Текст книги "Эпоха Титана 2 (СИ)"

Автор книги: Артемий Скабер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 11

Я смотрел на Матросова, пока тот краснел и сжимал трясущиеся кулаки. Жилы на шее вздулись, словно вот-вот лопнут. Челюсть ходила ходуном, мужик скрипел зубами так, что слышно было даже мне. Вот это поворот, неплохо. Только мы нашли ниточку, как тут же сразу её забрали и наше прикрытие уничтожили.

Это понимал и я, и Борис. Хуже всего, что дела на нас так и остались в СКА и что с ними будет дальше… Большой вопрос.

Прохладный вечерний ветер гулял по плацу, нёс запах пыли и машинного масла. Где-то за нашими спинами слышались приглушенные голоса охранников на вышках. Прожектора еще не включили, но сгущающиеся сумерки делали фигуры людей всё более размытыми.

– Фамилия твоя! – рявкнул Матросов, делая шаг вперёд.

Майор даже не дёрнулся. Стоял как вкопанный, руки за спиной, подбородок чуть приподнят. Классическая поза человека, который считает себя выше происходящего.

– Чемезов, – ответил он ровным, почти скучающим тоном. – Майор Чемезов. Запомни, куратор.

В последнем слове чувствовалась издёвка. Мужик явно считал Матросова кем-то вроде надсмотрщика за инвалидами, не более.

– Хотите действовать так? – выдохнул Борис, и я заметил, как напряглись его плечи. – Давайте, господа. Начнём с того, что вы покажете мне завизированное решение СКА об аннулировании действий лейтенанта Чешуи, – он начал загибать пальцы. – Потом документ, подтверждающий, что наши полномочия как информаторов исчерпаны. Продолжим подробным отчётом о том, что вы у меня изъяли, с описанием каждой улики и всего остального. С печатями, подписями, номерами дел.

Люди Чемезова переглянулись, кто-то хмыкнул. Один из солдат, молодой парень с редкой бородкой, откровенно ухмыльнулся.

– Умный? – протянул Чемезов, и в его голосе появилась сталь. – Решил поиграть в юриста, Матросов?

– Хренумный, – огрызнулся Борис и сплюнул под ноги майору. Не рядом – именно под ноги.

Воздух между ними будто сгустился. Чемезов сощурился, его челюсть сжалась. Пальцы дёрнулись к кобуре.

– Выполнять! – бросил Матросов, не отводя взгляда.

Повисла пауза. Я видел, как дрожат пальцы Бориса, но лицо оставалось каменным. Ветер свистнул, загнал пыль в глаза.

– Ты видимо что-то перепутал, куратор аномальщиков, – медленно проговорил майор, хрустнул шеей сначала влево, потом вправо. – Перепутал, кто здесь имеет власть. Кто здесь решает.

– Думаешь? – улыбнулся Борис, но улыбка эта не касалась глаз. – Посмотрим.

Он набрал полную грудь воздуха.

– Охрана⁈ – заорал Матросов во всю глотку, так что голос разнёсся по всему плацу, отразился от стен казарм, прокатился эхом.

Тут же все повернулись. Даже те, кто был на вышке. Я видел, как дёрнулись люди Чемезова. Инстинктивно вскинули автоматы выше. Лязг затворов. Металлический щелчок предохранителей.

– Закрыть ворота! План «Стена»! – ещё сильнее выдал Борис, шея его налилась кровью от напряжения. – Выполнять!

На мгновение показалось, что время остановилось. Все замерли, словно в ожидании невидимого сигнала.

Чемезов кивнул. Его люди наставили автоматы на Бориса. Все. Разом. Готовы стрелять.

Вот только тут же, словно из-под земли, вся охрана корпуса сбежалась. С казарм, от ворот, с дальних постов. Топот ног загрохотал по асфальту, лязг затворов слился в единый металлический скрежет, команды перекрикивали друг друга. Начали рассредоточиваться, окружая группу СКА плотным кольцом.

Что-то захрустело, заскрежетало. Тяжёлые металлические ворота начали закрываться. Механизм выл, словно раненый зверь.

Прожектора повернули внутрь, прямо на место, где мы стояли. Свет ударил в глаза, ослепил. Я прищурился. Чемезов поднял руку, заслоняясь. Его люди задёргались. Кто-то попятился, кто-то, наоборот, шагнул вперёд.

– С огнём играешь, Матросов, – медленно проговорил Чемезов и покачал головой. Голос его звучал по-прежнему спокойно, но я заметил, как дёрнулась мышца на его щеке.

– Плевать, – сплюнул Борис, и на этот раз попал на сапог майора. – Теперь ты отсюда никуда не денешься, пока не приедет твоё начальство, или вообще кто угодно с полномочиями разобраться в этом дерьме.

Я видел, как задёргался глаз у Чемезова. Матросов распрямил плечи, поднял подбородок.

– Приказываю! – его голос прозвучал громко, властно, эхом прокатился по плацу. – Если кто-то из СКА шевельнётся… Открывать огонь на поражение!

Я хмыкнул, Борис решил рискнуть всем. Видимо, что-то ему действительно сильно не понравилось.

Я слышал об этом плане «Стена». Его могут запустить только высшее руководство корпуса. Отменить нельзя – никак, ни при каких обстоятельствах. Только когда приедут важные начальники из СКА или ещё откуда-то.

Вроде бы его разрабатывали на случай проникновения гигантов прямо в корпус, или для мятежа в стране.

Если начнётся заварушка, то СКА поляжет, и даже маги не спасут. Слишком много стволов, слишком хорошая дистанция. Каким бы быстрым ни был маг, его не спасёт скорость, когда в тебя целятся полсотни автоматов с разных сторон.

– Ты покойник, Матросов, – хмыкнул Чемезов, но голос его звучал уже не так уверенно. – Слышишь? Мертвец. Тебя сожрут в СКА, выплюнут, и даже кости не найдут.

Борис подошёл ближе к Чемезову. Медленно, шаг за шагом. Майор не двигался, но его люди вскинули автоматы резче, целясь теперь в упор. Запах пота и страха смешался с табачным дымом.

– Ни шагу! – рявкнул один из солдат СКА, молодой ещё совсем. Голос дрогнул на последнем слоге.

Борис не обратил внимания. Подошёл вплотную к Чемезову. Так близко, что их груди почти соприкасались. Посмотрел майору прямо в глаза. И потом, не торопясь, залез ему в китель. Чемезов дёрнулся было, но Матросов быстрее. Выхватил что-то, отскочил на шаг. В руке была наша улика.

Лицо Чемезова побелело. Он облизнул губы, метнул взгляд в сторону, потом обратно на Матросова. Борис резко развернулся и подошёл ко мне.

– Вали в казарму и сиди там, – бросил он, хватая меня за рукав. – Если что… Я всё возьму на себя, – он притянул меня ближе, посмотрел прямо в глаза. – Всё отрицай и вали на меня. Понял? Всё, что мы делали – это я. Ты просто выполнял приказы. Тупо, безропотно, как солдат.

Я спокойно посмотрел на него и помотал головой.

– Нет, – вырвал рукав из его хватки. – Меня спасать не нужно.

Матросов замер. Брови поползли вверх, глаза расширились.

– Володя, ты дурак? – в его голосе прорезалось отчаяние. – Ты вообще понимаешь, что сейчас будет? Они за такое… – он махнул рукой в сторону людей Чемезова. – Тебя сожрут к чёртовой матери! Живьём! По кусочкам!

– А ты? – спокойно переспросил я.

Борис открыл рот, закрыл, сжал кулаки.

– Я… Я взрослый мужик, куратор. Я должен! – выпалил он, почти кричал. – А ты… ты просто пацан. У тебя ещё вся жизнь…

Его слова на меня не подействовали. Никогда не прятался за спинами других и не собираюсь.

– Упрямый баран! – рявкнул он, когда я продолжил молча на него смотреть.

– Учусь у лучших, – усмехнулся я.

Повисла пауза. Матросов пялился на меня, дышал тяжело, ноздри раздувались. Потом медленно выдохнул, провёл ладонью по лицу. Мужику не нашлось, что мне ответить.

– Иди, – тихо сказал он, отворачиваясь. – Просто иди.

Геройствовать решил? Яйца у него есть, но слишком глупо. Слишком по-человечески глупо. Они всегда так. Лезут на амбразуру, спасают других, жертвуют собой, а потом удивляются, почему жизнь такая дерьмовая.

Покачал головой и направился в казарму ловцов. Вокруг всё ещё суетились охранники, заняли все позиции. Кто-то курил нервно, затягиваясь до самого фильтра, пепел сыпался на асфальт. Кто-то просто стоял, сжимая автомат побелевшими костяшками, и смотрел в одну точку.

Что у нас выходит? В СКА есть несколько «фракций» или «группировок»? Во всяком случае, это выглядит именно так. Чешуя с одной стороны – он вроде как занимается расследованиями, ловит преступников из рядов самого СКА. А вот этот майорчик, Чемезов, с другой. Отвечают ли вторые за работу с изменёнными? За эксперименты?

Вроде всё указывает на это. Они приехали слишком быстро. Знали, что забирать. Но как они узнали, что мы что-то нашли? Хороший вопрос.

Странно, конечно. То, что запрещено, за что убивают, сажают, стирают в порошок – делают люди императора. Для чего вообще нужны изменённые в этом мире?

Хмыкнул про себя. Пытаюсь понять логику муравьёв. Снова. Жадность? Власть? Оружие против гигантов? Или просто потому, что могут?

Вот только на что рассчитывает Матросов? Если за Чемезовым кто-то стоит, а в этом я уверен на все сто процентов, значит… Значит, Борис сейчас бьётся не с майором. Он ввязался в схватку с кем-то гораздо выше. С кем-то, кто может раздавить его, как насекомое.

Не живётся спокойно людям. Почти все сдохли на этой планете от гигантов, плавают на куске земли в океане, так ещё и глотки друг другу рвут. Очень в их духе. Очень по-человечески.

Дверь в казарму скрипнула, когда я открыл её. Внутри было душно. Окна закрыты, воздух спёртый, пахло потом, немытыми телами и старыми портянками. Свет тусклый, лампочки на потолке еле-еле горят, потрескивают.

Ко мне тут же подскочил Олег. Глаза горят, руки нервно теребят края куртки. За его спиной маячили остальные ловцы. Все смотрели на меня, ждали.

– Ну что? – спросил он меня, голос дрожал чуть-чуть.

Я посмотрел на него и поднял бровь.

– Ты о чём?

– Как в целом? – он замахал руками, словно пытаясь словить нужные слова из воздуха.

– Что именно?

– Ситуация? – выпалил Олег, делая шаг ближе.

Я смотрел на него и пытался понять. Он издевается или правда так тупит? Как вообще можно задавать настолько размытые вопросы и ожидать какого-то вменяемого ответа? «Ситуация» – это что? Война началась? Гиганты прорвались? Или он про то, что на ужин дадут?

– Василиса, что с ней? – наконец-то перешёл он к сути, тараторил теперь быстро. – Что в корпусе творится? Когда нас выпустят? Что происходит снаружи? Ребята видели, что объявили план «Стена»? Почему его объявили? Это из-за вас? Из-за Матросова? Что вообще произошло?

Я слушал этот поток вопросов и чувствовал, как в голове начинает болеть. Олег смотрел на меня с такой надеждой, таким ожиданием, словно я сейчас достану откуда-то все ответы и разложу их по полочкам.

– Не знаю, – честно пожал плечами и отправился к своей кровати.

– А-а-а, – растянул Олег разочарованно и побежал за мной. – Подожди! – он схватил меня за плечо, развернул к себе. – Ты же был снаружи! Тебя всю ночь не было, всё утро, весь день! Уже вечер, а ты говоришь, что не в курсе? Как так?

Его голос звучал почти обиженно. Словно я специально скрываю от него какую-то важную информацию.

– Нет, – коротко выдохнул я, освобождая плечо. – Не в курсе.

И это была правда и мне плевать.

Поесть, видимо, не судьба. Тогда хотя бы посплю. Зашёл в душ. Вода была еле тёплой, но мне было плевать. Смыл грязь, кровь – чужую и свою, пот. Постоял под струями, закрыв глаза, давая воде стекать по лицу, смывать усталость.

Вытерся жёстким полотенцем, натянул чистое бельё из общего шкафчика и, наконец, завалился на кровать.

Матрас продавленный, жёсткий, пахнет старостью и плесенью. Подушка тонкая, почти бесполезная. Но мне было всё равно. Я мог спать где угодно – на полу, на камнях, вообще стоя, если прижмёт.

Вокруг слышались приглушённые голоса ловцов. Они переговаривались, строили теории, пытались понять, что происходит. Кто-то ругался вполголоса.

Переживать о том, на что нельзя повлиять – любимое человеческое занятие. Они могут часами обсуждать, гадать, строить планы. А потом всё равно всё пойдёт не так, и все эти разговоры окажутся бесполезными.

Я же просто закрыл глаза и выключился.

* * *

Патрушев в своём кабинете.

Мужчина сидел в своём кабинете и смотрел в одну точку на стене. Просто смотрел. Не моргая.

На стене висела карта империи – огромная, детализированная, с отмеченными корпусами, городами, важными объектами. Раньше он любил на неё смотреть, чувствовать свою значимость. Часть большой системы. Винтик в механизме, но важный винтик.

Сейчас же карта казалась насмешкой. Вся эта огромная империя, все эти ресурсы, власть – и он, глава корпуса, загнан в угол как крыса.

Он подготовил план. Сам. Ну, почти сам – подсказали, направили, дали нужные инструменты. Но воплотил-то он. Всё продумал, организовал. Подставить Матросова, Мамонтову и Большова. Убрать их чужими руками – руками Чешуи, этого фанатика из СКА. Чистенько, аккуратно, без следов.

А что вышло?

Патрушев сжал подлокотники кресла так, что дерево скрипнуло.

Василиса ранена. Лежит в медкорпусе, может, умрёт, может, нет – врачи не обещают ничего определённого. Пузатов мёртв.

Матросов обвинил его, Патрушева, в том, что глава корпуса всё это прикрывал. Публично, при свидетелях, при охране. Слова эти теперь гуляют по корпусу, обрастают слухами, мутируют.

И словно этого мало, заявились люди из СКА. Просто так, внезапно, будто их вызвали. А может, и вызвали. Чешуя теперь не у дел, отстранён, план провалился так, что хуже не придумаешь.

А потом Борис, этот упрямый ублюдок, запустил операцию «Стена».

Патрушев застонал и сжал голову руками.

«Стена». Это значит, что скоро – очень скоро – сюда приедут очень важные люди. Генералы, может быть даже кто-то из Совета. Они придут, поставят его в позу раком и будут исследовать каждый уголок его «глубокого» внутреннего мира.

Они найдут. Обязательно найдут. Следы, связи, деньги, которые уходили не туда. Приказы, которые он подписывал, прикрывая нужных людей. Они раскопают всё.

Глава корпуса даже не вышел к майору, что припёрся сюда с людьми. Ему лишь доложили, что теперь он занимается корпусом номер десять.

Патрушев посмотрел на свои руки. Они больше не тряслись. Всё благодаря лекарствам и водке. Перевёл взгляд на полупустую бутылку на столе и поморщился.

Раньше хватало пары рюмок, чтобы расслабиться. Теперь он выпил половину, а внутри всё равно всё сжималось в тугой, болезненный узел.

– Почему всё рушится? – спросил он у пустоты. – Сука…

Никто не ответил. Только часы на стене тикали – мерно, монотонно, отсчитывая последние минуты его карьеры. А может, и жизни.

Толстые пальцы массировали виски. Круговыми движениями, с нажимом. Прикрытые глаза помогали справиться с мигренью, что разыгралась пару часов назад и теперь пульсировала за глазницами, как живое существо, грызущее мозг.

«Что делать? Что делать? Что ДЕЛАТЬ?» – вот какой вопрос он себе задавал снова и снова, как заезженная пластинка.

Сдаться? Признаться? Сбежать? Каждый вариант казался хуже предыдущего.

Патрушев уже несколько раз пытался связаться со своим «покровителем». Доставал артефакт связи. Активировал его, нажимая на специальный выступ сбоку. Ждал.

Ничего.

– Меня бросили? – пробормотал Патрушев, глядя на артефакт. – Подставили?

Конечно, бросили. Так всегда бывает. Когда всё идёт по плану – ты полезен, тебя поддерживают, помогают. Но стоит делу дать трещину, и тебя сливают, как грязную воду. Без сожалений, без объяснений.

И тут кристалл засветился.

Патрушев вскочил так резко, что кресло откатилось назад и врезалось в стеллаж. Книги посыпались на пол с глухим стуком. Он схватил артефакт обеими руками, чуть не уронил от волнения, потом судорожно нажал на выступ, чтобы активировать связь.

Больше он не будет терпеть. Не будет лебезить, извиняться, оправдываться. Плевать. Это вопрос выживания. Его личного, конкретного выживания. И если они его бросают – он потащит их за собой на дно.

– Вы в курсе? – спросил он, и сам удивился тому, насколько спокойно прозвучал его голос. Ровно, твёрдо, без дрожи. Хотя всё внутри клокотало, кипело, рвалось наружу криком. – И что дальше?

Пауза. Артефакт молчал. Патрушев стиснул зубы.

– План сорвался, – продолжил он, отчеканивая каждое слово. – Тут СКА. Майор Чемезов изъял материалы. Матросов объявил «Стену». Скоро тут будут генералы, следователи. Делать что?

Снова тишина. Только лёгкое потрескивание от кристалла.

– Да мне плевать! – рявкнул Патрушев. – Я рисковать больше не буду! Понятно? Либо вы решаете эту проблему прямо, сука, сейчас. Либо я лично пойду к майору и всё доложу! Всё!

Он дышал тяжело, грудь вздымалась. Пот выступил на лбу, потёк по вискам, щекотал кожу.

Глава корпуса резко нажал на выступ, отключая связь. Швырнул артефакт на стол. Руки снова затряслись. Но одновременно внутри разлилось странное чувство. Облегчение? Гордость? Он не узнавал себя. Такая уверенность, такой напор.

Патрушев медленно улыбнулся.

– Давно пора… – хмыкнул он тихо. – Показать, кто тут главный.

Конечно, он блефовал. Насчёт того, что признается СКА во всём. Идиотом Патрушев не был и подставлять себя окончательно не станет. Но угроза прозвучала вполне убедительно.

И тут артефакт связи в ящике снова засветился.

Патрушев замер. Зубы обнажились в оскале, глаза блеснули. Значит, сработало. Значит, испугались. Значит, будут решать проблему.

* * *

Движение. Я почувствовал его сквозь сон. Кто-то подошёл ко мне. Близко. Слишком близко.

Двое. Нет, больше. Открыл глаз, мышцы напряглись, готовые к броску. Но это был Олег и тот кривозубый маг, что со мной сражался. Сзади, в полумраке казармы, маячили остальные ловцы.

Все смотрели на меня.

– Ты спишь? – тихо спросили меня.

Я открыл второй глаз, медленно сел. Сколько я проспал? Час? Два? Судя по свету в окнах – немного.

– Что за собрание? – потянулся, разминая плечи. Суставы хрустнули. – У меня нет ответов на ваши вопросы.

Хотел сразу отрезать все попытки разговора, но Олег не отступал.

– Володя, – он сделал шаг ближе к моей кровати, присел на корточки, чтобы быть на одном уровне со мной. Лицо серьёзное, глаза не бегают. – Мы хотим у тебя кое-что спросить.

Я посмотрел на него, потом на остальных. Все ждали. Чего им не спится? Нормальные люди в такой ситуации легли бы, попытались отдохнуть, пока есть возможность.

– Если что-то в корпусе начнётся… – медленно произнёс кривозубый маг, подбирая слова. Голос глухой, неуверенный. – Если дело дойдёт до… ну, ты понимаешь.

– Какой у нас приказ? – подхватил Олег, глядя мне прямо в глаза. – Что нам делать?

Я поднял бровь.

– А я-то откуда знаю? – пожал плечами. – Я не командир, не куратор. Приказы вам будут давать другие.

– Я не про это, Володя, – покачал головой Олег. Он провёл ладонью по лицу, устало выдохнул. – Я у тебя спрашиваю – что нам делать? Конкретно. Если начнётся драка. Если СКА полезет на нас. Если Матросова арестуют или… хуже.

Я тряхнул головой, пытаясь проснуться окончательно. Пропустил момент. Совсем пропустил момент, когда я тут вдруг стал кем-то, кто что-то решает. Когда моё мнение стало важным для этих людей.

– Мы с ребятами посовещались, – Олег оглянулся на остальных, те закивали. – Ты выстоял против двух магов. Положил всех ребят на тренировке. Даже с Мамонтом дрался – и выжил. Спас её, когда на неё напали. И… – парень замолчал, облизнул губы. – И ты знаешь что…

Он не сказал прямо, что я убил Пузатова, как они считали, во имя Василисы.

– До этого Юра у нас был лидером, – продолжил Олег тише. – А теперь…

Сука. Снова?

Я же делаю всё, чтобы меня не трогали. Держусь в стороне, не лезу в их дела, не строю из себя героя. И вот уже второй раз всё само собой происходит. Теперь вот эти идиоты решили, что я им нужен как вожак стаи.

Первая мысль была послать их всех в пешее эротическое путешествие. Длинное, извилистое, желательно через все круги. Хватит с меня этой человеческой возни.

Есть «но». И даже не одно.

Меня пытаются убить, уже не Медведевы, а Патрушев. Тут ещё СКА. Их разборки, их интриги. Кто-то хочет замести следы экспериментов с изменёнными. Кто-то хочет эти следы раскопать. А я оказался посередине.

Обладать готовыми сражаться людьми… Не самая плохая идея. Тупая, рискованная, полная геморроя – но не самая плохая. Я посмотрел на ловцов. Они ждали. Надеялись.

– Не лезть поперёк СКА, – сказал я прямо. – Слышите? Ни в коем случае. Не провоцировать, не геройствовать. Они нас сомнут, как тараканов. Потом захлебнётесь последствиями, если вообще доживёте до этих последствий.

Олег кивнул. Остальные тоже.

– В случае угрозы, – продолжил я, – переходим под Матросова. Если и он канет в небытие… – я сделал паузу, – тогда защищаем Василису.

– А если и её… – начал кривозубый маг.

– Мой вам совет, – я встал, потянулся, – постарайтесь не сдохнуть где-то по пути.

– Думаешь, всё настолько плохо? – спросил кривозубый, голос дрогнул.

Я посмотрел на него.

– Понятия не имею, – честно ответил. – Мы тут заперты. Ждём, смотрим и реагируем по ситуации. Всё остальное… Глупо и непродуктивно. Строить планы, когда не знаешь исходных данных – трата времени.

– То есть просто сидеть без дела? – поморщился Олег, явно ожидавший чего-то более… героического? Вдохновляющего?

– Займитесь чем-то, – пожал плечами. – Слышал, что вязание успокаивает нервы или оригами. Можете потренироваться, если энергия девать некуда. Сон ещё неплохой вариант. Видишь, сколько всего.

Олег криво улыбнулся. Понял, что от меня больше ничего не добьётся.

А что они хотели? Чтобы я строил предположения на пустом месте? Выдумывал стратегии? Это не про меня. Я не играю в их игры «а что если». Пока ситуация такова – буду работать с тем, что есть. Когда изменится – адаптируюсь.

– Какое-то шевеление! – вдруг крикнул один из ловцов, что стоял у окна. Он прижался лицом к стеклу, всматриваясь в темноту. – Ворота! Их открывают! Значит, кто-то прибыл. «Стена» отменяется!

Ребята тут же напряглись. Заметались, задёргались. Кто-то бросился к окнам. Я потянулся ещё раз. Посмотрим, что выйдет из задумки Бориса.

Лёг обратно на кровать. Есть хочется, хотя уже скорее жрать – желудок скрутило от голода. Когда я последний раз нормально ел? Вчера? Позавчера?

Но не успел я закрыть глаза, как дверь в казарму распахнулась. Резко, с грохотом.

– Большов! – рявкнул охранник, тяжело дыша. Видно было, что бежал, пот блестел на лбу. – На выход! Немедленно! Тебя Матросов вызывает!

Все мгновенно повернулись ко мне, ждали моей реакции.

Я выдохнул, поднялся. Вылез из кровати и быстро, почти не глядя, оделся. Вышел. Охранник повёл к воротам. Шли быстро, почти бегом. Плац был пуст, только прожектора слепили, высвечивая каждую пылинку в воздухе. Холод вечерний уже чувствовался – пробирал сквозь форму.

СКА и местные всё так же стояли напротив друг друга, всё так же целились. Но теперь в позах читалась усталость. Напряжение не ушло, но добавилось раздражение, желание, чтобы всё это уже закончилось.

Борис стоял в стороне и курил. Одну сигарету за другой. Окурки валялись у его ног – штук десять, не меньше. Табачный дым висел вокруг него плотным облаком.

Меня подвели к нему. Мужик кинул на меня быстрый взгляд, кивнул. Видно, что нервничает: по руке в кармане, которая там постоянно ёрзала. По быстрым, жадным затяжкам. По тому, как он переминался с ноги на ногу.

Ворота начали открываться. Медленно, со скрежетом. Механизм явно не смазывали давно. Металл визжал, словно раненое животное.

Заехала машина.

Чёрная, блестящая в лучах прожекторов. Бронированная, судя по массивности. Окна затемнённые, не видно, кто внутри.

Она остановилась рядом с майором Чемезовым. Двигатель заглушили. Несколько секунд тишины – только ветер свистел, гнал пыль по асфальту.

Потом дверь открылась.

Оттуда вылез мужик лет шестидесяти. Форма СКА, идеально отглаженная. Китель увешан медалями – золотые, серебряные, с разноцветными лентами, позвякивали при движении.

Лицо жёсткое, обветренное. Шрамы на щеке – три параллельные полосы, старые, побелевшие. Седые волосы коротко стрижены. Спина прямая, несмотря на возраст.

– Генерал Гробыч! – тут же вытянулся Чемезов, отдавая честь так резко, что кисть хлопнула по виску.

За генералом из машины вылезли ещё люди. Четверо. Все в форме СКА, все вооружены. Автоматы наготове, взгляды цепкие, профессиональные.

Чемезов выглядел довольным. Даже самодовольным. Смотрел на Матросова так, как кот смотрит на пойманную мышь. С предвкушением. Ещё чуть-чуть – и можно начинать играть с жертвой.

Ворота начали закрываться. Скрип, лязг цепей.

И вдруг встали. Замерли на полпути.

Снова открылись.

Ещё одна машина въехала на территорию. Не такая большая, как первая, но тоже внушительная. Серая, потёртая, явно не парадная. Она встала рядом с чёрной. Двигатель чихнул, затих.

Дверь открылась.

Из неё выбрался…

Чешуя?

Я прищурился. Это был он. Помятый, с синяками под глазами. Губа разбита, запеклась кровь в уголке рта. Форма мятая, грязная, но голова гордо вздёрнута. Спина прямая. Он двигался жёстко, словно каждый шаг давался с трудом.

За ним вылез кто-то ещё. Тоже генерал. Старше Гробыча. Лет семидесяти, если не больше. Лицо изрезано морщинами, но глаза живые, острые, цепкие. Мундир сидел безупречно, награды тяжело оттягивали грудь.

– Генерал Бойко! – хором выдохнули люди из СКА. Вытянулись все разом, даже те, кто был в охране Гробыча.

Два генерала. Два старика. Стояли и пялились друг на друга через несколько метров. Воздух между ними будто сгустился, потяжелел.

А вот и две силы прибыли. Этого добивался Матросов? Чтобы они сами разбирались, кто прав, кто виноват?

Я хмыкнул про себя. Вот только я тут зачем? Зачем Борис меня позвал? Разбирались бы сами. Потом всё устаканилось бы, и я мог бы спокойно пойти в столовую. Наконец-то поесть.

Напряжение росло. Охрана корпуса наконец-то опустила оружие. Автоматы ушли вниз, стволы к земле. Выдохи облегчения прокатились по рядам, кто-то даже присел, разминая затёкшие ноги.

СКА тоже расслабились. Не до конца, но напряжение спало. Пальцы убрали со спусков.

– Будет… весело, – хмыкнул Борис рядом со мной.

Он затушил очередную сигарету и сразу полез за новой. Пальцы дрожали, когда он прикуривал.

Ворота снова начали закрываться. Скрежет, лязг.

И снова остановились.

Что? Ещё кто-то припёрся?

На территорию въехала третья машина.

И эта была… другой.

Гораздо больше двух предыдущих. Чёрная, но не просто чёрная – какая-то особенная, поглощающая свет. Без единой царапины, будто только с завода. Металл идеально полированный, отражал прожектора мёртвыми бликами.

Окна – не просто тонированные. Они вообще не пропускали свет. Как будто внутри просто нет окон, а сплошной металл.

Гробыч замер, лицо побелело. Бойко тоже застыл, даже рот приоткрыл. Чешуя отступил на шаг назад, инстинктивно. За ним Чемезов сделал то же самое. Даже охрана задёргалась, автоматы дрогнули в руках.

– Кто это? – тихо спросил я у Матросова, не отрывая взгляда от машины.

– Не знаю… Понятия не имею, – Борис сглотнул, сигарета дрожала в пальцах.

Машина встала. Прямо в центре, между двумя генеральскими авто. Двигатель заглушили.

Тишина.

Никто не двигался. Все смотрели на чёрную машину и ждали. Даже дышать, казалось, перестали. Кто бы ни был в этой машине – это кто-то, кого боятся даже генералы СКА.

Прожектора высветили каждую деталь: идеально гладкую поверхность, хромированные ручки, эмблему на капоте – какой-то герб, которого я не узнал.

Секунды тянулись. Десять. Двадцать. Тридцать.

Дверь машины открылась.

Медленно. Плавно. Будто специально тянули момент, наслаждаясь эффектом.

Из неё выбрался мужчина.

Высокий. Стройный. Форма не военная – дорогой костюм, тёмный, идеально сидящий. Плащ поверх, длинный, до икр, развевается на ветру. Седые волосы зачёсаны назад. Лицо аристократическое – острые черты, тонкие губы, орлиный нос. Глаза холодные, серые, оценивающие.

Он двигался неспешно, будто прогуливался в парке, а не въезжал на территорию военного корпуса, где только что чуть не началась стрельба.

Перчатки кожаные, дорогие. Трость с серебряным набалдашником в правой руке постукивала по асфальту с каждым шагом. Звук гулкий, чёткий. Вокруг него будто образовалась зона тишины, даже ветер стих.

Оба генерала застыли. Гробыч сглотнул, шрамы на его лице побелели ещё сильнее. Бойко выпрямился, но руки за спиной сжались в кулаки.

Чемезов вообще как будто окаменел.

Матросов рядом со мной тяжело дышал. Смотрел на мужчину широко распахнутыми глазами. Потом, совсем тихо, одними губами:

– Змеев.

Я перевёл взгляд обратно на мужчину. Тот остановился между двумя генералами. Окинул плац взглядом, задержался на мне. На секунду, потом перешёл дальше, к охране, к ловцам.

– Господа, – произнёс он, и голос у него был мягкий, почти ласковый. – Какой у нас здесь… театр.

Он улыбнулся. Тонко, едва заметно.

* * *

Патрушев у окна.

Глава корпуса смотрел на двух генералов из СКА, что расположились внизу, на плацу, и потел. Пот стекал по вискам, капал с подбородка на воротник. Рубашка промокла насквозь, прилипла к спине холодным, мерзким полотном.

Руки дрожали так сильно, что он вцепился в подоконник, чтобы хоть как-то их контролировать. Дерево скрипело под его пальцами. Ногти впивались в старую краску, отдирали её слоями.

Внизу стояли генерал Гробыч и генерал Бойко. Два старика. Две легенды СКА. И две враждующие фракции.

Будет битва. Патрушев не сомневался в этом ни секунды.

Бойко и Гробыч не друзья. Даже не соперники – враги. Каждый тянет одеяло власти на себя. У одного связи в столице, у другого – армия фанатиков.

– Будут делить свою власть, – прошептал Патрушев, дыхание сбилось. – Делить свою чёртову власть. И делать это в моём корпусе. В моём!

Он сглотнул. Горло сухое, будто песком набили. Язык прилип к нёбу.

– Ну всё… – выдохнул он. – Всё. Конец.

И тут его сердце сжалось. Будто железный кулак схватил его и начал давить. Боль пронзила грудь, отдала в левую руку, в челюсть. Резкая, жгучая.

Патрушев схватился за грудь, согнулся. Воздуха. Не хватает воздуха. Он раскрыл рот, пытаясь вдохнуть, но лёгкие не слушались. Панику. Начиналась паника.

«Не сейчас. Только не сейчас. Не инфаркт. Пожалуйста, не инфаркт».

Трясущаяся рука полезла в карман за таблетками. Пальцы не слушались, скользили по ткани. Наконец нащупал пузырёк. Выдернул его, чуть не уронил. Крышка не поддавалась. Он крутил её, ругался сквозь зубы, злился на собственную слабость.

Наконец открыл. Высыпал на ладонь три таблетки. Или четыре? Плевать. Закинул в рот, разжевал – горькие, мерзкие, но работают быстрее. Проглотил без воды, поперхнулся, закашлялся.

Стоял, согнувшись, прижав ладонь к груди, и ждал. Считал секунды. Десять. Пятнадцать. Двадцать.

Боль начала отступать. Медленно, нехотя, но отступала. Сердце всё ещё колотилось бешено, но уже не сжималось так убийственно.

Патрушев выпрямился. Провёл ладонью по лицу. Пальцы влажные от пота и тут, сквозь пелену в глазах, он увидел.

Ещё одна машина.

Она въезжала на территорию корпуса. Огромная. Чёрная. Дорогая – даже отсюда, с третьего этажа, это было видно. Такие не бывают у простых военных. Такие у людей, чьи имена произносят шёпотом.

Патрушев замер. Вцепился в подоконник ещё сильнее. Костяшки побелели.

Что? Кто ещё?

Машина встала между двумя генеральскими авто. Двигатель заглушили.