Текст книги "«Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Том I"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)

Минуту спустя все стихло, а стрелки бесследно скрылись.

Старший филер понял свой промах вместо того чтобы организовать наблюдение, он неосторожно вошел в пивную.

Для предания суду достаточных данных не было, и Свидерский административным порядком был выслан.

Из характерных шантажистов запечатлелся в памяти некий Ильницкий, подозревавшийся в военном шпионаже в пользу Австрии и в то же время заподозренный Польскою социалистическою партиею в предательстве по отношению к ней. Ему пришлось уехать из Царства Польского, и он начал появляться от поры до времени в различных городах России.

ГЛАВА 2 ВНУТРЕННЯЯ АГЕНТУРА. СЕКРЕТНЫЕ СОТРУДНИКИ

РоссшКэ^в мемуарах

Наблюдательный и ловкий, Ильницкий обыкновенно с весьма таинственным видом являлся к жандармскому офицеру, обещая ему сообщить важные сведения, но с условием не писать о нем, Ильницком, ни в Москву, ни в Варшаву, а прямо в Департамент полиции. Зная фамилии нескольких террористов, в том числе Б. Савинкова и др., он импонировал своею осведомленностью и давал «сведения» о якобы готовящемся «центральном» терроре. Он указывал фамилии некоторых сановников, родственники которых террористы, давал адреса ряда лиц, которые по справкам оказывались действительно там проживавшими.

После такого сообщения начинались выяснения, справки, запросы, наблюдения, а Ильницкий в то же время вымогал деньги. В результате ничего не оказывалось

В период таких странствований однажды Ильницкий приехал в Смоленск, где он по своему обыкновению сообщил свои «важные» сведения жандармскому офицеру. Для проверки был послан запрос в Москву, где я в то время был начальником охранного отделения. Здесь выяснилось, что непод-твердившиеся аналогичные сведения были уже им когда-то сообщены.

Ильницкий был арестован, и Департамент полиции циркуляром запретил пользоваться услугами этого лица.

В 1910 году в Москве был арестован Малиновский, член так называемой «семерки» ЦК РСДРП, «фракции большевиков».

Слесарь по ремеслу, 30 лет, высокого роста, шатен с застенчивым взглядом серых глаз, Малиновский производил впечатление заурядного фабричного рабочего, но из агентурных источников было известно, что он смелый и бойкий митинговый оратор и видный деятель фракции.

На основании таких данных было решено попытаться склонить Малиновского работать по розыску в качестве секретного сотрудника. Прямого предложения ему не было сделано, но осторожно, касаясь общих принципиальных вопросов, партийных тенденций и даже обстоятельств частной жизни, Малиновскому дано было понять, что убежденности в его поступках как большевика нет и что в нем сквозит деятель, толкаемый на революционную работу лишь авантюризмом его натуры, денежным расчетом и желанием быть на глазах рабочих с ореолом борца за народную свободу. Ему было также указано на не совсем устойчивое его прошлое и преследование по суду за присвоение чужой собственности.

Долго Малиновский молчал и размышлял. Он понял, что настроение его учтено верно.

мемуарах

Наконец, после долгого разговора Малиновский выразил согласие и на заданные ему вопросы относительно текущего момента и его сопартийни-ков дал правдивые ответы и тем убедил в искренности своего решения.

Свидание с ним затянулось до утра. Чтобы маскировать столь продолжительное пребывание Малиновского в охранном отделении, а также и его освобождение, пришлось немедленно же вызвать из тюрьмы остальных членов большевистской группы, опросить их и одновременно пока освободить.

Все меры предосторожности были приняты, и образ действий охранного отделения никому из членов партии не дал никакого подозрения, что Малиновский сделался секретным сотрудником, сначала под кличкой «Портной», а потом под псевдонимом «Икс».

Малиновский оказался весьма обстоятельным агентом, его сведения всегда отличались точностью и полнотою, почему, когда он был избран членом Государственной думы, все намерения революционных кругов были известны правительству.

Впоследствии Малиновский продолжал свое тайное сотрудничество с директором Департамента полиции С.П. Белецким; последний, между прочим, дал указания Малиновскому искусственно вызвать между думскими социал-демократами раскол и тем ослабить, при голосованиях, значение фракции социал-демократов, насчитывавшей в своей среде тринадцать человек. Сотрудник это поручение выполнил совершенно незаметно для своих товарищей, которые, может быть, до сего времени не догадывались, что все их распри и последовавший затем раскол фракции на две группы – одна в шесть, а другая в семь человек – были вызваны и проведены изложенным выше путем.

Малиновский официально как секретный сотрудник был разоблачен после февральского переворота 1917 года; деятельность его получила совершенно не соответствующее действительности освещение в прессе, будто бы при посредстве этого и других сотрудников Департамент полиции поддерживал большевиков ¹¹.

Наоборот, в условиях порядка вещей до Временного правительства деятельность большевиков в России проявлялась весьма замкнуто, и только после переворота она развилась до пределов, позволивших им захватить государственную власть в свои руки.

ажным фактором розыска кроме секретных сотрудников являются агенты наруж

В

Глава 3 НАРУЖНОЕ НАБЛЮДЕНИЕ. ФИЛЕРЫ

ного наблюдения, т. е. филеры.

Их роль состоит в выслеживании лиц на улицах, в кафе, в театрах, трамваях, поездах железных дорог и пр., для выяснения «деловых связей» и круга знакомств наблюдаемых, не входя с ними в соприкосновение.

Лицо, «взятое» в первый раз «в наблюдение», получало «кличку наружного наблюдения», обыкновенно по внешнему виду и особенностям. Под этими кличками филеры и знали наблюдаемых.

В некоторых случаях филерам поручалось и задерживать отдельных лиц, преимущественно террористов, чтобы предупредить вооруженное сопротивление при арестах их на квартирах.

Служба филеров очень трудна, требует выносливости и сметливости. Плох тот филер, который дает себя обнаружить наблюдаемому. В прошлом революционеры твердо знали, что за ними есть слежка, а потому прибегали к самым разнообразным способам, чтобы, с одной стороны, узнать в лицо наблюдающих агентов, а с другой – при установлении ими слежки парализовать ее.

Каждый вечер филеры, по возвращении с работы, собирались в канцелярии розыскного учреждения и составляли письменные сообщения, кого они видели и что сделали за день, а затем, получив указания и распоряжения на следующий день, расходились по домам, обыкновенно не ранее полуночи. Назначались они в наблюдение нарядами, по нескольку человек в каждом, причем более опытный филер был за старшего.

Профессиональная сообразительность и наблюдение «без провала» вырабатывались у них приблизительно не ранее двух лет.

В некоторых случаях приходилось пользоваться филерами под видом торговцев, посыльных, велосипедистов и извозчиков, для чего имелись свои экипажи и лошади, а иногда даже брался в аренду конный экипаж.

мемуарах

Департаментом полиции была составлена о службе наблюдающих агентов подробная инструкция, которая впоследствии попала в руки революционеров, была перепечатана и получила среди них широкое распространение. Таким образом почти все партийные работники были хорошо ознакомлены с системой и техникой наружного наблюдения ¹².

Комплектовались филеры преимущественно из запасных унтер-офице-ров, причем о каждом кандидате предварительно наводились подробные справки. Помимо отличной аттестации желавшие служить по наблюдению должны были обладать хорошими зрением и слухом, крепким здоровьем и отличаться сметливостью и трезвостью.

Служба филеров была не только трудна, но и опасна в особенности при наблюдениях за боевиками. Многие из филеров были убиты во время такой работы, и неоднократно они подвергались на своих постах обстрелу из засад вооруженными террористами; зачастую приезжавших видных партийных работников и боевиков, обладавших нелегальными, на чужие фамилии, паспортами, филеры опознавали при встречах лишь по наружности. У филеров с течением времени вырабатывалась специальная особенность – запечатлевать и представлять себе в памяти лицо лишь по фотографическому снимку или по точно указанным приметам как действительно ими виденного в натуре человека. Внешность наблюдаемого сохранялась в памяти у способного агента в течение многих лет, несмотря на массу лиц, которые проходили перед его глазами.

Когда филерами устанавливалось местожительство обследуемых лиц, тогда выяснение наблюдаемых поручалось так называемым агентам по выяснению. Эти служащие, обыкновенно переодетые в форму полицейских надзирателей, по приходе к управляющему или дворнику дома добывали негласно необходимые сведения. Таким образом устанавливались адреса, фамилии, звания и прочие сведения о лицах, интересовавших с какой бы то ни было стороны политический розыск. «Негласно» выяснить лицо представлялось весьма затруднительным вследствие болтливости дворников и прислуги, почему наблюдаемых по террору, тайной типографии и тому подобным серьезным делам обыкновенно выясняли во время ликвидации.

Из обширной и разносторонней практики филерской деятельности вспоминаются отдельные характерные эпизоды.

В г. Одессе состояла под наблюдением розыскных властей небольшая группа партийных революционеров, которой секретная агентура приписы-

ГЛАВА? НАРУЖНОЕ НАБЛЮДЕНИЕ ФИЛЕРЫ

/’мхшгО^л мемуарах

вала участие в работе по тайной типографии. Все эти лица, за каждым из которых следили отдельные филеры, обыкновенно с утра приходили в квартиру, помещавшуюся во дворе одного огромного многоэтажного дома с таким же флигелем. Без того, чтобы не быть обнаруженными, надзиратели и филеры не могли входить во двор этого дома, и квартира, в которой собирались наблюдаемые лица, оставалась невыясненною. При этом случалось, что наблюдаемые не выходили до вечера и несколько человек филеров в течение целого дня безрезультатно блуждали по улице Опасение «провала» озабочивало старшего филера Г., который ежедневно лично проверял службу своих подчиненных. Однажды днем он подошел к указанному дому и увидел, что одна из состоявших под наблюдением в этой группе женщин вышла со двора в платке и направилась в вблизи находившийся магазин съестных припасов. Г. быстро и незаметно снял шляпу и пальто, и когда женщина возвращалась с покупками обратно, он с противоположной стороны улицы направился в то же время во двор дома. Маневр этот удался, так как женщина, по-видимому, не обратила на Г. никакого внимания, предположив, что это – квартирант, вышедший, как и она, из дому на несколько минут, по делу. Между тем Г. с безразличным видом направился по той же лестнице вслед за женщиной, но только поднялся этажом выше и таким образом установил квартиру, в которую она вошла. В этой квартире был произведен обыск и обнаружена хорошо оборудованная типография, в которой печатались распространявшиеся в большом числе революционные воззвания

Находчивость проявил и другой филер, когда однажды в Кишиневе наблюдал за приезжим партийным деятелем. Как-то следуя за последним по одной из нелюдных улиц, филер заметил, что наблюдаемый остановился и, прочитав какую-то записку, разорвал ее на мелкие клочки, которые тут же бросил на мостовую. Тогда филер на ходу, заинтересовав деньгами случайно находившегося вблизи уличного мальчика, чтобы он собрал с земли все кусочки порванной бумаги, продолжал слежку. К вечеру мальчик принес свою находку в охранное отделение. Записка была полностью восстановлена и оказалась серьезного содержания, с двумя адресами, послужившими в результате к выяснению группы террористического характера.

Иногда в интересах дела приходилось, так сказать, «проваливать» наблюдение, т.е. приказывать вести слежку так, чтобы наблюдаемый его заметил.

мемуарах

Как-то в Одессе одна еврейка, сама по себе незначительная и неинтеллигентная партийная работница, сильно мешала в продолжение значительного времени выяснению интересовавших охранное отделение лиц. Она служила «связью» между этими неизвестными и передавала от одного другому конспиративные сведения, благодаря чему члены группы не имели надобности встречаться или бывать друг у друга, а потому оставались невыясненными. Пришлось изыскать такой способ, который заставил бы партийных деятелей выйти на улицу и выявить свои взаимоотношения, оставляя в стороне в то же время обыск и аресты, которые могли бы «спугнуть» выясняемых. Филерам с этой целью было указано вести наблюдение «вплотную» за еврейкой, чего она не могла не заметить. Этот прием увенчался успехом, так как, видя вблизи себя, на разных улицах, одних и тех же лиц, она сократила свои визиты, а на второй день к вечеру, утомленная бесплодным хождением по городу под явным преследованием агентов, отправилась на вокзал и даже без багажа выехала в Кишинев. Она сделала то, что для успешного розыска было нужно.

Означенные примеры хотя и незначительны, но показательны, насколько быстро должен соображать и действовать филер в некоторых случаях. В последующих главах деятельность филеров будет представлена более живо.

Масса раненых, замученных и убитых филеров во время их повседневной службы не останавливала их сослуживцев от продолжения работы с явной опасностью для жизни.

Многие филеры работали долгие годы, быстро старясь и расшатывая свое здоровье, причем самый незначительный процент из них уходил для подыскания себе иного занятия.

Каждый человек свыкается со своей профессией, таков уж закон природы. Филеры выступали и на суде в качестве свидетелей, устанавливая встречи и знакомства обвиняемых.

В России по охранным отделениям прошли в наружном наблюдении тысячи лиц. Оно велось главным образом за террористами и их связями, затем за работавшими в подпольных партийных предприятиях, будь то: комитеты, тайные типографии, фабрики разрывных снарядов и т.д. Лица, встречавшиеся с наблюдаемыми, то брались в слежку до выяснения отношения их к «работе».

Лицо находилось в наблюдении и несколько дней, и длительные периоды в зависимости от его значения для розыска, отношения к партийной работе и времени ликвидации обследуемой группы.

Россия3-.в мемуарах

За каждым наблюдаемым назначалось не менее двух филеров. За центральными фигурами и более, ибо «обставлялись» вокзалы, пристани, квартиры и т.д., дабы «не потерять» таких лиц.

У публики сложилось представление, что филеров было так много, что молва считала их в больших городах сотнями, а в столице даже тысячами.

Во всей России было тысяча с небольшим агентов наружного наблюдения – и число их в губерниях колебалось от 6 до 40 человек, причем последняя цифра относится к крупным центрам. В столицах в ежедневном наряде было от 50 до 100 человек.

В это число не входят команды, существовавшие для охраны Императора, министров и некоторых других лиц. В настоящее время большевики публикуют обширный материал о работе этих команд, почему я впоследствии имею в виду говорить о них подробно.

Что же касается филерского наблюдения за границей, то, принимая во внимание, что иностранные державы не имеют права вести розыска, там наружное наблюдение осуществлялось весьма секретно и частным образом, сводясь к выяснениям отдельных лиц и сопровождению, обыкновенно: транспортеров, террористов и пропагандистов, при поездках их по железным дорогам и пароходам. Но это удавалось весьма редко. На всю Европу было всего несколько человек филфов, число которых иногда увеличивалось для исполнения особых задач присылкою из Петербурга необходимого числа этого рода агентов.

Предположение, что в филерской «слежке» у большевиков теперь находятся все эмигранты, занимающие более или менее видное положение, неверно, так как технически это невыполнимо, и, кроме того, несомненно, за их деятельностью и связями ведется более рациональное и широкое наблюдение внутренней агентурой (секретными сотрудниками), на что и указывают материалы, помещаемые в «Правде» и «Накануне» ¹¹, а равно и устные сведения. Необходимо быть весьма осмотрительным в разговорах вообще, а с новыми лицами в особенности ¹⁴.

Глава 5
КОНСПИРАТИВНЫЕ КВАРТИРЫ

Конспиративными квартирами называются такие, на которых происходят свидания руководителя политическим розыском с «секретными сотрудниками». Они нанимались в разных частях города и возможно чаще менялись. На более старой квартире принимались сотрудники новые и «непроверенные», затем на других уже испытанные, но не особенно серьезные, и только адрес третьих квартир предоставлялся нескольким серьезным сотрудникам, в отношении которых принимались особые меры предосторожности в смысле предохранения их от разоблачения.

Места свиданий с секретными сотрудниками было интересно выяснить тем, кто являлся объектом розыска, а потому начальник розыска брался ими, в свою очередь, в наблюдение. Иногда это удавалось, и тогда конспиративная квартира подвергалась наблюдению со стороны революционеров. Чтобы этого избежать, вход в конспиративную квартиру и прилегавший к ней район «проверялись» хозяином квартиры и таким образом устанавливалось, нет ли контрнаблюдения. При свиданиях требовалась большая осмотрительность, и ее нарушение влекло за собой непоправимые последствия и даже неоднократно убийства заведывающих розыском. Квартира находилась в ведении испытанного служащего, обыкновенно отставного филера. Ключ от квартиры мог быть только у него. Он обыкновенно встречал на улице как секретных сотрудников, так и лицо, ведущее розыск; отдельно провожал их в квартиру и выпускал на улицу. Тут же наблюдалось, чтобы не могло произойти случайной встречи между секретными сотрудниками, хотя часы свидания им всегда назначались в разное время.

Вот примеры последствий неисполнения изложенного.

Начальник Петербургского охранного отделения полковник Карпов, не разобравшись, что некий Петров подослан революционерами для убийства, принял его предложение работать в охранном отделении в качестве секретного сотрудника. Скоро Петров вошел в доверие к Карпову, и последний дал сотруднику ключ от конспиративной квартиры. Петров, воспользовавшись

Россия'^^в мемуарах

этим, а равно и тем, что на этой квартире не было «хозяина», провел провода электрического звонка к ящику с динамитом, поставленному им под диван, на котором обыкновенно сидел Карпов при свидании с Петровым

Карпов явился и действительно сел на диван, а Петров, замкнувши электрический ток, удалился. Произошел взрыв, Карпову оторвало обе ноги, и он тотчас же умер. Что же касается Петрова, то дворник дома, услышавши взрыв, задержал его «по подозрению» и передал властям.

По приговору суда Петров был повешен.

В 80-х годах, вопреки правилам, заведывающий политическим розыском в С.-Петербурге полковник Судейкин имел конспиративную квартиру у секретного сотрудника Дегаева. Последний вскоре был заподозрен своими товарищами, которые, как в искупление вины, потребовали от Дегаева убийства Судейкина. Это и было исполнено первым, когда второй пришел к нему на квартиру ¹⁵.

Дегаев скрылся в Америку, где он и проживал до последнего времени, состоя профессором.

Подобные случаи были зарегистрированы и в других розыскных органах.

Глава 6 ЭЛЕМЕНТАРНЫЕ ПРИЕМЫ КОНСПИРАЦИИ ВООБЩЕ И У БОЛЬШЕВИКОВ В ЧАСТНОСТИ

Все политические группировки, покушавшиеся на существовавший государствен-ный строй путем заговора, соблюдали конспирацию как основное начало, т.е. в работу посвящались лишь причастные непосредственно к тому или иному действию. Лица высших организаций появлялись в низших всегда под псевдонимами, которыми вообше широко пользовались в революционной работе. Особое внимание обращалось на переписку, о серьезных делах, распоряжениях, адресах и партийных предприятиях излагалось осторожно условными выражениями, шифром и химическим текстом. Активные работники зачастую жили по нелегальным паспортам, для корреспонденции своими квартирами не пользовались, почему она им направлялась на адреса лиц, стоящих вне подозрения («чистые адреса»).

Вели они замкнутый образ жизни, избегали излишних встреч друг с другом, постоянно следили за собой во время разговоров и обращали серьезное внимание, чтобы на случай обнаружения их работы полицией при производстве обыска не было бы уличающего материала против них и их товарищей. Адреса, переписка и литература хранились в самых скрытых и подчас невероятных местах: за плинтусами, в стенах, в уборных, прикреплялись снизу под сиденьями и т.п. Зачастую адреса отмечались и на стенах под видом цифровых хозяйственных записей. Кроме того, активные работники всегда старались убедиться, нет ли за ними наружного наблюдения, для чего «проверяли» встречных, как идя по улице, так и находясь у себя дома. На случай ареста или прихода в квартиру полиции обыкновенно в окне выставлялся условный знак, запрещавший туда вход (лампа или какой-либо другой предмет), спускалась или поднималась занавеска, принимала определенное положение ставня и т.д.

На случай ареста революционеры знали азбуку, введенную еще Рылеевым, при помощи которой, перестукиваясь, арестованные сообщались между собою. Эта азбука состоит из 30 букв, помещенных в шести рядах и пяти

РоссшГ^^в мемуарах

колонках. Число первых ударов указывало ряд, число вторых – колонку, пересечение давало букву ¹⁶.

Конечно, самое существенное дело в конспирации – это сокрытие текущей работы партий и организаций, а равно и способов ее осуществления.

Одним из наиболее надежных способов сокрытия работы от розыска было исполнение задуманного дела отдельными, друг друга не знающими группами. Централизация достигалась общением только групповых выборных, которые по восходящей линии представляли собою районные, городские, областные, центральные комитеты и, наконец, съезды. Верхи партий почти всегда находились за границей, и сношениями с ними координировалась вся работа. Только вне досягаемости русской власти допускалась централизация материалов партий, да и то по отделам; на местах же письменный материал доведен был до минимума и преимущественно [был] зашифрованным, но нет еще такого шифра, который нельзя было бы расшифровать.

Ведение адресных реестров было всегда недопустимо. При таком порядке со стороны исполнителей требовалось много выдержки, добровольного, сознательного и беспрекословного подчинения, чем и отличались русские революционные организации; поэтому при ликвидациях обыкновенно гибла только часть или одна группа партии, которую при существовании целой системы организаций воссоздать было нетрудно. Незнакомство с конспирацией и техникой организации влечет за собою провал подпольного дела, на что и указывают дела, столь нашумевшие в России, – Щепкина, Таган-цева и других. Доверившись малоизвестным и «непроверенным» лицам, Таганцев допустил их к глубокой организационной работе, вследствие чего они имели возможность узнать адреса членов группы и их настоящие фамилии, а также план деятельности, почему и выдали всю организацию полностью. После ареста Таганцев дал откровенное показание советским следователям, чем уличил всех своих сообщников, которые вместе же с ним и были расстреляны, в числе до 100 человек.

Такая же участь в Москве постигла организацию Щепкина, когда было убито свыше 300 человек, преимущественно офицеров, входивших в эту организацию.

Что же касается мелких антисоветских групп, то большинство из них разоблачается большевиками в первоначальной стадии организационной работы, опять-таки вследствие неопытности инициаторов и неисполнения ими основных требований конспирации. К этому следует добавить, что

мемуарах

бывшие революционеры из-за конспиративных соображений почти всегда отказывались от дачи показаний на допросах.

Ранее это проводилось ими даже как правило, а в последнее время этот обычай очевидно забыт.

Не менее конспиративным было умение обойти закон путем использования для революционных целей «легальных возможностей», что важно главным образом для пропаганды. Союзы, библиотеки, фабричные школы и иные общественные организации приноравливались к целям революционных и оппозиционных партий. Скрытая тактика лидеров революционного движения была подчас так разработана и конспиративна, что правительственная власть, учитывавшая весь вред длительной оппозиционной работы, в то же время не могла квалифицировать ни одного из проявляемых таким образом действий по какой-либо статье закона и часто становилась в беспомощное положение. Таким путем и создавалась оппозиция, угрожавшая существовавшей власти.

К слову сказать, такое явление наблюдалось и наблюдается теперь и в других государствах.

До революции 1917 года в России самыми конспиративными партиями являлись те, которые создавались на национальных началах. Религия, народность, быт, национальная психология и воспитание спаивали сильнее, чем только доктрины классовой борьбы. Из среды таких образований чрезвычайно трудно было приобретать серьезных секретных сотрудников, как равно и работать с ними было весьма тяжело, так как они должны были быть весьма сдержанными и осмотрительными. Национальные партии относились весьма чутко к неудачам своих предприятий, и в таких случаях у них всегда являлись опасения, нет ли в среде «провокатора», а потому старались еще тщательнее подвергнуть проверке друг друга и усугубить конспирацию. В случае же обнаружения «сотрудника розыска» он предавался смерти, иногда даже при невероятных обстоятельствах.

Особое внимание своею конспирацией и интенсивной работой обращали на себя 1) еврейская партия «Бунд» ¹⁷, 2) армянская «Дашнакцютун» ¹⁸и

3) Польская социалистическая партия (революционная фракция).

Меньшевики Российской социал-демократической рабочей партии слишком разбрасывались в своей деятельности, и группировки их являлись менее конспиративными, вследствие чего легко и скоро разоблача-

PocciuS^L^e мемуарах

лись. Социалисты-революционеры также особой конспирацией не отличались, за исключением их боевых выступлений, направленных к совершению убийств должностных лиц и ограблению казначейств, банков, касс и тому подобного

Из современной действительности следует отметить, что конспирация, проявляемая большевиками, является весьма поучительной. Наглядно это подтверждается словами одного из видных деятелей советской клоаки, некоего Лозовского, который фигурировал во Франции и в качестве нелегального пропагандиста, и в качестве полномочного лица. В своей брошюре «Рабочая Франция», издания 1923 года, Лозовский описывает свое путешествие в 1922 году из России во Францию через Берлин. Предоставим ему слово ¹⁹:

«Наконец, – говорит автор, – некоторые технические затруднения были улажены, я перевел свою внешность на французский язык, получил (в Берлине) в Бельгийском консульстве визу и под именем Макса Веллера, гражданина французской республики, отправился в Париж через Брюссель.

Я уехал из Парижа, – продолжает Лозовский, – более пяти лет тому назад, в начале мая 1917 года. Мой отъезд не обошелся гладко. Когда разразилась русская революция, то союзники в первую голову пустили в Россию социал-патриотов. Первыми отправились в Россию Алексинский, Плеханов, Авксентьев и другие. Нас, издававших в Париже интернационалистические органы, было решено не пускать в Россию. Уже в марте я обратился за разрешением, но мне в префектуре открыто сказали, что паспорта не дадут, а почему – я сам должен знать. Я действительно сам знал, но так как я не имел ни малейшего желания просидеть русскую революцию в Париже, то прибег хотя и к своеобразному, но действительному средству, чтобы получить разрешение. Я начал посещать ежедневно социалистические и профессиональные собрания и выступать с докладами о русской революции. Я не пропускал ни одного случая, чтобы не выступить, причем подробности о происходивших в России событиях вызывали в парижских рабочих такой энтузиазм, что французское правительство решило из двух зол выбрать меньшее, т.е. выдать мне паспорт и разрешить отправиться через Англию в Россию.

Я въезжал в Париж, где оставил столько друзей и единомышленников, с которыми работал во время войны. Я мечтал о том, как я пойду на Бир-

мемуарах

жу труда, где в течение двух лет состоял секретарем одного синдиката, как отправлюсь в дом Всеобщей конфедерации труда и вообще окунусь в знакомый мне синдикальный воздух. Но вдруг я вспомнил, что я – собственно не я и что мои похождения могут носить довольно ограниченный характер. Я так размечтался, что забыл, как меня зовут и когда и где я родился. Я лихорадочно начинаю рыться в своем кармане, вытаскиваю свой паспорт с необходимым количеством виз и штемпелей и вижу, что зовут меня Макс Веллер и что я – промышленник, владелец крупных автомобильных заводов.

Со мною несколько раз случалось, что я вдруг забывал свое имя, день рождения и другие подробности. Поэтому, сидя в вагоне, я бесконечное число раз повторял в уме свое имя, старался запомнить, что родился в сентябре 1884 года и т.д. Это не так просто, как может показаться с первого раза, потому что, будучи в Германии, я родился совсем в другом году и в другом месяце, а так как мне пришлось заново родиться в течение 2-3 дней, то неудивительно, что в голове происходит на этот счет некоторая путаница.

Вдруг под самым Парижем мне показалось, что какой-то господин слишком внимательно начал на меня заглядываться. Со мною из Брюсселя ехал товарищ-бельгиец, провожавший меня до Парижа. Мы сидели в разных купе, иногда во время дороги нечаянно встречались у окна и рассматривали пейзажи. Перед самым приездом, когда я вновь случайно встретился с ним, я ему между прочим сказал, что лучше будет, если мы будем выходить поодиночке, причем каждый поедет в другую сторону, ибо, если любопытный господин интересуется мною, то бельгийцу, во всяком случае, проваливаться незачем. Если я благополучно выберусь с вокзала, значит, первая партия выиграна. Вот поезд подходит к вокзалу, и я с совершенно независимым видом выхожу на платформу, врезываюсь в толпу, беру автомобиль и говорю шоферу – на Рю Реомюр, поближе к фондовой бирже.

Итак, я – промышленник и коммерсант. Положение, как известно, обязывает. Для того чтобы администрация отеля знала, что у нее живет человек благонамеренный, я сейчас же по приезде заказал через контору, чтобы мне по утрам доставляли “Матен” и “Пти Паризьен”. У себя в комнате я не держал ни одной коммунистической и даже социалистической газеты, а монархическую “Аксион Франсез” оставлял на виду в своей комнате. Для того чтобы моя благонамеренность и моя любовь к французскому отечеству была вне всякого сомнения, я купил несколько антибольшевистских брошюр, заручился парочкою французских немцеедов, положил на стол кол-