Текст книги "Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

В течение февраля – марта в литовских и бело-* русских пущах возникли партизанские отряды Нарбу-та, Сонгина, Длуского, Станевича, Колышки, Вислоуха, Людкевича и др., состоящие из однодворцев, ремесленников, безземельной и мелкопоместной шляхты, мелких чиновников, отставных офицеров, учащейся молодежи, крестьян.

Это были еще немногочисленные отряды, но они состояли из лучших сынов литовского, белорусского и польского народов. Те, кто первым поднял оружие, знали, что могут скоро погибнуть в неравной борьбе с врагом, но были убеждены, что дело их не пропадет, что их примеру последуют сотни и тысячи добровольцев, что в конечном счете весь народ поднимется на борьбу и завоюет себе землю и свободу.

«Знаешь ли ты, что тебя ожидает? – говорил начальник отряда лицам, прибывшим в лагерь. – Ты будешь ежедневно голодать, спать будешь на жесткой земле, ходить будешь чаще босым, чем обутым. Если будешь ранен – попадешь в руки врага, если струсишь – тебя застрелит свой же начальник. Поэтому еще раз спрашиваю тебя: готов ли ты на борьбу, зная, что в ней погибнешь?» И не было случая, чтобы прибывший отказался.

В Литве восставших возглавили Длуский и Мац-кявичюс, в Западной Белоруссии – В. Врублевский. Попытки организации отрядов, предпринятые сторонниками Калиновского в центральных и восточных районах Белоруссии, не дали результатов. В предше-

ствующие восстанию месяцы в этих районах из-за слабости революционно-демократических групп подготовка населения к восстанию почти не проводилась, и крестьяне настороженно отнеслись к призыву немедленно взяться за оружие, исходившему от неизвестных им лиц.

Общее руководство созданными и формируемыми отрядами должен был принять, как это было предварительно условлено, Сераковский. С извещением о начале восстания и приглашением в Вильно к нему выехал Ян Козелл. Однако ни Сераковский, ни Звеж-довский, с которыми Козелл встретился в Петербурге и Москве, не могли выехать в Вильно раньше чем через месяц. В первые недели восстания Калиновский, по существу, был его единоличным руководителем на белорусских и литовских землях. Он пытался повернуть восстание на путь борьбы не только за национальную свободу, но и за социальную справедливость, придать ему антифеодальный, народный характер. Он разослал по всем отрядам специальную инструкцию, в которой указывалось, что начальники повстанческих отрядов имеют право конфисковать, с выдачей соответствующих квитанций, оружие, продовольствие, лошадей, транспортные средства, одежду и выносить смертные приговоры всем, кто сотрудничает с карателями или ослушивается приказов восставших. Отрядам предписывалось избегать столкновений с превосходящими силами, истреблять небольшие карательные отряды, закалять в боях солдат. В освобожденных районах повстанцы должны были немедленно приводить в исполнение декрет Временного Национального правительства о прекращении феодальных повинностей и наделении крестьян землей, уничтожать повсюду органы царской администрации и вместо них создавать революционную власть. Под страхом смерти никто не И5«ел права уклоняться от участия в восстании.

Начальники отрядов должны были повсюду прекращать сбор налогов в царскую казну. На них возлагалась ответственность за приведение всего населения к присяге на верность революции. Они должны

были осуществлять мобилизацию всех лиц, способных носить оружие.

Инструкция рекомендовала повстанцам, где необходимо портить коммуникации, разрушать телеграфные линии, задерживать курьеров, уничтожать всюду органы царской полиции. Особое значение имел заключительный (восьмой) пункт инструкции, который гласил, что начальник отряда в освобожденных селах должен был собирать крестьян и у них на виду вешать помещиков, известных своим зверским обращением с крепостными. Калиновский боролся за демократизацию восстания, за сдвиг влево. Повстанческие отряды, возглавляемые Мацкявичюсом, Вислоухом и др., сочувственно встретили его намерения и оказали ему активную поддержку. На пепелищах панских усадеб они оставляли «Повстанческие инструкции». Но в рядах повстанцев были лица, не разделявшие стремления Калиновского, считавшие, что репрессии против помещиков раскалывают национальное единство.

Маневры царских властей также осложнили повстанцам задачу вовлечения крестьянства в восстание. Там, где в первые же недели борьбы удалось сформировать отряды и ознакомить население с программой повстанцев, сторонники Калиновского заручились поддержкой масс. Но в районах Могилевской, Витебской, Минской губерний, где контакт революционных демократов с крестьянством был слабым или отсутствовал вовсе, царским властям удалось внушить населению, что восстание – затея сугубо помещичья.

Калиновский был убежден, что с первыми выстрелами повстанцев, как только его сторонники провозгласят крестьянскую собственность на землю, свободу народа от панско-помещичьего гнета, к ним со всех сторон устремятся тысячами толпы крестьян. Но жизнь преподала ему суровый урок в первые же дни восстания.

В этих условиях группе Гейштора – Дюлёрана удалось в конце февраля – начале марта отстранить Калиновского от руководства. Активизация белых в Литве была частью более широкого плана, связанного с установлением диктатуры Лянгевича. Оцени-

вая случившееся, Калиновский в протесте на имя Временного Национального правительства писал: «Провинциальный комитет уступает и слушает главу восстания потому, во-первых, что не желает начинать пагубных для революции раздоров и несогласий, и, во-вторых, потому, что не чувствует себя достаточно сильным, чтобы вырвать руководство дел из рук своих противников.

Однако же члены комитета считают своим долгом объявить вместе с тем, что они считают гибелью и изменой революции передачу руководства в руки контрреволюционеров – всегдашних врагов и революционного движения вообще и манифеста 22 января в особенности, что они протестуют против такого решения Центрального комитета, снимают с себя всякую ответственность перед будущностью за все ошибки и за все потери и несчастья, которые принесет противное духу и тенденциям восстания руководство литовским делом».

Как цинично заявлял Гейштор, «восстание уже было во всех губерниях, когда мы приняли должности в комитете». Чтобы избежать открытой борьбы с восставшей молодежью, белые, по их же признанию, встали у руля, с тем чтобы повернуть борьбу в национальное русло. Все распоряжения, приказы, инструкции, изданные Литовским провинциальным комитетом, отменялись, лица, им назначенные, снимались со своих постов и заменялись ставленниками белых. Дело дошло до того, что Калиновский был предан суду и начато было специальное над ним следствие. Белые не могли простить ему приказа об истреблении помещиков. Только возмущение рядовых повстанцев и протесты начальников отрядов заставили Гейштора прекратить это позорное дело и внешне помириться с Калиновским.

Вскоре после падения диктатуры Лянгевича Гей-штору пришлось пойти на серьезные уступки демократическому крылу. Калиновский получил пост революционного комиссара Гродненского воеводства. Перед отъездом у него был продолжительный спор с Гейшто-ром «насчет способа подхода к людям и делу». Вы-

слушав его замечания, Гейштор «основные тезисы повторил без изменений» и под угрозой расправы потребовал безукоризненного выполнения своих инструкций. По словам Гейштора, он «рекомендовал Калиновскому не признавать никаких различий между сословиями; дворян, помещиков не отталкивать, учитывать их как силу, необходимую в восстании, как его живительную душу». Калиновский же доказывал, что участие дворянства и помещиков в восстании является не только ненужным, но даже вредным. Народ сам одержит победу и потребует у помещиков свою собственность. Калиновский, по заявлению Гейштора, хотел, чтобы народ великодушно простил дворянству преступления прошлого, но, если бы оно даже и погибло, это было бы заслуженным наказанием, и страна от этого совсем не пострадала.

В самом конце марта 1863 года Калиновский отправился в родной ему край. О своем вступлении в должность комиссара он оповестил население специальным приказом, в котором объяснял, что повстанцы борются за справедливую свободу, призывал народ вступать в повстанческие отряды, сообщать восставшим о передвижении карателей, истреблять мелкие группы царских солдат. Приказ Калиновского получил широкое распространение среди крестьян и не на шутку встревожил карателей.

В седьмом номере «Мужицкой правды» содержался призыв к крестьянам решительно поддержать восстание: «Вышел уже польский манифест. Земля бесплатно дается всем мужикам, ибо это их земля с де-дов-прадедов. За эту землю никто не должен отрабатывать панщину и никаких чиншей никогда не платить Подушного налога больше не будет, рекрута не будет, а все мужики, паны и мещане – всякий отслужит 3 года в своей земле и снова вольный... Вот теперь сами разбирайтесь, где больше правды: в польском манифесте или в царском? Царь обещал дать вольность – не дал. Обещал не брать рекрута, а на деле уже второго требует. Польский манифест дал землю, не берет рекрута, сбросил подушный, вернул унию. Ну, скажите же, братки, кто же нам добра желает?!.

...Подумайте хорошо, да, помолившись богу, дружно встанем вместе за нашу вольность. Нас царь уже не обманет... И пока есть время – надо нашим парням спешить с вилами и косами туда, где добывают волю и правду. И будет у нас вольность, какой не было у наших отцов и дедов».

Возглавив повстанцев Гродненщины, Калиновский вновь боролся против шляхетско-националистических элементов, которые, захватив руководство восстанием, заигрывали с помещиками, саботируя проведение аграрных декретов в жизнь. От всех повстанческих органов Калиновский требовал, «чтобы наблюдали за точным выполнением законов и решений, принятых народным правительством». При этом он указывал, что надо «обращать особое внимание на то, чтобы деревни, наделенные земельной собственностью, по приходе отряда не возвращались под царское управление». Повстанцы, говорил он, должны строго следить, чтобы во всякой деревне, через которую проходил отряд, был обнародован декрет Национального правительства о крестьянской собственности. Этот декрет должен быть объявлен и акт собственности написан в трех экземплярах, из коих один остается у крестьян, другой – у уездного начальника, третий отправляется к комиссару губернии.

В качестве революционного комиссара воеводства Калиновский привлекал крестьянство к непосредственному участию в деятельности руководящих органов восстания, требовал от уездных комиссаров «определять в должности крестьян и требовать исполнения этого от всех чиновников Национального правительства».

Калиновский лично следил за тем, чтобы все бойцы были хорошо вооружены и одеты, чтобы в отрядах поддерживалась дисциплина, чтобы боеприпасы и провиант помещались на вьючных лошадях и не отяго-щалц людей на марше.

Деятельность Калиновского была образцом революционного служения народу. Он объехал губернию, посетил все повстанческие отряды, строго взыскивал за нерадивость и бездеятельность. Он произвел про-

верку личного состава отрядов, снаряжения и обеспечения бойцов всем необходимым, «расспрашивал о духе сельского населения».

Сохранилось описание внешнего вида Калиновского во время одной из инспекционных поездок. Он был одет в чемарку, расшитую черными шнурками, в сапогах и барашковой шапке, роста выше среднего, широкоплечий, сутуловатый, крупные волевые черты лица, обрамленного небольшой бородкой, пристальный, даже дерзкий взгляд. Прибывал в отряд он точно в назначенное время. С командирами держался строго, сурово взыскивал за военно-политические упущения, слабую заботу о рядовых, оставаясь в отряде, вел задушевные беседы с повстанцами.

В Гродненской губернии действовали отряды Валерия Врублевского, Ляндера (Александра Ленкевича), Млотка (Густава Стревинского), Юндзилла, Миладов-ского, Траугута, Стасюковича и др. Общая численность их ко времени вступления Калиновского на пост комиссара была не менее двух тысяч бойцов.

В каждом уезде было один-два отряда, насчитывавших от ста пятидесяти до трехсот человек. Отряды делились на группы по десять-пятнадцать человек под командой унтер-офицера. Группы объединялись в плутоны под командой офицера. На вооружении состояли старые охотничьи ружья, часто кремневые, новые охотничьи двустволки были редкостью, военные винтовки (штуцеры) – исключением. Большая часть повстанцев вооружалась самодельными пиками и копьями, изготовленными из кос. Порох и пули повстанцы приготовляли сами. Повстанцы могли вести прицельный действенный огонь на расстоянии пятидесяти-семидесяти шагов и были почти беззащитны перед армией, вооруженной новейшим оружием. Отряды не имели обозов и кухонь, продовольствие получали от крестьян, стараясь по возможности вознаграждать их за добровольные дары.

Все партизанские отряды Гродненщины были подчинены единому командованию. При Сокольском отряде, которым командовал капитан Эйтманович, был создан штаб во главе с Врублевским. Из штаба исхо-

дили приказы, повинуясь которым отряды маневрировали, сосредоточиваясь и рассыпаясь в тактических целях. Штаб обобщал получаемые донесения и представлял в Вильно сведения о боях и заявки на снабжение.

Повстанческие отряды устанавливали связи с населением, вербуя добровольцев и собирая информацию о передвижениях карательных колонн. Только активная поддержка населения позволила повстанческим отрядам Гродненской губернии полгода продержаться против хорошо вооруженной многотысячной карательной армии.

Против руководимых Калиновским и Врублевским повстанцев, насчитывавших около двух тысяч человек, действовали войска генерала Манюкина в составе семи эскадронов, пяти казачьих сотен, шестидесяти семи рот при тридцати восьми орудиях с прислугой. Перевес сил был колоссальный. С чисто военной точки зрения просто невероятно, что повстанцы продержались несколько месяцев и даже выигрывали отдельные боевые схватки. Перевес карательных сил исключал для повстанцев возможность наступательных операций. Однако они все же сумели ознакомить в некоторых районах крестьян со своей программой и даже ввести их во владение землей.

Из лагерей формирования и операционных баз, расположенных, как правило, вдали от населенных пунктов в глухих «медвежьих» углах, высылались небольшие подвижные группы, оглашавшие воззвания повстанцев, собиравшие сведения о противнике. Они же занимались и вербовкой добровольцев. Поэтому военные действия в подавляющем большинстве случаев носили характер схваток, стычек, как именовались они в боевых донесениях. Более крупные бои возникали при нападении карателей на обнаруженный ими лагерь повстанцев. Получив данные от лазутчиков, карательные колонны окружали и прочесывали подозрительные места. Повстанцы с боем отходили, прикрывая эвакуацию базы, и прорывались через цепь окружения.

Иногда карателям удавалось неожиданно напасть

на партизанскую базу, и повстанцы несли тяжелые потери. Такая неудача постигла отряд Врублевского 30 апреля на реке Слойка у деревни Валилы, невдалеке от Соколки. Отряд, еще не закончивший формирования, был рассеян, тридцать два повстанца убито. Только благодаря мужеству Врублевского повстанцы избежали полного разгрома.

Подводя итоги боя у Соколки, генерал Манюкин указывал, что он двинул в бой Четыре роты, два эскадрона, сотню казаков при трех орудиях, разгромил «сильную позицию, избранную центром литовского восстания», и «повстанцы бежали с поля боя врассыпную». Но, по словам Калиновского, неудача в деле под Соколкой не столь поразительна, как объявляли официальные русские известия.

Решающего перелома в свою пользу регулярные войска добились не сразу. В течение апреля – мая 1863 года бои еще шли с переменным успехом Ряд столкновений заканчивался в пользу повстанцев.

Вся деятельность Калиновского на посту комиссара Гродненского воеводства была подчинена задаче демократизации восстания, вовлечения в него широких масс крестьянства. Подобно ему, действовали и другие руководители восстания. Мацкявичюс и Сера-ковский в Ковенской губернии, Людвик Звеждовский и Антон Трусов в Центральной и Восточной Белоруссии. Они стремились связать борьбу повстанцев с революционным движением в центральных районах России, надеялись, что из Белоруссии и Литвы оно перейдет по соседним к Москве губерниям, перебросится на берега Волги и Дона. Однако демократические силы не смогли придать восстанию социальный характер и связать его с освободительной борьбой русского крестьянства. Во главе восстания находились помещичьи элементы, срывавшие героические усилия демократов. Шляхетское руководство фактически стремилось к свертыванию борьбы, возлагая все надежды на интервенцию правящих кругов Франции и Англии.

«Смердящей кастой» называл помещиков Калиновский. Шляхта, по его мнению, всегда думала лишь

о защите своих сословных интересов, выдавая их, однако, за дело всей нации в целом. По вине шляхты, отмечал он, повстанцы терпели недостаток в оружии, боеприпасах, продовольствии. Эти откормленные бараны, по его словам, не хотят, чтобы повстанцы их стригли, так нужно сдирать с них всю шкуру! Но чтобы это осуществить, нужно было прежде всего отстранить «баранов» от руководства восстанием.

Революционным демократам России и Польши не удалось превратить восстание в аграрную революцию, перебросить его за Днепр и Двину. План организации восстания в Поволжье («казанский заговор») был сорван провокатором. «Земля и Воля» понесла тяжелые утраты и как общерусская революционная организация в конце 1863 года перестала существовать. Неудачей окончилась морская экспедиция к берегам Литвы. Отряды Сераковского были разбиты в конце апреля на границе с Курляндией. Был рассеян в Могилевской губернии и отряд Звеждовского, так и не сумевший прорваться в центр страны. На Правобережной Украине, в восточных и центральных районах Бе-лоруссии восстание не получило развития. Отряды Минской губернии, руководимые Трусовым и Лясков-ским, были окружены и потеряли всякую связь с населением. Действия повстанцев летом 1863 года уже не выходили за границы польских, западнобелорусских и литовских земель. Лучшие силы восставших были разгромлены, а уцелевшие отряды блокированы превосходящими силами карателей в непроходимых лесах.

Со второй половины 1863 года, когда обозначился крах надежд на дипломатическое вмешательство западных держав, белые начали отходить от восстания. В июле виленский генерал-губернатор Муравьев подал дворянству мысль о публичном раскаянии. Предложение было принято. 27 июля адрес с заверениями в преданности, подписанный двумястами тридцатью виднейшими аристократами края, был вручен Муравьёву и немедленно со специальным посланцем направлен в Царское Село. Это знаменовало открытый пе-

реход дворянства Литвы и Белоруссии на позиции сотрудничества с царской администрацией.

В это время во главе повстанческой администрации Литвы и Белоруссии опять встал Калиновский. «В начале июня, – свидетельствует он, – я был снова вызван в Вильно Дюлёраном, в котором по приезде я увидел главного двигателя восстанием в здешнем крае в звании комиссара Литвы. Не давая мне никакой номинации, он принял меня как бы своим секретарем». 18 июня Калиновский был назначен заведовать отделением внутренних дел Виленского повстанческого центра. Начальником Вильно 22 июня стал сторонник Калиновского В. Малаховский. Революционные демократы Литвы и Белоруссии вновь стали у руководства восстанием. На их стороне было большинство командиров повстанческих отрядов (Мацкявичюс, Вислоух, Врублевский, Длуский и др.). Главой Виленского отдела формально оставался еще Гейштор, но фактически он был не в состоянии сколь-либо серьезно влиять на ход дел.

Обстановка, сложившаяся в руководстве, намерения и планы революционной молодежи, вошедшей в состав Виленского исполнительного отделения, прекрасно переданы в письме Владислава Малаховского Феликсу Вислоуху. Оно датировано 28 июня и начинается возгласом: «Да здравствует свобода родины, равенство и собственность крестьян! Вечная слава вам, ее защитникам!» Первая часть письма, по словам автора, «очерк идущей борьбы», составленный по памяти. Перед нами чудом сохранившийся обзор хода восстания. Автор пишет, что муравьевский террор наводит ужас на слабых, насилию царской военщины нет границ. Переходя к характеристике .положения дел в повстанческом лагере, Малаховский отмечает широкий территориальный размах восстания: «Нет ни пяди земли от Молдавии до Смоленска и Пскова, где бы не раздавались выстрелы повстанцев». Он сообщает о хорошем вооружении отрядов Литвы и «замечательном отношении крестьян к восстанию», восхищается героизмом повстанцев, которые одерживают победы над вдесятеро сильнейшим врагом, сметая це-

лые роты, уходят из окружения неприятеля и «без еды, обуви, одежды, информации и всех необходимых для жизни материальных и моральных средств уничтожают в засадах вымуштрованную дикую гвардию».

Малаховский оповестил Вислоуха о гибели 3. Се-раковского и других демократических лидеров, сообщил о неудаче восстания в Витебской и Могилевской губерниях («восстание не могло там долго продержаться... Народ, всеми силами подстрекаемый властями, был для него наибольшим препятствием»). По его мнению, неудачи носят временный характер, крестьянство в ряде губерний смотрит на восстание как на помещичью затею исключительно потому, что дворянство захватило руководство делом. «У нас в Литве, – пишет он, – только теперь дело доходит до гражданской администрации, так как до сих пор она почти бездействовала из-за подлости и трусости дворянства, рвущегося к должностям без желания работать, без понимания своих сил и обязанностей».

В тех редких случаях, когда повстанческая администрация возглавлялась энергичными, молодыми революционерами, ход событий принимал другое направление. В качестве примера Малаховский указывал на Гродненщину, «где один из наших («Хомут»– оставь это для себя), комиссар того воеводства превосходно организовал гражданскую администрацию, обеспечил отрядам лучшую связь и доставку продовольствия» и тем обеспечил военный успех.

Пример Гродненщины пока еще исключение, а должен стать правилом. Только правильная политика руководящих органов восстания может обеспечить его успех, что пока наблюдается только и Гродненском воеводстве. Деятельность Калиновского (Хомута) – пример для всех, его надо применить повсеместно – таков ход мыслей автора. «Теперь молодой элемент берет дворянство в тиски. Через две-три недели вы сразу же ощутите разницу, почувствуете, что за вами стоит народ, любящий вас, как своих детей, народ, материнской рукой охраняющий вас; увидите, что вас, братья, гибнущих на поле боя, народ готов, не считаясь с жертвами, обеспечить продовольствием, обмун-

дированием, снабдить информацией. Мы вступаем на путь бешеной энергии... Дворянство сторонится работы в деревне, бежит от вас, так как страшится муравьев-ских виселиц и дрожит за имения. Поставим же его так, чтобы ему пришлось выбирать между нашей петлей, пучком смолистой лучины – и царской карой. Когда тысячи голодных, ослабевших и раздетых льют в битвах благороднейшую кровь, ты, живой дворянин, как ты можешь оставаться безучастным зрителем этих бешеных схваток ради спасения поместий, нажитых трудом крестьян.

Мы вешаем крестьян, когда они по неразумности, не понимая своего положения и цели борьбы, шпионят, доносят, вредят сами себе же. Какие же мучения и казни должны мы обрушить на виновников стольких жертв, стольких поражений и страданий – на помещиков, которые предают вас на каждом шагу, бегут в города, прячут от вас свои запасы по амбарам.

Вам, олицетворению сил народа, искренне вам сочувствующего, нельзя, если вы понимаете важность настоящего момента и свое влияние на народное сознание, ограничиваться сетованиями на подлость и трусость дворянства. Пусть хотя один или два недоброжелательных пана заболтаются тучными телами на дереве, пусть хотя бы один угнетатель крестьян захрипит на виселице перед прежними своими неграми за донос, за невыполнение приказа и долга, за неизгладимые и невознаградимые обиды, причиненные народу или вам, а потому и общему делу, и народ вас поймет. Он не назовет вас «барчуками», а будет считать вас вдохновенными трибунами свободы, о которой он мечтал с колыбели, защитниками всеобщей вольности. Он окружит вас доверием и верой... В родной стране вы не должны получать ответа – «не дают». От вашего успеха зависит судьба отечества – как же можете вы терпеть горести или нужду, боясь оскорбить нервы дворянки грубым приказом или нарушить покой дворянина, смердящего, подобно улитке, в гнусной праздности».

Основными задачами, решение которых обеспечит успех восстания, Малаховский считал создание энер-

гично действующей гражданской администрации, способной обеспечить всем необходимым вооруженные отряды и повести решительную борьбу с дворянством, саботаж которого был основной причиной неудач. Он предлагал, исходя из опыта гродненских повстанцев, создавать небольшие конные группы в десять-двенадцать всадников, которые, тревожа врага, истребляя его пикеты, вешая шпионов, уничтожая царские власти, смогли бы с успехом вести борьбу против превосходящих сил карателей.

Письмо Малаховского заканчивалось призывом к стойкости. Вера в святость и непобедимость правого дела восставших слышится в его заключительных строках: «Мы чувствуем в себе новые силы, видим позорный конец царского могущества. После каждой казни у нас идет еще лучше. Молодость берет верх...»

Программа действий, изложенная в этом письме, была поддержана большинством повстанцев. В конце июня – начале июля Калиновский сосредоточивает в своих руках все руководство повстанческой администрацией в Литве и Белоруссии, привлекая к сотрудничеству молодые революционные силы: университетских товарищей, уцелевших соратников Сераковского и Домбровского. В состав реорганизованного Виленского повстанческого центра Калиновский вошел как его глава и комиссар Национального правительства. Военным отделом заведовал Юзеф Калиновский, сын директора Виленского дворянского института, отставной инженер-капитан. Отделом внутренних дел ведал Титус Далевский, брат жены Сераковского. После ареста Гейштора 31 июля (12 августа) Далевский был назначен председателем отдела. Финансовыми вопросами занимался Игнаций Зданович, товарищ Калиновского по университету. После вынужденного отъезда Малаховского из Вильно в начале августа Зданович заменил его на посту начальника города.

Энергичная деятельность молодых вождей восстания енискала им любовь и уважение демократических кругов. Особенной популярностью пользовался пан Константин (фамилию Калиновского знали немно-

гие). Одно имя его, как свидетельствуют современники, наводило ужас на помещиков, но зато с какой любовью произносилось оно молодежью!

Новое руководство занялось укреплением нелегальной организации, устройством системы явочных пунктов и квартир, упорядочением службы связи, системы паролей и отзывов. В Вильно были взяты на учет все дворы и дома с двойными подъездами, устроены нелегальные склады и типографии. Калиновский, скрывавшийся в городе, был помещен в квартиру преподавателя гимназии, в здании бывшего университета. Кто мог подумать, что глава восстания проживает рядом с дворцом генерал-губернатора? Доступ на квартиру Калиновского имело всего несколько надежных членов организации. Для встреч же с прибывающими представителями служили явочные квартиры. Одна из явок находилась на квартире вдовы поэта Сы-рокомли. При малейшем подозрении явки менялись. Часто Калиновский назначал встречи с нужными ему лицами в Ботаническом саду, раскинувшемся у подножья Замковой горы, увенчанной руинами башни Гедимина. Прибывший на свидание произносил пароль: «Кого любишь?» Отзыв: «Люблю Беларусь!»– «Так взаимно».

Условия, в которых протекала летом и осенью 1863 года деятельность Калиновского, были исключительно трудными. Необходимо было сорвать маневры царских властей, которые изображали руководителей восстания агентами польских панов. Продолжать борьбу можно было, только подняв знамя, под которое могли стать крестьяне. Калиновский развернул это знамя. В обращении «К народу земли литовской и белорусской» он писал, что Муравьев «дурачит народ, толкуя, что это помещики поднялись, чтобы возвратить барщину, – он хочет замутить воду, чтобы в мутной воде по-прежнему рыбку ловить. Но дело наше не дело панское, а справедливой вольности, какую ваши деды и отцы издавна желали. Но миновала уже барщина, миновала кривда, и никакая сила ее не вернет... Никто не сможет обижать простого человека... Чиншей, оброков, податей в казну и панам бо-

лее не платить, земля уже ваша...» Калиновский призывал народ отстаивать свои права и интересы, устраивать жизнь по-своему. Сами крестьяне должны на сходках решать, как жить, что делать, как перестроить порядки в соответствии с правдой мужицкой. «Пан будет злым, пана повесим как собаку! Мужик будет плохим, так и мужика повесим, а дворы их и села пойдут с дымом, и будет справедливая вольность. Мы люди вольные, а кто хочет неволи, тому дадим виселицу... А кто этому приказу противен будет, будь он или поп, или ксендз, мужик или пан, обо всяком доносить польскому правительству... или, собравши сход и сделав справедливый суд, без оговорок вести на виселицу! Ибо кто хочет кривды людской, тот пусть лучше сам пропадает!»

Энергичные действия обновленного повстанческого центра в Вильно, его внимание к нуждам повстанческих отрядов, стремление широко вовлекать в борьбу народ не пропали даром. Восстание несколько оживилось, в июне – июле повстанцы провели ряд успешных боевых операций против карательных войск. Наибольший успех сопутствовал Яблоновскому (Длу-скому) – верному соратнику Калиновского, возглавлявшему один из наиболее крупных и боеспособных отрядов. Уже в течение нескольких месяцев он успешно противостоял карателям, искусно маневрировал, наносил неожиданные ударны и исчезал в лесисто-болотистой местности. В июне отряд занял хорошо укрепленную позицию в густых малопроходимых лесах у местечка Попеляны в приморской части Литвы. По окрестным селам были разосланы подвижные группы для сбора информации и претворения в жизнь аграрных декретов. На рассвете 10 (22) июня разъезды донесли о приближении гвардейских стрелков, которых проводники выводили прямо на позиции повстанцев. Первая атака гвардейцев была отбита метким прицельным огнем. После долгой перестрелки гвардейцы вновь под барабанную дробь и с криками «ура» бросились в штыки. В острейший момент сражения на завалах, проведя перегруппировку отряда, Яблонов-ский ударил во фланг и тыл карателям. Под ударами