Текст книги "От солдата до генерала. Воспоминания о войне"

Автор книги: авторов Коллектив

Сначала я обыграл вольнонаёмного и уже с уверенностью, что сегодня будет пир, продолжал играть за первое место с майором-медиком. И вдруг произошёл разрыв снаряда. Осколком, «прошившем» фанерные стены модуля, ранило нескольких человек, наблюдавших за нашей игрой. Партия осталась незаконченной, праздник был испорчен.

Обстрел продолжался до ночи. «Духи» вели огонь с минометов, стреляли фугасными и фосфорными минами. Фосфорные мины опасны тем, что их невозможно потушить. Ногами и подручными средствами, «зажигалки» отбрасывались подальше от казармы. Потом, в темноте, сапоги ярко светились. Множество светящихся ног, снующих среди всполохов огня и грохота разрывов, со стороны выглядело как дискотека – «убойная» дискотека! Но об опасности никто и не думал, каждый выполнял свою чётко поставленную задачу. Следующие несколько ночей пришлось ночевать в окопах, вырубленных в горе, где одеялом служил – бронежилет, а подушкой – каска.

Письма

Сослуживцы старались привезти из Афганистана домой сувениры, небольшие подарки. Платок матери, электронные часы или браслет – отцу. Единственное, что мне удалось привезти оттуда – письма. Письма родных и друзей, весточки от которых, были счастливейшим событием и ожидались с особым нетерпением. Только сейчас, спустя 20 лет, понимаешь, какую ценность удалось сохранить. Ведь именно письма связывали с родителями, сестрой и близкими людьми, давали ни с чем не сравнимый всплеск радостных эмоций и навевали грусть и тоску по дому. Именно эти «заряженные» прямоугольники побуждали жить и бороться с трудностями и невзгодами!

Врезался в память один эпизод, связанный с моим другом Леонидом Лозовенко. Мы были одного возраста, но он уже был женат, когда его призвали, и жена его была беременна. И первым делом после рождения девочки жена прислала ему листочек, на котором была обведена маленькая ручка его дочки. И я видел, как слезы капали у него, когда он смотрел на этот листок и понимал, что он все готов отдать, за возможность хоть на миг прикоснуться, обнять ее. В подобные моменты приходит понимание всей хрупкости этого мира и осознание того, что всё это может просто оборваться на полуслове. Начинаешь очень остро ощущать ценность семьи и продолжения рода.

Даже спустя годы, перечитывая письма матери, с пожеланиями скорейшего возвращения домой и словами «Живем ожиданием твоих писем», ощущаешь переживания и тревогу, которыми они пронизаны. Каждое мое письмо нумеровалось, и велась подробная статистика их прихода. Трудно было объяснить, что даже когда выпадала свободная минута, и появлялся настрой, писать было просто не на чем! Поэтому, среди присланных мною писем, немало таких, которые написаны на клочках бумаги или старых «боевых листках».

А мой дядя, командир подводной лодки, Ю. В. Сохацкий, узнав, где я служу, посвятил мне и моим товарищам стихотворение «Письмо солдату»:

 
Афганистан, конечно, не конфета,
Стреляют гады, могут и попасть,
Ни разу в жизни не писал памфлета,
А вот, поди ж ты, набрела напасть.
Попал ты в самый кратер заварушки,
В далекий край истерзанной земли,
Уж ты давай, готовь получше пушки,
Чтоб снайперский огонь они вели.
Хочу, чтоб путь триумфом обернулся,
Скажу тебе, без всяких «ох» и «ах»,
Хочу, чтоб ты быстрей домой вернулся,
Живым, здоровым и при орденах.
А если в героизм не окунулся,
Наказ тебе, племянник, мой не нов:
Чтоб все равно скорей домой вернулся,
Живым, здоровым и без орденов.
Я убежден, не влюбишься в барханы,
Ведь вырос ты в прохладе и снегу,
А про зверье, которое – душманы,
Сказать открытым текстом не могу.
Я слышал, всех вас выведут с чужбины,
Там будут примиряться тет-а-тет,
А мы на коньяке настой рябины
При встрече разопьем а-ля-фуршет.
 

^{20.01.1988 г.}

Письма позволяют заглянуть в прошлое, увидеть, о чем ты думал и размышлял, находясь там. В этом плане интересно письмо, которое я написал бабушке за две недели до моего 20-летия: «У нас здесь все по-прежнему, 50-ти градусная жара стала проходить, лето подходит к концу. Когда наш полк будет в Союзе – вопрос неопределенный, т. к. дорога Хайратон

– Кабул, считай, охраняется всего двумя полками: нашим и ДИГБ с Кабула. Сейчас, когда часть войск вывели, «духи» передислоцировались в зону ответственности наших полков и сейчас их здесь около трех тысяч человек. На наших пока не нападают, зато громят и вырезают посты и заставы «царандоя» и «хатовцев» (их аналог КГБ), пускают под откос их колонны с продовольствием и стройматериалами. Чем все это кончится, не знаю, но, похоже, наш вывод задержится до зимы. Сейчас готовим часть техники, имущество, жилые помещения к передаче Народной армии.

Хотя тут никакого толку не будет, и эта искусственная революция пойдет крахом. Для нас же эта война – бессмысленная трата тысяч жизней и миллионов рублей!»

Вот пуля пролетела и ага

Командир ремроты, старший лейтенант Кошелев В.Ю., оказался очень порядочным и мудрым человеком, постоянно заботился и обучал нас правилам самосохранения. «Как правило, люди гибнут в первые три месяца службы и – в последние. Сначала потому, что ничего не знают, в конце – потому, что полагают, что уже все знают!» – учил он нас. В конце любого инструктажа, он всегда повторял поговорку: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». При нем в нашей роте не было ни одной потери.

Мне запомнился один товарищ из разведроты. Случайно ему в ногу попала шальная пуля. Ранение совершенно несерьёзное. Спустя пару месяцев он вернулся из госпиталя, и я заметил, что он хромает. Друг заверил меня, что всё нормально. А ещё через пару недель я узнал, что он умер от заражения крови. Казалось бы, шальная пуля – такая ерунда, а человек в итоге умер.

17 июня 1988 г., стоял я в наряде дежурным по парку. Выпускал из парка еще одного своего друга из разведки, механика-водителя БМП – Александра Синицу, и он рассказал мне, что придумал закрепить на броне большой зонт и так спасаться от жары. Это был наш последний разговор. Пуля попала в единственное не защищенное место водителя – голову.

Рядом с казармой располагалась санчасть. Перед входом в нее был устроен, длиной около 5-ти метров, деревянный настил. Когда происходили потери, убитых привозили в полк, устраивали на этом настиле, укрывая белой простыней. Иногда он был полностью занят.

Природа

Афганистан – это ожившее Средневековье. Они жили, словно в 14-м веке и это совпадало с их календарем, где шел 1368 год. И мулы, запряжённые в деревянные плуги, которыми пахали землю, не давали в этом сомневаться. Тем не менее, страна очень красивая. Красивая по-своему. Горы зацветали тюльпанами, когда наступала весна. Зрелище необыкновенное. Стоял, бывало, на посту, смотрел на всю эту невообразимую красоту и думал: «До чего хорошо! Как хочется вернуться сюда, когда здесь будет мир». Тюльпаны были разных оттенков, но преобладал красный. Целое море красных тюльпанов. К тому же, за один день можно было побывать в нескольких климатических зонах. Вроде, выезжал из пустыни, а к вечеру уже в ледниках, где люди тепла не видят.

Живы будем – не помрем!

С этими снегами связан интересный случай. Поднимались мы на нашей «летучке» на перевал Саланг. Дорога не только узкая, но еще безумно скользкая от выпавшего снега. С одной стороны – скалы, с другой – пропасть. Машины еле едут, скользят, того и гляди, в пропасть сорвутся. Впереди танк идет, дорогу прокладывает, забуксовавшим машинам помогает, ну и конечно, колонну охраняет. И вдруг сошла лавина. Мы остановились, обрадовавшись тому, что нас не задело. Смотрим, а танка-то нет, только гора снега. Понадеясь на удачу, стали раскапывать то место, где был танк. Оказалось, что танк не снесло. Танк не снесло, но мужики-то в нём переживают! Они же откопаться не могут! Откопали мы их спустя часа четыре. Вылезли они чумазые, но счастливые.

Сейчас я рассказываю об этом с юмором, а тогда, когда это происходило, было совсем не до улыбок. Однако, нельзя не сказать, что было действительно забавно смотреть на тех чумазых ребят.

Трудности климата

Весной в воздухе иногда появлялось что-то, похожее на мошкару. Как только такая букашка кусала, на месте укуса появлялся большой красный след. Потом это место начинало гнить. Чаще всего на вылеченных местах оставались чёрные пятна.

Дело в том, что там, в Афганистане, любая царапина начинала гнить. И гниение это расширялось, увеличивалось, а в итоге – солдаты и получали заражение крови. Самым доступным способом лечения было постоянное вскрытие раны – больно, но эффективно. Именно так многие лечились.

Крыс там были целые полчища, а отдельные экземпляры достигали размеров жирного кота. В караульном помещении было страшно спать, потому что крысы копошились на фанерных потолках, и казалось, что потолок вот-вот не выдержит и вся эта визжащая масса свалится прямо на тебя!

Вши, болезни, страдания, голод – неизменный атрибут любой войны.

Война войной, а обед – по расписанию

Кормили отвратительно. Постоянные щи из консервированной капусты, которые жутко воняли, да каши. Манка, перловка, пшенка, редко рис и гречка. Если, например, не успел поесть пшенку пока она теплая, она слипалась в такой плотный комок, что ложку из котелка не выдернуть. Готовили их явно на воде, да и тушенку на кухне не докладывали. Иногда давали картошку. Поступала она в трехлитровых банках, плавая в той же воде, в которой была сварена несколько лет назад. Белый хлеб был большой редкостью. Но и он чем-то был обработан для очень длительного срока хранения.

Поэтому в командировки, на боевые задания, уезжали с радостью! Провизию на складе, согласно нормам расчета, получишь и вкусная еда обеспечена!

Раз в месяц выдавали денежное довольствие. От 17 до 27 рублей чеками, в зависимости от должности и звания. Все тратили в полковом магазине на леденцы, печенье и сгущенку. Хватало на 2–3 дня.

Если нормальную картошку и репчатый лук иногда можно было раздобыть, то фрукты довелось один раз, на Новый год, поесть. Новый командир роты на собранные с нас деньги у местных на базаре купил.

Перед выходом

Очень тяжело было в самом конце, когда очередной призыв уволился, а нового призыва не было. Вышло, что меньшему количеству людей надо было выполнять те же задачи, что и раньше. В караул стали ходить только две роты вместо трех – разведка и наша ремрота. Я был тогда уже на должности заместителя командира взвода, в звании сержанта,

в которое произвели еще летом, сразу из рядовых.

Поставили меня дежурным по роте. Как оказалось потом – бессменным. Дневального только одного дали, да и того через четыре дня забрали – настолько не хватало людей. Ночью спать нельзя, а днём не удавалось – то выдать оружие надо, то принять. Даже если днем ложился, мозг не отключался, постоянно контролировал происходящее вокруг – шумы, хождение людей, их разговоры. Будить меня не было никакой надобности. Как только появлялась необходимость открыть оружейную комнату или выяснить какой-то вопрос – сам вставал, шел и делал. Люди от усталости валились с ног. В связи со сложившейся ситуацией по полку вышел приказ: «Никаких ночных передвижений», что, конечно, облегчало мне задачу по охране роты. Ответственность свою, за «мертвым» сном спящую роту, я прекрасно понимал! Случись что – я последняя инстанция, охраняющая их жизнь!

Моим личным оружием был ручной пулемёт Калашникова. Я ставил напротив входной двери в казарму стол, на стол – пулемёт. Свет везде погашен. Патрон – в патроннике, пулемёт снят с предохранителя. И, держа пальцы на спусковом крючке, я всю ночь сидел за этим столом. Любой, кто вошёл бы в дверь, был бы немедленно убит, потому что весь полк знал – ночью ходить нельзя! И это был единственный вариант не пропустить врага.

Домой, в Союз!

Это продолжалось одиннадцать дней подряд. И когда по утру мы, наконец, погрузились, выстроились колонной и тронулись в путь на Термез, можно было расслабиться. К сожалению, не получилось. Начались безумные головные боли, сознание по-прежнему не отключалось и не давало забыться сном младенца. А после того, когда ночью, при прохождении перевала Саланг, открыв глаза – будто кто-то толкнул, я с ужасом увидел, что водитель спит, свет фар растворился в темноте пропасти и передние колеса уже на обочине – от сна вообще следа не осталось! Резко вывернув руль и сказав пару «ласковых» слов водителю-рядовому Урмонову, подумал – явно ангел хранитель помогает.

По пути, в последний раз всматривался в дорогу, пытаясь сохранить в памяти картины покидаемой страны. Вот, слева, тянется нитка топливного трубопровода, а справа, останки наших автомашин и бронетехники. На некоторых участках дороги, груды обгоревшего и искореженного металла достигают километровой длины. Вот, внизу ущелья, лежит многотонная не взорвавшаяся авиационная бомба, и быстрая горная речка, разбиваясь об нее, образует облако брызг. А вот стоит памятник нашему погибшему солдату. По дороге их много, одиночных и групповых. Стоят и как бы говорят: «Не забудьте о нас и наших семьях». Невольно приходит мысль, а что с ними станет после нашего ухода?

Пусть приснится: водки таз и от Язова приказ

Постояв пару недель в Пули-Хумри, ожидая, когда подтянутся остальные войска, 7 февраля двинулись на Термез. Переночевав на берегу Аму-Дарьи, утром 8 февраля, захлестываемые радостными эмоциями, мы пересекли границу, пройдя по знаменитому мосту! Мосту между разными жизнями.

Встречающих было не много, в основном это были родители ребят из Узбекистана. Они сидели вдоль дороги, пристально вглядываясь в лица проезжавших солдат. В руках у них были картонные таблички с именем своего ребенка и номером войсковой части, где он служил. Каждое утро они приходили к границе в ожидании встречи с сыном. Наблюдая за периодически происходившими встречами, когда отцы, не в силах сдержать своих чувств, чуть не душили в своих объятьях не по годам повзрослевших сыновей, комок подкатывал к горлу и невольно наворачивалась слеза.

Прошло еще полтора месяца, но уже совсем другой службы. Наконец, 28 марта выходит долгожданный приказ об увольнении. То, что на следующий день я окажусь на борту транспортного самолета, идущего на Москву, даже в голову не могло прийти!

Приземлились ночью на Чкаловском аэродроме. Темно, холодно, снег идет. А одеты-то все по-летнему и до первой электрички – часа четыре. Но мысль, что служба кончилась и совсем скоро увидишь родных, грела лучше любой одежды. От Казанского вокзала до дому ноги сами несли. Немногочисленные прохожие с удивлением смотрели в след, на явно не по сезону одетого, молодого загорелого человека в странной военной форме. Квартира, дверь, звонок: «Здравствуйте мои дорогие, я вернулся!»

Эпилог

В своих воспоминаниях я умышленно рассказал только о своих впечатлениях и эмоциях, моем изменившемся восприятии окружающего мира. Война – это не боевик с постоянными перестрелками. Любой бой скоротечен, а победитель заранее не известен. Гораздо важнее выиграть бой с самим собой. Победить в себе страх, трусость, подлость, предательство и другие слабые стороны, присущие человеку. Именно от результатов этой внутренней битвы отдельно взятого солдата и зависит общий исход сражения. Афганистан мы покинули с гордо поднятой головой!

Афганистан разделил всю мою жизнь на две части: «до» и «после». Из того периода я извлёк много жизненного опыта. Я не знаю, кем бы я был, чем бы я занимался, если бы не прошёл войну, и я ни о чём не жалею.

Воспоминания об Афганистане не давали покоя, потребность в общении с теми, кто прошел это пекло, и оказание помощи тем, кого коснулась эта война, вылилось в создание в 1990 году Объединения ветеранов войны в Афганистане Бауманского района, председателем которого меня избрали. На моих глазах разворачивались судьбы людей, жизнь которых складывалась по-разному. Но это уже совсем другая история.

^{Декабрь 2008 года.}

В подготовке текста воспоминаний оказала помощь Ендро Елизавета Николаевна, студентка 1-го курса Гуманитарного факультета Московского авиационного института (государственного технического университета)

Пупко Александр Борисович
Они уже лежат вокруг Вас и ждут начала лекции

Я родился 3 мая 1937 года. Полковник в отставке, доктор философских наук, профессор кафедры философии Военно-политической академии, участник войны в Афганистане, инвалид 1-й группы.

В декабре 1984 года меня вызвал начальник Главного политического управления МО СССР генерал-полковник Лизычев A.A. К этому времени я уже почти двадцать лет служил (с 1966 г.) преподавателем философии и успел защитить кандидатскую и докторскую диссертацию по философии и получить звание профессора по кафедре философии.

Мой путь в философию был довольно труден – по начальному образованию я инженер по радиолокации. В 1958 году закончил Киевское высшее инженерное радиотехническое училище войск ПВО, после чего был направлен на соответствующие должности в Одесском и Ленинградском военных округах. Но ещё в училище я увлекся философией, точнее, тогда очень был популярным вопрос философских проблем – кибернетика.

В 50-х годах внимание большого числа ученых, как общественников, так и естественников, было направлено на различные аспекты изучения этой формирующейся в то время науки, сыгравшей, да и в настоящее время играющей в определенной степени громадную роль в развитии не только науки, но и всего человеческого сообщества.

Как известно, в это время существовали различные споры вокруг её проблем, что в частности привело к публикации в различных источниках, в том числе и в «философском словаре», «Кибернетика – лженаука, «продажная девка» буржуазной философии». Сейчас мы только смеемся над этой формулировкой, но тогда она выражала официальные взгляды советских ученых-общественников и нанесла громадный вред развитию советской науки. Если лженаука, то и денег на развитие не давали и кадры не готовили, что и привело к нашему отставанию в этой области на десятки лет.

Но в 60-х годах наука уже разобралась, что кибернетика не лженаука, а именно неразвитость в нашей стране ее философских проблем и привело к тупиковой ситуации, к крупным реальным просчетам. Соответствующих философских кадров в стране не было, и каждая отрасль науки выбиралась своими силами. Правда при Академии наук СССР был создан «Совет по проблемам кибернетики», возглавляемый выдающимся ученым, вице-адмиралом Акселем Ивановичем Бергом – но это была капля в море.

Министерство обороны избрало в этой ситуации самый рациональный выход. В войсках было «отловлены» несколько инженеров, работавших на различных, имеющихся на тот момент видах вычислительной техники, и направлены на усовершенствование своих знаний в этой области на кафедру философии ВТА. Среди них был и я. Окончив в 1968 году адъюнктуру при данной кафедре, был оставлен преподавателем академии, ориентированным на разработку философских проблем военной кибернетики. В дальнейшем пришлось расширить круг своих интересов, распространив их на общие закономерности развития военной техники в вооруженной борьбе.

К моменту моей встречи с генералом Лизычевым я уже был автором нескольких книг, в том числе и популярной в то время в войсках книги «Система-человек и военная техника».

Поговорив со мной об актуальности этой проблемы, начальник Главного политического управления С А МФ предложил мне поехать в Афганистан, где можно было на конкретных примерах из боевой практики убедиться в правильности тех или иных теоретических выводов.

Надо сказать, что к этому времени тема афганской войны была чрезвычайно популярной. В армии до 70 % выпускников военных училищ и ВУЗов писали рапорта с просьбой отправить их в Афганистан. Да, что бы потом, да и сейчас не говорили недоброжелатели, патриотический дух в Советской армии был чрезвычайно высок. Предложение было принято не только с радостью, но и с гордостью офицера и военного ученого.

Придя домой, я сказал жене: «Меня посылают в Афганистан». На что она мне ответила: «Не тебя, а нас!». И все два года пребывания в Афганистане, а затем и все годы пребывания в горячих точках – в Нагорном Карабахе, в зоне Осетино-ингушского конфликта – моя «верная боевая подруга» была рядом со мной.

Итак, весной 1985 года мы с женой прибыли в Кабул, где меня определили на должность советника, начальника кафедры общественных наук в военный университет Харби-Пухантун. По совместительству я работал в аппарате начальника Главного политического управления (Главпур) афганской армии генерал-лейтенанта Мухаммеда Ясина Садыки, с которым нас и до сих пор соединяет боевая дружба и глубокое уважение.

Узнав, что в Кабул прибыл профессор из Военнополитической академии, меня немедленно пригласил личный советник Президента Афганистана доктора Наджибулы, генерального секретаря ЦК НДПА, Виктор Петрович Поляничко.

Я счастлив тем, что в жизни встречал много интересных, умных, честных и порядочных людей. Но лучшим из них был «большой», интеллектуально развитый человек, который воплощал в себе качества партийного работника, большого государственного деятеля и настоящего человека. Он был направлен в Афганистан с должности председателя сектора по делам межнациональных отношений ЦК КПСС, пройдя перед этим сложный путь от комсомольского вожака до секретаря

Челябинского обкома КПСС. И все лучшее, что было присуще людям его поколения, что было им почерпнуто из сложной работы политического и государственного деятеля, он передавал афганскому руководству, лично президенту Наджибуле.

Страна была отсталая, до 90 % неграмотных, низкая обеспеченность медицинских работников, низкая экономическая развитость, вдобавок страна вела войну с моджахедами, которых открыто поддерживали страны капиталистического Запада, снабжая их деньгами и оружием, и все-таки страна сражалась за светлое будущее. Работал Кабульский университет, педагогический и политехнический институты, многочисленные колледжи и ПТУ и везде русские педагоги, готовя кадры для подъема культуры и экономики страны Афганистана. И все это нужно было защищать и охранять.

Изощренная пропаганда лучших западных последователей работала с неграмотной массой афганских крестьян, против афганской национальной армии и Советских войск в Афганистане. Запад снабжал моджахедов оружием – превратив Афганистан в полигон для использования новейших средств вооружения.

В то время Поляничко и его аппарат, в который для работы был привлечен и я, работали над теорией и практикой решения вопросов национального примирения, над совершенствованием экономики и созданием современной армии. Работая в Кабульском военном университете, я воочию убедился в мудрости афганского народа, особенно молодежи – насильно собранные из дальних кишлаков, никогда не видевшие кровать и зубную щетку, они на глазах преображались, понимая, что им предстоит воевать за светлое будущее своей страны.

Боясь за жизнь своих родителей, которых убивали душманы, если узнавали, что их сыновья воюют за правительственные войска, эти ребята во время наших рейдов, подходили и просили: «Арестуйте меня, пожалуйста, чтобы все видели, что меня взяли в армию насильно». И потом воевали с душманами – храбро, честно, мужественно. Достаточно сказать, что афганская национальная армия научилась под влиянием наших примеров воевать грамотно, серьезно.

Душманские агитаторы предрекали, что уйдет Советская армия, и они за два дня войдут в Кабул. Как известно, вывод советских войск, произошел 8 февраля 1989 года. И вся масса душманских войск бросилась на небольшой город Джелалабад. И три года не могла его взять. Армию развалили изнутри – западные специалисты по пропаганде натравливали друг на друга две основные нации, составляющие армию – пуштуны во главе с Наджибулой и таджиков и узбеков во главе с генералом Душтумом.

Национальный фактор и здесь сыграл решающую роль. Не зря мудрый советник президента Поляничко В. П. уделил ему такое большое внимание. К сожалению, работы его, посвященные проблеме национального примирения, не получили должного внимания ни со стороны нашего государства, ни со стороны ученого сообщества. Они, видимо, были утеряны в лихие 90-е годы или преднамеренно уничтожены теми силами, которые боялись и боятся успешного решения этой проблемы. Но нашей стране, нашему народу они сослужили большую службу в самой известной «горячей точке» России – на Северном Кавказе.

Как признанный авторитет в этой области, Поляничко В.П. был в 1993 году назначен в ранге вице-премьера РФ, председателем комитета по ликвидации последствий осетино-ингушского конфликта в Северную Осетию, в город Владикавказ. Жертвами этого конфликта стали сотни мирных жителей – как стой, так и с другой стороны. Для предотвращения подобных столкновений нужен был мудрый, грамотный, известный человек.

Таким и был В.П. Поляничко. Враги мира, снова готовы столкнуть два народа, поскольку поняли, чем грозит его присутствие. И 1 сентября 1993 года в селе Тарское пригороде города Владикавказа В.П. Поляничко попал в засаду и был убит вместе с командующим 29-м армейским корпусом генералом Корецким. Их похоронили в Москве, на Новодевичьем кладбище, и в день их смерти у их могилы собираются все, кто знал их – и участники войны в Афганистане и люди из Нагорного Карабаха, и люди из Северной Осетии.

Проблема межнациональных отношений, проблема национального примирения, актуальна и сейчас. Это проблема – «ахиллесова пята» сегодняшнего мира и России. Совсем недавно, 8 августа 2008 года разразился вооруженный конфликт на Кавказе. Никогда, за почти 300 лет вхождения Грузии в состав России никому и в голову не приходило, что грузин, которых от полного уничтожения персами и турками спасли русские солдаты, будут стрелять в российских миротворцев. Как тут не вспомнить стихи гениального русского поэта Лермонтова: «И Божья благодать сошла на Грузию, она цвела не опасаясь врагов за гранью дружеских штыков!». Как же сильно и изощренно постарались враги России, враги Грузии, враги мира, стравив эти народы. А ведь наши отцы и деды вместе воевали в Великой Отечественной войне, да и в том же Афганистане.

В связи с этим в преддверии праздника двадцатилетия вывода Советских войск из Афганистана, я вспоминаю один эпизод из богатой событиями жизни в Афганистане, который имеет отношение к конфликтной проблеме.

Шел 1986 год. Только что кончились бои за душманскую крепость «Джавара» – «осиное гнездо», громадный укрепленный форт на границе с Пакистаном, набитый оружием, откуда оно караванами расползались по всему Афганистану.

Враг был разбит, но мы понесли большие потери. Уныния не было, была скорбь по товарищам, которых в цинковых гробах в «черном тюльпане» отвезли на Родину. Нужна была какая-то духовная поддержка, весточка от близких. И такая весточка была получена. В Афганистан с концертом приехала певица Нани Брегвадзе.

Нани Брегвадзе

Надо сказать, что в Афганистан приезжали многие артисты – добрым словом мы вспоминаем их концерты. Но это был особый случай. Нани Брегвадзе обладает особым голосом, который передает нежность, доброту – всю палитру музыки, будящую в человеке любовь к Родине, любовь к жизни. Да и репертуар у нее всегда изысканный – это добрые старые русские песни и романсы, которые пели наши деды и прадеды, в которых отражена душа русского и грузинского народов, населяющих нашу необъятную Родину.

Я был знаком с Нани давно. Дело в том, что как профессор я читал лекции по этике и эстетике в Большом театре, и моими слушателями были такие видные артисты – грузины, как Зураб Соткилава и Маквалы Касрашвили. Через них я и познакомился с Нани. Когда она прилетела, я вместе с курсантами Харби-Пухантун был на боевом задании – мы громили банду душманов недалеко от Кабула – в 30 км от города. Это место было излюбленным местом отдыха в знойные летние месяцы для афганского короля и афганской знати. Там всегда было прохладно – этот городок стоял над озером. Это был необыкновенный красивый город, полный дворцов и замков.

Когда нам позвонили и сказали, что приехала Нани Бригвадзе, шла тяжелая операция и меня отпустили всего на 3 часа – туда и обратно. Я был очень доволен, как встречу Нани, извинюсь, что не смог побывать на концерте и главное подарю ей букет «алых роз». Грузинские женщины появление мужчины без цветов воспринимают как обиду – так оно собственно и есть. Я вспомнил, что в расположении штаба 40-й армии, где остановилась Нани, находится громадный розовый сад с необыкновенно большими и яркими розами – величиной с шапку. Но когда я приехал на КПП и поехал вдоль серпантина, вдоль которого и находились розы, я вдруг к ужасу увидел, что возле каждого куста находятся небольшая малозаметная табличка – «Осторожно, заминировано!» Времени было в обрез, и нигде больше цветы я сорвать не мог.

Пришлось идти без цветов, на что Нани милостиво не обратила внимание. После приветствия и недолгого воспоминания об общих знакомых (кстати, в Кабуле находится один из близких родственников Нани, которого она собиралась навестить), меня вдруг осенило – можно сделать простой подарок. Ведь мы на войне! Достал из кобуры пистолет, вынул из обоймы один патрон и сказал Нани: «Пусть этот патрон напоминает Вам о мужестве маленькой грузинской женщины, приехавшей вестницей любви и уважения нашей великой Родины к своим воинам».

Несколько лет назад в Большом театре, в дни российско-грузинской дружбы я вновь увидел Нани. Она меня узнала и сказала: «Ваш патрон я привезла в Тбилиси, храню до сих пор – как символ дружбы людей, населяющих нашу великую Россию».

Лекция на поле боя

Еще об одном эпизоде на войне в Афганистане – о лекции, которую я прочел советским солдатам на поле боя. Это, пожалуй, наиболее яркое воспоминание о днях, проведенных в Афганистане, о событиях, произошедших со мной в этой войне.

Лектор я, смею полагать, опытный. В это время по путевкам Центрального Дома Советской армии преподавательский состав Военно-политической академии должен был выступать с лекциями на различные, и прежде всего политические темы во многих частях и подразделениях армии и флота, выполняя важную пропагандистскую задачу.

За много лет моей преподавательской деятельности мне пришлось объездить с лекциями буквально всю страну – от Запорожья до Средней Азии, от Белорусского военного округа до Приморья, до нашей восточной границы. Поэтому, отправляясь в Афганистан, я знал, что выступать придется много – как перед советскими войсками, так и перед личным составом афганской армии сначала с переводчиком, а по мере овладения языком – самостоятельно. Более того, когда я только собрался в Афганистан, из Москвы уже позвонили в политуправление 40-й армии: «К вам едет профессор из Москвы, используйте его на всю катушку».