Текст книги "Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

Домбровский оставался в кадетском корпусе до 1853 года. За восемь лет многие его товарищи, сломленные муштрой, зубрежкой и телесными наказаниями, превратились в послушных слуг царизма. Зато других, в том числе и Домбровского, говоря словами Огарева, «узкое, тупое, нечеловеческое воспитание домучило до понимания свободы».

Два года после окончания корпуса Домбровский провел в Петербурге, в Дворянском полку, переименованном позже в Константиновскре военное училище. В этом учебном заведении завершали образование воспитанники тех провинциальных кадетских корпусов, в которых не преподавались военные дисциплины.

Высокий общий уровень преподавания, наличие прекрасных специалистов и прогрессивно настроенных лиц среди преподавателей, оживляемая событиями Крымской войны идейно-политическая и культурная жизнь столицы – все это, несомненно, оказывало влияние на формирование мировоззрения Домбровского, ускоряло его духовное развитие. Целый ряд будущих соратников Домбровского по революционной борьбе находился в училище одновременно с ним.

После десяти лет регламентированной до мелочей жизни в кадетском корпусе и военном училище Домбровский был произведен в офицеры. Независимое положение, новый с Иголочки мундир и первое в жизни собственное жалованье! Мало у кого из юных выпускников все это не вызывало головокружения, не порождало радужных надежд и грандиозных планов. Мало кто не забывал на время, что независимость младшего офицера царской армии весьма относительна, жалованье– невелико, а расчеты на блестящую карьеру при отсутствии протекции более чем эфемерны. Отдал дань юношеским иллюзиям и Домбровский, получивший чин прапорщика в девятнадцать лет. Это произошло летом 1855 года. Царские войска вели тогда бои в Крыму и в предгорьях Кавказа. Домбровский считал военное дело своей специальностью и мечтал о ратных иодвигах. Свое назначение в 19-ю артиллерийскую бригаду, действовавшую на Северном Кавказе, он воспринял с радостью. В тот момент он еще не знал, что участие в войне, которую царизм вел против свободолюбивых народов Кавказа, скоро станет для него тягостным делом.

Первое время по прибытии в часть Домбровский весь отдался службе и легко освоился со своеобразной, полной опасностей жизнью кавказских офицеров. Постоянной готовностью к участию в разного рода вылазках и засадах, доходящей до безрассудства смелостью в бою и веселым характером Домбровский быстро приобрел уважение сослуживцев.

Служба шла вполне успешно. Но постепенно в молодом офицере назревал перелом: он посерьезнел, стал уклоняться от обычных развлечений, пристрастился к чтению, даже бросил курить, чтобы скопить деньги на покупку книг. Знакомые заставали его теперь то за военно-историческими сочинениями Михайловского-Данилевского, то за учебником тактики или воинскими уставами. Часто он принимался в их присутствии за решение математических задач, упражнялся в вычерчивании топографических знаков либо с увлечением брал в руки свежий номер «Современника», «Военного сборника» или «Артиллерийского журнала».

Кое-что, впрочем, Домбровский предпочитал читать в одиночку или только с ближайшими друзьями. Это были листы «Колокола», ходившие по рукам и среди офицеров Кавказской армии, появлявшиеся неизвестно откуда номера «Полярной звезды», на обложке которой были изображены пять казненных декабристов, и, наконец, рукописные тетради с произведениями так называемой «потаённЬй поэзии».

В 1858 году у Домбровского созрело решение поступить в военную академию. Последующие полтора года он все свободное время посвящал подготовке к вступительным экзаменам. Это дало свои результаты: экзамены прошли успешно, и в конце 1859 года Домбровский, зачисленный в Академию генерального штаба, оказался в Петербурге.

Среди слушателей академий и офицеров, находящихся в столичном гарнизоне частей, Домбровский встретил знакомых по кадетскому корпусу и училищу. Через них и через 3. Сераковского, с которым он сошелся в первые же недели по приезде в столицу, Домбровский познакомился со многими оппозиционно настроенными офицерами (русскими и поляками). Через короткий промежуток времени он оказался в числе наиболее энергичных деятелей офицерских революционных кружков.

Еще во время вступи^льных экзаменов Домбровский решил поселиться вместе со своими ближайшими друзьями Фердинандом Варавским, Иеронимом Ста* невнчем и Михалом Гейденрейхрм. Сравнительно недалеко от академии была найдена просторная квартира, в которой молодые офицеры расположились так, •что каждый из них имел отдельную комнату, а очень просторная прихожая, оставшаяся свободной, служила общей гостиной. Большая часть времени уходила на изучение дисциплин академического курса: программа была очень напряженной. Но нередко друзья сходились в гостиную не для решения тактических задач, а чтобы вместе почитать или поделиться новостями политического свойства.

Все четверо жили только на офицерское жалованье, большая часть которого уходила на оплату квартиры и стола. Несмотря на недостаток времени и средств, один день недели предназначался для приема друзей и знакомых. В этот день комнаты заполнялись военной и студенческой молодежью.

За время пребывания в академии квартира менялась, но уклад жизни оставался тем же. Сохранялся и обычай сходиться раз в неделю на собрания, которые их участники полушутя называли литературными вечерами.

Постоянными посетителями вечеров были участники созданного Сераковским революционного кружка из офицеров Академии генерального штаба – кружка «генштабистов», как его именовали обычно. Часто заходили члены офицерских кружков, существовавших в Инженерной и Артиллерийской академиях. Эти кружки возникли несколько позже и под влиянием кру&ка генштабистов; первый из них часто назывался также кружком военных инженеров, а второй – кружком чернышевцев, так как участники его считались наиболее стойкими последователями Н. Г. Чернышевского. Бывали и члены кружка из Константиновского военного училища.

Конечно, это были не светские рауты, а полулегальные собрания революционной организации, хотя повестка дня не фиксировалась заранее, протоколов не велось и голосований, как правило, не проводилось. Собравшиеся (их набиралось иногда до тридцати-сорока человек) расходились обычно по комнатам или группами располагались в гостиной, чтобы обменяться новостями, поговорить о прочитанной: книге, поспорить о путях освобождения человечества, помечтать о той поре, когда не будет тиранов и рабства, когда удастся покончить с нищетой и бесправием. «Обыкновенно, – как рассказывает один из участников собраний, – разбирались различные вопросы, и там все выходило на сцену: история, права, проекты, образование, восстание, организация и т. д.».

Постепенная активизация петербургских офицерских кружков была теснейшим образом связана с нарастающим общественным подъемом в стране, с ростом крестьянского движения, со все усиливающимся брожением в Польше. Первое время антиправительственные настроения участников кружков не претворялись в сколько-нибудь определенные планы и намерения. Заметный перелом произошел в конце 1860 года. К этому времени относятся два события, в которых Домбровский принял самое деятельное участие.

Участники кружков внимательно следили за манифестациями, начавшимися в Варшаве с мая 1860 года, полагая, что ход событий может привести к революционному взрыву. Нужно было выяснить, какие общественные силы участвуют в манифестациях, решить, как к ним относиться, выяснить возможность восстания. Решили во время рождественских каникул послать в Варшаву своего представителя для выяснения обстановки и установления контакта с конспиративными организациями. Выбор пал на Домбровского. Он и без того собирался совершить такую поездку, чтобы проведать родственников и побывать в Варшаве. Собранные товарищами деньги пополнили его сбережения, а их поручение вполне соответствовало его собственным планам. Поездка была интересной и полезной. В памяти Домбровского она отпечаталась особенно ярко потому, что именно в эти дни впервые он увидел столицу Польши и установил контакт с действовавшими в ней конспиративными организациями. По возвращении из Варшавы в январе 1861 года Домбровский выступил как решительный сторонник развертывания конспиративных организаций с целью цод-готовки к восстанию.

В конце 1860 года произошло событии, непосредственно затронувшее участников петербургских кружков и оказавшее несомненное влияние на их состав и политическую активность. От слушателя Инженерной академии подпоручика Никонова начальство потребовало извинений перед одним из преподавателей за «неуместное объяснение» с ним. Преподаватель был поклонником николаевских методов воспитания и не отличался корректностью в обращении со слушателями. Никонов отказался принести извинения, хотя ему пригрозили исключением Его решение было поддержано всеми слушателями академии, которые единодушно решили оставить ученье, если эту угрозу приведут в исполнение. В октябре 1860 года был исключен защищавший Никонова подпоручик Лебедев, и тут же начальник академии получил рапорты почти от всех обучающихся офицеров с просьбой об отчислении. Под действием угроз и уговоров начальства одиннадцать рапортов было взято назад, а остальные сто пятнадцать офицеров остались непоколебимыми. Было назначено следствие, готовилась судебная расправа. Но, испугавшись общественного мнения, царь решил замять дело: офицеры, не взквшие рапорты, были наказаны административным порядком.

Несмотря на принятые меры, «история» в Инженерной академии имела значительный общественный резонанс. Этому содействовали публикация упомянутого Приказа, быстро доставленного в Лондон, в номере «Колокола» от 3 (15) февраля 1861 года, а также предпосланная публикации статья Герцена «Сто пятнадцать благородных офицеров». «Россия, – писал Герцен в этой статье, – может радоваться и гордо смотреть на свою молодежь. В одном военно-учебном заведении нашлось сто двадцать шесть офицеров, которые предпочли обрушить на себя всяческие гонения, испортить свою карьеру, чем молчать перед нелепыми Поступками начальства. Только одиннадцать раскаялось. Недаром мы с такой теплой надеждой смотрим на молодое поколение военных. Честь им и слава». Эти слова были хорошо известны многим офицерам.

Участниками «истории» в Инженерной академии ’йвйялись многие из посетителей лйтературнйз^г вечеров На квартире Домбровского и его товарищей, в'частности братья Петр и Николай Хойновские, Витольд Миладовский, Гаспер Малецкий, Николай Васьков-ский и др. Домбровский и весь кружок генштабистов не только внимательно следили за ходом событий, но и помогали участникам «истории» своими советами. Конечно, в числе ста пятнадцати ушедших из академии офицеров были люди политически индифферентные, вовлеченные в антиправительственную демонстрацию силой обстоятельств. Однако для многих из них «история» явилась решающим поворотным пунктом, обусловившим их присоединение к революционному лагерю. «История» в Инженерной академии повлияла и на других офицеров, вызвав приток новых сил к офицерским кружкам в войсках Петербургского гарнизона и в других местах, в особенности там, куда попадали откомандированные участники «истории». Домбровский не раз убеждался в этом, наблюдая за нийи в Варшаве и ее окрестностях. В трех саперных батальонах, расположенных в Польше, бывшие участники «истории» на его глазах сплотили вокруг себя крепкие революционные кружки.

Чем дальше, тем больше дискуссии на литературных вечерах у генштабистов, как и в других офицерских кружках, сосредоточивались на подготовке вооруженного выступления, на расширении сети и укреплении готовивших его конспиративных организаций. Эти вопросы всплывали едва ли не каждую неделю, но особенно горячо они обсуждались на тех Ноябрьских встречах, которые были посвящены годовщине восстания 1830—1831 годов³. Так было в 1860 году. Так было и в ноябрьский вечер 1861 года, когда своры достигли наибольшей остроты, когда стали особенно очевидными имевшиеся разногласия. Не все посетители литературных вечеров были сторонниками вооруженного восстания, а некоторые, признавая его неизбежность, отодвигали выступление на неопределенно длительный срок. Часто спорили о целя?: восстания: сводятся ли они к восстановлению независимой Польши или предполагают достижение важных сот циальных реформ. Не было единства в вопросе о том, что должно получить крестьянство при ликвидации крепостного права, и о том, насколько широко еле,-дует привлекать к подготовке восстания наряду с выходцами из дворянства – офицерами, студентами и т. д. также и широкие слои трудящихся. Домбровский и его. единомышленники выступали за подготовку восстания в кратчайшие сроки, считали, что городскую бедноту и крестьян следует вовлекать в создаваемые конспиративные организации, доказывали, что целью борьбы наряду с восстановлением Польши должны быть широкие социальные преобразования во всей -Российской империи. В тот ноябрьский вечер они до хрипоты спорили с теми, кто придерживался иной точки зрения, кое-кого перетянули на свою сторону, но до полной победы было еще далеко.

Два года, проведенные Домбровским в Петербурге, не были потрачены попусту. Он не только получил самое совершенное в существующих условиях военное образование, но и окончательно решил, что применит свои знания и способности тогда, когда придет время борьбы против крепостничества и самодержавия, встав на сторону борцов за свободу и независимость для польского народа, за землю и во-уно для всех народов России.

Петербургский отряд революционных борцов, в создании -которого -Домбровский принял деятельное участие, это почти два десятка кружков; в каждом из них было по десять-двадцать, иногда тридцать человек, лишь в кружке генштабистов число участников приближалось к сотне. Кружки были связаны друг с другом, хотя, конечно, и в идейном и в организационном отношении степень единства их была еще не так велика. В большинстве своем участниками кружков являлись офицеры, отчасти готовящиеся к производству в офицерский чин старшие воспитанники военно-учебных заведений; было немного студентов и вообще гражданских лиц: во всех кружках их насчитывалось около десяти человек. По возрасту это были сравнительно молодые люди, но вовсе не зеленая молодежь. Поручики, штабс-капитаны и капитаны составляли в кружках примерно половину; немало было в них, разумеется, и недавно получивших чин прапорщиков и подпоручиков, но членами кружков являлись более пятнадцати подполковников и полковников. Судя по имеющимся сведениям, ни один кружок не замыкался в национальных рамках. В одних преобладали поляки, в других – русские, украинцы, белорусы и представители других народов Российской империи. Домбровский был доволен этим и не раз резко высказывался против националистических предрассудков некоторых поляков и русских.

Почти три четверти участников петербургских кружков были учащимися военно-учебных заведений. Как это ни парадоксально, столичные академии, военные училища, кадетские корпуса, части образцовых войск, Царскосельская офицерская школа давали в те годы не только пополнение для офицерского корпуса царской армии, но и готовили кадры армейских революционеров. Учившиеся в Петербурге участники нелегальных кружков по прибытии к месту службы создавали новые кружки, через которые в ряды борцов с царизмом вливались свежие силы.

В конце 1861 года Домбровский сдал выпускные экзамены в академии. Несколько лет назад он стал бы без колебаний добиваться должности в Петербурге. Теперь и обстоятельства изменились, и он сам стал другим. Соображения, связанные с военной карьерой, которые играли определенную роль при его поступлении в академию, сейчас вовсе для него не существовали. Решая вопрос о том, куда проситься после академии, Домбровский исходил только из интересов революционной борьбы.

Сознание революционного долга требовало от Домбровского, чтобы он находился в гуще событий. Грозная волна крестьянского протеста, поднявшаяся после обнародования подготовленной помещиками крестьянской реформы, к осени 18(И года качала спадать, и ’ стало ясно, что в русских губерниях новый революционный подъем можно ожидать только в 1863 году, когда истечет срок составления уставных грамот. Именно на это ориентировались русские революционеры, среди которых у Домбровского было немало друзей. В Польше и Литве, напротив, ситуация продолжала обостряться. Военное положение, введенное в связи с манифестациями, не приостановило брожения. Царство Польское стало в это время той частью Российской империи, в которой революционный взрыв был наиболее вероятен. Руководство военно-революционной организации сочло целесообразным, чтобы Домбровский перебрался в Варшаву.

Последние недели в Петербурге про'летели очень быстро. Незаметно прошла и непродолжительная поездка в Москву, во время которой Домбровский повидался с родными и установил связи с участниками офицерских и студенческих революционных кружков второй российской столицы. Вскоре после возвращения в Петербург он встретился с Сераковским. Тот сообщил, что в Варшаву отправляются Михал Гей-денрейх, Фердинад Варавокий и другие их товарищи. В Вильно будет действовать Людвик Звеждовский. Единомышленники будут также в Москве, Киеве, Житомире и кое-где еще. В Польше, по мнению Сера-ковского, главным будет укрепление военной организации и вовлечение в конспирацию простых людей.

.Именно этим и занялся Домбровский, приехав в Варшаву. С выполнением служебных обязанностей ему удалось устроиться как нельзя лучше. Числясь при штабе сначала 4-й, а потом 6-й пехотных дивизий, Домбровский должен был готовить военно-статистическое описание Варшавской губернии. Это давало ему возможность, не возбуждая подозрений, посещать любые заводы и фабрики, любые учреждения и предприятия, а также лагери, казармы, склады, крепости и другие военные объекты. Больше того, он имел право требовать от соответствующих учреждений сведения о населении, промышленности и сельском хозяйстве, о доходах и расходах, о лесах, ре-игах и озерах, о мостах Й дорогах, о транспортных средствах, организации почтовой связи и т. д. Одним словом, он мог собрать все те данные, которые были необходимы для составления военного плана будущего восстания.

В Варшаве Домбровский часто встречал тех, с кем вместе учился в военно-учебных заведенйях, служил на Кавказе. Это помогало ему в конспиративной деятельности, позволяя быстро вовлечь в организацию надежных, найти правильный подход к колеблющимся и избегать откровенных разговоров с теми из старых знакомых, кто и раньше отличался верноподданническими настроениями. Еще более важную роль для Домбровского играли те знакомства и связи, которые завязались -у него во время пребывания в Петербурге, прежде всего среди офицеров Академии генерального штаба. Очень многие нз петербургских знакомых Домбровского были для него не просто сослуживцами или личными друзьями, но политическими единомышленниками, соратниками по революционной борьбе, активными помощниками во всех его организационных усилиях.

Большинство подпольных кружков Варшавы ейщ в октябре 1861 года было объединено под руководством Варшавского городского комитета, который стал центром притяжения для всех сторонников вооруженного выступления, образовавших партию красных. В комитет вошли активные деятели манифеста-ционного периода, в их числе писатель Аполлон Коженевский и бывший студент Киевского универЬ*-тета Игнаццй Хмеленский. Приехав в Варгшаву, Домбровский сразу же включился в работу комитета. Через несколько недель он был назначен начальником города. Это дало ему возможность сосредоточить в своих руках все важнейшие нити варшавского подполья. Поселившись вместе с И. Хмеленским в Саксонской гостинице, Домбровский внимательно следил за деятельностью организации, заботясь прежде всего о непрерывном росте ее рядов за счет трудящихся слоев городского населения.

Городская организация строилась по десятичной системе. Надежный человек, принятый в организацию, имел право принять до десяти новых членов из числа хорошо известных ему лиц, называясь при этом десятским. При дальнейшем росте группы из нее выделялись самостоятельные десятки, образующие вместе с другими десятками сотню, которая возглавлялась руководителем первого десятка, получавшего звание сотского. Сотни, в свою очередь, могли образовывать тысячу, возглавляемую тысяцким и подчиняющуюся городскому комитету либо непосредственно, либо через уполномоченного по соответствующему району Варшавы. Рядовому члену организации полагалось знать только своего десятского и товарищей по десятку; десятским полагалось знать своего сотского, сотским – своего тысяцкого, но они не должны были знать никого из остальных руководящих деятелей организации.

Каждый член конспиративной организации должен был вносить в ее кассу через своего десятского тридцать копеек в месяц. Кроме этого, собирались более значительные по размерам добровольные взносы от состоятельных членов организации и сочувствующих лиц. Все вновь принимаемые приносили следующую присягу: «С сегодняшнего дня я вступаю на службу отчизне и посвящаю ей все, что имею. Буду слушаться национальной власти в лице указанного мне начальника и явлюсь по первому зову, не медля ни минуты. Не буду пытаться узнавать и расспрашивать о том, кто стоит во главе организации, а все, что услышу, сохраню в глубокой тайне». Присяга принималась в торжественной обстановке в помещениях, куда будущих членов организации приводили маленькими группами. Одно из таких помещений находилось во дворце Потоцких на главной улице Варшавы – Краковском Предместье, другое – на Кривом Кольце. Были и иные пункты, куда в установленные дни приходили для приема присяги руководители подполья, в том числе начальник города.

У Домбровского сходились все сведения о составе городской организации. На крупнейшем в Варшаве металлическом заводе Эванса, имевшем около пяти-

сот рабочих, действовали четыре сотни, образующие самостоятельную тысячу. Тысяцким на заводе был рабочий Ян Словацкий. Из сотских известны только два. Это были пролетарии, происходившие из деклассированной шляхты. Несколько меньшие, но все же сильные группы членов организации существовали у железнодорожников, на заводах Замойского, Фра-же и др. Среди рядовых членов организации и десятских Vs составляли рабочие, ремесленники, городская беднота. Среди сотских и тысяцких преобладала интеллигенция. Общая численность организации по Варшаве приближалась к трем тысячам человек.

Канун январского восстания был тем периодом, когда формирующийся рабочий класс Польши впервые начал выходить на арену политической борьбы. Это выражалось не только в большой активности пролетарских и полупролетарских слоев в конспиративной организации, но и в использовании ими таких специфических форм борьбы, как забастовка. Участники организации из рабочей среды не раз рассказывали Домбровскому о том, как они ответшщ забастовками на расстрел царскими войсками манифестации 27 марта (8 апреля) 1861 года. Тогда забастовало несколько сот рабочих на Варшавско-Венской железной дороге, заводе Замойского и других предприятиях. Участники забастовки стали наиболее надежными и деятельными членами возникших позже конспиративных организаций.

Энергичная деятельность Домбровского и его ближайших соратников содействовала росту влияния городского комитета. Весной 1862 года к нему присоединился Студенческий комитет, испытывавший определенное влияние соглашательской политики белых и безуспешно пытавшийся встать во главе городской организации. С мая Варшавский городской комитет стал называться Центральным национальным комитетом (ЦНК). Это значило, что он превратился в руководящий орган партии красных в масштабах всей страны. Наиболее активными и влиятельными его членами были Я. Домбровский, И. Хмеленский и Ст. Матушевич. Поэтому первой печатью ЦНК была монограмма, составленная из начальных букв нХ хранил ий. К лету 1862 года численность конспиративных организаций партии красных в целом составляла уже семь тысяч человек. Появились подпольные газеты («Сигнал», «Истинный патриот», «Голос из Варшавы»), заметно выросло число распространявшихся прокламаций.

Пропаганда подпольной печати своим острием была направлена против имевших хождение среди интеллигенции соглашательских настроений. Подпольная печать разоблачала политику Царизма в Польше, жестоко высмеивала тех, кто возлагал какие-либо надежды на реформы сверху. Острую полемику вела подпольная пресса красных с другими проявлениями идеологии партии белых.

Революционная организация в царских войсках, расположенных в Польше, возникла во второй половине 1861 года, то есть также еще до приезда Домбровского в Варшаву. Базой для ее возникновения послужили разнородные по составу и политической ориентации офицерские кружки, начавшие появляться сразу после Крымской войны и особенно активизировавшиеся в 1860—1861 годах. Одним из основателей организации был поручик Василий Каплинский, учившийся некоторое время в Петербурге и участвовавший в кружке генштабистов. Он вовлек в организацию отдельных офицеров из различных частей, расположенных в Варшаве и за ее пределами, пытался установить связь с городским и Студенческим комитетами. Вскоре среди участников военных кружков большую популярность .приобрел поручик Шлиссель-бургского пехотного полка Андрей Потебня. Именно он возглавил организацию после ареста Каплинского, Который в феврале 1862 года оказался в тюрьме, так как у него была обнаружена тетрадь с копиями «Великоруса» и выписками из других запрещенных изданий. Организация постепенно превратилась в федерацию, или союз полковых, батальонных, бригадных кружков. Наиболее активные участники кружков, фактически руководившие их деятельностью, образовывали коллегиальный орган – Комитет русских ффгщеров в .Пельше. Это название, впрочем, применялось нередко и ко всей военной' организации в целом.

Сразу же по приезде в Варшаву Домбровский разыскал хорошо знакомых ему Каплинского и Потеб-ню. Они рассказывали о военной организации, Домбровский – о петербургских офицерских кружках. Совместно обсудили положение дел в организации русских офицеров в Польше.

Постепенно Домбровский познакомился со многими звеньями военной организации, быстро растущей и вглубь и вширь. На его глазах, при его участии возникали новые кружки, а существовавшие раньше росли и крепли. В Ревельском пехотном полку Гаврилов, Ган и Лагуна довели численность кружка до десяти человек. Авторитет их среди остальных офицеров так вырос, что они потребовали от командира полка назначить на очень важную должность полкового адъютанта либо Гаврилова, либо Лагуну. В Шлиссельбургском пехотном полку кружок достиг примерно такой же численности. Вместо Потебни, которому приходилось заниматься делами 'всей организации, руководителями его стали опытные конспираторы Дмоховский и Барановский. В Ладожском полку действовали создатели быстро растущего кружка Болгов, Гебасевич, Грон, Яковлев и приехавший недавно из Петербурга. Варавский. В Галицком полку выделялись Доброгойский.и Бро-невский, в Муромском – Криер и Наперстков, в Смоленском, где в кружок входило более пятнадцати человек,—Крупский ⁴, Полодьев, Тутакевич, в 4-м стрелковом батальоне очень активно действовали Арн-гольдт и Сливицкий, а в 6-м – Голенищев-Кутузов, Новицкий, Огородников. Все меньше и меньше становилось таких войсковых частей, где не было участников офицерской организации. Многочисленные кружки существовали в артиллерийских бригадах; были кружки также в саперных батальонах, в крепост-ных частях, в ряде штабов и военных учреждений. ,

Весной 1862 года в организацию входило около трехсот человек. Численность кружков в частях колебалась от пяти-шести до тридцати-сорока человек, чаще всего в кружке было восемь-десять участников. Поручики, штабс-капитаны и капитаны, имевшие возраст не моложе двадцати четырех – двадцати пяти лет и не менее чем пягилетнюю выслугу в офицерских чинах, составляли во всей организации примерно половину, а среди ее актива – семьдесят процентов Почти две трети участников организации были воспитанниками петербургских военно-учебных заведений. Домбровский и Потебня сами учились в столице и прекрасно понимали, в чем тут дело.

По своему национальному составу революционные кружки были смешанными Домбровский, например, был поляк, Потебня – украинец, Арнгольдт из 4-го батальона – латыш, а в 6-м батальоне кружок состоял почти сплошь из русских. В другие кружки входили наряду с русскими и поляками т^кже белорусы и литовцы, немцы из прибалтийских губерний, татары и т д Поляки составляли немногим больше половины во всем списке и примерно одну треть среди актива организации. Если говорить о сосЛовной принадлежности и имущественном положении участников организации, то на ⁹/ю это были дети дворян, однако почти никто из них не владел недвижимым имуществом и не мог надеяться на наследство, так как их родные также не имели ничего, кроме дворянского звания.

Возглавляя городскую организацию и входя в руководящий центр Комитета русских офицеров в Польше, Домбровский стал связующим звеном между ними. В то же время он сохранял связи с участниками петербургских кружков

Вскоре после приезда в Варшаву Домбровский получил письмо от Варавского, задержавшегося в Петербурге в ожидании назначения и заболевшего Вспоминая горячие дискуссии в кружке генштабистов, Варавский писал о том, что старые разногласия между Людвиком Звеждовским и Францишком Далевским, находящимися в Вильно, всплыли «наверх, как масло», и парализуют действия кружковцев в Петербурге. Домбровский знал, что Звеждов-ский был ярым сторонником восстания, а Далевский доказывал, что многое, если не все, может быть достигнуто мирным путем. У Домбровского были доводы против точки зрения Далевского, мешающей его друзьям заниматься делом, и он поспешил сообщить их в Вильно и в Петербург

В марте или апреле 1862 года из Петербурга друзья прислали прокламацию «Офицеры» и пачку других нелегальных изданий. А вскоре Комитет русских офицеров в Польше выступил уже со своей собственной листовкой «Чего хочет русский народ и что должен делать тот, кто его любит». Текст ее подготовили Домбровский с Потебней, сильно сократив распространявшуюся с сентября 1861 года прокламацию Н В Шелгунова и М. И. Михайлова «К молодому поколению» и добавив в конце несколько фраз, обращенных к русским войскам в Польше Рукопись была передана надежным людям из литографского заведения штаба 2-го армейского корпуса, которые вместе со служебными циркулярами уже не в первый раз литографировали революционные прокламации.