Текст книги " Русские народные сказки. Том 1"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

Морока

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)

некотором царстве, в некотором государстве жил-был матрос; служил верно, вел себя честно, потому и начальство его знало. Отпросился он раз с корабля походить по городу, надел свой парусинник и пошел в трактир. Уж рублей на десять забрал, а все не унимается: то того, то другого спрашивает.

– Послушай, служба, – говорит ему половой, – забираешь ты много, а есть ли у тебя чем рассчитаться?

– Эх, братец, о деньгах, что ли, сумневаешься? Да у меня денег куры не клюют.

Тотчас вынул из кармана золотой, бросил на стол и говорит:

– На, получай!

Половой взял золотой, высчитал все, как следует, и приносит сдачу; а матрос ему:

– Что там за сдача, братец! Возьми себе.

На другой день опять отпросился матрос, зашел в тот же трактир и прогулял еще золотой; на третий день тоже, и стал он ходить туда, почитай, каждый день и все платит золотыми, а сдачи не берет, дарит половому. Стал замечать за ним сам трактирщик, и пришло ему в сумнение:

– Что бы это значило? Матросишка – так себе, а поди как сорит деньгами! Полную шкатулку золота натаскал!.. Жалованье мне их известно, небось – не раскутишься! Верно, он где ни на есть казну обобрал; надо начальству про то донести; не ровен час – еще в такую беду попадешь, что после и не разделаешься, а пожалуй, и в Сибирь угодишь.

Вот и доложил трактирщик офицеру, а тот довел до самого генерала. Генерал потребовал к себе матроса.

– Признавайся, – говорит, – по совести, отколь золото брал?

– Да этого золота во всякой помойной яме много!

– Что ты врешь!

– Никак нет, ваше превосходительство! Не я вру, а трактирщик: пусть покажет он то золото, что от меня получил.

Сейчас принесли шкатулку, открыли, а она полнехонька костяшек.

– Как же, братец: ты платил золотом, а очутились костяшки? Покажи, как ты сделал это?

– Ах, ваше превосходительство! Ведь нам смерть приходит…

Глядят, а в окна и в двери так вода и хлынула – все выше да выше, уж под горло подступает.

– Господи! Что же теперь делать? Куда деваться? – спрашивает с испугу генерал.

А матрос в ответ:

– Коли не хотите тонуть, ваше превосходительство, так полезайте за мною в трубу.

Вот и полезли, взобрались на крышу, стоят и смотрят во все стороны: целый город затопило! Такое наводнение, что в низких местах совсем домов не видать; а вода прибывает да прибывает.

– Ну, братец, – говорит генерал, – верно, и нам с тобой не уцелеть!

– Не знаю; что будет – то будет!

«Смерть моя приходит!» – думает генерал, стоит сам не свой…

Вдруг откуда ни взялся – плывет мимо ялик, зацепился за крышу и остановился на том месте.

– Ваше превосходительство, – говорит матрос, – садитесь скорее в ялик, да поплывем; может, и уцелеем, авось вода сбудет.

Сели оба в ялик, и понесло их ветром по воде; день плывут, и другой плывут, а на третий стала вода сбывать, и так скоро – куда только она делась? Кругом сухо стало.

Вышли они из ялика, спросили у добрых людей, как слывет та сторона и далеко ль занесло их? А занесло-то их за тридевять земель, в тридесятое царство: народ все чужой, незнаемый. Как тут быть, как попасть в свою землю? Денег при себе ни гроша не имеют, подняться не на что. Матрос говорит:

– Надо наняться в работники да зашибить деньжонок; без того и думать нечего – домой не воротишься.

– Хорошо тебе, братец! Ты давно к работе привычен, а мне каково? Сам знаешь, что я генерал, работать не умею.

– Ничего, я такую работу найду, что и уменья не надо.

Побрели в деревню и стали в пастухи наниматься; общество согласилось и порядило их на целое лето: матрос пошел за старшего пастуха, а генерал за подпаска. Так-таки до самой осени и пасли они деревенскую скотину; после того собрали с мужиков деньги и стали делиться.

Матрос разделил деньги поровну: сколько себе, столько и генералу. Вот генерал видит, что матрос равняет его с собою, стал на это обижаться и говорит:

– Что ж ты меня с собою равняешь? Ведь я – генерал, а ты – все-таки простой матрос!

– Как бы не так! Мне бы разделить на трое: две части себе взять, а с вас и одной довольно: ведь я настоящим пастухом был, а вы – подпаском.

Генерал осерчал и принялся всячески ругать матроса; а матрос крепился, крепился, размахнул рукой, как толкнет его в бок:

– Очнитесь, ваше превосходительство!

Генерал очнулся, смотрит – все по-старому:

как был в своей комнате, так и не выходил из ней! Не захотел он больше судить матроса, отпустил его от себя; так трактирщик ни при чем и остался.

Большой дом
из одного кирпичика

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)

ил я с дедушкой, а батька мой тогда еще не родился: по тому самому, как начался свет, – было мне семь лет.

Жили мы куда богато! Был у нас большой дом из одного кирпичика – глазом не окинешь, а взглянуть не на что; светом обгорожен, небом покрыт.

Лошадей было много: шесть кошек езжалых, двенадцать котов стоялых; один жеребец бойкий – кот сибирский был на цепь прикован возле печки к столбу.

Земли у нас с дедом было видимо-невидимо: пол да лавки сами засевали, а печь да полати внаймы отдавали.

Родилось хлеба много; стали убирать – девать некуда. Дед был умен, а я догадлив: склали скирду на печном столбу; велика скирда – глазом не окинешь, хоть взглянуть не на что!

И завелись в ней мыши, стали хлеб точить; жеребец наш бойкий – кот сибирский прыг на столб – мышей не изловил, скирду в лохань уронил. Дед голосом завыл, а я заголосил:

– Чем теперь кормиться-то будем?

Только дед был умен, а я догадлив: вытащили хлеб из лохани, пересушили и обмолотили.

Время было к празднику, стали мы солод готовить да пиво варить; как в ложке затерли, в корце развели – вышло пива с целую бочку. Что гостей-то к нам привалило – и в дом и на двор, по улице пройти нельзя от народу!..

После того смотрю я – дров в дому ни полена, а топить надобно. Была у нас лошадь серая: упряжь чудесная, да запрячь не во что.

– Ступай, – говорит мне дедушка, – запрягай лошадь, поезжай в лес за дровами.

Я надел кафтанишко худенький, заткнул топор за пояс, сел верхом и поехал в путь. Еду рысью скорою, а топор тяп да ляп и перерубил мою лошадь пополам. Оглянулся назад – ан на одном передке еду: задок далеко отстал. Я кликать, я звать – прибежал задок. Что долго думать, составил обе половинки, смазал глиною, дал шпоры под бока – и откуда прыть взялась!

Приехал в лес, нарубил дров, наклал большущий воз и привязал веревкою за хвост. Как крикну – лошадь сгоряча хватила, по уши в грязь угодила.

Я за дедом; тот был умен, а я догадлив: взялись оба за хвост и ну тянуть; тащили, тащили, да шкуру долой и стащили! Дед голосом завыл, я заголосил.

Не на чем было ехать; приходим домой и горюем. Только глядь в окно – а лошадь наша стоит у ворот, сама пришла. Дед засмеялся, я захохотал: лошадь-то дома, а шкура в барышах досталась.

Шесть братьев – все Агафоны

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)

ак у нас на селе заспорил Лука с Петром, сомутилася вода с песком, у невестки с золовками был бой большой: на том на бою кашу-горюху поранили, киселя-горюна во полон полонили, репу с морковью подкопом взяли, капусту под меч приклонили. А я на бой не поспел, на лавочке просидел.

В то время жили мы шесть братьев – все Агафоны, батюшка был Тарас, а матушка – не помню, как звалась; да что до названья? Пусть будет Маланья. Я-то родом был меньшой, да разумом большой.

Вот поехали люди землю пахать, а мы, шесть братьев, руками махать. Люди-то думают: мы пашем да на лошадей руками машем, а мы промеж себя управляемся. А батюшка навязал на кнут зерно гречихи, махнул раз-другой и забросил далеко.

Уродилась у нас гречиха предобрая. Люди вышли в поле жать, а мы в бороздах лежать; до обеда пролежали, после обеда проспали, и наставили много хлеба: скирда от скирды, как от Казани до Москвы. Стали молотить – вышла целая горсть гречихи.

На другой год батюшка спрашивает:

– Сынки мои возлюбленные, где нам нынче гречиху сеять?

Я – брат меньшой, да разумом большой, говорю батюшке:

– Посеем на печке, потому что земля та порожняя, все равно круглый год гуляет!

Посеяли на печке, а изба у нас была большая: на первом венце порог, на другом потолок, окна и двери буравом наверчены. Хоть сидеть в избе нельзя, да глядеть гожа.

Батюшка был тогда больно заботлив, рано утром вставал – чуть заря занимается, и все на улицу глазел. Мороз-то и заберись к нам в окно да на печку – вся гречиха позябла. Вот шесть братьев стали горевать: как гречиху с печи собирать?

А я – родом хоть меньшой, да разумом большой.

– Надобно, – говорю, – гречиху скосить, в омет свозить.

– Где же нам омет метать?

– Как – где? На печном столбе: место порожнее.

Сметали большой омет.

Была у нас в дому кошка лыса: почуй она, что в гречихе крыса, бросилась ловить и прямо-таки о печной столб лбом пришлась; омет упал да в лохань попал. Шесть братьев горевать: как из лохани омет убирать? На ту пору пришла кобыла сера, омет из лохани съела; стала вон из избы бежать, да в дверях и, завязла. Задние ноги в избе, а передние на улице. Зачала она скакать, избу по улице таскать; а мы сидим да глядим: что-то будет! Кобыла вырвалась, я сейчас в гриву ей вцепился, верхом на нее ввалился и поехал в кабак. Разгулялся добрый молодец; попалось мне в глаза у целовальника ружье славное.

– Что, – спрашиваю, – заветное аль продажное?

– Продажное.

Ну, хоть полтину и заплатил, да ружье купил.

Поехал в дубовую рощу за дичью; гляжу: сидит тетерев на дубу. Я прицелился, а кремня-то нет! Коли в город за кремнем ехать, будет десять верст – далеко; пожалуй, птица улетит.

Думаючи этак сам с собою, задел невзначай полушубком за дубовый сук; кобыла моя рванула с испугу да как треснет меня башкой о дерево – так искры из глаз и посыпались!

Одна искра упала на полку, ружье выстрелило и убило тетерева; тетерев вниз упал да на зайца попал; а заяц сгоряча вскочил, да что про меня дичины набил!

Тут я обозом в Саратов отправился; торговал-продавал, на пятьсот рублей дичины сбывал.

На те деньги я женился, взял себе славную хозяюшку. Не надо покупать ни дров, ни лучины; живу себе без кручины.

Стоит река – вся из молока,
берега – из киселя

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)

родился я ни мал, ни велик – всего-то с игольное ушко. Пошел я в лес, самое дремучее дерево рубить – крапиву. Раз тяпнул – дерево качается, в другой тяпнул – ничего не слышно, в третий тяпнул – выскочил кусок мне, добру молодцу, в лобок. Тут я, добрый молодец, трои сутки пролежал; никто меня не знал, не видал, только знала-видала меня рогатая скотина – таракан да жужелица.

Встал я, добрый молодец, отряхнулся, на все четыре стороны оглянулся, побрел по берегу. По берегу все не нашему. Стоит река – вся из молока, берега – из киселя. Вот я, добрый молодец, киселя наелся, молока нахлебался…

Пошел я по берегу, по берегу все не нашему; стоит церковь – из пирогов складена, оладьями повершена, блином накрыта.

Вступил я на паперть, вижу двери – калачом двери заперты. Тут я, добрый молодец, догадался, калач переломил да съел. Вошел я в церковь, в ней все не по-нашему: паникадило-то репяное, свечи морковные, образа пряничные. Выскочил поп, толоконный лоб, присел – я его и съел.

Пошел я по берегу, по берегу все не нашему: ходит тут бык печеный, в боку нож точеный. Кому надо закусить, изволь резать да кроить.

Государь Сидор Карпович

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)

осударь ты наш Сидор Карпович, много ли тебе от роду лет?

– Семьдесят, бабушка, семьдесят, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, когда ты умирать будешь?

– В среду, бабушка, в среду, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, когда ж тебя хоронить будут?

– В пятницу, бабушка, в пятницу, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, чем тебя поминать будут?

– Блинами, бабушка, блинами, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, во что после тебя позвонить будет?

– В сковороду, бабушка, в сковороду, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, много ли у тебя детушек?

– Семеро, бабушка, семеро, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, чем после тебя поить-кормить будет?

– По миру, бабушка, по миру, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, по миру ходить – зима студена!

– В лапотках, бабушка, в лапотках, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, по миру ходить – собаки съедят!

– С палочкой, бабушка, с палочкой, Пахомовна!

– Государь ты наш Сидор Карпович, по миру ходить – не во что милостыню класть!

– В сумочку, бабушка, в сумочку, Пахомовна!

Как дела в Ростове?

(Из сборника Н. А. Иваницкого)

рат, здорово!

– Брату челом!

– Ты, брат, отколе?

– Я из Ростова.

– А что, говорят, в Ростове-то архиерей женится?

– Вчерась я пошел, сегодня пришел; случилось мне мимо ростовского архиерейского дома идти: стоят кареты смазаны, свиньи запряжены, хвосты подвязаны. Засвистали, поскакали, не знаю куда.

– А что, говорят, в Ростове бабы-то пшеницу на печке посеяли?

– Вчерась я пошел, сегодня пришел; случилось мне мимо ростовских печей идти – жнут бабы пшеницу.

– А что, говорят, в Ростове-то озеро сгорело?

– Случилось мне мимо Ростовского озера идти: щука да караси по лугам, язи да окунье по елям, а плавает ершишко-голышка, глазоньки покраснели, перышки подгорели.

Чистота, благодать и красота

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)

ел солдат домой на побывку и забрел к одному мужику ночь ночевать:

– Здравствуй, хозяин! Накорми и обогрей прохожего!

– Ну что ж, садись за стол, гость будешь! Солдат снял тесак да ранец и уселся за стол;

а хозяин и говорит:

– Отгадай, служба, загадку; не отгадаешь – оплеуха тебе!

– Изволь, сказывай загадку.

– А что значит чистота?

Солдат подумал-подумал и вымолвил:

– Хлеб чист, значит, он и чистота.

Мужик хлоп его по щеке.

– Что ж ты дерешься? Нас бьют да вину сказывают.

– Чистота, брат, кошка: завсегда умывается! А что значит благодать?

Солдат опять подумал-подумал и говорит:

– Знамое дело, хлеб – благодать!

Мужик хлоп его в другой раз:

– Врешь, брат, служба! Благодать – вода. Ну, вот тебе последняя загадка: что такое красота?

Солдат опять свое:

– Хлеб, – говорит, – красота!

– Врешь, служба; красота – огонь; вот тебе и еще оплеуха! Теперь полно, давай ужинать.

Солдат ест да про себя думает:

«Сроду таких оплеух не видал, и на службе царской того не было; постой же, я тебе и сам удружу, будешь меня помнить!»

Поужинали и легли спать. Солдат выждал ни много ни мало времечка; видит, что хозяева заснули, слез с полатей, поймал кошку, навязал ей на хвост пакли, паклю-то зажег да кошку на чердак погнал: бросилась она туда со всех четырех ног и заронила огонь в солому; вмиг загорелась изба.

Солдат наскоро оделся, подошел к хозяину и давай в спину толкать.

– Что ты, служивый?

– Прощай, хозяин! Иду в поход.

– Ступай с богом!

– Да вот тебе на прощанье загадка: взяла чистота красоту, понесла на высоту: коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати! Отгадывай! – сказал солдат и пошел со двора.

Пока мужик ломал себе голову, что бы такое значили солдатские речи, загорелся потолок.

– Воды! Воды! – кричит хозяин, а воды-то в доме ни капли нет. Так все и пропало.

«Ну, правду солдат загадал: коли не ухватишь благодати, не будешь жить в хати!»

Отольются кошке мышиные слезки!

Лгало и Подлыгало

(Из сборника Д. М. Молдавского «Русские сатирические сказки», в обработке В. П. Аникина)

ыли такие два лгуна – Лгало и Подлыгало. Один лжет, другой подлыгает. Так только и жили. Работать не любили, а враньем деньги добывали. Пойдут в деревню, один в одну избу, а другой в другую…

Зашли раз Лгало да Подлыгало в деревню, один в одной избе остановился, другой – в другой, будто рассердились дорогой. Вошел Лгало в избу. А изба у мужика новая. Лгало избу хвалит, а хозяин рад.

– Да, – говорит, – изба добрая, такого лесу теперь нигде не найдешь!

– Нет! – говорит Лгало. – Можно найти!

– А я говорю: «Нет».

– А я говорю: «Да».

– Давай спорить на сто рублей, что нет!

– Давай!

Поспорили.

– Шел раз я, – говорит Лгало, – по деревне, и везли там одно бревно – от пасхи до рождества везли, а только корень вывезли. Всей деревней молебен служили – ни пройти, ни проехать было! Вот это так дерево!

– Да ты лжешь, – говорит мужик.

– Коли мне не веришь, так позовем моего товарища. Хоть он на меня и сердит, а солгать не даст!

– А где он?

– Да вон в той избе!

Позвали Подлыгалу:

– Правда ль, твой товарищ про дерево рассказывал, будто с рождества до пасхи только корень вывезли?

– Нет, что не видал, то не видал, и лгать не буду! А вот дом видать видывал, с одного дерева выстроен. Как зашел я, вижу избу, ходил-ходил – заблудился. Насилу люди вывели…

Видит мужик, что не лгал Лгало, и проиграл сто рублей.

Лгало и Подлыгало разделили деньги поровну и в другую деревню пошли. Один в одну избу, другой в другую, будто сердиты друг на друга.

Стали Лгалу ужином кормить, щей налили. Лгало капусту похваливает. А хозяин и рад.

– Да, такой капусты во всем свете нет. Таких кочанов отродясь не видывал никто.

– Ну, я-то поболе видывал, – подраздоривает мужика Лгало.

– Где?

– Давай спорить на сто рублей?

– Давай!

Поспорили и деньги на стол выложили.

– Шел я раз по полю, – врет Лгало. – И в поле рос кочан. Как зашла туча, как пошел дождь, так целый полк солдат под кочаном спрятался. Вот это кочан!

– Да ты лжешь!

– А коли не веришь, так позовем моего товарища! Хоть он на меня и сердит, а только солгать не даст!

Пришел Подлыгало.

– Правда ль, твой товарищ кочан такой видывал, что целый полк спрятался?

– Нет, – говорит Подлыгало, – что не видал, то не видал, и лгать не стану! А видел, как кочан с земли тащили. Запрягли двенадцать лошадей, и то еле-еле вытащили…

Видит мужик, что проиграл, и отдал сто рублей.

Лгало да Подлыгало разделили деньги поровну и в другую деревню пошли. Лгало в одну избу, Подлыгало – в другую, будто Сердиты друг на друга. Лгалу обедом кормят, гороху дают. Лгало горох похваливает. А хозяин рад.

– А только это не горох! Вот я видывал горох так горох. Одна стеблина с дуб толщиной, а струк в небо уперся.

– Да ты лжешь!

– Зачем лгать; не веришь, давай спорить на сто рублей!

– Давай!

Поспорили. И деньги на стол выложили.

– Позовем моего товарища, он не даст соврать, хоть и сердит на меня.

Позвали Подлыгалу:

– Правда ль, твой товарищ видел горох в дуб толщиной, а струк в небо упирается?

– Нет, что не видал, то не видал, и лгать не стану! А вот видел, как горошком улицу мостили, а в гороховине через реку двадцать человек зараз переплывали!

Видит мужик, что проиграл, и отдал сто рублей. Разделили Лгало да Подлыгало деньги поровну и пошли далее…

Мена

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)

ил мужик с бабою; была у них пара волов, а телеги не было. Куда ни соберутся ехать – бежит мужик по деревне искать телеги, и уж худо-худо раз пять брал он телегу у каждого хозяина! До того дошло дело, что перестали давать ему; куда ни сунется, всякий срамит его:

– Какой ты мужик! Пару волов имеешь, а телеги не справишь!

Соберется мужик в дорогу, а ехать не на чем; посуетится-посуетится, да так дома и останется.

– Послушай, муженек, – сказывает жена, – поведи волов на ярмарку, продай да за эти деньги купи телегу; пускай у нас своя будет! Тогда и к нам станут ходить люди да просить телеги, а мы никому не дадим!

Мужик послушал жену, встал поутру рано, взял пару волов и повел в город. Стал приближаться к городу, глядь – везет старик на ярмарку новые телеги; подбежал к нему:

– Здорово, земляк! Продаешь телеги?

– Продаю.

– Знаешь ли, что я тебе скажу?

– Как скажешь, так и буду знать.

– А вот что: сделай милость, дай мне телегу, а себе возьми пару волов.

Старик видит, что мена-то выгодная: пара волов худо стоит полтораста рублей, а телега всего-навсего – двадцать, и говорит:

– Изволь, брат! Выбирай любую.

Мужик выбрал себе самую большую телегу и отдал за нее пару волов. Старик радехонек, поскорей в город; на уме одно держит: как бы этот дурак не одумался да не отобрал назад своих волов. А мужик стоит на дороге да думает:

«Слава богу, теперь есть телега! Только как ее домой дотащить? Ведь волов нету, приходится на себе везти».

Взял веревку, привязал к телеге и давай тащить; тащил, тащил, с полверсты сделал, устал: пот так и льет с лица, а рубаху хоть выжми! Остановился, сел отдохнуть и призадумался: до двора далеко, верст с пятнадцать будет! Как теперь с телегой быть?

Увидал пастуха – гонит две козы на ярмарку, и закричал ему:

– Здорово, земляк! Куда коз гонишь?

– В город продавать.

– Чем продавать, променяй-ка лучше мне одну козу вот на эту телегу; вишь, совсем новая!

Пастух усмехнулся:

– Как бы, брат, не промахнуться? А то маху дашь, после не поправишься; да, пожалуй, куда кривая не вывезет! Выбирай себе любую.

Мужик отдал телегу, взял козу и повел ее домой.

Шел, шел, версты две отхватил, и встречается ему разносчик: на спине коробка, за поясом целая связка кошельков прицеплена. Засмотрелся мужик на те кошельки, крепко понравились:

– Послушай, земляк! Куда несешь кошельки?

– В город продавать.

– Променяй мне один на козу.

– Изволь, брат!

Взял мужик кошелек, положил за голенище и пошел домой.

Шел, шел; на пути речка; сел на перевоз и перебрался на другую сторону. Стали перевозчики спрашивать деньги, а у него нет ни гроша, и заплатить нечем.

– Тащите, братцы, армяк с плеч, коли денег нет! – говорят перевозчики.

– Постойте, армяк самому надобен; а есть у меня кошелек новый, возьмите его за работу.

Вынул кошелек и отдал; перевозчики отпустили его.

Поплелся мужик домой. «Вот, – думает, – ни за что ни про что загубил пару волов!» Смотрит: сидят на дороге обозники да варят кашицу.

– Здравствуйте, земляки!

– Здравствуй, добрый человек!

– Хлеб-соль вашей милости!

– Спасибо.

– Славная у вас кашица! Пустите, братцы, похлебать маленько: крепко есть хочется.

– Да ты откудова? – спрашивает хозяин обоза.

– А я ходил на ярмарку, пару волов водил продавать.

– Ишь какой! Пару волов продал, а попрошайничаешь…

– Эх, – вздохнул мужик, – когда бы знали да ведали мое горе!

– Какое?

– А вот послушайте! – и рассказал все, как было.

Хозяин обоза засмеялся и говорит мужику:

– Ну, брат, теперь ты к своей хозяйке лучше и не показывайся, а то беда будет.

– Нет, ничего не будет, слова худого не скажет!

– Ну, нет, мужик! Если за это да не обругает тебя хозяйка, так вот двенадцать телег с солью – все отдам тебе, и с волами!

– Хорошо!

Пошли в деревню. Добрались до двора. Хозяин обоза стал в сенях и слушает, а мужик вошел в избу:

– Здравствуй, жена!

– Здравствуй, муженек! Что ж, променял волов?

– Променял.

– Где же телега?

– За козу отдал.

– А коза где?

– За кошелек пошла.

– А кошелек где?

– За перевоз взяли.

– Ну, хорошо, что сам-то назад воротился!

Раздевайся скорей да садись за стол, пообедай; чай, давно проголодался? О волах не кручинься: нет волов – и заботы у нас не будет!

Мужик сел за стол и кричит:

– Эй, хозяин! Ступай в избу, ну что – слышал? Правда моя!

– Правда, земляк, – сказал обозник, – забирай все двенадцать телег – и с солью и с волами.

Вот так-то и разбогател мужик и стал себе жить-поживать да добра наживать.