Текст книги "Герои 1863 года. За нашу и вашу свободу"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Во второй половине июля 1856 года офицер генерального штаба Ян Савицкий познакомил Сераковского с Чернышевским. Вскоре произошла и первая встреча с Некрасовым. Позднее Савицкий вспоминал, что он вместе с Чернышевским ввел Сераковского в круг лиц, руководивших тогда общественным мнением России. Осенью начинается сотрудничество Сераковского в «Современнике». С сентября 1856 по июль 1857 года он вел в журнале отдел «Заграничные известия» и опубликовал большую статью «Взгляд на внутренние отношения Соединенных Штатов».

Все статьи в «Современнике», от специальных историко-экономических исследований до литературнокритических обзоров, были подчинены борьбе за демократическое преобразование России. В них, вспоминал позже Н. В. Шелгунов, ничего нельзя было ни выпустить, ни прибавить, настолько все было цельно, последовательно, логично «Заграничные известия», естественно, не составляли исключения. Они составлялись в форме рефератов иностранной прессы. В поле зрения составителя попадали важнейшие события, на которые он мог обратить внимание читателя. До прихода в журнал Чернышевского эти обзоры заполнялись светской хроникой. Чернышевский намеревался сам вести этот отдел, но затем поручил эту работу Сераковекому, который и превратил «Заграничные известия» в полноценный отдел журнала.

Все разумное должно осуществляться, подчеркивал Сераковский. Цель жизни – всестороннее развитие духовных и телесных сил человека. Борьба во имя осуществления этих высоких идеалов, бесконечное развитие, бесконечное совершенствование человека и общества и составляет, по его словам, смысл и содержание жизни. И если не везде и всюду прогрессисты одерживают победы, то отчаиваться не следует. Они терпят поражения, пока действуют в одиночку. Когда же люди прогресса выйдут из тиши кабинетов и убедятся, что «и под шалашом индейца и в кибитке жиргиза – везде начинается новая жизнь, новые стремления», дело прогресса станет неодолимо. Сераковский, таким образом, шел к признанию решающей роли сознательных действий масс в историческом развитии общества. Подготовке народа к свершению этих преобразований, воспитанию у него готовности жертвовать собой во имя осуществления истины, во имя спасения отечества должны, по его мнению, посвящаться все усилия деятелей культуры.

Сераковский боролся против разжигания национальной вражды и братоубийственных войн, за установление, как он выразился, «нового порядка вещей, основанного на взаимной любви и уважении народов». «Братство, любовь, взаимное уважение к личности лежит в основе всех наших нравственных понятий. Дальнейшее необходимое развитие мысли о братстве между людьми есть мысль о братстве между народами... Наши сыновья или внуки увидят, может быть, тесные братские союзы всех народов германских, романских, славянских и, наконец, общий европейский союз».

Сераковский писал, что знамением времени является стремление всех благородных умов к борьбе с общественными неурядицами и невзгодами. Прежде мечтали об отвлеченных благородных идеалах, ныне стремятся к воплощению их в жизнь.

Сераковский по складу своего ума и характера был прежде всего практиком, организатором революционных сил. Он недостаточно уделял внимания мировоззренческим вопросам. Эволюция его общетеоретических взглядов к моменту безвременной гибели не была завершена. Чернышевский называл его деистом. Другие, близко знавшие его лица, в том числе и Герцен, указывали на элементы мистицизма в его мировоззрении. Личная судьба Сераковского, как бы отражавшая трагедию его отчизны, вполне объясняет это обстоятельство.

Группа польских деятелей в Петербурге задумала издавать газету, которая должна была пропагандировать идеи дружбы славянских народов, бороться против русско-польской вражды. После долгих мытарств и хлопот Огрызко, старому товарищу Сераковского, удалось добиться разрешения на ее издание. В редакцию «Слова» вместе с Сераковским и Огрызко вошли Ян Станевич, поэт Э. Желиговский, профессора Б. Калиновский, В. Спасович, А. Чайковский и др.

Передовые писатели и общественные деятели: Чернышевский, Некрасов, Герцен, Шевченко, Тургенев и др., демократические журналы («Современник», «Русское слово») оказали помощь и поддержку прогрессивному польскому изданию, популяризировали его в широких массах читателей.

Обширные замыслы редакции не были, однако, осуществлены. В царской России оказалось невозможно даже в самой осторожной, умеренной форме выступать против национальной вражды. Защищать элементарные права угнетенных царизмом наций означало вступать в противоречие с политикой правительства: защищать польскую культуру, пропагандировать достижения польской науки нельзя было без критики царской администрации. Ведь вся передовая польская культура и наука была неразрывно связана с национально-освободительным движением, с традициями совместной борьбы русских и поляков против царизма. В № 15 «Слова», вышедшем в феврале 1859 года, было помещено короткое письмо известного польского историка И. Лелевеля, в котором он пожелал успехов новому польскому органу. Выражая сожаление, что не может принять приглашение редакции о сотрудничестве в «Слове», Лелевель пожелал успехов новому органу, солидаризировался с благородными стремлениями его сотрудников. «Сердцем и мыслью я с Вашей колонией», – писал он. Наместник в Варшаве князь Горчаков заявил царю, что не ручается за «порядок» в Царстве Польском², если в Петербурге и далее будет выходить «Слово». Лелевель был не только крупным ученым, но и одним из руководителей польского национально-освободительного движения. И, несмотря на то, что для публикации письма было получено специальное разрешение цензуры, газета была запрещена, а ее редактор-издатель Огрызко посажен в Петропавловскую крепость. Прогрессивная общественность протестовала против этой расправы. Герцен, Добролюбов, Шевченко выступили против грубого попирания царскими администраторами свободы слова и печати. И. С. Тургенев в письме царю говорил о нелепости запрещения органа, боровшегося за разумное соединение и примирение двух народностей. Это письмо в многочисленных списках ходило по рукам. Демократический Петербург видел в запрете «Слова» и аресте его редактора начало перехода «либерального» Александра II к. кровавой политике своего отца. Н. А. Некрасову приписывается широко распространившийся в то время экспромт: «Плохо, братцы, беда близко, арестован уж Огрызко».

Часть бывшей редакции «Слова» во главе со Спа-совичем обратилась к царю с покаянным письмом, осуждая «несбыточные мечтания поляков». Сераков-ский и Станевич попытались предпринять издание прогрессивного польского журнала с прежней программой. Редактором-издателем нового ежемесячника «День сегодняшний» должен бы стать Ян Станевич. Журнал не был разрешен. Сераковский стал готовить записку, предназначенную для представления царю с целью убедить правительство изменить его политику в польском вопросе.

Над своей запиской «Вопрос польский» Сераковский долго и тщательно работал, советуясь с товарищами и друзьями: В. Д. Спасовичем, Виктором Калиновским и др. В записке, завершенной в конце 1862 года, на основе анализа обширного исторического материала Сераковский выступил в защиту принципа дружбы и сотрудничества русских, поляков, украинцев, белорусов, литовцев как единственно возможной и разумной основы их существования и развития. Прочное объединение этих народов, писал Сераковский, ссылаясь на уроки истории, невозможно путем насилия, господства одного народа над другим. Он выдвинул смелый план разрешения польской проблемы путем преобразования государственного строя всей страны на основе широкой автономии национальных окраин. В ведении центрального правительства должны остаться лишь сношения с иностранными державами, финансы и военное дело. Путем такого преобразования, при осуществлении принципа свободного развития народностей, писал Сераковский, можно соединить все части империи связью гораздо более прочной, чем крепости и цитадели. Литва, Белоруссия, Украина, отмечал он, имеют много общего как с русским, так и польским народом, и они «могут служить самой надежной связью России и Польши». В некоторых частных суждениях, например в оценке

2Ь

униатской церкви, Сераковский допускал ошибки, но общая главная мысль о возможности разрешения национального вопроса на принципах дружбы, сотрудничества, развития исторически сложившегося родства, близости языка и культуры народов, была верной и перспективной. Но, разумеется, план Сера-ковского был неприемлем для царского правительства. Даже самые «либеральные» сановники пришли в ужас при первом же знакомстве с его запиской. Только в кругу русских революционеров Сераковский нашел понимание и поддержку. С какой сердечной теплотой говорил Герцен о любимой мечте Сераков-ского – о дружбе вольной России с независимой Польшей. Только среди друзей, русских, польских, белорусских, литовских реводюционеров, мог Сераковский увлеченно развивать планы преобразования империи Романовых в -дружеский союз вольных славян.

Мысли, высказанные в записке «Вопрос польский» и нашедшие понимание и поддержку в кругах революционной демократии, Сераковский и Виктор Калиновский высказывали и членам кружка украинских общественных деятелей в столице (Костомаров, Белозерский, Кулиш и др.). Однако, как это видно из «Автобиографии» и других свидетельств Костомарова, революционно-демократические принципы разрешения национальной проблемы не нашли сочувственного отклика в этом кругу.

На первый взгляд может показаться, что издание «Слова», подготовка официальной записки «Вопрос польский» свидетельствуют о колебаниях Сераковско-го, об отходе от последовательных революционных позиций. Но только на первый взгляд. Эти и подобные действия Сераковского, Станевича и других польских революционеров убеждали колеблющихся и сомневающихся в том, что силе можно и нужно противопоставить силу, если все доводы разума и логики не в состоянии убедить царское правительство. Это было не либеральное прожектерство, а часть продуманной революционной тактики. Современники передают, что в революционных кругах Лит-

вы и Белоруссии накануне восстания ссылались на рукопись Сераковского «Вопрос польский» как на документ, дающий хорошую основу для разрешения национальной проблемы.

Рука об руку с Чернышевским и Добролюбовым Сераковский трудился над сплочением демократических сил страны, готовя их к грядущей, скорой революции, привлекая на ее сторону все разумное, благородное, мыслящее, что только было в офицерском корпусе царской армии.

Эта тщательно законспирированная нелегальная революционная деятельность Чернышевского и его соратников не может быть восстановлена во всех подробностях. В воспоминаниях современников эта тема или вовсе обходилась молчанием, или освещалась намеками, иносказаниями, а документов участников революционного движения осталось очень немного. Но и по оставшимся свидетельствам можно составить картину этой напряженной работы и убедиться, что Сераковский играл в ней далеко не последнюю роль. Чернышевский увековечил память своего друга в романе «Пролог», выведя там его в качестве основного героя под фамилией Соколовского, но сохранив почти без изменений все сколько-нибудь существенные факты его биографии. Он вкладывает в уста этого польского революционера призыв огромной взрывной силы: «Вся земля мужицкая! Выкупа никакого! Убирайтесь, помещики, пока живы!»

«Пролог» дошел до нас далеко не в полном виде. Лица, знакомые с первым вариантом романа или знавшие о его содержании из уст самого автора, с которым были вместе «в мрачных пропастях земли», указывают, что утерянные страницы «Пролога» содержали сцены споров Соколовского (Сераковского) с генералами о социализме в военных кружках, что эти споры и деятельность Сераковского в среде офицеров Николай Гаврилович всегда ставил в прямую связь с «Военным сборником». Около года Чернышевский редактировал этот журнал, но как много он успел сделать, как много сказать с этой всероссийской легальной трибуны! Соредакторами Чернышевского по «Военному сборнику» были офицеры генерального штаба Н. Н. Обручев и В. М. Аничков. И тот и другой были близкими товарищами Сера-ковского.

Сераковский, указывают соизгнанники Николая Гавриловича, передавая его рассказы, был близким человеком в кружке «Современника», другом Добролюбова и разделял все убеждения последнего. С этим прямо перекликаются строки из писем Добролюбова за декабрь 1858 года к его старому другу: приезжай в Петербург, «я тебе целую коллекцию хороших офицеров покажу». А через несколько дней Добролюбов писал: «Недавно познакомился с некоторыми офицерами Военной академии и был у нескольких поляков, которых прежде встречал у Чернышевского». В свое время, комментируя эти письма, Чернышевский писал: «Это были два кружка: один состоял из лучших офицеров (слушателей Военной академии), другой – из лучших профессоров ее. Николай Александрович был близким другом некоторых из замечательных людей обоих кружков». Одним из этих близких к Добролюбову, Чернышевскому и Сераков-скому офицеров был полковник генерального штаба Н. Н. Обручев. В годы демократического подъема он не раз заявлял вождям освободительного движения, что, если революции понадобится хорошая шпага, он готов обнажить свою. В 1863 году, когда гвардейскую дивизию, начальником штаба которой был Обручев, бросили против повстанцев Литвы, возглавляемых Сераковским, этот момент настал. Полковник Обручев не поехал в Литву, год сидел в резерве, не поднял оружия против вчерашних друзей. Это был демократически настроенный, превосходно образованный офицер, на которого многие товарищи смотрели как на нового Пестеля. Такими глазами смотрел на него и Сераковский. И когда Чернышевский, уже тяжело больной старик, отбывший каторгу и ссылку, перебирал дорогие реликвии – письма Добролюбова и комментировал их, он прямо не назвал ни одного из этих замечательных людей. Да и как их было назвать, если одни, погибнув в бою за свободу, числились в официальной России «мятежниками», «государственными преступниками», другие же занимали видные посты.

На квартире Сераковского (в 1857—1860 годах Станевич жил вместе с ним) частыми гостями бывали Чернышевский и Добролюбов, Обручев и Аничков. Здесь завязывались знакомства, круто изменявшие жизненный путь людей, превращавшие вчерашнего верноподданного в революционера. Сераковский и Станевич, действуя под непосредственным влиянием кружка «Современника», создали в Академии генерального штаба хорошо организованный революционный центр, оказавший большое влияние на распространение освободительных идей в царской армии.

После Крымской войны, обнажившей военно-экономическую отсталость царской России, правительство, спешно реформируя армию, обновляя ее командный состав, открыло доступ в военные академии заслуженным боевым офицерам. Формально решающую роль при зачислении играли не протекция и знатность, а наличие двухлетнего стажа службы в строю и высокая оценка на вступительных экзаменах. Этими положениями широко воспользовалась одаренная офицерская молодежь, имевшая за плечами военный опыт, участвовавшая в обороне Севастополя, в боях на Кавказе и в Средней Азии.

В конце 50-х годов в академиях – генерального штаба, Артиллерийской, Инженерной, в стрелковых и кавалерийских учебных центрах, образцовых полках, размещенных в столице и окрестностях, сосредоточилось значительное число офицеров – выходцев из беспоместного, мелкопоместного дворянства, чиновничества и пр. Просматривая формуляры слушателей военных академий тех лет, поражаешься обилию пометок: родового или благоприобретенного имения нет, сын коллежского регистратора, титулярного советника и т. д.

Эта среда жадно тянулась к знаниям, зачитывалась журналами. А лучшим и популярнейшим из тогдашних журналов был «Современник». Офицеры, собираясь у Чернышевского, с увлечением обсуждали новости политики и культуры. В составе слушателей академии 1857 года было два сотрудника «Современника» – Сераковский и Станевич. Как видно из воспоминаний товарища Зыгмунта по академии Новицкого, он возобновил знакомство с Чернышевским именно через Сераковского.

То обстоятельство, что среди профессоров академии находились такие люди, как Обручев и Аничков, также способствовало усилению влияния демократических идей в среде ее слушателей. Одно время товарищи Сераковского – профессора университета Спа-сович и Калиновский читали в академии специальные курсы по разработанным ими же программам, а Ян Станевич, окончив академию, остался в ней работать библиотекарем. Этот скромный пост открывал, однако, перед ними огромные возможности. Много позже один из царских генералов назвал Яна Станевича «скрытой волей готовящейся смуты». Если учесть, что офицеры, окончившие академию, разъезжались по полкам, направляясь преимущественно в Царство Польское и Западный край, где размещалось около половины армии, то не удивительно, что в скором времени почти в каждой воинской части образовались офицерские кружки и общества, группировавшиеся, как правило, вокруг офицеров генерального штаба. Многие генштабисты за два года учебы в академии получали не только солидные военные знания, но и крепкую революционную закалку.

В революционную организацию, действовавшую в Академии генерального штаба с 1857 года, кроме Сераковского, Станевича, Обручева, Аничкова, входили Ян Козелл-Поклевский, Юзеф Галензовский. Крупную роль в организации играл Виктор Калиновский, через него поддерживалась связь со студенческими революционными кружками в Петербурге и Москве, с патриотической молодежью в Вильно и Киеве. В 1858 году к ним примкнула новая группа офицеров, из которых выделялись братья Петр и Николай Хойновские. Набор 1859 года привел в академию Ярослава Домбровского, скоро ставшего одним из руководителей организации. Уже в 1858 году организация имела свои филиалы в Инженерной и Артиллерийской академиях, кадетских корпусах, Медико-хирургической академии и некоторых частях столичного гарнизона, начала устанавливать связи с революционными кругами Литвы, Белоруссии, Украины. Из военной среды она постепенно распространилась и на другие слои, преимущественно студенчество, из столицы перебросилось в провинцию. В организации преобладали офицеры – выходцы из «западных губерний», то есть Литвы, Белоруссии, Украины, но много было и русских и уроженцев Царства Польского. Среди однокурсников Сераковского, Звеждовского, Станевича были такие революционные деятели-, как Владимир Обручев – один из деятелей группы «Великорус». К организации были близки известные деятели революционного движения в армии: Андрей Потебня, Василий Каплинский, Павел Огородников. Стремление польских офицеров, группировавшихся вокруг Сераковского, к союзу с революционными силами России – важнейшая черта их деятельности. Идейным источником демократических убеждений офицеров-республиканцев была польская и русская революционно-демократическая литература. Уже в первых беседах с новыми товарищами Сераковский обращал их внимание на статьи «Колокола», посвященные крестьянскому вопросу и польско-русским отношениям. Беседа, обмен мнениями о прочитанном являлись первым шагом на пути новых слушателей академии к нелегальной офицерской организации.

Большое впечатление производили на умы офицеров общая предгрозовая обстановка в стране, рост крестьянских выступлений, волнения студенчества. Руководители организации были превосходно осведомлены, имели в руках письма, содержащие новейшие данные о настроениях народа в Польше, Литве, Украине, и ссылались на них в спорах и беседах. Как заявил член офицерской организации Гауке (впоследствии прославленный вождь повстанцев «Босак»), русское крестьянство пробуждается и недалек тот день, когда оно найдет общий язык с крестьянами

Польши и Литвы. А если невольники и рабы поймут друг друга, дворянство погибнет от их рук, если, конечно, заранее не откажется от своих привилегий. Как же в этих условиях можно отрицать необходимость русско-польского революционного союза?

Ни устава, ни других документов офицерской организации не сохранилось. По данным следственносудебных дел об участниках восстания, можно в общих чертах воссоздать ее структуру. В основу организации была положена система «десяток», то есть десять членов союза составляли основное звено, оно делилось на три «тройки», объединенные руководителем – десятским. Далее следовало объединение по три десятка во главе с тридесятским; сотню возглавлял старший. Центр организации был в Петербурге, ее отделения – в Вильно, Москве, Киеве, Варшаве. Члены организации вносили месячные

Приведенные данные говорят о том, что основной целью офицерского революционного общества постепенно становилась подготовка вооруженного восстания против царизма и крепостничества совместными силами русских и поляков. Но не сразу и не вдруг эти цели были приняты всеми офицерами. В понимании общих лозунгов о свободе, равенстве, национальной независимости среди них была большая разноголосица. Одни говорили о примирении помещиков и крестьян, вкладывая в понятие равенства установление гражданских свобод, равенство перед законом без ликвидации магнатского землевладения. Другие проповедовали необходимость пустить «с дымом пожаров» помещичьи фольварки. Но хотя среди военной молодежи и студенчества не было крепкого идейного единства в понимании путей борьбы за национальную независимость и принципов будущего государственного устройства освободившейся Польши и вольной России, ненависть к царизму, признание необходимости борьбы с ним объединяли всех. Поэтому в первые годы существования организации, когда прежде всего нужно было вербовать новых членов, вести пропаганду, выявлять сочувствующих, опоры по программным вопросам отодвигались.

взносы – до 5 процентов дохода, были обязаны «словесно и письменно распространять пропаганду, соответственную цели общества», привлекать новых членов. Организация, как уже указывалось, зародилась в военной среде, но стремилась распространить влияние «на все слои народа», в чем, по словам некоторых ее членов, и преуспела: «Много мещан и крестьян -было записано в это общество».

Среди активных членов организации были такие впоследствии видные деятели восстания, как капитан Людвик Звеждовский, поручик корпуса лесничих Валерий Врублевский. Через Константина Калиновского и Иеронима Кеневича поддерживались связи с передовой частью студенчества в Москве и Петербурге, где действовали польские студенческие общества – «огулы».

Через Сераковского и Станевича офицерская организация была связана с Т. Г. Шевченко, который поддерживал постоянные контакты со своими оренбургскими соизгнанниками с первых же дней после возвращения в Петербург. Хорошими знакомыми великого украинского поэта-революционера были и некоторые другие члены организации: Виктор Калиновский, Н. Д. Новицкий и др. Последний, как известно, ^принял активное участие в борьбе за освобождение родных поэта от крепостной неволи. Как вспоминал позже Новицкий, Шевченко не раз высказывал ему .свое возмущение братоубийственными национальнорелигиозными раздорами между русскими, поляками, украинцами, выступал за установление между ними дружеских отношений.

Численность военно-революционной организации установить трудно. Свыше семидесяти офицеров – .участников восстания были ее членами, но, разумеется, это далеко не все, кто входил в ее состав. Орга–низация существовала около шести лет, сыграв роль .подлинной кузницы военных кадров январского восстания 1863 года. За этот период в трех военных академиях столицы несколько раз сменился состав слушателей. Выпускники, разъезжавшиеся по воинским частям, часто создавали новые ее ячейки, о которых

33

£ Сборник

сохранились или самые общие сведения, или отры* вочные упоминания

Осень 1859 года явилась переломным моментом в истории организации. К этому времени завершается первый, подготовительный период ее развития, складывается ее основной костяк, сплачивается руководящая группа, определяются пути пропаганды. Именно осенью этого года по предложению Сераковского было решено проводить литературные вечера Они устраивались еженедельно на квартирах видных деятелей организации с целью пропаганды, выявления сочувствующих и вербовки новых членов. Эти вечера, принявшие вскоре под влиянием тогдашних событий характер бурных политических споров, сыграли крупную роль в истории организации, являлись ее внешним полулегальным покровом. Многие современники не знали о существовании нелегального офицерского союза, но о литературных собраниях шла широкая молва среди военных столицы. Мысль Сераковского об организации этих литературно-политических диспутов была счастливой находкой. Проведение вечеров связано с именем Ярослава Домбровского В его квартире проходили многие из них. Он, Василий Каплинский, братья Хойновские были душой этих диспутов. Здесь происходила политическая и нравственная подготовка будущих руководителей восстания, оттачивались революционно-демократические убеждения, выявлялись люди, достойные приема в члены нелегального союза. Может быть, значение этих «поров и дискуссий, определивших идейный облик целой фаланги польских революционеров, лучше всего, сам того не замечая, подчеркнул польский консерватор Юлиан Клячко, который писал о польских революционерах – участниках Парижской коммуны: «Боже, ты знаешь, что те чувства и мысли, ко* торые сейчас их объединяют с Коммуной, они вы-» несли из университетов Москвы, из казарм Петербурга».

В мае 1860 года Сераковский надолго уезжает в заграничную командировку. Она была связана с его давнишней идеей – борьбой против шпицрутенов.

jSs время учения в академии Сераковский под руководством профессора Спасовича и полковника Обручева глубоко изучил военно-уголовное право и военную статистику и после окончания академии был оставлен при военном министерстве. Образованный в это время Особый комитет готовил реформу военноуголовного законодательства. Сераковский представил военному министру собственный проект реформы. Материалы эти пока не найдены, но Чернышевский писал, что записка Сераковского была богатым сводом фактов, обосновывающих необходимость облегчения участи солдат, избавления их спин от палок и розог.

Против проекта отмены телесных наказаний восстали генералы николаевской школы во главе с военным министром Сухозанетом. Они ссылались на военно-уголовное законодательство Англии и Франции, допускавшее телесные наказания. Другая часть военных деятелей во главе с великим князем Константином Романовым и товарищем военного министра Милютиным высказалась в поддержку проекта. Для сбора данных, необходимых для реформы военно-уголовных законов, за границу был послан Сераковский. По-видимому, и Сухозанет и группа Милютина возлагали на его миссию свои особые надежды.

Сераковский направился в Лондон, где в это время происходил IV Международный статистический конгресс, в качестве члена русской делегации В повестке дня конгресса значился пункт о военной статистике При его обсуждении Сераковский поднял вопрос об отмене палок. По словам Герцена, он буквально втеснил вопрос о телесных наказаниях в ра–боту конгресса, затребовал цифры, данные, подробности. Уже одно это говорит, что Сераковский вышел за пределы инструкций Сухозанета Поражая чопорных англичан, он всюду – в кулуарах конгресса, в гостиных и салонах – с присущей ему страстностью ратовал за облегчение участи солдат. Как личный представитель военного министра великой державы Сераковский был принят в самых аристократических домах Лондона. Военный министр сэр Сидней Герберт представил его премьеру Пальмерстону и королеве Виктории. Для английской прессы это была сенсация: Россию на конгрессе представляет офицер, восемь лет носивший солдатскую шинель, поляк, поднимающий свой голос в защиту русского солдата! Англичане на конгрессе было заявили, что у них в армии и флоте палок нет, но Сераковский, тщательно подготовившийся к спору, тут же привел официальные приказы и инструкции британского адмиралтейства.

Благодаря неустанной работе Сераковского Лондонский конгресс статистиков, хотя и в неофициальном постановлении, высказался за отмену телесных наказаний. Герцен, превосходно осведомленный обо всем из уст самого Сераковского, с которым часто в те дни встречался, отмечал, что Сераковскому нужно было это решение, чтобы генералами от науки пришибить генералов-«дантистов». Герцен оказал Сераковскому самую горячую поддержку и помощь. Именно благодаря ему мы знаем о напряженной работе Сераковского на статистическом конгрессе. «Мы познакомились с ним в 1860 г., – пишет Герцен, – человек деятельности непомерной [...] он никогда не знал не только часа, но не знал, обедал он или нет. Постоянно занятый своим проектом, он не стеснялся с другими и несколько раз приезжал за полночь, будил меня, если я спал, и садился возле постели, чтобы читать записку, которую ему надобно было везти часам к 8 к Сиднею Герберту или в конгресс [...]».

О результатах своей деятельности Сераковский регулярно посылал донесения в Петербург. Собранные им данные после обработки Яном Станевичем направлялись военному министру Сухозанету и товарищу министра Милютину. Материалы, рассматривающие порядки в русской армии в сопоставлении с соответствующими учреждениями в английской, французской и других армиях, были настолько интересны и так красочно свидетельствовали о необходимости реформы в России, что доклады Сераковского затребовал царь.

Против некоторых положений он сделал пометки: «Дай бог, чтоб и у нас так было». Это была любимая фраза Александра, приводившая многих царедворцев в восторг, и мало кто догадывался о лицемерии всемогущего деспота. Основная часть данных, собранных Сераковским в июле 1860 – феврале 1861 года, была опубликована в «Морском сборнике» в январе – апреле 1862 года под заглавием «Извлечения из писем о военно-уголовных учреждениях главнейших европейских государств».

Сераковский писал, что преобразования армии неизбежны в стране, приступившей к уничтожению крепостничества. Сохранение палок в армии немыслимо в стране, где нет рабов, а есть граждане, отбывающие воинскую повинность. Телесные наказания, подчеркивал он, унижают человеческое достоинство, убивают ту настоящую воинскую дисциплину, которая рождается из сознательного выполнения своего долга перед родиной. Палкой можно сколотить в огромные колонны автоматы, но палки не нужны, вредны в армии, где каждый солдат является самостоятельной воинской единицей, действующей мужественно, умело, инициативно. Уничтожение палок, отмечал Сераковский, требует коренного изменения и офицерского корпуса. В России слово «военный» звучит как синоним необразованного или малообразованного человека, который путем грубой силы заставляет себе повиноваться солдат. Но офицеры должны стать лучшими представителями умственной и нравственной силы .нации, тогда солдаты будут гордиться ими, охотно повиноваться людям, которые выше их по уму и благородству мыслей и чувств. Таких людей они закроют в бою собственной грудью.