Текст книги "Камбоджа"

Автор книги: Артем Шакилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– Уточните, пожалуйста, не сочтите, в какого именно?

Нервничать начинают, но пока издалека, неосознанно. Улыбаются:

– В Господа нашего Иисуса Христа! – торжественно так рекут. С глубочайшей уверенностью в эксклюзивности Бога. Просьба уточнить им, просветлённым, глупой кажется. Но на то братия их на улицу и погнали, чтоб к прохожим доклёпывались, дабы скудоумных и нищих духом, таких как Тоха и я, вернуть в лоно Истинной Церкви. Они и возвращают. Как могут. Бухтят в два голоса, друг дружку перебивают, запинаются, как сука блохами цитатами сыплют – грузят, короче.

Но Тоху другое интересует:

– А вы, молодые люди, кто будете? Адвентисты седьмого дня? Или так, пятидесятники?

– Мы...

– Понятно, – обрезает Тоха. – А как вы относитесь к концепции ада?

– Мы...

– Понятно, – не даёт расслабить булки Тоха. – Дело в том, шо...

Далее следует обстоятельная лекция – хорошо поставленным голосом! – о том, что в таком-то году такой-то папа римский на таком-то соборе в таком-то Авиньоне коренным образом пересмотрел концепцию ада. И вообще, понятие "Сатана" и всё, иже с ним связанное, появились в христианстве относительно недавно – в Эпоху Возрождения. А насчёт христианства "взагалі" – так это ж, дети мои, не более чем недообрезанная секта иудаизма, чего и вам желаем...

Бомбит Тоха долго и конструктивно: фактами и датами совсем извёл проповедников. Глядят они на Тоху как пилигримы, дохромавшие до Гроба Господня – вроде вот она, Святыня, из-за которой ноги о пески до костей стоптаны, из-за которой муки и лишения принять пришлось, и сарацинские клинки клеймили смертью попутчиков, и жажда вспухала чёрствым языком во рту... А каменюка, бля, каменюкой! Немного обтёсанная, круглая церквушка. И стоило из-за этой срани в такую даль переть?!

– А вы, – мальчик не выдерживает надругательства, – вы... вы хоть во што-то верите?!

– А как же, – парирует Тоха, – конечно верим. Тяжело щас, знаете ли, без Хозяина.

И достаёт из-за пазухи перевёрнутый крест и пентакль. На верёвочках. Тоха как раз недавно основательно на блэк подсел. И я не растерялся, решил подыграть: вывалил из-под черноты одежд свой цепной череп. Который за меня думает. Doom-ы горькие.

Ребятки аж в лице изменились: рожи моментально нашенскими семидесятилетними генами обозначились. Сорта эдак третьего. Не брак который.

Ну, не смог я удержаться, не смог – и всё тут:

– Отойдите! Не мешайте правоверным кришнаитам отрывать крылышки паукам! Это нелегко, когда зрачки заплёваны тампоном в юбке! Мне же глаза мозолит ваше декольте минус первого размера, мадам! Мадам, вам необходимо кушать много капустки! Отойдите, я стесняюсь отбрасывать на вас тень!

Они и отошли. Наутёк.

А мне стало стыдно. Вздыхаю – лицемерно:

– Блажен, кто верует. Юродивых обижать грешно.

Но Тоха неумолим:

– А нехуй перебивать!

Как дела? Нормально, а у тебя? Отлично. Кого видел...

– А знаешь, чей это? – кивок на постамент.

– Знаю. Ленин. Памятник вождю. Институтский, или к муниципалитету приписан. – Подумав немного, добавляю: – Вечный Студент.

– Не-а, – Тоха мотает щелкалом, – это памятник Вечному Панку.

Морщу лоб – так я похож на умного.

Тоха смеётся:

– Ты Панка знаешь?

– Твоего одногруппника?

– Ага.

– Знаю, – ещё бы не знать эту местную достопримечательность: зубной пастой выставленный дрэд и грязнючие джинсы в тон никогда не мытым рукам. Кстати, здороваться Панк обожал: подолгу не отпуская ладонь жертвы, похлопывал по плечу – измарывал собеседника неимоверно. А зная чистоту его пальчиков, которыми он, шокируя преподов, регулярно ковырялся в соответствующем месте... н-да...

Как-то Тоху посетила блажь: вот мы в Политехе учимся, значит, учимся, а ещё ни разу не бродили по Пушкинской, пиво разбавляя чипсами. Это ж непорядок! Надо срочно что-то предпринять!..

Пушкинская.

Дефилируем. Живые манекены на асфальтовом подиуме. Тоха, Панк и я.

Пивом булькаем, чипсами хрустим.

Я по привычке лужи не замечаю, обмакиваю стопы, смываю чужые следы со шнурков. Тоха рассматривает девушек и, тактично извиняясь, сшибает бабушек. Панк вообще ни хрена понять не может: на какой он планете? и шо здесь, мать, происходит? – он с утра употребил семян дурмана и теперь в астрале.

И надо ж было очередной бабульке вывернуться из-под Тохи и выбить шелестящую упаковку?! – чипсы равномерным слоем упали в грязь. Прохожие сразу старательно втоптали псевдокартофель поглубже, чтоб наверняка. Но Панк не растерялся – не пропадать же добру?! – плюхнулся посреди тротуара: глоток пивка и выковырять чипсу из почвы, глоток холодненького и хруст земли на зубах, глоток светленького и, тихонько сдувая песчинки, всмотреться в иероглифы непрожаренностей – ну, чем пацан не археолог?!

На уговоры Панк не реагировал: пиво и раскопки поглотили органично наслоились на приход от дурмана.

...запрятанный за углом

убитый помойным ведром

добровольно ушедший в подвал

заранее обречённый на полнейший провал

УБЕЙ В СЕБЕ ГОСУДАРСТВО...

Мы уходили дальше. Панк сидел, сияя честной улыбкой, дурашливый возле благоразумных иномарок, вялый между длинных ножек в мини, абсолютно апатичный на скоростном хайвэе неотложных дел. И при этом безумно высокопарный и символичный.

Мимо проезжали-проходили, переступая и глядя искоса.

Они не понимали.

Они презирали.

Они боялись.

Панк пил.

Панк ел.

И ничего больше...

– Ты Панка знаешь?

– Знаю, – ещё бы не знать эту местную достопримечательность.

– Мы как-то выпили... немного. А пацаны к Панку: "Тебе слабо посрать возле памятника Ленину?! Какой же ты панк, если не посрёшь возле памятника Ленину?! На большой перемене?!" А Панк подпитый: "На шо спорим?" "На бутылку водки!" Поспорили. Руки перебили. И давай, шоб было чем, Панка кормить: пирожными, булок купили, хот-дог. А дальше, ты знаешь, большая перемена...

Да, я знаю. Полчаса свободного времени. Некоторые используют эти тридцать минут весьма непродуктивно: точат по закуткам домашние бутеры, тратят деньги на пирожки с картошкой, лакают в институтских забегаловках чай, кофеин и лимонад. Жрут, короче. Чтоб было чем дома погадить. Я, если есть мани, пью пиво, если в карманах локальный экономический кризис – не пью. С друзьями общаюсь. Вот, например, как сегодня с Тохой. Место встречи – возле Вечного Студента. Это старая местная традиция. Вот и сейчас стоим, а вокруг народ радостный: своих увидели – мальчики за руки хватаются, девочки обмениваются губной помадой, типа целуются, лесбиянки. Тусня человек в двести. Обычно больше, когда тепло.

– Большая перемена, не протолкнуться. Через толпу рулит Панк. Все расступаются: пьяный, шатается, к тому же панк. Подходит к памятнику. Расстёгивает ремень, штаны спускает, снимает трусы – грязные, семейные, в горошек – и садится...

Тоха делает эффектную паузу, взглядом щупая мимо проплывающие очень аппетитные буфера – дрожание студня в такт шагам: вверх-вниз, вверх-вниз, вверх... Завораживающее зрелище: отсутствие бюстгальтера и торчащие сквозь футболочку соски – как только ткань не прокололась? Загадка природы. Но симпатичная. И задница спортивная.

– Ну и? – не выдерживаю.

Тоха моргает, слезой смывая потаённые порнографические образы:

– Вот ходят же! Как ходят?! А?! А потом... Я же её изнасилую, и мне ничего не будет – так ходят!

Я с ним, конечно, согласен, но...

– Тоха не тяни кота за уши, чего дальше было?

– Чего? Да ничего, сел и посрал. Знатную кучу навалял, не зря мы его кормили.

– А-а-а?..

– Как остальные отнеслись? Да никак. Все сделали вид, шо не заметили: кто в сторону отвернулся, кто сразу про дела вспомнил, девочки, как по команде, в сумочки за сигаретами полезли и задымили. Мороз полнейший.

– А-а-а?

– А Панк посрал, конспектик по схемотехнике достал – подтёрся...

Тоха должен был закончить Политех с красным дипломом. А ещё он собирался жениться на Ксюхе. Не успел. Все мы не успели.

* * *

Молодой Володя Ульянов тычет распальцовкой в ректорский корпус. Как всегда, впрочем. Что и говорить – Вечный Панк.

ПРАКТИЧЕСКИЕ ЗАНЯТИЯ

Началось всё... Ирак? Югославия? Афганистан?

Раньше? – Корея? Вьетнам?

Позже? – Польша? – которая хоть и была партнёром по НАТО, но... Традиции 1-го сентября надо блюсти неукоснительно! Так сказал ИХ президент. А ещё он сказал, что польская порноиндустрия подрывает моральный дух подрастающего поколения американцев.

"Flaming Dart-2" – так называлось избиение Польши – в честь операции от 7 февраля 1965 года, операции по уничтожению военных и промышленных центров на территории Северного Вьетнама.

Во Вьетнаме мы потеряли 3495 самолётов, но если надо, мы готовы заплатить и большую цену, лишь бы спасти наших детей от польской порноиндустрии. Так сказал ИХ президент.

По-моему, он редкостный маньяк: он даже у нас не прошёл бы медкомиссию в военкомате – психиатры забраковал бы. Вот так, на ровном месте затеять Третью Мировую...

А потом что, наблюдать из бомбоубежища стеклянные воронки?

Я считаю, это непрактично.

* * *

Практические занятия по политологии в моей группе ведёт некто Абдуллаев Александр Валерьевич, лет около тридцати, внезапно мягкий характер.

Перемена между полупарами.

Абдуллаев сидит в аудитории – значит, по жизни не курит, здоровье бережёт, жирок нагуливает – на случай голода и для солидности. К нему подходит Юлька Мятая (прикольная фамилия, да?) – маленькая девчушечка, рыжая, зеленоглазая и очень сексапильная.

– Александр Валерьевич, а можно я – это?... – и, приподняв брови, кивает в сторону двери.

– Что – это? – не понимает Абдуллаев.

Я тоже не понимаю.

– Ну, это...можно я Вам масленицу сделаю... – щебечет и подмигивает Юлька.

В аудитории повисает тишина. Похоже, всем одновременно пришли в голову пошлые мысли образца "это теперь так называется?". И Абдуллаеву тоже: он перепугано окидывает взором студентов – видели-слышали? – невиноватый я, она сама пришла!

Пауза.

Обстановка накаляется. Ни вздоха – тишина.

– Ну, как в мультике, масленицу? Можно я уйду? Мне по делам надо.– Юлька преданно изучает блестящий бисер на лбу препода; она игриво покачивает округлой грудью и сумкой с конспектами.

– Идите, Мятая, идите, – облегчённо выдыхает Абдуллаев.

Группа приходит в себя, Юлька уходит за дверь. Я вспоминаю мультик, в котором была собака на вышке, масленица и знаменитая хохма про раз-два-три-четыре и раз-два.

Можно я Вам масленицу... Снег, блины и сапоги на вершине намыленного столба, хе-хе. Первокурсницы, учитесь делать масленицу!

* * *

Блин, ноги-то от снега мокрые, да и сам я какой-то весь в мыле – просто я сегодня, случайно...

Сегодня я случайно встретил на улице Игоря-колхозника, предводителя моторизированных аборигенов. Он уже не скрывает зелёный цвет лица и маленькие антеннки, нервно подрагивающие над волосатыми ушами. Говорит: сколько тональным кремом не мажься, а национальность – она в крови. Пацан-то, оказывается, беженец с центаврских рудников исправительного типа. А я тогда, на вылазке всё на "белочку" списал, думал, мне почудилось.

У нас Игорю нравится: пиво, спирт, водка – круто! Инфляция, правда, зато мелочь, карманы не оттягивает. Три войны за два года? – ну, это ж самое настоящее мужское дело. Война есть действенная профилактика геморроя.

Вольно у нас парню дышится, стоит себе, изумрудный и толстый, выхлопами антикварной "жульки" наслаждается, антеннки в ритме "Лунной сонаты" вибрируют.

Я спросил, как он в колхозе очутился. А он: лечу на угнанной тарелке, а тут кто-то чай курит, я, как положено воспитанному пацану, сознание от вони той потерял – очнулся: опаньки, тарелка на счастье, мать её, вдребезги. Сначала, говорит, я жизни пугался очень сильно, вежливым был, интеллигентным даже, а потом пообтёрся и как все стал.

Хороший он парень: пивом угостил. И на водку денег не пожалел – за понимание во всей галактике. И всплакнул даже: жаль, говорит, у нас на рудниках такого клёвого пацана не было, денег можно было заработать столько, что курам на всю жисть клевать хватило бы. Тебе, говорит, там самое место. Я, говорит, сдал бы тебя в поликлинику для опытов; во, веселуха была бы! А я ему: верю, но мне пока и здесь на самогон хватает. И на пиво утром.

Домой я заявился около полуночи: ключ ни в какую не хотел попадать в замок, пришлось звонить в дверь – будить фазеров. Заспанная маман безнадёжно махнула на мою постель – ложись, типа, вон тазик на всякий случай, а не то ковры сам драить будешь.

Раздеваясь, я с корнем выдрал две особо несговорчивые пуговицы и больно упал ягодицами на пол, стаскивая дырявые носки, – аромат самого нижнего белья перешибал даже смрад алкогольных испарений из носоглотки. После общения с инопланетным разумом хотелось курить.

Я взял "Чёрного баламута" Олдей (когда напиваюсь, меня всегда тянет что-нибудь монументальное в сортире почитать), оседлал Белого Брата и закоптил, зевая так, что удивительно как челюсть не вывихнул.

Окурок в пальцах настойчиво зашкворчал салом на сковороде, когда в двери позвонили. Спешно завершаю гигиенические мероприятия и натягиваю трусы, размышляя о...

...купить себе такой, знаете, отрывной календарь и использовать по прямому назначению. Как туалетную бумагу. По соответствующему листику каждый день. Чтобы всегда быть в курсе даты и насчёт восходов и заходов солнца. А что формат децельный? – а кому сейчас легко?..

Открываю.

Передо мною Вовик. Стоит – очи доле, сигаретку пальчиками разминает.

Ага, думаю, покурить зашёл. Поздно, я только что покурил. Стоп, думаю, а ведь действительно поздно – половина первого. На хрена, удивляюсь, Вовик в такое время из Дергачей (он там живёт) курить припёрся? Стоп-стоп-стоп, что-то здесь не клеится. Что, а?

– А? – спрашиваю (а на языке так и вертится: поздно, я уже покурил).

– Я... это... потерялся. Можно... это... у тебя...

– Чего? – (поздно, я уже покурил).

– ...останусь.

Утром Вован поведал предысторию своего внезапного визита. Оказывается, накануне он немножко выпил с товарищами водочки и опоздал на электричку в 22.29 (следующая через три часа). Трезво рассудив, что нефиг пьяным по вокзалу шастать, отправился ко мне. И всё бы ничего, да вот только с адресом промашечка вышла: не знал Вова моего адреса и в гостях был всего однажды при весьма интересных обстоятельствах, помнил только, что ехать до метро "Индустриальная", а потом будет громадный тополь. Воспоминания о незаметном дереве-гиганте крепко врезались Вовке в голову – в прямом смысле.

Из подземки Вольдемар выполз не в ту сторону и двинул на поиски тополя. Попутно он интересовался у немногих перепуганных прохожих, где здесь улица 17-го Партсъезда (ничего общего, кстати, с моим домашним адресом не имеющая, просто это единственная улица на ХТЗ, название которой Вовик запомнил – исключительно из-за прикольности).

Все опрошенные были категоричны: здесь такой улицы нет.

Категоричность опрошенных Вова видел в гробу: подарочный вариант, перевязанный розовыми бантиками, духовой оркестр играет что-то из Offspring, танцуют все.

Не прекращая соцопроса, наш герой добрался до станции метро "Маршала Жукова". И, не смотря на то, что литраж спирта в его черепе почти соответствовал количеству спермацета в голове кашалота, Вова сообразил: что-то как-то вроде почему-то не так. Сообразил и опять нырнул в метро.

Вторая попытка оказалась более продуктивной – даже тополь материализовался из темноты весьма удачно: не в лоб, а всего лишь в плечо.

Далее дело техники: включился синий автопилот, безотказный прибор – и Вова на месте. Стоит, сигарету пальчиками разминает. Курить хочет.

* * *

– Киса, хочешь травы покурить?

– Какой травы?

– Той самой. Помнишь, я тебе рассказывал, ты ещё попробовать хотела?

– А у тебя што, есть?

По настоянию Ольги заходим к Хрюше. Кабан вызывает у неё чувство защищённости и одомашненной безопасности. Моё присутствие такого чувства не вызывает. И слава богу.

Теперь основной вопрос: где? – это же не пивка посербать на лавочке. Как только запашок почувствуется, со всех сторон хвосты набегут. Откажешь, обидятся до слёз, возможна драка. Праздник испортится, как ребёнок после двенадцати лет. Другой вариант – бабульки-доброжелательницы с телефонными трубками у седеющих висков и менты, возмечтавшие о внезапном повышении: сейчас просто мусор, а выполню Задание и стану Главным Мусором... В прогрессивных Нидерландах, может, и по головке гладят, а у нас за распространение и употребление сажают. От года до десяти. Короче, мраки полнейшие. Но это только на первый взгляд.

В действительности всё проще: народ, излишне не комплексуя, курит, не делится, в бабушкиных аппаратах короткие гудки, а патрули бродят в более освещённых местах.

Школьный двор.

...топ, топ – топает малыш...

Упали на лавочку. Хрюша тарит. "Прима" лишилась табака и благосклонно приняла свёрнутый из кусочка спичечного коробка "свисток". Теперь Кабан всасывает измельчённую траву. Часть прорывается через свисток – брачок-с! – Олег кашляет и выражается:

– Ну и гадость эта ваша заливная рыба!..

Наконец папира оформлена.

– Абдула, поджигай!

Ретроспективный юмор – Хрюша сегодня, пожалуй, только Винни-Пуха не цитировал. Впрочем, ещё не вечер.

Поджигаю.

Хрюша глубоко затягивается и быстро "лечит" косячок – смазывает слюной, чтоб медленнее тлел. Хозяйственный пацан.

Успеваем раза по два затянуться.

Сидим. Ждём приходов.

Сентябрьский вечер, почти лето, вся жизнь впереди. А мы на задницах мозоли натираем об лавочку, да под ноги плюём бескультурно и бессмысленно. Вот если соревнование организовать насчёт кто дальше плюнет, тогда смысл появится, а так... Короче, подрываю с насиженных мест:

– Идёмте, – говорю, – прогуляемся. Воздухом подышим.

Идём. Гуляем. Дышим.

– Ну как? – спрашиваю. – Зацепило?

– Не-а, голимый план, – честно признаётся Хрюша.

– И мне што-то никак, – честно отвечает Ольга.

Дурацкая улыбка растягивает моё лицо, и я честно каюсь:

– Да, дерьмовая трава.

Идём. Гуляем. Дышим.

Хрюша делится личным опытом:

– Вот я однажды покурил, так потом еле домой дошёл. Правда, я сначала "долины" с димедролом глотнул...

Выжидающая пауза – кто-то должен задать вопрос. Со вздохом задаю:

– В смысле? – и улыбаюсь.

– Ноги по колени в асфальт проваливались. Знаешь, как тяжело ноги из асфальта вытаскивать? Я от метро еле домой дошёл.

– А надо было не по асфальту, а по земле идти. Из земли-то ноги, наверное, легче вытаскивать, – и улыбаюсь.

– В натуре. А я и не подумал. У земли же плотность меньше!

– Ага, и налипает меньше, – улыбаюсь.

– В натуре. А я и не подумал.

– Земля же и пахнет лучше, и червяки в ней жить могут...

– В натуре. И червяки. Дождевые!

Идём. Гуляем. Дышим.

– Трава, – улыбаюсь, – дерьмовая. Не цепляет совсем. Может хоть пивка попьём, а то прям обидно даже.

Хрюша не против, и Киса согласна. Они ведь правильные ребята, в отличие от тех, кто книжные обложки да телевизор изучают вместо сурового реала: везде же кровь – мышь избивает Тома, Рэмбо передёргивает затвор, морпехи собираются в одиночное плавание к острову сокровищ. Ужас! Бр-рр! Но, если верить кинематографу, есть ещё в этом мире место для любви: Анжелика и хромой инвалид – настоящие чувства, верность и преданность.

– Мальчики, – это Ольга, голосок дрожит, – а куда ларёк делся?! Здесь же ларёк стоял! Куда он делся, а?!

– Киса, ты чего? – улыбаюсь, – Этот ларёк херти сколько лет назад тому убрали. Пять уже. Лет. Тому.

– А где ларёк?! Тут же киоск был! "Союзпечать"!

– Оля, "Союзпечать" ещё раньше убрали, – медленно прожёвывая слова, объясняет Кабан. – Потом здесь ларёк был. Я в нём презервативы всё время покупал. Потом и его убрали.

– Презервативы?

– И презервативы тоже. Вместе с ларьком. Но сначала ларёк, а потом презервативы.

– Какие презервативы?! Здесь же ларёк был! "Союзпечать"!

– Презервативы – это такие резиновые гандоны. Но их уже нет. Давно. Как и ларька в киоске "Союзпечати". В "Союзпечати" презервативы не продавали. Потому её и убрали – зачем, если презервативы не продают, правильно?

– Олег, ты што-то путаешь!

– Ничего я не путаю. Гандонов я как будто не видел.

– Да-да, ты прав! – она пробегает немного вперёд, останавливается, оборачивается и загадочным тоном – тс-с-с, по секрету! – выдаёт: – Я поняла: ларёк стоит, просто мы его не видим!

И, уподобившись внезапно ослепшему человеку, выставляет руки вперёд – щупает пальчиками пустоту, осторожно передвигаясь маленькими шажками:

– Сейчас я его найду!

Ничего не оставалось, как взять Оленьку под белы рученьки и аккуратненько оттащить в сторонку, чтоб народ не пугала.

Она, конечно, расстроилась, долго молчала и вдруг, неожиданно и с придыханием, зашептала мне на ухо:

– Саша, почему он за нами идёт?

– Киса, кто идёт?

– Этот страшный человек.

Оборачиваюсь – действительно, мирно шагает невзрачный мужичок, метр в шапке, плешь без усов. Мы этого красавца только что возле магазина обогнали.

– Да ладно, – говорю, – чего ты, Киса? Идёт себе и пусть ковыляет. Может там его гнездо. Дела у него там. И яйца не насижены.

– Какие яйца?

– Откуда я знаю. Я ж ему не жена.

– Тогда почему он идёт за нами?

– Чёрт, а действительно...

– А может это просто мы идём впереди него?

– Может. Но тогда почему он идёт за нами?

Покупаем по батлу "монастырского светлого" на фэйс.

Стоим. Пьём.

Добрый Хрюша решил успокоить мелко подрагивающую Ольгу шутками. Своеобразными, невинными шутками.

– Оля, а я же маньяк! – добродушно Олег.

Киса внимательно смотрит на Олега:

– Кто?

– Маньяк!

– Кто-кто?

– Ну... маньяк. Хожу и всех молотком по голове – тюк!

– Зачем?

– Ну я же маньяк!

– Кто?

– Ма-а-а-а-ньяк! Читай по губам: МА-НЬЯК! Хожу – и тюк!

– Зачем?

– Как зачем? – задумался Хрюша, лоб наморщил даже, и неуверенно так: – Чтобы молотком по голове – тюк?

Киса тоже задумалась на пару секунд, улыбнулась и ответила:

– Правильно, ты же маньяк.

– Кто? – не понял Кабан.

– Ты, – настаивает Киса.

– Зачем? – тревожно поинтересовался Кабан.

– Чтобы по голове молотком – тюк! – как маленькому ребёнку очень медленно сказала Ольга. – Ты же маньяк!

– Кто? Я?

Этот разговор меня крайне достал. Я ненавязчиво предложил всем заткнуться и допить пиво. Очень тактично предложил:

– Товарищи, вы бы заткнулись, а? И пиво пейте, а то...

Что может случиться, если они не завалят хоботы, я не знал. Поэтому фраза осталась зловеще неоконченной.

Да, слабенькая трава – лопушки.

Теперь, вспоминая всё это, я...

Улыбаюсь.

* * *

Демон втянул живот по стойке смирно, Демон улыбался папе. Жизнь заставила. Что и говорить, сессия – это не летние каникулы и даже не пивка в субботу хлопнуть. Демону нужны деньги. Деньги есть у папы. Надо просить.

Папа любил, когда у него правильно просили: подобострастно и заискивающе, потупив очи доле, и с едва заметной слезинкой благодарности – благодетель ты наш! – вот так чтоб просили.

– Пап, мы на зачёт надо. Васильева, сука, без практических не ставит. А я не ходил. Денег хочет. Двести гривен.

Коля просил правильно – дрожа и потея. И потому папа денег дал, не поскупился.

Коля поехал в институт и принялся ждать суку Васильеву возле преподавательской. А тут вдруг по коридору щимится Дрон:

– Привет, Колян, чо ты тут делаешь?

– Васильеву жду.

– Какого хуя?

– Бабло за зачёт принёс.

– Много бабла?

– Двести гривен.

– Ты чо, ебанулся столько давать? Она и за сто рада и счастлива будет, ещё и отсосёт в придачу. Лучше пойдём пиво пить – угостишь.

– Ну, пойдём.

И пошли они в "Данилку", и выпили пива. И очнулся Коля утром в общаге: похмелье и денег болт. Знатно вчера погудели – хлопают Колю по плечу. Ты, если что, заходи.

И поехал Демон домой: хуёво, а зачёт всё равно сдавать надо.

– Папа, я зачёт вчера сдал. Но ещё на лабы надо. Двести, – объяснил Коля папе. Святая ложь во спасение.

Получил баблос и двинул в институт. Определился на местности и принялся ждать суку Васильеву возле преподавательской. А тут вдруг по коридору щимится Зомби:

– Привет, Колян, чо ты тут делаешь?

– Васильеву жду.

– Какого хуя? Идём лучше пивка ёбнем.

– Да не, я вчера с Дроном уже ёбнул пивка.

– Не гони, я угощаю.

А на халяву, как известно, даже уксус халва.

Поутру проснулся Колян в общаге. Денег болт и ещё три гайки: кто-то спиздил кроссовки. Ты, если что, заходи.

– Пап, тут такое дело... Я в общежитие зашёл, а у меня деньги украли... выпили мы... немного... и кроссовки... На лабы надо... ДВЕСТИ ГРИВЕН, ПАПА, ДАЙ, ОЧЕНЬ НАДО!

На следующий день Коля в институт не поехал, и не ждал суку Васильеву возле преподавательской, и "Данилку" не посещал – лежал Коля на диване: прикладывал лёд из морозилки к синякам на лице, на попку сесть не решался – папа в гневе вчера был страшен: не поленился, нашёл в чулане старый армейский ремень.

Но с зачётом проблемы рассосались: родитель сам подождал – и дождался! – суку Васильеву возле преподавательской. Заплатил сто гривен и домой вернулся очень довольный. И даже мечтательно заулыбался, когда узнал, что в следующем семестре Васильева опять будет что-то преподавать сыну.

* * *

Андрюха улыбается и неторопливо потягивает тёплое пиво. Он всегда пьёт только тёплое. Потому что у него всегда болит горло.

– Озоновые дыры, блять, – он щурится и отворачивает небритую морду подальше от солнечного ультрафиолета. – Мне тут Дилер рассказывал. Прикольная тема. Послушай.

Слушаю.

– Он должен был встретиться в метро с одним чертом. Нормально, в вагоне толпа, всё как надо. Пробурился через народ, рядом стал. Стоит. Чувствует: ему в сумку засунули. Нормально. Он деньги черту в карман. А тут глядь: на них мужик смотрит. Сидит на лавочке и смотрит. Дилер отморозился и давай на выход, к дверям. Стал и не оглядывается, стоит и думает: мужик какой-то отфонарный, чо я дёргаюсь? Но! – вдруг я отошёл, а мужик за мобилу и: такой-то, одет так-то, вагон номер такой-то, двери первые от начала по ходу – фас! примите и распишитесь... Я типа щас подъезжаю, двери открываются, и меня мордой вниз встречают менты, а в сумке пакет дубаса, явно не для личного пользования – лет на десять и затянет, у нас же не Голландия. Подумал – и забыл: не злопамятный он. Пока доехал, расслабился, попуск из головы выкинул. Двери открываются, он выходит, а ему навстречу козыряют два мента: предъявите документы. – Андрюха делает торжественную паузу и наслаждается эффектом: видит, гад, мне не терпится узнать, что дальше было.

– И тут Дилер выпрыгивает: "Мужики, домой мне! Я дома утюг забыл! Я с работы быстрей! Мужики! Утюг!" "Так давай беги, хули ты ещё здесь?!" – мусора отзывчивые попались, понимающие. Дилер на кости и ходу. Дома очнулся, водки ёбнул, косой забил – в себя пришёл, да в воскресенье пообещал прогуляться в церковь: поставить десяток свечек за здоровье конструкторов электронагревательных приборов.

– Да, это не Амстердам. Подфартило ему. Надо же, сообразил как, молодец, продуманный. А то загудел бы, как пить дать.

– Угу, – староста отдаёт стеклотару обтрёпанному худющему мальцу с бельмом на левом глазу. – А я тебе рассказывал, как Зур за колёсами ходил?

– Не помню. Не, не рассказывал.

– Кореш подбил Зура колёс заглотить. А кореша знакомый наркоту толкает, и колёса тоже. Пошли они покупать...

– Shopping? – ухмыляюсь.

– Да!-а! Угу! Жопинг, блять, пошли отовариваться. Зур с собой пакет взял полиэтиленовый с понтом за хлебом. Он потом в натуре батон купил. А пакет блатной, с рисунком: жаба, ебало стрелой проткнуло, шоб, значит, в рот не брала. И надпись "I love you".

– Да, сильный кулёк.

– Ну так! – Андрюха провожает взглядом офигенно хаерастую девушку. – Ничего задница.

Внимательнее присматриваюсь к фактуре джинсы, обтягивающей девичьи булки:

– Так себе. Толстовата.

– Да ладно, небось, так бы зубами и впился?!

– А по-моему, ты гонишь. Мне спортивные нравятся: маленькие и круглые. Шо там дальше с твоим Зуром было?

– А по-моему, ты съезжаешь... Зур забежал в гастроном батон купить, купил, с девочкой-продавщицей на вечер договорился – так сразу у неё же и презервативы купил. Короче, при хлебе подходят хлопцы, смотрят: знакомый кореша на обычном месте тусуется. Зур на углу остался, а кореш подкатил. Тут их мусора и повязали.

– Всех?

– Всех.

– И Зура?

– И Зура. И девочку-продавщицу.

– А Зура какого? Он же в стороне и не при делах?

– А я знаю?! Видать, мусора пропасли, и в момент купли-продажи всех и повязали. Зура за компанию.

– Н-да-а-а... – сочувствую я. Видать пиво немного подействовало.

– Потащили в отделение, и давай Зура колоть: что? где? куда? откуда? адреса? пароли? явки? А Зур: мой офис с краю – ничего не знаю, моя твоя не понимай, я за батоном пошёл, а тут они... Мусора начинают ему на психику давить: мы, ебать, в институт сообщим – тебя, на хрен, в армию выгонят. Мы щас в твой пакет, в батон, герыча накрошим – и пойдёшь по этапу. А Зур тубусом прикинулся и делает большие моргала: типа, ни хера не понимаю – ел чеснок, а отрыжка апельсинами?!

– Молодец, стойкий оловянный солдатик. Как Зоя Космодемьянская. Примёрзшая к петле.

– Во-во, они ему так и сказали: "Ты шо, Павлик Морозов? – молчишь как партизан!" А он: "Не-а, Павлик Морозов всех заложил, а я – могила. Я как Олег Кошевой!"

– А они?

– Они проорали и отпустили.

– Повезло. Могли ведь... – это я уже так, из приличия, но без сочувствия: эффект от пива выветрился.

– Могли. Они такие...

В голову лезут мысли о бренности всего сущего и кознях отечественной милиции: ещё чуть-чуть и кинет на умняк, что не допустимо, ибо денёк на редкость погож, и хоть попки несколько толстоваты, но хаера-то всё равно радуют офигенностью! Поэтому предлагаю:

– Может ещё по пиву?

Покупаем, сервис радует: бутылки открыты и готовы к употреблению. Чокаемся батлами "монастыря":

– За сессию!

Повсеместно известно, чем больше за сессию пьёшь, тем лучше она сдаётся. Шива-Санёк вообще утверждает, что если достичь оптимального минимума затрат на учёбу и расчёт курсовиков при максимальном употреблении спиртного и пива, то можно сдаться с первого раза, без хвостовок. Пока его теория не подтверждена практически, не смотря на то, что максимум однозначно соблюдён. Наверное, надо минимум уменьшить. Правда, не знаю, куда его меньше-то...

– За сессию!

После такой серьёзной истории тоже надо похвастаться весёлыми знакомыми, по возможности клиентами наркологического диспансера, но с этим как-то напряг. Нет таких. Все мои друзья-товарищи самые обычные, в меру серые. Хотя...

– Дрон с Вальтером однажды решили тореном побаловаться. У Вальтера был торен. Он предложил Дрону. Дрон не отказался – на халяву почему бы и нет? Слопали они по три колеса: ждут приходов, а приходов всё нет. Ждут, а всё нет и нет. Шо за попса?! Ещё по колесу скушали – сидят, хмыкают, вмыкают. Голяк, хоть ты тресни! Ни в одном глазу! Дрон даже критиковать стал Вальтера: мол, Олежка, что за оскорбинки ты мне подсовываешь, зачем выдаёшь желаемое за действительное? Вальтер оправдываться не умеет: ещё по две предложил. Захавали, не обляпались – опять пусто. Со злости ещё добавили... Короче, Дрон плюнул и домой пошёл, а Олег, соответственно у себя остался. – Я замолкаю, смачно глотаю пиво и жду реакции. Староста не ведётся. Ладно, мы птицы не гордые: – А тут из Хирятни Амбал вернулся и по виду брата сразу определил, что тот явно трезв, морда-то не покраснела, но при этом конкретно уделан, ибо сел в сортире гадить и не закрылся: дверь настежь, штаны на лодыжках. Проходя мимо горшка и бросив мимолётный взгляд, Амбал оторопел: Вальтер курил и пальчиком стряхивал пепел. И вот этот самый пепел до пола не долетал – растворялся в воздухе. Амбал протёр глаза и ущипнул себя за руку до крови, но – не долетает и растворяется, зар-раза! Потере Амбала не было предела: Олег уделался, а его, Амбала, глючит! Расскажи кому, кто поверит? Нету в жизни справедливости: ведь бросил же, давно завязал нюхать растворители, ацетоны и прочие "Моменты". После того случая с радио. Когда рассказывая сводку погоды, дикторша поведала: "А завтра в Харькове будет плюс пять... или плюс десять... или плюс двадцать... или плюс тридцать... или...". Амбал тогда резко выдернул штекер из розетки, пока эта сука не наговорила КОНЕЦ СВЕТА, от плюс тридцати плавятся арктические льды, плюс сорок-пятьдесят-сто – кипят воды Мирового океана, плавится почва, пылает атмосфера. И всё это могло бы случиться, если б не Амбал геройски не спас планету. Тварь-дикторша повышала бы температуру до адской отметки, дай Амбал ей волю. На следующее утро он бросил токсикоманить...