Текст книги "Сафари"
Автор книги: Артур Гайе
Соавторы: Ренэ Гузи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)
XI
Плоскую вершину невысокого холма обвивала ярко-красная полоса свежевскопанной земли. Степной ветер колыхал черно-бело-красное знамя, водруженное на венчавшую холм башнеобразную постройку термитов. В лесу, полукругом охватившем холм, шмыгали бесчисленные, как муравьи, воины Мели. Размалеванные лица, искаженные жаждой мести и добычи, были устремлены на холм со знаменем.
Время от времени из-под лиственной крыши доносился пронзительный крик, из-за деревьев грохотал выстрел, густыми клубами поднимался голубоватый пороховой дым или гремело орудие и, с жужжанием разрывая листву и ветви, пролетал осколок свинца.
…Напротив укрепленного холма, у крутого изгиба реки, к склону прилепилась натянутая на четырех столбах ковровая палатка. Вытянув за полог палатки голову, грудь и передние лапы, грелся на солнце огромный гепард. Задняя часть туловища и крепкая блестящая цепь, привязанная к шее, были скрыты тенью крыши. Вооруженные воины сидели на земле или, опершись на длинные копья и на пестро раскрашенные щиты, стояли кучками на узкой каменистой полосе между водой и крутым берегом. Женщины, принесшие с гор в плоских корзинах зеленые и золотисто-желтые бананы, единственную пищу дшагга, брызгались и плескались в мелкой воде. Под деревьями клубился дым очагов. Воины руганью и щедрыми палочными ударами подгоняли вверх и вниз нагих мужчин, таскавших воду.
Вот гепард поднял голову, лениво щурясь, открыл желтые глаза и с тихим рычанием вытянул свое сильное стройное тело. Два вооруженных воина вели человека. Спустившись по склону, они приблизились к палатке, произнесли что-то вполголоса и остановились на расстоянии нескольких шагов.
Из палатки вышел молодой человек необыкновенно высокого роста. Он положил руку на голову гепарда, который начал мурлыкать, как гигантский кот, и спросил:
– Нини? (Что?)
Один из воинов почтительно склонил копье в знак приветствия и доложил, что этот мазаи хотел бы поговорить с королем Мели.
Молодой человек подошел к ним и высокомерным взглядом испытующе посмотрел на мазаи. Только присмотревшись гораздо более зорко, он заметил бы, как слегка дрогнули веки незнакомца. Он стоял перед ним с опущенными глазами и спокойным тупым лицом.
– Что тебе надо? – спросил вадшагга.
– Передать королю Мели кое-что от моего господина, торговца Махмуда-бен-Салека, – глухим, тяжелым голосом ответил мазаи.
– Что передать?
– Это я скажу Мели, королю вадшагга!
– Король Мели не разговаривает со всяким шенци. Король – мой дядя. Скажи мне, в чем дело, и, если слова твои покажутся мне разумными, я передам их королю. Но если твое поручение окажется вздором, я велю тебя высечь так, что ты сможешь потом одеться в лохмотья собственной шкуры и будешь затем таскать дрова для наших очагов! Ну, говори!
– Конечно, ты можешь меня высечь. Но я имею поручение к королю Мели, а не к его племяннику. Король не скажет тебе спасибо, если из-за тебя не получит того, что ему в настоящее время может очень пригодиться! – ответил мазаи своим странным, беззвучным голосом.
Племянник короля поднял было руку для удара, но овладел собой, отступил на шаг и, смерив мазаи взглядом, полным ярости и изумления, медленно, с угрозой проговорил.
– У тебя лицо барана, но твой голос напоминает вой дерзкой гиены. Если он не придется по вкусу королю, то я спущу с тебя шкуру. Жди здесь.
Он вошел в палатку. Равнодушный, почти сонный взгляд мазаи скользил по окружающим людям и предметам. Он спокойно взял понюшку, но его рука со щепоткой застыла в воздухе, как если бы ее остановила другая, незримая рука. Краткий миг, не дольше одного удара сердца – и, овладев собой, во власти единой цели, он спокойно втянул в нос табак. Но из-под полузакрытых век его взгляд впился в высокий шест, стоящий рядом с палаткой. Сверху, осклабившись, глядела отрубленная человеческая голова. Лицо ее было коричнево-черного цвета и испачкано запекшейся кровью. Белки глаз были выворочены вверх. Из-за стиснутых в последней борьбе зубов выглядывал синий язык… В этой осклабившейся роже не было почти ничего человеческого, но все же глаз дикаря уловил что-то знакомое, что остановило его руку и молотом застучало в его мозгу: «Там сверху смотрит лейтенант Лихнер».
Он спокойно спрятал кисет и, как бы оправляя его, ощупал пояс под кожаным плащом.
– Если ты, мазайский подпасок, не скажешь ничего путного, и он разгневается на нас за то, что мы его потревожили, то я отрублю тебе оба уха! – прошипел один из воинов.
– Нет, ты – одно, другое отрежу я сам! – прорычал второй воин.
Сдержанная улыбка злой иронии искривила губы мазаи.
– Входи, ты! – крикнул из палатки высокий юноша и потянул к себе цепь гепарда.
Мазаи поднял глаза к небу, словно приветствуя солнце. Затем он очутился в палатке. Его скрытый за полуопущенными веками взор старался проникнуть в царивший там мрак.
В палатке было почти пусто. На шкуре антилопы, рядом с которой лежало несколько копий, пестро раскрашенный щит из буйволовой кожи и палица из резной слоновой кости, сидел на корточках небольшого роста парень, копьеносец царя. Древний старик с трясущейся головой склонился над наполненным горящими угольями медным сосудом и потирал озябшие руки. За ним на ложе, покрытом шкурой леопарда, полулежал король Мели. Верхняя часть его тела была прикрыта широким мягким плащом из меха черно-белых обезьян. Левая сторона груди была испещрена шрамами от ран, нанесенных еще когда-то леопардом. Король любил, чтобы они всегда были на виду. Исподлобья он смерил входившего косым, почти презрительным взглядом. Медные браслеты на его левой руке тихо зазвенели, когда он передвинул свою длинную серебряную трубку.
– Говори! – произнес он кратко и резко своим звонким голосом.
– Махмуд-бен-Салек, мой господин, повстречал на пути в Монбасса другого торговца Ибрагима из Мева и узнал от него, что король Мели покупает ружья и порох и хорошо за них платит. Махмуд-бен-Салек велел передать королю Мели, что у него есть много хороших английских ружей с патронами, и просит, чтобы король в сопровождении не более двух воинов пришел в палатку Махмуда посмотреть ружья.
Посланец говорил монотонным голосом, как если бы он заучил наизусть свою речь.
Король вытянул вперед голову с заостренным подбородком, как вынюхивавшая что-то собака.
– Ружья с патронами? Сколько? И где лагерь твоего господина?
– Недалеко отсюда, – ответил мазаи. – Если король Мели сейчас же пойдет со мной, он будет у цели, когда солнце будет стоять там, – добавил он, медленно и тяжело выговорив «цель», и указал на место, где солнце должно было быть приблизительно через час.
Гепард на пороге палатки испустил короткое глухое рычание.
– Что тебе надо, Ненда? – спросил племянник короля подошедшего к палатке человека.
– Предводитель Шигалла из Ромба велит сказать, что мы снова схватили трех аскари, прокравшихся к реке за водой. Одного мы убили, вот его ружье и ризасси (патроны), другие убежали в свой лагерь, – докладывал за стеной палатки гонец.
– Хэ, хэ, – засмеялся Мели, хлопая себя по ляжкам. – Они страдают от жажды! Сегодня вечером мы перебьем их, как мух! – Он взял в руки ружье, как бы играя открыл и снова закрыл затвор, и прицелился в стоявшего перед ним.
– Если я нажму это, ты свалишься мертвым, и у тебя в животе будет дыра. Что же, ваши ружья так же хороши?
Мазаи беглым взглядом убедился, что ружье не заряжено, и с неподвижным лицом стоял перед дулом. Но он заметил еще нечто другое, на что и был устремлен его взгляд из-под полузакрытых век. За спиной Мели на его ложе валялась форменная куртка. Пуговицы и погоны блестели матовой позолотой! Она, конечно, была с плеча того человека, отрубленная голова которого качалась там на шесте возле палатки. Обер-лейтенант Лехнер! А аскари там, за холмом, остались без вождя и без питьевой воды, и Мели собирается сегодня вечером перебить их, как мух!
Мазаи плотно сжал губы. Он в первый раз посмотрел на короля дшагга открытым взором, острым, как обнаженный меч. Он гордо выпрямился и, положив левую руку на бедро, ответил:
– Если король Мели пойдет со мной, он узнает, что бывают ружья получше этого!
Король все еще возился с ружьем и не заметил этого взгляда. Это было первое и последнее предупреждение судьбы.
Он бросил ружье на ковер.
– Сколько у вас ружей? – спросил он.
– Очень много. Больше, чем тебе может понадобиться, король Мели!
– Эй, ты, Мрефу, иди со мной! Мы купим оружие, которым нам удастся истребить крыс в Удшагга, – крикнул он и вскочил с ложа.
Он накинул на правое плечо шкуру леопарда, а на голову надел ленту из тонких медных колец, в которую были заткнуты два страусовых пера. Мальчик подал ему палицу и копье. Затем король хлопнул в ладоши, и на пороге появился один из стоявших снаружи воинов.
– Ндици тано, пошли сейчас же быстрого гонца ко мне в Моши и вели сказать моему дяде Кондо, чтобы он сегодня же послал людей со слоновыми клыками дважды, нет трижды число пальцев на обоих руках! Пусть они ждут у моста через Рау, и скажи кому надо, что я вернусь через два часа. Ты понял? Вот мой алама (знак) для Кондо! – он передал адъютанту дощечку, покрытую волнистыми линиями. Тот склонил копье в знак приветствия и поспешно вышел, громко выкрикивая какое-то имя.
Старик, сидевший около жаровни, поднялся, кряхтя и что-то бормоча. Сухими дрожащими ногами он заковылял к выходу и отвязал цепь гепарда. Огромное животное одним прыжком кинулось к королю и, ласкаясь, положило ему на грудь морду.
– Что ты делаешь, Мце? – спросил Мели, сердито отстраняя гепарда.
– Возьми его с собой, возьми его с собой, Мели. Быть может, он поможет тебе! – проговорил старик вполголоса, но с жестом мольбы.
– Поможет? При покупке ружей? А, ты снова возвращаешься к своему вчерашнему предсказанию? Ло, я ему не верю, Мце!
Старик, монотонно бормоча что-то себе под нос, встал у порога. Король вышел, сопровождаемый своим племянником. За ним следовал мазаи.
Старик коснулся своим дрожащим пальцем его покрытой кожаным плащом груди.
– Незнакомец, отчего ты прячешь глаза от Мце? Это бесполезно, уже давно я прочитал в них, что исполняется мое предсказание, я давно его прочитал, давно…
Бросив на него быстрый взгляд, мазаи прошел мимо. Его лицо было замкнуто и неподвижно, но в глубоком молчании, воцарившемся на дворе при появлении короля, он долго еще слышал, как старик бормотал:
– Я давно его прочитал, давно…
– Куда? – спросил Мели через плечо.
Мазан указал на запад.
– Туда, через Коронго (высохшее русло реки, заливаемое только в половодье), а затем в гору!
При появлении короля воины и рабы отскакивали в сторону, не поднимая на его глаз, и приветствовали его, склоняя колени. Племянник следовал за ним развалистой походкой, крутя в руке копье. Мазаи шагал спокойно и непринужденно. Рядом с ним неслышными шагами ступал гепард и время от времени, оборачивая к нему голову, испытующе смотрел на него своими желтыми глазами.
Они все время шли под прикрытием деревьев. Лес кишел вадшаггскими воинами. В густой тени леса непрерывно раздавался грохот их ружей. С холма им отвечали лишь редкие выстрелы. Мимо пронесли раненого. Его серовато-коричневый лоб покрыт потом, из-под руки, прижатой к правой стороне груди, выступали большие пенистые капли крови. Между плоскими корнями дерева стоял на коленях пестро разодетый колдун и пытался влить грязно-зеленую жидкость через плотно сжатые губы человека, молча извивавшегося в предсмертных судорогах. Длинный, почти нагой парень, не глядя по сторонам, перебежал через дорогу с полуразодранными штанами аскари в руке. За ним с громкими ругательствами бежало несколько человек.
Спрятавшись за воздушными корнями дерева, Мели, приложив руку к глазам, пытался разглядеть холм. Он не мог обнаружить там никаких признаков жизни. Земляные стены выделялись кроваво-красной полосой, как незаживший рубец. Изредка из-за них поднималось белое облачко. Сливаясь в одно пятно, безжизненно свисал флаг в знойном неподвижном воздухе.
К дереву подошел небольшого роста человек, на голом туловище которого вздувались огромные мускулы. На его диком, покрытом рубцами лице из-под развевающегося головного убора блестели налитые кровью белки глаз. С коротким поклоном он остановился рядом с королем.
Мели обернулся к нему. С отвратительным, злобным смехом гиены он указал на лагерь аскари.
– Шигалла, посмотри! Сегодня вечером, как только я вернусь, мы разобьем укрепление этих умирающих от голода и жажды кроликов! Надеюсь, что в их жилах найдется достаточно крови, чтобы ты смог помыть в ней ноги и руки!
– Ладно, король! Наши воины позаботятся о том, чтобы хватило крови, – ответил предводитель низким хриплым голосом и отошел в сторону.
Раскаленный невыносимым зноем воздух неподвижно стоял над стеной. Даже в тени деревьев от жары захватывало дыхание. Свод неба как бы опустился, его сияющая синева побледнела, между небом и землей дрожала серебристая дымка тумана.
Когда путники вышли из леса, взоры их обратились на восток. Там, где небо и земля сливается в белой туманной дали, темнела резко очерченная полоса, как бы стена, воздвигнутая на краю света. Над ее зубцами сиял грозный желтый свет.
Гепард беспокойно шнырял взад и вперед. Он останавливался, затем вдруг кидался большими, бесцельными прыжками в сторону, возвращался и в странной тяжелой тревоге терся о ноги быстро шагавшего короля. Тот спотыкался, в бешенстве отгонял гепарда и кричал племяннику:
– Возьми его на цепь, Мрефу! Этот зверь становится совсем несносным! Как только мы вернемся, его придется отослать в Моши.
Юноша молча снял с плеча короткий ремень и привязал его к ошейнику гепарда.
Горячая струя воздуха обдала путников, когда они подошли к Коронго. Они увидели голые каменные стены, красные и горячие, словно раскаленные скрытым внутри огнем. Тусклое серое небо, нависшее над ущельем, напоминало расплавленное олово. Тучи мух с жадным жужжанием поднялись навстречу пришельцам и настойчиво, злобно облепили их покрытые потом лица и тела.
Мели обернулся, отер голой рукой залитое потом лицо и спросил с раздражением:
– Эй, ты, сын дурака, почему бы нам не идти верхней дорогой, где не так мерзко?
– Сейчас мы дойдем до тропинки, которая ведет наверх, король Мели. Позволь мне пойти вперед и показать ее тебе! – ответил мазаи и пошел во главе отряда.
Нечувствительный к парализовавшему все живое зною, он легкими шагами шел в гору. Скат был крут и неприступен. Чахлые вьющиеся растения помогали путникам удержаться там, где глиняная почва осыпалась под ногами.
Он взобрался наверх. Прямо против края ущелья возвышался на другой стороне холм с лагерем осажденных. Окружающая местность тонула в жутком, печальном полумраке, только вершина с постройкой термитов еще пламенела огненно-красным светом, как зажженный факел.
Глубоким вздохом усмирив бурно клокочущее сердце, он вдруг сорвал с себя кожаный плащ, косу и вынул из ножен длинный нож. Озаренный последними лучами ослепительно белого света, прорезавшими, как луч гигантского рефлектора, сине-черную стену облаков, занимавшую теперь полнеба, стоял он на краю ущелья, нагой, со сверкающим ножом в руке.
На холме с постройкой термитов показался человек. Он поспешно сорвал флаг и исчез. Из леса и из чащи по ту сторону холма бешено затрещали выстрелы. Вдруг там наверху все пришло в движение. Коричневые фигуры прыгали через стены и с бурными криками торжества бросались стремительно, как горный поток, вниз по склону холма.
У края леса они остановились и, отдышавшись, снова бешено бросались на приступ. Эхо темного ущелья повторяло громовые крики, дикий, пронзительный вой, треск и грохот выстрелов.
Как готовая к прыжку пантера, с открытым ртом и выдвинутым вперед подбородком стоял дикарь на краю обрыва. Вот голова Мели показалась над краем ущелья… Хрипя, он вспрыгнул наверх и поспешно повернулся в ту сторону, откуда доносился шум битвы, но взгляд его упал на нагого человека, с дикой, страшной угрозой стоящего в трех шагах от него, и застыл в холодном ужасе.
– Унайуа бии Кола? (Ты знаешь госпожу Келлер?) – прохрипел низкий голос дикаря.
Вытянув перед собой обе руки, король отскочил назад. На него надвинулось дикое лицо с острыми белыми зубами – это было последнее, что уловил взгляд короля дшагга. В воздухе просвистел клинок – и вместе с черепом, звеня, разлетелась медная налобная повязка. Прежде чем тело успело грохнуться на землю, клинок снова сверкнул в воздухе и рассек грудь. Коричневая рука дикаря погрузилась в хлынувший поток крови и вырвала трепещущее сердце. С неистовым криком торжествующей мести потряс он им в воздухе, и зубы пантеры с бешенством впились в кровавое мясо.
Пронзительные крики людей и хриплое рычание зверя прямо перед ним заставили его остановиться. Еще мгновение, и на него набросилось гибкое тело. Страшные когти вонзились в его плечи, а перед самым его лицом открылась жаркая красная пасть, готовая схватить его за горло. Покачнувшись назад под тяжестью навалившегося на него тела, Хатако левой рукой с дымящимся сердцем прикрыл шею, а правой с быстротой молнии стал наносить удар за ударом. С глухим стоном боли гепард в безумной ярости вырвал сердце короля дшагга из руки Хатако, со скрежетом впился в него зубами, между тем как из его вспоротого брюха хлынули потоком кровь и внутренности.
Дикарь с отчаянным усилием вырвался из когтей гепарда, который, раненный насмерть, повалился на землю и забился в предсмертных судорогах. В это же время молодой воин с поднятым для удара копьем бросился на убийцу своего дяди, но тот легко, как змея, отскочил в сторону. Копье просвистело в воздухе, и юноша упал вперед, но при падении он успел схватить ногу врага и они вместе грохнулись на землю. Сплетенные тела с хрипом и стонами покатились по траве. Каждый старался руками или зубами перервать другому горло. В смертельной борьбе они изворачивались и поднимались на ноги, катились и извивались, попадали в когти издыхающего гепарда и, сцепившись в клубок, катились к краю пропасти.
У самого края с усилием, от которого жилы у него вздулись, как канаты, а глаза вылезли из орбит, дикарь освободился, наконец, и ухватился за стебли травы. Тело хищного зверя свалилось в пропасть, но отчаянно цепляющиеся руки королевского племянника уже при падении ухватились за ветви колючего кустарника и удержали над бездной тело.
Победитель с дрожащими ногами и прерывисто хрипящей грудью стал на колени у края пропасти и, когда рассеялся дрожащий перед его глазами красный туман, посмотрел на побежденного врага. Тот продолжал висеть над пропастью, держась за ветви. Кровь, пенясь, сочилась из покрывавших его руки и ноги ссадин. В его темных глазах смешались испуг, ярость и ужас. Он, задыхаясь, прохрипел:
– Ты… Кто ты такой?!
Дрожа и шатаясь от слабости и потери крови, медленно поднялся победитель. Качаясь, он оперся на поднятое копье врага. Но и теперь, когда он едва мог говорить, в его словах звучала насмешка.
– Кто я такой? – крикнул он. – Я омбаша Хатако из одиннадцатой дивизии, и я тот мазаи, которого ты хотел избить, но я также и тот носильщик, которого пять дней тому назад там, в горах, ты расспрашивал обо мне же и в которого бросал палками, тупой, слепой дшаггский пес!
Племянник короля с воем покатился вниз по склону.
Внезапно по равнине пронеслись рев и жужжание, заглушившие остальные звуки. Пыль, трава и листья темным столбом взвились в воздух и крутящимся вихрем прорвали сине-черную массу облаков, низвергнувшихся вниз, как рушащийся, все под собою сокрушающий свод. Внезапно стало темно как ночью. Ослепительный отсвет пламени прорезал мглу, гром гулко прокатился над безбрежной степью. Равнина то озарялась ослепительным светом, то снова погружалась в густой мрак. С ревом, как хищный зверь, буря набросилась на лес, ломая, вырывая своими лапами деревья, и с пронзительным воем через сухую стремнину понеслась дальше.
Порыв ветра опрокинул раненого Хатако на землю. Ослепляемый вспышками молнии, он пытался пучками травы остановить кровь, текущую из ран. Его взгляд в поисках чего-нибудь, что могло бы пригодиться для перевязки, упал на труп короля. Хрипя, он сбросил неподвижное тело со шкуры леопарда; склеившимися от крови пальцами нарезал полосы из мягко выдубленной шкуры; затем он приложил к ранам разжеванную траву и осторожно перевязал их полосками кожи.
Гонимая бурей грозовая туча передвинулась на запад. Разразился страшный ливень. Сливаясь с грохотом грома, из леса доносились глухой стук, треск ударов и нестройный рев голосов.
От потери крови у Хатако закружилась голова, и он упал лицом в мокрую траву, но гул отчаянной схватки, которую возобновили там внизу его товарищи, заставил его поднять голову и прислушаться. В его сознании всплыла виденная им картина леса. Как деревья в лесу, так бесчисленны были притаившиеся в нем дшагга. И еще много сотен залегло, должно быть, за другим склоном холма, чтобы с тылу поддерживать прорывающихся товарищей. Там нужен был каждый человек, а он лежал, прикованный к земле своими ранами, как больное животное…
Он заскрежетал зубами, в ярости напряг все мускулы и приподнялся на локте, – вот с другого конца Коронго, терявшегося в степи, послышались дикие крики. Некоторое время он внимательно прислушивался. Он понял, что это прибывали вадшагга. Это подействовало на него как удар кнута на измученное животное. С искаженным лицом он поднялся сначала на руки и на колени, затем с мучительным усилием встал на ноги, зашатался, снова упал, снова поднялся и, наконец, с мутным взором, шатаясь от слабости, выпрямился. Кровь из раны на лбу слепила ему глаза, из разодранных плеч, из бесчисленных ран и царапин стекала по всему телу, но хлеставший дождь смыл алые потоки, холодные струи воды освежили его и помогли напрячь волю для последнего усилия.
Опершись на копье Мрефу, нагнулся он над пропастью и стал вглядываться через серую пелену дождя. Вот появились первые воины. Они стремительно бежали, размахивая кривыми кинжалами и копьями. Широко расставив ноги, он поднял копье, но вспомнил про «Браунинг» лейтенанта. Быстро ощупал себя – револьвер был на месте.
Впереди других с криком бежали двое. Сверху прогремел короткий выстрел. Один упал и схватился рукой за раненую ногу. Другой, дико озираясь, взглянул вверх – и пуля угодила ему прямо в лицо. Он свалился. Бегущие за ним падали на него. В сбившихся в кучу людей градом сыпались выстрелы. Увидев над стремниной одинокого стрелка, который преградил им путь, они подняли дикий рев. Прибывшие вновь наталкивались на эту груду тел и толкали ее вперед, но никто не решался выйти на открытое место. Сначала надо было сбросить в пропасть страшного стрелка. Как горные козлы, бросались они на крутой скат обрыва. Они карабкались наверх, прижавшись к земляной стене, защищавшей их от выстрелов Хатако, у которого уже почти не оставалось патронов. Тогда он переложил «Браунинг» в левую руку, правой схватил свой старый нож и огляделся, ища прикрытия для последней борьбы за жизнь. Но на плоской равнине он ничего подобного не мог найти, только мертвое тело короля дшаггов неподвижно лежало в мокрой от дождя траве. В его мозгу с быстротой молнии пронеслась спасительная мысль. Он бросил оружие. Подхлестываемый опьянением битвы и жгучим наслаждением мести, он высоко поднял труп. Из открывшихся от напряжения ран потоками хлынула кровь. Задыхаясь и хрипя, с трясущимися коленями, он дотащил труп до края стремнины, и стены Коронго гулко повторили его крик:
– Опустите копья, вадшагга, примите своего короля!
Затем он сбросил в пропасть изуродованное мертвое тело.
Оно с тяжелым глухим шумом упало к ногам воинов. Настала мертвая тишина. Онемев от ужаса, уставились вадшагга на искалеченный нагой труп. Затем раздались вопли, вскрики ужаса, бешеный рев. Они наклонялись над телом, содрогаясь, отскакивали назад и бессмысленно толкались на месте, осознав гибель вождя и не зная, что делать дальше. Среди общего испуга и растерянности вдруг загрохотали залпы, послышались громкие крики «ура», и через ущелье потоком устремились люди в коричневых куртках, с блестящими штыками и изогнутыми прикладами. Как сухие листья от порыва ветра, закружились и заметались воины дшагга. Один крик вновь и вновь раздавался из толпы бегущих и, передаваясь из уст в уста, долетал до бьющихся еще в лесу, у реки, в степи и увлекал их в вихрь панического, беспорядочного бегства: «Мели амекуза, кимбиа, вадшагга, Мели амекуза!» (Мели убит, бегите, вадшагга, Мели убит!).
С глазами, горящими дикой гордостью, залитый кровью человек на краю обрыва выпустил в бегущих последнюю пулю. Затем револьвер выскользнул из безжизненно повисшей руки, он запрокинул голову, словно пробудившись от тяжелого сна и погружаясь в новый сон, устремил взгляд вверх. Раскаты грома затихали вдали, серые обрывки облаков стремительно мчались на запад. Вот победоносный луч солнца озарил сверкающие капли и мимолетным блеском зажег дикие глаза бойца. Затем свет сознания померк в них. Коричневое лицо Хатако стало мертвенно-серым, и, вскинув руки, он медленно упал в мокрую траву.
Когда в теплых лучах заката спустился вечер, раненого подобрал небольшой отряд аскари. Ими командовал белый унтер-офицер. Они вели молодого воина-дшагга, очень высокого и стройного, у которого были завязаны руки.
– Э, убитый дшагга, – проговорил один из аскари и коснулся штыком плеча лежащего. Судорога пробежала по обнаженному телу. Раненый застонал и с трудом открыл склеившиеся от крови глаза.
– Это не дшагга, – закричал вдруг пленник пронзительным голосом.
Указывая связанными руками на голую фигуру, он обратился к унтер-офицеру:
– Бана, этот человек убил короля Мели!
Белый холодно посмотрел на него.
– Ну и что же с того? Ведь Мели был мятежником!
Он наклонился над очнувшимся и посмотрел в лицо.
– О! Да ведь это Хатако, наш мьема!
– А да, квели (правда), Хатако, – радостно закричали аскари и бросились к товарищу, чтобы оказать ему помощь.
– Он аскари, говорите вы? Нет, это зверь, пожирающий человеческое мясо! – в бешенстве закричал пленник. – Он изувечил труп моего дяди, вырвал у него сердце и сожрал его! Я видел это собственными глазами!
Белый угрожающе посмотрел на него и стал на колени около Хатако.
– Ты слышал, что сказал этот человек?
– Да, бана, это правда! – проговорил Хатако тихим голосом.
Унтер-офицер содрогнулся и быстро встал. Вытирая руки о полу своей тужурки, он мрачно смотрел на лежащего перед ним человека. Он повел плечами, словно его лихорадило.
– Африка, ужасная Африка, – пробормотал он себе под нос и провел рукой по глазам.
Старый аскари, осматривающий раненого, бросил на него быстрый взгляд.
– Дестури ай миема, бана! Нафанья пини! (Обычай миема, что тут поделаешь!) – сказал он, пожав плечами, затем открыл пакет с перевязочным материалом и занялся своим беспомощным товарищем.
Белый быстро нагнулся и поднял с травы револьвер. Он переводил глаза с людоеда на дно коронго и обратно. Затем он усилием воли стряхнул ужасные впечатления этого грозного дня. Он встал на колени рядом со своими черными солдатами, перевязывавшими раненого, и крепко пожал руку, прикосновением которой еще минуту назад считал себя оскверненным.
– То, что ты сделал с этим мятежным вождем дшагга, Хатако, карается по европейским законам. Но это дело бана полковника. А меня касается лишь то, что ты мужественно нам помогал, а теперь сам нуждаешься в помощи. Но теперь я понимаю ту чепуху, какую несли пленные о злом духе, который низверг в пропасть их короля и многих воинов уложил пулями, которые он разбрасывал голыми руками.
На лице Хатако появилась едва заметная усмешка. Он провел языком по сухим губам и поднял на белого просящий взор лихорадочных глаз.
– Ты хочешь пить?
Он заботливо обнял его голову и приложил свою фляжку к губам людоеда. Хатако жадно стал глотать. Затем он со вздохом закрыл глаза и снова впал в беспамятство. Своими умелыми руками аскари исследовали его тело, сплошь покрытое черной свернувшейся кровью.
Этот мрачный пришелец никогда не искал их дружбы, он всегда был замкнут. Холодный и одинокий, он шел своей дорогой, он никогда не делил с ними их радостей. Но безошибочным чутьем своих бесхитростных душ они всегда понимали, что этот молчаливый дикарь с задумчивым, пытливым взором в борьбе и в нужде окажется хорошим, надежным товарищем…
Когда из-под снятых кожаных перевязок показались глубокие рваные раны на его плечах, из уст всех вырвался крик изумления и испуга.
– Великий Бог, кто его так изранил! – вскрикнул, содрогаясь, белый.
– Хьюю (тот), бана! – просто проговорил старый аскари и серой курчавой головой показал на изогнутую в предсмертной судороге спину гепарда, пестрым пятном выделявшуюся на фоне травы. Только теперь заметил белый хищного зверя, в распоротом брюхе которого копошились рои толстых синих мух.
– И его он тоже одолел! Что за человек! – пробормотал он тихо, покачивая головой и разглядывая Хатако. Он подумал о том, что раны, нанесенные хищным зверем, почти всегда вызывают заражение крови, и быстро обернулся к аскари, которого толстая окровавленная повязка на руке лишала возможности работать вместе с товарищами.
– Ты, Хамис, беги живо к фельдшеру, он должен быть где-нибудь у реки, и скажи ему, чтобы он как можно скорее шел сюда и захватил с собой свой большой ящик с перевязочными средствами и сосуд с водой… И пусть приведет четырех пленных с палками и веревками для носилок. Но живо, слышишь!
Аскари щелкнул каблуками и быстро побежал вдоль ущелья.
