Текст книги "Летописцы Победы"

Яков МАКАРЕНКО. ПОСЛЕДНИЕ СТРОКИ С ВОЙНЫ

Приближалась Берлинская операция. Последняя и самая крупная наступательная за все годы Великой Отечественной войны.

В маленьком польском городке Мендзыхуд, захваченном некогда германскими милитаристами, где в начале апреля 1945 года размещался штаб 1-го Белорусского фронта, происходили знаменательные события. Под руководством Маршала Советского Союза Г. К. Жукова в глубочайшей тайне и в мельчайших подробностях и деталях в штабе уточнялся план битвы за Берлин.

А в прифронтовой полосе по широкой асфальтированной магистрали Познань – Берлин тянулись под прикрытием ночей к берегу Одера тысячи пушек, начиная от вездесущих «сорокопяток» и кончая дальнобойными крепостными мортирами, мчались колонны танков, перебрасывались на грузовиках отлично экипированные и хорошо вооруженные пехотные части. Берлинская автострада, казалось, не сможет вместить всего, что вдруг устремилось к Одеру. Но все совершалось в высшей степени организованно.

Фронт находился от Мендзыхуда в двух часах езды на машине. За Одером, берега которого захлестнуло половодье, на крохотных, простреливаемых насквозь плацдармах южнее и севернее Кюстрина, которые были заняты наступающими советскими частями и соединениями еще в феврале, беспрерывно шли бои. А рядом, на правом пологом берегу Одера и прилегающих к нему вплотную густых сосновых лесах, называемых Королевскими, сосредоточивались свежие силы для сокрушительного удара.

В дни подготовки к штурму Берлина вырос, значительно пополнился журналистский корпус. Военные журналисты, вынесшие вместе с армией все тяготы и трудности, готовились к описанию заключительного этапа войны. Редакция «Правды» сосредоточила на берлинском направлении две бригады военных корреспондентов. На 1-м Белорусском фронте в бригаду входили Всеволод Вишневский, Борис Горбатов, Василий Величко, Иван Золин, Мартын Мержанов и пишущий эти строки. Чуть позже к нам присоединился Михаил Брагин. На 1-м Украинском фронте бригаду составляли Борис Полевой, Вадим Кожевников и Сергей Борзенко. Кроме того, на обоих фронтах находились фотокорреспонденты «Правды» Александр Устинов, Федор Кислов, Виктор Темин, Яков Рюмкин и Николай Фиников.

Военные журналисты старательно готовились к освещению битвы за Берлин. Почти все из нас завели для записи предстоящих событий объемистые тетради. Назвали их «берлинскими тетрадями». Солдаты чистили перед штурмом Берлина, как водится, оружие, мы – «точили» перья.

В Берлине, судя по сообщениям германских газет и данным разведки, жизнь шла, как на вулкане. Фашистской столицей овладевала паника. По радио почти каждый день выступал с заклинаниями Геббельс. Когда наступление Советской Армии подкатилось к Одеру, Гитлер назначил его гаулейтером и начальником берлинской обороны.

Гитлеровское командование, конечно, ожидало удара на Одере. Для того именно и пришла сюда героическая Советская Армия. Но оно не знало и не могло знать, когда это произойдет. Были лишь разного рода предположения и догадки.

Журналисты раскрепились по частям направления главного удара. Вишневский и Золин «приписались» добровольно к армии, которой командовал В. И. Чуйков. Горбатов и Мержанов выехали в армию В. И. Кузнецова, я определился в армию генерала И. Э. Берзарина. Василий Величко и Михаил Брагин – к танкистам. Фотокорреспонденты должны были выбирать себе объекты для съемок по собственному усмотрению, в зависимости от обстановки.

Заведующий военным отделом «Правды» М. Р. Галактионов поставил перед нами задачу дать широкую и живую картину наступательных действий наших войск, показать массовый героизм, зрелость и высокое воинское мастерство солдат и офицеров всех родов войск, а также показать, что советский воин идет в Германию не порабощать, а освобождать немецкий народ от фашистского ига, что он интернационалист по духу и поведению.

Для координации деятельности военкоров-правдистов военный отдел назначил старшим заместителя заведующего военным отделом капитана 2-го ранга И. И. Золина. Каждый из нас должен был писать в газету ежедневно, невзирая на то, печатает она наши материалы или нет. В этом был свой резон: в наших корреспонденциях и репортажах запечатлевалась живая история, и, если некоторые из них не попадали на страницы газеты, все равно они становились документами истории.

Иногда вечерами мы съезжались в Мендзыхуде. Всем было ясно: решающие события грянут очень скоро.

Однажды вечером Всеволод Вишневский вынул из кармана своего морского кителя «Фелькише беобахтер» и, лукаво щуря глаза, сказал:

– Сейчас я вас, товарищи, посмешу!

Он начал скороговоркой переводить текст газеты. «Фелькише беобахтер» беспардонно утверждала, что Советская Армия после гигантского рывка с берегов Вислы к Одеру едва ли способна начать в скором времени новое мощное наступление. Генералы фюрера внушают себе, писала газета, что все еще поправимо, что Иваны не успели просушить портянки.

– Посмотрим, что скажет своим читателям эта газетенка, – заметил саркастически Вишневский, – через некоторое время!

Интересно было наблюдать за метаморфозами, которые происходили помимо воли в нас самих. Всеволод Вишневский был необычайно весел, сыпал матросские анекдоты, а вечерами, никогда не отступая от раз установленного правила, садился за дневник. Каждый из нас с интересом смотрел на большую конторскую книгу в черном ледериновом переплете, желая хоть одним глазом заглянуть в нее. Но Всеволод Витальевич никого не подпускал к дневнику. Даже своего напарника и друга Ивана Золина.

Борис Горбатов в эти дни был особенно сосредоточен. Он говорил:

– Я должен написать, черт возьми, последнее «Письмо товарищу». Это будет письмо о нашей Великой Победе!

Мартын Мержанов почти ежедневно писал нежные письма Оленьке – единственной и бесконечно любимой дочери. Он же, под общий хохот, рассказывал полушутя-полусерьезно:

– Вчера, братцы, я чуть не поговорил с самим рейхсминистром Геббельсом. В штабе части, где были мы с Борисом, стоял телефон. Я снял трубку и вдруг слышу: «Центральная Берлина отвечает». Я не растерялся и гаркнул во все горло: «Геббельса!» Телефонистка любезно ответила: «Битте!»

Стояла необычно ранняя весна. В воздухе была разлита теплынь. Солдаты поскидали шинели, куртки. Смеясь, они говорили: пар костей не ломит!

В оперативном отделе штаба фронта мне подарили книжечку – лекцию об итогах Семилетней войны. «Неказиста книжечка, – сказали мне, – но очень поучительна. В ней ведется рассказ о пребывании в Берлине русских войск в 1760 году». Я прочитал ее залпом. В конце книжки приводился отрывок из рапорта Тотлебена в Петербург. Заканчивался он неожиданными словами: «Здешних газетных писарей завтра велю шпицрутенами наказать».

Подумалось с озорством: хорошо бы этак же поступить с писаками из «Фелькише беобахтер».

И вот наступило 16 апреля. На рассвете содрогнулась, задрожала, как при землетрясении, земля. Началось! Мошной артиллерийской подготовкой, введя в бой четыре общевойсковые и две танковые армии, 1-й Белорусский фронт развернул с Кюстринского плацдарма наступление на Берлин.

В этот исторический день все без исключения военные журналисты, естественно, находились в частях, на передовых позициях. Мы видели собственными глазами, как началось в пять часов утра и развертывалось это одно из величайших во всей истории войн наступление. Черпали материал для своих репортажей, корреспонденций и очерков непосредственно в гуще наступающих воинов.

Всеволод Вишневский и Иван Золин стали свидетелями начала наступательных боевых действий на участке 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова, на командном пункте у деревни Рейтвейн, на котором находился Г. К. Жуков. Затем в 8-ю гвардейскую вскоре передислоцировались также многие другие военкоры, в том числе и я.

Через понтонный мост, установленный саперами ночью и беспрерывно обстреливаемый фашистами, я перебрался на машине на левый берег Одера. Побыл пару часов на командном пункте 8-й гвардейской армии, записал со слов знакомых офицеров, какие распоряжения отдавал перед началом наступления и в ходе его развертывания маршал Жуков, а затем направился в район города Зеелов, где фашисты оказали нашему наступлению наиболее упорное сопротивление. По пути взял несколько интервью у гитлеровских солдат, чудом уцелевших от артиллерийского огня, который разрушил до основания фашистскую оборону на Одере. У всех мнение было едино: «Мы были не в силах выдержать такого интенсивного артиллерийского огня, натиска танков и пехоты!»

В первом же населенном пункте, у небольшого домика с беседкой среди цветущих яблонь, написал буквально на коленке, как это делал, по существу, в ходе всей войны, корреспонденцию о прорыве Одер-фронта. Назвал ее: «Иван стучится в двери Берлина».

На высотах под городом Зеелов фашистам удалось на некоторое время задержать наступающие советские части. Здесь гитлеровцы построили многочисленные доты и дзоты, которые были до предела насыщены артиллерией, сюда по приказанию Геббельса были срочно переброшены свежие полки.

Штаб фронта переехал в Ландсберг, ближе к наступающим армиям. Управление операцией гигантских масштабов требовало перенесения штабных отделов непосредственно к боевым рубежам. Передвинут был сюда же и военный телеграф. Перебрались в Ландсберг также и мы, журналисты. Это уже был типичный немецкий город, притом большой. Паника в нем была так велика, что городские заправилы, убегая, не успели позвонить в Берлин, чтобы отключить его от сети электроснабжения, прекратить по реке рейсы небольших пароходиков.

В дни ожесточенных боев за город Зеелов журналистский корпус постигло большое несчастье: погиб военный корреспондент ТАСС Александр Малибашев. Это был замечательный человек и журналист. Прошел с войсками всю войну, бывал десятки раз в труднейших переделках. Смерть настигла Малибашева тут, под Берлином. Во время вражеского артиллерийского налета он находился в штабе одного из наступающих полков и был сражен разорвавшимся снарядом.

Объясняя причины некоторой задержки в районе Зеелова, начальник штаба фронта генерал-полковник М. С. Малинин сказал военным корреспондентам:

– У Зееловских высот, которые являются как бы ключом к Берлину, у врага оказалось немало преимуществ перед нами. Высоты, господствующие над всей прилегающей местностью, имеют крутые склоны. Их трудно преодолевать пехоте и танкам. Перед скатами проходит глубокий противотанковый ров. Повсюду устроены минные ноля. На вершинах высот сосредоточены крупные силы. Особенно много там артиллерии. В. И. Чуйков сообщил, что в иных местах стоит до двухсот пушек на километр фронта!

Но уже через день Зееловские высоты были пройдены. Горбатов и Мержанов написали об их прорыве репортаж «Путь на Берлин открыт».

Еще через несколько дней после начала наступления передовые части и соединения, продолжая бой, уже подкатывались к Берлину.

На подступах к Берлину я вечером встретил командующего 5-й ударной армией генерала Н. Э. Берзарина. Он был, как всегда, в черной бурке, накинутой на плечи, и серой каракулевой папахе. Лицо его казалось усталым, но серые с веселинкой глаза светились искрами радости.

– Я назначен комендантом Берлина, – сообщил он. – Милости прошу прибыть в ближайшие дни на первую пресс-конференцию!

Еще до вступления наших войск в Берлин Всеволод Вишневский и Иван Золин выступили с репортажем «К Берлину», в котором ярко и убедительно показали, как умело и решительно наши воины проламывали фашистскую оборону.

20 апреля, на пятый день операции, дальнобойная артиллерия 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии впервые открыла огонь по Берлину. В это же время 1-й дивизион 30-й гвардейской пушечной бригады 47-й армии, которым командовал майор А. И. Зюкин, также дал залп по фашистской столице. На тяжелых снарядах можно было прочесть сделанные солдатами надписи: «Гитлеру», «Геббельсу», «Герингу».

В «Правду» тотчас ушла моя корреспонденция «Огонь по Берлину!».

Через день, 21 апреля, наступающие ворвались на окраины Берлина. Это был огромнейший успех войск. Запечатлел этот важный момент в репортаже «В черте Гросс-Берлина».

По утрам в дни боев за Берлин между нами можно было слышать такой разговор:

– Куда едешь?

– К Чуйкову либо к Катукову!

– А ты?

– К Берзарину!

– А где бывал?

– У Кузнецова!

– А ты?

– У пехотинцев Белова и танкистов Богданова!

Военкоры-правдисты стремились в своих корреспонденциях, репортажах, очерках рассказать о боевых делах всех наступающих армий.

В первый же день вступления наших войск в фашистскую столицу я попал в корпус генерала И. П. Рослого. И как раз в тот момент, когда его передовые части прошли черту Гросс-Берлина и, перерезав окружную железную дорогу, вышли на улицы старого города.

Шофер Гриша Скулков, заменивший раненного в боях за освобождение Польши опытнейшего и удивительно храброго водителя Михаила Николаевича Чернышева, выжимал из трофейного «вандерера» все, что можно. Вот и первые улицы Берлина. Перед нами Ландсбергштрассе. Она до предела забита нашей продвигающейся вперед военной техникой: танками, самоходками, автомашинами, тягачами. Повсюду можно было видеть разбитые, сожженные, раздавленные или брошенные целехонькими вражеские пушки. Стояли, уткнув в землю хоботы орудий, танки и самоходки. Тут и там чернели остовы обгорелых автомашин, особенно много было среди них легковых. Валялись трупы солдат и офицеров… Город горел. Борис Горбатов и Мартын Мержанов, увидев все это, немедленно написали корреспонденцию «В Берлине».

На улицах фашистской столицы беспрерывно рвались снаряды и мины. На тротуарах, прижимаясь плотнее к стенам домов, кое-где уже собирались гражданские немцы. Потом появились группы мальчишек. Они обступали тесным кругом наших бойцов и офицеров и тотчас начинали просить хлеба. О голоде в Берлине мы уже знали, толпы мальчишек, просящих милостыню, теперь воочию убеждали в этом.

– Гитлер капут, Гитлер капут! – горланили белокурые веснушчатые ребятишки.

25 апреля была достигнута еще одна замечательная победа – Берлин был окружен. Вишневский и Золин отметили это важное событие корреспонденцией «Берлин в кольце». Бои в фашистской столице постепенно, но уверенно перемещались к центру.

В эти горячие дни военкоры-правдисты, запасшись сухарями, сухой колбасой, маслом, сахаром, пробивались вместе с наступающими подразделениями также к центру Берлина, заполняя записями распухшие блокноты и тетради. В подразделениях, где-нибудь в подвале или на четвертом-пятом этаже дома, где размещался наблюдательный пункт полка или дивизии, садились и спешно писали корреспонденции. Затем мчались на узел связи. А нередко и ночевали среди наступающих.

Ближе к центру Берлина стучим вместе с военкором «Известий» Львом Исаичем Славиным в двери небольшого домика. Нам нужна была комната, чтобы написать очередную корреспонденцию об уличных боях. Долго не открывают. Наконец слышим, как поворачивается ключ в замочной скважине, и дверь открывается.

– Как, вы уже здесь? – перед нами стоял в растерянности пожилой человек в рабочей блузе. – А я думал, это гестаповцы. Час назад они приходили и приказали, чтобы я пошел оборонять баррикады!..

По улицам, увешанным во множестве белыми флагами и полотнищами, шли пленные. Фашистский Берлин начинал поднимать руки вверх.

А его улицы заполнило множество русских, поляков, французов, голландцев, американцев, только что освобожденных нашими войсками. Одеты в рубища, лица изможденные.

– Откуда?

– Смоленские! Курские! Псковские! Из-под Твери! А мы из штата Миннесота. О’кэй!..

В один из дней боев на улицах Берлина услышал, как сквозь гул артиллерии пробиваются мелодичные звуки музыки. Что такое? Немедленно сворачиваю в соседнюю улочку. Батюшки! Да тут шел настоящий концерт. Недалеко от батареи, посреди улицы, был поставлен сверкающий от сполохов частых выстрелов рояль. За ним, чуть склонившись, сидел М.Блантер, рядом стоял Т. Хренников. «…Давай «Катюшу»!» – кричали им артиллеристы. Тихон Николаевич запел с характерной хрипотцой знаменитую «Катюшу».

В бригаде правдистов в конце апреля появилось пополнение. В Берлин прилетел Леонид Коробов. Острит, как всегда: «Мы с Сидором Ковпаком еще в сорок третьем году, в походе по Белоруссии, договорились: будешь в Берлине, плюнь на пороге имперской канцелярии. Вот приехал выполнить наказ моего дорогого бородача».

Коробов рассказал, как живет и работает в эти дни редакция «Правды». Сообщил, что по согласованию с «Правдой» он будет посылать корреспонденции из Берлина для «Комсомольской правды».

Спешу на телеграф в Штраусбург, куда еще раз и уже окончательно переехал штаб 1-го Белорусского фронта, чтобы передать в Москву новую корреспонденцию об уличных боях в Берлине. Военные связисты, несмотря на огромную перегрузку официальными документами, все же находили «зазор», чтобы передать также и наши материалы.

Штраусбург – небольшой зеленый городок за Одером. До Берлина от него не более сорока километров.

Наши корреспондентские встречи в Штраусбурге происходили теперь редко и главным образом поздно по ночам. Почти все время мы находились в войсках.

Борис Горбатов и Мартын Мержанов нашли вскоре чрезвычайно интересную тему: пещерные, другими словами, подвальные немцы. Писали репортаж всю ночь. На рассвете он уже лежал на телеграфе, а когда был напечатан – получил широкий резонанс у фронтовиков.

С интересными и содержательными корреспонденциями, репортажами и очерками выступали в это же время на страницах «Правды» военкоры 1-го Украинского фронта. Борис Полевой напечатал ряд репортажей и очерки «Бои на улицах Берлина», «Передовая на Эйзенштрассе». В последнем рассказывалось, как старший сержант Трифон Лукьянович, до войны житель Минска, где погибла в первые же дни войны во время фашистской бомбежки города вся его семья, спас на передовой, в ходе боя, крохотную немецкую девчушку, лежавшую возле убитой матери. Лукьянович, несмотря на ураганный огонь с фашистской стороны, по-пластунски добрался до девчушки и под градом пуль вынес ее на руках к своим окопам. Однако в самый последний момент, когда преодолевал бруствер окопа, был тяжело ранен.

Спустя много лет после войны немецкие патриоты точно установили место, где совершил этот замечательный подвиг Трифон Лукьянович. Оказалось, что это произошло не на улице Эйзенштрассе, как написал Полевой, а на Эльзенштрассе. Теперь на Эльзенштрассе установлена памятная доска, на которой указана фамилия Лукьяновича, а также изложен его подвиг.

С не меньшим успехом выступали также другие военкоры-«первоукраинцы». Вадим Кожевников написал репортаж «Артиллеристы ведут огонь», Сергей Борзенко – корреспонденцию «Неукротимая воля» о наступательном порыве советских воинов.

Когда войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов развернули совместные бои в фашистской столице, военкоры-правдисты стали частенько обмениваться через узлы связи короткими приветственными телеграммами. Иван Золин писал Борису Полевому: «Поздравляем отличными материалами. Так держать!» Полевой ответствовал не без лукавства: «Восхищены вашей активностью. Учимся у мастеров».

Лавируя между колоннами танков, объезжая многочисленные баррикады, каждый из нас ежедневно пробивался вслед за наступающими частями в центр Берлина. Надо было поспеть всюду. Фашисты сопротивлялись жестоко, защищали с упорством каждую улицу, каждый дом. Гитлеровское командование напрягало все силы, пытаясь во что бы то ни стало сдержать удары советских войск. Армия генерала Венка, которая по указанию Гитлера прорывалась на выручку Берлина с запада, не выполнила своей задачи. Теперь надежды возлагались на армию генерала Буссе, все еще находившуюся в районе Франкфурта-на-Одере.

Советские полки с непоколебимым упорством парировали контрудары противника в Берлине и уверенно продвигались вперед. Подчас было трудно понять, где проходит линия фронта. Стараясь добыть материал для газеты из первых рук, правдисты были постоянно в гуще войск. В этом не было ничего необычайного, тем более героического. Героями были солдаты и офицеры, которые под градом вражеских пуль, снарядов и мин вели наступление. Но когда бывало туго, приходилось и корреспондентам браться за оружие.

У Шпрее мы с известным писателем, человеком не таким уж молодым, корреспондентом «Известий» Всеволодом Вячеславовичем Ивановым попали на командный пункт роты, которая отражала очередную ожесточенную контратаку фашистов. И вот настал момент, когда и нам дали в руки автоматы. Контратака, однако, вскоре была отбита.

– Скажи кому, что пришлось браться за оружие, пожалуй, не поверят, – говорил Всеволод Вячеславович, щуря из-под очков серые улыбчивые глаза.

В Вайсензее Горбатов и Мержанов попали под обстрел фашистских автоматчиков, и неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы их не выручил решительными действиями шофер Гриша Мирошниченко. Он рванул «эмку» на большой скорости вперед и быстро проскочил мимо домов, в которых находились гитлеровцы.

В сложный переплет попал в бою за улицу на подходе к одному из берлинских вокзалов Василий Величко. Возвращаясь вечером из подразделения, которое штурмовало этот объект, он был ранен в плечо и упал. Его подобрал работник политотдела 8-й гвардейской армии подполковник Н. Овчинников и доставил на наблюдательный пункт. Здесь Величко была оказана медицинская помощь, сделана перевязка. От предложения лечь в госпиталь он наотрез отказался.

Телеграф ежедневно принимал от нас все новые и новые корреспонденции для «Правды». Мы видели, что газетные полосы заняты важными официальными материалами, вздыхали, но нисколько не сетовали и продолжали писать, ибо хорошо знали, как необходима была в дни битвы за Берлин каждая взятая из огня строка.

Каких только встреч не было в ходе боев в Берлине и под Берлином! На автостраде, которая охватывала кольцом фашистскую столицу, мне неожиданно встретился правдист, до войны заведующий отделом информации «Правды», а в годы войны редактор «Иллюстрированной газеты» Леопольд Железнов. Но, пожалуй, самой примечательной все же была встреча с бывшим выпускающим «Правды» Федором Ципориным. Как-то ночью в поисках пристанища я заехал в редакцию газеты 8-й гвардейской армии. Выйдя из машины, услышал в возвышавшемся во тьме сарайчике знакомый с детства звон льющейся в ведро струи молока. Как оказалось, корову доил Ципорин. Он работал в армейской газете наборщиком. В знак встречи мы выпили полведра парного молока.

На одной из центральных берлинских улиц я увидел маршала Г. К. Жукова. Он сидел, как всегда, рядом с шофером. На нем было кожаное пальто, полевая фуражка. Лицо его было суровое, сосредоточенное. Маршал ежедневно находился среди наступающих. В этот раз, как выяснилось потом, он направлялся к Моабиту, где продвижение наших подразделений затормозилось. Г. К. Жуков хотел лично разобраться в причинах этого. В ходе Берлинской битвы маршал никого из военкоров не принимал, и потому случайная встреча с ним была удачей.

28 апреля нас всех поразила новость – гарнизон Берлина был рассечен на части и представлял собой всего лишь цепь изолированных друг от друга островков. Бой шел за имперскую канцелярию. Наступающие уже видели в бинокль сквозь клубы дыма и пыли гигантское здание рейхстага с крутобоким стеклянным куполом над крышей.

Это была агония Берлина. А «Фелькише беобахтер» продолжала беспардонно утверждать: «Новые силы подходят»; «Берлин ни в коем случае не предоставлен самому себе, он является частью единого фронта». Так геббельсовские пропагандисты стремились успокоить и одурачить своих солдат и берлинцев.

В штаб фронта беспрерывно поступали из частей сообщения о захвате в Берлине новых улиц, площадей, районов. Их названия тотчас наносились на карту: Александерплац, Митте, Моабит. Эти слова почти одновременно перекочевывали в наши блокноты, а оттуда в корреспонденции и репортажи. На второй день их видели на страницах «Правды» миллионы читателей.

Посоветовавшись по штабному правительственному телефону с редакцией, Иван Золин отменил нашу «приписку» к армиям. Было решено сосредоточить усилия всех военкоров-правдистов в тех частях, которые ближе всего находились к правительственным учреждениям гитлеровской Германии.

Можно без преувеличения сказать, что в освещении битвы за Берлин наступил кульминационный момент. Но редакция не успевала получать и дать выход на страницы всему, что мы посылали по телеграфу. Чтобы ускорить поступление материалов в Москву, нам, по указанию маршала Г. К. Жукова, был предоставлен самолет, экипаж которого составляли летчики В. Лемешкин, К. Москаленко и И. Вештак, а также офицер с полномочиями специального курьера.

Журналисты хотели знать, где будет водружено Знамя Победы и кто это сделает. В оперативном отделе штаба на этот вопрос отвечали уже более определенно, чем раньше.

– Оно будет водружено над рейхстагом, – твердо заявили нам на одной из очередных утренних встреч. – Почему над рейхстагом – нетрудно понять. Рейхстаг играл в гитлеровской Германии особую роль. В нем вырабатывались и благословлялись все преступные планы войны!

Что касается того, кто водрузит Знамя Победы, об этом никто не мог сказать ничего определенного. Лишь было высказано предположение: вероятнее всего, это сделает кто-либо из воинов армии В. И. Чуйкова или В. И. Кузнецова. «Повезло» армии В. И. Кузнецова.

30 апреля батальоны полка Ф. М. Зинченко начали штурм рейхстага – последней мощной твердыни Берлина. Вечером того же дня над куполом рейхстага было водружено Знамя Победы, но ожесточенные бои в нем еще продолжались.

Нам стали известны герои штурма рейхстага – воины батальонов Степана Неустроева, Василия Давыдова и Константина Самсонова, а также установившие Знамя Победы – разведчики Михаил Егоров и Мелитон Кантария. Первые короткие строки об их подвиге были немедленно переданы в «Правду».

Ночью 1 мая на участке наступления одного из полков 25-й стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии перешел линию фронта начальник генерального штаба сухопутных сил фашистской Германии генерал Кребс в сопровождении нескольких офицеров. Кребс и его спутники были немедленно препровождены на командный пункт В. И. Чуйкова.

В штабе Чуйкова в это время находились Всеволод Вишневский, Иван Золин и корреспондент фронтовой газеты «Во славу Родины» Евгений Долматовский. Им было разрешено присутствовать на переговорах Чуйкова с Кребсом. Они почти стенографически записали их ход.

Возвратившись вечером того же дня в Штраусбург, Всеволод Витальевич собрал у себя всех военных корреспондентов «Правды» и рассказал, как шли переговоры Чуйкова с Кребсом.

– Слишком значимо само по себе событие, – сказал он, – и ни я, ни мой друг Золин не вправе знать об этом одни!

Наступал последний акт Берлинской битвы. Город, охваченный пламенем пожаров, окутанный снизу доверху дымом, утопал во множестве белых флагов и полотнищ. В одном из полуразрушенных зданий вблизи рейхстага, под гул артиллерийской канонады, почти на одном дыхании написал обо всем увиденном корреспонденцию. Как только была поставлена последняя точка, поспешил на узел связи.

В ночь на 1 мая все военкоры, естественно, не могли спать. Мы ждали с часу на час сообщений об окончании боев в центре Берлина и рейхстаге, ходе переговоров с гитлеровским командованием. В оперативном отделе, куда мы наведывались почти через каждый час, отвечали однозначно: идут напряженные бои, переговоры – тоже!

Под утро 2 мая рейхстаг пал. Военкоры уже усаживались в машины, чтобы направиться туда. Но в штабе строго предупредили – от поездки надо воздержаться: в правительственном квартале еще идут бои.

Рано утром линию фронта перешел и сдался в плен командующий обороной Берлина генерал от артиллерии Вейдлинг. Он заявил В. И. Чуйкову, что готов отдать приказ о капитуляции войск берлинского гарнизона.

События в Берлине, однако, опережали действия генерала Вейдлинга. В центре города уже полным ходом шла капитуляция фашистских частей. Мне довелось быть свидетелем этого на Александерплаце. По указанию советских офицеров гитлеровские солдаты и офицеры складывали автоматы, пулеметы и минометы, строились в длинные колонны, а затем двигались в восточную часть города, где находились сборные пункты для военнопленных. Молча, сурово и строго проходила эта многозначительная и незабываемая церемония. Шли исторические часы и минуты.

Затем я побывал в районе Митте, где тоже проходила массовая капитуляция фашистских частей. Возвратившись в Штраусбург, «одним взмахом пера» написал репортаж и, не мудрствуя лукаво, назвал его «Капитуляция». Он немедленно, как говорится, «с колес» был напечатан 3 мая.

«Центр Берлина, – подчеркивалось в репортаже, – в этот день представлял сплошной лагерь сложивших оружие, прекративших сопротивление, капитулировавших гитлеровских войск. А над рейхстагом развевалось на ветру гордое, овеянное славой пурпурное Знамя нашей Победы».

Еще в ходе боя в центре Берлина Виктор Темин заснял из люка танка «Подруга» рейхстаг со Знаменем Победы над его стеклянным куполом и в тот же день доставил фотографии в редакцию «Правды».

Над притихшей вражеской столицей стлался дым, медленно оседала серая с красными оттенками пыль. Она сыпалась за воротник, хрустела на зубах. Заставляя машину перелезать через груды развалин, мы наконец добрались до центра Берлина. И здесь, как и на окраинах, улицы и площади были забиты сожженными и подбитыми фашистскими танками, самоходками, автомашинами и пушками. Только их здесь было больше, намного больше.

Несмотря на ранний час, солдаты и офицеры уже были, как положено по уставу, в полной форме: тщательно побриты, гимнастерки, кители поглажены, до блеска начищены сапоги и ботинки. Воины с радостью обнимали друг друга: еще бы, мы окончательно сломали хребет гитлеровской армии, полностью разгромили ее, выиграли великую битву!

После капитуляции Берлина всех нас удивил Всеволод Вишневский. Он устроил в Штраусбурге однажды вечером скромный прием для военкоров-правдистов, на котором после нескольких страстных слов о нашей Великой Победе заявил:

– Друзья, война окончена. Через несколько дней я улетаю в Москву!

– Как, а капитуляция?

– Примите без меня, – отпарировал Вишневский, смеясь карими прищуренными глазами. – Теперь мне больше всего нужна Россия!..

Для военных журналистов настала пора подробно описать логово врага, где рождались зловещие планы агрессии, чудовищной кровопролитной и разорительной войны в Европе. Тема, о которой мечтал каждый газетчик с первых дней войны!

Чтобы добыть нужный материал, мы каждый день бывали в Берлине.