Текст книги "Философия в систематическом изложении (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 42 страниц)

Один частный результат исследований в области физиологии чувств по особому стечению обстоятельств послужил толчком к работам в совершенно новом направлении. Во второй четверти XIX столетия развитие биологии шло по пути методического и точного исследования эмпирических данных, прежние натурфилософские умозрения были оставлены. Но еще долгое время во многих умах недавнее прошлое уживалось с зачатками будущего. Одним из замечательнейших представителей этой переходной эпохи был Г. Фехнер. С одной стороны, он под влиянием натурфилософии Шеллинга и гербартовских идей о применении математики в психологии фантазирует в области философии. Он рассуждает о возможных точных отношениях между душой и телом, хочет выразить в математических формулах зависимость психики от соответствующих нервных процессов, и в одно прекрасное утро в октябре 1850 г. он, лежа в кровати, находит формулу, которая кажется ему приемлемой. Но Фехнер вместе с тем весьма точный физик: он привык на опыте проверять результаты умозрения; ему совершенно чужда боязнь многих спекулятивных натур прикасаться руками, а не только мыслями к предметам исследования. И вот, развивая свои идеи, он знакомится с некоторыми результатами работ Э. Вебера, продолжает его исследования, пользуясь более точными методами, устраивает ряд труднейших опытов, принимает во внимание массу остававшихся неоцененными чужих наблюдений и, таким образом, приходит к установлению первого математического закона психической жизни, названного им законом Веберамформулируемого так: равномерное приращение в психике вызывается равномерным геометрическим увеличением внешних раздражений (см. с. 210). Все свои исследования, формулировки и выводы Фехнер объединил в новую отрасль знания – психофизику, которую он определяет как «точное учение об отношениях между телом и душой».

Новая наука вызвала необъятную литературу. Стали писать за и против нее, стали подтверждать и развивать далее, а также оспаривать ее выводы. Вначале спор вертелся главным образом вокруг вопроса о правильности установленного Фехнером закона, постольку он теперь потерял почти все свое значение. Но труды Фехнера независимо от этого оказали на психологию влияние в трех отношениях. Совершенно необоснованные математические фикции Гербарта, которые Лотце еще в 1852 г. непонятно каким образом предпочитал отысканию эмпирических формул, Фехнер заменил точным измерением психических образований и опирающейся на реальную почву численной формулировкой психической закономерности. Далее, он вновь установил связь всей психологии, указал на связь того, что казалось мелким и несущественным, с важнейшими психологическими проблемами и, таким образом, привлек к новой отрасли психологии и тех исследователей, которые стояли на философской точке зрения и обращали мало внимания на физиологию чувств. Наконец, он выработал тщательные методы психофизических изысканий, которые стоят значительно выше неудовлетворительных приемов физиологов и до сих пор еще оказывают большие услуги при изучении процессов ощущения и восприятия.

В 60-е годы, к которым относится начало психофизики, развитию психологии дан был и третий толчок. Уступая по значению первым двум, он все-таки немало содействовал расширению области психологических вопросов, доступных экспериментальному изучению. Еще в 1796 г. было замечено, что при наблюдении прохождения звезд через меридиан в Гринвичской обсерватории всегда оказывается очень большая разница между записями директора обсерватории и его помощников, но никто не заинтересовался этим обстоятельством и не стал искать объяснения ему. Лишь примерно четверть века спустя Бессель открыл, что такие различия в результатах наблюдений различных индивидуумов составляют общее и нормальное явление, которое зависит от того, что каждый человек по-своему начинает одновременно обращать внимание на зрительное впечатление и на периодически повторяющееся слуховое впечатление, например на бой секундных часов. Прошло опять несколько десятилетий, пока изучение этого явления, так называемого «личного уравнения», которым вначале интересовались только в практических видах астрономии, привело к двойному ряду важных психологических изысканий опять-таки экспериментального и измерительного свойства. Первый ряд изысканий был посвящен сравнительно простым вопросам о продолжительности простейших психических процессов, например, простого восприятия впечатлений, различения нескольких впечатлений, реагирования обыкновенным действием или репродукцией представления и т. п., и о зависимости всего этого от различия впечатлений, от побочных обстоятельств, индивидуумов, направления их мыслей. Изыскания второго рода касались высших проявлений активности души, внимания и хотения: отношения, например внимания, ко многим впечатлениям, последовательности их восприятия, максимума впечатлений, могущих войти в состав одного акта, превращения представлений в движения и т. п.

В самое последнее время, начиная с 70-х годов прошлого столетия, когда Брока открыл центр речи, а Фритш и Гитциг – двигательные участки мозговой коры, на психологию из естественных наук стали оказывать влияние физиология и патология мозга.Подчас замечается стремление не придавать этому влиянию особого значения, а из ошибок и незрелых представлений отдельных исследователей пытались сделать вывод, что для психологии нет ничего поучительного в их трудах. Мне такое отношение представляется несправедливым. Не говоря уже о частностях, необходимо признать, что изучение мозга обогатило психологию двумя чрезвычайно важными открытиями. Ему мы обязаны прежде всего познанием того, что упорные, продолжавшиеся столетиями поиски так называемого седалища души в мозге, т. е. точки, где душа соприкасается с материальным органом, беспредметны. Познание этого обстоятельства не может, понятно, не отразиться на наших представлениях о сущности души (ср. с. 199 и сл.). Далее, работы по патологии мозга впервые, собственно, раскрыли психологии всю чрезвычайную реальную сложность даже тех душевных процессов, которые кажутся весьма простыми. Непосредственным размышлением уже можно познать, что наши представления о вещах прежде всего являются воспроизведением разнообразных чувственных впечатлений, которые нам доставляют о них чувство слуха, зрения, обоняния и т. д., или что наше обращение с вещами основано на опыте, полученном при ощупывании их правой рукой, левой рукой и т. д.; все это так и было познано. Но что все эти различные слагаемые и тогда еще продолжают реально существовать, когда наше непосредственное сознание ничего о них не знает и имеет пред собой якобы совершенно простые процессы, – это было познано лишь при изучении тех случаев, когда вследствие особых повреждений мозга возникло расстройство обыкновенно гармоничной совместной деятельности этих факторов и некоторые из них перестали действовать. Благодаря этому психологии удалось впервые прийти к правильной постановке многих интересующих ее вопросов. Она познала, что при чрезвычайной сложности явлений психики во многих случаях прямо бессмысленно подходить к ним с ходячими понятиями, как, например, воля, рассудок, память и т. п., и только теперь, имея правильно формулированные и относящиеся к делу вопросы, она может надеяться прийти со временем и к уразумению явлений.

В течение последних десятилетий все эти ростки новой психологии были – впервые Вундтом – привиты к дереву старой науки и объединены с ним в одно целое. Старое, местами, казалось, уже засохшее дерево получило приток свежих сил, стало вновь расти и пустило много новых ветвей. В учебниках и с кафедр стали излагать не ту психологию, что раньше; к тому же возникли новые храмы науки, психологические лаборатории, учреждение которых нагляднее всего показывает, какой переворот совершился в приемах психологического исследования.

Вместе с тем психология стала, наконец, самостоятельной наукой, существующей прежде всего для самой себя. До тех пор она постоянно служила интересам других. На изучение душевной жизни смотрели не как на самоцель, а как на полезную и необходимую подготовку для достижения иных, более высоких целей. Большинство считало психологию отраслью или слугой философии. Одни занимались ею преимущественно для того, чтобы узнать, как складываются наши познания или как образуются представления о вещах внешнего мира, и затем на этом основании делать различные метафизические и этические выводы насчет духовности или материальности мира, сущности души, разумного образа жизни и т. п.; другие – для того, чтобы находить подтверждение уже готовым, исходящим из других источников мнениям относительно всех этих вещей. Иные занимались психологией, преследуя главным образом практические цели. Для них все значение психологических тезисов заключалось в их приложении к практической жизни и ко многим другим наукам, например, в том, что «они дают возможно точные понятия об истинном учении о нравственности» или научают людей развивать свою память. Конечно, всегда нужно желать того, чтобы психология не утратила настолько своей связи с философией, как это случилось со многими отраслями естествознания и с философией к ущербу для обеих сторон. Далее, вряд ли когда-либо более чем теперь понимали все практическое значение психологии и ее огромную важность для воспитания, права и морали, языка, религии и т. д., и вряд ли когда-либо появлялось больше работ на эти темы. Но именно в наше время постигли вместе с тем, что и для целей философии и для практических потребностей будет гораздо полезнее, если в психологии перестанут думать прежде всего о них и для них искать каких-либо результатов, а отдадутся всецело углублению в изучение проблем самой психологии, исключительно ради выяснения самихэтих проблем, оставляя пока в стороне то, что со временем из них, быть может, будут сделаны очень важные выводы. И вот в наше время психологией стали заниматься как особой, самодовлеющей наукой, которой исследователь всецело должен посвятить свои силы.

Для иллюстрации наших положений мы приведем несколько данных о внешнем росте психологии. Вплоть до последних десятилетий прошлого века эта наука не имела ни одного обеспеченного специально ей посвященного журнала. Уже к концу XVIII столетия были, правда, сделаны попытки издавать психологические журналы, например, «Magazin zur Erfahrungsseelenkunde» и «Psychologisches Magazin», но оба издания прекратились на первых выпусках. Даже в 50-х и 60-х годах XIX столетия небольшие психологические сочинения появлялись довольно редко, и работы этого содержания публиковались обычно в философских, физиологических или даже физических журналах. Но, начиная с 80-х годов XIX столетия наступил большой поворот, пожалуй, не имеющий себе равного в других научных областях. С этого времени в главнейших культурных странах начали сначала реже, а потом все чаще выходить в свет специально психологическиежурналы, из которых ни один еще не прекратил существования за неимением материала или за недостатком сочувствия со стороны читателей. В настоящее время издается 15 таких журналов, из них б – на немецком, 4 – на английском, 3 – на французском, 1 – на итальянском языке и 1 – на скандинавских наречиях. В это число не входит по крайней мере такое же количество периодических публикаций отдельных ученых или учреждений, а также многочисленные ценные для психологии труды, печатаемые в философских, физиологических, психиатрических, педагогических, криминалистических и т. п. изданиях.

А. Общие воззрения

Тому, кто приступает к изложению психологии, всегда приходится сталкиваться с одним большим затруднением: как бы он ни повел свое изложение, он вызовет против себя резкую критику. Чтобы не оставить читателя без руководства, чтобы осмыслить ему связь частностей, необходимо в основу изложения положить общие воззрения, которые были получены путем предварительного, конечно, рассмотрения известных отдельных фактов. Но суть в том, что как раз наиважнейшие по содержанию общие воззрения относительно мира психического не являются общими и в смысле всеобщего признания. Они отнюдь не пользуются всеобщим признанием, как это обычно бывает в других областях знания без всякого ущерба для эволюции воззрений; в самое последнее время как раз вновь разгорелся этот никогда не прекращавшийся спор об основах психологии. Читатель должен запомнить это и не ставить в укор дальнейшему изложению, что в нем развиваются мысли, разделяемые не всеми: таких мыслей никто не сумел бы ему изложить. Можно, однако, сказать, что предлагаемые здесь общие воззрения разделяются большим количеством выдающихся исследователей и что они принимаются за наиболее вероятные основные воззрения для изучения душевной жизни всеми теми, кто считает существенно важным, чтобы их общие воззрения о мире духовном находились в согласии с тем, что ныне считается правильным для мира материального.

I. Мозг и душа

Вышеупомянутые отдельные факты, из которых выводятся рассматриваемые нами основные воззрения, относятся к области отношений между духовным и физическим бытием. Всякий знает, что процессы нашей духовной жизни находятся в самой тесной связи с функциями нервной системы и особенно ее главного органа – мозга. Не бесполезно составить себе отчетливое представление, на чем именно покоится убеждение в существовании этой связи. Покоится оно главным образом на двух основаниях. Увеличение и развитие мозга, наблюдаемое по мере восхождения к высшим родам животных, сопровождается, вообще говоря, большим развитием и богатством духовной жизни – таково первое основание. Оно особенно бросается в глаза при сравнении человека с животными. То, что мозг, подобно всякому другому органу, находится в определенной зависимости от размеров всего организма, несколько мешает познанию этого обстоятельства, так что нельзя сравнивать человека с любымживотным, а нужно выбирать для сравнения таких, которые с ним приблизительно одинаковой величины. При таком сравнении резко бросается в глаза особенное положение, занимаемое человеком в отношении не только духовном, но и материальном. Наиболее близко к нему стоящих животных – человекоподобных обезьян – он по абсолютному и относительному весу мозга превосходит в 3 раза, а самых развитых из нижестоящих животных, например больших собак, даже в 8-10 раз. Внутри самого рода человеческого замечается такое же соотношение. Но, конечно, и здесь вследствие невероятной сложности явлений нельзя его обнаружить на любом примере сравнения отдельных индивидуумов, а нужно брать средние величины, получаемые из сравнения больших групп, подобно тому, как нельзя полагать, чтобы физическая сила человека или руки человека оказывалась всегда строго пропорциональной массе его мускулов, хотя обе величины связаны друг с другом самым тесным образом. Но если взять среднее из многочисленных отдельных наблюдений, в котором случайные отклонения взаимно уравновешиваются, то постоянно оказывается, что индивидуумы или расы, стоящие на более высокой ступени духовного развития, отличаются от низших рас и индивидуумов и более крупным или более развитым мозгом.

Второе основание, по которому мы судим о тесной связи между духовной жизнью и мозгом, состоит в том, что нарушение их нормального состояния отражается на обоих равномерно. Болезни или повреждения мозга обычно сопровождаются расстройством душевной жизни, и обратно: душевное расстройство обычно сопровождается изменениями в структуре мозга. Не трудно понять, что это есть только общееявление, от которого в отдельных случаях возможны отступления. Весьма часто бывает очень трудно с уверенностью констатировать душевное расстройство. Бывают случаи, когда специалисты психиатры после долгих наблюдений все же не могут прийти к вполне достоверному заключению относительно этого. Констатирование материальных изменений в мозге точно так же сопряжено с крупными трудностями. Несмотря на чрезвычайные успехи научного исследования, сделанные в этой области в последнее время, оно все еще находится в зачаточном состоянии; лишь постепенно научаются открывать для глаза более тонкие последствия болезненных процессов и отличать в них существенное от несущественного. К тому же необходимо принять во внимание, что некоторые повреждения мозга, пожалуй, никогда не станут предметом нашего непосредственного наблюдения, а именно такие расстройства функции живого органа, которые еще не привели к окончательным изменениям его формы. Мы до сих пор, например, не знаем, какие материальные повреждения соответствуют нервности, истерии, душевным болезням в тесном смысле и многим другим душевным расстройствам. Но необъятное количество фактов, на которых была доказана правильность нашего общего положения, убеждает нас в его правильности вообще и приложимости ко всем тем случаям, в которых мы его по понятным причинам непосредственно доказать не в состоянии.

Но для наших общих воззрений чрезвычайно важно еще установить, какова именно природа этой тесной связи, существующей между мозгом и душевной жизнью.

Обычное воззрение склоняется к представлению, что эта связь существует в пространстве, т. е. важнейшие проявления деятельности души оно мыслит связанными с отдельными частями мозга. Ходячее мнение убеждено, например, в том, что высокий лоб мыслителя прикрывает его разум. Френология Галля, не затрудняясь, указала, какие части мозга являются специальными органами религиозности, чувства собственного достоинства, любви к порядку и многого прочего, и если не специалисты анатомы и физиологи, то большая публика отнеслась к этому учению весьма сочувственно.

Но все такого рода объяснения сами создавали новую трудность. В обычном представлении душа все-таки есть нечто простое, неделимое, единое, в полную противоположность протяженной материи. Если так, то как же душа могла быть повсюду связана с таким материальным органом, как мозг, состоящим из бесчисленного множества отдельных частей? Очевидно, эта связь имеет место только в одной-единственной точке —был вывод отсюда. К этой точке должны передаваться все материальные возбуждения, которым надлежит отразиться на нематериальной душе, и из этой же точки исходят обратные действия души на мир материального; только в этом одном, надо всем господствующем, центре душа приходит в непосредственное соприкосновение с мозгом. И вот, в течение многих столетий искали без устали эту точку, это «седалище души», и нет такой части в мозгу, где ее когда-нибудь не пытались бы открыть.

Приблизительно уже лет 40 как мы знаем с полной достоверностью, что эти оба воззрения ошибочны, но что первое все-таки ближе подходит к истине, чем второе. Седалища души в виде точки в мозге не существует.Нервные пути, идущие в мозг, вообще в центральную нервную систему, не оканчиваются в одном общем центре, где непротяженная душа могла бы сообщаться с ними, точно так же нет центра, из которого исходили бы нервы, идущие из мозга. На самом деле направляющиеся в мозг нервы около места вступления в него распадаются на отдельные волокна, которые там и оканчиваются совершенно; аналогично этому исходящие нервы исходят из клеток, лежащих непосредственно у выхода их из мозга. Волокна, которые идут дальше к большому мозгу и составляют продолжение тех концевых частей или расположены пред началом исходящих нервов, тоже не обнаруживают ни малейших признаков централистического строения. Напротив того, они децентрализованы самым идеальным образом: они проходят друг мимо друга и оканчиваются в различных местах; но совокупность их все-таки образует одно замкнутое целое благодаря чрезвычайно многочисленным соединениям отдельных частей между собой. Отношение же души к этому искусному строению таково: распределение душевных функций между отдельными частями мозга вполне соответствует разделению труда, имеющему место на периферии тела между органами чувств и движения.Кора затылочной доли мозга, которая имеет большую анатомическую связь с находящимися в диаметрально противоположном месте глазами, психически служит для зрения, зрительных ощущений и представлений; другая часть мозга, относящаяся анатомически к уху, височная доля обслуживает слух. Темянная доля имеет отношение к чувству осязания и к ощущениям, связанным с движениями членов; другие части мозга являются центрами обонятельных и вкусовых ощущений. Из области, расположенной между темянной и лобной долями, исходят импульсы к произвольным и целесообразным движениям конечностей и туловища; другие мозговые области производят движения глаза, органов речи и т. п. Одним словом, душа, в виде различных первичных элементов жизни, ощущений и представлений и планомерных действий расположена, так сказать, в различных частях мозга; такова ее связь с мозгом. Так что, при всякой сколько-нибудь сложной комбинации этих элементов, например, когда лаской и увещанием пытаются унять плачущего ребенка, душа заставляет функционировать одновременно различные части мозга, но не сплошь, во всей его массе, а особым образом, по сети сложных разветвлений.