Текст книги "Мама (СИ)"

Автор книги: Арсений Меркушев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Думаю, что Петрович, возражать не будет. Нам, таких как ты сейчас нам ой как нуна, и много нуна.

– Так можно? Или...

– Без или. Поехали. Нам в сторону Троицкого (рынка), – ты часто там бывал?

– Постой, постой...Ребята, а моих семейных можем забрать по дороге?

– Адрес называй, – ответил Паша, закончивший, наконец, копаться в машинной требухе.

– Угол Канатной улицы и Виноградова.

Валера успел заметить, как переглянулись его спасители, но что эти взгляды могли означать, он понял лишь несколько часов спустя, когда они прибыли на место.

Простой дом в девять этажей на улице Виноградова стоял будто неживой. Да так оно и было. Лишь изредка на балконах верхних этажей виднелись стоящие неподвижные фигурки разной степени одетости. И если для Валеры это было все внове, ведь он два дня пешком шел по шпалам, то члены ОЭ – ГБР под номером '5' видели такое уже не раз и не два, вытаскивая людей из окон – или по заявке 'списочного' состава управления, или просто, если видели как кто-то отчаянно машет им рукой из окна или балкона.

За трое суток многомиллионный город схлопнулся на несколько порядков. В нем оставалось лишь несколько тысяч живых человек, и число их стремительно уменьшалось.

Механизм распространения инфекции в первые пару дней был до банального простой: укушенный приходил домой, где его супруга и дети начинали его выхаживать, мазать ранку йодом, мотать бинты и всячески жалеть. Затем – потеря сознания, смерть, панические крики супруги и детей, попытки вызвать скорую. А потом укушенный и умерший 'выходил на иной уровень существования', и как бы 'возвращался'. И первым и единственным чувством обратившегося – было чувство голода. А много ли могут люди объятые страхом, если не ужасом, в узком пространстве квартиры? Им очень везло, если они успевали выскочить и укусы получал только один-два человека – те, кто сдерживали 'сошедшего с ума папу', или маму, или дедушку, или только что умершую от укусов странной дворняги любимицу хаски.

А на лестничной площадке, на улице их уже ждали те, кто еще недавно были живыми людьми или собаками.

Гибель нескольких групп, которые пытались вызволять 'квартирных сидельцев' нормальным путем – через подъезд, быстро внесла свои коррективы, и теперь на место любителей пострелять пришли пожарные.

Высоту Петрович не любил, но он помнил как в самый первый день вступления в 'организацию Кравчего' вошел в ТУ многоэтажку, чтобы эвакуировать 'списочную семью'. Помнил, как поднимался вверх, страхуя, теперь уже покойного Николая. И как сзади скрипнула казалось бы запертая дверь. Наверное, то была какая то секта, церковь или просто группа людей, решившая, что наступил конец света и 'пора собираться в дорогу'. Судя по всему – отнюдь не все приняли яд. Возможно, кто-то передумал умирать, и его убили выстрелом в голову, а возможно выстрелом в голову покончил с собой глава секты. Вариантов была куча! Но об этом он думал потом, а тогда он заорал дурным голосом, и рванулся вверх, закинув за спину уже бесполезную 'Ксюху'. А за ним бодро топая, текли бело-красным нескончаемым потоком 'шустрики'. Его, Колю и женщину с годовалой девочкой, которых они и шли спасать, сняли с балкона 12-го этажа эти самые пожарные.

Он многого насмотрелся за эти дни, и у них с ребятами уже даже были свои наработки. Кабина машины была небольшая – все было под рукой. И поэтому, во время того, как их ОЭ-ГБР медленно протискивалась между застывшими машинами к 'виноградавскому' дому, он краем взгляд указал Павлу на нужное место кабины. Ответом ему был понимающий кивок.

Такие 'домашние заготовки' были наработаны ими достаточно быстро, но все же не так, как хотелось бы. Иначе Коля был бы жив. – Тогда, буквально сутки спустя после их фееричного драп-рейда от "шустрых баптистов", он таки нашел свою семью – у соседей. Всю. Но слишком поздно. Сам и упокоил, а потом вышел из того дома, сел на лавочку и выстрелил себе в голову.

– Приехали. Раздался голос Павла. – Показывай окно.

– Седьмой этаж, вон рядом с тем, – голос Валеры неожиданно дрогнул, – его Игорем звали.

Гриша и Павел начали проводить манипуляции с лестницей, а Иван начал 'пасти' клиента, уже догадываясь, что ему в очередной раз предстоит сделать.

Двадцать пять метров лестницы ткнулись рядом с окном и Гриша начал готовится к забегу вверх. – Сначала он сделал гипервентиляцию легких, затем оценил высоту, расположение окна и, наконец, шустрым паучком рванул вверх, с тем расчетом, что если кто и есть неживой в верхних окнах, то достать из окна его просто не успеют. А Павел же, помня о шустриках, занял позицию у лестницы, прикрывая своего напарника снизу.

Как Иван Петрович и предполагал, Грига вернулся довольно быстро и без радости на лице. Когда они впервые встретились, он уже тогда отметил, что Грига уже частично перегорел: для него взгляд и простукивание окна эвакуируемой квартиры означали или хорошие новости...или обыденные. Хорошим – можно радоваться, но можно ли печалиться обыденным?

– Твои? – спросил он, протягивая Валере мобильный.

Простой мобильный телефон оказался достаточно удобной штукой: небольшой компактный, он позволял собрать доказательства того, что на месте они были, но эвакуировать означенных лиц не смогли ввиду их нежизнеспособности.

Валера взял протянутую трубку и впился глазами в экран. Все молчали, понимая что произошло и ожидая реакцию Валеры. А тот все молчал. Иван Петрович уже мысленно успел обрадоваться, что Валера вроде бы как из тихих, когда то вдруг завыл – резко и надрывно.

Ни Гриша, ни Паша, ни Петрович медиками не были, но к подобной реакции они уже были готовы. Валера был далеко не первым кто так эмоционально реагировал на уход из жизни близких, – смертью ЭТО было назвать трудно.

– Сначала крик, потом ругань, а потом он полезет наружу делать глупости, – про себя подумал Петрович, незаметно опуская руку в заранее намеченную нишу.

И тонкая игла, практически незаметно коснувшись бедра Валеры, пошла дальше и внутрь, впрыскивая мощнейшую инъекцию промазина.

Назад они ехали снова протираясь сквозь завалы и в не очень веселом настроении, когда Грига решил вставить свои 'пять копеек'

– Жалко его. Два дня прошагал, что бы такое увидеть.

–Ничего. У нас очухается. Главное что сейчас руки не наложил. Да и не наша это забота, – ответил Паша, – эй Петрович, ты чего там смотришь.

–Сейчас....погоди, – Иван Петрович, который одной рукой поддерживал осунувшегося Валеру, взглянул на Павла, – ты детей видел?

– Петрович, какие дети. Если бы кто там был жив, то 'эти' вокруг них бы столпились, а тут – вся семейка в комнате. Детская кажется, – четверо взрослых. А если бы в квартире живые были – в другой комнате, или ванной – так они бы там топтались. А так...Ходят по комнате кругами. На меня разве что внимание обратили, когда я в окно стукнул.

– А дети?

– Ты по окном лужу крови видел?

– И?

– Я там ботинок заметил. Детский. Наверное, когда в комнату ломиться стали – дети в окно выпрыгнули.

–Логично. Ладно, поехали.

Они уже почти выкарабкались на Рабочую, когда Петрович снова наморщил лоб.

– Гриша, ты помнишь того снулого, в трусах, что рядом с окном стоял на балконе.

–Жмур как жмур, чего его вспоминать?

–Когда мы подъезжали, куда он был повернут, куда смотрел, постарайся вспомнить.

– В сторону ТОГО окна, оно рядом с его балконом, кажется.

– Гриша, ты камерой снял только лица. Расскажи, пожалуйста, что находится в комнате?

Гриша задумался, и начал перечислять про себя, загибая пальцы – двухъярусная кровать, стол, стул... Неожиданно он замолчал и испуганно прошептал, – Петрович, надо вернуться, срочно. Блядь, мудак я, мудак. Не подумал об этом.

Но это было излишним. Павел уже поворачивал машину, стараясь не увязнуть в железном лабиринте застрявших авто.

26-е марта, 2007г.. около 17.30 – район Южного ЖД Вокзала, Днепропетровск - ОЭ – ГБР ?7 тоже было создано на базе пожарной машины, и сейчас оно протискивалось сквозь сожженные или покореженные остовы легковых автомобилей. Еще утром их было четверо: два бывших пожарных – Геннадий и Сергей и два 'солдата' приданных на усиление – МЧС-овец Юрий Григорьевич, еще неделю назад готовившийся к выходу на пенсию, и бывший 'оборотень в погонах' Евгений – мужчина около 40 лет.

За последние несколько дней все они кого-то потеряли, но предпочитали об этом не говорить. Лишь стремились поскорее вернуться к своим домашним – к тем кто, уцелел и сейчас ждал их в убежище, и найти повод больше не покидать их.

Весть о том, что нынешний 'папа' составляет какие ты 'индексы вменяемости' для 'работающего в поле' и 'носящего оружие' персонала дошла до Юрия Григорьевича совершенно случайно. Источником информации была Галина Петровна – давно уже не 'бальзаковского возраста' тетка, работающая у 'папы' секретаршей, вместо сгинувшей Ани Годенко. Галя то и успела кое-что подсмотреть еще утром.

Мир тесен, а после катастрофы сжался еще больше, и в сжимающемся мирке люди быстрее замечали друг друга, налаживали связи, пытаются быть полезными друг другу.

Юра и Галя разговорились достаточно легко, – оказалось, что Галина знала его отца и дедушку (сердце у Юры, при мысли о папе, сжалось). – Они с отцом то ли учились в одной школе, то ли вместе пересекались на 1-м курсе института.

Впрочем, он бы и не узнал об этом знакомстве, если бы эта новая секретарша Кравчего – Галина Петровна Вальцман-Фондервякина не обладала такими замечательными качествами, как бьющая через край коммуникабельность, замечательная память на лица и имена, и привычка, устанавливая более тесный контакт с людьми, находя общих знакомых или родственников.

Согласно теории шести рукопожатий, любые два человека на земле разделены в среднем лишь пятью уровнями общих знакомых.

Но это в среднем. А пожилая женщина была тут редким положительным исключением.

Банка черной икры и простая буханка хлеба, презентованные Юрой знакомой его покойного отца, произвели на Галю впечатление. Нет, она не голодала, но подарок есть подарок. И разговор на балконе бывшего здания СБУ несколько часов назад был чем-то большим, чем простое проявление вежливости. Ты почесал мне спинку, а я почешу твою, – так могла бы сформулировать свои мысли Галина.

Тогда, где-то в середине разговора, она вдруг кокетливо улыбнулась, растягивая свое уже морщинистое личико, и произнесла: – Сейчас вспомнила, где вас 'видела' (под 'видела' Галя подразумевала исключительно документы). У вас очень высокий индекс вменяемости – почти единица.

– Индекс чего?

– 'Папа' меня и Мишеньку загрузил работой. Сейчас по какому то алгоритму по всем мужчинам и даже женщинам, тем что 'в поле' или с оружием дело имеют, – индексы вычисляю.

– А как?

–Понятия не имею. Пришла его Женя (Евгения Игоревича, зама Кравчего она давно не любила, и часто за глаза называла в женском роде), принесла таблицу с ФИО. Простое действие – сложить одну группу цифр, вторую и поделить. Так вот, у вас почти единица.

Этот разговор, который произошел лишь несколько часов назад, он вспоминал, возвращаясь из рейда на базу. Он догадывался о замысле 'папы', понимая, что его идея, как любое хорошее начинание, для многих уже не имеет смысла. И для майора милиции Коновальца И.Е. – в том числе.

То, что бывший майор Жовнетвого РОВД Коновалец Евгений Игоревич – уже не жилец, Юра понял как-то отчетливо – как только его ввели в их экипаж. Здоровый мужик, потерявший всех за один день, уже как бы уже не жил тут – не на этом свете, хотя внешне вел себя вполне адекватно и сдержанно. Он не был членом Совета, но его семью все равно включили в 'эвакуационный' список ?1...и все равно опоздали. В его большой двухэтажной квартире на улице Героев Сталинграда обитало семь человек. Из них не спасся никто. Когда лестница пожарной машины ткнулась в стену дома рядом с окном его квартиры, в его живых людей там уже не было.

Таких людей, как Коновалец, Юрий видел и раньше, но, правда, очень давно: спокойные, вменяемые, они не были самоубийцами в общепринятом смысле слова, а просто искали смерти или не видели смысла в дальнейшем существовании, и жили – как река вынесет.

Ну а кто были те, с кем их ОЭ – ГБР ?7 столкнулся час назад на территории Южного ЖД Вокзала, он не знал. Возможно, это были обычные мародеры, и они бы отстали от них через 100 метров, а возможно, что и нет. Но как бы то ни было – тот черный инкассаторский Brabus от них не отставал, а несколько выстрелов воздух сделанных из окна машины, давали понять, что сидящие внутри настроены серьезно. Узнать же, что хотели от 'обычной' пожарной машины ее преследователи помешал Коновалец Евгений Игоревич, бывший майор милиции и действующий член экипажа ОЭ-ГБР ?7, – бросивший, выпрыгивая на ходу из кабины – 'Уезжай, прикрою...'.

И первым открыл огонь на поражение, – Юрий видел в стекло заднего обзора, как белыми паутинками попаданий покрылось лобовое стекло автомобиля, и как он резко развернулся, подставляясь бронированным боком.

Но сидевшие в инкассаторской машине не были слепыми идиотами, – уже поворачивая за угол, Юрий успел заметить, что Коновалец уже не стреляет с колена, а лежит на боку пытаясь поменять рожок, а под ним расплывается лужа крови.

Странная и глупая смерть, – думал Юрий, в то время как его напарники прокладывали путь к 'папиному дому'.– Ситуацию можно было попытаться разрулить, они могли с куда большим успехом задержат этот странный Brabus вдвоем, и вдвоем же, прикрывая друг-друга, отойти, но Коновалец сделал именно так как сделал – геройски, самоубийственно и глупо.

Уже подъезжая к управлению, он вспомнил слова Галины, – А в целом, если судить по выкладке 'папиного' аналитика, у вас не такая уж и плохая команда. Евгений, разве что подкачал, у него 'индекс вменяемости' ноль. Такие как он, сейчас долго не живут, да и других могут за собой потянуть. Будьте с ним поосторожнее. Хорошо?

26-е марта, 2007г., около 16.10 -Днепропетровск, ул. Димитрова - Генерал Власов в 1942г. не стал предателем в одночасье. Просто тот котел для генерала стал 3-м по счету за два года войны. Три раза попадать в окружение за два года – выдержит не каждый. Произошел внутренний надлом, плен, предательство. Эту историю Ольховский хорошо знал, и поэтому понимал, что что-то аналогичное произошло и с ним, с Ольховским Сергеем. Не каждый человек знает предел своей твердости. И не каждый знает, в чем будет выражаться его испытание на твердость. Не каждый. Но полковник СБ Ольховский – знал. Теперь уже знал. Что бы сломать его понадобилось два дня беды, ощущение полной беспомощности перед надвигающейся катастрофой, смерть жены, мамы и двух дочек, а еще две страшные минуты в том кабинете, когда нелюдь бывшая еще минуту назад его коллегой, гоняла их по всему пространству кабинету как маленьких испуганных детишек. – Это сейчас он бы просто взял стул у ударил по голове еще квелого 'зомбака'... А тогда?

Когда он писал своим коллегам сообщения, что уходит в партизаны, он не шутил. Не был это и бред параноика. Просто ему очень остро, буквально нестерпимо захотелось выпасть из мейнстрима основных событий, спрятаться, укрыться, и наблюдать за происходящим как бы сверху и сбоку. Маленький мальчик в таком случае может лечь калачиком и укрыться с одеялом, но Ольховскому было за сорок, он был взрослый решительный мужчина, и у него была дочь, за которую он отвечал перед самим собой.

Любимой детской книжкой Сергея Ольховского был 'Капитан сорвиголова' Луи Буссенара. Но если взрослые часто забывают свои детские увлечения, то мальчик Сережа своего детства не предавал, и любимые книги всегда держал дома 'на своей' полке.

Порою, он брал их в руки и снова перечитывал. Странно, но к сорока годам он переменил отношение ко многим персонажам, которыми упивался еще лет двадцать тому назад: ему все больше нравился честный трудяга Швондер, он жалел несчастного Шариков, и все более ненавидел подпольного абортмахера-надомника Преображенского.

Перечитывал он и 'своего' Буссенара, и делал выводы – совсем не детские. Когда то, сам для себя, он отметил, что буры проиграли англичанам не потому что плохо стреляли или имели худшее вооружение, а потому что эти партизаны такали за собой обоз – скарб, женщин и детей.

Его 'Буссенар' уже несколько часов был похоронен вместе с большей частью его прошлой жизни, а сейчас перед ним открывалась жизнь новая. Сидя последние дни у Коли Мецо – своего друга, старого холостяка, он курсировал между телефоном, постелью дочери и компьютером.

Связь еще работала, и он обзванивал тех, кому более-менее доверял, в ком был уверен, и кто отвечал его собственным критериям – зрелости, вменяемости и, что главное, мобильности. И он таки смог собрать их, около дюжины активных штыков, не собственно считая его и Коли.

А сейчас эти 'штыки' сидели в этом доме, за длинным бильярдным столом на нулевом этаже и ждали, – ждали, что скажет Ольховский, и ждали возможности высказаться самим.

Сергей Ольховский взглянул на часы,– они показывал 14,40. Затем он обвел долгим взглядом собравшуюся аудиторию, словно призывая ее к молчанию, и начал говорить....

Часть третья – вечер-ночь, 26-го марта, 2007г.

Около 19.30, штаба 'Центр спасения', бывшее здание СБУ, холл здания - Галина Петровна, сразу узнала человечка, сновавшего вокруг столпившихся в холе людей. Это был Ваня, – сын ее давнишней знакомой, с которой она несколько раз пересекалась по работе еще лет десять назад. Общая фамилия и знакомые черты лица дали ей повод убедиться, что ее предположение о родстве этого 'пупса' и покойной Светочки, было верным.

Ваней, она уменьшительно – ласкательно называла про себя низенького мужчину 40-45 лет. Впрочем, для нее, как для женщины пост-пенсионного возраста такая фамильярность была вполне простительна.

– Кто и что это, Ваня? – спросила он его, подойдя и кивнув головой на странную пару и кольцом обступивших ее гражданских, преимущественно женщин.

– Здравствуйте Галина Петровна, – Иван Петрович буквально расцвел, увидев пожилую женщину. Взрослый мужчина после трагической гибели мамы подсознательно тянулся ко всему, что напоминало маму или было с ней хоть как то связано, – Да вот мальчишку вытащили из 'мертвой' квартиры. Отец к нашей группе прибился-пробился и наводку дал.

– Ну не он первый, не он и последний, надеюсь, – Галина замолчала, а потом недоуменно добавила, – Постой, ты сказал из 'мертвой'!?

– Галина Петровна, в том то и дело, что там все были 'ходячими' – и мать ребенка , сестра и мать хозяина, и даже какая-то левая тетка с подростком затесались – им, по оценке Григи не менее двух-трех дней с момента 'возврата', а это дите вот взяло и выжило.

В этот момент дите, – мальчишка лет 8-10, – начало снова рыдать и пытаться то ли задушить, то ли посильнее обнять мужика – здоровенного детину в форме 'Кобры' и кроссовках неопределенно-белого цвета. Мужчина не рыдал, – его руки прижимали к себе ребенка, а из широко открытых и как будто ослепших глаз просто текли слезы. Хрупкость мальчика, – видимо в маму пошел, – сильно контрастировала с монументальной завершенностью фигуры отца.

–Да как же у него получилось!? В ванной заперся?

– Нет, в ванной уже паренек лет 14-15 сидел. Не 'наш', – он кивнул в сторону мелко вздрагивающего исполина, – этот его не узнал. Видимо сын соседки или подруги жены. Но он уже укушенный был – там и обратился...

– А этот тогда где забился, – в шкафу или под диваном сидел?

– Да тут такая история. Мы ж думали, что там никого нет, даже уезжать собрались. У отца даже истерика началась.

– И? Что вы делать начали?

– Галя, ну не мне Вам рассказывать! Отцу 'дозу' в ляжку успели засобачить, ну, что бы глупостей не наделал, и уже уехали практически, – рассказчик сделал паузу и замолчал о чем то задумавшись. Ненадолго, но достаточно для того, что бы Галина его подтолкнула к дальнейшему повествованию.

– Ваня, не тяни резину! – голос Глины Петровны был нетерпелив, но отнюдь не раздражен, а скорее подталкивал собеседника.

– А?! – Рассказчик словно вынырнул из воспоминания и продолжил, – Там дальше так было, – 'Смотрящий в окно, Грига, кажется, вспомнил, что тетки там мертвые неправильно стояли, – не возле окна, а как будто хоровод водили в центре комнаты... Да, и сосед их, тоже из обратившихся, стоял на балконе рядом с их окном, и что характерно, не на нас пялился, а на 'эвакуируемое' окно. Словно ждал чего то...чего то хорошего, что ли.

– Мальца то где вы таки нашли?

– Думаю, дело было так – первыми в квартире обратились старшие – сестра, мать и жена мужика, соседка же видимо успела затолкнуть сына в ванную, но он уже укушенный был. А вот дети хозяина в комнате были, за дверью. Но там такая комната...

– Стеклянная дверь?

–Угу... И открытое пространство, и даже кроватей не нет, только мягкие игрушки да два ортопедических матраса-кровати.

– Дверь не выдержала?

–Думаю не сразу, но таки не выдержала. Как я понял, старший, ему лет 12-14 было, младшего в сундуке для игрушек запер. Там такой, хороший 'сундучок' – еще бабушкин, видимо. А сам через окно к соседнему балкону попытался допрыгнуть, но неудачно..7-й этаж, сами понимаете.

Галина ничего не ответила, но Иван Петрович успел заметить, как слегка дернулся кончик ее носа, который выражал ее сильнейшее душевное волнение.

–Ну а младшенький так и пролежал почти сутки в сундучке, – слава Богу, сознание от страха и недостатка кислорода сразу потерял. Мы даже думали, что уже умер, когда вытаскивали.

– Ну?

– А тут они оба и пришли в себя – отец от 'дозы' очухался, а маленький от свежего воздуха и нашатыря. Вот так теперь и сидят друг-в-дружку вцепившись, – мычат о чем-то.

А в это время рядом с ними здоровенный детина еще крепче прижал к себе ребенка и начал что-то говорить ему – бессвязное и нежное, а ребенок просто продолжал плакать и хватался за шею отца, да так, что казалось, хотел задушить. Галина вдруг обратила внимание на еще одну деталь: эту странную пару неправильным эллипсовидным кольцом окружали преимущественно женщины. Их было не очень много, два десятка или чуть больше, и многие из них тихо и беззвучно плакали, словно боясь нарушить лишним звуком, что-то непроизносимое.

Около 23.00, Детский Дом ?5 имени Макаренко - Редко кто задумывается что то, что не случилось, не произошло в прошлом, – так же важно для будущего, как и то событие произошедшее.

Еще в далеком 1965-м году район поймы реки Самарчук подлежащих программе мелиорации, по странному стечению обстоятельств, остались нетронут. Не произошедшее событие, – и ручей имевший громкое название 'реки', и отделявший подъезды к тогдашнему Аграрному институту, а ныне Детскому дому ?5 продолжил течь, как протекал и ранее.

Двадцатью годами позже план реконструкции основных фондов Института, предусматривавший замену старого мостика, на новый мост, куда как более широкий, уже был подписан. И даже были выделены средства. Но, опять таки, – череда событий вынудила тогдашнее руководство пересмотреть приоритеты и отказаться от 'омертвления' капитала. – И это событие тоже не состоялось. Мост, узкий и неудобный, остался стоять, создавая неудобства работникам действующего института, для того, что бы спустя несколько десятков лет выручить тех, кто будет обитать в жилом фонде бывшего НИИ 'Агропром'.

А за два года до Беды родная тетя осиротевшего мальчугана, который в один день потерял и мать, и отца в автокатастрофе, не стала забирать его к себе по причине развода, нового брака и отъезда на ПМЖ в Израиль. И подросток был присмотрен 'мамой', которая здраво полагала, что сироты куда как лучший контингент, чем беспризорники, и старалась при приеме отдавать предпочтение первым, а вторых спихнуть другим.

Далекие и близкие события, которые смогли не случиться давно или совсем недавно, – сейчас они спасли обитателей Детского Дома. И продолжали спасать.

Поток машин по шоссе, проходившему в 200 метрах от мостика, уже не был таким шумным. Но те, кто уцелели в первые дни, и сейчас двигались вдоль дороги, оседая в окрестных ПГТ, селах или хуторка, – они уже успели многое понять и переосмыслить.

'Икебана' из мертвеца в противогазе и костюме химзащиты, вкупе с 'предупреждающей' надписью, уже завернула назад на шоссе около десятка разных машин – от 'семейного' фургона набитого людьми как кильками в банке, до огромного военного грузовика лишь с двумя солдатами в кабине. По крайне мере так докладывал патруль, организованный 'мамой' уже на следующий день после 'составления икебаны'.

Простая и понятная инструкция – наблюдать и следить, а уж если гости начнут 'переправу' и не поверят в угрозу, то срочно бежать назад, и предупредить 'маму'. А она, что-то да придумает – договорится или уговорит. О том же, что силой противостоять сейчас они вряд ли кому могут, понимали даже самые маленькие воспитанники Дома.

Шестеро подростков – от 14 до 16 лет должны были посменно нести свой 'караул', каждый по четыре часа. Время достаточное для того, что бы не устать за время дежурства, и успеть сделать рывок в стиле 'стипль-чез' напрямик через сосновую рощу – к Дому.

Видимо этот 'Dodge' заплутал, а может воитель знал дорогу, или, что более вероятно, это был кто-то из местных, – тут можно было строить кучу гипотез.

Важным было иное, – там были хорошо вооруженные люди, причем явно не военные, и их было много, а еще там был тепловизор, и человек, умеющий с ним работать.

Водитель и пассажиры машины не были идиотами, и допускали возможность того, что написанное на мосту 'предупреждение' – банальная липа, а рядом находится наблюдатель. Ведь оставить столь важный объект без наблюдателя или охраны было, мягко говоря, неразумно.

Но тепловизор показывал, что на 100-200 метров никого крупнее мыши-полевки – нет. Вернее, что никого, с температурой выше окружающей среды рядом нет, а мост стоит без охраны, лишь с мертвецом успевшим 'предупредить' проезжающих.

Ситуация выглядела странной и стремной, а люди в машине были достаточно осторожны, что бы не соваться в открытее ворота, особенно если есть предупреждающая надпись, что туда соваться не стоит. Мало ли еще свободного места на этой земле?

Наблюдатель 'Dodge' так и не смог заметить Бессонова Игоря Сергеевича, чья очередь была нести дежурство.

Впрочем, и Бессонов Игорь Сергеевич – 1992 года рождения, сирота и воспитанник Детского Дома, не заметил подъехавшей к шлагбауму моста машины, как, наверное, не заметил бы и десятка машин, – по простой и понятной многим часовым причине – он спал.

Расщепленная на две части от удара молнии, старая, но еще живая сосна в сотне метрах от мостика – создавала неплохое ложе. Она позволяла перекимарить в 'сидячем' положении, сидя в импровизированном троне, засунув ноги в расщеп. Ну а 'туристический' материал, найденный в кабинете покойного Яныча, был теплым изнутри, позволял хорошо укрыться, а слой фольги снаружи не давал влаге его намочить.

Не произошедшее событие – может иметь куда как более глубокие последствия, чем событие случившееся.

Наблюдатель 'Dodge' не обнаружил часового и, посчитав это дурным знаком, вкупе со зловещим предупреждением. И решил за лучшее – не пересекать мостик.

А Игорек, не заметив ночных посетителей, не стал метаться по лесу, открывая всем и вся свое присутствие, а мирно проспал все свое дежурство и только ощутимо сильный удар по плечу от сменщика привел его в чувство.

Начинался 6-й день со дня прихода Беды.

Около 23,00, штаб 'Центр спасения', бывшее здание СБУ, кабинет Кравчего -

'...и взяв имевшееся транспортное средство (реквизированный 'BarBusс' инвентарный ?22), скрылись в неизвестном направлении . Список скрывшихся в количестве пяти человек, прилагаю. – Преследование не велось ввиду нецелесообразности и во избежание жертв. – Комендант объекта 'Речпорт' Майор МЧС Прудников Е.А.'

С Прудниковым Евгением Александровичем, высоким седым мужчиной около сорока лет, Кравчий знался недавно, но уже успел оценить его обстоятельность и скрупулезность. – Иной бы просто написал '25.03. – ушло пятеро с оружием, не вернуться', а этот – вон как все расписал.

Кравчий отложил бумагу и взглянул на присутствующих. Подобное донесение было уже не первым за последние три дня – люди к ним люди к ним не только приходили, но существовал и обратный поток. При чем потоки были неравноценными: оставались в основном семейные, женщины с детьми, реже – старики, или просто те, кто в одиночку бы не выжил, а уходили – 'одиночки', и в основном – мужчины.

Кто были те, кто, прихватив автоматы и машину (ее то не жалко – их сейчас хоть пруд – пруди) ушли в неизвестность, было ясно и так. 'Индекс вменяемости' у всех был полный и круглый ноль. Терять нечего, якорей у них тут уже нет, а ведь где-то у них еще могут быть или родственники или другая жизнь. Или, что вполне возможно, хотя менее вероятно, просто – не местные, не сумевшие или не захотевшие свалить в первые два-три дня из 'чумного' города.

Несколько дней назад, когда их БМП, расталкивая застывшие легковые машины полез в свой первый рейд, он еще не предполагал, насколько адская работа предстоит ему и всем остальным членам созданной 'организации'. При чем возникали такие проблемы, о вероятности которых он даже не предполагал.

Захват и зачистка Речь-Порта и юридической академии прошли относительно легко, тогда как разборки и препирательства с 'мажорными обитателями' жилого высотного комплекса – 'Две башни' и их охраной добавили ему седых волос и приступ астмы.

А дальше началась работа по снабжению тех, кого снимали с балконов, разблокировали из запертых машин, или кто просто пробивался к ним самостоятельно. И всем требовались еда, вода, лекарства и, главное,– безопасность! И еще, немножко антидепрессантов, которые Кравчий, по согласованию с остальными 'команданте', как он про себя называл начальников "островков спасения", решили добавлять в воду.

Но сейчас Сергей Петрович многое бы отдал за то, что бы 'уровень проблемности' оставался на уровне первых дней Беды. Но это было уже невозможно: снулых и тупых зомбаков первых дней в городе практически не осталось. При чем их не стало стараниями самих же людей, которые честно и добросовестно исполняя полученные инструкции по срочному отстрелу собак, и повреждению мозга у всех только что преставившихся. И вчерашние снулые и неповоротливые зомби, стараниями своего же 'объекта охоты', получали мощный источник для питания и ап-грейда...

–Как добрались, господа офицеры, полушутя спросил Сергей Петрович, обводя взглядом своих 'вассалов'

– Петрович, ты же сам знаешь, к тебе пробираться – это недетский геморрой, – ответил Рыбников, комендант объекта 'Юр. Академия'. – Но, наверное, вопрос действительно важный раз меня задержал, а Евгения Александровича и Севастьяныча – к себе пригласил?