Текст книги " Русские народные сказки. Том 1"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц)

Дочь и падчерица

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Русские детские сказки»)

ил старик со старухою, и была у него дочь. Вот старуха-то померла, а старик обождал немного и женился на вдове, у которой была своя дочка. Плохое житье настало стариковой дочери. Мачеха была ненавистная, отдыху не дает старику:

– Вези свою дочь в лес, в землянку, там она больше напрядет.

Что делать! Послушал мужик бабу – свез дочку в землянку, дал ей кремень, огниво да мешочек круп и говорит:

– Вот тебе огоньку; огонек не переводи, кашу вари, а сама не зевай – сиди да пряди.

Пришла ночь. Красная девица затопила печь, заварила кашу; откуда ни возьмись, мышка – и говорит:

– Д евица, д евица! Дай мне ложечку кашки!

– Ой, моя мышенька! Разговори мою скуку – я тебе дам не одну ложку, а досыта накормлю.

Наелась мышка и ушла. Ночью вломился медведь:

– Ну-ка, девица, туши огни да давай в жмурки играть.

Мышка вскарабкалась на плечо стариковой дочери и шепчет ей на ушко:

– Не бойся, девица! Скажи: давай! Потуши огонь да под печь полезай, а я за тебя стану бегать и в колокольчик звенеть.

Так и сделалось. Гоняется медведь за мышкою – не поймает. Стал реветь да поленьями бросать. Бросал-бросал, ни разу не попал, устал и молвил:

– Мастерица ты, девица, в жмурки играть! За то пришлю тебе утром стадо коней да воз серебра.

Наутро говорит баба:

– Поезжай, старик, проведай-ка дочь, что напряла она в ночь.

Уехал старик, а баба сидит да ждет: как-то он дочерние косточки привезет. Пришло время старику ворочаться, а собака:

– Тяф-тяф-тяф! С стариком дочка едет, стадо коней гонит, воз серебра везет.

– Врешь, мерзкая собачонка! Это в кузове косточки гремят!

Вот ворота заскрипели, кони во двор вбежали, а дочка с отцом на возу сидят: полон воз серебра. У бабы от жадности глаза разгорелись.

– Экая важность! – кричит. – Повези-ка мою дочку в лес; моя дочка два стада коней пригонит, два воза серебра притащит.

Повез мужик и бабину дочь в землянку; дал ей кремень, огниво, мешочек круп и оставил одну. Об вечеру заварила она кашу. Прибежала мышка:

– Наташка! Наташка! Сладка ль твоя кашка? Дай хоть ложечку!

– Ишь какая! – закричала Наташка и швырнула в нее ложкой.

Мышка убежала, а Наташка знай себе уписывает одна кашу. Съела полный горшок, огни по-задула, прилегла в углу и заснула. Пришла полночь, вломился медведь и говорит:

– Эй, где ты, девица? Давай в жмурки играть.

Девица испугалась, молчит, только со страху зубами стучит.

– А, ты вот где! На колокольчик, бегай, а я буду ловить.

Взяла колокольчик, рука дрожит, колокольчик бесперёчь звенит, а мышка приговаривает:

– Злой девице живой не быть!

Медведь бросился ловить бабину дочку и, как только изловил ее, сейчас задушил и съел. Наутро шлет баба старика в лес:

– Ступай! Моя дочка два воза привезет, два табуна пригонит.

Мужик уехал, а баба за воротами ждет. Вот прибежала собачка:

– Тяф-тяф-тяф! Не бывать домой бабиной дочери, старик на пустом возу сидит, костьми в кузове гремит!

– Врешь ты, мерзкая собачонка! То моя дочка едет, стада гонит, возы везет. На, скушай блин да говори: бабину дочь в злате, в серебре привезут, а стариковой женихи не возьмут!

Собачка съела блин и залаяла:

– Тяф-тяф-тяф! Старикову дочь замуж отдадут, а бабиной в кузове косточки привезут.

Что ни делала баба с собачкою: и блины ей давала, и била ее, – она знай свое твердит… Глядь, а старик у ворот, жене кузов подает; баба кузов открыла, глянула на косточки и завыла, да так разозлилась, что с горя и злости на другой же день померла. Старик выдал свою дочь замуж за хорошего жениха, и стали они жить-поживать да добра наживать.

Арысь-поле

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки»)

старика была дочь-красавица, жил он с нею тихо и мирно, пока не женился на другой бабе, а та баба была злая ведьма. Невзлюбила она падчерицу, пристала к старику:

– Прогони ее из дому, чтоб я ее и в глаза не видала.

Старик взял да и выдал дочку замуж. Живет она с мужем да радуется, и родился у них мальчик.

А ведьма еще пуще злится, зависть ей покоя не дает; улучила она время, обратила свою падчерицу зверем Арысь-поле и выгнала в дремучий лес, а в падчерицыно платье нарядила свою родную дочь и подставила ее вместо стариковой дочери.

Так все хитро сделала, что ни муж, ни люди – никто обмана не заметил. Только старая мамка одна и смекнула, а сказать боится.

С того самого дня, как только ребенок проголодается, мамка понесет его к лесу и запоет:

 
– Арысь-поле! Дитя кричит,
Дитя кричит, пить-есть хочет.
 

Арысь-поле прибежит, сбросит свою шкурку под колоду, возьмет мальчика, накормит; после наденет опять шкурку и уйдет в лес.

«Куда это мамка с ребенком ходит?» – думает отец. Стал за нею присматривать и увидал, как Арысь-поле прибежала, сбросила с себя шкурку, стала кормить малютку.

Отец подкрался из-за кустов, схватил шкурку и спалил ее.

– Ах, что-то дымом пахнет; никак, моя шкурка горит! – говорит Арысь-поле.

– Нет, – отвечает мамка, – это, верно, дровосеки лес подожгли.

Шкурка сгорела, Арысь-поле приняла прежний вид и рассказала все мужу.

Тотчас собрались люди, схватили ведьму и прогнали ее вместе с ее дочерью.

Хаврошечка

(В обработке А. Н. Толстого)

сть на свете люди хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые своего брата не стыдятся.

К таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой, взяли ее эти люди, выкормили и над работой заморили: она и ткет, она и прядет, она и прибирает, она и за все отвечает.

А были у ее хозяйки три дочери. Старшая звалась Одноглазка, средняя – Двуглазка, а меньшая – Триглазка.

Дочери только и знали, что у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала: их и обшивала, для них пряла и ткала – и слова доброго никогда не слыхала.

Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую коровку, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:

– Коровушка-матушка! Меня бьют-журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрашнему дню мне велено пять пудов напрясть, наткать, побелить и в трубы покатать.

А коровушка ей в ответ:

– Красная девица, влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь – все будет сработано.

Так и сбывалось. Влезет Хаврошечка коровушке в одно ушко, вылезет из другого – все готово: и наткано, и побелено, и в трубы покатано.

Отнесет она холсты к хозяйке. Та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а Крошечке-Хаврошечке еще больше работы задаст.

Хаврошечка опять придет к коровушке, обнимет ее, погладит, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет, принесет хозяйке.

Вот хозяйка позвала свою дочь Одноглазку и говорит ей:

– Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, поди догляди, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?

Пошла Одноглазка с Хаврошечкой в лес, пошла с нею в поле, да забыла матушкино приказание, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке. А Хаврошечка приговаривает:

– Спи, глазок, спи, глазок!

Глазок у Одноглазки и заснул. Пока Одноглазка спала, коровушка все наткала, и побелила, и в трубы скатала.

Так ничего хозяйка не дозналась и послала вторую дочь – Двуглазку:

– Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, поди догляди, кто сироте помогает.

Двуглазка пошла с Хаврошечкой, забыла матушкино приказание, на солнышке распеклась, на травушке разлеглась. А Хаврошечка баюкает:

– Спи, глазок, спи, другой!

Двуглазка глаза и смежила. Коровушка наткала, побелила, в трубы накатала, а Двуглазка все спала.

Старуха рассердилась и на третий день послала третью дочь – Триглазку, а сироте еще больше работы задала.

Триглазка попрыгала, попрыгала, на солнышке разморилась и на травушку упала.

Хаврошечка поет:

– Спи, глазок, спи, другой!

А о третьем глазке и забыла.

Два глаза у Триглазки заснули, а третий глядит и все видит: как Хаврошечка корове в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала.

Триглазка вернулась домой и матери все рассказала.

Старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:

– Режь рябую корову!

Старик и так и сяк:

– Что ты, старуха, в уме ли! Корова молодая, хорошая!

– Режь, да и только!

Делать нечего. Стал точить старик ножик. Хаврошечка про это спознала, в поле побежала, обняла рябую коровушку и говорит:

– Коровушка-матушка! Тебя резать хотят.

А коровушка ей отвечает:

– А ты, красная девица, моего мяса не ешь, а косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их схорони и никогда меня не забывай: каждое утро косточки водою поливай.

Старик зарезал коровушку. Хаврошечка все сделала, что коровушка ей завещала: голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки ее зарыла и каждый день в саду поливала.

И выросла из них яблонька, да какая! Яблочки на ней висят наливные, листья шумят золотые, веточки гнутся серебряные. Кто ни едет мимо – останавливается, кто проходит близко – заглядывается.

Много ли времени прошло, мало ли – Одноглазка, Двуглазка и Триглазка гуляли раз по саду. На ту пору ехал мимо сильный человек – богатый, кудреватый, молодой. Увидел в саду наливные яблочки, стал затрагивать девушек:

– Девицы-красавицы, которая из вас мне яблочко поднесет, та за меня замуж пойдет.

Три сестры и бросились одна перед другой к яблоне.

А яблочки-то висели низко, под руками были, а тут поднялись высоко, далеко над головами.

Сестры хотели их сбить – листья глаза засыпают, хотели сорвать – сучки косы расплетают. Как ни бились, ни метались – руки изодрали, а достать не могли.

Подошла Хаврошечка – веточки к ней приклонились и яблочки к ней опустились. Угостила она того сильного человека, и он на ней женился. И стала она в добре поживать, лиха не знать.

Чивы, чивы, чивычок…

(В обработке А. Н. Толстого)

ил-был старик со старухой. Жили они бедно и дошли до того – не стало у них ни дров, ни лучины.

Старуха посылает старика:

– Поезжай в лес, наруби дров.

Старик собрался. Приехал в лес, выбрал дерево – и тяп-тяп по нему топором. Вдруг из дерева выскакивает птичка и спрашивает:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Да вот старухе надобно дров да лучины.

– Поди домой, у тебя много и дров и лучины.

Послушался старик – не стал рубить дерево.

Приезжает домой – у него полон двор и дров и лучины. Рассказал он старухе про птичку, а старуха ему говорит:

– У нас изба-то худа – поди-ка, старик, опять в лес, не поправит ли птичка нашу избу.

Старик послушался. Приезжает в лес, нашел это дерево, взял топор и давай рубить.

Опять выскакивает птичка:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Да вот, птичка, у меня больно изба-то плоха, не поправишь ли ты?

– Иди домой, у тебя изба новая, всего вдоволь.

Воротился старик домой и не узнаёт: стоит на его дворе изба новая словно чаша полная, хлеба – вдоволь, а коров, лошадей, овец и не пересчитаешь.

Пожили они некоторое время, приелось старухе богатое житье, говорит она старику:

– У нас всего довольно, да мы крестьяне, нас никто не уважает. Поди-ка, старик, попроси птичку – не сделает ли она тебя чиновником, а меня – чиновницей.

Старик взял топор. Приезжает в лес, нашел это дерево и начинает рубить. Выскакивает птичка:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Да вот, родима птичка, нельзя ли меня сделать чиновником, а мою старуху – чиновницей?

– Иди домой, будешь ты чиновником, а старуха твоя – чиновницей.

Воротился он домой. Едет по деревне – все шапки снимают, все его боятся. Двор полон слуг, старуха его разодета, как барыня.

Пожили они небольшое время, захотелось старухе большего.

– Велико ли дело – чиновник! Царь захочет – и тебя и меня под арест посадит. Поди, старик, к птичке, попроси – не сделает ли тебя царем, а меня – царицей.

Делать нечего. Старик опять взял топор, поехал в лес и начинает рубить это дерево. Выскакивает птичка:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Да вот чего, матушка родима птичка: не сделаешь ли ты меня царем, а старуху мою – царицей?

– Ступай домой, будешь ты царем, старуха твоя – царицей.

Приезжает он домой, а за ним уж послы приехали: царь-де помер, тебя на его место выбрали.

Не много пришлось старику со старухой поцарствовать – показалось старухе мало быть царицей:

– Велико ли дело – царь! Бог захочет – смерть пошлет, и зароют тебя в сырую землю. Ступай, старик, к птичке да проси – не сделает ли она нас богами…

Взял старик топор, пошел к дереву и хочет рубить его под корень. Выскакивает птичка:

– Чивы, чивы, чивычок, чего надо, старичок?

– Сделай милость, птичка, сотвори меня богом.

– Ладно, ступай домой – будешь ты быком, а старуха твоя – свиньей.

Старик тут же обратился быком. Приходит домой и видит – стала его старуха свиньей.

Кривая уточка

(В обработке А. Н. Толстого)

или-были дед да баба. Они пошли за грибами в лес и нашли уточку. А та уточка была кривая. Они ее взяли и принесли домой. Назавтра встали и опять пошли за грибами, а ей сделали утечье гнездышко из перьев.

Они ушли, а уточка обернулась девушкой, избу вымыла, воды наносила и пирогов испекла.

Дед и баба пришли и спрашивают:

– Кто это у нас так все прибрал?

А соседи им говорят:

– У вас тут кривенька девушка воду носила.

Вот дед и баба и назавтра ушли да и спрятались в чулан. Уточка обернулась девушкой и пошла за водой. А дед да баба выскочили да ее перышки и бросили в печь. Перышки все и сгорели.

Тут пришла девушка и заплакала. Стала просить у деда, у бабы золотую прялочку. Села на крылечко и прядет куделю. Тут летит стадо гусей-лебедей. Она и говорит:

– Гуси мои любезные, дайте мне по перышку.

А те говорят:

– Другие летят, те дадут.

Опять летит стадо гусей-лебедей.

– Гуси мои любезные, дайте мне по перышку.

– Другие летят, те дадут.

Тут летит одинокий гусь, он и бросил ей перышки. Стала она опять уточкой и улетела.

Поплакали дед с бабой, да ничего не выплакали.

Чернушка

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)

ил-был барин; у него была жена добрая, а дочь красавица – звали ее Машею.

Только жена-то померла, а он на другой женился – на вдове; у той своих было две дочери, да такие злые, недобрые! Заставляли они бедную Машу на себя работать, а когда работы не было, приказывали ей сидеть у печки да выгребать золу; оттого была Маша всегда и грязна и черна, и прозвали они ее Чернушкой.

Вот как-то заговорили люди, что их князь жениться хочет, что будет у него большой праздник и что на том празднике выберет он себе невесту.

Так и случилось. Созвал князь всех в гости. Стали собираться и мачеха с дочерьми, а Машу не хотят брать: сколько та ни просилась – нет да нет!

Вот уехала мачеха с дочерьми на княжий праздник, а падчерице оставила целую меру ячменя, муки и сажи – все вместе перемешано – и приказала до их приезда разобрать все по зернышку, по крупинке.

Маша вышла на крыльцо и горько заплакала; прилетели два голубка, разобрали ей ячмень, и муку, и сажу, потом сели ей на плечи – и вдруг очутилось на девушке прекрасное новое платье.

– Ступай, – говорят голубки, – на праздник, только не оставайся там долее полуночи.

Только взошла Маша во дворец, так все на нее и загляделись; самому князю она больше всех понравилась, а мачеха и сестры ее совсем не узнали.

Погуляла, повеселилась Маша с другими девушками; видит, что скоро и полночь, вспомнила, что ей голубки наказывали, и побежала поскорей домой. Князь – за нею; хотел было допытаться, кто она такова, а ее и след простыл!

На другой день опять у князя праздник; мачехины дочери о нарядах хлопочут да на Машу то и дело кричат да ругаются.

– Эй, девка Чернушка! Переодень нас, платье вычисти, обед приготовь!

Маша все сделала, а вечером опять повеселилась на празднике и ушла домой до полуночи; кинулся князь за нею – нет, не догнал.

На третий день у князя опять пир горою; вечером голубк иобули-одели Машу лучше прежнего. Пошла она во дворец, загулялась, завеселилась и забыла про время. Вдруг ударила полночь; Маша бросилась скорей домой бежать, а князь загодя приказал всю лестницу улить смолою и дегтем. Один башмачок ее прилип к смоле и остался на лестнице; князь взял его и на другой же день велел разыскать, кому башмачок впору.

Весь город обошли – никому башмачок по ноге не приходится; наконец, пришли к мачехе. Взяла она башмачок и стала примерять старшей дочери – нет, не лезет, велика нога!

– Нет, – говорят княжие посланные, – не годится!

Мачеха стала примерять башмачок средней дочери, и с этой то же самое было.

Увидали посланные Машу, приказали ей примерить; она надела башмачок – и в ту же минуту очутилось на ней прекрасное блестящее платье. Мачехины дочери только ахнули!

Вот привезли Машу в княжие терема, и на другой день была свадьба.

Свадьба была веселая, и я там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало.

Девушка в колодце

(Из сборника И. В. Карнауховой)

или-были мужик да баба. А у бабы была падчерица. Она пряла у колодца да и уронила веретёшко в воду. Домой идет, плачет. А мачеха и говорит:

– Чего плачешь?

– А я веретешко в воду уронила!

Ну, та ее и давай ругать, кричала, кричала и говорит:

– Ступай за веретешком, назад не возвращайся!

Девушка пошла да и бросилась в колодец. И попала на луг. Идет, идет, навстречу ей овцы:

– Девушка, подпаши под нами, подмаши под нами, дадим тебе овечку с баранчиком.

Она подпахала под ними, убрала, они и говорят:

– Домой пойдешь – мы тебя отдарим.

Она поклонилась и пошла. Идет дальше – навстречу коровы:

– Девушка, подпаши под нами, подмаши под нами, дадим тебе корову с н етелью.

Она подпахала под ними, подмахала, они и говорят:

– Спасибо, девушка, обратно пойдешь – долг не забудем.

Идет она лугом, долгим полем, навстречу ей жеребцы:

– Девушка, подпаши под нами, подмаши под нами.

Она и им все сделала. Они и говорят:

– Назад пойдешь, мы тебя не обидим!

Пошла она дальше и дошла до избушечки, к старику и старушечке. Тут ее веретешечко. Говорит ей старуха:

– Должна ты, девушка, веретешечко выкупить, верой-правдой нам год прослужить.

Она и давай служить. И так хорошо работала, что хозяева ее полюбили.

Три года она у них жила, на четвертый соскучилась.

– Отпустите меня, – просит хозяев, – домой к батюшке.

Они ее и пустили. Много ей всего надавали, а как стала она через ворота выходить, так ее всю золотом обсыпало.

Пошла она домой, навстречу ей пастухи, дали коровку, да овечку, да жеребчика. Пошла она домой с добром и вся как есть золотая. Дошла до ворот, собачка тявкает:

– Наша дочь пришла, тяф, тяф, добра принесла, тяф, тяф!

А бабка кричит:

– Молчи, давно ее черти съели!

Тут она и входит, вся в золоте.

Узнал про это народ, и стали ее сватать. Она за крестьянина не пошла, за дьячка не пошла, за барина не пошла, за дворянина не пошла, а посватал Иван-царевич, за него пошла.

Ух, бабка зла стала! Послала свою родную дочь в колодец, за веретенышком. Та прыгнула и упала. Встала и пошла. Идет, идет, навстречу овечки:

– Девушка, девушка, подпаши под нами, подмаши под нами, дадим тебе овечку!

А она была грубая, злая, и говорит:

– Вот какие! Не за тем я сюда попала, не за навозом пошла – за добром иду!

И идет. Шла, шла, навстречу коровы:

– Девушка, девушка, подпаши под нами, подмаши под нами, дадим тебе н етелку.

– Не за тем пошла – за добром пошла.

И идет. Шла, шла, навстречу жеребцы:

– Девушка, девушка, подпаши под нами, подмаши под нами!

– Не для того иду – за золотом иду!

Пришла она к избушечке – к старику и старушечке.

– Отдайте, – говорит, – мое золотое веретенце! (А какое оно золотое! Просто деревянное.)

А старушка ей и говорит:

– Ты за веретенце выслужи!

Ну, стала она служить, и все не ладно, все спортит, ленится да неряшится. Три дня прослужила, на четвертый домой просится. Они ее отпустили, дали ей корзину с добром, она и пошла. Дошла до ворот.

«Дай, – думает, – в корзину посмотрю!»

А из корзины жабы, да гады, да гнус полез, всю ее облепили, а с ворот смола полилась, всю залила. Побежала она домой, прибежала до ворот, а собачка:

– Тяф, тяф, наша дочь во смоле пришла!

А бабка ей:

– Цыц, наша дочь в золоте придет!

Та вошла, вся в смоле. Мать к ней бросилась, прильнула к ней, так и пропали вместе.

Козел

(Из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские сказки», в обработке В. П. Аникина)

некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец, и было у него три дочери. Построил он себе новый дом и посылает на новоселье ночевать старшую дочь, чтоб после рассказала ему, что и как ей во сне привидится.

И привиделось ей во сне, что она выйдет замуж за купеческого сына.

На другую ночь посылает купец на новоселье среднюю дочь: что ей привидится?

И приснилось ей, что она выйдет замуж за дворянина.

На третью ночь дошла очередь до меньшой дочери, послал и ту; и приснилось ей, бедняжке, что выйдет она замуж за козла.

Перепугался отец, не велел своей любимой дочери даже на крыльцо выходить. Так нет вот, не послушалась, вышла! А козел в это время подхватил ее на высокие рога и унес за крутые берега.

Принес к себе и уложил на полати спать. Поутру проснулась наша красавица, глядь – ан двор огорожен частоколом, и на каждой тычинке по девичьей головке; только одна тычинка простая стоит. Обрадовалась бедняжка, что смерти избежала.

А слуги давно ее будят:

– Не пора, сударыня, спать, пора вставать, в горницах мести, сор на улицу нести!

Выходит она на крылечко; летят гуси.

– Ах вы, гуси мои серые! Не с родной ли вы со сторонушки, не от родного ли батюшки несете мне весточку?

А гуси ей в ответ:

– С твоей-то мы со сторонушки, принесли-то мы тебе весточку: у вас дома сговор, старшую сестрицу твою замуж выдают за купеческого сына.

Козел с полатей все слышит и говорит слугам:

– Эй вы, слуги мои верные! Несите платья самоцветные, закладывайте вороных коней, чтоб три раза скакнули и были на месте.

Принарядилась бедняжка и поехала; кони мигом привезли ее к отцу. На крыльце встречают гости, в доме пир горой!

А козел в то время обернулся добрым молодцем и ходит по двору с гуслями. Ну как на пир гусляра не зазвать? Он пришел в хоромы и начал выигрывать:

– Козлова жена! Козлова жена!

А бедняжка по одной щеке его хлоп, по другой хлоп, а сама на коней – и была такова!

Приехала домой, а козел уж на полатях лежит.

Поутру будят ее слуги:

– Не пора, сударыня, спать, пора вставать, в горницах мести, сор на улицу нести!

Встала она, прибрала все в горницах и вышла на крылечко; летят гуси.

– Ах вы, гуси мои серые! Не с родной ли вы со сторонушки, не от родного ли батюшки несете мне весточку?

А гуси в ответ:

– С твоей-то мы со сторонушки, принесли-то мы тебе весточку: у вас дома сговор, среднюю сестрицу твою замуж выдают за дворянина богатого.

Опять поехала бедняжка к отцу; на крыльце ее гости встречают, в доме пир горой!

А козел обернулся добрым молодцем и ходит по двору с гуслями; зазвали его, он и стал выигрывать:

– Козлова жена! Козлова жена!

Бедняжка по одной щеке его хлоп, по другой хлоп, а сама на коней – и была такова!

Воротилась домой; козел лежит на полатях.

Прошла еще ночь; поутру встала бедняжка, вышла на крылечко – опять летят гуси.

– Ах вы, гуси мои серые! Не с родной ли вы со сторонушки, не от родного ли батюшки несете мне весточку?

А гуси в ответ:

– С твоей-то мы со сторонушки, принесли тебе весточку: у отца твоего большой стол.

Поехала она к отцу: гости на крыльце встречают, в доме пир горой! На дворе гусляр похаживает, на гуслях выигрывает. Позвали его в хоромы; гусляр опять по-старому:

– Козлова жена! Козлова жена!

Бедняжка в одну щеку его хлоп, в другую хлоп, а сама мигом домой. Смотрит на полати, а там одна

козлиная шкурка лежит: гусляр не успел еще оборотиться в козла.

Полетела шкурка в печь, очутилась меньшая купеческая дочь замужем не за козлом, а за добрым молодцем; стали они себе жить да поживать да добра наживать.