Текст книги "Современная новелла Китая"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

В следующий раз, отправившись продавать овощи, она не зашла к Цао Бинкану, но в конце концов та же огромная рука снова привела ее под навес.

7

В конце месяца Ду Баошэнь полез в стол за деньгами и вдруг обнаружил золотое кольцо. От удивления он потерял дар речи, а придя в себя, спросил Суюэ, откуда оно взялось.

Та струхнула и ответила так, как ее научил Цао Бинкан:

– На базаре купила. Да это подделка, юаня не стоит.

У Баошэня застучало в висках, потому что на ярлыке он прочел: «Выставка-продажа золотых и серебряных украшений». Об этой выставке даже в провинциальных газетах сообщалось. Жена врет, значит, влипла в какую-то грязную историю! Закрыв дверь, Баошэнь с размаху ударил жену по лицу, раз, другой, третий, и Суюэ упала, сжалась в комок, но не заплакала. Тогда Баошэнь пришел в еще большую ярость и принялся колошматить ее кулаками, пинать ногами, потом схватил скалку. Тут женщина зарыдала:

– Не виновата я!..

Она с пятого на десятое рассказала обо всем мужу и, пытаясь хоть как-то оправдаться, твердила, будто Цао Бинкан ее изнасиловал.

– Убей меня! – вопила женщина, глядя на скалку в трясущейся руке мужа. В этот момент она искренне желала, чтобы скалка опустилась ей на голову. Она все равно будет искать себе погибели. Только смерть избавит ее от страданий и позора.

Тем временем вернулась из школы старшая дочь и, увидев через окно, что происходит, ворвалась в дом и отобрала у отца скалку. Суюэ, тихонько всхлипывая, повалилась на постель. В деревне Западная мужчины в таких случаях обычно вздыхали и отступались. Не таким был Ду Баошэнь. За долгие годы преподавания он усвоил конфуцианский принцип – «ученый стерпит скорее смерть, чем позор», и решил во что бы то ни стало подать жалобу.

Целую ночь он с пристрастием допрашивал жену, а утром отправился в село к двоюродному брату. Как-никак Баомин закончил среднюю школу, у него красивый почерк, не то что у Баошэня, да и тайну он наверняка сохранит. Они долго составляли жалобу, правили, обсуждали: куда лучше ее подать – в суд или волостную управу? Писали чуть ли не дотемна. Баомин даже пожертвовал марку, которую приготовил для очередного письма возлюбленной.

– Возвращайся скорее домой, – сказал Баомин брату, – а то как бы Суюэ рук на себя не наложила!

Он хоть и был молод, а таких историй слышал немало.

– Хорошо бы одолжить у кого-нибудь велосипед.

– В воскресенье никого не найдешь…

Тут Баомин вспомнил, что велосипед есть у Сююй, но идти к ней не хотелось. Ведь она ясно сказала: родители не согласны на их брак, а причину он и сам хорошо знал.

Пришлось Баошэню идти пешком, и он не стал задерживаться. Бросив жалобу в почтовый ящик, он немного успокоился, но тут же подумал, что весь день не видел Суюэ – как она там? Перед уходом из дому он сгоряча швырнул ей кухонный нож и веревку – не случилось бы беды!

Он и не заметил, как в два прыжка вскарабкался на холм. С головы струйками бежал пот, добиравшийся по спине до самых пяток. Если Суюэ покончила с собой, что будет с детьми, стариками, домом, семейным подрядом? Пусть Цао Бинкана присудят хоть к пожизненному заключению – от этого ничуть не легче! Тут Баошэнь струхнул не на шутку, он вдруг понял, что вся семья, и сам он, держится на жене. Можно обойтись без него, только не без нее!

Руки его дрожали, когда он стучал в дверь.

Открыла младшая сестра, выданная замуж в другую деревню.

– Как ты здесь оказалась? – машинально спросил он и метнулся в комнату. Суюэ, живая и здоровая, сидела на постели, а возле нее родители, братья и невестки.

Увидев их, Баошэнь снова распалился:

– Зачем пришли? Испугались, что она покончит с собой? Эта дрянь, распутница?! – Таких слов он никогда прежде не произносил, но сейчас они принесли ему облегчение.

Все молча слушали. Суюэ плакала навзрыд и не поднимала головы, боясь взглянуть на мужа.

– Ладно, хватит, брат! – примирительно сказала сестра. – Во всем виноват этот мерзавец Цао, а невестка просто наивна…

– Наивна, черт побери?!

– Подумай, сколько лет вы прожили в мире и согласии…

– К черту мир и согласие!

Все продолжали молчать. Вдруг Баошэня охватило какое-то безразличие, и, не зная, что делать, он направился к двери.

– Ты куда? – бросился к нему отец. – Хочешь, чтобы вся деревня узнала? Сейчас же вернись!

Он завел его в свою комнату, и Баошэнь только сейчас понял, почему иероглиф «терпение» состоит из двух частей: «сердца» и «клинка».

– Я не вынесу этого!

– У мужчины должна быть выдержка… В старину говорили, что доблестный муж не охнет, если даже на грудь ему поставить корабль! Ведь ты уже отвел душу: и побил, и поругал Суюэ, а она тебе как-никак жена…

– Какая к черту жена! На этого негодяя Цао я подал жалобу, а с ней разведусь!

– Жалобу? Только этого не хватало! От врагов надо держаться подальше, а ты – жалобу… Когда я служил в гоминьдановской армии, полком командовал Лысый Се, до чего же был умный! Узнал, что его наложница спит с адъютантом, вызвал его и говорит: «Ах ты мерзавец, сучий сын! Чтобы ноги твоей больше не было в моем доме!» И все. А ведь мог зарезать обоих, пристрелить, никто слова ему не сказал бы. Так потом, во время боя, адъютант жизнью своей пожертвовал, чтобы спасти комполка.

Пожалуй, за целый год Ду Тингуй не говорил с сыном столько, сколько в тот вечер. Они полулежали на отцовской кровати, и сын незаметно уснул.

В соседней комнате остались Суюэ и мать Баошэня. Остальные разошлась. Мать, обычно ворчливая, сейчас со слезами уговаривала невестку успокоиться и легонько поглаживала ее колено, боясь, что та убежит и кинется в пруд.

Второй день Суюэ не ела и не пила. В горле у нее пересохло, голову будто шилом кололи, но сердце постепенно успокаивалось. Она выплакала все слезы, и гнев, обида, раскаяние, разочарование уступили место безразличию. Вдруг Суюэ подумала: разве вправе я умереть? Сколько горя принесла мужу, а теперь брошу на него всю семью, старых и малых? Нет! Я перед ним в неоплатном долгу и буду, как говорится, всю жизнь для него коровой и лошадью, чтобы замолить свой грех. Пусть бьет, пусть ругает – все стерплю. А в этой жизни не расплачусь, тогда в следующей! Глаза ее блеснули, и она крикнула:

– Мама, дайте воды! Пить хочу!

Свекровь всплеснула от счастья руками и возблагодарила Будду.

8

Проводив брата, Баомин уселся под тополем на краю села. Ноги у него обмякли, в сердце жгло, будто туда насыпали соли.

Суюэ, сколько он ее помнил, всегда казалась ему самой красивой, доброй и симпатичной женщиной на свете. Еще в детстве он любил к ней ходить, ему нравилось, когда она ласково ерошила его спутанные волосы, усаживая рядом с собой у огня, нравилось таскать за ней ведро с кормом для свиней. Потом он подрос, стал сдержанней в своих чувствах, но по-прежнему тайком любовался Суюэ, когда навещал брата. Чай и еда, поданные невесткой, казались самыми вкусными, самыми ароматными. Поступив в уездную среднюю школу, он в воскресенье, возвращаясь домой, обязательно заглядывал к брату. Ему достаточно было переброситься с невесткой несколькими словами, чтобы на душе стало легко. Сююй как-то спросила, нравились ли ему когда-нибудь другие девушки. Он тогда яростно замотал головой, а сам покраснел, вспомнив Суюэ. Конечно, он никому об этом не говорил, даже себе не смел признаться, но клялся не раз, что женится только на девушке, похожей на нее.

Не думал он, что его кумир сам себя втопчет в грязь. Баомину было еще горше, чем брату: тот хоть мог пожаловаться, а ему что делать? Беда, о которой нельзя сказать, особенно тяжка.

Словно пьяный бродил он по улицам с твердым намерением зарезать Цао Бинкана, но тот, оказывается, давно закрыл свою мастерскую. На месте навеса стояли строительные леса, возле которых распоряжался какой-то здоровяк, а самого Бинкана и след простыл.

Тут Баомин вспомнил Сююй и немного успокоился. Она умнее и опытнее Суюэ. Работает по договору в строительной бригаде, где полно парней вроде Цао Бинкана, и ничего… Впрочем, где гарантия, что и с ней такое не приключится? Нет, уж лучше вернуться в свою деревню и там найти себе невесту – пусть не такую красивую, зато надежную. А на любовь плевать!

Так он промаялся целую неделю, а в субботу вечером, освободившись от занятий, решил сходить в деревню, поглядеть, как там Суюэ. Но при мысли о том, что он ее увидит, ему становилось страшно.

– Баомин!

Он сразу узнал звонкий голос Сююй. Она всегда так делала: появлялась на школьной спортивной площадке, звала его и уходила, затем оборачивалась и, убедившись, что он идет следом, приводила его таким образом на край села.

Сегодня Баомин шел как завороженный. В сумерках девушка в длинном облегающем пальто выглядела особенно стройной. Зачем она пришла? Может быть, передумала? На сердце стало веселее, и печальные мысли о Суюэ улетучились. Хороша у него невеста, ничего не скажешь. Хоть бы сжалилась над ним и согласилась.

– Ну, что ты надумал? – спросила Сююй не оборачиваясь, но очень ласково.

– Ничего не надумал. Сам не знаю, что делать… – растерянно ответил Баомин. Ведь все свои муки и мольбы он ей не раз изливал в письмах. А она опять спрашивает. Зачем? Неужели он ей совсем безразличен?

– Значит, ты хочешь со мной расстаться? – Сююй обернулась и обиженно на него взглянула.

Кровь хлынула в голову Баомина.

– А что мне делать?!

– Заладил: «что делать», «что делать»… Изловчился бы как-нибудь, чтоб в школе остаться!

– Умел бы я ловчить, так и говорить было бы не о чем…

– Неужели ты такой наивный? – Сююй подошла ближе, и Баомин ощутил запах духов. – Знаешь Лю Мина, сына заведующего волостным отделом образования? Он слесарь в ремконторе.

– В какой ремконторе?

– Э, да ты действительно простофиля! Той самой, где управляющим – Цао, из вашей деревни.

– Цао Бинкан? – испуганно вскричал Баомин.

– Да, он. Помнишь, я тебе говорила, что у меня дядя – секретарь в волостной управе. Так вот, он сказал моему отцу, пусть Цао замолвит слово, и тебя не сократят! – Глядя на Баомина, который стоял с оторопевшим видом, девушка передернула плечами.

– Ты чего это? Вы же односельчане. Попросишь его помочь, подарочек принесешь – разве это позор!.. Да ты чего? Любишь ты меня или нет? Говори же!

Но Ду Баомин слова не мог вымолвить от волнения, будто в горле у него застрял кусок горячего соевого творога.

9

Чжу Фашань с Ду Тингуем хоть и были в родстве и жили в одной деревне, общались мало. Раньше в силу всевозможных политических перипетий, а потом просто по привычке. Вот почему, когда Фашань появился в доме Ду, все поняли, что у него какое-то важное дело. Гостя провели в горницу, усадили, поговорили о всяких пустяках. Наконец Чжу Фашань приступил к главному:

– Знаешь, Баошэнь, я хоть тебе и дядя, а помочь не мог…

– В чем помочь? – спросил тот, решив, что к Фашаню пришла его жалоба и он хочет посоветоваться, как поступить с негодяем. А что советоваться – секретарю партбюро виднее.

– В твоей реабилитации.

– Какой реабилитации?

– Ну, у тебя же образование, а ты двадцать лет прозябаешь в начальной школе. Ведь несправедливо! Уже давно следовало тебя повысить! – Чжу Фашань произнес все это не спеша и затянулся сигаретой. – Пострадал-то ты из-за отца. Я не раз просил правление коммуны пересмотреть твое дело, но что пересматривать, если Тингую не было предъявлено никакого обвинения! Так они мне и сказали. Видишь, какая нелепость!

Ду Баошэнь насторожился: видимо, дядя ничего не знает о жалобе. Возможно, волостной партком сам пошлет человека во всем разобраться, минуя секретаря партбюро.

– И еще они сказали: «Зачем этого Ду Баошэня реабилитировать? Пусть себе учит ребятишек! Сейчас школьный вопрос в центре внимания правительства!» Ты только подумай, какие бюрократы!.. И я виноват, настойчивости не проявил. После Нового года уйду в отставку по возрасту!

– Ты крепкий. Пяток лет еще можешь поработать! – сказал Ду Тингуй.

– Так решила парторганизация, и обсуждению это не подлежит, – горько усмехнулся Чжу Фашань. – Но я сказал в волостном комитете, – он повысил голос, – что перед уходом хотел бы решить несколько дел. И первое из них – трудоустройство Баошэня!

– Вот это правильно! – радостно закивал Ду Тингуй.

Но Баошэнь опечалился. Он часто думал о переходе на другую работу, особенно последние годы, хотел перебраться в волость, обращался к дяде, но дальше обещаний дело не шло. Если бы дяде понадобилось пристроить сына или внука, он бы подсуетился, а до племянника руки не доходят… И Баошэнь перестал надеяться. Почему же дядя вдруг вернулся к этому разговору?

– Баошэнь – способный и честный, я говорю так не потому, что он мой родственник. В волости это тоже понимают… – продолжал дядя.

– Так ведь и ты приложил руку к его воспитанию! – подхватил Ду Тингуй по старой привычке льстить кадровым работникам.

– Сегодня на собрании в волостном комитете был заместитель начальника управы Чжао, я давно при нем работаю, вот и решил поговорить с ним о Баошэне. «Как же, знаю молодого Ду!» – сказал он. Баошэнь, ты ведь бывал у них на собраниях, когда он заведовал отделом образования?

Баошэнь кивнул.

– Так вот, он сказал: «Этот вопрос легко разрешить. Сейчас во вновь созданный отдел предпринимательства как раз набирают людей…»

– А что я могу там делать? – заволновался Баошэнь. Это было прекрасное место.

– Я тоже об этом спросил и еще сказал, что Баошэню уже за тридцать и держать его мальчиком на побегушках неловко. Если уж назначать, то на приличную должность…

«Уж лучше быть на побегушках, чем возиться с детишками!» – подумал Ду Баошэнь, но промолчал.

– Почтенный Чжао сказал: «Нет, нет, не беспокойся! Для начала, я думаю, мы возьмем его делопроизводителем или секретарем, посмотрим, как он пишет бумаги, а потом сделаем заместителем начальника отдела!»

Баошэня распирало от радости, и он рассмеялся. Слова дяди мгновенно развеяли сгустившиеся в его сердце тучи. Столько лет он дышал меловой пылью, и никому не было до этого дела, и вдруг мечтам его суждено осуществиться. Бывает, что положение кажется безвыходным, безнадежным, но неожиданно появляется человек и все решается самым лучшим образом! Конечно, вопрос этот давно назрел.

Едва Чжу Фашань вошел в дом, как Суюэ отправилась на кухню варить свинину, а мать Баошэня принесла гостю чаю. Они словно чувствовали, что Чжу принес им радостную весть, и выглядели такими счастливыми, будто до того в доме не случилось беды.

Перед уходом Чжу Фашань выразительно посмотрел на Баошэня, давая понять, что хочет с ним еще о чем-то поговорить. Они вышли и некоторое время молчали, лишь у бровки поля Фашань наконец произнес:

– Нечего выносить сор из дома.

Он сунул в руку Баошэня какой-то конверт. При лунном свете, затененном деревьями, не было видно, что там написано. Но Баошэнь сразу все понял. А Чжу Фашань продолжал:

– Заместитель начальника управы сказал, что в волости сейчас создается транспортная контора, крупное предприятие. На открытие приедет все уездное руководство, а генеральным директором конторы назначен Цао Бинкан…

Рука Баошэня дрогнула, и он выронил конверт.

– Скорей подними! – метнул на него взгляд Чжу Фашань и резко сказал: – И брось в печку! Не позорь меня, старика!

10

В школе начались зимние каникулы. Учителя разъехались по домам, и общежитие пустовало. Воспользовавшись случаем, Баомин наконец наяву сделал то, что видел тогда во сне.

На следующий день Сююй взяла отгул, чтобы проводить жениха до Западной, а заодно поглядеть на его деревню. Она сказала, что к Празднику весны они подадут заявление, но формальности протянутся до летних каникул. После свадьбы хорошо бы провести несколько дней в уездном городе и в центре провинции.

Так или иначе, но главное свершилось, и Баомин больше не опасался, что Сююй сбежит. Теперь его тревожила только работа. На этот раз его как будто не сократят, но за дальнейшее поручиться трудно. Он решил налечь на науки и сдавать экзамены в полиграфический институт – с дипломом гораздо надежнее.

Сев вдвоем на велосипед да еще погрузив на него вещи, они ехали и хохотали. Не успели добраться до холма, как увидели, что навстречу им едет Баошэнь.

– Что, на каникулы? – обратился он к брату. – А вы, Сююй? К нам в деревню? Хорошее дело, приветствую!

На Баошэне были суконный френч, зимняя кепка, длинный шерстяной шарф. Аккуратно подстриженный, чисто выбритый, румяный от мороза – словом, воплощение энергии.

– Уже на работу?

– Да, решение есть давно, сегодня должны зачислить! – весело улыбнулся Баошэнь.

– Я вижу, ты купил «Феникс»?[63]63
  «Феникс» – известная марка велосипеда.


[Закрыть] – с завистью протянул Баомин, глядя на его велосипед. – Знаменитая марка! Как тебе удалось достать?

– Известное дело, по знакомству… У работника предпринимательского отдела много возможностей! Ты тоже хочешь?

– Хочу. Только женский – для нее.

– Ладно, попробуем. Сююй, погуляйте подольше в нашей деревне! Я только оформлюсь и сразу вернусь. Прошу ко мне на обед, моя жена отличная кулинарка!

И покатил дальше на своем «Фениксе».

– А какая она, его жена? – лукаво спросила Сююй.

Баомин не ответил. Как далекое эхо, в душе его всколыхнулись печальные воспоминания.

– Красивая, симпатичная?

– Чего там красивого? Обыкновенная деревенская женщина! – с деланным безразличием ответил Баомин. От задорного смеха Сююй печаль его бесследно исчезла.

Тем временем Баошэнь подъехал к волостной управе и не успел поставить велосипед, как услышал:

– Товарищ Ду, к вам пришли!

Еще нет приказа о его зачислении, а к нему уже являются посетители! Что ж, это очень лестно! К тому же посетитель оказался довольно важной персоной. Года два назад он проводил инспекцию в школе, и его называли тогда заведующий Сунь. Чем именно он заведовал, ни Баошэнь, ни остальные не знали. Да и сейчас неизвестно было, кто он такой, но оба обменялись крепким рукопожатием.

– У вас найдется время? Мне нужно с вами поговорить… – приветливо спросил Сунь.

У Баошэня едва не вырвалось, что он еще должен оформиться, но это могло показаться невежливым, а ему с самого начала хотелось зарекомендовать себя с лучшей стороны и перед начальством, и перед коллегами. Поэтому он ответил:

– Конечно, конечно!

Посетитель счел неудобным вести разговор в отделе и увел Баошэня в дальний угол двора.

– Я к вам по личному вопросу. Помогите мне разобраться в одном человеке…

– В ком же?

– В вашем односельчанине, хорошо вам знакомом, Цао Бинкане.

– А что именно вас интересует? – оторопел Баошэнь.

– Вы знаете, как он вел себя последние годы?

Баошэнь молчал и натянуто улыбался. Он никак не мог понять, чего тот хочет.

– Недавно в нашу комиссию по проверке дисциплины поступили кое-какие сигналы, – все так же приветливо и мягко продолжал Сунь. – Нет ли в хозяйственной деятельности и самом поведении Цао Бинкана чего-нибудь… предосудительного?

У Баошэня застучало в висках. Как здорово! Он может разом отомстить этому негодяю, сбросить его с небес на землю! И не по собственной инициативе – просто расскажет правду, и все. Жалоба давно сгорела в печке, но теперь чудесным образом выплывет из его уст, превратится в железную дубинку! Один удар – и от «генерального директора» останется прах… Он вспомнил тот день, когда вместе с Баомином взвешивал каждое слово жалобы, обвинял Цао Бинкана в моральном разложении, но сейчас, кажется, пахнет не только моральным разложением!

То ли Баошэнь слишком долго молчал, то ли Сунь проявил нетерпение, только в тишине прозвучал еще один наводящий вопрос:

– Я слышал, вы писали жалобу?

Баошэнь вздрогнул, и его захлестнуло гневом. Он вдруг сразу все понял. Вот оно что! Оказывается, ты пришел сюда собирать материал на Цао, хочешь, «идя по лозе, нащупать тыкву»! Наверняка охотишься не столько за Цао Бинканом, сколько за его покровителями – скажем, заместителем начальника управы Чжао, из меня хочешь сделать стрелка, а из моей жены пулю! И тогда склеится твое обвинение или не склеится, но меня с женой ты спокойно бросишь в дерьмо! Нам достанется не свинина, а поросячий визг. Нет, прошли те времена… Пусть ты представляешь любую комиссию, я не попадусь на твою удочку!

– Какую жалобу? Я ничего не писал. Откуда мне знать подноготную Цао Бинкана? Вам, надеюсь, известно, что я все время преподавал в деревенской школе! – выкрикнул он со смехом, в котором слышались слезы.

– А! – разочарованно протянул Сунь и зевнул. – Тогда это, наверное, недоразумение.

– Конечно, недоразумение.

– Да, никто не может избежать сплетен…

– Действительно, никто!

– Ну что ж, я просто так спросил. Поговорили, и все! – Сунь похлопал его по плечу и пошел.

– Конечно, конечно! – облегченно вздохнул Баошэнь.

– А сегодня жарко, – сказал Сунь, снимая ватную шапку. – Необычно жарко для этого времени.

– Да, боюсь, что снег начнет таять! – подхватил Баошэнь.

Его оформили гораздо быстрее, чем он ожидал, и обещали завтра же принести письменный стол и поставить напротив стола начальника. Баошэнь был очень доволен. Он вспомнил, что в деревне его ждут двоюродный брат и Сююй, и заторопился. Завтра он официально выйдет на работу. Перед ним открылась новая дорога!

Как он и предполагал, на обратном пути пошел снег, который тут же таял, падая на разгоряченную землю. Только на деревьях задерживался. Добравшись до вершины холма, Баошэнь взглянул вдаль и увидел в тумане свою деревню: она казалась серо-белой.