Текст книги "Ректор и 13-я студентка Глазовской Академии магии. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Авдотья Репина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Монах рассеяно кивнул, все его внимание было сосредоточено на чемоданчике.

– Поскольку ты теперь не испытываешь сложностей с проживанием на поверхности, я, как глава Академии, обязан обеспечить тебя, как ее работника, жильем. Вот договор на аренду квартиры, и ключи от нее, – Рихтер протянул Монаху папку. – Если не понравится, то подыщем что-нибудь другое. Идем, – это уже Мире.

Она попрощалась, но Монах ей не ответил. Не услышал, он был весь в себе.

– Оставим его, – Андрей потянул девушку за собой.

Они зашли в общежитие, пообщались со студентами, которые, как обычно, вечером собрались в холле. Кто-то ужинал, кто-то выполнял учебные задания, Белый и Васюта играли в шахмачи.

Близняшки Саша и Маша хвостиками ходили за Рихтером, пока тот наливал себе кофе.

Сергей Сергеевич поспросил Миру объяснить кое-что по начертанию.

Белка без умолку трещала, терпеливая Вилка лишь кивала головой на рассказ подруги.

Мирон, Лев и Кир в присутствии ректора перешли на кодированный язык, они вместе с Платоном тайком разрабатывали артефакт, который бы позволял выигрывать в любой игре.

Олианна с видом принцессы прошествовала из комнаты для самоподготовки в свою комнату. Ее поведение все больше напоминало Мире Ирэну. Аж передернуло.

В покои ректора возвращались по одному, а потом Андрей попросил Миру открыть портал в их квартиру. Мол, это практика у нее такая. И она открыла. Сначала смогла держать портал только несколько секунд, а потом получилось почти минуту.

Когда они очутились в квартире, Мира ахнула – та вся была заставлена горшечными цветами. И несколько туй в вазонах стояло на балконе.

– Я посчитал, что мало дарил тебе цветов, – прокомментировал Андрей. – А цветы не в горшках ты не любишь, я знаю. И ветки яблони в вазах – тоже.

– Мне очень нравится. Спасибо! – она прижалась к нему.

– Это тебе спасибо, счастье мое, – Андрей поцеловал ее нежно-нежно. У нее от таких поцелуев обычно ноги подкашивались, ему приходилось ее перехватывать и прижимать к себе.

Эту нежность Мира вспоминала несколько недель спустя, когда вернулась из Р-мира, и ей потребовалось все самообладание и смелость.

– Начинается, – проговорила мисс Шарлотта, заходя в кабинет Лорана в Академии.

Тот лишь кивнул и вернулся к своим записям.

Глава 18 Постапокалиптическая: Правда за ложь

Андрей Рихтер ждал возвращения Миры.

Отпуская ее одну в каждый из миров, он просчитывал, насколько это было возможно, риски и возможность ее невозврата. И этот мир, куда она ушла сейчас, пугал его больше всего, потому что, по описанию, был варварским. Его девочка, которую он сам готовил и натаскивал на разного рода провокации и нападения, должна была справиться. Но она все не появлялась. Критическое время ее возвращения – завтра утром.

Сейчас уже ночь. Но Мира никогда еще не выходила за критическое время, предпочитая вернуться как можно раньше, с запасом.

Поэтому он не спал, а стоял у окна в своем кабинете и смотрел на спящий город. На этот спящий город, на площадь Свободы, они любили смотреть вдвоем из окна из квартиры, обнявшись.

Она ушла вчера в 12.34.

С тех пор он не спал, был слишком уставшим, и организм требовал восстановления сил. Еще организм требовал закурить, но Рихтер сдерживался, потому что Мира морщила носик, когда обнимала его и улавливала запах сигарет. Выходил из положения по-другому: язвил больше обычного, выпускал пар в боевом зале, пил кофе – справлялся, как мог, одним словом.

Пошел в обсерваторию, чтобы перепроверить временные границы пребывания Миры в Р-мире, хотя был уверен в правильности своих вычислений, но почему-то завернул в медблок. Как оказалось, не почему-то, а потому что способности магерика подстроились под его состояние таким образом, что выпятилось на первый план провидение.

Едва оказался среди больничных коек, еще не включил свет, а уже почуял, как хищник, что она здесь. Бесшумно прошел и сел на стул около окна. Почему так поступил? Потому что Мира неспроста пряталась тут.

Конечно, спряталась, иначе бы уже прибежала к нему. Эта догадка неприятно резанула по сердцу. Поэтому отключил чувства и включил мозг. Так, над кроватью, где она лежит, растянут лечебный купол, сама девушка крепко спит, повернувшись на живот.

Больше ничего не увидел, но когда зрение в темноте притупилось, а другие чувства обострились, почувствовал запах заживляющей мази и крови. Если Лакомба здесь нет, значит, пробралась сюда, когда он уже ушел. Лоран ни за что бы не оставил ее здесь одну. И уж точно сообщил бы о Мире главе Академии.

Если лечебная мазь, значит, она получила серьезную травму. В подтверждение этого факта говорило и то, что она не пришла к нему. Или постеснялась, или не хотела беспокоить. Скорее всего, второе. И то и другое неприятно – не доверяет ему, своему мужу и любимому человеку. Или кто он для нее?

Рихтер не сдержался и закурил.

Мира снова шла по знакомым местам и не узнавала их. Помня о своей цели и небольшом количестве времени, отведенном на выполнение миссии в Р-мире, она быстрым шагом вышла из Академии, та каким-то чудом оказалась безлюдной. Только задержалась у окна второго этажа, чтобы было виднее, где лучше проложить маршрут – ей предстояло пересечь площадь Свободы, метка выхода из мира висела на противоположном ее конце, в районе здания, где в ее мире была аптека. Всего метров восемьсот.

Но это было просто лишь на первый взгляд.

Нет, город Глазов остался городом Глазовом с теми же зданиями, улицами и ландшафтами. Но он был не узнаваем. В Р-мире, в этой вариации Глазова сосуществовало такое количество религий и культов, что город казался пестрым одеялом, пошитым деревенской кудесницей.

Было страшно, потому что на тот конец площади Свободы проще было пройти по воздуху, чем по земле, потому что каждый метр центра города был усеян шатрами, времянками, ограждениями, ширмами, куда стеклись последователи разных религий и культов.

Мира задержалась на крыльце Академии, время поджимало, а ясной стратегии у нее не было, потому что протиснуться через эту плотную толпу людей – казалось, что весь город собрался тут, – было невозможно. Люди были везде: на улице, в зданиях, на окнах, на крышах и деревьях.

Собралась и пошла. И тут же ее подхватил вихрь пестро одетых босых людей.

– Мы не верим в обувь, – блаженно заявил один из них, у него длинные спутанные волосы, на которых нанизаны разноцветные бусинки.

– Обувь существует только в твоем сознании, – подхватил его единомышленник, выглядевший практически так же. – Отпусти сознание, и идем к нам, – увещевал он.

– Нет, – твердо ответила Мира и побежала дальше.

Пестрая толпа нелюбителей обуви уже нашла себе новую жертву.

Группа людей, чьи лица и волосы были измазаны глиной, стояли в кругу с опущенными головами, молчали, но издавали звуки, похожие на гудение пчел в улье. Их одежда тоже была коричневой, но грязной, казалось, что они не меняют ее и не моются.

– Слушай землю, – утробным голосом вещал, по всей видимости, их лидер. Он стоял на небольшом камне. – Наполни себя силой земли!

И раздавал по кругу своим единомышленникам куски жирной земли, которую те тут же ели.

Мира поспешно отвернулась от них и едва не влетела в толпу женщин в строгих серых костюмах и шляпах с узкими полями. Они размахивали зонтами и плакатами «Женщина – венец творения!», «Женщины генетически чистый материал!», «Нет женщины – нет мира!», «Только женщина воспроизводит себе подобных».

– Иди к нам, сестра, – негромко позвала из толпы хорошенькая девушка. Ее лицо портил уродливый шрам от виска до подбородка. Девушка несмело держала плакат «Женщина достойна лучшего». По ее неуверенному выражению лица было понятно, что она не понимает, какое именно лучшее хочет получить. Оглянулась по сторонам и произнесла негромко, – тут не бьют… – и ее рука потянулась к шраму на лице.

Мира сочувствовала жертве, по всей видимости, мужского насилия, но шаг не сбавила и пошла дальше. Лучше вернуться в свой мир с большим запасом времени, чем опоздать и остаться здесь.

Толпу людей, мирно молящихся трехлитровой пустой банке, стоя в кружок, она тоже обошла. Эти последователи странного культа то пригибали колени и задевали лбом землю, то, насколько могли, прогибались в спине назад. Поскольку их движения были не согласованы, они ударялись друг о друга затылками и носами, отчего из последних текла кровь. Но люди были настолько поглощены странным занатием, что не обращали внимания на неудобства своего времяпрепровождения. Иногда на их лицах появлялась улыбка, тогда они кричали: «Да! Да! Да!», и начинали кланяться с новой силой.

Когда Мира шла мимо рядов с людьми, которые молились на своих домашних питомцев, ее попытался схватить мужчина, одетый в просторную рубаху и черные штаны на подтяжках. Но она, как учил Андрей, выбралась из захвата и ударила его по рукам и бедру телескопической дубинкой для самообороны, которая складывалась и висела у нее на поясе.

Пистолет, который Рихтер на всякий случай тоже дал с собой, она выбросила: как и говорил муж, он тут не работал, а нож взять не захотела, побоялась, что ранит кого-нибудь. Или сама покалечится.

Пострадавший мужчина застонал, но попыток схватить ее еще раз не предпринимал, а девушка юркнула между людьми в жёлтых одеждах, скрывающих их от головы до пят, и людьми, раздетыми по пояс. Похожим образом она отбилась от еще одного фанатика, тот надел на нее наручники, которые она благополучно сбросила. Практика Андрея пришлась кстати.

До метки, к счастью, оставалось несколько метров, когда Мира почувствовала, что маячок активизировался, и тянул ее не в сторону метки, а рядом, в здание, где в ее мире располагается кафе «Килиманджаро».

Здесь, на этом месте, было что-то вроде салона предсказаний под названием «Эммануэлита и ворон», Мира зашла в него. В предбаннике сидел неопрятный мужчина, одетый как офисный работник в костюм и туфли. Он пытался улечься в небольшую коробку, свернувшись калачиком. Но коробка рвалась, не выдерживая его размеров и веса. Тогда мужчина ругался, брал новую коробку и со словами «Немного достаточно» предпринимал новую попытку лечь в коробку.

– Ищешь что? – от созерцания бессмысленных попыток офисного работника Миру отвлек грубый женский голос.

Это, вне всякого сомнения, была хозяйка салона, та самая Эммануэлита, только без ворона. Почему Мира так решила? Потому что все в этом месте походило на нее саму: обои, люстра, занавески – пёстрое, бархатное, в перьях, стразах и пайетках. У женщины было нарисованное лицо (наверняка, каждый день она рисовала его поверх старого макияжа, не смывая раскрас дня вчерашнего), бархатный халат, боа из перьев и странное сооружение на голове с перьями и стразами.

– Ищешь что? – повторила женщина, потому что Мира настолько увлеклась разглядывание хозяйки, что забылась.

– Мой отец вам ничего для меня не оставлял? Например, деревянную коробку? – спросила она прямо, без подводящих предложений.

– Кто твой отец? – удивилась женщина.

– Иванов Юрий Иванович.

– Не знаю такого, – потеряла хозяйка интерес к гостье.

– А мои глаза вам не кажутся знакомыми? У него такие же, – предприняла еще одну попытку Мира.

– Глаза, глаза, кругом глаза, – напевала женщина, но к посетительнице подошла и даже достала лорнет, чтобы лучше рассмотреть Миру. Вдруг женщина широко открыла глаза, они мгновенно стали злыми и прошипела, – забирай эту дрянь и уходи! Забирай и уходи!

И указала куда-то под прилавок. Мира обошла его и обнаружила среди шкатулок и шкатулочек на любой размер, вкус и фасон небольшую деревянную коробку, ту самую, из своих воспоминаний, от которой тянуло близкой ей энергией, словно она сама накладывала на нее охранное плетение.

Девушка схватила коробку и прижала к груди, чтобы никто не отобрал. Но мера была излишней, Эммануэлита продолжала шипеть на нее, даже махала веером, едва не ударяя им Миру, чтобы та быстрее ушла. И дрянную коробку унесла.

– Спасибо! – все-таки улыбнулась девушка негостеприимной хозяйке, но та разразилась с новой силой проклятиями в адрес посетительницы и пожеланиями поскорее проваливать из ее благородного салона. Что Мира и сделала незамедлительно.

Оставалось малое – скрепить выход из Р-мира с маяком и вернуться в свой мир. Времени оставалось минут двадцать, не больше. В этом мире время текло быстрее.

Но рядом с меткой (ее видела только Мира) встала группа верующих, которые молились солнцу. Они, с нарисованными на лбах кружками с лучиками, поднимали руки к небу и наклонялись из стороны в сторону, повторяя движение светила по небосклону.

– Свет! – выкрикивал их лидер.

– Све-е-ет! – нараспев повторяла толпа.

– Одежда!

– Оде-е-ежда!

– Сила!

– Си-и-ила!

– Жизнь!

– Жи-и-изнь!

– Машина!

– Маши-и-ина!

Больше Мира их бред не слушала, пусть лидер и дальше выкрикивает все, что взбредёт ему в голову. Драгоценное время уходило, а застрять здесь, ой, как не хотелось.

Тогда она решилась на отчаянный поступок – пошла через толпу солнцепоклонников, они выглядели мирными. И ошиблась. Здорово ошиблась! Едва она дошла до середины толпы, как воздух со свистом рассекло что-то длинное и щелкнуло рядом с Мирой. Она оглянулась. Тот самый лидер солнцепоклонников стоял с хлыстом в руках и негодующе смотрел на девушку.

Терять, кроме драгоценных минут, ей было нечего, поэтому девушка побежала сквозь толпу к метке. Одной рукой сжимала неудобную деревянную коробку. Нельзя ее выронить, там титульные листы, где значилась цель экспериментов и их описание.

Ее пытались схватить, но она, не разбирая дороги, била всех подряд телескопической дубиной, а в это время ей по спине прилетало хлыстом. Костюм для занятия боевой магией спасал только сначала. Потом спасал адреналин, который притуплял боль. Но боль была не так страшна, как страшно было остаться в этом мире.

Но она успела. Выбросила дубину, на последних секундах одной рукой связала маячок и портал, прыгнула в него. Выпала в обсерватории родной Академии родного мира с коробкой в руках и отдышалась. Спина нещадно болела. Судя по всему, раны ей нанесли серьезные. Поэтому она пошла не к Рихтеру, а в медблок. В Академии ночь, ее никто не увидит.

Подлечила себя, как смогла, растянула над больничной койкой исцеляющий купол и заснула под действием лечебного сна. Время в этих мирах текло по-разному. Если в Р-мире оно уже истекло, то тут в запасе была еще ночь, а крайнее время ее возвращения по меркам этого мира – утро. Поэтому она пока придет в себя, а уж потом, подлатанная, не такая страшная покажется любимому Андрею. И так она ему столько волнения доставляет.

Проснулась среди ночи и от неожиданности на руках поднялась в кровати, поморщившись от боли. В темной комнате (ночник она специально не стала включать, чтобы не было видно, что в медблоке кто-то есть) сидел мужчина и курил. Существовал только один вариант того, кто это мог быть.

– Ты в курсе, что а Академии запрещено курить? – так, с нападения она начала разговор. Потому что боялась его сейчас.

– Конечно, знаю. Сам приказ издавал, – спокойно ответил Рихтер. Слишком спокойно.

Дыма она не почувствовала, видимо, он каким-то образом направил его прямо в открытую форточку. Но иногда, когда он затягивался, в темноте загорался красный огонек и тух. Так и поняла, кто сидит рядом и что делает.

– Андрей… – решила рассказать, почему находится здесь, а не пришла к нему, но ее перебили.

– Что ты мне пообещала? – сурово спросил он.

Его рука потянулась за новой сигаретой, но замерла над столом, словно раздумывала, делать это или нет.

– Что буду честна с тобой и буду все тебе рассказывать, – промямлила она.

И тут же поругала себя. Не нужно было идти у него на поводу, а продолжать обвинять его в…, да хоть в чем! Лишь бы отвести внимание от себя.

– А ты что делаешь? – холодно задал вопрос и все-таки закурил.

– Там страшно! – выпалила она, поморщилась, но села в кровати лицом к нему, спиной к стене.

– Страшно не знать, где ты и когда появишься. Страшно, когда жена скрывается от тебя у тебя же под носом. Страшные мысли лезут в голову при таком раскладе, дорогая, – Андрей решительно встал и включил светильники. – Мне применить силу или ты сама повернешься?

Тон его был очень серьезным, но она попыталась потянуть время. Для чего его тянуть, если он и так обо всем догадался? Но хотелось отстоять себя, потому что была виновата и не хотела этого признавать.

– Андрей! – предостерегающе выставила руку вперед в останавливающем жесте.

Ему это очень не понравилось.

– Я кто для тебя, Мирослава? – нависал он. Но отвечать на этот вопрос не нужно было, ответ требовался на второй вопрос. – Мне применить силу или ты сама повернешься?

– Сама! – крикнула она, закусила губу и решительно выполнила требование злого Рихтера.

Повисло долгое угнетающее молчание. Потом Андрей выругался и вышел из медблока. Она не знала, что делать и чего от него ждать, поэтому продолжала сидеть в той же позе, разглядывать стену и надеяться, что его тут не было, а сигареты просто забыли на столе. Как и погасить свет в комнате и закрыть форточку. Невнимательные работники в Академии.

– Единственное, что ты верно сделала,  это вызвала исцеляющий сон. Он, в том числе, анестезирует очаг боли, – сказал Рихтер, когда вернулся. Тон его больше походил на лекторский, чем на отчитывающий. Это почему-то успокаивало. – Мазь в твоем случае, когда требуется оказать помощь самой себе, эффективна лишь в тех местах, где она попала на место ранения, то есть на плечах и отчасти на боках.

Он сел позади нее, все еще сидящую лицом к стене, и дотронулся теплой рукой до голой поясницы, где следов от кнута не было. Но она все равно вздрогнула.

– Я помогу тебе, – мягко успокоил он, как будто это он виноват и сейчас просит у нее прощения. Потом снова вернулся лекторский тон. Это его защитная реакция, догадалась она. – Поскольку в открытые раны попали твои волосы и обрывки одежды, придется оторвать одно от другого. Приятного в этом мало, поэтому это будет считаться это твоим наказанием. Чтобы запомнила.

Она и так запомнит. Но ничего не ответила, только сжала руки в кулаки и приготовилась к боли. Та была вполне терпимой, да и Андрей старался делать все быстро.

– Чтобы волосы не мешались, – пояснил он, надевая ей на голову черную шапочку, какие давали студентам для занятий боевой магией на улице.

За ней он и выходил, догадалась Мира.

– Итак, пациент, чтобы обработать раны, необходимо освободить их от посторонних предметов, что уже сделано. Следующий этап – промыть раны. Поскольку мы – маги, то и сделаем это при помощи магии. Создай плетение очищения и направь на спину, я распределю.

Это он так проверяет уровень ее магии, догадалась Мира. Тут скрывать нечего, с ней все в порядке. Сплела нужно заклинание, оно поднялось над девушкой, Андрей распределил его по больной спине, а потом вместе с грязью и кровью отправил в раковину.

– После того, как мы увидим масштаб бедствия, – невесело прокомментировал он и замолк ненадолго, – можем приступить к собственно лечению.

Ушел в кабинет Лакомба, послышались звуки открывающихся шкафов и выдвигающихся ящиков, потом его бормотание, потом ругань. Но он вскоре вернулся и сел на кровать.

– Эту мазь нужно наносить на открытые раны без анестезии, иначе она может не подействовать, – с выдохом сказал он. Потом, видимо, собрался с мыслями и спросил. – Готова?

Мира обняла подушку, если что будет кричать в нее, и кивнула.

Было очень-очень больно. А лечение показалось бесконечно долгим. Под его конец Мира часто рвано дышала, слезы в неимоверном количестве капали из глаз. Она вцепилась уже в изголовье кровати, чтобы не упасть на бок.

– Все хорошо, – мягко сказал Андрей и дотронулся до ее бедер, поцеловал в плечо, шею, затылок. Но привычной сладости от поцелуя она не почувствовала, потому что спина пульсировала болью. – Сейчас мазь подействует и тебе станет легче. Да и я подлечу тебя.

И действительно подлечил. Он глубоко вдохнул, и через его руки пошли теплые потоки энергии, которые прошлись по телу и устремились к спине, частично снимая боль и расслабляя мышцы. Этот процесс назывался донорством магии, они идеально подходили друг другу в отношении «донор-реципиент».

– Вот так, – шептал он, – позволь мне заботиться о тебе.

И она позволила, утопая в приятных ощущениях. Навалилась вперед на подушку и блаженствовала, как от наркотика.

– Не ложись, пока я не приду, – и вышел.

Если бы даже она хотела лечь, то не смогла бы, потому что тело было настолько расслаблено и успокоено после всего произошедшего, что она не могла даже пошевелиться.

Андрей скоро вернулся. Наконец, развернулась к нему лицом. Муж принес бутерброды и сладкий чай. И зефир. Первое съела, от второго отказалась, потому что наказывала себя.

– Ну, чудовище, рассказывай, – предложил он, усаживаясь рядом на стул и откусывая бутерброд.

– Ты не спал, – вместо этого сказала она. Он выглядел очень уставшим, как тогда, когда сидел у ее кровати в обсерватории.

– Конечно, не спал. Как я могу уснуть, если моя жена неизвестно где? – удивился он и зло прибавил. – Да еще и скрывается от меня.

– Ты говоришь со мной, как с ребенком! – обвиняла.

– Потому что ты ведешь себя как ребенок, – парировал он. – Маленький нашкодивший ребенок. И было бы хорошо, если бы старинную вазу разбила или пса налысо подстригла.

– Мне сказать тебе, что я так больше не буду? – язвила она.

– Было бы неплохо. Возможно, я даже тебе поверю.

Они впились взглядом друг в друга, никто не хотел уступать.

– Коробку принесла, – она кивнула на тумбочку рядом с кроватью. На ней, как и на пакете, стояли охранные чары.

– Вижу, дорогая, – притворно мягким тоном сказал он. – Я жду, Мирослава.

Если Мирослава, то его терпение заканчивается.

– Сейчас расскажу, – огрызнулась она. – Только, – собралась с силами, – я виновата, извини, – выпалила в один выдох.

– Извиняю, – мягче сказал он. – Рассказывай.

И она рассказала.

– Вот же ты мое чудовище ненаглядное, – приговаривал Андрей, когда ложился спать рядом с ней, придвинув к ее кровати соседнюю. Он растянул восстанавливающий купол над нами обоими. После этого Мира улеглась ему на грудь, уткнувшись носом в шею. Ее осторожно гладили по лицу и голым рукам.

– Ты мне муж, – запоздало ответила она, вырываясь из исцеляющего сна.

– Хоть с этим разобрались, – он поцеловал ее в висок.

– Я больше так не буду, – пробубнила сонно.

– Верю. Спи, чудовище.

– Чудовище, потому что…

– Чудовище, потому что чудишь, – перебил ее Андрей. – И вот тебе мой секрет на сон грядущий: в жизни не встречал более совершенное создание, чем ты, девочка моя.

А вот сейчас можно было и засыпать. Только она почему-то не сказала, что усталость, которая одолевала ее, не была похожа ни на одну из тех, что она уже испытывала. Сейчас из нее как будто все магические силы выкачали, плетение очищения далось ей с большим трудом. И еще она не говорила, что ни в одном из миров даже не пыталась звать Кксанука, потому что чувствовала, что он не придет.