Текст книги "Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Посланцу СИС пришлось вновь идти в атаку. Эллиотт напомнил Киму условия прекращения дела. В его голосе появились угрожающие ноты. Эллиотт бесцеремонно сказал, что у Кима нет иного выбора, как дать согласие на возвращение в Лондон и честно рассказать о своей работе на КГБ. Если он этого не сделает, его заставят сделать это насильно.

На Кима эти угрозы не произвели большого впечатления. Он знал, что на тайное похищение и вывоз его из Ливана СИС не решится, но и испытывать терпение своих начальников было бы опасно. Киму было известно, что полтора года назад Джордж Блейк, сотрудник СИС, обвиненный в шпионаже в пользу Советского Союза, который, как и Ким, последние годы работал в Бейруте, имел неосторожность согласиться на возвращение в Лондон, был арестован и предан суду. В результате он был приговорен к тюремному заключению на небывалый в английской судебной практике срок – сорок два года. Это чудовищное наказание привело тогда Кима в смятение. Он понимал, что обещание иммунитета является той приманкой, которая должна стимулировать развязывание языка для дачи показаний. В противном случае она может быть отброшена.

Прямой отказ Кима принять предложенные Эллиоттом условия был бы открытым вызовом СИС и спровоцировал бы его руководство на непредвиденные действия. Ким принял решение, по возможности, затянуть ответ, что давало ему больше времени для определения дальнейшего плана игры. Примирительным тоном, допускающим возможность компромисса, он заявил, что в принципе принимает предложение об иммунитете от судебного преследования в обмен на добровольные показания. Он обещал тщательно обдумать сложившуюся ситуацию, учитывая не только свои собственные интересы, но и интересы жены и детей. Однако Ким решительно отказался от возвращения в Лондон и от представления письменного заявления с признанием своей вины. Ким попросил Эллиотта отложить дальнейшее обсуждение до следующего дня.

Отсрочка с принятием решения явно не входила в планы Эллиотта, но он вынужден был согласиться с предложением Кима, надеясь «дожать» его во втором раунде. Ким со своей стороны считал – и совершенно справедливо, – что он не проиграл и первый бой. Ким пришел на вторую встречу с Эллиоттом с подготовленным списком своих связей. На двух страницах отпечатанного текста, который он передал Эллиотту, по существу, отвергались все предъявленные ему обвинения. В то же время в списке Кима фигурировали новые лица, которые не были названы Эллиоттом и требовали дополнительной проверки. Эллиотт чувствовал, что он втягивается в ненужные и пустые обсуждения, которые не приближают его к достижению главной цели. Он видел, как постепенно теряет нить переговоров с Кимом, а основной предмет сделки – признание Кима и его согласие вернуться в Лондон – все дальше отодвигается на второй план. Теперь уже Эллиотт был заинтересован в дополнительных встречах с Кимом, рассчитывая вернуть его к обсуждению существа дела. По просьбе Кима он согласился даже на встречу с участием жены Кима.

Эллиотт пригласил Кима и Элеонору на ужин в модный ресторан «Лукулл», и пир действительно был достоин славы римского полководца. Глядя со стороны на эту компанию искренне веселящихся, обменивающихся шутками людей, трудно было предположить, что эта встреча добрых друзей являлась составной частью психологического поединка сотрудников двух противоборствующих разведывательных служб.

Подходила к концу неделя, как Эллиотт прибыл в Бейрут, и он вынужден был признать, что его миссия оказалась безрезультатной – он не добился от Кима признания, не получил никаких новых свидетельств. Ким отказался вернуться с ним в Лондон. Из своей поездки Эллиотт возвращался с пустыми руками.

Для Кима Филби настали критические дни. Отъезд Эллиотта не означал конец конфронтации с СИС. Ким ходил по минному полю, не зная, где и когда земля под ним может взорваться. Испытывать далее судьбу было недопустимо. Речь шла не только о личной безопасности, но, возможно, и жизни. Ким принял решение покинуть Бейрут. Центр одобрил эту вынужденную меру. Последние дни перед отъездом прошли в подготовке и проверке маршрута «исчезновения». Бесконтрольной не должна была оставаться ни одна деталь. За несколько дней до намеченной даты отъезда Ким неожиданно получил приказ резидента явиться к нему в посольство. Эта новость встревожила Кима. Посольство является британской территорией, и его могли арестовать там без каких-либо помех. Кто знает, какие инструкции резидент получил от сэра Дика Уайта? Пришлось срочно изобретать историю о болезни и под этим не очень оригинальным предлогом отказаться от визита. Откладывать дальше отъезд было нельзя. И Ким решительно сделал этот шаг.

Как же все-таки могло случиться, что советский разведчик Ким Филби, который проник в святая святых «Сикрет интеллидженс сервис» и на протяжении многих лет противостоял могущественному аппарату английской разведки, сумел выиграть противоборство с СИС и благополучно добраться до Москвы, где он уже был вне пределов досягаемости? Для людей, далеких от интриг тайной войны разведывательных служб, это кажется почти невероятным. Но каким бы немыслимым не представлялся этот факт, он остается фактом, который привлек и до сих пор привлекает к себе завороженное внимание друзей и недругов Филби, его бывших коллег в Лондоне и вновь обретенных сослуживцев в Москве. Одни видели в этом удивительный подвиг Филби, совершить который мог только человек выдающихся способностей и исключительных личных качеств. Другие объясняли это провалами в работе СИС, для которой 50-е и начало 60-х годов были далеко не самым лучшим периодом в ее богатой истории.

Сам Ким Филби, который был склонен больше доверять точному анализу, а не ссылаться на исключительные обстоятельства, очень трезво расценивал причины успеха. В своем последнем прижизненном интервью известному английскому журналисту Ф. Найтли, который посвятил жизни и деятельности Филби две книги и десятки статей, Ким подробно ответил на вопрос, почему провалилась миссия Эллиотта и не состоялась предлагавшаяся ему сделка.

«Мне кажется, что во всей этой конфронтации было что-то странное. Видите ли, в ноябре 1962 года, то есть за несколько месяцев до прибытия Эллиотта в Бейрут, я написал Дэвиду Астору, редактору «Обсервер», что хотел бы приехать в отпуск. У меня были семейные дела в Англии. Я спросил его, приемлем ли для этого июль следующего года. Он написал мне в ответ, что этот срок его вполне устраивает и я могу строить свои планы. Другими словами, в июле 1963 года я рассчитывал быть в Лондоне, то есть в пределах юрисдикции британского суда и фактически во власти СИС, если они хотели что-то сделать со мной. И все же СИС решила послать Эллиотта в январе в Бейрут, где у них не было никакой легальной основы.

На мой взгляд и на взгляд моих начальников в Москве, все это было умышленно устроено для того, чтобы подтолкнуть меня к бегству, потому что в это время английское правительство меньше всего хотело видеть меня в Лондоне и тем более иметь новый скандал по вопросу безопасности и сенсационный суд».

Таким образом, загадочное молчание Лондона после отъезда Кима из Бейрута объяснялось достаточно просто. СИС делала вид, что ничего экстраординарного не произошло. Правительство Макмиллана принимало все меры, чтобы не допустить упоминания имени Филби в печати. До поры до времени это ему удавалось. Но 30 июля 1963 года в «Известиях», было опубликовано короткое сообщение о том, что английский подданный Ким Филби обратился в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой предоставить ему советское гражданство. Эта просьба была удовлетворена.

ВЗРЫВ «ФИЛБИМАНИИ»

Сообщение в «Известиях» означало новые неприятности для разведывательной службы и правительства Великобритании. Британская пресса, давно уже предчувствовавшая скандал непредвиденных масштабов и сдерживаемая различного рода цензурными запретами, связанными с законом о сохранении государственной тайны 1911 года, обрела, наконец, необходимую свободу действий. Официальное подтверждение. Москвой того факта, что Ким Филби, на протяжении многих лет занимавший ряд руководящих постов в системе английской разведки, в действительности являлся чекистом, вызвало мощный взрыв повсеместного интереса на Западе, и прежде всего в Англии, к деятельности советской разведки, личности Кима Филби, его жизни, карьере, убеждениям. Редакции крупнейших английских газет в тайне друг от друга разрабатывали проекты публикаций о Филби. Десятки опытных журналистов были брошены на поиск материалов по «делу Филби». Лондонская «Санди таймс», например, создала рабочую группу, в которую вошло восемнадцать репортеров, для проведения собственного расследования деятельности Филби. Началась охота на друзей, родственников, сослуживцев и просто знакомых Кима, которые могли бы сообщить о нем хоть какую-либо информацию. Сам Ким также не избежал пристального внимания к своей персоне, несмотря на своевременно принятые и очень необходимые меры, ограждавшие его от назойливого интереса иностранных, и прежде всего английских, корреспондентов в Москве. Ким рассказывал, как ему не раз приходилось в спешке задолго до окончания спектакля покидать московские театры после того, как он убеждался, что попался на глаза одному из своих бывших коллег по перу. Тем не менее однажды корреспонденту агентства Рейтер в Москве повезло больше, чем его собратьям, и он атаковал Кима вопросами в фойе Большого театра. «Как вам нравится жизнь в Советском Союзе?» – спросил репортер, удерживая Кима за пуговицу пиджака. «Изумительно, абсолютно замечательно». «Как продвигается изучение русского языка?» – продолжал осаду журналист. «Ни шатко ни валко», – ответил Ким, освобождая свою пуговицу и самого себя от крепкой хватки британца. Другой раз Киму, по его собственным словам, пришлось в буквальном смысле спасаться бегством от другого английского корреспондента, который засек его на концерте в Большом зале консерватории.

Но самая неожиданная встреча поджидала однажды Кима на главном московском почтамте, где он регулярно забирал поступавшие на его имя газеты и журналы из-за рубежа. Корреспондент лондонской «Санди таймс» Мюррей Сейл, прибывший в Москву специально для того, чтобы встретиться с Филби, практически не имел никаких шансов рассчитывать на это. У него не было ни адреса, ни номера телефона Кима. Но находчивый журналист все же нашел способ разыскать Филби. «Кто-то из друзей Кима в Бейруте сказал мне, что он страстный любитель крикета, – описывал позже свои московские похождения Мюррей Сейл. – Естественно, таблицы со счетом игр в крикет не публикуются в «Известиях», и мне казалось разумным предположить, что Ким получает авиапочтой из Лондона газету «Таймс». Я пошел на главный почтамт, где иностранцы получают свою почту, и просидел там почти целый день. Сделать это было нелегко, поскольку милиционеры постоянно заставляли меня покидать мое место.

На следующее утро я вернулся на почтамт – и вдруг в зал вошел человек, по внешнему облику которого можно было безошибочно определить, что это англичанин, – одет он был в спортивного покроя пиджак, шерстяную рубашку с повязанным на шее шарфиком. Это должен быть Ким Филби. Я подошел к нему и сказал: «Мистер Филби?» Он спросил меня, в каком отеле я остановился, и сказал, что позвонит мне. Я вернулся в отель, подождал некоторое время, и он, действительно, позвонил. «Отель «Минск», – сказал он. – Номер четыреста тридцать шесть. В восемь часов».

При таких необычных обстоятельствах состоялось первое интервью Кима Филби в Москве иностранному журналисту. Оно было напечатано в «Санди таймс» 17 декабря 1967 года. «Санди таймс» стала первой английской газетой, которая опубликовала обширный материал о Киме Филби и его работе на Западе. Публикации в «Санди таймс» прорвали плотину молчания, которую так тщательно возводили в СИС и правительство консерваторов вокруг «дела Филби». Прежде чем начать сенсационную серию публикаций в «Санди таймс», ее главный редактор сэр Деннис Гамильтон проконсультировался лично с премьер-министром Гарольдом Вильсоном и шефом английской разведки сэром Диком Уайтом. В результате было достигнуто соглашение, что правительство не будет оказывать помощь в подготовке публикаций о Филби, но и не будет препятствовать проведению частных расследований о его деятельности в «Сикрет интеллидженс сервис».

Вслед за «Санди таймс» публикации о Филби появились во многих других лондонских газетах. Одна за другой выходили книги о Киме. Сотрудники английской СИС и американского ЦРУ, знавшие Филби по совместной работе, спешили рассказать о своем прозрении и высказать «беспристрастное», а зачастую весьма пристрастное мнение о самом Киме и его делах. Появились журналисты, «биографы Филби», которые приобрели известность благодаря исследованиям и книгам о его разведывательной деятельности. От соблазна «паблисити» не устояла и бывшая жена Кима – Элеонора, опубликовавшая книгу о совместных годах жизни, в которой, правда, было больше личных писем Кима, чем собственных воспоминаний. После публикаций книг в Англии многие из них были переведены на другие языки и опубликованы в странах Европы и Америки.

«Филбимания» быстро распространилась на художественную литературу, телевидение и кино. Известные английские писатели Грэм Грин и Джон Ле Карре, в свое время служившие в «Сикрет интеллидженс сервис», а затем активно разрабатывавшие тему «шпионажа», положили историю Кима Филби в основу некоторых своих произведений. Фредерик Форсайт и Алан Уильяме сделали Кима Филби персонажем своих книг. Вскоре на теле– и киноэкранах Англии и других европейских стран были показаны фильмы о Филби и его друзьях и сподвижниках Маклине и Берджессе.

Имя Кима Филби приобрело всемирную известность и в представлении широкого круга лиц на Западе стало ассоциироваться с профессией разведчика. К сожалению, в то время, когда весь мир говорил о советском разведчике Киме Филби, у нас в стране его имя было знакомо лишь ограниченному кругу профессионалов. Впервые советская общественность узнала о Киме Филби только в 1980 году, когда на русском языке вышла его книга «Моя тайная война», которая, по существу, была ответом на многочисленную и многообразную литературу о Филби за рубежом. Кстати сказать, эта книга увидела свет в Советском Союзе спустя двенадцать лет после того, как вышла в Англии и США в 1968 году.

С годами «загадка» Кима Филби, выходца из английского истеблишмента, выпускника привилегированного Кембриджского университета, вставшего в начале 30-х годов на путь революционной борьбы, которая затем и привела его в ряды советской разведки, не утратила своей притягательности и значимости. Интерес к неординарной, незаурядной личности Филби не угасал в Англии вплоть до последних дней его жизни. Магнетизм человека, выбравшего себе вполне сознательно дорогу «тайной войны» для достижения цели, определенной еще в юношеские годы, и упорно преодолевшего на этом пути все тяготы и невзгоды, особенно сильно ощущался молодежью. Лондонская «Обсервер» поместила как-то статью о Джулии Берчилл, имеющей репутацию «пророка английской молодежи». В беседе с корреспондентом она заявила, что в современной Англии только два человека вызывают восхищение молодых англичан – писатель Грэм Грин и Ким Филби.

Спустя много лет после сенсационных событий в Бейруте и официального сообщения в Москве внимание англичан к «одному из лучших разведчиков этого столетия», как характеризовал Филби его американский коллега, сотрудник ЦРУ Майлс Коупленд, не только не ослабевало, но постоянно возрастало. При этом у англичан проявлялась какая-то труднообъяснимая одержимость личностью Филби. Об этом свидетельствовали все новые и новые книги, публикации, фильмы, телевизионные спектакли, в которых читателям и зрителям все вновь и вновь предлагалось вернуться к событиям, главным героем которых был Ким Филби. Журналисты по-прежнему осаждали Кима просьбами о встречах и интервью. Телевизионная компания Би-Би-Си неоднократно предлагала Киму и его родственникам крупные гонорары за участие в фильме о его жизни. Но Ким постоянно отклонял эти предложения. Единственное исключение было сделано для Филлипа Найтли, который на протяжении двадцати лет работал над детальной биографией Кима Филби и состоял с ним в деловой переписке. В январе 1988 года Филлип Найтли приехал в Москву и имел длительную встречу с Кимом Филби, в ходе которой он выяснял и уточнял многие детали и точку зрения Кима по различным вопросам. По возвращении в Англию Найтли опубликовал в марте 1988 года серию статей в «Санди таймс», перепечатанную затем в ряде других газет, и книгу о Киме Филби, вышедшую уже после его смерти. Хотя книга Филлипа Найтли, видимо, не последняя в богатой литературе о знаменитом советском разведчике, в ней подводится итог удивительной жизни Кима Филби и отдается последняя дань признания и уважения этому необыкновенному человеку.

В чем же причина незатухающего интереса и восторженного внимания к личности Кима Филби на Западе, которые тем более кажутся странными, учитывая, что он был «героем не их романа»? Большая группа писателей, журналистов, исследователей полагает, что причину поразительной популярности Кима Филби в западном мире следует искать в его необычной судьбе, в неординарных жизненных обстоятельствах, вынуждавших его жить «двойной жизнью», в своеобразной романтике шпионажа. Не может не вызывать восхищения также то, что обе «роли» были исполнены Кимом настолько блестяще, в обеих сферах он достиг таких поражающих воображение высот, что вполне мог войти в историю разведки как уникальный представитель своей профессии, второе «я» которого никогда не было раскрыто. Ким был действительно близок к этому. И это признают как те, кто видит в нем выдающегося разведчика, так и те, кто не может простить ему того, что многие годы ему удавалось скрывать свое «истинное лицо». Подобные мотивы и впрямь играют существенную роль в оценке и восприятии деятельности Кима Филби, в особенности, англичанами.

Видимо, пристрастие к «комплексу шпиономании» объясняет не только тот факт, что Англия дала миру больше всего писателей, пишущих на эту тему, но и гипертрофированный интерес англичан к людям, вовлеченным в разведывательную деятельность.

Другая группа авторов, состоящая, главным образом, из разведчиков, видела причину большой притягательности личности Кима Филби в его выдающихся профессиональных качествах, которые позволяли ему в труднейших условиях выполнять задания Москвы и в то же время суметь на протяжении длительного периода скрывать принадлежность к советской разведке. Мы уже приводили поражающую своим великодушием оценку деятельности Кима Филби американским разведчиком Майлсом Коуплендом. А вот свидетельство английского контрразведчика Питера Райта, который незадолго до смерти Филби написал о нем книгу:

«Филби, безусловно, выдающийся человек в мире разведки. Он несомненно стал бы одним из руководителей английской разведки. Я думаю, если бы не побег Берджесса и Маклина, у Филби был бы очень хороший шанс никогда не быть раскрытым». Профессор Оксфордского университета Хью Тревор-Роупер, служивший в годы второй мировой войны вместе с Филби в английской разведке, писал о нем: «Филби был самым удачливым агентом в Англии. Если бы не скандал с Берджессом и Маклином, я думаю, он стал бы шефом СИС».

Перечень подобных высказываний можно было бы продолжить, но и из уже приведенных совершенно отчетливо видно, что бывшие коллеги Кима отдавали должное его выдающимся способностям, его таланту разведчика, необыкновенно привлекательным личным качествам. За их высказываниями очень часто ощущается горечь и обида, что Филби оказался не тем, за кого они его принимали. Но то, что это был необыкновенный человек, личность незаурядного масштаба, – не подлежит никакому сомнению. Трудная профессия разведчика требует определенных личных качеств. Далеко не все, кто работает в сфере разведки, обладают такими данными или располагают ими в необходимом объеме. Ким Филби имел идеальное сочетание необходимых для разведчиков качеств. Это твердые убеждения, верность избранным идеалам, упорство в достижении цели, твердость духа, крепкие нервы, умение переносить трудности, целеустремленность. Всеми этими качествами Ким был наделен в избытке. Добавьте к этому прекрасное, разностороннее образование, энциклопедические познания в области политики, науки, культуры, знание пяти иностранных языков, личное обаяние, умение держать себя в обществе – и вы получите портрет человека, создававшего вокруг себя мощное поле притяжения, противостоять которому было чрезвычайно трудно. Это не могут отрицать даже те, кто совершает над собой усилие, признавая силу интеллекта, высокую культуру Кима Филби. Один из ответственных сотрудников английского министерства иностранных дел, занимавшийся вопросами обеспечения безопасности, сэр Роберт Маккензи, который хорошо знал Филби, вспоминал: «Разумеется, Филби обладал привлекательной личностью. Он унаследовал от своего отца ум и чувство преданного идеализма, для которого средства не имеют значения, если конечный результат стоит того. Хотя он скрывал свое лицо по другим делам, это чувство преданности и целеустремленности в отношении того, что он делал, светилось в нем и вдохновляло на то, чтобы следовать за ним. Он был человеком такого типа, который вызывал поклонение. Он не только нравился, им не только восхищались, соглашались с ним, его обожали».

Притягательность личности Филби отмечали все, кому приходилось иметь с ним дело. Люди, хотя бы однажды встречавшиеся с ним, говорили о большом впечатлении, которое производил он при встречах. Тех, кто был связан с Кимом профессиональными интересами, поражала, прежде всего, глубокая вера в силу социалистических идеалов, с которыми он познакомился еще в юношескую пору. Не могла не вызывать уважения не подверженная никаким колебаниям и сомнениям убежденность в правоте дела, которому он служил всю свою жизнь. При этом Ким никогда не был конформистом, он всегда сохранял присущую англичанам независимость и самостоятельность суждений, на все имел свою собственную точку зрения. Прожив в Советском Союзе двадцать пять лет, Ким, естественно, видел и сознавал трудности и проблемы нашего развития, строго критически подходил ко многим сторонам жизни нашего общества. О многих недостатках нашей действительности Ким открыто говорил задолго до того, как это стали делать мы сами.

Так, по утверждению биографа Ф. Найтли, Ким Филби рассказывал ему в Москве:

«Я не понимал, что происходит. Мне регулярно платили, но не давали никакой работы. Создавалось впечатление, что КГБ забыло о моих реальных возможностях. Меня охватила депрессия, возникли сомнения, я был по-настоящему несчастлив. Сомнения – это страшная мука.

Проблема состояла в том, что я не мог принимать все на веру. Я не мог со всеми соглашаться. Когда я был занят и они нуждались во мне, это не казалось столь важным. Но когда они не стали использовать меня, сомнения стали закрадываться в мою душу. Сомнения вызывало у меня тогдашнее руководство страны. Брежневский период был трудным временем. Мы все задыхались под его застойным, беспросветным руководством».

Твердость, неизменность убеждений Кима Филби многие на Западе оценивали должным образом. Среди них уже упоминавшийся сэр Роберт Маккензи. Когда в 1967 году он узнал от Филлипа Найтли, что тот готовит книгу о Киме Филби, он сказал: «Вы должны совершенно отчетливо представлять – и это очень важно, – что Филби не продавал государственные секреты своей страны. Он их передавал. Он делал это не ради денег. Он не получил за это ни одного пенса. Он делал это ради своих идеалов». Журналист Мюррей Сейл, один из первых подготовивший серьезное исследование о жизни и деятельности Кима Филби, писал, что Ким определил свои политические взгляды и симпатии в начале 30-х годов, исходя из обстановки в Европе. И в этом его решение не было необычным. Скорее, оно опережало решение других его сверстников. «Что касается выбора «коммунизм против фашизма или Сталин против Гитлера», то в 1933 году Ким принял такое решение, которое демократический или буржуазный мир принял несколько лет позже. Чего многие не могли принять, так это того, что он оставался упрямо последовательным в своем выборе всю свою жизнь».

Недруги Кима действительно не могли простить ему того, что он сделал, и свои обвинения и нападки в его адрес облекали в форму таких нравственных категорий, как отказ от патриотизма, нарушение верности своей стране. Подобные «уколы» обязательно присутствовали во всех беседах Кима с его английскими биографами и журналистами. Но Ким никогда не уходил от прямых ответов на откровенно поставленные вопросы. Они обескураживали его интервьюеров, которые ожидали от него каких-то проявлений «комплекса вины» или угрызений совести. Но Ким Филби вновь и вновь поражал их верой в свои идеалы и абсолютной убежденностью в их справедливости.

«Я не думаю, то, что я сделал, причинило какой-либо вред моей Британии. В действительности, моя работа на КГБ во многом служила британскому народу. И это не только моя точка зрения. Тревор-Роупер писал, что, по его мнению, я никогда не причинял Англии никакого ущерба» – так оценивал итоги своей деятельности Ким Филби в заключительной беседе с Ф. Найтли в Москве.

– Итак, вы сделали бы все это снова?

– Конечно!

– И никаких сожалений?

– Никаких сожалений в смысле, что никакие действия не бывают полностью правильными или полностью ошибочными. Пытаясь подвести баланс своей жизни, я бы сказал, что я больше сделал правильного, чем неправильного. Хотя я понимаю, что многие не согласятся со мной.

– В отношении вас часто высказывают обвинение, что ваше политическое развитие, должно быть, застыло на уровне тридцатых годов, что только человек, который с той поры не думал о политике, все еще может оставаться коммунистом.

– Мне знаком этот аргумент. Меня обвиняют, что я не смог приспособить свои взгляды к событиям, которые произошли после того, как я принял на себя обязательства. Я не согласен с точкой зрения Тревор-Роупера, которую он высказал в своей книге обо мне, сказав, что я превратился в политическое ископаемое. Но разве архиепископ Кентерберийский является ископаемым только потому, что всю жизнь остается англиканского вероисповедания? У меня были раздумья по поводу подъемов и падений. Брежневский период был застоем. Но Андропов был прекрасный человек и настоящий лидер, и это была большая трагедия, что он умер так рано. В Горбачеве мы имеем лидера, с которым связаны мои надежды.

Твердость политических убеждений, высокие моральные принципы, человеческая чистота, готовность отвечать за свои поступки, даже если они совершались в ранней молодости, признание допущенных ошибок – все это говорит о цельности личности Кима Филби.

Необыкновенная жизнь Кима Филби убеждает, и это чрезвычайно актуально для сегодняшнего дня, что без моральных критериев самой высокой мерки нельзя подходить к оценке человеческой личности, следа, оставленного им на Земле. Ради чего ты жил, чем руководствовался при свершении дел своих – от ответа на эти вопросы зависит и вердикт последующих поколений.

Автору этих строк посчастливилось часто встречаться с Кимом Филби, особенно в последние годы его жизни, слышать от него лично рассказы о его удивительной жизни, истории, связанные с его работой в различных странах мира. При этом в его рассказах не было никакой позы, стремления подчеркнуть исключительность или необычность ситуации, исключительность или необычность своей собственной роли. Это не была игра в скромность, это была черта характера, присущая Киму: трезво смотреть на свои дела с позиций как бы стороннего наблюдателя. Когда я однажды отметил это, Ким сказал в ответ: «Всю жизнь я делал всего лишь то, что мог».