Текст книги "Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

ИСТОКИ ПРОТЕСТА

Исследователи родословной Кима Филби установили, что в графстве Эссекс проживает большая группа датчан, котоые переселились в Англию еще в восемнадцатом веке. Среди них есть немало Филби, прямых предков Кима. Его дед Монти отправился на Цейлон (Шри-Ланка), где приобрел чайную плантацию. В 1883 году он женился там на англичанке Квини Дункан, происходившей из семьи потомственных военнослужащих.

У плантатора и его жены было четыре сына. Второй из них, получивший имя Сент-Джон (Святой Джон), стал затем отцом Кима Филби. Необычное имя, которое дали сыну родители и которого он, повзрослев, очень стеснялся, диктовалось отнюдь не религиозными мотивами. Просто так называлось бунгало на Цейлоне, в котором родился ребенок. Объясняя уже в молодые годы происхождение необычной для англичанина экзотической внешности – смуглая кожа, черные глаза, – Сент-Джон любил рассказывать семейную легенду о том, как однажды родители во время путешествия по Цейлону забыли его в одной из гостиниц. Обнаружив пропажу на следующее утро, они послали слуг для того, чтобы забрать ребенка. Прибыв в гостиницу, слуги нашли там цыганку, которая кормила двух малышей примерно одного возраста и очень похожих друг на друга. Поскольку цыганка воспользовалась одеждой Сент-Джона, чтобы одеть собственного ребенка, определить кто из них кто было чрезвычайно трудно. Слуги привезли одного из мальчиков, но не было никакой уверенности, что их выбор был правильным.

Неопределенность происхождения нисколько не смущала Сент-Джона. Скорее, наоборот. У него с детства проявился интерес к странам Востока и чувство близости и сопричастности к народам этих стран. В 1901 году, после смерти отца Сент-Джона, мать была вынуждена вернуться в Англию и взять на себя заботу о детях. Сент-Джон на всю жизнь сохранил в памяти сцены унижения и оскорблений, которым подвергалась мать из-за того, что не имела денег для оплаты долгов. Его чувство достоинства и интеллектуального превосходства не позволяло ему мириться с тем, что он зависел от людей, стоящих ниже его на социальной лестнице.

В тринадцатилетнем возрасте, блестяще сдав все необходимые экзамены, Сент-Джон поступил в Вестминстерскую школу в Лондоне, которая пользовалась репутацией одной из самых элитарных школ английского истеблишмента. Она была основана королевой Елизаветой I в 1560 году, и само месторасположение школы – рядом с парламентом и в тени Вестминстерского аббатства – подчеркивало ее особый статус. Выпускникам Вестминстерской школы по традиции был открыт путь для поступления в колледж Тринити в Кембриджском университете или в колледж Крайст Черч в Оксфорде. Сент-Джон выбрал первый и в 1904 году поступил на факультет классических наук. Затем еще один год был посвящен изучению восточных языков и права Индии. После окончания университета, в ноябре 1908 года Сент-Джон направляется в Индию в качестве сотрудника Индийской гражданской службы. В Пенджабе, где работал Сент-Джон, он встретил свою будущую жену Дору, высокую, рыжеволосую красавицу, дочь муниципального инженера департамента общественных работ. Согласно условиям договора сотрудник Индийской гражданской службы мог жениться только после того, как прослужил в Индии, по крайней мере, три года. Сент-Джон пошел на конфликт с вышестоящими чинами и женился на Доре в сентябре 1910 года после менее чем двухлетнего пребывания в Индии.

В первый день нового 1912 года у молодой четы родился сын, которого назвали Гарольд Адриан Рассел. Однако вскоре, в соответствии с семейной традицией, ему дали прозвище Ким – по имени главного героя романа Киплинга. «В детстве я проводил больше времени со слугами и другими индийцами, чем с собственными родителями, – рассказывал Ким уже в Москве. – Вскоре я мог произносить некоторые слова на паджаби. Однажды мой отец зашел на кухню и услышал, как я болтаю. «Боже мой! – сказал отец. – Он настоящий маленький Ким». После этого все стали называть меня Кимом, и это имя привилось за мной».

Отец Кима оказал огромное влияние на духовное развитие сына, на формирование его личности. Это достигалось не постоянным физическим присутствием отца или его большим вниманием к сыну. Наоборот. Ким очень мало видел отца в детстве, но очень много слышал о нем. В семье все вращалось вокруг интересов, вкусов, привычек, взглядов, убеждений отца. Эта культивировавшаяся в семье атмосфера поклонения, эксцентричности, уверенности в исключительности отца оказывала воздействие на Кима. Безапелляционность суждений отца распространялась и на сферу политики. Уже в Индии у Сент-Джона стали проявляться неконформистские, бунтарские настроения. Он считал политику британского правительства в отношении Индии империалистической и, хотя сам он был частью механизма по проведению в жизнь этой политики, открыто высказывал свое несогласие начальству. Это не могло не привести к конфликту. В ноябре 1915 года отец Кима оставил правительственную службу и отправился в Мессопотамию, переживавшую бурные времена распада турецкого господства и становления самостоятельности арабских государств.

В это время Ким с двумя младшими сестрами в сопровождении матери плыл в Англию, где он попал под покровительство бабушки. Мать отца Кима была единственным человеком, проявлявшим постоянный интерес и заботу о внуке, и если можно было сказать, что кто-то его воспитывал, то это была бабушка.

Киму было семь лет, когда закончилась первая мировая война и он увидел, наконец, отца, после длительного отсутствия возвратившегося в Лондон.

Когда же дипломатические способности Сент-Джона Филби не находили спроса и он оказывался не у дел, он занимался исследованием аравийской пустыни и в этом деле добился успехов. Один из немногих европейцев, он несколько раз пересекал пустыню с севера на юг и с востока на запад и оставил об этих путешествиях увлекательные описания. Во время поездок в малознакомые уголки Аравийского полуострова Сент-Джон составлял географические карты, причем настолько точные, что они используются до сих пор. Имя Сент-Джона было хорошо известно в научных кругах, и он был удостоен почетных медалей Королевского географического общества и Королевского Азиатского общества.

Кима определили в подготовительную школу в Истборне, но отец уже говорил о своем намерении направить Кима по своим стопам, вначале в Вестминстерскую школу, а затем и в его родную альма-матер – Кембриджский университет. Но нормальный процесс обучения был неожиданно прерван, когда в ноябре 1923 года одиннадцатилетний Ким с бабушкой отправился по приглашению отца в путешествие по странам Ближнего Востока. Это было первое знакомство Кима с Ближним Востоком, и оно произвело на него большое впечатление, а главное, впервые позволило осязаемо почувствовать уважение, которым пользовался отец в арабском мире.

Вернувшись в Англию, Ким успешно сдал экзамены и поступил в Вестминстерскую школу, в которой когда-то учился его отец. Весной 1929 года Ким стал первым учеником выпускного класса – достойное завершение пятилетнего обучения в самой престижной школе Лондона. Как лучшему ученику Киму был предоставлен выбор между Кембриджем и Оксфордом. Ким выбрал Оксфорд, но вмешался отец и это привело к тому, что ему пришлось вернуться на тот путь, который двадцать лет назад проделал его отец.

Колледж Тринити был самым большим и самым богатым колледжем Кембриджского университета. Это был бастион привилегированной молодежи Англии. Здесь мужали, овладевали знаниями, развлекались будущие лидеры нации. Кембридж тех дней был местом вечеринок, ночных дискуссий, спортивных увлечений, светских развлечений. Первый год учебы Ким серьезно занимался изучением истории. Его часто видели в большом зале библиотеки, в котором возвышалась фигура лорда Байрона, выпускника колледжа. В Тринити свое свободное время Ким проводил обычно в полном одиночестве, зачитываясь произведениями русских классиков, среди которых он выделял Толстого, Достоевского, Тургенева. Другим его увлечением было прослушивание грампластинок с записями симфоний Бетховена. Круг его друзей был очень ограниченным. Лучший друг Кима по Вестминстерской школе Тим Майлн, который учился в Оксфорде, но поддерживал тесные связи с Кимом в студенческие годы, характеризовал его как «серьезного, скромного, хорошего молодого человека». Первыми настоящими друзьями Кима в Кембридже стали бывшие шахтеры, которых направила на обучение в университет Ассоциация образования рабочих. Особенно активное участие в «политическом просвещении». Кима сыграли Гарри Доуэс и Джим Лиис. Это были первые представители рабочего класса Англии, с которыми Киму довелось встретиться. Оба были лейбористами, но Джим Лиис тяготел к левому крылу партии. После провала всеобщей забастовки в 1926 году Доуэс и Лиис разочаровались в руководстве лейбористской партии и обвиняли его в пораженчестве. Они призывали к более радикальным методам борьбы, к выходу рабочих на улицу, чтобы добиться удовлетворения своих требований.

«Поражение лейбористов в 1931 году впервые заставило меня серьезно задуматься над тем, куда идет эта партия. Я начал принимать более активное участие в деятельности университетского общества социалистов и в 1932–1933 годах был его казначеем. Это позволило мне ближе познакомиться с левыми течениями, которые критически относились к лейбористской партии. Усиленное чтение классиков европейского социализма перемежалось с горячими, порой очень бурными дискуссиями. Это был медленный и мучительный процесс: переход от социал-демократических взглядов к коммунистическим длился у меня два года», – так Филби описывает обстановку тех лет.

В начале 30-х годов возрос интерес английской студенческой молодежи к коммунистическим идеям. Этот процесс затронул и оплот консервативной элиты Англии, каким в те годы являлся Кембриджский университет. За годы обучения в нем Ким Филби впервые столкнулся с настоящим коммунистом. Им был Морис Добб, профессор экономики и, возможно, первый ученый в Великобритании, который в 1920 году формально вступил в коммунистическую партию. Добб сыграл большую роль в распространении коммунистических идей в Кембридже и в 1931 году основал первую коммунистическую ячейку при университете. Он немало сделал и для популяризации Советского Союза среди английской молодежи.

Другой заметной фигурой в коммунистической организации в Кембридже был Дэвид Гест, однокурсник Кима Филби. Он включается в активную работу коммунистической ячейки университета и вскоре становится одним из ее неоспоримых лидеров. Благодаря его неутомимой энергии, деятельность коммунистов в университете, которая раньше была лишь фрагментом общей политической активности студентов, выдвинулась на первый план. Это способствовало быстрому росту ячейки. В числе вновь вступивших в коммунистическую партию был друг Кима Гай Берджесс и Дональд Маклин, с которым в те годы он был едва знаком. Оба выделялись незаурядными ораторскими способностями и в ходе дебатов в литературных, философских кружках, на политических митингах открыто отстаивали свои коммунистические убеждения. Оба горели желанием подкрепить свои идеи практическими делами. Хотя его друзья вполне определили к этому времени свои политические симпатии и встали на путь борьбы, Ким все еще оставался социалистом.

Он вспоминал: «Вопрос, который я продолжал задавать самому себе, был в том: что я могу сделать, чтобы изменить положение дел. Я считал, то что случилось в Англии, представляло, вероятно, чисто британское поражение левых сил, а не поражение в более широком масштабе. Тогда я принял решение отправиться в путешествие и посмотреть, как обстоит дело в других странах».

Ким совершает поездки в Германию, Францию, Венгрию, Австрию. Часто в этих поездках его сопровождал старый школьный друг Тим Майлн. Однокурсник Кима Джон Миджли, впоследствии редактор лондонской газеты «Экономист», вспоминал, как в марте 1933 года, вскоре после пожара в рейхстаге, он встретил Кима в Берлине. Однажды во время совместных прогулок по городу они наблюдали фашистские погромы магазинов и лавок, принадлежавших евреям. Возмущенный Ким стал объяснять толпившимся зевакам, то подобные безобразия неслыханны в Англии. Подошедшие нацисты в униформе со свастикой на рукаве стали угрожать молодым англичанам расправой. Подобные сцены угнетающе действовали на Кима. «Мне стало ясно, – рассказывал Ким о впечатлениях тех далеких дней, – что положение в других странах было такое же плохое, как и в Британии. То, чему я был свидетель, говорило о провале капиталистической системы. В Германии свирепствовала безработица, фашизм, рабочему классу приходилось туго. Социал-демократы не производили никакого впечатления. В то же время прочной базой левого движения оставался Советский Союз. Я все больше чувствовал, что он должен быть сохранен любой ценой».

На митингах, в ходе политических дискуссий в Кембридже, которые Ким посещал незадолго до окончания университета, он постоянно ощущал, что так же думают и многие студенты. «Советская Россия все сильнее захватывала воображение молодых людей Англии. В то время как капиталистический Запад впал в состояние глубочайшей экономической депрессии, в России всем была предоставлена работа. Для мыслящих людей на Западе Советский Союз был привлекателен также благодаря значительным достижениям в области культуры. Россия дорожила своими учеными, в то время как на Западе они были без работы», – так описывал обстановку того времени английский писатель Патрик Сил.

Другим важным фактором, способствовавшим росту симпатий английской молодежи к Советскому Союзу, был откровенно антисоветский курс правительства Великобритании. Профессор истории Эдинбургского университета Кирнан, который так же как и Ким Филби познакомился с марксистскими идеями в годы обучения в Кембридже, писал по этому поводу: «Каждому, кто располагал разумом, было ясно, что главная цель британской политики состояла в том, чтобы направить перевооруженную Германию на Восток. У меня, например, в ту пору отъявленного анархиста, не оставалось никаких надежд на порядочность или честность какого-либо правительства. И я легко могу себе представить, что у людей, подобных Филби, Берджессу и Маклину, подобное же отвращение могло привести к более активному противодействию и большая часть вины за это лежала на истеблишменте, частью которого они были…»

К лету 1933 года перед Кимом Филби встал вопрос: что делать дальше? Какой путь избрать? То, что это должен быть путь борьбы за коммунистические идеалы, – сомнений не было. Но что надо сделать для этого практически? Вот как объяснил свой выбор сам Ким в Москве много лет спустя: «В самый последний день в Кембридже я решил, что стану коммунистом. Я спросил Мориса Добба, преподавателя, к которому я относился с уважением, что я должен для этого сделать. Он дал мне рекомендательное письмо в коммунистическую группу в Париже, совершенно легальную и открытую группу. Те, в свою очередь, переправили меня в коммунистическую подпольную организацию в Вене. Положение в Австрии достигло критической точки, и эта подпольная организация нуждалась в добровольцах».

В июне 1933 года Ким сдал свой последний экзамен по экономике и окончил колледж Тринити вторым в своем выпускном классе с премией в 14 фунтов стерлингов, которая немедленно была израсходована на приобретение собрания Сочинений Карла Маркса. Его однокашники по Кембриджу вспоминают, что Ким не спешил с устройством на работу, а затем неожиданно для всех объявил, что отправляется в Австрию совершенствовать немецкий язык перед поступлением на правительственную службу в министерство иностранных дел.

В КРАСНОЙ ВЕНЕ

Ким приехал в Вену в конце лета 1933 года. Сразу по прибытии он направился по адресу, который ему дали в Париже. Там проживала семья Израэля Колмана, мелкого правительственного чиновника, венгра, приехавшего в Австрию еще до первой мировой войны. Ни по своему положению, ни по складу характера Колман не подходил для роли подпольщика. Зато двадцатидвухлетняя дочь Колмана Алиса, или Литци, как ее звали в семье, представляла полный контраст своему покладистому отцу. Она была членом Коммунистической партии Австрии, которая находилась на нелегальном положении, и Литци должна была связать Кима с коммунистическим подпольем. В задачу Кима входило быть курьером между находившимися вне закона австрийскими коммунистами и поддерживавшими их коммунистическими организациями в Праге Будапеште и Париже. Имея английский паспорт и выступая как английский журналист, Ким располагал всем необходимым, чтобы беспрепятственно пересекать границы Киму приходилось также после разгрома коммунистической партии в Германии участвовать в перевозке беженцев в Австрию. Он успешно справлялся с поставленными перед ним заданиями и был счастлив, что вносит свою посильную лепту в борьбу против фашизма.

Ким Филби находился в доме Колманов, когда из сообщений по радио узнал о фашистском путче Дольфуса 12 февраля 1934 года, об объявлении чрезвычайного военного положения в Вене. Вместе с Литци он поспешил к месту боев на рабочие окраины. В это время Ким сотрудничал с подпольной организацией «революционных социалистов», вновь созданным и очень хрупким объединением коммунистов и социал-демократов. Рискуя собственной жизнью, Ким помогал рабочим, скрывавшимся в канализационных трубах Флорисдорфа, приносил им еду, воду, одежду. Рабочие, среди которых было много коммунистов, были одеты в повседневную униформу, которая позволяла полиции легко обнаруживать их. Перед Кимом была поставлена задача срочно раздобыть необходимую одежду. Он направился на квартиру своего друга, корреспондента «Дейли телеграф» Эрика Геде. «Я открыл свой гардероб, чтобы выбрать одежду, – вспоминал позже Геде. – Когда Ким увидел там несколько костюмов, он воскликнул: «Боже мой! У тебя семь костюмов. Ты должен отдать их. Меня ждут шестеро раненых друзей в канализационных трубах. Им грозит виселица». Геде быстро уложил костюмы в чемодан и передал его Киму. Позже Ким сообщил, что ему удалось перевести этих людей в более надежное укрытие, а затем помочь им выехать из Австрии в Чехословакию.

Поиск надежного укрытия для преследуемых правительством коммунистов и социал-демократов, а затем организация нелегального выезда их за пределы Австрии, были главным делом Кима Филби в эти трудные дни, полные тревог, опасностей и испытаний. Разгром Социал-демократической партии Австрии, неспособность ее руководства организовать сопротивление рабочих наступлению профашистских сил произвели на Кима тягостное впечатление. В то же время он все больше убеждался в правильности избранного им пути. Ким Филби считал, что коммунисты способны противостоять растущей фашистской угрозе. И он все меньше считал необходимым скрывать свои коммунистические убеждения и симпатии. Многие из друзей Кима в Вене открыто говорили о «молодом английском коммунисте» и искренне восхищались им. Австрийский журналист Е. Кукридж, который впервые познакомился с Кимом в Вене, писал позже о нем в своей книге: «Я был в восторге от Кима Филби. Перед нами был молодой англичанин, полный решимости пойти на риск, чтобы помочь подпольному движению борцов за свободу в маленькой стране, которая должна была представлять очень ограниченный интерес для него. Тем не менее он показал мужество, когда присоединился к защитникам рабочих окраин в дни февральских боев».

Полиция разыскивала Литци и намеревалась арестовать ее. Единственным способом для Кима помочь Литци избежать ареста было жениться на ней, получить для нее английский паспорт и вместе с ней уехать из Австрии. Ким без колебаний идет на этот драматический шаг, чтобы спасти товарища по партии. 24 февраля 1934 года Ким и Литци регистрируют свой брак в городском управлении Вены. Нельзя сказать, чтобы это событие было встречено с пониманием в английской колонии Вены и среди друзей Кима и Литци по подполью. Были среди них и такие, кто характеризовал этот союз как «романтическую чепуху». Хотя брак Кима и Литци не был на сто процентов браком по расчету, он тем не менее оказался весьма краткосрочным.

В мае 1934 года Ким и Литци покидают Вену и отправляются в Лондон. Без работы и без средств к существованию Ким вместе с женой поселился у матери. Работа Кима в Вене, его женитьба на австрийской коммунистке – все это не осталось без последствий. Когда он подал заявление о приеме на правительственную службу, возникло непредвиденное препятствие. Преподаватель Кембриджского университета, профессор экономики сэр Деннис Робертсон, на помощь которого Ким рассчитывал, неожиданно отказал ему в рекомендации. «Я думаю, вы не подходите для правительственной службы, – написал он в письме Киму. – Вы придерживаетесь слишком левых взглядов». Киму пришлось забрать свое заявление обратно.

Вскоре по приглашению «Общества социалистов», которое к тому времени контролировалось коммунистами, Ким совершает поездку в Кембридж и выступает на митинге с призывом организовать сбор средств для борьбы с фашизмом в Австрии. Встретив своего друга Гая Берджесса, который завершал свою дипломную работу, Ким убедил его возглавить эту кампанию.

Летом 1934 года произошло событие, которое отложило свой отпечаток на всю дальнейшую жизнь Кима и придало его работе особый смысл. Вот что рассказывал об этом сам Ким: «Моя работа в Вене, должно быть, привлекла внимание людей, которые теперь являются моими коллегами в Москве, потому что сразу после моего возвращения в Англию ко мне подошел человек и спросил, хотел бы я работать в русской разведывательной службе. Без долгих раздумий я принял это предложение. Когда тебе предлагают вступить в элитарную организацию, над таким предложением не думают дважды».

«Человек, который сделал мне предложение, – продолжал Ким свой рассказ, – сказал, что он очень ценит мое решение. Вопрос был в том, как лучше использовать меня. Я не должен был куда-то ехать и умирать на поле боя в чужих странах или стать военным корреспондентом «Дейли уоркер»[22]22
  «Дейли уоркер» – печатный орган Коммунистической партии Великобритании в 30-е годы. – Прим. авт.


[Закрыть]. Были более важные битвы, в которых я должен был принять участие, но я должен быть терпеливым». Ким начал учиться быть терпеливым.

Ким испытал гордость от того, что был приглашен служить в советскую разведку. Он увидел в предложении работать в советской разведке возможность осуществить свое желание продолжать борьбу против фашизма. В Советском Союзе он видел решительную силу, способную положить конец господству Гитлера и Муссолини. Ким был счастлив, что в двадцать два года ему предоставляется шанс сыграть хотя бы небольшую роль в разгоравшейся в те годы исторической схватке.