Текст книги "Педология: Утопия и реальность"

Автор книги: Арон Залкинд

Соавторы: Кирилл Фараджев,Александр Залужный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц)

Онанизм девочек бывает обычно не длительным, осложняется редко и не дает тех глубоких изменений личности, которые наблюдаются у юношей. Обусловлено это также и тем обстоятельством, что у девочек реже наблюдаются конфликты со средой, ввиду меньшего масштаба требований, предъявляемых ею к среде, отсюда и меньше оснований для бегства от среды в свои ощущения, больше текущей, конкретной, житейской деловитости. Как это ни печально, но современный массовый, творческий рост женщины (таковы противоречия исторического процесса) может, среди других ценнейших результатов этого роста, вначале дать и частичный побочный продукт – в виде усиления конфликтных соотношений со средой, далеко не сразу насыщающей быстро растущие социально-творческие требования новой женщины. Эти конфликты вначале могут повести и к половым конфликтам, и, в частности, в качестве одного из выражений такого конфликта в юности, к более частому, чем сейчас, онанизму переходного возраста. Подобное осложнение женского прогресса, однако, не обязательно, хотя нам и следует быть к нему педагогически готовыми.

Заканчивая наши соображения о причинах и проявлениях детского онанизма, мы обязаны оговориться, что глубина изменений личности при онанизме ни в коем случае не растет механически– в одной лишь зависимости от количественной частоты половых разрядов. Количественная частота отражается непосредственно лишь на элементарных биохимических тратах, качественные же изменения личности обусловлены в основном характеромонанистических манипуляций ребят. Дети-онанисты, механически раздражающие свои половые органы, не сопровождая этот процесс сложной работой воображения, не связывая его со сложными моральными напряжениями, обычно создают в своем творческом содержании менее глубокие дефекты; но они же чаще всего бывают и слабо одаренными детьми вообще. Более сложные детские индивидуальности вносят и в свой онанизм более сложные, более подавляющие материалы, т. е. и больший качественный ущерб в общий свой творческий рост, зачастую независимо от степени количественного обилия актов онанизма.

Следующей формой полового отклонения детства является детский садизм, истязания, доставляющие половое удовлетворение тому, кто эти истязания причиняет. Садизм не является таким редким в переходном возрасте явлением [188]188
  Ряд половых отклонений требует чрезвычайно детального изучения, иначе они выпадают из сферы внимания, что и происходит с поверхностными наблюдателями, недостаточно серьезно знакомыми с половым вопросом.


[Закрыть], как это некоторым кажется, поэтому он требует детального анализа.

Садизм – явление, в подавляющем большинстве случаев встречающееся лишь у мальчиков и очень редко – у девочек. Объясняется это, очевидно, внутренним сродством между садизмом и общей мужской половой установкой, той мужской установкой, которая существует во всем животном мире. Мужская сторона в половом процессе является как бы нападающей, агрессивной стороной, женская половая позиция – выжидающая, пассивная, обороняющаяся. Конечно, это резкое «противопоставление половых позиций» с развитием, благодаря изменениям социальной среды, мозговой коры человека сильно сглаживается, но ядро некоторого антагонизма все же остается и поныне, по временам взрываясь у некоторых индивидуальностей с особой силой. Подобный уклоняющийся от нормы повышенный агрессивно-половой уклон может выявляться в течение всего переходного периода.

Дети-садисты, дети – сексуальные истязатели встречаются обычно двух типов: 1) доставляющие себе половое наслаждение в непосредственных истязаниях, в болевых раздражениях, наносимых другим детям, взрослым, животным и т. д.; 2) получающие половое наслаждение от агрессивно-буйного поведения вообще, от «нападательской», «задирательской тактики», злобного подзуживания и т. д. В том и в другом типе заключается одна и та же центральная тенденция – причинять вокруг себя страдания, создавать напряжение, муку, озлобление. Разница лишь по форме: страдание непосредственно причиняется определенному лицу, либо же создается такая атмосфера, которая уже сама по себе вызывает эти страдания. Принципиально безразлично, поджигает ли взрослый садист (у детей такое извращение, конечно, почти немыслимо, ввиду его сложности) дом, деревню, город, чтобы насладиться воплями муки несчастных издали, или же сам поджигает кожу, шомполует, тиранит свою жертву. Основная установка одинакова: страдания второго лица или многих лиц, как источник полового наслаждения.

Дети-садисты – бич детских учреждений, зачастую трудно вскрываемая их язва, так как нелегко распознать действительные корни детской агрессивности, которые далеко не всегдаявляются обязательно половыми корнями. Садисты тискают, щиплют, колют, рвут за волосы, бьют кулаками других ребят (вовсе не всегда – другого пола, так как истязательский уклон может вначале быть и «двуполым»), дразнят их, подзадоривают к дракам, натравливают одних на других, чтобы наблюдать злобную «бучу». Объектом истязания бывают и родители, прислуга, учителя, особенно если они отличаются «тихостью», робостью. Истязают всякими способами: то вблизи, то издали, то с немедленным результатом, то с длительной, постепенно развертывающейся системой. Некоторые дети при этой истязательской «работе» получают тут же острый половой разряд, другие проводят при этом онанистические манипуляции, третьи до полового разряда не доходят, испытывая длительное, глухое, неоформленное возбуждение, тем более удручающее окружающих, что благодаря отсутствию полового разряда оно может длиться неопределенно долго.

От приступов такого полового истязательства, от половой агрессивности необходимо отличать обычную детскую агрессивность и злобность без половой окраски. Она (вторая) бывает не столь остро и глубоко выражена, не связана с такими актуальными эмоциями, легче поддается саморегулированию подростка и воздействиям извне. Однако надо, вместе с тем, отдать себе отчет в том, что благодаря плохим педагогическим условиям самая простая детская агрессивность может постепенно, по мере полового развития подростка, наливаться все более сильными половыми тонами, сгущается, осложняется и перерождается в глубокую садистическую установку. Подавляющее большинство случаев детского садизма – именно такого, а вовсе не первично-сексуального происхождения.

Из детально изученных автором [189]189
  В учреждениях для трудно воспитуемых Москвы, Ленинграда и Украины (половина случаев) и в общей педолого-психопатологической практике (другая половина).


[Закрыть]43 случаев наиболее сложного детского садизма в возрасте от 10 до 17 лет больше 75 % пришлось на долю периода 13–17 лет, причем лишь в двух случаях из 43 (т. е. не более 5 %) удалось установить действительные наследственные корни полового извращения (очень повышенная, частично извращенная сексуальность родителей), в трех случаях – тяжелую общепсихопатическую наследственность, в прочих же, кроме обычной нервозности (половина всех ребят), других внутрибиологических причин для этой половой аномалии (притом, повторяю, в тяжелой форме) установить не удалось. Между тем в отношении к 27 ребятам (25 мальчиков, 2 девочки) с несомненной точностью удалось выяснить (другие дети дали меньше биографического материала) непосредственную, самую тесную зависимость их садизма от тяжелых, притом вполне специфических условий воспитавшей их среды. Одна группа этих детей (около 20) подпала в дошкольные и предпереходные годы в условия особенно тяжелого стискивания, сдавливания их активности, в условия особо сильных травматизаций – оскорблений, физического насилия, которое их озлобляло, напрягало, не давая, однако, возможности тут же отомстить. В период полового развития, физически окрепнув, набравшись социального мужества, подросток «прорвал» эту стену долго накопляемой и сдерживаемой ярости,зарядил ее созревающей сексуальностью, протолкал ее всю по каналам сексуальности как наиболее сейчас для него эмоционально яркой области (из-за приглушения других областей прошлым воспитанием) и стал садистом.

Другая, меньшая группа ребят наоборот имела воспитательные условия изнеживающие, разнуздывающие, распоясывающие, благодаря чему «балованная агрессивность», ничем не сдерживаемая, не регулируемая, к переходному возрасту получила половой уклон и стала садистической, причем избыточная сексуальность была у этой группы тем более легко объяснима, что развращающее воспитание не создало для нее никаких прочных конкурентов, охотно вливая в половое русло все прочие, не используемые им, творческие соки. Надо отметить, что лишь незначительная часть этих детей (из более точно изученных 34 – лишь 6) были агрессивны с раннего детства (понижение задержек, раздражительное упрямство, драчливость), прочие же отличались в большинстве лишь повышенными двигательными процессами, усиленным развитием действенной и социальной инициативы,которые, как видим, приняли такие уродливые формы исключительно благодаря педагогически обусловленному извращенному половому переключению.

Таковы, по нашим материалам, действительные корни и проявления детского садизма, требующего очень энергичных, как предупредительных, так и ликвидирующих мер со стороны воспитателей.

Обратной стороной детского садизма – формой, значительно реже встречающейся, – является детский мазохизм [190]190
  Мазохизм – по имени австрийского беллетриста З. Мазоха, описавшего в своих романах этот тип полового извращения.


[Закрыть]– половое удовлетворение при испытывании истязаний(в противоположность садисту – наносящему истязания). До известной степени эта «страдательность», ожидание полового насилия как фактора последующей половой радости является, в ее тонких оттенках, типической половой установкой женщины вообще, половое прошлое которой полно насилий над ней, как бы исторически вошедших и в состав ее положительных половых эмоций. Культура, развитие мозга женщины постепенно уничтожают эту страдательную, «мазохистическую» ее установку, но иногда она обостряется и дает сгущенные явления настоящего мазохизма. Появляется последний обычно еще с переходного возраста, причем характерно, что в довольно большом числе случаев (у нас – в трети случаев) – также и у мальчиков. Дети любят, если им причиняют боль, любят страдать, грезить о страданиях, о насилиях над собою и т. д. В то время как агрессивные проявления детей далеко не всегда надо считать половыми проявлениями, «страдательные» их установки почти всегда – половые, так как иных, кроме половых, оснований под ними найти нельзя, хотя и здесь необходимо учесть длительную эволюцию ребенка по пути к мазохизму.

Обычно дети-мазохисты – это тихие, робкие, мечтательные, несколько замкнутые (не жестко, сухо, а мягко замкнутые), с одиночеством и грустью в семейном и школьном своем прошлом. Любили приласкаться, но не находили отклика и замыкались, находя в этом грустном одиночестве своеобразную прелесть взамен прелести неполученной ласки. Свою грусть, свои обиды они смаковали, как бы «обсасывали», культивировали в себе это чувство боли, испытывали постепенно от этих «болевых, грустных смакований» все более растущее интимное наслаждение и превращали чувство боли, грусть в особо сладостный культ. Естественно, что такая эволюция к переходному возрасту приводила прямиком на пути мазохизма, когда в любовных своих переживаниях и порывах подросток с особым тщанием взращивал те моменты, над которыми можно бы было сильнее погрустить, погоревать, пострадать. «Сладость любви – в страданиях» – таков принципиальный девиз полового мазохизма, – «любовь без боли – разврат». У некоторых эта тяга исчерпывается исканием моральных терзаний в любви, другие же тянутся непосредственно к физическим страданиям, к физической боли, испытывая которую они впадают в усиленное половое напряжение. В более мягкой форме эта тяга (у девочек) сводится к удовольствию от тисканий, щипков, таскания за косу.

Наш материал по детскому мазохизму можно разделить на три категории: 1) мазохисты по врожденной внутренней склонности, с развивающейся от ранних лет тягой к самомучительству, переходящей потом в половое самоистязание (меньшинство); 2) мазохисты, сделавшиеся таковыми в результате длительных воспитательных влияний, благодаря которым они оторвались от здоровых социально-этических связей с реальностью, замкнулись в одиночестве и развили у себя прочный условный рефлекс «болевого наслаждения» (аналогично «болевой радости» вышеупомянутой экспериментальной собаки), ставший затем половым рефлексом; 3) дети, ставшие мазохистами после длительных физических болей, причиняемых им воспитателями в окружности полового аппарата (сечение, удары кулаками по ягодицам и т. д.), а также в результате общих физических наказаний (побои и по другим участкам тела), совпадавших по времени с половым возбуждением и упрочивших привычную условно-рефлекторную связь между болью и половым возбуждением. Конечно, имеются варианты, комбинирующиеся из сочетания двух или всех трех указанных нами групп (врожденность + влияние общего воспитания + физические наказания, и т. д.), но как основные типы эти категории следует все же фиксировать.

Дети-мазохисты чаще встречаются в интеллигентской, средне-буржуазной среде, садисты – в «низах» (сдавленные) и в «верхах» (разнузданные).

Следующей, чрезвычайно разнообразной по проявлениям, многоликой группой детских половых отклонений мы считаем группу детского эксгибионизма [191]191
  Эксгибионизм – половое самообнажение.


[Закрыть].Некоторые дети могут обнаружить особую, своеобразную тягу к усиленной половой самодемонстрации.Они любят публично обнажаться и с сугубой охотой демонстрируют свои половые органы, причем делают это как в присутствии представителей своего, так и второго пола. Чаще всего это свойство присуще мальчикам. Кроме такой внешней формы, эксгибионизм проявляется также и в общем грубом половом цинизме, всегда демонстрируемом публично,в половом хвастовстве, сочинительстве и т. д. Имеются особые специалисты по разнузданной порнографической речи, как в виде употребления специальных выражений и оборотов, так и в виде систематизированной работы по составлению порнографических рассказов и «поэм», а также по многообразной «живописи» в этой области. Педагоги показывали нам целые «альбомы» таких любителей, испещренные «литературно-живописными» проявлениями эксгибионизма. Некоторые из таких ребят онанируют публично, вовлекая этим в онанизм и других детей.

Характерным в этом своеобразном уклонении является публичность половых проявлений, как бы нагло-циническая их демонстративность. Однако нельзя думать, будто этот уклон – нарочито-злостный, будто мы имеем дело попросту с грубо испорченными детьми.

Эксгибионистов, «сексуальных демонстраторов» следует делить на две разные группы: первая – те, кто проделывает эту половую самодемонстрацию произвольно, активно, «виртуозно» изощряясь в придумывании новых разнообразных деталей – поострее, ярче; вторая – дети, против воли, болезненно-навязчиво втягиваемые в это состояние, становящееся особым типом навязчивой идеи,которая прорывается вовне, несмотря на старательную борьбу с нею (совсем по типу навязчивого богохульства, которое иногда прорывается в церквах, перед иконами как раз у самых скромных и, казалось бы, ультрарелигиозных людей).

Конечно, оба эти типа резко различны по внутреннему своему содержанию. Активные «самодемонстраторы» – это чаще всего самолюбивые ребята, несколько тщеславные, желающие «блистать», быть на виду, причем, ввиду невозможности применить эти тяготения к другим областям (все те же уродующие условия воспитания), «карьера» завоевывается по преимуществу в половой области, обычно доминантной у этих ребят: «мой половой член – крупнее, лучше», – «всех крепче выразился я», – «нет лучше меня знатока этих вопросов», – «мой опыт богаче, чем у других», – «я грубее, беззастенчивее всех», – «я исключительный человек среди этих ничтожных скромников», – «а здорово треснул я их по ушам!» и т. д., таков нехитрый, хотя и громоздкий, тяжелый по проявлениям арсенал «карьерных» мотивов первой группы эксгибионистов, которые нарочитой половой грубостью, т. е. грубостью в наиболее щепетильной бытовой области, как бы мстят среде за ее непризнание их достоинств.

Страдающие же навязчивыми прорывами половой грубости (вторая группа) – это обычно дети психастенического типа, с подавленной психикой, с наклонностью к моральным сомнениям, запутавшиеся в своих половых конфликтах, прячущиеся от людей и от своей собственной совести; эксгибионистские их прорывы, как и «богохульные» прорывы религиозных кликуш, это признак неспособности их справиться со своими, тщательно вытесняемыми «греховными» вожделениями, выпирание желания наружу, публично, как бы для особо резкого протеста против дальнейшего их вытеснения. Это акт бессознательный, против воли, в состоянии некоторого раздвоения личности (хотя бы и при полном сохранении сознания), при резком ослаблении регулирующей задержки. Первый тип чаще всего встречается в социально более здоровой среде, без этически-конфликтных нагромождений, второй – обычно в психопатически вырождающейся части интеллигентски-буржуазных слоев, в среде, насыщенной гниющей, разлагающейся религиозностью и сугубо-острой «моралью», ханжеской в самой своей основе.

Своеобразным проявлением детского полового отклонения мы считаем встречающееся у ряда детей состояние повышенной сексуализации мышечно-осязательных ощущений.Такие дети, обычно подростки, испытывают особое половое наслаждение от движений своего тела, мышечных сокращений, касаний к коже и т. д., причем, в отличие от обычного, здорового удовольствия, доставляемого подобными ощущениями, у подобных ребят всегда имеется специфический привкус, четко указывающий на половое содержание этого состояния. Мимика особо острого наслаждения при ряде движений, сладострастные потягивания, прижимание тела к твердым предметам – и все это сопровождается покраснением лица, легким эмоциональным возбуждением, а, в ряде случаев, завершается и оформленным половым возбуждением с соответствующими его разрядами. Работники Брянской и других деттрудколоний указывали автору на ряд случаев, где дети имели излюбленные мышечно-осязательные участки, раздражение которых, видимо, давало им острое наслаждение: крепкое разминание щек, сильное трение пальцами по зубам, «массажные» движения по мышцам спины, растирание ушей и т. д. В дальнейшем оказалось, что подавляющее большинство этих ребят – гиперсексуалы, причем гиперсексуальность их была вскрыта лишь потому, что эти странные манипуляции вызвали недоумение воспитателей.

«Мышечно-кожные сексуалисты» продолжают в переходном возрасте первую, аутосензорную стадию детского развития [192]192
  См. выше – гл. III.


[Закрыть], как бы чрезмерно долго задерживаются на этой стадии,внося лишь в нее более зрелые черты оформленного полового возбуждения, которых, как мы видели выше, обычно нет в аутосензорном периоде детства. Эта задержка на ранней стадии развития обычно обусловлена грубым разрывом ребенка с социальным его окружением, нищетой его коллективных связей, а отсюда – растет последующая аутосензорная закупоркаи в более поздние возрасты. Подвижные дети, дети с богатыми социальными связями, а также дети, длительно испытавшие в детстве холод, голод, почти застрахованы от мышечно-кожной сексуализации, в которую впадают обычно изнеженные, одичавшие и малоподвижные ребята обоих полов.

Сравнительно безобидной формой полового отклонения, но все же требующей тщательного подхода, является чрезмерное развитие у ряда детей специально полового романтизма.Половой романтизм в его нормальных дозах является обычным, здоровым свойством переходного возраста: любовное идеализирование, любовные грезы, влюбчивость, «обожательство» и т. д. Однако эта романтика в нездоровой обстановке переходит нередко границы и становится педагогически вредным явлением. Группы детей (чаще всего пары, иногда и однополые), объединенные узами сильной половой романтики, резко отличаются от коллективов, связанных обычной детской дружбой. Атмосфера в эти группах – специальная, нездоровая. Любовно-сексуальное внимание даже у детей вполне отчетливо качественно отличается от любовно-товарищеского внесением в первое специального полового оттенка, которого нет во втором: отсюда и другие, необычные для детей уклоны во взаимных их оценках, потворство и недоброжелательство не во имя товарищеской этики, а во имя сексуального «правления», влюбленности, обожательства. Половой кумир целой детской группы, «романтизированный» слишком сильно, – это не обычный товарищ-вожак, а сверхлюбимчик, божок, окруженный фантастическим ореолом. Понятно, начальный половой романтизм, вкрапленный как тонкий оттенок в общие коллективные связи, не только не содержит в себе ничего плохого, но, наоборот, как увидим ниже, может быть с максимальным успехом педагогически использован, однако речь здесь идет именно о чрезмерном романтизме, резкой сексуализации социальных установок, о половом стержне как основной базе «товарищества»: такой уклон требует борьбы.

Ребенок, рано и резко сексуально «романтизированный», отличается повышенной влюбчивостью, – то частыми и поверхностными сменами своих «возлюбленных», то чрезмерно глубокими и сложными сексуальными привязанностями. И в том и в другом случае – большая растрата энергии и внимания: в первом – на частые перемены, перестройки своих «любовных» установок, во втором – на слишком раннее обслуживание непосильных для ребенка чувств с их ревностью и прочими глубокими осложнениями. Это – дети «сверхмечтатели», в любовные грезы убегающие от суровой реальности, смакующие все черты своего «идеала» (чаще – придуманного), обсасывающие все детали отдельных встреч, взглядов, бесед.

Характерно, что «влюбиться» такой сверхромантик может и в представителя своего пола, причем в такой эмоции нет обычно и тени гомосексуализма [193]193
  Гомосексуализм – влечение к представителю своего пола.


[Закрыть], так как в следующей стадии развития влюбчивость у него перестраивается в гетеросексуальную [194]194
  Гетеросексуализм – влечение к другому полу.


[Закрыть]. Явления этого сугубого полового романтизма знала часто жизнь закрытых женских институтов, кадетских корпусов, а также и «открытых» учебных заведений с затхлой атмосферой, не лучшей, чем в тех же закрытых. Это ограбленный общий юношеский романтизм,биологически присущий переходному возрасту во всех областях жизни, а не только в половой [195]195
  См. ниже гл. IX.


[Закрыть], но ограбленный целикомв пользу полового романтизма из-за неиспользования его во всех других областях жизни подростка (все то же уродливое воспитание). Чем больше пассивности, социального и творческого бездействия создает среда, тем меньше каналов для общего романтизма,тем больше данных для переключений его целикам на рельсы «полового сверхромантизма». У девочек это явление чаще, чем у мальчиков, но и мальчики, в соответствующей среде, с ранних лет культивирующей отход от реальности, социальности и действия, не отстают в таких случаях от девочек (интеллигентские, угасающие дворянские семьи и т. д.) [196]196
  Очень ярко такой тип обрисован в трилогии Н. А. Крашенинникова – «Целомудрие» (часть вторая).


[Закрыть].

Очень важно указать, что дети – половые «сверхромантики» обычно редко попадают в другие категории гиперсексуалов (к онанистам, эксгибионистам и пр.), что объясняется рядом тонких задержек, тормозов со стороны их воображения, смягчающего наиболее грубые прорывы половой чувственности. Если они вовлекаются в онанизм, яркость их романтики тускнеет (грубая «прозаизация» их грез, не говоря уже о биологических тратах, понижающих тонус мозговой коры и размах работы фантазии). Чаще они попадают в лагерь мазохистов («любовные мученики» – наиболее излюбленная «самоцель» их любовных грез).

Аналогом «полового сверхромантиэма» является другое отклонение детской сексуальности в форме обостренного полового исследовательства:навязчивое приковывание внимания ко всем вопросам, так или иначе связанным с половой проблемой. Мания половых вопрошаний, половых сомнений – по всякому поводу. Болезненное сосредоточение исключительно на тех сторонах естествознания и обществоведения, в которых изучается пол, размножение, роды, брак и его детали и т. д. Опыты проделываются такими ребятами над животными, насекомыми, по линии показа все того же полового акта, половых органов и т. д. Бегают на случные пункты, подсматривают в щели спален, «изучают» жизнь петушиного гарема и т. д. Эта обостренная половая любознательность часто появляется и в ранние года (5–7 лет), но Фрейд и его школа резко переоценили значение ее в этот возрастной период, значение, которое сильно вырастает тут лишь при воспитательном сдавливании прочих областей детского исследовательства.Что же касается более позднего периода, ближе к переходному, здесь роль «полового сверханализа» становится иногда действительно совершенно недопустимой, тем большей, чем меньше дало воспитание пищи для других исследовательских исканий подростка. Дети – неумеренные онанисты, а также «сверхромантики» редко впадают в этот тип «исследовательского» отклонения, так как насыщение их половых тяготений (физиологическим половым разрядом или яркой половой грезой) уменьшает остроту, актуальность их общей половой любознательности: «сытость, удовлетворенность – злейший враг познания», в том числе враг и для половой «сверхлюбознательности».

Между этой формой отклонения и эксгибионизмом могут иногда найтись точки соприкосновения в виде тяги к своеобразному половому коллекционерству,к накоплению максимума материалов, касающихся половой жизни. Но цели накопления у обоих разные: первый создает из них свой «научный» фонд, вносит их в свои теоретические и экспериментальные построения, второй собирает их для скорейшей публичной демонстрации.

Указанными формами детских половых отклонений как основными мы и ограничимся. Входить в более узкие детали не позволяют размеры брошюры, тем более, что массовая педагогическая практика главным образом имеет дело именно с описанными формами. В частности, некоторые указания местных работников о скотоложестве ребят, о педерастии и о прочих грубых, глубоких извращениях настолько единичны, случайны, что уделять им здесь, в массовом справочнике, особое внимание значило бы превратить педолого-педагогическую брошюру в клинико-патологический трактат.

Однако специального внимания требует своеобразная противоположность гиперсексуализма детей – гипосексуализм, —слишком слабая, вялая выраженность полового влечения у развивающегося человека. Как гиперсексуализм надо считать явлением болезненным, таким же болезненным, но в иной плоскости, явлением приходится считать и гипосексуализм. Развитие полового влечения, сначала в его зачаточной, а потом и в зрелых формах, развитие, протекающее с нормальной быстротой – это закон жизни всякого живого здорового организма, а поэтому резкое отставание в этой области, резко пониженный темп полового развития, очень слабая выраженность половых проявлений в соответствующие возрасты, несомненно, явление болезненное. Суть заболевания не в том, что ребенок не «влюбляется», не испытывает полового возбуждения и пр. Дело обстоит сложнее: резкое половое отставание приходится рассматривать как признак некоего общего органического изъяна,общего отставания в развитии организма и, в частности, в развитии всего секреторного аппарата, причем половое отставание, дефект в половых уклонах является частностью, отражениемобщего процесса. Поэтому если в 15–17 лет мы не имеем у подростка ясных признаков полового созревания, если в его поведении, в сравнении с ранними детскими годами, не появилось никаких новых качественных оттенков (начальная эротика подростка вполне безобидна, естественна и нужна), если на все 100 % своих эмоций, социальных связей и пр. подросток продолжает оставаться все тем же не изменившимся ребенком, – очевидно, это не просто половое благополучие, а серьезное отставание, имеющее под собой некую общуюпричину в состоянии всего организма в целом.

Гипосексуализм – явление, встречающееся нередко у детей, чрезмерно физически истощенных или родившихся от очень истощенных родителей, долго болевших, либо голодавших. Так, в послевоенную эпоху среди трудящихся масс всех воевавших стран появилось резкое увеличение числа детей-гипосексуалов. Голодающие несколько лет области дают целую армию детей-гипосексуалов. Гипосексуализм – обычно болезнь длительного наследственного или детского голодания, и меры борьбы в этом вопросе нужны в первую очередь биологические, социально-гигиенические, а не педагогические, в отличие от гиперсексуальныхотклонений, где меры применяются по преимуществу социально-педагогические.