Текст книги "Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
В Гейдельберге Падлевский повидался с Лугини-ным и несколькими своими друзьями из Союза польской молодежи.
Горячее дыхание развертывающейся в Польше борьбы Падлевский почувствовал еще в Кракове. Задержавшись здесь ненадолго, чтобы завершить создание галицийской конспиративной организации, он слышал много разговоров о полученном из Варшавы известии, что ЦНК взял на себя функции повстанческого Национального правительства. Решение об этом, принятое еще до лондонских переговоров, стало возможным только благодаря сумасбродному приказанию Велёпольского опубликовать в официозной газете программу партии красных. Расчет на то, что это подействует устрашающе и многих оттолкнет от подполья, оказался совершенно ошибочным. Результат был прямо противоположным: авторитет ЦНК и притягательная сила конспирации быстро росли. Этот процесс ускорился, когда ЦНК объявил себя Временным революционным правительством. «С тех пор, – рассказывает один из участников событий, – фаланга десятков с каждым днем неимоверно увеличивалась, пропаганда делала ужасающие успехи, общественное мнение края переходило все более и более в руки Комитета, делая его мало-помалу распорядителем судеб народа». В октябре Национальное правительство приняло постановление о взимании налогов на нужды подготовки восстания. Интересно, что их платили не только те, кто сочувствовал красным, но и белые, а также многие царские чиновники, боявшиеся подпольщиков и утратившие веру в незыблемость существующих порядков.
Сразу же по возвращении в Варшаву Падлевский узнал о новости, которая существенно меняла всю обстановку. Велёпольский побывал в Петербурге и добился от царя разрешения провести подтасованный рекрутский набор. Под предлогом подготовки к крестьянской реформе он настоял на освобождении от рекрутчины деревенского населения, а в городе предложил набор по специальным спискам (конскрипциям), составленным полицейскими властями и включавшим лиц наиболее «неблагонадежных» в политическом отношении. Таким образом, он рассчитывал забрать в рекруты и удалить за пределы Польши основную массу тех рядовых участников подпольных организаций, для обвинения которых в судебном порядке у властей не было оснований. «Нарыв назрел,– говорил Велёпольский, – и его надо рассечь. Восстание я подавлю в течение недели и тогда смогу управлять».
Весть о предстоящей бранке (рекрутском наборе) привела в возбуждение городскую молодежь и прежде всего участников варшавской организации партии красных. Большинство считало, что задуманную Ве-лёпольским провокацию нужно сорвать, и требовало от руководящих деятелей подполья решения о вооруженном восстании в день проведения бранки Более опытные и уравновешенные указывали на недостаточную подготовленность восстания, на отсутствие вооружения, на просьбу русских революционеров отложить выступление до весны будущего года, когда оно может стать одновременным и повсеместным. Но эти трезвые голоса тонули в хоре тех, кому угрожала рекрутчина, их родственников и друзей, людей искренне верящих в успех немедленного восстания и просто крикунов-демагогов, число которых всегда быстро возрастает в кризисные моменты. И без того нелегкое положение подпольного руководства сильно осложнило появление изданного от его имени воззвания, в котором говорилось о том, что Комитет сумеет спасти молодежь от рекрутчины, что восстание должно вспыхнуть до начала набора. История этого воззвания до сих пор не выяснена. Есть предположение, что оно появилось в свет с согласия Эдварда Роль-ского, который замещал Падлевского во время его поездки в Лондон. Возможно, что выпуск воззвания был провокационной затеей «мерославчиков», поддержанной входившим в ЦНК В. Даниловским. Как бы то ни было, появление воззвания поставило ЦНК в такое положение, при котором отказ от объявления восстания в ответ на бранку грозил потерей авторитета для руководства партии красных и распадом большинства ее конспиративных организаций.
Таким образом, выбор момента вооруженного выступления оказался фактически в руках злейшего врага революции маркиза Велепольского. Обнародовав указ о бранке, он не спешил объявить день, когда она начнется. По имевшимся в ЦНК сведениям, взятие рекрутов намечалось на январь 1863 года, но срок мог быть и более ранним. С осени 1862 года предстоящая бранка как дамоклов меч висела и над руководителями подполья, которые в зависимости от нее должны были определить срок начала восстания, и над рядовыми подпольщиками, многие из которых знали, что они числятся в секретных списках будущих рекрутов. Это нервировало, толкало на поспешные непродуманные решения. Опасность взрыва непрерывно росла. Даже видные царские сановники пытались добиться отмены набора, но Велёпольский был непреклонен
Падлевский прекрасно понимал, что враги революции стараются вызвать преждевременное выступление, обреченное на разгром, но не мог найти выхода из создавшегося положения. На чуть ли не ежедневных и очень продолжительных заседаниях ЦНК выдвигались десятки различных планов, тут же признававшихся неприемлемыми. Дискуссии еще больше обострились, когда парижский агент ЦНК Юзеф Цверцякевич прислал текст полученного им письма от Герцена, который высказался категорически против восстания в ответ на бранку. Герцен писал: «...Произведите набор рекрутов, но не делайте демонстрации там, где нет ни малейшей надежды на успех. Через 2—3 года рекруты проникнутся духом свободы; они повсюду, где бы ни оказались, постараются приобщиться к общему делу. Если вы поступите сейчас иначе, вы поведете этих бедняг на заклание, как животных, и остановите движение в России еще на полвека; что же касается Польши, то в таком случае вы ее безвозвратно погубите».
Серьезность герценовских доводов не могли отвергнуть самые горячие сторонники восстания. Потеб-ня и каждый из его товарищей готовы были, обращаясь к своим польским друзьям, снова и снова повторять слова Герцена: «Если вы хоть сколько-нибудь сочувствуете русской свободе и если ваша любовь к свободе Польши перевешивает ваше горе, если вы боитесь напрасных жертв, – я вас умоляю не совершать выступления, ибо оно не имеет ни малейшего шанса на успех и лишь погубит свободу обеих стран, подготовив новое торжество царскому кабинету министров».
Падлевский также понимал правоту этих слов. Но как быть с бранкой? Если не выступить в день набора, то силы и влияние конспиративной организации будут настолько подорваны, что и весной будущего года выступление станет невозможным. Много раз они с Потебней обсуждали различные варианты, но не могли найти приемлемого выхода из создавшегося положения. В конце концов было решено снова поехать в Лондон, чтобы подробнее рассказать издателям «Колокола» об изменениях в обстановке и выслушать их советы.
В «Былом и думах» об этом приезде Падлевского в Англию рассказывается в нескольких предельно кратких, рубленых фразах. «Приехал опять Падлевский, – пишет Герцен. – Подождали дни два. Набор не отменялся. Падлевский уехал в Польшу». Советы издателей «Колокола» изложены в двух документах, адресованных к офицерской организации и привезенных Потебней из этой молниеносной поездки. Один из этих документов был рукописным обращением Огарева и Бакунина к армейским революционерам. «Отклоните восстание до лучшего времени соединения сил, – призывает этот документ. – Е^ли ваши усилия останутся бесплодными, то тут делать нечего, как покориться судьбе и принять неизбежное мученичество». Другой документ – отпечатанное в Лондоне воззвание «Офицерам русских войск от Комитета русских офицеров в Польше». Текст его, подготовленный Потебней, был одобрен издателями «Колокола» «Вы видите, – говорится в воззвании, – что для нас выбора нет: мы примкнем к делу свободы».
А заканчивается оно следующим призывом ко всем офицерам различных родов войск: «Товарищи!
Мы, на смерть идущие, вам кланяемся. От вас зависит, чтоб это была не смерть, а жизнь новая!»
Усложнившаяся обстановка не позволяла более откладывать проведение намеченных еще в сентябре переговоров польских революционеров с руководящими землевольческими деятелями в России. Поэтому вскоре после возвращения из Лондона Падлевский снова оказался в дороге, на этот раз он ехал в Петербург поездом Петербургско-Варшавской железной дороги. В кармане его лежали документы на имя путешествующего по своим делам графа Матушевича, а под подкладкой большого кожаного бумажника были искусно спрятаны рекомендательные письма Герцена и Бакунина. В Петербурге, выходя на привокзальную площадь, Падлевский издали увидел знакомую шапку Потебни. Приехав одним поездом, они из конспиративных соображений сделали вид, что не знают друг друга.
С вокзала Падлевский отправился к своему старому приятелю Николаю Ермолову, жившему рядом с Артиллерийской академией. Ермолов не интересовался политикой, но это был честный и отзывчивый человек, умеющий хранить доверенную ему тайну. Без особых усилий Падлевский в тот же день установил связь с офицерскими кружками. Во главе крупнейшего из них стоял в это время Комитет в составе слушателя Инженерной академии Э. Юндзил-ла, чиновника В. Опоцкого и возвратившегося из Франции В. Коссовского. Оказалось, что Коссовскому поручены контакты офицерских кружков с руководящими органами землевольцев, и Падлевский поспешил разыскать старого знакомого.
В тот же вечер Коссовский известил землевольцев о приезде представителя польских революционеров и руководителя Комитета русских офицеров в Польше. Русский Центральный комитет, стоящий во главе «Земли и Воли», уполномочил для ведения переговоров с Падлевским и Потебней своих руководящих деятелей Александра Слепцова и Николая Утина. На переговорах присутствовали также: Коссовский как представитель столичных офицерских кружков и Лонгин Пантелеев как представитель Петербургского комитета «Земли и Воли». В своих «Воспоминаниях» Пантелеев изображает себя чуть ли не главным представителем землевольцев. На деле его роль была весьма скромной.
Переговоры длились несколько дней. Встречались в разных местах: на квартире Слепцова, у Пантелеева, в отдельном кабинете одного из ресторанов, изображая холостяцкую компанию, собравшуюся за картами и выпивкой. Стороны подробно информировали друг друга об оценке ситуации в России, в Польше, в эмиграции, изложили свое политическое кредо, поделились ближайшими планами. Много спорили, но в итоге по важнейшим вопросам находили общий язык. За эти дни Падлевский не только получил довольно полное представление о взглядах и характере каждого участника переговоров, но и хорошо запомнил некоторые их внешние особенности.
Вот быстрый в движениях, скоро возбуждающийся и скоро остывающий Утин; встряхивая своей пышной черной шевелюрой, он говорил быстро, много и почти всегда дельно. Рядом Слепцов – немногословный, спокойный и выдержанный. Видно, что это серьезный, хорошо знающий жизнь и много думающий человек, самоотверженно отдавшийся революционному делу. У него чуточку чопорная манера держаться, и в первый момент это создавало впечатление, что он свысока относится к своим собеседникам. Но впечатление это улетучилось быстро и бесследно. Исхудавший, большеглазый, обросший густой бородой, Потебня выглядел старше своих лет. Он брал слово редко, говорил негромко, но в каждом его слове звучала такая сила убежденности, что к его словам нельзя было отнестись без внимания и сочувствия. У Коссовско-го, напротив, проскальзывало неверие в необходимость революционной борьбы, в осуществимость обсуждаемых планов. Страх и растерянность, которые Падлевский моментами улавливал в его взгляде, не были случайностью: по мере развертывания борьбы Коссов-ский становился все более осторожным, все чаще уклонялся от конспиративных поручений, а после ареста в 1864 году дал откровенные показания.
Круг рассматривавшихся в Петербурге вопросов почти полностью совпадал с содержанием лондонских переговоров, только обсуждение сосредоточивалось главным образом в практически организационной сфере. Важнейшие программные вопросы были решены без особенных дискуссий, в духе согласованных в Лондоне положений. В заключительном меморандуме – единственном сохранившемся документе петербургских переговоров – это последнее обстоятельство было специально отмечено. Первый пункт меморандума гласил, что основные принципы, изложенные в письме Центрального национального комитета к издателям «Колокола», участниками переговоров, «приняты за основание союза двух народов – русского и польского».
Наиболее важные практические решения, которых настоятельно требовала сложившаяся обстановка, были связаны с организацией взаимодействия в условиях надвигающегося восстания. Русская сторона снова высказалась против преждевременного выступления, но в случае его неизбежности обещала возможное содействие; польская сторона согласилась с правомерностью такой позиции.
Вероятно, по предложению Падлевского и Потеб-ни к этому добавили еще две фразы: «Он [то есть ЦНК] надеется также, что умело направленная пропаганда доставит ему возможность войти в тесную связь с войсками, находящимися в настоящее время в Польше. В момент восстания эта пропаганда должна будет сосредоточиться на том, чтобы побудить войска к деятельному содействию восстанию».
Вообще положение и задачи возглавляемой По-тебней офицерской организации обсуждались очень оживленно. Сразу же по приезде Потебня встретился с руководством «Земли и Воли» и сообщил о решении офицерской организации присоединиться к обществу. Русский Центральный комитет одобрил это решение. На переговорах, где офицерская организация выступала уже в качестве составной части «Земли и Воли», было решено, что русские военные, которые примут участие в восстании, должны будут образовать самостоятельный корпус. Создание корпуса и управление им будет осуществляться Комитетом русских офицеров в Польше, представитель которого будет находиться при повстанческом руководстве в Варшаве. В свою очередь, Центральный комитет «Земли и Воли» будет иметь при Комитете русских офицеров в Польше постоянного представителя, который сможет придать действиям корпуса «национальный характер в смысле борьбы за дело русской независимости и свободы».
Когда все это было сформулировано и внесено в меморандум, Потебня рассказал о финансовом положении офицерской организации. Члены кружков и сочувствующие им военнослужащие охотно выделяли в общую кассу часть своих средств, но это ни в коей мере не обеспечивало имеющиеся нужды; без регулярной помощи польских конспиративных организаций Комитет русских офицеров в Польше не мог бы сводить концы с концами. Слепцов, ссылаясь на казначея «Земли и Воли» А. Д. Путяту, заявил, что в ближайшее время общество не сможет оказать серьезной финансовой помощи офицерской организации. Падлевский от имени польской стороны обязался взять на себя ее материальное обеспечение до тех пор, пока обстоятельства не изменятся. В результате пятый пункт меморандума пополнился следующей фразой: «До нового распоряжения все расходы по военной организации принимает на себя Центральный национальный комитет».
Во время последней встречи встал вопрос о том, что без регулярного обмена информацией было трудно обходиться и прежде, а теперь действовать без нее будет просто немыслимо. Условившись предварительно обо всем, что связано с технической стороной дела, в меморандум включили пункт о регулярной переписке и еженедельном обмене корреспонденцией «с целью осуществления постоянной связи и взаимопомощи двух организаций». В Петербурге связными были назначены Пантелеев и Коссовский; передаточным пунктом должно было служить Вильно, где и у русской и у польской стороны были прочные связи.
Во время переговоров Падлевский с большой горячностью доказывал, что нет силы, которая могла бы предотвратить восстание. Но встречи с Утиным и Слепцовым, разговоры с Потебней, памятные слова Герцена не прошли бесследно. На обратном пути в Варшаву, обдумывая петербургские впечатления, 19Э
Падлевский почувствовал справедливость их доводов и решил по возвращении сделать все возможное, чтобы предотвратить преждевременный взрыв. Но это не мешало ему продумывать основные стратегические принципы будущего восстания. Вскоре после петербургских встреч Падлевский разрабатывает свой план, предусматривавший нацеливание повстанческих сил Царства Польского на северо-восток. Этим достигались две важные цели. Во-первых, выводилась из строя новая коммуникация царских войск – Петербургско-Варшавская железная дорога (восстание 1863 года было одной из первых войн, в которых железные дороги приобретали стратегическое значение), а тем самым создавались условия для полного очищения Царства Польского от войск противника. Во-вторых, наступление повстанцев должно было содействовать распространению восстания в Литве и Белоруссии и установлению прямой связи с ожидаемой волной восстаний в самой России. Этот плац Пад-левского был прямым следствием заключенного русско-польского революционного союза, его военно-стратегическим воплощением.
Между тем в отсутствие Падлевского ЦНК был принят «план дислокации». Он предусматривал немедленный переход варшавских конскриптов на нелегальное положение и отправку их из города к родственникам, знакомым или членам конспиративной организации в различных районах Польши.
Осуществляя план, можно было спасти тысячи людей от рекрутства. Однако, разъехавшись по всей Польше в одиночку или небольшими группами, кон-скрипты неизбежно потеряли бы связь с организацией и перестали бы существовать как серьезная сила, столь необходимая в первые дни восстания. Этого нельзя было допустить.
Падлевский настоял на внесении в «план дислокации» весьма существенных изменений: было решено не распылять конскриптов, а назначить для их размещения два удобных с точки зрения развертывания партизанской войны района: Свентокшижские горы и лесные массивы на востоке от Варшавы (Кур-певскую или Беловежскую пушу). Направив в эти районы будущих повстанческих командиров и снабдив собравшихся оружием, ЦНК. мог бы создать две крупные базы для вооруженной борьбы.
Таковы те планы действий па случай восстания, которые обсуждались в ЦНК и собирали в нем большинство голосов. Впрочем, в декабре 1862 года трудно было проводить в жизнь какой-либо план, если бы даже он был принят единогласно, так как обстановка менялась слишком быстро и неожиданные события следовали одно за другим. 11(23) декабря царской полиции благодаря предательству удалось обнаружить подпольную типографию ЦНК, в которой издавался печатный орган партии красных – газета «Рух» («Движение») и нелегальные прокламации. Захватив лишь наборщика, который заявил, что работает ради денег и ничего не знает об издателях «Руха», полиция устроила засаду в помещении типографии. В этот день Бронислав Шварце должен был зайти туда в десять часов утра. Приближаясь к типографии, он заметил, что его тетка, живущая рядом, стоит у окна и делает ему предостерегающие знаки. Шварце повернул назад, но было уже поздно: полицейские заметили его и бросились вдогонку. У Шварце были хотя и выписанные на чужое имя, но настоящие документы, к которым полиция не смогла бы придраться. Однако в его бумажнике, кроме большой суммы принадлежавших организации денег, были и важные конспиративные бумаги, а в кармане у него лежал револьвер: с такими вещами никак нельзя было попа
даться. это грозило провалом не только ему лично, но и всей организации.
Выбежав на улицу Видок, Шварце повернул к Маршалковской, отстреливаясь на бегу. «Сразу же за углом он оказался перед гостиницей «Венская» и вбежал туда; мимоходом успел бросить буфетчице бумажник (он не знал ее, но был уверен, что не найдется варшавянки, которая бы отказалась спрятать вещи человека, преследуемого полицией, и не ошибся); затем через внутренний ход, указанный кем-то, выбежал на проходной двор, миновав который оказал-
О/ /zy^l-лл *_2?!22?ф£±Ь.
fiJ- 0 t * • ^***« У ~j/^4/tMAtt^lyr*
Р***), Л^уГги^ Tpjuu^l^
L/lii-»t^y /-
Л*5* Ж^Л-
4UP*-^
h-. fu^/£<+^_ iJj t-^ jCi^
ij t
x/l&+*j-C1v*TtJaCjtl« )л^*s*JL*J tOLj.
^/t />^-x.»-S^* Ь*чЛ^%1г(%. f ffj!^>
tfiju
9<^4щ. ♦*«. t^J C*-«7«)a^£#*•>' ^
Ал*#л J^_cV ~
^ч-*~^-*’ «-/<*/?fУи.^-f-J Itbe^y^tJlyJ
/^•^#-г» -> A»j-^n-~».» 2)ш^л-/с1£ 1*У,
^ ‘i-ii^ h, jc*". $ь ^ •
iAly/C*M,c.t-<~ ft2*/ fit*. ««.. /bnfl^ ^Муе*цД>^ /** *~* ,**'^r
/Уу, h»pjiu»
/4* l4t>- • /«-
Страница из записной книжки Н. П. Огарева – список активных деятелей военно-революционной организации в Царстве Польском.
Л(>ъ? iiMXtrt* «мяли wm. vnc tu лtoiwfA
. A_i
^AU«<^ ia»u4 XM'L'. NC •»• «li«X<-V« ’»»**• “ 1
|U.,« ;.!.«« « /I '
...•►A-U ГЛ_АVv n« -U•!*?•.«* Kll «^Itw
• лил ••* :|-i jf – i^LrtM.M •* >*»*•*»
• ~»>w»« n уч»-и .
«■-V-*. IfiAiilM win «4 •'<» X«l l«Ww*4< 1^**
Uv». „*____– %.r
I lu бммыi
–«-Ilf I mnv> « *ЛД>‘– ’ V», 44^«u>
MINIIIk,
Л«* U*-v «uif c«V.l'li«"Alf.U. -
I 4«* •—• r.~ ■| 1
I—Д..лу *.«•»•***
. I*.– ub-~ W4 *-
^.4
и.Л
.ii
v
. *.
J Otr-1 ",
•*•«*» ~4 4.»„ •*•«
u
1*4^ V***.'.*». .;Л |
► ^*41»..*^-H«.4»W ** •**
I–.-. 44
4441-Ч» ***f'^*
4.U*K ,,r« 4—.» )*■<.'» 4% •« 4«iK– |*Шй M.
4 – 4»»H iy UnU-Л •Лггя– ' >4>«V^ с -^’ ГЛ
– bttVc »►'«'
–«-«■ 4<4m4V4«M I* '*■
(Mfi .H.»v
H____ „.-.
♦Д*. »
»^-^b4.‘4»U i«4H „«A < 4-U.4J* 4Ж44 tM4Ml .<«4^v/A V4 lM.u4l«M. .,
LWimiH* .«vwmki
H_____
«4 .4
4.1.4~...5*.– ~ л '
..Mb–*... ....__Т+>Г-Ы.„ ■>,
.4*
.Л*.
«• UiimI ш,
> luotM w-r.n.; Ч+*.
Л t -Д »!*••
1Л.4Г. Г~| –.,..>444.4 M».U4*««J
тйол и*
JL...
% ^И4ЧЛ~4'. C^«r..»4*
n ,tv«W– r~u*r. ,4мЛ v-iot.io-,J
■•W» T*. t>~– ;4,.S4v ЧчдЛи*. fcXn.im и*/-* 1^4*. —•
t tf.iwin ..vvMMI^iu.
JU
JL____
*^v
|Uir ____4 > 10ИМ4^МЛ V*«.« IIWIKA «.–, Г _
,«*. U. • 8«M >h^ _|.M f i*A
.««M4 .44 »« 4fu~4– £«* **.>^«1BVM4
*■ и>.,М iUMUito twwwj -*W* '1V..I«.^4. 4L«.
|к»иТ|*|ИА. I»/*»
• »WM
|^ъи. '^*e Ш
•/ ц^СллХ |».:u uWm.»... /. .
• МиА» .4 n«unMv<’ 1UIM
"*»– •*» Минц .4 l(Ml.nf .-wrv.wtu -Л,.****-*-^,*
N* ыши.4 V4,4n 1^и<1Л»ЛН«* !>:».'•.Mrfvtl 4..ЛКМ. I.,«i —
a^iuyrvM «4<Л«4 »••#'
Vrt-*l»*l. tnn. 4,-И.им' tn H VW4/»'«HJlaCl«. I «ЦЛ1. 4ЧЧ'»^“-Л ^flXa vm IH». еа^.д м>;.,Мау/.««(>41<.|:ч1 ' ' – И«и|*«
Прокламация «Чего делать
хочет русский народ и что должен тот, кто его любит».
Андрей Афанасьевич Потебня.
«Первая жертва*. Рис. А. Гротгера.
Похороны жертв 1861 года
расстрела 15(27) в Варшаве. Фото.
февраля
Ивам Николаевич Арнгольдт.
Петр Михайлович Слмвицкий.
Фото А. И, Герцена с дарственной надписью 3. Годлевскому.
fi ?
uj iS ffaob. c/uS
(L-int i/l
Дарственная надпись М. А. Бакунина 3. Годлевскому на обороте фотографии.
Щ K
Бронислав Шварце
Влодзимеж Милёвич.
Николай Исаакович Утин.
Александр Александрович Слепцов
ШйШ tym mi€ jscu чАь-
™ В ft a W R Ж
: TA/NEGOr-'
ШЖВ,1
Ш1И Й
Dentkvaln,ego
I ОкОАМ|КдГША 111
^owstama ^г/сшсмш
t I I|i||f|:ilI
I ё TAiiuce ШЙойИмН ш hoi Ш§ mpiffeayir:;ч шйшдар owe i 1:«щуёщ Hi
ийтыи
JlliiA-i -МйшВ! ” м i I г,«| & i ш w щ *
i:1 !•• •: ?я!Ш№8в4£Юм8"&!№№ Htoffl
Мемориальная доска на доме на улице Видок в Варшаве.
Войска перед замком наместника в Варшаве.
Стефан Бобровский
ся на Ерозалимских аллеях. Шварце пересек улицу и, добравшись до первого поворота, свернул на Братскую и далее через площадь Трех Крестов по Княжеской. Ему удалось оторваться от преследователей, и он начал надеяться, что те собьются со следа. Но не тут-то было: какой-то барчук, совершавший утреннюю прогулку верхом на породистом рысаке, заметил беглеца, крикнул об этом запыхавшимся полицейским и указывал им направление, пока не убедился, что они его схватят. Тем временем, пробежав по Смольной, Шварце снова оказался па Ерозалимских аллеях и повернул в сторону пересечения этой улицы с улицей Новы Свят. Здесь полицейские настигли Шварце; он был схвачен и доставлен в цитадель.
Арест Шварце был серьезным ударом по левому крылу Центрального национального комитета, и Пад-левский очень скоро почувствовал это. На следующий день после ареста Шварце в Варшаве стало известно, что в Париже арестованы Ю. Цверцякевич, И. Хме-ленский, В. Милёвич, Ф. Годлевский. При этих обстоятельствах было принято решение о роспуске старого состава Комитета и о создании нового, по вос-можности из неизвестных арестованным лиц. Реорганизацию поручили провести Авейде. Не имея возможности отстранить от руководства Падлевского, за которого горой встала бы варшавская городская организация, «умеренный» Авейде противопоставил ему в новом составе ЦНК Гиллера и еще трех своих сторонников.
В эти дни, возвращаясь из заграничной командировки, в Варшаву заехал Зыгмунт Сераковский (это он привез весть об арестах в Париже). Встреча друзей произошла на совещании, где было утверждено назначение Сераковского на должность повстанческого военного начальника в Литве. Падлевский, провожая Сераковского до самой гостиницы, посвятил его в последние новости. Меморандум о петербургских переговорах Сераковский уже видел у Цверцякевича в Париже; содержание его он полностью одобрил. «План дислокации» вызвал у Сераковского серьезные сомнения.
I93
13 Сборник
На позицию левицы в ЦНК влияли общественное мнение и то понимание ситуации, которое сложилось у большинства участников организации. Совещание комиссаров некоторых воеводских организаций, состоявшееся около 20 декабря, обратилось в ЦНК с ультимативным требованием о том, чтобы восстание было назначено на день взятия рекрутов. В этом же духе высказалось собрание руководящих деятелей варшавской городской организации, > проводившееся в самом конце декабря. Напротив, опрошенные поодиночке военные специалисты (Э. Ружицкий, 3. Мил-ковский и др.) заявили ЦНК, что до весны завершить необходимую подготовку к восстанию невозможно, что более ранний срок обрекает его на поражение.
Существенно изменил соотношение сил в ЦНК приезд Бобровского. 22 декабря на заседании ЦНК он произнес большую и горячую речь. Доказав и убедив членов ЦНК, что восстание неизбежно, Бобровский требовал энергичной подготовки к вооруженной борьбе большого масштаба, к провозглашению ЦНК Национальным правительством. Не согласившийся с решением ЦНК Гиллер был заменен в составе комитета Бобровским.
На следующий день Падлевский вместе с Потеб-ней и Бобровским внимательно изучали большое письмо, которое Домбровскому удалось передать на волю из цитадели. Домбровский также высказывался за сосредоточение всех усилий на подготовке восстания и излагал свой план действий на первые дни борьбы. Он предлагал начать ее с захвата крепости Модлин силами восставших варшавян при содействии находившихся внутри крепости участников офицерской организации. План был рассчитан до мельчайших деталей и вполне реален. По предложению Пад-левского одновременно с захватом Модлина наметили атаку на Плоцк, с тем чтобы освобожденный город сделать резиденцией будущего Национального правительства. Для подготовки операции члены организации и конскрипты должны были постепенно покидать Варшаву и собираться в Кампиносской пуще, в лесных массивах близ Сероцка. 25 декабря
новый вариант плана был поставлен на рассмотрение ЦНК и одобрен его большинством.
Точный срок начала восстания все еще оставался неизвестным (он зависел от того, когда будет объявлена бранка). Но выбора уже не было, и Падлевский со всей энергией отдался подготовительной работе. Как военный специалист, он отлично понимал, что сделать предстоит очень многое. Нужны были оружие и боеприпасы: их в основном предполагалось закупить за границей, а затем тайно доставить на сборные пункты повстанцев. Необходимы были теплая одежда, обувь, снаряжение, медикаменты, продовольствие – этим должны были заниматься местные организации, опираясь на содействие населения. Нельзя было обойтись без знающих военное дело командиров, топографических карт, уставов и инструкций для обучения повстанцев военному делу. Здесь Падлевский рассчитывал на серьезную помощь революционной организации русских офицеров в Польше и офицерских кружков в Петербурге, связь с которыми после его поездки в столицу стала особенно интенсивной.
Очень беспокоил Падлевского вопрос о взаимодействии на местах конспиративных организаций партии красных с офицерскими кружками в близлежащих гарнизонах. Он не раз говорил об этом с Потебней, и они принимали меры для того, чтобы везде, где это необходимо, были установлены личные контакты и разработаны совместные планы действий на первые дни восстания.
По полученным в ЦНК сведениям взятие рекрутов должно было начаться 14 (26) января. В связи с этим вечером 31 декабря (12 января) Падлевский собрал руководителей варшавских конспираторов и предложил им в течение ближайших двух дней организовать массовый выход конскриптов из города. Указание начальника города варшавяне приняли с большим энтузиазмом и почти везде выполнили его безотлагательно. Это было очень кстати, так как Велёпольский перенес срок бранки и начал брать рекрутов в ночь на 3 (15) января. В его руки попали главным образом лица, негодные к военной службе.
Проведение бранки в корне меняло ситуацию, требовало ответных действий. На экстренном заседании ЦНК, состоявшемся 3 (15) января, было решено начать восстание через неделю, а в оставшиеся дни завершить его подготовку. На следующий день собрались комиссары конспиративных организаций со всей Польши и руководящие деятели варшавской городской организации. На этом совещании, объявив присутствующим решение ЦНК, Падлевский произнес замечательную речь, полную патриотических чувств и глубокого понимания тех социально-политических вопросов, без решения которых восстание было обречено на провал.
«После долгого сна, – начал Падлевский, – нация проснулась к жизни и решилась жить... Свою волю она объявила в крови и молитве; она ни перед чем не отступила; всем пренебрегла для независимости, как это видно из ее непрерывных жертв». Затем он напомнил об истории конспиративных организаций Варшавы, о создании Варшавского городского комитета и преобразовании его в Центральный национальный комитет. «Этот последний, членом которого я состою в течение последних трех месяцев, – продолжал Падлевский, – ясно наметил в своей программе образ действий и громко его провозгласил; его исповеданием веры являлось – поднять всю нацию до понимания политической обстановки в стране, внушить веру в успех восстания и вступить в бой с захватчиками; кличем к восстанию было немедленное возвращение простому народу его собственности».
Рассказывая о пропагандистской деятельности организации, мобилизации денежных средств и других мероприятиях по подготовке к восстанию, Падлевский особо выделил вопрос об оружии. «Я официально обещал городскому отделу, – заявил он, – 7 тысяч карабинов, ибо, по всей вероятности, я мог их иметь в стране; но арест французским правительством комиссии, назначенной для доставки его, открыл ее намерения, и это привело к тому, что провоз оружия через границу значительно задержится. Я не организовал изготовления кос, ибо это было преждевре-