное гнездо и крепко держать Москву.

В тот же вечер я пошел в караул на Никитский бульвар. Мы выдвинули посты к Никитским Воротам, не встретив сопротивления. У Никитских Ворот мелькали за углами темные фигуры, стреляли по фонарям. Караул открывал огонь по отдельным людям, перебегавшим в темноте переулков. Мы держались за углами, старались пользоваться ими как прикрытием. В неверном свете уцелевших уличных огней можно было разобрать, что на проездах Тверского бульвара роют окопы. Караул разогнал огнем эти работы…

После полночи пришел гонец из училища с приказанием прекратить огонь, так как заключено перемирие. Мы с трудом могли этому поверить. Но оказалось, что Рябцев действительно заключил перемирие с большевиками по настоянию Комитета общественной безопасности. Думские политики, желавшие установить власть путем «сговора», были, как оказалось, потрясены тем, что при занятии Кремля юнкера перекололи несколько солдат. Они настойчиво требовали поэтому «прекращения кровопролития».

Офицерство негодовало по поводу этого перемирия, которое, несомненно, было заключено во вред делу. Обстановка именно требовала действий быстрых и решительных. Надо было бы развить успех и покончить с революционным штабом.

Утром я ушел из училища предупредить домашних. Пришлось обходить далеко переулками, чтобы миновать красногвардейские цепи; днем возвращался в училище теми же дальними обходами. Всюду была заметна, несмотря на перемирие, подготовка к решительным действиям с большевистской стороны. Везли пушки и устанавливали их на площадях и больших улицах, прилегающих к училищу. Рыли окопы, занимали те или иные здания, имеющие боевое значение. Перемирие было явно использовано для усиления своего положения военно–революционным штабом, нарушено самым вопиющим образом.

В городе шел слух о подходе со стороны фронта казачьих полков, верных Временному правительству, или, как тогда говорили, «стоящих на платформе Временного правительства»… Добрался поэтому я в училище в радостном настроении.

Там уже находилось несколько казаков с офицерами… Их эшелоны стояли около полутораста верст от Москвы и могли быть поданы в город не позже завтрашнего дня. В училище с доверием ждали подхода конных частей, с помощью которых можно будет быстро восстановить порядок.

Но полковник Рябцев уже не пользовался авторитетом. Заключение им перемирия явно в пользу противника лишило его доверия.

«Полковник Рябцев или нас продает, или нас предает, – говорили многие. – Большевиков можно в порошок стереть. Но пусть он бросит сидение в думском комитете, пусть командует». Совет офицерских депутатов защищал Рябцева. По мнению Совета, командующий должен держать контакт с «общественностью».

Общий же голос был тот, что необходимо, чтобы авторитетный генерал принял бы команду. На состоявшемся совещании, где участвовал Н. Н. Щепкин, Новгородцев и много офицеров, было решено послать депутацию к Брусилову, находившемуся тогда в Москве.

Я был в составе этой депутации, и мы пошли к Брусилову немедленно. В своей квартире, в одном из переулков на Остоженке, он сидел в черном бешмете, этот обвеянный победами вождь армий, сухонький и седоватый, и ничего нельзя было прочесть на его бесстрастном лице.

«Я нахожусь в распоряжении Временного правительства, и если оно мне прикажет, я приму командование», – сказал Брусилов в ответ на горячие обращенные к нему мольбы.

Ушли ни с чем.

С утра 30–го числа заговорили пушки. Большевики поставили орудия в Замоскворечье и били по Кремлю прямой наводкой. Какой‑то прапорщик распоряжался стрельбой. Снаряды попадали в соборы, Архангельский, Успенский, во дворец, разрушали вековые исторические святыни…

Почему‑то били по Василию Блаженному, сбивали главы… От Большого театра стреляли по «Метрополю», занятому юнкерами, по краю городской думы.

Сразу обозначались потери.

В наступление мы никуда не перешли. Командования не было. Продолжались неизвестно для какой цели оборонительные действия. Большевики вели уже настоящие атаки против Никитских Ворот… Но александровцы держались твердо и атаки отбивали лихо.

Население попряталось. На улицах не было видно ни души. Помочь александровцам не шел никто. Часто большевистские пушки оставались без прикрытия, и не находилось в окружающих домах нескольких смелых людей, чтобы пушки эти испортить. Лишь кое–где несколько сестер милосердия устраивали перевязочные пункты, подававшие помощь раненым обеих сторон.

Едва стемнело, один лихой офицер с кучкой юнкеров поехал на автомобиле на Ходынку и на глазах толпы солдат увез из парка артиллерийских казарм орудие и ящик со снарядами… Орудие поставили на площади против Александровского училища. Успех попытки доказывал, что решительные действия дадут результат благоприятный. Надо было настоящего начальника.

Вечером у группы офицеров возникла мысль ликвидировать Рябцева. Выполнение этой задачи было возложено на доблестного офицера корнета Дурова.

«Что вам угодно?» – вскрикнул Рябцев, бледный и встревоженный, смотря на вошедших без доклада офицеров.

Корнет Дуров едва успел сказать, что кровь льется даром и офицеры не видят выхода из положения…

«Офицерские депутаты, ко мне!» – завизжал перепуганный командующий.

Из задней комнаты выскочил подпоручик Якулов, председатель Совета, и загородил Рябцева.

Момент был упущен. Рябцев исчез. Якулов, присяжный поверенный по профессии, разразился речью о самопожертвовании и дисциплине… Все осталось по–старому.

Первое ноября принесло новое разочарование. Союз железнодорожников, так называемый Викжель, после долговременного обсуждения постановил не пропускать в Москву казачьих эшелонов, дабы не брать тем самым стороны офицеров в гражданской борьбе.

Труднее и труднее становилось александровцам. Бессменные дежурства в караулах, на постах, где предательская пуля ждала из‑за угла, недостаточное продовольствие, ежечасные потери, нарастающее, наконец, сознание, что дело проиграно, ощущение безысходности становившееся яснее и яснее, – все это понижало боеспособность немногочисленной национальной дружины.

Особенно убивало то, что «буржуазное» население, и в том числе огромное количество находившихся в Москве военных, предпочитало отсиживаться в квартирах, но на защиту социального строя не шло.

Пришлось уйти из «Метрополя», в котором невозможно было держаться после того, как большевики поставили пушку в расположенном напротив Малом театре. Уже трудно было держаться в Кремле, в котором были разбиты несколько ворот подвезенными орудиями.

2 ноября между Комитетом общественной безопасности и военно–революционным штабом был заключен и подписан мир.

По условиям этого мира власть переходила к Советам, Комитет безопасности упразднялся, юнкера сдавали занятые здания, Кремль, Александровское училище, оружие. Всем александровцам, юнкерам и офицерам гарантировалась безопасность и безнаказанность.

Многие не поверили большевистскому миру и, когда стемнело, ушли из училища.

Поздним вечером пробирался я отдаленными переулками Новинского бульвара. Кругом не было видно ни души. Изредка шуршал в воздухе снаряд, вспыхивал разрыв и дробным горохом стучала по железным крышам шрапнель.

Наутро многочисленная толпа окружала Александровское училище. Там шла перепись защитников. Истомленные и бледные, они выходили из училища. И здесь же, на глазах у толпы, красногвардейцы, по указанно каких‑то соглядатаев, схватывали и арестовывали выходящих офицеров и юнкеров…

Александровцы проиграли игру. Но проиграл и их бесчестный начальник.

На следующий день уже расклеивалось объявление на улицах Москвы: «Полковнику Рябцеву сдать должность командующего войсками. Солдат Муралов назначается командующим войсками Московского военного округа».

Полковник Рябцев при занятии Харькова Добровольческой армией был арестован и застрелен при попытке к бегству.

Л. Трескин [60]60
  Трескин Леонид Николаевич, р. 11 января 1888 г. Окончил 2–й Московский кадетский корпус, Александровское военное училище (1908). Полковник, командир батальона л.‑гв. Волынского полка. Один из руководителей антибольшевистского сопротивления в Москве, затем пробрался в Добровольческую армию во главе юнкеров Александровского военного училища. Участник 1–го Кубанского («Ледяного») похода, начальник отдела связи штаба армии. С 5 сентября 1918 г. в резерве чинов при штабе армии. В эмиграции в Югославии. Председатель суда чести 4–го отдела РОВС. Служил в Русском Корпусе (командир батальона). После 1945 г. – в Германии, председатель Баварского отдела Гвардейского объединения. Участник монархического движения. Умер 26 июня 1957 г. в Монтклэре (США), похоронен в Ново–Дивеево.


[Закрыть]
МОСКОВСКОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ БОЛЬШЕВИКОВ В 1917 ГОДУ [61]61
  Впервые опубликовано: Часовой. № 158 – 159. Декабрь 1935; № 160 – 161. Январь 1936.


[Закрыть]

В № 94/95 журнала «Часовой» приведена статья «Последние защитники» П. Соколова, в которой описывается московское выступление большевиков в 1917 году. В этой статье главным образом разбирается отношение к этим событиям правящих тогда в Москве сфер, а сам вопрос очень мало освещен со стороны боровшихся.

Несколько раз ко мне, как командовавшему в то время передовым боевым сектором города Москвы, обращались участники этой борьбы с просьбой путем печати описать эти события, что по вполне понятным причинам в данное время не представляется возможным, чтобы не подвести тех, кто по сие время томится под тяжелой пятой красного интернационала. Во всех подробностях мною это описано и находится в надежном месте.

25 октября 1917 года (ст. ст.) я выехал из Петрограда в Москву, где был приписан для лечения к одному из госпиталей, чтобы продлить срок лечения и возвратиться в Гатчину к Его Императорского Величества Великому Князю Михаилу Александровичу, который там находился в очень тяжелых условиях «узника», так как распоряжением Временного правительства к дому была приставлена наружная усиленная охрана, от которой можно было всего ожидать.

В Москве я застал очень тревожное настроение, все к чему‑то готовились и нервничали. В госпитале готовились к самозащите, так как по городу полезли зловещие слухи, что бывший в то время командующий войсками Московского военного округа Генерального штаба полковник Рябцев вывел из Кремля охраняющих его юнкеров, впустив туда большевиков, которые к вечеру должны выступить по всему городу и в первую очередь истребить главных своих врагов – офицеров.

В 8 часов вечера я находился в одном из домов на Воздвиженке, где был по поручению Великого Князя. Вдруг весь дом основательно тряхнуло от раздавшегося взрыва, как оказалось, была брошена бомба в стоявшего часового–юнкера у Красной Палаты. Выбежав на улицу, чтобы узнать о причине взрыва, я встретил знакомого военного врача, от которого узнал, что эта бомба – сигнал к выступлению и что все желающие принять участие в борьбе с большевиками стекаются к Александровскому военному училищу, в котором помещается штаб округа. Направившись туда, я увидел, что в Художественном электротеатре на Арбатской площади производится запись учащейся молодежи, причем студенты энергично вербовали проходящих мимо людей. Для выяснения положения я прошел в Александровское училище, там царила полная нераспорядительность и растерянность, несмотря на то что все помещения были буквально набиты боеспособным элементом. В нижнем этаже помещался «штаб округа», куда удалось пробраться с большим трудом и здесь ничего путного добиться не удалось, единственный, с кем еще можно было разговаривать, – это был Генерального штаба полковник Екименко, [62]62
  Имеется в виду начальник штаба Московского военного округа полковник Константин Иванович Екименко, р. в 1873 г. В службе с 1892 г., офицером с 1894 г.


[Закрыть]который заявил, что в штаб–офицерах большая нужда, и согласился со мной относительно приведения в боеспособный вид гражданской молодежи, стекавшейся к электротеатру, проходной двор которого выходил непосредственно ко входу в училище. При этом было заявлено, что ни одного юнкера я не получу. Все же благодаря училищному офицеру нашего полка мне удалось «реквизнуть» 15 юнкеров и пригласить 2 попавшихся офицеров: штабс–капитана Сав–го и корнета Новороссийского полка И., ставших моими адъютантами до конца событий.

Из училища пришлось захватить довольно большую группу пленных большевиков, которых после соответствующего внушения мы посадили в верхний ярус электротеатра, а сами приступили к энергичному формированию отряда. Первой заботой было наскоро научить владеть оружием учащуюся молодежь. Этот отряд решено было назвать «Белой гвардией», и он и является родоначальником белой борьбы против красных, непрекращающейся до сего времени.

В течение первой ночи удалось сколотить и вооружить до 300 человек, к большому огорчению, владеющих оружием было в отряде всего 1/5, которые с места уже отправились на охрану подступов к училищу.

На следующий день, т. е. к фактическому началу выступления большевиков, отрядом были приняты надлежащие меры, чтобы не дать им возможность с налета захватить училище, и таким образом сразу ликвидировать борьбу.

Возникла мысль для расширения района привлечь к активной борьбе лиц, желающих принять в ней участие и находящихся в части города, занятой неприятелем. План действий был принят следующий: путем продвижения вперед соединиться с отрядами, в тайном порядке там сформировавшимися. Для проведения этого плана в жизнь мне очень помогла телефонная сеть, занятая отрядом юнкеров, доблестно погибших после 5–дневной геройской борьбы; также в неприятельское расположение было брошено некоторое количество охотников, на обязанности которых было приступить к организации скрытых отрядов, преимущественно в больших домах.

Помню доблестного студента Императорского Московского университета Рев–а, который по нескольку раз в день проходил через большевиков с докладами о ходе организации, телефонная проверка подтверждала всякий раз формирование во многих пунктах города.

Приходилось обходиться своими средствами, так как, несмотря на настойчивые мои просьбы дать некоторое число бойцов, каждый раз получался ответ: «Обходитесь своими средствами…»

Полковника Екименко на следующий день сменил в роли начальника штаба округа Генерального штаба полковник Дорофеев, последний, учитывая всю серьезность положения моего отряда, ничего сделать не мог, с большим трудом налаживая порядок в училище, ему пришлось еще вести трудную «политическую борьбу» с командованием в лице полковника Рябцева и его приближенными. Пришлось на училище махнуть рукой и заняться вылавливанием боеспособного элемента по улицам, что дало некоторые результаты.

В течение дня удалось запереть подступы к училищу со стороны Смоленского рынка (конец Арбата), Поварской и М. Никитской, продвинуться от Никитских Ворот до Тверского бульвара и занять прилегающую к нашему расположению сторону Б. Никитской улицы вплоть до Университета и Кремля, который опять был занят юнкерами. К вечеру (2–й день) начали стекаться добровольцы… Приходили кадеты, лицеисты, студенты, гимназисты и прочая учащаяся молодежь…

Укажу на один характерный случай на 3–й день борьбы. Пришел старик, убеленный сединами, лет 70, и просит выдать ему винтовку… Предложение остаться для помощи в тылу он отвергает с заявлением «Раз мои дети в количестве 60 человек умирают, то и я должен быть среди них» – детьми оказались воспитанники одного из средних учебных заведений, отцом же – их директор, взявший винтовку и направившийся в тот район, где в это время был бой.

После визита старика пришел находившийся в Москве довольно популярный генерал Я. (командир корпуса) и после очень доброжелательного со мной разговора предложил свои услуги с условием, что я останусь возглавлять свой отряд. Моя настойчивая просьба возглавить мой отряд и вместе с сим захватить власть в свои руки, пользуясь своим чином, популярностью и пр., ни к чему не привела, и так генерал Я. ушел, добавив, что он будет продолжать любоваться лихостью чинов отряда, но возглавить его он отказывается.

Наличие боевых припасов подходило к концу, и этот вопрос начал сильно нас волновать. То, что снималось с убитых и пленных большевиков, была капля в море. Склады огнестрельных припасов находились у Симонова монастыря, на противоположном конце города, у большевиков, сильно ими охраняемые. И вот один поручик лейб–гвардии Литовского полка вызвался их оттуда похитить по подложному ордеру. Дважды ему удалось привести два полных грузовика патронов и снарядов, но на третий раз он был обнаружен и погиб смертью храбрых. Таким образом, этот больной вопрос был разрешен блестяще как для боевых целей, так и для батареи на Арбатской площади под командой подполковника Баркалова [63]63
  Баркалов Владимир Павлович. Подполковник артиллерии. Участник октябрьских боев с большевиками в Москве. В Добровольческой армии с ноября 1917 г. Участник 1–го Кубанского («Ледяного») похода – начальник разведывательного отдела штаба армии. Во ВСЮР и Русской Армии в броне–поездных частях: на бронепоезде «Князь Пожарский», с 6 августа 1919 г. командир бронепоезда «Грозный», с 19 сентября 1919 г. – декабрь 1919 г. командир 6–го бронепоездного дивизиона, с 17 мая 1920 г. до эвакуации Крыма командир 2–го бронепоездного дивизиона. Галлиполиец. На 30 декабря 1920 г. командир 6–го артдивизиона (полковник). В апреле 1922 г. в Болгарии, осенью 1925 г. во Франции. Генерал–майор.


[Закрыть](ныне генерал–майор); кстати сказать, эта «батарея» была увезена по распоряжению 1–й гренадерской артиллерийской бригады с Ходынки, т. е. выкрадена у большевиков.

Продовольственный вопрос был также разрешен в положительном смысле. В течение 7 дней население окружающих улиц само доставляло все, что только могло. Помню одну даму средних лет, госпожу А. Она буквально не покладая рук добывала продукты, принося их нам пудами, так что мы часто подкармливали юнкеров, находящихся в училище.

Санитарный вопрос также не заставил волноваться, были реквизированы в 2 аптеках медикаменты и перевязочный материал и в полуподвальном этаже был устроен перевязочный пункт с соответствующим медицинским персоналом.

Наступило утро 4–го дня. Как‑то почувствовалось, что большевики в этот день будут особенно активны. После 12 часов дня они действительно начали наступать по всем направлениям, и им удалось сделать прорыв со стороны Армянского переулка и занять колокольню англиканской церкви, на которой, поставив пулемет, они начали владеть близлежащей местностью, что также сильно угрожало не только Художественному электротеатру, но и самому Александровскому училищу. Надо было во что бы то ни стало ликвидировать этот прорыв. В резерве был всего 21 человек, только что смещенных после трехдневной непрерывной боевой работы. Училище, как всегда, отказало, несмотря на критический момент. И вот вызывается прапорщик л. – гв. Литовского полка Пеленкин, [64]64
  Пеленкин Евгений Сергеевич. Прапорщик л.‑гв. Литовского полка. Участник боев в Москве в октябре 1917 г. В Добровольческой армии с ноября 1917 г., один из первых добровольцев. Участник 1–го Кубанского («Ледяного») похода в 3–й (гвардейской) роте Офицерского полка. Летом 1918 г. в 6–й роте 1–го Офицерского (Марковского) полка. Ранен 25 июня 1918 г. под Кагальницкой. Поручик. Погиб после осени 1918 г.


[Закрыть]который во главе этого «последнего резерва», потеряв половину своего состава, стремительной и неожиданной для большевиков атакой захватывает колокольню и находившиеся на ней 4 пулемета.

Весь этот день был очень тяжелым на всех уязвимых местах.

В 6 часов вечера разведчики донесли, что в 5 верстах от Москвы высадился прибывший из Брянска 7–й ударный батальон под командой поручика Зотова, который прибыл в распоряжение командующего войсками. Неимение у меня резервов и серьезность положения вынудили меня «реквизировать у начальства» этот батальон, для чего через неприятельское расположение был послан тот же прапорщик Пеленкин с патрулем в 5 человек, которому было приказано без «шума» ликвидировать охрану Дорогомиловского моста и провести хотя бы с боем 7–й ударный батальон в мое распоряжение, что и было выполнено образцово без потерь с нашей стороны. После 10–минутных переговоров с поручиком Зотовым и некоторого внушения этот «революционный батальон» вошел под мою команду, приняв старый устав. Таким образом, мы получили сразу серьезный резерв в 150 штыков с пулеметами.

На следующий день вечером можно было наблюдать «братание» ударников с московскими студентами, которые после боевой работы во время кратковременного отдыха вечером в фойе дружно распевали «Как ныне сбирается вещий Олег», причем была заменена 2–я строфа припева: «Так за совет собачьих депутатов мы грянем громкое апчхи».

Итак, борьба продолжалась и принимала все более ожесточенный характер. Большевики, видя крайнее упорство с нашей стороны и явное несочувствие подавляющего числа жителей Москвы, решили вступить в переговоры с полковником Рябцевым о заключении «перемирия», которое и было им назначено 30 октября, о чем я и получил приказание из штаба округа о приостановке военных действий.

По полученным агентурным сведениям из некоторых источников, большевики намеревались использовать перемирие с целью нанесения нам предательского удара, что мною и было учтено.

С утра я объездил на автомобиле все наши позиции и посты, предупредив бойцов, чтобы они без моего приказания никаких иных распоряжений не принимали и в случае давления со стороны неприятеля оказывали ему самое упорное сопротивление. Особенно было обращено внимание на приведение в оборонительное положение дома Коробкова в самом начале Тверского бульвара, так как, по сведениям, большевики, пользуясь перемирием, должны были обрушиться на нас главными силами со стороны угла бульвара, с тем чтобы захватить Никитские Ворота, с захватом которых на плечах ворваться через Никитский бульвар на Арбатскую площадь и таким маневром ликвидировать борьбу. Как предполагалось, так и вышло. Как раз в этом месте и разгорелся сильный бой, окончившийся благодаря героическим усилиям в нашу пользу, причем большой дом Коробкова сгорел до основания, равно как и приспособленная к обороне аптека между Тверским и Никитским бульварами.

Перемирие, так неудачно кончившееся для большевиков, заставило их искать другие пути, и они спустя 2 дня предложили Рябцеву «почетный» мир, для чего было созвано совещание, состоящее как из их представителей, так и со стороны полковника Рябцева; мне передавали, что на этом совещании были: городской голова, председатель Комитета общественной безопасности, председатель объединенных домовых комитетов и др. лица. На этом совещании большевики якобы признали себя побежденными и просили приостановить военные действия.

1 ноября меня попросили прийти в здание училища. Оно было буквально забито бойцами, столь необходимыми нам и в которых нам все время отказывали.

В большом сборном зале происходил митинг; какой‑то генерал призывал всех прекратить напрасную борьбу, так как по имеющимся у него сведениям, большевики захватили в Петрограде власть в свои руки. Этот генерал буквально был стащен со стула и, кажется, избит. За генералом влез на стул революционный министр Прокопович, который, ударяя себя в грудь, с большим пафосом начал также с призыва прекращения борьбы, ввиду признания большевиками себя побежденными, что дальнейшая борба приведет к напрасному пролитию крови учащейся молодежи, к разрушению памятников старины и пр. Не успел Прокопович закончить своей речи, как у верхнего окна (зал двусветный) разорвалась большевистская шрапнель – эффект получился замечательный. Прокопович говорил о заключенном мире, а большевики продолжают стрельбу, да еще из орудий!