Текст книги "Полюбить Ареса (СИ)"
Автор книги: Ава Абель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 14
Дверь распахнулась, и в комнату вошел обеспокоенный Стас.
– Саша, тебе плохо, я же вижу. – Он приблизился и притянул ее к себе, обнимая. – Ты дрожишь… Ты заболела.
Она рассмеялась, с какой-то чужой ноткой злости в голосе, и слезы полились по щекам.
– Когда ты уезжаешь? – спросила хриплым шепотом.
– Утром… Вызвать врача?
– Утром?! Это же почти уже сейчас!
Она так много хотела ему сказать, но хорошо помнила, как просила когда-то не трогать ее, а он обещал не подрезать ей крылья. Теперь пришла ее очередь отпустить его, позволить взлететь, поэтому она молчала, да и не было сил говорить. Только вымучила:
– Я… буду по тебе очень скучать.
В глазах Стаса промелькнул осколок острого сожаления, и он погладил ее по волосам, как ребенка.
– Ну-ну, светлая моя, не расстраивайся. Поплачешь в подушку два дня и вернешься к расписанию. У тебя ведь вся жизнь по сценарию. Хоть «Оскара» давай.
– Мы можем звонить друг другу, – с надеждой предложила она, прислонившись щекой к его белой рубашке.
– Не нужно. Если я увижу тебя или услышу голос, то все брошу и помчусь в Москву, чтобы проверить твой график и отогнать поклонников… Саша… Ты мой самый близкий человек, хочу, чтобы ты это знала. Если у меня все получится, то я вернусь. Буду нянчить твоих детей и слушать нытье Владимира.
И в этот момент в Сане что-то надломилось – тот панцирь, которым она покрыла когда-то свое сердце, отгородившись от Стаса. Хотелось умолять его остаться, но это желание было настолько эгоистичным, что так и не сорвалось с языка, оставив горечь во рту.
Давным-давно глупая девочка Санька сказала своему телохранителю, что всему свой час – и любви, и делу. Сейчас было время Стаса строить будущее, и она не имела права тащить его назад. Ему выпал шанс начать новую жизнь, впервые пойти той дорогой, которую выбрал сам.
– Да, все правильно. – Ее била мелкая дрожь, и внутри, и снаружи. – Счастливого тебе пути, Арес.
Она развернулась и в отчаянии потянула за ручку, ища выход из душевной темноты, но Стас, грубо выругавшись, рванулся вперед и захлопнул дверь предплечьем, касаясь грудью полуголой спины Сани.
– Ну зачем ты так? – с упреком спросил он. – Если не хочешь, чтобы я уезжал, только скажи. Я останусь в Москве, буду и дальше ходить за тобой тенью. Ты ко мне привыкла, это нормально… Саша… Я тебе слишком многим обязан, попроси – и я никуда не поеду.
Она не смела к нему повернуться. Одно слово – и начнет рыдать, упадет на колени.
В Сане умещалось много недостатков, но она никогда не была неблагодарной. Стас отдал ей год жизни, ограждая от опасности, помогая пройти через трудные времена; без него дело Василевского рассыпалось бы, тот успел бы улететь за границу, и кто знает, сколько проблем он создал бы в будущем их семье.
Саня для начала могла хотя бы сказать «спасибо» Аресу. Но слов не хватало, губы дрожали, и несколько мучительно долгих мгновений не получалось вымолвить ни звука. И толку, что училась прощаться?
– Ты молодец, удачи тебе в Штатах, – наконец произнесла она, остро чувствуя, как его пальцы осторожно скользят по ее плечу. – Но я бы хотела попрощаться с тобой… так, чтобы ты понял, насколько я тебе благодарна за все. Мы друг другу больше ничего не должны, но… давай расстанемся с чувством… с чувством света, которое нас всегда связывало… – Голос сорвался, а Саня медленно спустила бретельку платья непослушными холодными пальцами. Первый раз в жизни она открыто умоляла мужчину о ласке. Навязывалась, унижая себя. Трезвая, и не оправдаться алкоголем… Но ей было все равно, она не могла его отпустить вот так, как будто они чужие.
Она всем телом ощутила, как напрягся Стас, как застыли его руки, окаменели мышцы. Резкий вдох-выдох, и он развернул ее лицом к себе, провел ладонями вдоль щек, стирая влагу, глядя в глаза и все еще не веря. У него был взгляд обреченного человека, который больше себе не принадлежит, его пальцы подрагивали, и Саня прошептала, сдерживая мучительный стон:
– Прикоснись ко мне… так, как хотел когда-то.
С этим она, не глядя, нащупала дверной замок и провернула его, отрезая их двоих от остального мира.
* * *
Ее шепот, аромат летнего сада… «Прикоснись ко мне». Неужели это она просит? В голове ни одной связной мысли, а в бездонных глазах Саши – привычная серьезность… и вызов, такой непривычный. Кожа нежная, атласная, и нет сил не трогать ее.
– Светлая моя, я ведь не железный.
Но Саша и не сопротивляется. Теперь, когда их уже ничего не связывает, она хочет попрощаться по-взрослому, дать ему немного кислорода, которого не хватало целый год. И он не способен устоять.
На ней очень сексуальное платье. Нет, не так. Что бы она ни надела, всегда – чистая женственность, которая пробуждает самые порочные мысли и чувство собственника, желание владеть ею – и подчиниться, когда она просит…
Взгляд скользнул по голому плечу, с которого она спустила бретельку. Какой совершенный изгиб, как у его мечты. Стас, едва дыша, провел пальцами вниз по ее руке и дальше, пока не добрался до края платья над коленом. Просунул ладонь под гладкую ткань и медленно стянул вверх, обнажая стройное бедро, которое знал по очертаниям наизусть.
Стас не мог говорить, не было слов, чтобы выразить чувства; он только смотрел Саше в глаза, чтобы она все прочитала сама.
Она вздохнула тихо, приоткрыв вишневые губы, и Стаса унесло. В новой реальности была только она, а мир вокруг – неясный фон, карандашный набросок. Везде свет, яркий, ослепляющий.
Он приподнял ее, прижимая к двери, и провел языком вдоль теплой шеи. Светлая обняла его ногами и руками – и поцеловала яростно, страстно, покусывая его губы и всасывая в рот его язык. Они целовались, как в сумасшедшем запое, и так нестерпимо жгло в груди, что хотелось заорать.
Саша льнула к нему и до одури возбуждающе выгибалась, лишая остатков разума. Она нетерпеливо стянула с него галстук, пока он нес ее… куда-то. Стас не мог даже толком оглядеться, чтобы понять, в какой они комнате, какая здесь мебель. На это просто не было времени: если он не возьмет Сашу прямо сейчас, то свихнется. Кислород через пару вдохов закончится.
Он уложил ее на массивный стол, смахнув гору коробок, отщелкнул пряжку ремня и застыл, пытаясь выровнять дыхание. Саша тут же поднялась и принялась расстегивать его рубашку, с силой дергая ткань, но пуговицы не поддавались, и светлая впилась ртом в его шею, как вампирша. Он хрипло застонал и запутал пальцы в ее густых шелковистых волосах, освобождая от заколок. Сколько раз он хотел вот так распустить ей волосы, ощутить их мягкость…
Стас сбросил пиджак, проклятую рубашку, отрывая пуговицы, и снова замер, глубоко дыша. Безумие какое-то… чистый адреналин в венах.
Как вообще продержался так долго, не ощущая ее вкуса на губах?
Саша провела ладонью по его груди, прессу и не остановилась, пока ни сжала пальцами его окаменевший член через ткань брюк.
Боже, хоть бы не умереть.
Стас сорвал с себя остатки одежды и встретил откровенный, восхищенный взгляд, под которым даже демоны умолкли. У Саши раскраснелись щеки, а в глазах полыхал такой огонь, что хотелось быть грубым – и она ведь не против…
Он зачарованно стянул пальцами лиф, касаясь упругой груди, едва прикрытой золотистым бюстгальтером, а затем заставил Сашу прогнуться и приподнять бедра, чтобы спустить платье полностью.
На ней не было чулок, только белье, и Стас наклонился, чтобы лизнуть потрясающий плоский живот. Сколько раз он чувствовал его под руками во время тренировок. Сколько раз сошел с ума от того, что не мог вот так прижаться языком, прихватить кожу зубами…
Сдвинув Сашу на край стола, Стас завел вверх ее стройные ноги, все еще обутые в шпильки, и по очереди поцеловал ямочки под коленями. Очертил большим пальцем тонкую полоску кружева между ног, просунул под нее два пальца и оттянул в сторону, улетая от мысли, что светлая хочет его так же сильно, как и он ее.
– Пожалуйста… – попросила она.
– Пожалуйста что? – Он несколько раз медленно провел головкой члена вдоль ее влажного горячего клитора, наслаждаясь ее нетерпением.
– …возьми меня, я дышать не могу, – сбивчиво прошептала она и всхлипнула, когда он резко вошел в нее одним толчком, до конца, оглохнув на пару секунд от эйфории. Наконец-то. Господи, наконец-то он был в ней, с ней. Стас обхватил ее тонкие щиколотки и, сведя их вместе, начал двигаться – быстро, жестко, как не раз видел во сне. И она точно так же, как и во сне, протяжно стонала:
– Ста-а-с…
Чистый кайф.
Он развел ее бедра и, подтянувшись, не прерывая ритмичных толчков, накрыл Сашу собой. Стянул к талии ее бюстгальтер и жадно обхватил губами сосок, обводя языком и втягивая в рот. Покорная Саша стонала беспрерывно, и звуки ее срывающегося голоса вливались в душу и в вены, разгоняя кровь.
Она вдруг напряглась, задержав дыхание, и Стас резко остановился, не давая ей кончить. Поднялся, утягивая за собой, и развернул к себе спиной. Наклонил над столом, стянул золотистое кружево белья и погрузил в нее два пальца.
– Нравится, когда я в тебе? – спросил хрипло.
– Да, да-а… – Саша изогнулась, кусая свою руку, чтобы заглушить стоны, и шире расставила ноги.
Он уже не чувствовал своего сердца, оно расширилось и разрывалось в каждой клетке, выбивая искры, посылая острое наслаждение в пах. Стас снова вошел в нее, оглаживая ладонями каждый изгиб, каждую совершенную линию, ощущая, как сжимаются вокруг члена ее внутренние мышцы. Он брал ее всю, до конца, впитывая каждый стон и теряясь в удовольствии.
Она глухо всхлипывала, приближаясь к финалу, но он хотел, чтобы она кончала ярко, долго, поэтому прошептал:
– Поласкай себя моей рукой. – Он обхватил Сашу ладонью за шею, заставляя выпрямиться, и его светлая девочка, такая раскованная, откинула голову назад, прислоняясь к нему. Он ловил ртом сладкое дыхание и обводил языком горящую щеку, спуская вторую ладонь на гладкий живот…
Саша согнула одну ногу, упираясь коленом в столешницу, послушно перехватила его за запястье, а потом облизнула средний палец и опустила его себе на клитор, направляя.
Охренеть… У Стаса мозг переклинило от осознания, что именно сейчас происходит. Он выругался и, сильнее сдавив ее горло, начал вбиваться в нее в бешеном темпе, с какой-то необъяснимой болезненной жаждой, потому что было мало, все равно мало ее. Всегда будет мало.
Ее почти сразу накрыло, и на волне экстаза Саша закричала бы во все легкие, не успей он зажать ей рот ладонью. Несколько последних толчков – и Стас тоже кончил. Он успел выйти из нее в самый последний момент, вспомнив уцелевшей извилиной, что они не предохранялись.
– Тише, тише… – шептал он успокаивающе, целуя в висок, влажный от пота, пока она содрогалась в его объятиях. Стас не убрал руку с ее клитора, потому что она не позволяла, и продолжал массировать пальцами, продлевая ей удовольствие.
Сердце все еще грохотало, но звуки возвращались, оживали. Со двора доносилась громкая музыка, которую он вообще не слышал до этого. Он все еще не готов был отпустить от себя Сашу, поэтому бережно развернул к себе и поцеловал. Он целовал ее долго, медленно, наслаждаясь незабываемым вкусом ее губ… И хотелось раствориться в ней, перестать существовать.
Стас понимал, что они прощаются, и не мог разорвать объятия, стараясь насытиться ею, но это было невозможно. Он из последних сил держался, чтобы не попросить: «Пошли все к черту и пойдем со мной. Ты мой смысл». Но, во-первых, тащить Сашу силой в неизвестность – плохая идея. А во-вторых, сам он для светлой не был смыслом жизни и хорошо это знал. Она давала это понять каждый день, каждый час. Он не смог бы принять ее отказ сейчас, просто не пережил бы, сердце порвалось бы. Поэтому он продолжал ее целовать, в губы, щеки, в шею и плечи… пока за окном ни стихла музыка, пока ни пришла пора пойти в разные стороны.
– Прощай, Арес, – спокойно сказала она. И улыбнулась – без слез, по-дружески, с такой легкостью, будто и не было между ними общей жизни. Ставя точку в их отношениях.
Стас хотел бы верить, что когда-нибудь сможет спасти Сашу, вернув долг, но надеялся, что ей подобная помощь больше не понадобится. Должна же у светлой девочки наконец наступить «белая» полоса в жизни. Даже если для самого Стаса это означает конец света.
Он честно учился ее отпускать, но сказать прощай не мог: звуки не складывались в слова, застревая в горле. Поэтому он спрятал руки в карманах, посмотрел на нее тепло и произнес:
– До встречи, светлая моя. – И тоже улыбнулся в ответ, ощущая на губах вишневый вкус потери.
…Что ж. Приговор вынесен, господа присяжные. Начинается ссылка Стаса Архипова на чужбину в поисках священного Грааля.
Москва – Сан-Франциско. Пересадка во Франкфурте. Шестнадцать часов в пути, а вещей – всего одна сумка ручной клади. Стасу нечего было взять с собой, кроме воспоминаний. Во внутреннем кармане лежали наспех собранные фотографии Саши, которые он сделал когда-то: она сидит на кухне и улыбается ему, так, как только она одна умеет – глядя прямо в душу.
Как хватило воли уехать, по живому себя отрезать от нее? Сам себе не верил. Но и оставаться дольше было нельзя. Отца посадили, шумиха вокруг Василевского еще не улеглась. С фамилией «Архипов» в Москве можно только на Хэллоуин ходить, людей пугать. А Саша поступила разумно, согласившись выйти замуж за князя. У нее начнется новая жизнь. Без преследователей. Без стрессов… Без Ареса. По красивому плану, который она раскрашивала фломастерами целый год.
Она все правильно сделала. Как всегда. И не ее проблема, что Стасу хотелось большего.
Он был никем. Чтобы вернуться домой, сначала нужно стать кем-то. Стать человеком, собрать себя, как конструктор, а не вешаться якорем на сильные плечи светлой девочки. Она и так тащила его целый год.
Теперь Стас понимал, что до встречи с Сашей просто никого не любил. Был настолько зацикленным на пустоте, что смирился с ней. А Саша разогнала кошмары, дала смысл – и даже дышать легче. И меньше всего хотелось снова становиться эгоистичным отморозком, который только берет.
…Но как Стас себя ни убеждал, душа рвалась назад, к ней, в ее объятия. Как надрывно она отвечала на его ласки, как лихорадочно блестели ее глаза. Одна мысль об этом снова заводила.
Саша, конечно, на эмоциях сорвалась, все же они не чужие, привыкли друг к другу, срослись. Но у них с самого начала все складывалось не как у людей. Без шансов, кривыми линиями.
Он потер глаза и посмотрел в иллюминатор. Воскресенье, все уставшие после свадьбы, Саша еще спит, наверное… В пижаме или без? Завтра у нее мюсли на завтрак, учеба… Кто ее отвезет?
«Уже не ты, – напомнил он себе и через какое-то время добавил: – Положи телефон на место. Зачем ты его достал, идиот? Только попробуй написать ей жалостливую смс-ку, и я тебя убью».
Какой урод придумал вай-фай в самолетах?
* * *
Саня так и не уснула ночью. Адреналин зашкаливал, она не могла сосредоточиться и в итоге уселась в столовой, чтобы побыть в одиночестве. Ехать домой отказалась. Не могла пока войти в квартиру, где нет Ареса.
Столовая в особняке Тереховых была просторная, уютная, с широким панорамным окном, в которое упали рассветные лучи.
– Санька, а ты что тут одна? – удивилась Настя, появившись из арочного проема. Она была в халате, взлохмаченная, от свадебной прически осталась только память. – А где Стас?
– Уехал.
Настя открыла холодильник и достала пачку грейпфрутового сока.
– В смысле?
– В смысле, насовсем… Можно мне тоже попить?
Настя растерялась, но все же достала два высоких стакана и налила напиток. Поставила перед Саней и недоуменно спросила:
– И ты его отпустила?
Саня отпила горьковатого сока, и рука дрогнула. Всхлипнув, опустила стакан на стол, закрыла лицо ладонями и разрыдалась.
– Прости, пожалуйста. У вас медовый месяц, а я…
Настя подскочила и села на пол рядом, обнимая и явно не зная, что делать.
– Санька, ты что? – Она вдруг осеклась и выругалась. – Это все я виновата, хотела Володю спровадить, а в итоге непонятно что… Ну Сань, я тоже заплачу, прекрати!
Саня улыбнулась сквозь слезы и посмотрела на Настю, у которой уже нос покраснел. Точно плакать начнет.
– Ты тут ни при чем, Насть. Все я. Понимаешь… между мной и Стасом еще в день знакомства искра проскочила. Но мне после Василиска… какая страсть?! Мне выжить просто хотелось. Я его сразу оттолкнула, дала понять, что ничего не будет. А вчера… мы… Господи, ну я и ду-у-ра! Если у Стаса и были ко мне какие-то чувства поначалу, то я их просто убила, сама, своими руками целый год убивала!
– Ой все, ты несешь бред. Он в тебя влюблен, я уверена.
– Ты не понимаешь, он уехал на тысячу лет! Он в NewTek в Штатах будет работать. Арес – это же мечта, его красивые женщины будут окружать. Он меня забудет, а я… а мне дышать трудно.
На пороге появился заспанный Цербер, такой же всклокоченный, как и его жена.
– Не понял, что за ручьи страданий?.. Кстати, кто-нибудь в курсе, что случилось в кабинете Большого Босса? Там все разворочено, свадебные подарки по углам валяются…
Саня зарыдала громче.
Настя расстроенно спросила у мужа:
– Ты знал, что ББ отправил Стаса в Америку?
– Ну-у, возможно. Не думал, конечно, что он уедет по-английски, не прощаясь… Погоди. Саня, вы между собой так и не уладили отношения, что ли?
Цербер уже с большим пониманием посмотрел на Прохорову и надул щеки, выдыхая невысказанное: н-да-а…
– Слушай, ты пойми. Он хочет начать с нуля, и ему дали шанс – такой один раз за весь круг сансары выпадает, и то лишь тем, кто в рубашке родился. Он был бы дураком, если бы остался. В США его отца считают политическим заключенным, и Стас сможет вырулить в большой бизнес, где на него не будут коситься. Большим деньгам все прощают. И в Москве закроют глаза на прошлое, когда он вернется крутым боссом. К тому времени никто и не вспомнит старых событий. А у Стаса будет уже совсем другая биография.
Боже, как логично это звучит, и нет причины не согласиться. Но почему душа разрывается на части и хочется просто уснуть, чтобы не думать больше?
Саня смотрела перед собой в пустоту, а видела заботливые глаза Стаса. И впервые она заглянула в них открыто, с настежь распахнутой душой, осознавая, как сильно заблуждалась целый год. Боялась обжечься о безумные чувства к Аресу, а сейчас, оставшись одна, замерзала, умирала…
Любовь коснулась своим крылом, а Саня не впустила ее в окно. Вытерпела, выстрадала, пока та билась в стекло, ломая крылья. А ради… ради чего все это было? Она не помнила сейчас. Потеряла смысл. Кажется, ради будущего… Какого будущего? Разве оно есть без Стаса?
– Ты прав, Данила. Конечно, я все понимаю, – твердо сказала она, впиваясь ногтями в дрожащие ладони. – Поклянитесь мне, что больше не станете вмешиваться… Вот прямо сейчас возьмите и поклянитесь! Это только наше с ним дело, мое и Стаса. В ваши отношения никто не вмешивался, и я тоже сама разберусь, не маленькая. Я ведь ему не чужой человек, он переживать за меня будет… Не хочу. Не хочу!
Если бы Настя была не такой доброй и бросила Сане в лицо правду, то суть звучала бы так: «Это тебе бумеранг за отрицание очевидного». И Саня не стала бы больше спорить.
За все в жизни приходится платить. За глупость плата взымается вдвойне, особенно с тех, кто предает в себе любовь… Если верить Насте – а она никогда не ошибалась в точных определениях, – то это месть Афродиты, той мифической богини любви, ради милости которой страшные вавилонские женщины годами просиживали в храме, ожидая покупателя своему телу. Той самой богини, которой – единственной – отдал свое сердце беспощадный бог войны Арес. У них была целая куча детей, между прочим.
Н-да… Афродита, может, и мстительная стерва, но определенно была мудрее Сани Прохоровой.
Глава 15
Первые недели ломало, как наркоманку. Удержаться и спросить его номер телефона у Большого Босса было за гранью силы воли. Немного помогала медитация. Абстрагироваться удавалось на полчаса, а потом постепенно все возвращалось.
Зато появился новый плюс: повышенная социальная активность.
Занятия для подростков в спортивном центре Саня стала вести три раза в неделю, чему несказанно был рад Матвей. Он немного возмужал, даже бриться начал. Саня починила фенечку, которую он подарил когда-то, и снова носила ее на запястье.
Еще два дня после университета проводила в судах, разбираясь с системой. Начала подрабатывать в Аппарате Уполномоченного по правам человека, чтобы чужие проблемы отвлекали от своих.
Но до чужих проблем даже добраться не всегда удавалось, потому что Санька утопала в бюрократии. Впервые она задумалась, что шла напролом к карьере судьи так же, как шла к замужеству с Володей: не осознавая всех нюансов. На деле ей всегда хотелось помогать людям, а не наказывать их. Просто зациклилась когда-то на судействе после случая с бывшим отчимом – и сокровенные мечты отодвинулись на задний план, стали размытыми и забылись.
Вот и думай, что хочешь… Куда двигаться? К чему стремиться?
– А это проблема многих «достигаторов», – заметила Настя при встрече. – Помешались все: бегут, бегут куда-то. Сядь уже, посиди хоть минуту. Выдохни.
Саня села, выдохнула – и прибалдела: осень уже заканчивалась.
– Вот, а я тебе о чем, Санька. Ты как танк, я всегда поражалась. Правда, обзор у тебя перекрыт ветками, прешь напролом через дебри.
– И что мне делать? – растерялась она и даже испугалась того, что спросила совета. Оно само как-то с языка сорвалось, от отчаяния. Спрашивать советов Саня не умела. Не было у нее такого навыка, не привыкла. Все сама, сама, еще с детства… А тут самой никак не получалось.
– Расслабься, солдат. Твоя война, вроде как, закончилась, – сказала Настя, обнимая ее за плечи.
И Саня, до боли закусив губу, выбралась из бронетанка, в котором прожила всю жизнь и который давно начал ржаветь.
Она начала делать вещи, которых раньше себе никогда не позволяла. Например, могла съесть мороженое на ночь, если не спалось. Могла не накраситься в универ. А однажды совсем «безобразно» отошла от своих принципов и заявилась на занятия в джинсах и удобной мешковатой кофте. И ничего, вроде никому и дела до ее внешнего вида не было. Разве что Катя Лукьянцева обратила внимание.
– Ты заболела? – скептически спросила она.
– Нет, Катюша, наоборот, иду на поправку, – улыбнулась Саня. – Врач прописал мне расслабиться, чтобы осанку не испортить. Вот, следую совету.
Впрочем, радикальных перемен не произошло. Когда в «Бронксе» Настя пыталась заставить ее спеть в караоке, то Саня не поддалась на провокацию: это уж как-то чересчур!
Их однокурсник, Валера Харитонов по прозвищу Лерос, тоже отвлекал Саню от тоски: брал с собой то на концерт, то на конференцию, если был свободный выходной. Валера учился на факультете международных отношений и иногда общался с ее отчимом: мечтал попасть в дипмиссию после университета. Саня ему всячески помогала. Лерос был белокурый красавец, спокойный и надежный. Женщинам он предпочитал мужчин, но ни с кем пока не встречался, сосредоточившись на карьере.
Отчим с мамой тоже всячески поддерживали, а главное – не лезли в душу. Они так и не спросили, почему Саня отказала Володе. Откровенно радовались и молчали, давая ей возможность выстраивать свою жизнь дальше. Она им не рассказала о своих чувствах к Стасу, но, кажется, они и сами догадались о причинах апатии. Отчим спросил:
– Тоскуешь, Санька?
– Да нет, просто немного устала за прошлый год, – врала она.
– Он в порядке, не переживай. Ему нужно было уехать, ты же понимаешь?
– Конечно. Я за него очень рада.
…Иногда Саня приходила на квартиру Цербера и Насти и засыпала там в гостиной на диване, в обнимку со старым рыжим котом.
Она подумала, что тоже стоит завести домашнее животное, и купила мейн-куна – котенка дымчатого оттенка, с кисточками на ушах. Вырастет огромный, как миниатюрная рысь. Саня назвала его Федором. Потом к семейству добавился и золотой ретривер, девочка Зара. Кактусы тоже разрослись не по-детски. В общем, стало больше хлопот, появилось, о ком заботиться.
Так прошла осень, наступила зима. Холодным декабрьским вечером, в субботу, после всех дел Саня в который раз приехала в квартиру Стаса. Она ее обставила к Новому году. Просто так, без веской причины. Теперь в спальне была полноценная мебель, но если Саня и оставалась здесь на ночь, то только в гостиной. Она надевала рубашку Стаса, которую нашла в шкафу, садилась среди подушек на полу, закрывала глаза – и слышала отчетливо, как в ту памятную первую ночь: «Уйди, или я тебя обижу, светлая моя».
«Я не уйду, никогда больше не уйду, ты только вернись домой», – просила она. А ответом была привычная пустота.
Браслет, который Арес подарил на ее двадцатилетие, Саня не снимала. Она случайно выяснила, что изящное украшение стоит целое состояние, но не могла запрятать его в сейф. Это была благодарность Стаса ей – за то, что спасла ему жизнь в ту предновогоднюю ночь. Спасла… Господи, она бы спасала его каждый день, лишь бы он был счастлив.
Она вспоминала заботливые руки, мягкий свет в зеленых глазах, и то, как вдвоем играли на синтезаторе, а потом обсуждали какого-нибудь давно забытого философа.
«Ведь это было лучшее время в моей жизни, а я даже не поняла…» – сокрушалась она.
Но Арес не связывался с ней, и Саня тоже держалась, потому что он так просил. Они попрощались, что еще можно было сказать друг другу?
* * *
– Стасик, ты слышал мой вопрос?
– Слышал. Ты хочешь ребенка. – Он снял хлопковую салфетку с колен и насмешливо посмотрел на свою спутницу, светскую львицу Соню Либерман. Хороша, даже очень, но в голове у нее пустовато.
– От тебя я готова забеременеть прямо сейчас. Что скажешь?
Зачем она говорит ему это все? Он типа должен обрадоваться и сотрясти стены рыком альфа-самца? Что за придурь.
– У меня гены порченные.
– А по-моему, шикарные.
Соню он не сразу вспомнил, когда она нарисовалась рядом с ним на бизнес-приеме в Сан-Франциско. Московская художница, тусовщица и вечная холостячка в поисках папика. Она была на пару лет старше Стаса, но выглядела моложе него. Он постарел за эти месяцы, работая по двадцать часов в сутки. А если выпадал выходной, то Арес как истинный деградант шел в бойцовский клуб. Бои без правил помогали справляться с ломкой по Саше. У него болели ребра, зато душа меньше корчилась. Он поистине нашел лучший способ спускать пар: за деньги выколачивать дурь из людей. В итоге бытие свелось к тому, что он пахал, как вол, дрался, как дворовый холоп, и спал, если лежать было не больно.
За три месяца Стас исколесил пол-Америки, устанавливая контакты с потенциальными партнерами для Терехова. Перекусить было некогда, не то что искать новых женщин. Он просто не мог пока. Близость с Сашей пропитала его ароматом цветущего сада, и марать эти воспоминания он был не готов.
Но время шло, и пора бы начать с нуля.
Например, стоило бы отправить Саше свадебный подарок, чтобы не думала, будто он на нее наплевал или чего доброго, обиделся. Стас даже даты не знал, никто с ним не говорил о Прохоровой. А он не спрашивал о ней. Это была закрытая тема, табу.
Да и с кем говорить-то? С Цербером? Тот в личной жизни был худшим советчиком. Повезло ему с Настей, которая взяла измором, а иначе так бы и пускал по ней слюни до сих пор.
Стас посмотрел на Соню и снова подумал, что это имя очень похоже на «Саня». К нему везде клеились напоминания о Прохоровой, как стикеры на холодильник.
Стас подал знак официанту, чтобы принесли счет. Жаждущая обзавестись потомством светская львица восприняла это как сигнал к наступлению: обед закончился, Стас собирался назад в офис, и стоило ловить момент. Она поднялась, призывно изогнувшись, пересела к нему на диван и со всей щедростью охотницы на хорошие гены уперлась силиконовой грудью ему в плечо.
Но рыжие волосы не были темными, циничный взгляд не обдавал теплом. Все не то. Не те. Ни одна была не нужна, даже на ночь. У него «не вставал», даже на грудь четвертого размера. Позвонил было в службу психологической помощи – сказали, это ментальный блок. Зашибись. Приплыли. Видно, это бумеранг за то, что называл Владимира импотентом.
Соня просунула руку ему под пиджак, обнимая, но чужое прикосновение не будоражило кровь. Наоборот, заныло отбитое накануне ребро.
Но опять же: пора вернуться к здоровой жизни, сколько можно нудеть, как князь Солнышко? Если с любимой женщиной не срослось, так почему не взять вот эту, которая всеми силами пытается поднять ему самооценку?
Ответ был простой: а потому что.
Стас достал из кармана телефон и, настроившись на волну беззаботности, набрал Церберу в Москву, и пофиг, что там ночь.
– Привет, брат, как жизнь?.. Слушай. Я тут вспомнил случайно, что у князя с Сашей свадьба… Она была уже или только планируется? Что-то я дату не записал перед отъездом. Неудобно. Хочу подарок отправить.
Цербер долго молчал. Кашлял, бормотал мантры какие-то. С Настей, что ли, шушукался? Послышались шаги, хлопанье дверью, гул улицы. На балкон вышел, что ли?
– Кеша, ты меня слышишь? – разозлился Стас.
– Слышу! – разозлился в ответ Летов. – Нет никакой свадьбы. Саня опомнилась и ушла от Владимира.
Сердце прострелило болью, и оно рвануло в укрытие. Архипов напряг спину и машинально положил ладонь на руку Сони, крепко сжимая и убирая подальше от себя.
– Не понял. И давно?
– Ну-у, еще до твоего отъезда, – добил его Цербер контрольным в голову.
– А почему она мне не сказала? Что это за бред вообще?
– Афишировать не хотела.
– Гм… Ясно. Ну пока. Я на встрече, занят. Не звони мне больше в такое неудобное время.
Стас вернул телефон в карман и просидел в прострации с минуту, покрываясь инеем изнутри и сглатывая незнакомую горечь обиды…
Господи, никто и никогда не мог задеть Стаса так сильно, чтобы он обиделся. А светлая достала-таки до души, выкрутила и выбросила.
– Слушай, Соня. А по какой причине ты бы не сказала одному мужчине, что порвала с другим?
Художница разочарованно отодвинулась, поняв, что ее послали, и пожала плечами.
– Чтобы не преследовал. Влюбленные мужчины очень прилипчивые.
– А если это не влюбленный мужчина, а просто друг?
– Не важно. Обычно друг не по своей воле сидит во френд-зоне. Дашь надежду – и начинается дурдом.
– Поня-я-ятно.
Стас расплатился с официантом и поехал на работу.
Заперся в кабинете, проверил послеобеденную сводку – и минут через тридцать его наконец накрыло.
Какого хрена?!?!
Она не выходит замуж и даже не сказала об этом. Трахнулась с ним, как со своей сучкой, и помахала рукой, мило улыбнувшись. Ее «прощай» до сих пор комом в глотке стояло.
Да-а, Саша непробиваемая, конечно. И не скажешь, что двадцать лет всего. На войне она была бы снайпером. Расставила приоритеты четко. Князя нашего спровадила и с легкой душой занялась-таки своей жизнью, а не чужой. Это здорово, медаль за героизм первой степени. Но почему?! почему она ему не сказала? Она ведь была уже свободна, когда они прощались. Могла бы хоть надежду дать утопающему.
