Текст книги "Педология: Утопия и реальность"

Автор книги: Арон Залкинд

Соавторы: Кирилл Фараджев,Александр Залужный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 41 страниц)

После утренней еды медленно пройтись к месту службы. После обеда – указанный выше часовой отдых, иначе пострадает и мозговая работа и пищеварение («классовая борьба этажей»). Фиксировать еду к определенным часам, так как в противном случае грубо нарушится автоматизмпищеварительной работы и потребуется добавочная трата нервных сил для нового, «сверхштатного», не вовремя, неврогенного возбуждения пищеварительной активности.

Нарушение ритмапитания опасно еще и тем, что организм, вовремя не получив свою порцию «горючего», работает под нажимом, усиленно тратит свои резервы и при этом производит гораздо менее доброкачественный продукт, что в общей сложности обходится непоправимо дорого.

Каким бы «шкурничеством» ни казались все эти наши советы, некий минимальный стержень их должен извлечь всякий мозговой работник, даже и наиболее занятой. Вулканические обстоятельства бывают не каждый день, а без рационализации питания мозг не будет работать. Борьба с таким «шкурничеством» – один из вреднейших видов поповщины.Именно материалист должен знать, что материальная основа ума – мозг – имеет свои вполне объективные законы бытия и работы: отрицать это – значит быть мистиком в своих воззрениях на «душевную» деятельность…

VIII

РЕЖИМ УМСТВЕННОГО РАБОТНИКА.

«ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ АППАРАТ» УМСТВЕННОГО РАБОТНИКА – МОЗГОВАЯ КОРА – ПРОДУКТИВНО РАБОТАЕТ ЛИШЬ ПРИ УПОРЯДОЧЕННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПОДКОРКОВЫХ ЦЕНТРОВ. ПРЕДПОСЫЛКА ЭТОГО – ТВЕРДЫЙ РЕЖИМ.

В деятельности организма имеется своя автоматизированная ритмика. Все функции тела – кровообращение, дыхание, пищеварение и пр. – обладают своими «привычками», глубоко укоренившимися на протяжении сотен поколений (безусловные рефлексы).Эта наследственная взаимозависимость разных функций является спасительной для организма, так как еще при рождении снабжает его бесперебойно работающими механизмами, приспособляющими к окружающей среде. Не будь этих механизмов, еще в младенчестве животное погибло бы под непосильными для него обязательствами, накладываемыми средой.

Чем сложнее мозговая кора животного, т. е. чем большее значение имеет для него нажитой, накопленный в течение личной жизни опыт (условные рефлексы),тем большей хрупкостью отличаются безусловные рефлексы, испытывающие, через поколения, сложные перестройки под влиянием длительно накоплявшихся новых навыков [246]246
  Подробнее об этом см. в наших книгах: «Основные вопросы педологии», «Жизнь организма и внушение».


[Закрыть]. Именно у кортикально богатого человека эти врожденные автоматизмы особенно легко разлаживаются, почему он и оказывается гораздо дольше беспомощным, чем эта наблюдается у менее сложных (в нервном отношении) животных.

Особенно велика эта разлаживаемость автоматизированной ритмики у тех людей, которые делают именно мозговую кору основным своим «производственным орудием».

Непрерывная нагрузка, которую несет кора, не дает ей возможности с достаточной четкостью регулировать связь биологических автоматизмов с окружающей средой (это тоже основная ее специальность), – и древняя ритмика органических процессов грубо расстраивается. Появляются все более глубокие условно-рефлекторные извращения кровообращения, дыхания, пищеварения, внутренней секреции и т. д., сильно отражающиеся в первую очередь, конечно, на работоспособности наиболее чуткого органа тела – той же коры.

Поэтому создание таких условий, которые жестко вправили бы вывихнутую биологическую ритмику, является первоочередным вопросом культуры мозга. Богемский быт, отсутствие твердого режима, бивуачная обстановка жизни и работы – опаснейшие враги сосредоточенной мозговой работы и, кроме того, злейшие разрушители здоровья мозговика. Кора «не должна думать и заботиться» об упорядочении биологических функций, это должна делать за нее окружающая среда —правильной своей организацией, своей системой ритмических сигналов(часы еды, отдыха, сна, работы, движений), – и если ее (кору) понуждают активно обслуживать эти «нижние» функции – горе ей, горе творчеству!

В самом деле, пищеварительный аппарат в течение столетий усвоил известную ритмику работы. На протяжении жизни эта ритмика частично перестроилась под влиянием окружающих условий, воспитания, но все же сохранила некий остов, характерный для данного организма. Теперь представим себе поведение мозговика, не подчиняющегося этой ритмике, ведущего себя совершенно анархически в области питания. Что происходит в нем физиологически?

В определенные часы (сигнализация) пищеварительный аппарат проделывает (сам без понуждения, автоматически – в этом гениальная биологическая экономия) всю подготовительную работу: даются толчки для выделения пищеварительных соков, создается установка на передвигание пищевых комков, кровообращение тяготеет в сторону брюшной области и т. д. Фабрика заряжена. Однако «хозяин не является», не ест, и вся подготовительная, ритмизированная, мудрая работа оказалась впустую.

Легко ли снова приступить к ней, когда «хозяин» наконец соблаговолит явиться? Совсем нелегко, а в конце концов почти и невозможно. Если питание протекает в самые разнообразные отрезки времени, подготовительная работа и вся пищеварительная функция требует совершенно специальных, добавочных– притом сильных – затрат со стороны мозговой коры. В «неожиданные» часы пищеварительный аппарат не готов к работе (готовился раньше), – выделительная и двигательная функция его слаба, – надо его заново заряжать, возбуждать, нервировать, давать толчки, тратить на него массу нервной энергии, – из той же коры,которая только что и без того истощилась на процессах умственного труда.

Таким образом, «бесплатное», автоматизированное пищеварение оказывается оплачиваемым – притом по самой дорогой цене, как раз из того же источника, который именно сейчас нуждается в сугубом отдыхе.Качество же этого «неожиданного» пищеварения в конечном итоге, несмотря на все затраты, оказывается достаточно скверным, так как никакие добавочные, «сверхплановые» сигналы не сделают того, что делает сам организм в процессе своей автоматической работы.

В совершенно одинаковой степени наши указания касаются не только пищеварения, но и кровообращения и прочих физиологических функций: ритмика движения, дыхания, отдыха, введенная в жесткие режимные рамки. Чем сложнее и ответственнее мозговая работа, тем более твердым должен быть режим.

Особенно чутко обязан считаться с этим новый социальный мозг, лишь сейчас, в первом поколении, быстрым темпом включившийся в громоздкие творческие умственные процессы: режимная твердость, настойчивость быстро сократят статистику ранних мозговых склерозов и преждевременных инвалидностей в нашем активе. Закон этот обязателен для всех и всяческих работников умственного труда. Нельзя нелепо тратить дорогие силы мозга на такие процессы, которые по существу своему являются «безмозглыми».

Однако вместе с тем, вопрос о режимизации, о твердой организации быта умственного работника в СССР представляет невероятные трудности. Эпоха революционных боев и революционной стройки не терпит бытовых трафаретов, застывших стандартных указаний о быте.

Именно революция требует невиданного напряжения человеческого мозга. Но именно человеческий мозг, для наиболее правильного использования его динамики, тоже требует… необычайно бережного с собой обращения, т. е. как раз того, что в боевые этапы революции неосуществимо.

Неудивительно, что автору этих строк, неустанно, с 1918–1919 гг., воюющему за рационализацию быта и работы, кидается иногда упрек: «рационализировать быт бойца – значит отказаться от революции; когда льется кровь, рвутся сосуды, ломаются нервы; когда сердце и мозг заживо сгорают, – тут не до рационализации быта, не до режима, не до гигиены. Или шкурничать – или революцию делать!» Как видит читатель, сказано крепко.

К счастью, не менее крепкими оказываются и наши защитники: «Сколько сил и жизней было бы сохранено за минувшие годы, если бы, наряду с уменьем драться,мы были культурны и в области гигиены, быта, работы; даже в самые тяжелые периоды имеется минимум возможностей по рационализации повседневности,и никакие вулканические события не должны мешать выполнению этого скромного минимума. Революция – это не бред сумасшедшего; делать ее надо с горячим сердцем, но холодным мозгом.

Часто гораздо легче бестолково метаться, купаться в бытовом хаосе, чем, стиснув зубы, заставить себя выполнить обязательный бытовой минимум.Дело не в шкурничестве (иногда шкурничество в обратном: слабоволие), а в бережном обращении с золотым фондом класса – его мозгом: плохой мозг даст плохую революцию. Надо рационализировать процессы революционного горения».

Конечно, дискуссия еще не закончилась. Защитники «неограниченного пафоса» и «организованного целеустремления» еще долго не примирятся, однако, не боясь «шкурнического» ярлыка, мы открыто поднимаем знамя рационализации быта нашего общественного актива и нашего мозгового актива в целом.

Понятно, советы наши не следует понимать механически. Имеются периоды, когда они выполнимы лишь в минимуме. Наоборот, бывают времена, когда удается их осилить на все 100 %. В отдельных слоях умственных работников бытовой рационализацией, жестоким режимом по условиям среды и работы можно овладеть с относительной легкостью (ученые, кабинетные работники, педагоги, писатели, артисты и т. д.).

Наиболее государственно ответственный мозговой слой – политические деятели СССР, к несчастью, поставлены в условия наихудших рационализаторских, т. е. и режимных, возможностей: обстановка и темп работы, эмоциональная напряженность, непредвиденности и т. д. Однако при известном нажиме из всей «рационализаторской» бытовой системымозгового работника, из режима его можно извлечь сердцевину, осуществимую и в наихудших условиях труда.

Кроме «принципиальных» возражений мы слышим также обвинения «непосредственно» практического характера. Система твердой режимизации быта, говорят наши оппоненты, явится для безумно занятого общественника новой, вконец непосильной «донагрузкой». Надо выкроить дополнительное время для режимных отрезков, надо напрягать внимание, чтобы не забыть о «бытовом обряде за № таким-то», нужны добавочные усилия для того или иного гигиенического процесса (гимнастика, обтирания и т. д.) и пр. и пр. «Где, черт подери, взять для этого время и силы!?» – сердито кричит первая группа «практических» наших противников.

Вторая категория оппонентов ищет «стратегических» возражений. Она заявляет, что эмоциональная яркость революционера (это же говорят и о работниках искусства: тоже люди «эмоции») биологически не терпит «режимной схематизации», ограничения, сужения, «нотизации»; эмоциональность выхолостится, личность посереет, омещанится в бытовом и трудовом НОТе.

К счастью, сбить эти «практические» возражения не трудно. Основное, решающее условие для проведения режима – настойчивость.Все режимные (гигиенические, трудовые) правила, требующие вначале, по новизне их, напряжения, усиленного внимания, – в недалеком времени начинают выполняться с прогрессивно уменьшающимся усилием, делаются все менее заметными для внимания, требуют все меньше воли, автоматизируются.

Процесс автоматизации новых режимно-бытовых навыковстановится тем более легким, что уже в короткое время сказывается объективный и субъективный эффект режимизации быта: улучшается самочувствие, вырастает работоспособность, т. е. сил и времени для выполнения «режимного ритуала» накопляется гораздо больше, чем их было в начале «тяжелого» нового стажа.

Добиться, однако, этой быстрой автоматизации возможно лишь при максимальном сосредоточенииволи на том режимном минимуме,выполнение которого ты сделал своим обязательством. Чем больше твердости, непреклонности проявлено с первых же днейдля проведения этого минимума, – тем легче и скорее автоматизируются новые бытовые установки, тем глубже и шире скажутся их биологические и творческие результаты.

В этом принципе «максимальной настойчивости» коренится ответ второй группе наших «практических» противников. Настойчивость в самоорганизацииникогда не выхолостит эмоционального богатства, – наоборот, сделает его особо мощным, сконденсируетего силы, превратит эмоциональность в «психический динамит» – с колоссальной творчески взрывчатой энергией.

Такая режимная «механизация» быта не ущемит и «диалектических умений» интеллекта, чего тоже опасаются оппоненты второй категории: диалектическая гибкость мозга вовсе не рождается из бытовой растрепанности. Боюсь обратного: как бы наши бытовые растрепы не оказались и в области идеологии слабоватыми по части диалектики.

Итак, в области режимной рационализации быта – настойчивость, настойчивость и настойчивость!

Общие основы режима мозгового работника

Придется нам оглушить читателя-общественника с первых же слов. Ждем улыбки злобного скептицизма, крепкой ругани («фантазер», а то и хуже бывало!), но пойдем напролом. Режим, общие основы его – это область, в которой уступки годятся меньше всего: мы даем здесь минимум.

Что такое режим? Это общая схема главных бытовых этапов. Режим – это разделение суток на основные отрезки,включающие в себя первоочередные процессы жизни: работу, питание, отдых, досуг и прочие связанные с ними процедуры. Режим – это организация средысоответственно твердо проведенному разделению частей суток. Режим – автоматизация работы тела,приспособляющего различные свои процессы к твердо фиксированному времени.

Можно выполнить количественноопределенные научные указания (такое-то количество часов сна, работы и пр.), но качественноздесь все же не будет режима, если выполнение указаний не свяжется с определенной системой, в которой и заключается сущность режима.Режим – это система, определенный, настойчиво проведенный порядок.

В чем смысл и мудрость режима? Во-первых,в том, что куски времени, необходимые для работы, отдыха и пр., «обрубаются» нашим мозгом «подсознательно», без специального к тому привлечения внимания: мозг получает наконец снова свою способность к саморегулированию, чего он так часто лишается именно у мозговика. Во-вторых,организм автоматизирует при режиме свои процессы, и для начала той или иной функции организм при твердом режиме не требует предварительной «раскачки», которая проводится в нем «подсознательно»: не надо возбуждать аппетита – он сам является; не надо усыплять себя – сон сам приходит, и т. д.

Каковы минимальные нормы режима мозгового работника и каков их порядок?

Серьезно работающий мозг требует не меньше семи часов ночного сна в сутки и не меньше одного часа полного отдыха в серединерабочего дня.

Помимо отдыха мозговой работник обязан провести не меньше часа в день на воздухе, в спокойных, не быстрых движениях [247]247
  Теоретическое обоснование этих и нижеидущих норм было уже дано выше.


[Закрыть].

В течение суток процедур питания должно быть не менее трех – притом довольно основательных процедур.

Разбить рабочий день на такие отрезки, чтобы наиболее напряженная мозговая деятельность одновременно развертывалась на срок не больше трех часов. При этом наиболее интенсивную работу надо приурочивать ко времени после утреннего сна и после часового дневного отдыха (после обеда), постепенно ослабляя напряжение к ночи. Последний час перед сном – никакой новой мозговой инициативы.

В течение недели должны быть совершенно свободны от служебных и общественных обязанностей не меньше 18 часов (1 ½ рабочих дня) [248]248
  Написано до «непрерывки». Декады будут прекрасно способствовать именно этой норме (7: 1½ =10:2) приблизительно.


[Закрыть]. Из них – 6 часов должны быть «вполне шкурническими», «безмозглыми» (воздух, прогулка, лежанье и пр.), остальные же могут быть потрачены на легкую, отвлекающую, разнообразную работу мозга (беллетристика, концерт, театр и пр.).

Дни, связанные с особо серьезной ответственностью (публичные выступления, доклад, волнения и пр.), требуют увеличения прогулочно-воздушного минимума до 1 ½ часов и уменьшения общей рабочей напряженности в степени, соответствующей силе добавочного груза: так, перед большими публичными выступлениями интенсивность общего напряжения должна быть смягчена не меньше чем вдвое и т. д.

Перед обедом за полчаса – час работа должна постепенно смягчать свою напряженность.

Прогулки – приурочивать к утреннему началу работы, ко времени перед обедом и ко сну, итого три небольших прогулки.

Питаться – в 8 часов утра, 3 часа дня (обед), 8 часов вечера (приблизительно). Не мешает около 12 часов съесть легкий завтрак.

Таковы основные количественные нормы и их очередность: как видим, в среднем на долю работы в течение суток мы сохраним (понимая под работой служебную, общественную деятельность и более серьезную работу дома) не меньше 12 часов в сутки; из них около половины – на работу значительной интенсивности, другую половину – на более легкую работу.

Это колоссальный минимум,который будет, конечно, резко опротестован западными гигиенистами как непосильный для серьезно работающего мозга. Однако у нас он опротестовывается с другой стороны – как… неосуществимый: работу общественника-де меньше чем в 15–16 суточных часов не уложишь! Внесу поправку: «плохо работающего общественника». При условии режима и трудового НОТа то, что он делает сейчас в 16 часов, он мог бы с гораздо большим качественным эффектомпроделать в 8 часов.

Наш минимум работы связан с категорической предпосылкой – месячного полного отдыха в течение года.

IX

СМЕНА РАБОЧИХ СИСТЕМ ПРИ УМСТВЕННОМ ТРУДЕ.

ТРЕБУЕТСЯ ДОСТАТОЧНАЯ СМЕННОСТЬ РАБОТАЮЩИХ МОЗГОВЫХ УЧАСТКОВ. НЕОБХОДИМА СМЕНА ИНТЕНСИВНОСТИ МОЗГОВОГО НАПРЯЖЕНИЯ.

В IV главе мы указывали, что нельзя «перепрыгивать» с одного сложного мозгового процесса на другой. Нельзя, однако, непрерывнозагромождать один и тот же участок одним и тем же материалом и напряжением одинаковой интенсивности, – иначе это поведет к непосильной перегрузке.

Если в течение 10 часов напряженной работы мы будем сидеть за одним и тем же делом, совсем не переключая работающих мозговых участков (хотя бы и с перерывами для отдыха), – это лишит творческую работу ее сочности и гибкости. Целесообразнее разделить работу на два сектора: например 4–5 часов писать, остальное время – подбирать материал для последующего писания; или же 5–6 часов (с перерывами) писать, а остальное время заняться новым вопросом, не входящим в первую задачу.

При этом условии наиболее ответственно работающий первый участок на время окажется в тени и соберется с новыми силами и новым материалом: это для него не период бездействия, это фаза подсознательной консолидацииматериала, невозможная, если не переключиться временно в сторону другого участка. Одностороннее возбуждение допустимо как редкое исключение (при крайней спешке), но не как система.

Точно так же обстоит и с интенсивностью работы. Десятичасовая большая интенсивность в течение суток непосильна для коры, даже при рациональных паузах. Переход к средней и малой интенсивности – эта не «паразитирующие» часы, наоборот, это переход к качественному углублению следующей могучей фазы,начальная проработка которой подсознательно идет уже в стадии средней и малой интенсивности: отступление (не бегство, не сон!), во время которого происходит сложнейшее перемещение боевых сил.

Правила разумного использования подсознательного фонда (о котором мы говорили в гл. V) в основном сводятся к осмотрительной смене работающих мозговых участков и к перестройкам интенсивности работы.

Физиологическое объяснение этого явления – в законе смены работающих систем,в законе чередованияэтих систем.

В работающем участке мы имеем всегда одностороннее распределениекрови, даже при наилучших условиях организации работы. Кровеносное русло на этом участке расширяется: расширяются как сосуды, подвозящие топливо действующему участку (артерии), так и отвозящие переработанную кровь (вены). Общий фонд подвозимого топливного материала увеличивается в этом участке, но соответственно уменьшается питание на других, не работающих сейчас участках.

В этой максимальной мобилизации на работу одной лишь рабочей системы заключается, в общем, величайшая целесообразность (принцип доминанты именно в этом, так как для двух работающих систем не хватает крови, топлива). Но при чрезмерном нажиме на одну и ту же систему получается и величайший вред: непрерывно работающая система перегружается, лишается своей эластичности, а нерабочие участки, долго лишенные достаточного питания, тоже теряют часть своей активности.

Это правило относится как к частным системам, так и к обширным, целостным рабочим группам. Так, исключительный, непрерывный нажим на мозг при игнорировании физического труда – двигательных процессов – опасен для всего организма в целом – и в первую очередь для того же нервного и двигательного аппарата. Или: игнорирование часов пищеварения и постоянная мозговая работа во время наиболее интенсивного пищеварительного процесса ведут к хронической слабости последнего, но вместе с тем, прямо и косвенно страдает, конечно, также мозг.

По линии этого закона чередования рабочих системорганизм на протяжении сотен тысячелетий накопил изумительную ритмику в своей работе. Переключая активность с одного участка на другой (автоматически, без наших волевых стараний!), он дает возможность отдохнуть одному участку одного и того же органа и переводит нажим на другой участок… того же органа.

Так, сердце наше, к изумлению многих неосведомленных читателей, никогда не работает полностью: делит обязанности равномерно между своими отделениями – желудочками и предсердиями: итого, оказывается, в течение суток желудочки заняты лишь по 8 часов, а предсердия – по 4 часа. Дыхательный аппарат не менее распорядителен и заставляет различные группы дыхательных мышц работать лишь по 5 часов в день. Пищеварительный аппарат работает 15 часов. Центральная нервная система, наиболее хлопотливая, связанная со всеми процессами тема, занята 16 часов.

Таковы результаты использования закона чередования.Ясно, что мозговой работник всегда обязан учитывать этот закон. На этом же законе строится, между прочим, один из важнейших видов отдыха мозгового работника – относительный отдых [249]249
  Термин наш.


[Закрыть],заключающийся в перемещении нервного возбуждения из работающего участка в неработавший: первый успевает отдохнуть, хотя работа, иногда очень интенсивная, и продолжается, но другаяработа.

Возникает естественный вопрос: как связать, однако, «закон чередования возбуждения» с «законом длительности возбуждения», развернутым в нашей IV главе? При поверхностном подходе ведь может создаться впечатление, что оба закона противоречат друг другу.

Понять соотношение этих законов можно лишь тогда, если подойти к делу диалектически. В чем заключается длительная установка на один и тот же комплекс вопросов? Неужели в том, что все дни, все часы продумывается одна и та же область, одним и тем же темпом, одними и теми же приемами? Конечно, нет. «Сегодня» – это собирание материалов: чтение, записи, систематизация собранного по рубрикам, разверстка по частям плана и т. д. «Завтра» – это литературное оформление накопленного. «Послезавтра» – коллективное обсуждение законченной части работы.

В первойфазе тип работы таков: расширение полей внимания – метод мышления индуктивный (из крупиц, из частей); главный процесс основан на технических, вспомогательных приемах, – непрерывного напряжения нет (хотя работа непрерывная и ответственная).

Во второйфазе область сосредоточения сужена (от одного целевого участка работы к другому), работа творческая, метод синтетический, – напряжение, самоорганизация непрерывные.

Третьяфаза: добавляется новый эмоциональный стимул (люди, коллектив, полемика, непосредственная ответственность), формулируются совершенно новые, свежие логические построения (возражения слушателей и реакция на них); мышление идет по путям речевого процесса (речь часто перестраивает наши логические предположения); внимание варьирует – то сужаясь, то расширяясь (в зависимости от логической реакции аудитории или от полемического материала) и т. д.

Тема, как видим, одна, – единая целеустремленность, доминанта – прочная, глубокая, а вместе с тем, как богаты методические варианты работы!На языке физиологии мозга эти «варианты» превращаются в перемещение участков возбуждения.

Нет ничего вреднее для мозга – недели за неделями неотрывно сидеть за одним лишь «литературным оформлением» материала. Варьируя приемы подхода к материалу, мы освежаем не только мозг, но и самый материал, который получает добавочное освещение,строится в новые сочетания,приобретает дополнительный интерес.

С этой точки зрения наш метод «поддразнивания», о котором мы говорили в V главе, хорошо иллюстрирует значимость «закона чередования», однако – с наиболее узкой его стороны.

«Закон чередования рабочих систем» гораздо шире и сложнее «поддразнивания». В последнем – легкое оттеснение доминанты, чтобы дать ей потом с сугубой силой «сердито» прорваться. В «чередовании» же мы действительно основательно отводим «основной рабочий комплекс» вглубь, в тыл, назад, – даем заново устояться его материалу, даем ему пересочетаться и лишь после этого снова к нему возвращаемся. Здесь не «драчливость», но «рабочая дружба» – дружеская смена.

Видов подобных чередований может быть много: а) перемена методов работы(см. выше); б) переход к другим частям работы(т. е. к другому ее материалу); в) смена интенсивности рабочего напряжения;больше или меньше пауз, переход от сложной главы, даже не закончив ее, к более легкой (конечно, с тем, чтобы вскоре снова вернуться к первой); г) более долгий отрыв от работы(даже не законченной) с переходом к новому, непосредственному накоплению свежего материала, живых впечатлений для той же работы; д) временный отход от работы вообще(на 1–2 недели и т. д.), временное переключение на другую область, даже не связанную прямо с данной работой, – в том числе и на легкий физический труд; е) внерабочий перерыв вообще(«отдых») – более или менее длительный.

Все эти приемы могут отличаться степенью длительности каждого из этих этапов – от нескольких часов до нескольких дней и даже недель, причем в первую и последнюю фазы работы («раскачка» и «завершение») вариантов надо включать поменьше;в фазе развертывания (третья, центральная фаза) – вариантов можно больше. Одно лишь правило остается в силе во все фазы работы: не создавать конкурирующего участка, – не создавать этими «вариантами» борьбымежду двумя мощными доминантами.

С точки зрения «закона чередования» можно бы даже одобрить и наши пресловутые «совместительства», если бы только… материал совмещения целиком зависел от нас. Совместительство действительно содержит в себе ряд черт, включающихся в принцип рабочего чередования; однако черты эти обычно стихийно развертываются: часы дня и дни недели, напряженность заданий, – все это зависит почти целиком от «объективных» условий, т. е. плохо регулируются работником, и в результате вместо «отвлечения» – новая огромная нагрузка; вместо «ухода в тыл» – открытая, жестокая война двух, а то и трех сильных доминант; каждая из этих доминант «обгрызает» другую, и в итоге все они – вместе и порознь – становятся немощными, мозг же в целом «иррадирует», т. е. теряет способность к концентрации вообще.

Таким образом, идя по пути «закона чередования», мы не против совместительств, но за рационализациюих: а) все они должны относиться к одной, центральной,стержневой области работы; б) среди областей совмещения одна должна быть главной по ответственности и нагрузке, другие же – второочередными. Совмещения по нескольким важнейшимсекторам не должно быть; в) совмещая – внимательно распределять части времени и части заданий так, чтобы они совпадали с наибольшей продукцией мозга (см. все сказанное в предыдущих главах).

При таких условиях совмещение подчинится «закону рабочего единства», т. е. включится в зону действительного влияния рабочей доминанты. В противном случае – работа под непрерывным волевым нажимом, при постоянном сознательном контроле, т. е. порча как продукта, так и рабочего аппарата.