Текст книги "Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
Многие исследователи разведывательной деятельности Кима Филби, в особенности в Англии, считают, что существенным элементом его успехов являлось то, что он был необыкновенно удачлив. Разумеется, трудно оценивать, какая доля в успехах Кима приходится на такой не поддающийся измерению фактор, как удача. Ясно одно, удача нужна разведчику, как и всякому другому человеку. Но верно и то, что удача сопутствует тем, кто не теряет головы и не опускает рук в критических ситуациях, кто ищет и находит выход из самого безвыходного положения. «Удача – награда за смелость» – поется в песне. Эти слова, пожалуй, точнее других объясняют, почему удача так часто оказывалась на стороне Кима.
История, которая произошла с ним летом 1945 года, интересна не только тем, что Киму удалось избежать катастрофы благодаря проявленной выдержке и находчивости, но и тем, что она демонстрирует, какие неожиданности и опасности поджидают разведчика на неизведанном пути. Эта история, в которой судьба была благосклонна к Киму, показывает, что в жизни разведчика не бывает мелочей и ничто не остается без последствий.
В одно августовское утро 1945 года Ким только что вошел в свой кабинет, как раздался звонок шефа. Генерал Мензис просил срочно зайти к нему. Едва ответив на приветствие Кима, шеф протянул ему подборку документов и попросил ознакомиться с ними. Подборка открывалась письмом советника английского посольства в Турции Нокса Хелма. В письме обращалось внимание на приложение и испрашивались инструкции. Киму было достаточно беглого знакомства с материалами, чтобы оценить их исключительную важность.
«Некий Константин Волков, вице-консул советского генерального консульства в Стамбуле, обратился к вице-консулу английского генерального консульства Пейджу с просьбой предоставить ему и его жене политическое убежище».
В поддержку своей просьбы Волков пообещал сообщить информацию об одном управлении НКВД, в котором он якобы служил раньше. Он заявил также, что имеет сведения о советских разведчиках, действующих за границей, и, в частности, знает имена трех из них, которые находятся в Англии. Двое работают в министерстве иностранных дел, а третий является начальником контрразведывательной службы в Лондоне. Волков поставил далее два условия: во-первых, чтобы сообщение о его просьбе не передавалось телеграммой в Лондон, так как русские, по его словам, раскрыли ряд английских шифров, и во-вторых, он будет ждать ответа только двадцать один день. Посольство учло предостережение Волкова и направило документы о нем дипломатической почтой. В результате прошло десять дней, прежде чем материалы попали к Киму Филби.
Киму потребовалось мгновение, чтобы оценить ситуацию. В его голове сразу же мелькнула мысль о том, что фактор времени будет решающим в этом жизненно важном для него деле. Он заявил шефу, что дело представляется чрезвычайно серьезным и ему потребуется некоторое время, чтобы провести необходимую проверку и подготовить соответствующие рекомендации. Шеф согласился с мнением Кима и просил на следующее утро доложить ему свои предложения. Вернувшись к себе в кабинет, Ким углубился в раздумья по поводу деликатной ситуации, в которой он оказался в связи с обращением Волкова. Ясно было одно – Киму ни в коем случае нельзя упускать развитие дела из-под своего контроля. Тем более что шеф приказал ему лично заняться им. Если дело попадет в другие руки, это грозит Киму непредвиденными последствиями. Но как избежать этого? Ведь любые указания из Лондона будут выполнять сотрудники СИС в Стамбуле. Ход мыслей Кима все больше сосредоточивался на том, что ему самому необходимо быть в Стамбуле и руководить выполнением плана, который он намеревался предложить шефу. Сам план был весьма прост – Киму было необходимо встретиться с Волковым и, в случае подтверждения им желания получить политическое убежище, укрыть его вместе с женой в надежном месте в Стамбуле, а затем перебросить в Египет, где в спокойной обстановке можно будет выяснить, что он имеет сообщить английской секретной службе.
Вторую часть плана Ким осуществил в ту же ночь. В Москву полетело срочное сообщение особой важности. Ситуация требовала принятия чрезвычайных мер.
На следующее утро Ким доложил шефу, что проверка не дала никаких дополнительных данных о Волкове и, сославшись на то, что таким делом нельзя руководить, пользуясь дипломатической почтой, предложил послать кого-либо из Лондона в Стамбул. Ответ шефа сразу же развеял ту надежду, которую Ким лелеял втайне. Он сказал, что накануне вечером встретил в клубе бригадира Дугласа Робертса, который был тогда начальником ближневосточного филиала контрразведывательной службы в Каире и в это время заканчивал свой отпуск в Лондоне. Генерал Мензис решил просить начальника контрразведки сэра Дэвида Петри послать Робертса в Стамбул и поручить ему заняться делом Волкова. Выбор шефа не мог вызывать возражений – Робертс был в высшем офицерском звании, хорошо знал свой регион, был связан с турецкими секретными службами и, кроме того, свободно говорил по-русски. Ким вышел из кабинета шефа в подавленном состоянии. Про себя он проклинал судьбу, которая свела шефа с бригадиром Робертсом. Казалось, ничего уже нельзя изменить. Единственное, на что надеялся Ким, – сообщение в Москву даст результат раньше, чем Робертс сумеет приступить к делу.
После обеденного перерыва шеф вновь вызвал Кима. Генерал Мензис был явно расстроен и с раздражением сообщил Киму, что Робертс отказался выполнить поручение СИС. Будучи, в общем, бесстрашным человеком, бригадир смертельно боялся перелетов на самолете. Он решил отправиться в Каир пароходом из Ливерпуля и никакие доводы шефа и сэра Петри не смогли заставить его изменить свои планы. Удача, которая, казалось, отвернулась от Кима, неожиданно вновь одарила его своей улыбкой. Ободренный шансом, который предоставляла ему судьба, Ким не стал ждать, чтобы шеф сам предложил ему лететь в Стамбул. Он с большей решительностью, чем прежде, сказал, что в связи с отказом бригадира может предложить лишь свою кандидатуру. Шефу не оставалось ничего, как согласиться. Ким сразу же отправился в министерство иностранных дел, где получил письмо к Нок-су Хелму, в котором ему предлагалось оказывать Киму всяческую поддержку в осуществлении миссии по делу Волкова.
Через три дня после поступления документов из Турции Ким в отличном настроении занял место в самолете, вылетавшем в Стамбул через Каир. К вечеру штурман объявил, что в связи с грозой над Мальтой самолет изменил курс и сделает посадку в Тунисе. Полет в Каир откладывался на двадцать четыре часа. Удача по-прежнему сопутствовала Киму.
На следующий день Ким прибыл в Каир, но на стамбульский рейс он опоздал. В результате он добрался к месту назначения в пятницу с опозданием на два дня. Британская привычка свято оберегать «уикэнд» от любых, даже срочных, дел отодвинула практическое выполнение планов Кима до понедельника. Прежде всего, Ким посетил советника посольства Нокса Хелма, которому и передал письмо из Форин офиса. Однако надежды Кима на помощь посольства в ходе беседы с Хелмом быстро рассеялись. Хелм высказал разного рода сомнения по поводу дела Волкова. Он заявил, что действия Кима могут причинить неприятности посольству и потому он должен, прежде чем Ким что-либо предпримет, проконсультироваться с послом.
Настороженное отношение Хелма к миссии Кима было весьма характерно для общих отношений, существовавших в то время между дипломатической службой Англии и СИС. О их состоянии красноречиво говорит тот факт, что резидент СИС в Стамбуле Сирил Макрэй не был проинформирован посольством о деле Волкова. Неудивительно, что для резидента СИС приезд Кима оказался полной неожиданностью.
На следующее утро, когда Ким зашел к Хелму, тот неохотно сказал, что посол сэр Морис Питерсон хотел бы пригласить Кима в воскресенье на прогулку на своей яхте «Макоук». «Почему вы не сказали мне, что знакомы с послом?» – укоризненно посмотрев на Кима, спросил советник. Киму пришлось объяснить, что знает посла по совместной работе в Испании. В воскресенье в одиннадцать часов утра Ким приехал на пристань Кабаташ, где стояла пришвартованной яхта посла. Вместе с Кимом на борту яхты оказалось еще несколько гостей, и потому он долго не мог переговорить с послом о деле. Только после обеда, когда гости любовались игрой дельфинов в водах Босфора, Киму удалось, наконец, остаться наедине с Питерсоном. Ким рассказал ему о цели своего визита в Стамбул. Посол внимательно выслушал Кима и задал всего лишь один вопрос: консультировались ли при этом с министерством иностранных дел. Ким заверил посла, что СИС обсуждала с министерством дело Волкова и Форин офис утвердил план действий, о чем говорится в письме советнику Хелму, которое Ким привез из Лондона. «Тогда не о чем больше говорить, – сказал посол. – Действуйте».
Вечером в воскресенье Ким вместе с резидентом Макрэем рассмотрел различные варианты установления контакта и проведения беседы с Волковым. Было решено сделать это через вице-консула Пейджа, поскольку Волков обратился именно к нему. В понедельник утром Макрэй пригласил Пейджа к себе в кабинет и Ким объяснил ему, что он должен был сделать, чтобы организовать в условиях строжайшей секретности встречу с Волковым. Пейдж рассказал, что он часто встречается с Волковым по консульским делам и будет вполне оправданно, если он пригласит Волкова к себе для делового разговора. Наконец, Пейдж снял телефонную трубку, набрал номер советского консульства и спросил Волкова. После короткого разговора Пейдж с недоумением положил трубку. «Странно, – сказал он. – Я спросил Волкова и мужской голос ответил, что Волков слушает. Но это был не Волков. Я отлично знаю голос Волкова, я говорил с ним десятки раз». Пейдж позвонил снова, но на этот раз ему пришлось ограничиться разговором с телефонисткой. «Она сказала, что Волкова нет, – возмутился Пейдж. – Ведь минуту назад она соединяла меня с ним». Ким и Макрэй смотрели друг на друга и не могли ничего понять. Наконец, Ким предложил повторить попытку связаться с Волковым на следующий день в надежде, что она будет более удачной.
На следующее утро Ким, Макрэй и Пейдж встретились вновь и Пейдж позвонил в советское консульство. Разговор был совсем кратким. «Что вы скажете на это? – сказал Пейдж с растерянным видом. – Я спросил Волкова и девушка ответила, что он в Москве». Услышав это, Ким понял, что случилось. Дело Волкова закончилось. Но Ким попросил Пейджа предпринять последнюю отчаянную попытку и посетить советское консульство, чтобы лично поговорить с Волковым. Пейдж был полон решимости до конца разобраться в этой непонятной для него истории и охотно согласился посетить русских. Через час он вернулся вне себя от негодования. «Ничего не понимаю, – сказал Пейдж. – Оказывается, никто даже не слышал о Волкове».
Ким принялся сочинять телеграмму шефу о провале своей миссии, видя главную вину этого в самом Волкове, поскольку тот преувеличил угрозу своей безопасности и настоял на том, чтобы переписка велась только почтой. За три недели, прошедшие после обращения Волкова, в его поведении могло произойти что-то такое, что выдало его намерения «Впрочем, все это только предположения, – писал Ким шефу, – и установить правду, по-видимому, никогда не удастся». Объяснения Кима были приняты, дело Волкова закрыто. Казалось, оно уже никогда более не напомнит о себе. Но у всех секретных служб долгая память. И дело Волкова еще всплывет на поверхность в один из самых трудных периодов жизни Кима Филби. И ему вновь придется держать за него ответ.
Менее чем через полтора года после памятного визита в Стамбул Киму опять пришлось отправиться на берега Босфора. В январе 1946 года Кима вызвал генерал Синклер и сказал, что ему предстоит возглавить резидентуру СИС в Турции с центром в Стамбуле. Это предложение не было неожиданным для Кима. Дело в том, что в соответствии с рекомендациями комитета по реорганизации CИС которая была осуществлена сразу после окончания войны, в основу укомплектования персонала разведывательной службы Англии был положен принцип разносторонней подготовки кадров, а не узкой специализации. Это означало, что все сотрудники СИС должны быть в одинаковой мере подготовлены как для работы в центральном аппарате в Лондоне, так и в резидентурах, как по линии разведки, так и контрразведки. Поскольку весь оперативный опыт Кима, приобретенный в СИС до этого времени, был связан с контрразведывательной работой в центральном аппарате, рано или поздно ему предстояло приобрести навыки разведывательной работы в резидентуре. Назначение в Турцию не вызвало возражений со стороны Кима, хотя ему, безусловно, было жаль оставлять свой стратегически важный пост начальника крупного отдела по борьбе с коммунистическим проникновением. Во-первых, он не мог отказаться от нового назначения, ибо это могло повредить его положению в СИС и в конечном счете неблагоприятно сказаться на возможностях добывать необходимую информацию для советской разведки. Во-вторых, его положение резидента в Турции открывало перед ним новые перспективы. Турция рассматривалась в то время СИС как главная южная база для разведывательной работы против Советского Союза и других стран Восточной Европы. Англичане и американцы готовили и проводили на южных границах СССР шпионские операции, и любая информация Кима об этих планах представляла большую ценность.
Ким прибыл в Стамбул в феврале 1947 года и сразу же приступил к работе под прикрытием первого секретаря английского посольства. Стамбул тех дней представлял идеальное место для шпионской деятельности западных разведывательных служб. Город был переполнен беженцами из стран Восточной Европы – болгарами, румынами, албанцами. В нем насчитывалось множество национальных общин, в том числе грузинская, армянская, которые имели широкие связи с родственниками и соотечественниками в Советском Союзе. Все это словно магнит притягивало к себе внимание секретных служб. Турецкие специальные органы, которые назывались инспекцией безопасности, прекрасно понимали это, но закрывали глаза на разведывательную деятельность англичан и американцев, зная, что она направлена исключительно против северного соседа и Балканских стран. Главным стимулом для турок были ежемесячные дотации, которые англичане и американцы выдавали отделениям инспекции безопасности под видом платы за наведение различного рода справок. Разумеется, эти дотации шли в карман старшим чинам контрразведывательной службы.
С двумя из них Киму приходилось непосредственно поддерживать рабочий контакт. Первый являлся руководителем генерального аппарата инспекции безопасности в Анкаре, а второй – начальником стамбульского отделения, которого Ким и его подчиненные называли между собой «тетей Джейн». По части интереса к деньгам «тетя Джейн» не отличался от своих начальников. Сохранение добрых отношений с начальником стамбульского отделения представлялось Киму делом более важным, поскольку большая часть его работы проходила в его районе. Кроме того, отделение «тети Джейн» поставляло англичанам некоторую информацию о положении в странах Восточной Европы, которую турки выкачивали из разного рода беглецов и контрабандистов.
Другим источником информации стамбульской резидентуры СИС были эмигрантские группы, состоявшие из выходцев Балканских стран. Многие из них очень быстро разобрались, что шпионаж может быть прибыльным делом. При встречах руководители этих групп обычно утверждали, что, прежде чем покинуть свои страны, они организовали там шпионские сети и изъявляли готовность предоставить своих «агентов» в распоряжение английской секретной службы, разумеется, при условии соответствующей оплаты их услуг. Бизнес на шпионаже в Стамбуле приобрел в те годы такой гигантский размах, что цена за информацию достигала миллионов. Часто после этого неосмотрительный покупатель убеждался в том, что эта информация была сфабрикована местными умельцами.
Лондон в своих рекомендациях Киму настаивал, что главной целью его деятельности должен быть Советский Союз. Следуя указаниям руководства СИС, Ким готовил к засылке на короткий срок агентов в черноморские порты Советского Союза с использованием для этих целей торговых судов, направлявшихся в Одессу, Николаев, Новороссийск и другие города. Вполне понятно, что отдача от таких операций не могла быть большой. Поскольку эти планы проникновения на советскую территорию давали очень мало, у Кима появилась вскоре идея, которую он предложил Лондону в форме широкомасштабной операции «Спайгласс». Согласно предложению Кима главные усилия по проникновению в Советский Союз необходимо было сосредоточить на восточной границе Турции, которая была слабо изучена и представляла определенные возможности в этом плане. Большую часть лета 1947 года Ким провел в пограничных районах, пытаясь определить, какую помощь могли бы оказать турки и с какими препятствиями при этом пришлось бы столкнуться. Эта поездка преследовала и другую цель – выяснить возможности проведения топографической съемки пограничных районов Турции. Ким знал, что СИС была заинтересована в получении подробных сведений о территории восточной Турции. Управление военного планирования вооруженных сил Англии рассчитывало после войны на создание в Турции специальных баз, с которых можно было наносить удары по советским коммуникациям в случае возникновения военного конфликта в этом районе.
Предложения Кима вызвали в Лондоне благоприятный отклик. План «Спайгласс» был признан «чрезвычайно интересным». Съемки были начаты летом 1948 года на самом восточном стыке границ Турции, Советского Союза и Ирана. Постепенно продвигаясь на запад и делая остановки через каждые две-три мили, Ким и его группа делали снимки советско-турецкой границы. Через несколько недель они достигли Дигора, расположенного напротив Ленинакана. Ким решил, что его экспедиция затянулась и пора возвращаться в Стамбул. Съемки западной части границы были отложены до следующего года. Но новый, очередной зигзаг в судьбе Кима оставил эти планы неосуществленными.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬ СИС В ВАШИНГТОНЕВ августе 1949 года Ким получил телеграмму из Лондона, в которой ему предлагали пост представителя СИС в Соединенных Штатах Америки, где он должен был поддерживать связь с Центральным разведывательным управлением и Федеральным бюро расследований. Новое назначение было чрезвычайно важным для Филби по двум причинам: во-первых, он снова попадал в ту среду, где формировалась политика разведывательных организаций США и Англии, а во-вторых, он получал возможность познакомиться с американскими специальными службами, которые в послевоенный период стали играть намного большую роль, чем соответствующие английские организации. «Я даже не стал дожидаться согласия Москвы, – писал Ким, – и дальнейшие события оправдали мое решение. Никто не выразил сомнения в неограниченных возможностях моего нового назначения».
Было еще одно обстоятельство, которое придавало особую значимость для Кима, – поездки в Америку. Сотрудничество между СИС и ЦРУ, двумя крупнейшими разведывательными службами западных стран, стало настолько тесным после войны, что каждый ответственный работник английской разведки, намеченный для выдвижения на крупный руководящий пост, должен был приобрести опыт совместной работы с американцами. Предложение Киму Филби отправиться в Вашингтон немедленно породило слухи и предположения о том, что он высоко котируется как один из главных кандидатов на пост шефа английской разведки. Основания для этих предположений были достаточно весомые. В Лондоне поговаривали, что генерал Стюарт Мензис, возглавлявший английскую секретную службу на протяжении четырнадцати лет, намеревается уйти в отставку. Предполагалось, что на короткое время его может заменить Джек Истон, один из помощников Мензиса. А затем новый шеф СИС будет выбран из короткого списка кандидатов, в числе которых фигурировал и Ким Филби.
Уже упоминавшийся английский историк Хью Тревор-Роупер, хорошо знакомый с положением дел в разведке, расценивал шансы Филби занять пост «шефа» как весьма реальные. «Я был убежден, что он был предназначен, более того, его натаскивали, чтобы со временем возглавить разведывательную службу», – писал он в книге «Дело Филби».
Перед отъездом из Стамбула Ким встретился со своим советским коллегой. Тот сообщил о безоговорочном одобрении Москвой нового назначения Кима. Проникновение Кима в центр разведывательных операций США и Англии со всех точек зрения являлось уникальным достижением и открывало редкостные возможности по добыче ценнейшей информации о планах совместных и раздельных подрывных действий американских и английских спецслужб против Советского Союза. Было и одно конкретное оперативное дело, к которому Москва проявляла большой интерес и в которое Ким с позиций представителя СИС в Вашингтоне мог внести необходимую ясность. Когда советский коллега посвятил Кима в суть этого дела, он не предполагал, что ответ на этот вопрос будет получен уже через несколько недель в Лондоне. Разумеется, Ким не мог предвидеть, что дело, о котором вел речь советский коллега, станет чуть ли не главной его проблемой в период работы в США, а затем приведет к водовороту непредвиденных событий, последствия которых много лет спустя затронут непосредственно и самого Кима.
При встрече в Стамбуле советский коллега попросил Кима как-нибудь выяснить, что предпринимают англичане в связи с делом об утечке важной информации из английского посольства в Вашингтоне в 1944–1945 годы, которое было раскрыто в результате расследования ФБР. В то время Ким ничего не знал об этом деле.
Вернувшись в Лондон, Ким провел целый месяц в беспрерывных встречах и беседах с руководством СИС, которое инструктировало его о проблемах в отношениях между разведывательными и контрразведывательными службами США и Англии, а также давало наставления о том, какой линии поведения придерживаться в делах с американскими союзниками. Из полученных разъяснений складывалась довольно неприглядная картина англо-американского сотрудничества, в котором теперь уже СИС отводилась роль младшего партнера, к тому же вынужденного маневрировать между ведомством всесильного и капризного директора ФБР Эдгара Гувера и только еще набиравшим силу ЦРУ. Предшественник Кима Питер Дуайер был слишком склонен к тому, чтобы искать благосклонности ФБР, со многими руководящими работниками которого он установил хорошие личные отношения. Руководство СИС считало, что это отрицательно сказывалось на сотрудничестве ЦРУ, с которым английскую разведку связывали общие профессиональные интересы. Одна из главных задач Кима как представителя СИС в США состояла в том, чтобы нарушить этот баланс. СИС и ЦРУ заметно расширили в послевоенное время свое взаимодействие, а это означало, что в Вашингтоне Киму предстояло наладить более тесную связь с Центральным разведывательным управлением.
Серьезную озабоченность Кима вызвал также инструктаж по вопросам контрразведки, который провел Морис Олдфилд, один из руководителей контрразведывательной службы. Олдфилд сообщил Киму, что совместное англоамериканское расследование разведывательной деятельности Советского Союза в США показало, что в 1944–1945 годы в английском посольстве в Вашингтоне имела место крупная утечка информации. В числе материалов, которые были переданы скрывавшимся в посольстве агентом с псевдонимом «Гомер» советскому Генеральному консульству в Нью-Йорке, была телеграфная переписка между президентом США Трумэном и премьер-министром Великобритании Черчиллем. Олдфилд сказал, что ФБР и английская контрразведка продолжают расследование, и в результате этого круг лиц, которые работали в то время в посольстве и могли иметь доступ к этой информации, значительно сузился. Вполне возможно, продолжал Олдфилд, что в ближайшее время дело будет завершено и Киму придется столкнуться с ним в период его пребывания в Вашингтоне.
Рассказ Олдфилда поразительно напоминал обстоятельства дела, о котором говорил Киму его советский коллега в Стамбуле. Ким понял, что он вплотную приблизился к ответу на вопрос, который так интересовал Москву. Первичная проверка, которую предпринял Ким сразу после беседы с Олдфилдом, еще более утвердила его в правильности своих предположений. Просмотрев списки сотрудников английского посольства в Вашингтоне за соответствующий период, Ким уже не сомневался, кто был этот таинственный «Гомер». Это был – Дональд Маклин. Маклин сотрудничает с советской разведкой. Поэтому Ким нисколько не удивился, услышав от Олдфилда рассказ о важных материалах, ставших достоянием советского консульства в Нью-Йорке.
Полученные Кимом сведения по делу «Гомера» необходимо было немедленно сообщить в Москву. Ким вызвал на встречу своего советского коллегу в Лондоне. Проинформировав его по существу дела «Гомера», Ким изложил ему результаты собственного расследования. И хотя Ким не сомневался в их правильности, он попросил подтверждения Москвы, а также указаний относительно его дальнейшего участия в деле «Гомера». Ответ Москвы не заставил себя ждать. Через несколько дней советский коллега подтвердил, что дело, о котором речь шла в Стамбуле, и дело «Гомера» – одно и то же. Москва выражала озабоченность судьбой «Гомера», однако считала, что немедленной угрозы его безопасности пока нет. Киму предлагалось постоянно следить за ходом расследования дела «Гомера». После ответа Москвы Ким пришел к выводу, что в срочных действиях необходимости нет, но какие-то решительные меры обязательно нужно будет предпринять, прежде чем он покинет Вашингтон.
Ким прибыл в американскую столицу в начале октября 1949 года, когда чудесная осенняя пора – американцы называют ее «индейским летом» – была в самом разгаре. Ким снял небольшой дом на Коннектикут-авеню, куда вскоре перебралась из Лондона Эйлин с четырьмя детьми. Ким наносил официальные визиты, во время которых Питер Дуайер представлял его руководящим работникам ФБР и ЦРУ. После первого визита к Гуверу Дуайер предупредил Кима, что ФБР будет подслушивать его разговоры в течение первых трех месяцев точно так же, как они делали это с ним. Много лет спустя Ким так объяснял причины недоверия Гувера к английским коллегам: «Это было не потому, что существовали какие-то подозрения в отношении меня – я никогда бы не получил назначения в Вашингтон, если бы они были, – но потому, что Гувер никому не доверял до тех пор, пока ты ему не доказывал, что ты чист».
Официальным прикрытием Кима в Вашингтоне была должность первого секретаря посольства. Однако Ким проводил много времени в зданиях ЦРУ и ФБР, где для него были отведены небольшие комнаты для работы. В ЦРУ Киму больше всего приходилось иметь дело с Управлением стратегических операций, которое занималось сбором разведывательной информации, и Управлением координации политики (УКП), в функции которого входила подготовка и осуществление тайных операций и подрывных действий. Ким имел постоянный контакт с руководителем УСО Джимом Энглтоном, которого знал по совместной работе в годы войны в Лондоне, где Джим представлял только что созданную американскую разведывательную службу. Отношения с Энглтоном опирались на дружеское расположение с обеих сторон. Раз в неделю Ким приглашал Энглтона на завтрак в лучший рыбный ресторан «Харвей» и проводил в его обществе многие часы, обсуждая актуальные международные проблемы и последние события дня. Незадолго до приезда Кима в Вашингтон Америку потрясло событие, которое повергло в шок руководство ЦРУ. 29 августа 1949 года в Советском Союзе было проведено успешное испытание атомной бомбы. Это событие имело огромное политическое значение. Атомной монополии США был положен конец. Растерявшаяся Америка усиленно искала «козла отпущения» и в конце концов нашла его в лице ЦРУ, которое в своих прогнозах предсказывало, что, по крайней мере, до середины 1953 года русским не удастся создать собственную атомную бомбу. На Центральное разведывательное управление обрушилась лавина обвинений и ему в полной мере пришлось отвечать за свой благодушный просчет. Возглавлявшему ЦРУ адмиралу Хилленкоттеру не оставалось ничего, как взять вину на себя, и вскоре он уступил место генералу Беделл-Смиту.
В отличие от добродушного адмирала, который ничем не проявил себя в разведке, генерал показал себя настоящим профессионалом, обладавшим холодным, расчетливым умом и феноменальной памятью. Ким вспоминал, что на первой встрече с Беделл-Смитом он представил ему на рассмотрение документ из двадцати с лишним параграфов. Генерал быстро пробежал глазами по страницам, а затем, отбросив документ, стал детально обсуждать его содержание, безошибочно ссылаясь при этом на номера параграфов. Ким был поражен исключительными способностями генерала. Однако из-за своей скромности Ким утаил одну важную деталь. Перед встречей с генералом он вызубрил документ наизусть, прочитав его несколько раз. Усилия споили потраченного времени. Документ представлял собой проект соглашения между СИС и ЦРУ о сотрудничестве в случае войны с Советским Союзом. Через несколько дней, уже на встрече с советским коллегой, Ким по памяти продиктовал текст этого важного документа.
В июне 1950 года началась война в Корее и ЦРУ вновь оказалась под перекрестным огнем критики за свою неспособность предвидеть такое развитие событий. Американцы хотели, чтобы ЦРУ оградило их от всех неприятностей на мировой арене. Но ЦРУ, созданное в 1947 году на базе Управления стратегических служб, пребывало еще в младенческом возрасте и было не в силах сделать это. Мир трясло в лихорадке «холодной войны». Международные кризисы возникали один за другим. По мере развития ЦРУ менялась и концепция его функционирования. Оно видело свою обязанность не только в сборе разведывательной информации, но и в обеспечении развития событий в мире, которые были выгодны Соединенным Штатам.
Вскоре после прибытия Кима в Вашингтон американское и английское правительства договорились в принципе о проведении тайной операции, имевшей целью оторвать одну из восточноевропейских стран. Расчет при этом был очень прост. В Вашингтоне и Лондоне уповали на «теорию домино» – если падет одна страна, то за ней последуют и другие. Проведение операции возлагалось на СИС и Управление координации политики ЦРУ. Они должны были подготовить достаточное количество агентов для засылки в страну и организации вооруженного выступления против правительства, что, по их расчетам, должно было привести к гражданской войне. Это была программа-максимум. Видимо, не слишком полагаясь на свои оптимистические прогнозы, организаторы провокаций были готовы удовлетвориться и минимумом – вызвать беспорядки и дестабилизировать положение в странах с коммунистическим режимом.