Текст книги "Знак Огня (СИ)"

Автор книги: Артем Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 8

Я не сразу добрался до полноценного берега, сначала мне потребовалось пересечь протоки и островки, по болоту пролезть, по кочкам, извозиться в илистой грязи, так что пришлось телепаться почти до самого посёлка и уже там искать небольшое озерцо с чистой водой, чтобы привести себя в порядок, чтобы заявиться к людям в цивильном виде, вроде вот только-только с автобуса вышел.

Но справился с этим я на удивление быстро, с удовольствием умылся и почистился, привёл в порядок рубашку, брюки и ботинки, даже из мусорного пакета сделал какое-то подобие сумки, обрезал и ручки проделал, чтобы не бросалось в глаза, и вот теперь сидел на бревне в кустах, у конечной остановки дачного автобуса, отринув нетерпение с беспокойством, у меня теперь это хорошо получалось, да ждал первого утреннего рейса.

И комары меня не одолевали, не по вкусу пришлась им моя кровь, раньше надо было дать им себя попробовать, и спрей бы не пригодился, так что ждал я в комфорте, и утренняя свежесть не доставляла мне неудобств, научился я с ней бороться, и было это легко, я просто как будто на ходу вспоминал давно забытые умения.

Можно было, конечно, отправиться к дому Саныча сразу и напрямки, но мне захотелось пройтись по посёлку в компании дачников, чтобы осмотреться по сторонам не торопясь, чтобы послушать разговоры, чтобы понять, кто здесь живёт. И ещё, я ведь раньше никогда ни от кого всерьёз не таился, потому просто не знал, каким же именно образом следует играть в шпионские игры.

Вообще вся жизнь этих полудач-полупосёлка концентрировалась здесь, на конечной остановке. Тут была большая площадь, отсыпанная для всеобщего удовольствия мелкими чистыми гранитными камушками, а не грязным гравием, были лавочки для ожидающих в тени разлапистых деревьев, были три магазинчика, не слишком отличающихся от ларьков, и были торговые ряды.

Сначала-то, когда их установили, обрадованные дачники думали, что это они будут продавать здесь свои дары огородов заезжим людям, и даже отдельные скандальные бабки схватились было тут не на шутку в битве за торговые места, но не прокатило. Ездили сюда, конечно, отдельные товарищи, чтобы по дешёвке затариться овощами в сезон, но редко и мало, далеко же от основной трассы, и не было смысла тут сидеть в ожидании покупателей.

Вместо этого здесь самим дачникам начали продавать всякую хозяйственную мелочь, семена там, удобрения, мелкий инструмент, спирали от комаров, перчатки и много чего ещё.

И даже сейчас, рано утром, в почти семь, начало восьмого, тут уже тёрся народ. Кто-то ждал автобус, чтобы уехать в город со своими битком набитыми корзинами, кто-то кого-то встречал, а ещё несколько похмельных тел изнывало в ожидании у магазинчика, ну где же эта продавщица, мать её за ногу, когда она так нужна, ну нельзя же быть настолько неклиентоориентированной, ну надо же понимать свою социальную ответственность!

Я невольно поулыбался в ответ на эти горячие речи, но тут все резко оживились и загомонили, потому что сначала раздался гул большого двигателя и завывание уставшей трансмиссии, а потом из-за поворота показался старый здоровенный автобус, и был он набит битком.

И сидели в том автобусе всё сплошь пенсионеры, да и то в основном бабки без дедов, потому что если у какой бабки и сохранился дед, то она уже, как королева, в автомобиле передвигалась, пусть обычно стареньком, но всегда бодром и, самое главное, вместительном.

Я не торопясь встал, пусть автобус подъедет, пусть остановится, пусть все глаза смотрят только на него, и вышел на площадь только тогда, когда она вся заполнилась шумом и гамом.

Желающие уехать начали штурмовать свободные места, мешая друг другу своими корзинами, площадь заполнилась людьми, и я решил пересечь это небольшое человеческое море, потому что кое-кто уже направился бодрым шагом по дороге вперёд, к родным грядкам, кое-кто остановился поболтать, в общем, было самое время.

И ведь прошёл я по краешку, но всё равно, пришлось уворачиваться от каких-то грабель и корзин, всегда меня бесило это в бабках, и вот одна, громогласная такая, увлечённо пояснявшая что-то другой, оступившись, толкнула своей необъятной кормой соседку, та следующую, и вот её, эту следующую, мне и пришлось ловить, потому что она, взмахнув руками, собралась падать.

– Ой, Никитишна! – спохватилась та, громогласная, – ты как, не расшиблась?

– Нет, – прокряхтела Никитишна, крепко уцепившись за мою руку и не собираясь отпускать, – поймал меня кто-то, спасибо ему.

– Так! – быстро сориентировалась громогласная, – очень хорошо! Вы, молодой человек, бабушку доведёте, раз поймали? Вам куда самому надо-то?

– На восемнадцатую линию, – ответил я, пожав плечами, втайне довольный, что внедрение началось, и началось очень успешно, – и доведу, конечно. Мне не трудно. Только скажите, куда именно.

– На пятнадцатую! – радостно ответила Никитишна и я, посмотрев в её лицо с нацепленными на нос большими чёрными очками, понял, что она если и не слепа как крот, то рядом с этим. Но само лицо хорошее было, доброе и улыбчивое, интеллигентное даже, с таким отчётливо видимым на нём выражением стеснения, что мне немедленно захотелось ей помочь.

– А как же вы без палочки-то? – спросил её я, увлекая за собой и прихватывая в свободную правую руку её корзину, мой-то пакет на левой висел, вместе с самой Никитишной, – да в столь дальний путь?

– Так ведь вижу я! – обрадовала меня она, – немного, с растопыренную пятерню на вытянутой руке, но вижу! И встречать меня правнучка должна была, но проспала, наверное, распустёха.

– А что же вы себе зрение-то не почините? – удивился я, – ведь делают сейчас, в микрохирургии делают.

– Ой, милый, – всплеснула свободной рукой она, – так ведь мне восемьдесят пять лет уже, это раз! И работала я там, в микрохирургии этой, сама работала, вот сколько она там стоит, столько и работала, это два. Пойми, так я хоть что-то вижу, а ведь могу и ничего.

– А-а, – уважительно отозвался я, – понятно. Меня Даниил зовут, кстати.

Собственным именем называться было опасно, наверное, но придумывать себе другое было бы глупо, ведь знали меня здесь все эти соседи немногочисленные в лицо, на это и был расчёт.

– А меня Дарья Никитишна! – заулыбалась бабушка, – и извини меня, Даниил, что вцепилась в тебя, что тащиться тебе со мной придётся в даль такую, что неудобство тебе одно со мною…

– Стоп-стоп-стоп! – решительно прервал я её, – во-первых, нам всё равно по пути, а во-вторых, никаких неудобств нет, не придумывайте.

– Спасибо, – поблагодарила меня она и замолчала, изредка поглядывая на меня в неловких попытках рассмотреть.

– А вы знаете что, Дарья Никитишна? – предложил я ей спустя минутку тишины, – вы, может, расскажете чего, про дачи эти расскажете? Я тут человек новый, мне интересно. Дорога долгая, а так покороче будет.

– Ну, если интересно, – оживилась она, – то слушай!

И я узнал, что дачи эти хорошие и большие, и что микроклимат тут, разве что подтапливает иногда. И есть одна главная дорога, по которой мы идём, и от неё двадцать пять линий нарезано, в сторону от реки, но по-человечески, как в настоящем посёлке, только на первых трёх-пяти линиях живут, а вот чем дальше, тем хуже и реже, за двадцатой линией даже и света нет, но оно там никому и не надо.

И связи с интернетом здесь нет тоже, точнее есть, но одно деление, и то за ним надо на крышу лезть, а года её уже не те, чтобы по крышам лазить. И что свет здесь отключают часто, как дождь или гроза, так и отключают, но вода есть, с девяти до пяти подают, только из Амура она напрямую, пить не рекомендуется, а вот грядки поливать можно. Не сразу, конечно, надо ей отстояться дать, профильтровать даже, обеззаразить, и тогда можно. А для питья колодец не подойдёт тоже, уж очень грязны поверхностные воды, скважину бить нужно, у них вот есть, на сто двадцать метров скважина.

И магазины тут есть, хорошие, недорогие, на площади у конечной они стоят, далековато, правда, ну да что делать. Тем более что все овощи с картошкой у них свои, и закрутки она делает, и соленья, и варенья, и погреб у них есть, большой да сухой, где всё это помещается в целости и сохранности, так что немного им в этих магазинах-то и надо. Керосину, правда, теперь днём с огнём не найти, а ей нужно, для лампы керосиновой нужно, потому что свечи – это плохо, дорого и опасно, но ведь закрыли, говорят, последнюю керосиновую колонку в городе, и как теперь быть?

И что тихо тут у них, тихо и спокойно, хотя недавно полиция приезжала, на седьмую линию приезжала, арестовывала кого-то, устроили там притон, и ладно бы тихо сидели, так ведь музыка на все дачи у них была, крики и драки, к местным цеплялись, Александру вот с пятой линии нахамили и побить грозились, машину ему ещё поцарапал кто-то, а он ведь в Чечне воевал и в наркоконтроле служил, так что приехали к ним в ночь с пятницы на субботу, много травы дурной нашли, так что, говорят, теперь лет восемь там спокойно будет, а ей больше и не надо.

А я шёл и слушал, крутил головой по сторонам, поддакивая в нужных местах, и Дарья Никитишна разговорилась, и знакомила меня с разными людьми, попадающимися нам по пути, вот Гриша, он насосной руководит, что воду из Амура подаёт, вот Николай, он воду развозит, кому надо, и шамбо откачать это тоже к нему, потом номер его у меня возьмёшь, пригодится, а вот Антонина Петровна, местный активист, за чистоту борется, и не дай бог тебе, Даня, намусорить где. Она, Антонина эта, раньше в магаданской колонии работала и умеет она, значит, к порядку призвать.

Обстановка по пути и правда менялась, сначала это был обычный посёлок, но с каждой пройденной линией чувствовалось запустение, сначала появился заброшенный недострой, потом вообще пустые участки, а потом, уже ближе к нашим пятнадцатой-восемнадцатой линиям, пошли заросшие молодыми деревьями и плотным кустарником пустыри, перемежаемые отдельными домами, и мало было среди них жилых. Хотя дороги были, тут всё нормально, и содержались они в порядке, и столбы со светом выглядели крепкими.

– Пришли! – объявила мне Дарья Никитишна и остановилась у поворота на свою линию. Но чувствовалось, что не хочет она пока отпускать меня, а хочет, чтобы проводили её ещё, и я не сплоховал.

– Так ведь корзина-то у тяжёлая вас, – взвесил я на руке и правда оттянувшую мне всё корзину, – давайте до дома уже доведу, если только соседей не стесняетесь.

– Да чего мне их стесняться, – хихикнула она, а потом, подумав, добавила, – да и мало их, соседей-то этих. Да и было бы кого, если честно.

Я на это пожал плечами, и мы пошли налево, на пятнадцатую линию, по довольно хорошей, отсыпанной мелким и крупным чёрным сланцем дороге. Сразу на повороте справа и слева стояли дома за глухими высокими заборами, не сразу и поймёшь, живёт там кто-то или нет, дальше пустые участки, потом просто огород справа, потом недострой слева, потом ещё что-то жилое, но уже сильно обветшалое, потом кусты, потом деревья, и вот за всем этим на нас выплыл прямиком из девяностых небольшой двухэтажный замок в том ещё новорусском стиле.

– Вот здесь мы и живём! – радостно показала рукой на этот дом Дарья Никитишна, – но на первом этаже только, и всё равно места столько, хоть собак гоняй!

Дом и правда внушал, два здоровых этажа и полноценная мансарда с настоящими башенками, украшенными остроконечными крышами, с крыльцом под козырьком даже не на столбах, а на колоннах, как в помещичьих усадьбах, с обложенным тротуарной плиткой двором, с отдельным гаражом и ещё какими-то постройками, с кирпичным забором, убранным стальной фигурной решёткой, с мощными воротами и калиткой, в общем, это был прямой привет из той эпохи, когда строить не стеснялись, когда ни на кого не оглядывались и воплощали свои представления о прекрасном во всю ширь, лишь бы денег хватило.

У Саныча, кстати, было примерно то же самое, хотя и поскромнее немного, и слава богу.

– Ого! – не стал разочаровывать я Дарью Никитишну, – и участок большой?

– Сорок соток, из двух один! – похвалилась она и, подойдя к своей калитке, открыла замок ключом да принялась толкать её внутрь, но не преуспела, дверь почему-то не поддавалась.

– Интересно! – вдруг во весь голос заявила она, начав стучать ногой по воротам, но получалось у неё плохо, – есть в этом дворе собака или нет?

Я присмотрелся из-за её плеча в приоткрывшуюся щель и увидел, что там, привалившись к калитке, в утренней тиши и свежести спит без задних ног огромный кабысдох, чуть ли не алабай, и что просыпаться он не собирается в принципе.

– Данечка, – попросила меня Дарья Никитишна, – постучи пожалуйста, сам, и покричи туда ещё так: Алёна, бабушка приехала! Видишь же, что творится, в дом зайти не могу! Что это с ними со всеми там, может, случилось чего?

Я поднял с земли хорошую такую сухую ветку и сначала ударил несколько раз по двери костяшками пальцев, хорошо так ударил, громко, и захочешь не пропустишь, но когда даже в ответ на это результата не воспоследовало, никто и ничего, тишь да гладь, то с силой ткнул через щель этой веткой спящего кабысдоха в задницу.

Собака подхватилась, у неё спросонья не сразу получилось вскочить на ноги, и сначала зарычала недоумённо, а потом, почуяв меня, принялась лаять так заполошно и яростно, что я невольно отступил назад.

– А ну-ка, тихо! – вперёд вышла Дарья Никитишна, и собака залаяла ещё громче, только уже с радостью, – всех же соседей разбудишь, оглоед!

– Всё тогда? – стараясь перекричать этот лай, спросил я, – будем прощаться?

– Подожди, Данечка, – попросила меня бабуля, – минутку подожди! Сейчас Алёна или Митенька выскочат, образину эту загонят, а то ведь вырвется же телок наш, чуть я калитку открою, сразу и вырвется, он для того тут и сидит, лови его потом по лесу да по болотам. Он хоть и не злобный совсем, и к людям не подходит, но выглядит внушительно, и коз пугать любит больше всего, а на меня пастух потом так ругается!

Я кивнул с улыбкой, собака добрая, видно по ней, но дурная, и был бы я козой, испугался бы тоже, но тут на крыльцо выскочила заспанная девушка, успевшая накинуть на себя только лёгкий домашний халат и тапочки.

Она побежала к нам, придерживая разлетающиеся полы и иногда, через каждые пять шагов, запинаясь на всём ходу и останавливаясь, чтобы поправить слетающую обувь.

– Ой, бабушка! – издалека начала она оправдываться, – а у нас вчера свет вечером выключили! А дядя Митя рыбы много принёс, разделать надо было! А ночью дали! И я до трёх с ней возилась, котлет ещё нажарила, чтобы на весь день сегодня, чтобы картошки только отварить и всё! И проспала, бабуля, проспала тебя! А дядю Митю не добудишься!

Девушка ухватила собаку за ошейник и поволокла её за собой, к вольеру, а пёс не упирался, он радостно скакал на всех своих лапах, пытаясь вырваться, но не в полную силу пытаясь, и потому шёл, куда ведут.

А я смотрел на всё это и пытался понять, что же это со мной сейчас такое происходит. Хорошая была девушка, спору нет, даже не девушка, женщина молодая, лет двадцати пяти навскидку, стройная и статная, высокая, симпатичная, очень симпатичная, густые чёрные волосы кудряшками до лопаток, смешливые глаза, аккуратно очерченное доброе лицо, а ещё собака эта её дёргала, и было видно при этом, какие у неё крепкие руки да сильные ноги, и всё остальное тоже ничего так смотрелось, отлично даже смотрелось, чего уж там, но, блин!

Там Алина – здесь Алёна, и, пусть та была невысокая да блондинистая, и одевалась она только в то, что сидело на ней, как влитое, даже дома так одевалась, и умела она себя подать, и не улыбалась она никогда вот так радостно, от души, всегда была в спокойном и холодном равнодушии, эта же была высокой брюнеткой, и волосы её отливали не в холодную синь, а в тёплую медь, и во всём остальном она тоже была полной противоположностью Алине, но меня вдруг накрыло внезапным холодком, накатил острый приступ отвращения, я как будто огромную жабу увидел, и я испугался, всерьёз испугался, и от этого обалдел больше всего, даже в ступор впал.

Не девушки испугался, нет, а своей реакции на неё, и разозлился, на себя разозлился, ведь даже ежу было понятно, отчего и почему это со мной, и что не здорово это, совсем не здорово, что дурь это самая настоящая, болезненный выверт психики, но как быть и что делать мне прямо сейчас с этим своим внезапным закидоном, сообразить и настроиться не успел, слишком уж быстро и неожиданно всё произошло.

Алёна эта чёртова рывком отворила калитку и подскочила прямо ко мне, сунув руку за корзиной, и улыбалась она всё так же мило и чуть застенчиво, вот как весна улыбается, так и она улыбалась, и смотрела своими глазищами прямо мне в душу, чуть вопросительно и с очень лестным для любого мужика интересом, а вторую руку она прижала к сердцу, извиняясь передо мной и перед бабушкой, и обдало меня всеми запахами её молодого тела, и всё было хорошо, отлично просто, и мы, и утро это, и свежий воздух, и тишина вокруг, в общем всё было хорошо и прекрасно, вот только тараканы в моей голове взбунтовались неожиданно и мощно.

– Держите уже, – и я так сунул Алёне эту корзину в протянутую руку, что ушиб ей ручкой пальцы, даже не сунул, а бросил, как что-то поганое, и ей пришлось ловить, и она охнула от боли и неожиданности, а потом резко развернулся и пошёл тяжёлым шагом восвояси, сухо бросив им на прощание:

– До свидания.

И вот я шёл вниз по линии, резко, со злостью впечатывая каблуки в мелкий сланец, а спиной чувствовал взгляды, один недоумённый, второй испуганный, и в обоих сквозила обида, в одном прямо-таки детская, это баба Даша была, без сомнения, а вот во втором…

Уж лучше бы она презрительно хмыкнула и припечатала бы меня каким-нибудь ругательством, Алёна эта, уж лучше бы так, согласен, со всем согласен, я бы тогда успокоился немного, послал бы её в ответ да успокоился, чем вот так, спиной и обострившимся собственным чутьём ощущать такое, к чему и слов-то не подобрать. Уж лучше бы они меня сейчас вдвоём обложили, ну хоть что-нибудь бы сделали, в конце-то концов, но они просто стояли и смотрели мне вслед, не отрываясь.

Но вскоре деревья и соседские заборы закрыли меня от их взглядов, слава богу, а там и линия кончилась, и я свернул налево, чуть не снеся с ног ещё одну бабку, чёрт бы её побрал.

– Ладно! – сказал я сам себе вслух, – могло быть и хуже!

В конце концов, о существовании именно этой бабки и именно этой внучки я узнал только что, жил же всю жизнь без этого знания и ничего, забуду просто про них, вот и всё, тем более что есть у меня сейчас проблемы и поважнее, от злой сказки на хвосте, что могла настичь меня в любую минуту, и до жилья на восемнадцатой линии. А то ведь может случиться и так, что я сейчас поцелую ворота или вообще пройду мимо, стараясь не привлекать к себе внимания, куда глаза глядят, туда и пойду.

Глава 9

Но на восемнадцатой линии ждала меня большая удача. Во-первых, улица за этот месяц погрузилась в ещё большее запустение, чем было. Казалось бы, меньше тридцати дней прошло, но вот смотри же ты. Разрослись там кусты и трава, в человеческий рост трава, и не было видно на дороге не то что автомобилей, а даже и следов от них.

Во-вторых, убавилось народу, и раньше-то немногочисленного, в-третьих, дом Саныча прятался среди деревьев и пустых участков в том же виде, в каком мы его и оставили, ничего там не изменилось, а в-четвёртых, узнали меня, соседка узнала.

Она сначала кинулась к забору и застыла там, поднеся руку ко лбу, чтобы получше рассмотреть неожиданного гостя, не ждала, видно, она ни от кого добра, да и немудрено, я бы тоже неуютно себя чувствовал, живя на таком отшибе, а потом, неуверенно заулыбавшись, поковыляла к калитке, и открыла её, и выбралась на дорогу, да тяжело уселась там на скамейку, застыв в ожидании.

И я не стал её разочаровывать, ограничиваться лишь приветственным кивком да делать вид, что чрезвычайно занят, а направился прямо к ней. И ей приятно, и мне внедрение в местную жизнь да последние новости из первых рук, самое оно.

– Здравствуйте! – метров за пять начал я, – я Даниил, помните меня?

– Да как же не помнить? – заулыбалась она, – тебя, Даня, даже в вашей компании было сложно пропустить. Вон ты какой молодец!

– А вы… – и я запнулся, помнил же имя, точно помнил, и разговаривал с ней раньше, хорошо разговаривал, но именно сейчас что-то засомневался.

– Зоя Фёдоровна я! – не обиделась она и постучала ладонью по лавочке рядом с собой, садись, мол, – неужто забыл?

– Не забыл, – и я присел, раз приглашают, – не уверен был просто, а то вдруг ляпну что-нибудь не то, вам и обидно станет.

– Не станет! – уверила меня она, а потом замолчала, улыбаясь и рассматривая меня во все глаза, а я прерывать её не стал, пусть посмотрит.

Самой-то ей было лет за шестьдесят, и муж у неё был, рыбачить мы с ним вместе ходили, он мне ещё спиннинг свой выдал, в общем, хорошая это была тётка, и муж у неё был нормальный.

– А где же сам Николай Иванович? – вот в его имени я был уверен.

– В больнице, – вздохнув, объяснила она, – пень старый! Уж на что мы тут одиноко сидим, но вот пошёл же в магазин на конечной, за хлебом пошёл, и притащил оттуда какую-то заразу, я-то ничего, быстро оклемалась, а вот он воспаление лёгких схватил, дурак такой, в августе схватил, в самом же начале, когда дел невпроворот!

– Это он неаккуратно, – покачал головой я, поддакивая ей, – неосмотрительно даже. Но не тяжело ему там, надеюсь? В больнице-то?

– Выписывают скоро, – махнула рукой Зоя Фёдоровна, – слава богу всё. А ты сюда каким ветром, неужто и вправду купить тот дом себе решил?

– Что-то вроде того, – покривил душой я, – пока поживу, посмотрю, дом оценю, а там и определюсь, надо оно мне или нет. Но желание есть, и большое.

– Ой, какой дом там хороший! – и Зоя Фёдоровна начала жарко хвалить владения Саныча, – мне муж сказал, не сама я так решила! И фундамент, говорит, там настоящий, много, говорит, денег туда закопали, и погреб есть, сухой погреб, его когда ставили, обмазывали снаружи чем-то таким, что воду не пропускает, и скважина есть, и окна почти все в наличии, и два этажа, и сам тёплый, и печь есть, и столб рядом стоит с электричеством, и забор почти целый, и ворота, и участок большой, да с деревьями! А ты надолго ли туда?

– На весь отпуск минимум, – подумав, сказал я, – сорок восемь календарных дней!

– Ух ты! – обрадовалась она, – значит, в любом случае даже и октябрь захватишь! А машина твоя где, как же ты без машины-то? Машина, Данечка, здесь обязательно нужна!

– В ремонте, – хорошо, что врать мне не пришлось, – загнал её туда недавно, а как выцарапать обратно и не знаю уже. Потому и пришлось вот так, налегке. Понравится – завезу вещи, сейчас смысла просто нет.

– Ох, – неодобрительно покачала головой Зоя Фёдоровна, – эти ремонтники, это же ужас просто, у нас вот холодильник давеча сломался, так ведь ехать не хотели, в даль-то такую, а кто приехал, так лучше бы не приезжали, мошенники чёртовы, хорошо ещё, у меня Николай Иванович мужчина крепкий, военный же бывший, выкинул их с участка, собакой попугал, да ружьё им показал. Разобрали всё, представляешь, до винтика, а потом бумажку написали с ценами, а в итого там, и руки же у них не отсохли, пятьдесят тысяч написали! И давай требовать, да нагло так требовать, и вокруг участка потом вертелись, уезжать не хотели, камнями кидались, и ещё приехать обещали, вот я теперь и боюсь. Один же мужик на линии остался, и тот забулдыга, как же мне не бояться?

– Понял, – с самым воинственным видом отозвался я, – услышу непонятное, мигом подскочу, вы только шумите погромче в случае чего, отобьёмся как-нибудь.

– Ой, спасибо, Данечка, – расцвела она, – только ты близко-то не лезь, издалека на них покричи, глядишь, и обойдётся, а то ведь не прощу я себе, если с тобой случится что.

– Там видно будет, – успокоил я ей, – по обстоятельствам посмотрим. Но не думаю я, что они ещё раз приедут, это вряд ли, раз с наскока не получилось, то и во второй раз не получится, плюнули они и забыли уже, верно вам говорю.

– Вот и я так думаю, – согласилась со мною она, – и сама себе это повторяю постоянно, но вот бояться не перестаю, ночью особенно. Но теперь всё, можно выдохнуть спокойно, а там и Николай Иванович приедет.

– Можно, – подтвердил я, – буду смотреть в вашу сторону, обещаю. Но разве тут так мало народа осталось, что на помощь прийти некому? Где все-то?

– Ой, мало, – покачала головой Зоя Фёдоровна, – мало осталось, Данечка! Исчезают все, один за другим, на урожай наплевать даже! Далеко ведь ехать-то, из города-то, а бензин дорогой, не окупается урожай тот! А недавно, вот ещё, через пять пустых участков от тебя, у леса уже у самого, там дом стоял, помнишь его?

Я кивнул, хоть и не помнил, ну да ладно.

– Так подшаманили его недели три назад, быстро подшаманили, – объясняла мне она, – и привезли туда дуру какую-то, моложе меня лет на десять, но дуру самую настоящую! Квартира у неё в городе была, и продала она её каким-то таким хитрым макаром, что без денег осталась, а этот дом ей на сдачу дали! Увидишь её, не пугайся, Ольга её зовут, Ольга Собакина, так что теперь мы, она, ты, да Васька-забулдыга с семьёй, это из первого дома, вот и всё наше постоянное население! Ну, это если огородников сезонных не считать!

– Собакина – это фамилия такая? – удивился я.

– Нет, – покачала головой Зоя Фёдоровна, – фамилии её я не знаю, просто собак там у неё штук пять, с собой привезла, за то её, говорят, из города-то и выгнали. Надоела она там всем.

– Дела, – пожал плечами я, – но бывает, да.

– Бывает, – подтвердила она, – но ведь жалко её, дуру такую, до слёз жалко, а она дичится нас ещё, с головой у неё не всё в порядке, что ли. И с участка не выходит, сидит там со своими собаками в одиночестве. А так хоть поговорили бы с ней, уже легче.

Мы повздыхали, она и вправду горестно, я немного полегче, сочувствующе просто, а потом она резко подхватилась:

– Да что ж я тебя у ворот-то держу! Пойдём, позавтракаем вместе, я-то по привычке на Николая Ивановича готовлю тоже, остаётся много, я люблю людей кормить, а есть-то и некому! Пойдём-пойдём! Всё своё, всё свежее, и овощи, и яйца, и рыба, и мёд!

– Нет, – вежливо, но твёрдо отказался я, – мне сейчас, Зоя Фёдоровна, не терпится на дом посмотреть, сделать хочется чего-нибудь полезного, просто руки чешутся, да и завтракал я уже, плотно завтракал. Потом зайду обязательно, если пригласите, а пока побегу я, посмотрю на своё новое домовладение, фронт работ оценить надо.

– Правильный настрой! – и она торжествующе помахала над собой выставленным указательным пальцем, – очень правильный! Вот теперь есть надежда, что ты тут останешься, с таким-то настроем, там ведь дом очень благодарный, стоит чуть начать, и дворец будет, верно тебе говорю! И давай я тебе хоть квасу налью, что ли! Холодненького, с погреба, а?

– А давайте, – сразу согласился я, мне и правда захотелось кваса, для рывка, чтобы день дальше так же хорошо пошёл, – это я с удовольствием.

И она, попытавшись затащить меня во двор и не преуспев в этом, убежала, а я встал с лавочки и огляделся, и ощущение какой-то сказки охватило меня. Утро было в самом разгаре, пронизывающая свежесть от реки сменилась на приятную и просто бодрящую, и хорошо очень стало, прямо жить захотелось, жить и что-то делать.

На нашей линии было тихо, тут бурундуков и белок бегало много больше, чем людей по всем дачам имелось, и деревья тут росли, ничего не боясь, и кусты торчали по пустым участкам, пышные да плотные, и трава вымахала, очень мне тут понравилось, прямо лес какой-то, волшебный да уютный, а не линия.

А ещё, если смотреть в ту сторону, где конечная, причём дома и линии были видны как на ладони, туда низина шла, вот там людей было много, там жизнь кипела, там уже и переговаривались радостно через заборы во всё горло, и петухи там орали, и коровы мычали, и машины ездили, и молотками начали стучать, и даже где-то, в середине самой, какой-то придурок завёл свою мотокосу.

Так что нет, здесь, в тишине, было много лучше, здесь было прямо хорошо, я даже от себя не ожидал, что мне так тут понравится, бальзам на душу и на сердце, а не линия.

– Вот! – выскочила Зоя Фёдоровна и сунула мне в руку запотевший литровый ковшик с домашним квасом, – попробуй!

И я сначала попробовал, а потом, распробовав, выдул всё почти до конца, до самого осадка, практически одним глотком.

– Вот и хорошо! – заулыбалась тётка, – вот и держи, дома попьёшь!

И она сунула мне в руку пластиковую пятилитровую ёмкость из-под питьевой воды, и был там тот же квас, но не процеженный ещё, с размокшими сухарями по поверхности и с густым осадком.

– Спасибо, – поблагодарил я, – вот за это огромное вам, Зоя Фёдоровна, спасибо, это как раз то, что нужно. Вот теперь работа попрёт!

– Ну и слава богу, – не переставала улыбаться она, – и ты заходи, Даня, заходи безо всяких, хорошо? Я вот, смотри, ожила прям!

– Обязательно! – уверил я её, – ведь мы теперь соседи, как же не зайти. А пока до свидания, Зоя Фёдоровна, и спасибо вам ещё раз. Пойду, значит, трудовые подвиги совершать.

И мы попрощались, и она осталась стоять у калитки, а я бодрым шагом направился к дому Саныча, думая невольно о том, что внедрение совершилось, причём очень удачно, и что неплохо было бы в таком духе продолжить и дальше.

Санычев участок встретил меня в том же виде, в каком мы его и оставили, разве что зарос ещё больше, но ничьих свежих следов на нём я не обнаружил. Честно говоря, бригадир немного схитрил, когда приглашал нас всей компанией сюда, отдохнуть на выходные и отметить день металлурга, он хотел, чтобы мы помогли ему подготовить дом к зиме, и лично я ему в помощи не отказал, потому что не страдал с похмелья, как некоторые, мне это было в удовольствие.

Вообще-то, до этой зимы, когда Санычу обломилось неожиданное наследство, в нём безвылазно жил сторож, тихий мужичок пенсионного возраста. Жил, топил печь, ухаживал за участком и выполнял функции принеси-подай-сбегай, когда сюда иногда заявлялся сам хозяин дома, в общем, работа у него была не самая пыльная.

Но, когда этот хозяин крякнул от накопленных в беспутной молодости болезней, и крякнул он не просто так, а где-то в Южной Корее, ввалив перед этим в лечение практически всё своё состояние, то у мужичка у этого вышли с Санычем непонятки.

Сторож-то думал, что бригадир наш позволит ему и дальше мёд тут ложками есть, попутно снабжая деньгами, дровами и провизией, но Саныч и сам так маленько бы пожил, немного, правда, годик-другой всего, но пожил бы, чтобы успокоиться на лоне природы да соскучиться по многочисленной родне, о чём он и сообщил мужичку.