Текст книги "Полюбить Ареса (СИ)"
Автор книги: Ава Абель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Когда Володя уснул, Саня решила, что ей нужно напиться. Но у нее не оказалось ни алкоголя, ни собутыльника, и она позвонила Насте. Днем та была на церемонии бракосочетания у Марии Данберг, но на прием не пошла, так что явно поддержит идею.
Терехова приехала меньше, чем через час, с бутылкой мартини и бутылкой текилы.
– По какому поводу страдаем? – уточнила она, вваливаясь в квартиру, минуя охранников, которые в коридоре играли в карты.
– Даже не знаю, который выбрать, – пожаловалась Саня. – Начнем с того, что я разбираюсь в законах, но совершенно не разбираюсь в мужчинах.
– Ну-у, – протянула Настя, сбрасывая мешковатое зимнее пальто и усаживаясь на диване. – Это же не математика, чтобы в ней разбираться. И вообще. Я тут задумалась… Когда-то каждая вавилонская женщина должна была раз в жизни пойти в храм Афродиты и отдаться за деньги любому мужику, который ее выберет. Отказаться нельзя и домой уйти нельзя, пока тебя не отымеют. Дань мстительной богине любви – та еще сучка была. Я серьезно. Страшные женщины могли в этом храме годами сидеть, пока до них снизойдут. Годами, Саня! Неужели ты не видишь: мы ничем не отличаемся. Сидим и ждем всю жизнь, пока нас выберут и трахнут. Только не в храме сидим, а в Москве-матушке.
Саня утеряла нить логики и поняла, что Настя опять все сводит к своей неразделенной любви-ненависти с Цербером.
Она разлила мартини по бокалам, бросив туда оливки, опустилась на диван рядом с подругой и сказала:
– Жизнь – это нечто. Володя в спальне, а я тут. Напиваюсь.
Настя, которая как раз отпивала из бокала, едва не захлебнулась.
– Володя здесь?! – прошептала она.
– Спит давно, не беспокойся.
– У вас… было?
– Нет. Он сказал, что мы подождем до свадьбы.
– Он импотент, – сделала вывод Настя.
Саня промолчала, чтобы перевести тему, ибо не знала, что сказать.
– Арес тоже здесь? – снова шепотом спросила подруга.
– Я его отпустила на вечер.
– М-м… Ясно. По бабам пошел.
– Почему сразу по бабам? – удивилась Саня. Она только сейчас поняла, что Арес, возможно, именно в эту минуту совокупляется с какой-нибудь красоткой на полу, на подушках. – Да не-ет. Нет.
– Ну ты прям собака на сене, Санька. Ни к себе его не подпускаешь, ни к другим.
– Глупости, у нас с ним сложились ровные, дружеские отношения. Он давно забыл, что я девушка. Я для него – охраняемый объект, билет в будущее. Он так рьяно от меня отгоняет любое движущееся тело, что скоро люди перестанут со мной здороваться.
– Все с тобой ясно. – Настя поднялась и подошла к окну. Открыла створку и выглянула на улицу. – Слушай, а давай на крышу?
– А давай.
– Текилу захвати. Помирать, так с музыкой.
Саня жила на третьем этаже элитной пятиэтажки. В квартирах были очень высокие потолки и большие пространства, за счет чего здание выглядело внушительно и презентабельно. На крыше находилась открытая терраса для отдыхающих, но зимой желающих принять «снеговые ванны» не наблюдалось. Сейчас, правда, погода была тихой, мороз спал, все таяло. Снежинки едва живыми долетали до земли.
Убедив охрану, что всего лишь хотят посмотреть на звезды, они поднялись на крышу в сопровождении двух амбалов. Охранники остались у входа, а подруги добрались до широкой скамьи, рядом с которой из огромных вазонов торчали искусственные пальмы. Низкий столик, деревянные кресла, на которых стояла пепельница с окурками… Кто-то явно приходил днем, но поленился убрать за собой.
Саня оставила смартфон в гостиной на столе, зато Настя свой захватила.
– Сейчас будем орать. По-моему, именно это тебе и нужно, – заявила она, похлопав в ладоши, чтобы согреться. Выбрав в списке музыки песню, объяснила: – Душа просит местного искусства.
Заиграла «Кому, зачем» – о мудаках-мужчинах. Вот только Саня не считала мужчин мудаками. Но надрывная музыка призывала присоединиться, и она тоже запела.
Настя развела руки в стороны и закружилась, крича слова, а потом обняла Саню и сказала:
– Санечка, милая моя, я так тебя люблю! Не расстраивайся, не стоят они твоих слез. Нашла, о ком плакать!
– Так я и не плачу, – возразила Саня, но стоило произнести эти слова, как в носу защипало. Если не считать переперченной рыбы, которой накормил ее Стас, то Саня не плакала с того страшного дня в доме Василиска полтора года назад. Но сейчас усталость, сомнения и отчаяние наконец выплеснулись вместе со слезами. Они текли по холодным щекам и превращались в капли прошлого.
Саня с Настей стали кричать песню, обнявшись, периодически потягивая текилу прямо из бутылки, потому что забыли бокалы. Потом была вторая композиция, третья… пока трек не прервался звонком.
– О-о, начинается, – зло засмеялась Настя. – Я же в клуб ехала, когда ты позвонила. Черт. Такая рань, семи часов нет, а он уже стережет, скотина.
Но несмотря на злость, Настя ответила Церберу.
– Служба помощи домашним животным слушает, – пропела она.
– Мне сказали, что ты отправилась в «Бронкс» и пропала. Ты где?
– Прости, не могу сейчас говорить, рот занят. Меня нежно берут в подмосковном сарае, – облизав сухие губы, пьяно пробормотала она и отдернула трубку от уха. Закрыв ладонью микрофон, прошептала Сане: – Орет.
Еще бы. Цербер матерился так, что его, наверное, слышали на окраине столицы, а Настя похихикала и подбежала к охраннику.
– Будь другом, объясни человеку, что девушка имеет право на личную жизнь, – попросила она, и бугай ухмыльнулся, понятливый:
– Настя глубоко занята, она перезвонит, когда освободится.
Охранник отключил звонок, и Терехова чмокнула его в щеку в благодарность.
– Пускай побесится, – сказала она, вернувшись и усевшись на холодную скамейку. – Зимой темнеет так быстро…
Саня опустилась рядом, и они откинули головы, чтобы посмотреть на звезды, но их не было видно; небо серое, как и настроение.
Настя снова включила музыку, и Саня в этот момент думала не о Паше и не о Володе. Она повернула голову к Насте и сжала ее теплую руку в своей.
– Если бы не ты, меня бы и на свете уже не было. Прости, что так и не рассказала тебе всего.
В ответ Настя крепче сжала ее пальцы.
– Вся жизнь впереди, еще наговоримся.
Сменилось несколько композиций, все депрессивные: «Пошел вон», «Москва-Нева» – и подруга, нахмурившись, наконец выбрала что-то заводное из «Потапа и Насти».
Музыку снова остановил входящий звонок. Терехова нехотя приняла вызов.
– Спускайся, – донесся жесткий, не терпящий возражений голос Цербера.
– Черт, я же GPS не отключила, – вспомнила она и обреченно вздохнула. – Иду, только не рычи… И как только добрался так быстро.
– Телепорт изобрел в порыве ненависти. И мыло по дороге сварил, чтобы тебе рот промыть.
– Ой… не люби мне мозги! – Настя раздраженно нажала отбой, поднялась и потянула Саню за собой.
– Отведу тебя в квартиру. Ты ведь непьющая у нас, еще свалишься с крыши.
Саня согласно потопала за подругой. На прощание Настя обняла ее и прохрипела сорванным от пения на холодном воздухе голосом:
– Держись, Мюнхгаузен. Иного не дано в этой долбанной задаче.
Оставшись одна – спящий Володя не в счет, – Саня стала искать свой телефон и обнаружила его рядом с часами Ареса на столике. Проверила пропущенные: ох. Ее верный телохранитель звонил, пока она гуляла по крыше, как унылая кошка. Хм… Случилось что-нибудь? К этому времени Саню развезло, поэтому недолго думая, она защелкнула тяжелый браслет на своем тонком запястье. Хорошо смотрится, блестит! Она набрала номер Стаса, но никто не ответил. «По бабам пошел», – пронеслись слова Насти в голове. Ну и что? Имеет право. Она же сама пошла по мужикам… вернее, планировала.
Не очень хорошо соображая, что делает, Саня взяла запасные ключи от квартиры Архипова и попросила охрану отвезти ее на Патриаршие. Нужно часы человеку вернуть, а то как же он без них… Шла она, держась за стенку – мац-мац – так что амбалы осудили ее взглядом, но в просьбе не отказали. Все же они не тюремщики.
Втроем они поднялись в квартиру Стаса. Хозяина дома не оказалось, а значит, придется его подождать. Зачем – Саня не знала… А может, и знала.
Глава 10
Саня сразу услышала, когда в замке повернулся ключ, и бросилась открывать.
– Привет! – громко провозгласила. – А мы заехали в гости. Часы вернуть… Ребята, подождите за дверью, я скоро.
Охрана вышла, а Санька, неловко переминаясь с ноги на ногу, вдруг увидела себя в отражении в зеркале: она приперлась в чужой дом зимой в легком осеннем пальто на пижаму и в туфлях.
Стас был очень хмурый, от него веяло холодом зимней улицы, когда он прошел мимо и опустился на диван.
– Как ты себя чувствуешь? – после долгой паузы спросил он, впрочем, без особого интереса.
– Мне плохо.
– Не нужно было напиваться.
– У меня душа болит. Терзается, ужас просто.
– Почему Владимир тебя отпустил в ночь? Он совсем, что ли, без извилин?
– Он спит. Арес… – Саня не знала, что собиралась сказать, но охранник резко поднялся и, сняв новую темно-зеленую куртку, которую они вместе покупали, швырнул в угол дивана. За вечер он так и не переоделся, и на нем все еще было оружие и черный бронежилет на майку.
– Завтра новогодний прием в Николиной Горе. Мне, как и Владимиру, желательно выспаться. Если хочешь, могу отвезти тебя домой.
– Стас…
– Что?! Что, Стас? Ты приехала рассказать, как провела вечер? Извини, но мне неинтересно. Выслушивать пьяный бред не входит в мои обязанности.
Саня опешила от такой неприкрытой агрессии.
– Арес, ты чего? Нечего рассказывать-то, у нас с Володей ничего не было, – растерянно сказала она и закашлялась; зря надышалась холодом на крыше, еще простудиться не хватало.
– Он импотент?
– Да что вы все как сговорились?! – вспылила Саня, чувствуя обиду за Володю. – Просто мы решили подождать до нашей гипотетической свадьбы.
– Он девственник?
– Ну не бабник же, как ты, – буркнула она и сама удивилась, сколько горечи прозвучало в словах. Подойдя к дивану, Саня плюхнулась рядом с Аресом, положила голову ему на плечо и уныло сказала: – Меня знобит.
Стас оттаял и обнял ее, притягивая к себе. Взлохматил ей волосы и поцеловал в макушку.
– Все будет хорошо, – пообещал он, и у Сани снова выступили слезы на глазах. Вот тебе и не плакса.
– Не знаю. Иногда мне кажется, что хорошо уже никогда не будет, – призналась она. – Я как гадалка. Другим людям умею советовать и предсказывать, а собственная жизнь так и остается неясной, и негде взять ориентиры. В итоге иду вслепую по четкой линии, в надежде, что логичная схема поможет избежать ошибок… И вот я к чему-то стремлюсь, строю планы, сражаюсь… вперед, через тернии к звездам… А потом оно все оказывается каким-то странным, не моим, ненужным.
Стас тяжело вздохнул и, развернувшись к Сане, крепче обнял ее за плечи одной рукой, а второй приподнял ее подбородок, нежно поглаживая щеку. Улыбнулся, согревая взглядом.
– В тебе говорит алкоголь. Спьяну часто в депрессию тянет.
– Во мне говорит одиночество. Думаешь, у оптимистов не бывает приступов меланхолии?
– Ты устала. Проспишься, и сомнения уйдут.
«А ты? – хотела она спросить. – Ты тоже исчезнешь?»
Наверное, что-то такое отразилось в ее глазах, потому что Стас замер и тяжело сглотнул. Едва касаясь, провел большим пальцем по ее губам и оторожно напомнил:
– Я обещал тебя не трогать.
У него были прохладные пальцы, а в волосах блестели капли растаявшего снега. Сане вдруг так захотелось, чтобы ее приласкали, что даже противно стало от себя. Они ведь со Стасом друзья, разве можно рушить такие надежные отношения ради минутной прихоти?
Если бы Саня была трезвой, то она бы, конечно, остановилась. Но смесь мартини и текилы в крови шептала совсем другой ответ. Ей хотелось украсть хотя бы пару мгновений страсти, чтобы снова задышать полными легкими.
Когда сдерживать пружину волнения в груди стало нестерпимо больно, она подалась вперед и ловким движением оседлала Ареса, уперев колени в диван. Охранник попытался ее снять, но Саня лишь крепче сжала мужские бедра.
– Но я-то не обещала не трогать тебя, – прошептала она ему на ухо и прихватила зубами мочку.
– Перестань, – уже более зло попросил он, но Саня стремилась забыться, хотя бы на несколько минут погасить ноющую тоску внутри.
Арес дышал глубоко, она чувствовала его каждым нервом. Как зачарованная, медленно подалась вперед и потерлась о него грудью, тихо застонав от соприкосновения. На ней не было бюстгальтера, только шелковая пижама винного цвета – и пальто; Саня повела плечами, сбрасывая его.
Она запрещала себе вспоминать тот давний поцелуй на обочине, и начало казаться, что все приснилось, что не было первобытной страсти, смешанной с невероятной нежностью. А сейчас Саня ощущала взрывоопасную смесь снова, и от этого кружилась голова.
Она сходила с ума от одной мысли, что может с ней сделать Стас… Пусть сделает. Пусть все, что хочет, делает… Она растворилась в наслаждении, и желание загорелось в венах так быстро, словно демон чиркнул спичкой. Горло болезненно свело от чувственной волны.
Взгляд у Ареса стал предостерегающий, тяжелый, но все-таки он не оттолкнул, когда она склонила голову и нашла его губы своими, дразня, соблазняя…
Адреналин бурлил и покалывал в кончиках пальцев, и Саня запустила их в волосы своего охранника, чтобы чувствовать его еще ближе.
Выдержки Стаса хватило ненадолго.
– Ну ты и стерва иногда, – прошипел он, сжимая рукой ее шею сзади, и ответил на поцелуй с таким отчаянием, что мир перевернулся вверх-дном, даря ощущение полета. Стас целовался, как бог: сердце останавливалось, дыхание замирало. Казалось, ничего более важного не существовало, кроме его требовательных рук, горячего языка, злого шепота: – Что же ты творишь со мной…
Он просунул ладони в ее пижамные шорты, накрывая обнаженные ягодицы, и резко притянул к себе, впиваясь пальцами в кожу. Поцелуй стал более жестким, глубоким, и Саня плавно задвигала бедрами. Она нетерпеливо потянулась к ширинке на джинсах, но Стас перехватил ее запястья и завел ей руки за спину, скользя губами вдоль ее шеи и плеча, стягивая зубами тонкую бретельку топа и оголяя грудь. Как одурманенная, она закрыла глаза и прогнулась в спине, ощущая на себе согревающее дыхание. Хотелось быстро, грубо…
…но Архипов вдруг поднялся, удерживая ее на весу – и сбросил с себя, как в зимнюю прорубь, обдавая ледяным голосом:
– Знаешь, светлая моя, а ты можешь быть жестокой. Хочешь ласки, найди кого-нибудь на ночь. Мне душу не рви. Я тебе не шлюха.
От неудовлетворенности было физически плохо. И холодно. Черт, как же холодно.
– Не… Мне… – но ответить было нечего. Он ведь прав. – Прости… не знаю, что на меня нашло.
– Тогда давай считать, что мы квиты. Я к тебе летом клеился, ты ко мне – зимой. На том и остановимся, иначе я просто сдохну.
Его последние слова донеслись будто из-под воды, и Саня не вникла в их смысл, но все равно согласно кивнула, чтобы еще сильнее не злить Ареса.
– Поеду я, – пробормотала заплетающимся языком. – Держи часы.
Она стащила с запястья тяжелый браслет с круглым циферблатом и вручила Стасу.
– Так ты что… правда мне часы привезла? – удивился он, зачесывая пальцами растрепанные волосы.
– Ну да. Я же сказала.
– Сказала она… Я человек недоверчивый, мало ли что мог подумать. Все, давай на выход.
Он замешкался, снял с себя бронежилет, надел на дрожащую Саню; подняв с пола пальто, водрузил наверх. Сам он остался в тонкой майке, да кобуру вернул на место, нацепив снаряжение.
– Куда мы идем? – сонно спросила Саня.
– Куда хочешь.
– О-о. Тогда в «Диснейленд», в Париж. Мечта детства.
– Согласен, только ноги переставляй, ладно?
В сопровождении двух охранников они вышли в хорошо освещенный двор, где в ряду других был запаркован их неприметный «форд». У Стаса саднили губы, сердце грохотало. Он сам себе не верил, что выставил Прохорову. Но его бесила одна только мысль, что он для нее – мальчик по вызову, временная игрушка.
Он подумал, что стоит отвести ее домой самому, однако не успел обсудить этот вопрос.
Завизжали шины резко затормозившей черной машины, выросшей из ниоткуда, и Стас, не думая, рванулся к Саше, которая стояла в шаге, открытая для обстрела; обхватив ее двумя руками, резко развернул, закрывая собой…
Он не понял, как так получилось, учитывая, что девушка была пьяная… все произошло в считанные мгновения – но он вдруг оказался на земле, сбитый с ног.
Очередь прошила воздух, обрываясь в Саше, и Стасу будто мозг разворотили голыми руками.
Пальба продолжилась, отстреливались охранники. Стас вытащил из кобуры пистолет и нацелился прямо в ублюдка, который до того оборзел, явно считая себя бессмертным, что выскочил из джипа – бронированного, судя по всему.
Василиск хотел добраться до Саши, и у него напрочь отказал инстинкт самосохранения: видно, испугался, он ведь явно не в девушку стрелял… Его пособники орали, что нужно убираться, а он не слушал. Саша лежала на земле без сознания, по серой слякоти растекалась лужа крови. Стас успел заметить выражение лица Василиска, когда тот смотрел на девушку: черная бездна, в которой боль, ненависть и любовь – это одно и то же.
Больше Стас не тратил ни секунды, он прицелился прямо между этих темных глаз и спустил курок. Взял грех на душу, но ему было плевать сейчас. В груди застыло сердце, и Стас, онемев от страха, добрался до своей светлой и дрожащими руками приподнял ее, задыхаясь от мысли, что пуля могла попасть ей в голову, но кровь сочилась чуть выше ключицы, в изгибе шеи… Господи, почти в горле… Еще одна попала в плечо.
Она пришла в себя на минуту: открыла глаза и, поморщившись, просипела:
– Не грусти ты так, Арес. Летом в «Диснейленд» пойдем. Ты извини, что я тебя толкнула, ладно?
У Стаса не было слов, они все застыли ледяными осколками в груди. Он расстегнул пальто и осмотрел продырявленный прямо у сердца бронежилет, ослабил его, чтобы девушке стало легче дышать. Ему хотелось придушить Сашу, чтобы не смела защищать его, и зацеловать, чтобы выпить ее боль.
– Никогда больше… никогда не смей, поняла? – сглатывая ужас, выдавил он слова, немея от холодного шока, что вот эта девочка только что спасла ему жизнь. Она – а не он ее.
От осознания, чего именно они избежали, стыла кровь. От одной мысли, что Павел мог забрать ее и причинить много боли, сворачивались в узел внутренности. А так бы и случилось: Ареса застрелили бы, а ее увезли, раненую – не примени Саша свое заклинание против Тьмы и не свали Стаса на землю.
Один из охранников тоже был ранен, но второй уже вызвал «скорую». Они сработали отлично, не зря их Тимошка советовал. Стас разорвал на себе майку, чтобы сделать жгут на девичье плечо и остановить кровотечение. Он знал, что Василиск и его двое людей лежат без дыхания, но оставаться на улице было небезопасно. А еще он чувствовал, что в произошедшем только его вина. Его и Марии Данберг.
Сука все-таки связалась с Василиском вчера… Но каковы были шансы у этого отморозка сбежать из-под надзора? Узнать точный адрес… увидеть в этом месте Прохорову? Обстоятельства сошлись в одно, как ночной кошмар. Рок. Фатальность… Стас ведь только вчера думал о том, что они с Сашей несовместимы. И вот пожалуйста. На следующий же день он привнес в жизнь своей спасительницы бессмысленную ненависть Марии и этим едва не угробил.
– Светлая моя, Саша… – не переставал он повторять, умирая внутри от душащего сожаления и ощущения ее крови на своих ладонях, пока наконец ни услышал вой сирен.
Ночью Стасу разрешили свидание с отцом.
Юрий Архипов выглядел таким же уверенным в себе, как и в дни своих побед, доказывая, что не деньги делают человека, а человек – деньги. За спиной у отца «стояла» международная общественность; счета, неизвестные властям, все еще хранили большие суммы, и прессовать старшего Архипова никто не собирался. Слишком многие ему обязаны, слишком многие с ним повязаны. Он не работорговец Василевский. Он пример мировой скорби. Нежно засадить его в элитную тюрьму на пару лет – это единственное, что власти могли себе позволить.
– Не ожидал тебя увидеть, сын. – Голос учтивый, хоть и усталый.
– Меня еще полгода назад из тюрьмы забрали. Думал, ты знаешь. Прохоров, Валентин Геннадьевич. Он оказал услугу мне, а я хочу ответить тем же. Мне нужны данные на Ираклия Василевского, твоего дорогого товарища… Павла убили три часа назад, так что Ираклий, наверное, уже на пути к своему частному самолету.
– Паша мертв? Жаль. Цепкий был мальчик.
Стас сжал пальцы в кулаки и согласился:
– Еще какой цепкий.
Старший Архипов был пожилой, худощавой копией сына. Он пристально смотрел на Стаса больше минуты, прежде чем сказать:
– Сестра твоя, Лиза, связывалась с матерью осенью, говорила, что ты дочку дипломата охраняешь.
– Лиза? А она откуда узнала? Я же ей не звонил.
– Ты и матери ни разу не позвонил, – осуждающе сказал отец. – Так что я, признаться, думал, наврали. Кто же тебя к своей дочери подпустит. Решил, тебя в подвале держат на сухом пайке, а мне сказки в уши льют… Так ты ради девчонки Валентина Геннадьича сюда пришел? – Отец был искренне удивлен. – Скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что моему сыну хоть до кого-то будет в этой жизни дело, я бы в лицо рассмеялся.
– Я тоже, да. Потом посмеемся обязательно. А сейчас все серьезно, – нетерпеливо гнул линию Стас. – Если Ираклий успеет уехать из страны, он найдет, как вернуть долг Прохоровым… Отец. Я прошу у тебя об одолжении, первый раз в жизни прошу. Ты ведь можешь утопить его прямо сейчас. Он же исчезнет с концами не сегодня, так завтра.
Отец как-то странно, задумчиво усмехнулся, глядя в стол, будто сводки в мыслях подбивал, просчитывал нюансы.
– Да-а… Вот оно все как оборачивается. Меня предали, теперь моя очередь пришла. Некрасиво немного получается, но раз такие пироги… Хорошо, я дам добро прямо сейчас, – уступил отец.
Стас облегченно выдохнул, даже руки ослабели от свалившегося груза.
– Слушай, еще такое дело… было бы неплохо, чтобы мою судимость затерли. Тогда я смогу спокойной уехать за границу при случае.
Отец оскорбленно наморщил лоб и почесал бровь.
– Этим я и так собирался заняться, мог бы не переживать. Это мой тебе долг за то, что не пошел против меня когда-то.
Непривычное чувство – получать заслуженную награду и не считать себя самозванцем. Даже в ФСБ Стасу всегда было не по себе от почестей. Вроде и понимал, что заработал, а по нутру будто танком едут. Но сейчас все казалось правильным.
– Да ладно, ты мне ничего не должен…
– Тогда назови это новогодним подарком от Деда Мороза. Когда-то мы с матерью дарили тебе круизные путевки и крутые машины, а теперь вот – отсутствие судимости… Но ты меня, конечно, удивил. Порадовал своего немощного старика. Думал, сломаешься.
Немощному старику было пятьдесят четыре, и выглядел он, как престарелый Хан Соло – в такой же отличной форме. Но самоирония у них в семье – это вроде фирменного знака.
– Спасибо. Сыну всегда приятно слышать, что в него верят.
Отец засмеялся, а Стас почувствовал, как в душе исчез очередной демон. Их оставалось все меньше.
* * *
Пуля разорвала мягкие ткани и не задела кость в плече. На ключице, в самом изгибе между шеей и плечом – царапина, сорвало немного мяса. Везение высшего уровня, настоящее чудо. Поэтому отмечать праздник Саня отправилась на дачу, как и планировалось, отказавшись от госпитализации. Ну кто хочет встретить Новый год в больнице? Ребра ныли от остановленной бронежилетом пули, но обошлось кровоподтеками.
Стас с ней не разговаривал, только хмурился. Он был бледный и суровый и не смотрел ей в глаза.
Из больницы он забрал ее час назад, до Нового года оставались считанные часы.
Вчера отчим с мамой приехали сразу, как только им позвонили с новостями: Саша жива, Паша мертв. Валентин Геннадьевич тут же умчался по делам, потому что Ираклия теперь в стране ничего не держало, он мог исчезнуть в любой момент. С отчимом уехал и Арес: оказалось, ему разрешили свидание с отцом. О чем эти двое говорили, Саня пока не знала, но этот день, 31 декабря, стал началом конца для Василевского-старшего.
Юрий Архипов еще до рассвета «по доброте душевной» отдал отчиму сведения о своем криминальном друге. Ираклия задержали в девять утра, когда он садился в свой частный самолет. В полдень новости о крахе Василевского появились в Сети. После обеда пошла предсказуемая волна доносов, сообщники пытались отмыться от любых связей с питерским авторитетом; четверых влиятельных чиновников арестовали к ужину. Все произошло так молниеносно, что многие до сих пор не осознали, что это конец.
Саня подозревала, что Ираклий не доживет до суда, но она не могла ничего изменить. Когда у человека хранится столько чужого грязного белья, то это налагает определенные риски.
Сейчас она чувствовала себя изможденной и старалась не вспоминать искаженное ужасом лицо Паши, когда он разрядил в нее обойму. Он не хотел в нее стрелять, конечно. Надеялся избавиться от охраны, но не смог вовремя сориентироваться в темноте, сдали нервы. Саня не желала для него такого конца. Если бы он только остался в Питере, получил срок… Но Паша не умел делать вещи наполовину, ему нужно было все и сразу.
Арес свернул в Николину Гору и снова поинтересовался, как ее самочувствие.
– Отлично, – соврала она.
За ними следовала машина с охранниками, в которых больше не было необходимости: после Нового года они сдадут пост и вернутся в службу безопасности Большого Босса.
Хмурый Арес так и не рассказал подробности беседы с отцом, и Саня решилась спросить сама.
– Так и рассказывать особо нечего, – пожал он плечами, следя за дорогой. – Мы с ним несколько лет не общались, но напряжения между нами не было. Мой отец – довольно любезный человек, когда торгуется.
Стас пощелкал по кнопке радио, меняя волну, и добавил:
– Но кое-что меня насторожило… Он держал компромат на Ираклия под рукой, хоть сразу отдавать и не собирался. Думаю, планировал выждать, чтобы Василевский уехал из страны, а потом пустил бы в ход. Зачем?
– Может, надеется отомстить кому-то через Ираклия?
– Вот-вот, верно мыслишь. Интересно будет увидеть – кому.
Саня слушала и смотрела на крепкие руки, которые сжимали руль: на красивые запястья, ухоженные длинные пальцы – и сердце кровью обливалось. Она не видела уродливого шрама, полученного в тюрьме, но он был там – напоминание, что Ареса оставили одного разбираться с чужими грехами. А он не держит зла, никого не винит. Сильный.
Когда Саня вчера вышла на улицу и поняла, что момент истины настал, у нее даже сомнений не возникло. Она была в бронежилете, а Стас – нет. Почему он должен умирать за нее? Это бред. Не было страха или паники, только желание успеть, оградить его. Саня знала, что Арес ей этого никогда не простит, но главное, чтобы он жил. А там как-нибудь сочтутся. Если бы они вдвоем были без бронежилета, она и тогда загородила бы его. Потому что это правильно. Она так чувствовала. Стас был не просто другом, он стал… семьей.
– Прости, что не позволила тебе выполнить свою работу. Я бы не смогла жить с твоей смертью на совести, – наконец сказала она, глядя перед собой. В горле пересохло, поэтому извинения прозвучали сипло.
– А я?! – заорал он и, глубоко вдохнув, крепче сжал руль. – Ты обо мне подумала? Я чуть не рехнулся, у меня мозг расплавился!
– На мне был бронежилет.
– Твой маньяк впал в ступор, увидев твою кровь. Он ведь не в тебя стрелял, он мне в грудь целился, видел, что я без брони! Я выше тебя, еще один сантиметр, и он бы тебе горло прострелил! А пять сантиметров, и голову снес бы! Твою мать!!! – Стас несколько раз со всей дури ударил ладонями по рулю.
– Но…
– Саша, молчи. Я пока не готов с тобой говорить об этом.
Она не сдавалась.
– В случившемся только моя вина. Мне нельзя пить, я становлюсь невменяемой и просто-таки озабоченной стервой. Это, наверное, моя внутренняя суть. Мой демон, который жаждет страсти. Я его пытаюсь усмирить, а он только и ждет, когда я выпью. Поэтому прости еще и за то, что вешалась на тебя вчера. Мне очень, очень стыдно. Ты мне, как брат, и…
– Если не замолчишь, я выброшусь из машины на ходу, клянусь, – процедил Арес.
Пришлось умолкнуть.
* * *
– Как он узнал твой адрес? Он не мог следить от квартиры Сани, охрана заметила бы, – задал Прохоров тот самый вопрос, который уже сутки терзал Стаса.
Они сидели в кабинете Валентина Геннадьевича, в компании Терехова, который прибыл на праздник вместе с дочкой Настей.
– Адрес был «чистый», его никто не знал… Подозреваю, что Василиску его сдала Мария Данберг. Мы с ней вместе учились в Англии, и я, скорее всего, упоминал, что у меня есть квартира на Патриарших. Они вчера пробили точное место и следили… Маша угрожала мне накануне, я говорил вам.
– Данберг, значит. – Прохоров поднялся и прошелся по кабинету, поглядывая на носки коричневых замшевых туфель.
– Постой, я ведь у нее на свадьбе был вчера, вместе с моей Настасьей, – вмешался Терехов. – С виду такая невинная роза, а шипы оказались ядовитые.
– Ничего, отцу ее проблем теперь будет по горло, – сообщил Прохоров. – Ты ведь прав был, Стас. Кирилл Данберг серьезные дела проворачивал с Ираклием. Отмазаться сможет, но медиабизнесу конец.
– Пока дело утихнет, полгода еще уйдет, не меньше. Цепная реакция пойдет страшная, – согласился Большой Босс, и Стас поспешил заверить:
– Я останусь с Сашей сколько нужно.
– Договоримся так. До сентября следишь за Санькой, согласно контракту. Так, на всякий случай. А там решай, что делать. Ты теперь свободный человек. Осенью у тебя начнется другая жизнь.
Другая? Стасу не нужна была другая, он хотел эту, где каждый день наполнен смыслом по имени Саша. Но он и сам понимал, что должен уехать в сентябре. Он не хотел стать для своей светлой грузом, который потащит ее на дно. Вчера ее едва не убили из-за его старых ошибок. Можно было сказать: зато в результате ликвидирован Василиск, а Ираклию тоже недолго осталось. Но Стас себе не врал. Из него вышел хреновый телохранитель.
До осени было еще достаточно времени, чтобы исправиться и стать для Саши стеной, через которую не смогут пробиться ни Василевские, ни Данберги. Нужно лишь отнестись к девушке как к клиенту. До этого работать жутко мешала помешанность на ней. Стас отвлекался, постоянно забывал важные детали и вообще вел себя, как идиот.
– Хорошо, – в итоге ответил он Прохорову, и тот похлопал его по плечу.
– Быстрее, Тимошка фейерверки запускает! – влетела в кабинет Настя Терехова.
Стас вышел во двор, когда небо окрасилось в разноцветные огни. На террасе подавали горячий глинтвейн, и Архипов сделал глоток, чтобы согреться, попутно сжевав плавающую на поверхности гвоздику.
Настя тоже взяла граненый стакан, из которого поднимался пар, и отнесла Даниле Летову – Церберу. Девушка споткнулась и вылила вино прямо на белую рубашку парня. Стас мог бы поклясться, что она это сделала специально. Цербер был странным типом, Стас с ним не общался, но многое слышал от Терехова при встречах. Большой Босс его ценил.