Текст книги "Пересыхающее озеро"

Автор книги: Арнальд Индридасон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

6

Сигурд Оли перечитал письмо – последние слова, написанные молодым человеком, который ушел из дома в 1970 году и больше не вернулся.

Родители юноши оказались ровесниками, обоим по семьдесят восемь лет, оба в хорошей физической форме. У них было еще двое сыновей, младших, но и тем уже за пятьдесят. Родители считали, что их старший сын покончил жизнь самоубийством, если верить оставленному письму. Но им было неведомо, каким образом он это сделал и где покоятся его останки. Сигурд Оли спросил у них, могло ли стать местом гибели их сына озеро Клейварватн. Задал вопрос о радиоприемнике и пробитом черепе, но пожилая чета не могла взять в толк, что имеет в виду полицейский. Их сын никогда ни с кем не ссорился, у него не было врагов. Просто невероятно.

– Убийство исключено, – заявила женщина и посмотрела на мужа. Она все еще переживала трагическую судьбу своего первенца, пропавшего много лет назад.

Сигурд Оли еще раз перечитал письмо:

Дорогие мама и папа, простите меня, но я не могу поступить иначе. Это невыносимо, и я не могу больше жить. Не хочу и не могу.

Письмо было подписано именем Якоб.

– Во всем виновата эта девица, – укоризненно заявила мать.

– Нам ничего не известно, – вступился отец.

– Она бросила нашего сына и ушла к его другу, – настаивала женщина. – И мальчик этого не вынес.

– Вы полагаете, что нашли нашего сына? – не удержался отец. Старики сидели на диване напротив Сигурда Оли в надежде услышать ответы на вопросы, мучившие их с момента исчезновения ребенка. Они понимали, что инспектор не сможет ответить на труднейший из них, над которым они бились все эти годы, – о поступках и ответственности родителей. Но все же этот полицейский может сказать им, нашли ли наконец тело их сына или нет. В новостях объявили только о том, что в озере Клейварватн обнаружили скелет мужчины. Ничего о радиоприемнике и о пробитом черепе. Старики не понимали, что Сигурд Оли пытается узнать, спрашивая их об этом. Они хотели получить ответ на один-единственный вопрос: он ли это?

– Я не думаю, что речь идет о вашем сыне, – произнес Сигурд Оли, переводя взгляд с одного старика на другого. Необъяснимое исчезновение и смерть любимого человека оставили свой след на их жизни. Полиция так и не закрыла дело. Как будто их сын однажды не пришел домой, а родители так и ждали его все прошедшие годы. Они не знали, где он и что с ним приключилось, и неизвестность порождала оцепенение и оторопь.

– Мы думаем, он бросился в море, – сказала женщина. – Якоб был хорошим пловцом. Я всегда говорила, что он уплыл в открытое море, а потом оказался не в состоянии выплыть или замерз в холодном потоке.

– В полиции нам тогда сказали, что, поскольку тело не найдено, скорее всего он утонул в море, – добавил мужчина.

– А все из-за этой девицы, – повторила хозяйка.

Сигурд Оли решил, что разговор пошел по кругу, и встал, чтобы попрощаться.

– Временами я так злюсь на него! – воскликнула женщина, но Сигурд Оли не понял, кого она имеет в виду – мужа или сына.

Вальгерд ждала Эрленда в ресторане. На ней было то же кожаное полупальто, что и в их первое свидание. Они познакомились совершенно случайно, и Эрленд, повинуясь какому-то неожиданному порыву, пригласил ее пообедать вместе с ним. Он понятия не имел, замужем ли она, есть ли у нее дети, а потом выяснилось, что Вальгерд состоит в браке, но их отношения с мужем разладились и ее уже взрослые сыновья живут отдельно.

На втором свидании Вальгерд призналась Эрленду, что хотела использовать его, чтобы отомстить супругу.

Вскоре после этого она снова позвонила Эрленду, и они встретились еще несколько раз. Однажды Вальгерд даже пришла к нему домой. Эрленд попытался как можно тщательнее прибрать квартиру – перемыл посуду, выкинул старые газеты и поставил книги на полки. К нему редко заходили гости, и он долго тянул, прежде чем пригласить Вальгерд к себе домой. А она не сдавалась и приставала к нему с просьбой показать ей его жилище. Ева Линд называла его квартиру в многоквартирном типовом доме «норой», которую он выкопал, чтобы спрятаться там ото всех.

– Вот это да, сколько книг! – воскликнула Вальгерд, стоя посреди гостиной. – Ты их все прочитал?

– По большей части, – промямлил Эрленд. – Хочешь кофе? Я купил венские булочки.

Вальгерд подошла к книжному шкафу, провела пальцами по корешкам, прочитала некоторые из названий и сняла с полки несколько книг.

– Здесь написано о горных перевалах и переходах через них? – спросила она.

Вальгерд очень быстро поняла, что Эрленд интересуется исчезновением путников и постоянно читает специальную литературу, посвященную тому, как люди пропадают во время сложных горных переходов в Исландии. Он поведал ей о том, о чем никогда никому не рассказывал, кроме Евы Линд, – о гибели своего восьмилетнего брата во время снежной бури на высокогорье Восточных фьордов. Самому Эрленду тогда было десять лет. Отец взял мальчиков с собой. Эрленд и его отец вернулись домой, а брат исчез в горах. Тело так и не было найдено.

– Однажды, – начала Вальгерд, – ты мне сказал, что о тебе и твоем брате написано в какой-то из этих книг.

– Да, это правда, – ответил Эрленд.

– Ты мне ее покажешь?

– Покажу, – подумав, пообещал он. – Позже. Не сейчас. Я покажу ее тебе позже.

Вальгерд поднялась, когда заметила Эрленда, вошедшего в ресторан, и, как было принято между ними, они поздоровались за руку. Он совсем не понимал, что их связывает, но общение с этой женщиной было ему приятно. Они удерживались от интимных отношений, хотя и встречались уже полгода. Во всяком случае, их общение не строилось исключительно на сексуальном интересе. Они сидели и разговаривали обо всем, что происходило в их жизни.

– Почему ты не уходишь от него? – спросил Эрленд, после того как они закончили ужинать и заказали кофе с ликером. Они уже обсудили Еву Линд и Синдри, ее сыновей и работу. Потом Вальгерд принялась задавать вопросы по поводу скелета, найденного в озере Клейварватн. Но Эрленд был немногословен. Рассказал только о том, что полицейские опрашивают людей, потерявших своих близких в конце шестидесятых или в начале семидесятых годов.

Незадолго до Рождества Вальгерд со стыдом узнала, что муж вот уже два года изменяет ей. Она была уверена, что такое случалось и в прошлом, но не настолько «серьезно», по его выражению. Вальгерд объявила, что собирается уйти от него. Он тут же порвал любовную связь на стороне, а она все тянула.

– Вальгерд?.. – начал было Эрленд.

– Так ты ходил к Еве в лечебницу? – поторопилась она со своим вопросом, как будто точно знала заранее, о чем он хочет ее спросить.

– Да, я видел ее.

– Она что-нибудь помнит о задержании?

– Нет, думаю, ничего не помнит. Но мы говорили не об этом.

– Несчастное создание!

– Ты уйдешь наконец от него?

Вальгерд пригубила ликер.

– Это так трудно! – вздохнула она.

– Трудно?

– Я еще не готова полностью порвать с ним, – проговорила Вальгерд и посмотрела Эрленду прямо в глаза. – Но и с тобой расставаться я не хочу.

Когда под вечер Эрленд вернулся домой, Синдри лежал на диване, курил и смотрел телевизор. Он кивнул отцу и снова уставился в экран. Эрленду показалось, что Синдри смотрит мультфильмы. У сына был ключ от квартиры, и он мог прийти в любое время, несмотря на то что не получил от отца разрешения жить у него.

– Ты не мог бы выключить телевизор? – попросил Эрленд, снимая плащ.

Синдри приподнялся и нажал на кнопку.

– Я не нашел пульт, – сказал Синдри. – Допотопный ящик.

– Всего-то лет двадцать, – усмехнулся Эрленд. – Я редко его включаю.

– Мне сегодня позвонила Ева, – объявил Синдри, потушив сигарету. – В ее задержании участвовал кто-то из твоих орлов?

– Сигурд Оли. Она ударила его молотком. Хотела оглушить, но попала по плечу. Он намеревался выдвинуть против нее обвинение за нанесение телесного увечья и оказание сопротивления полиции.

– И ты договорился, чтобы вместо этого ее упекли в реабилитационный центр.

– Она не стала бы лечиться добровольно. Сигурд Оли пошел мне навстречу, отозвав иск.

Некто по имени Эдди был замешан в наркотрафике, и Сигурд Оли и еще двое полицейских накрыли его в притоне около центрального автовокзала, недалеко от полицейского участка на Окружной улице. Какой-то знакомый Эдди накапал на него легавым. Но только Ева Линд оказала сопротивление при задержании. Она прекрасно знала, кто такой Сигурд Оли. Знала, что он работает с ее отцом. И тем не менее схватила молоток, валявшийся на полу, и попыталась ударить Сигурда Оли по голове. Без всяких колебаний. Сломала ему ключицу. Боль была невыносимая, и Сигурд Оли упал на колени. Ева попыталась ударить его еще раз, но двое других полицейских набросились на нее и повалили на пол.

Сам Сигурд Оли воздерживался от комментариев, но Эрленд узнал от коллег, что его напарник, увидев собирающуюся напасть на него Еву Линд, замешкался. Ведь она была дочерью его босса, и он не хотел причинить ей вред. И в этот момент Ева нанесла удар.

– Я думал, она возьмет себя в руки после потери ребенка, – пояснил Эрленд. – Но стало еще хуже. Как будто ее больше ничего не колышет.

– Я бы навестил ее, – предложил Синдри. – Но посещения запрещены.

– Попробую договориться с ними.

Раздался телефонный звонок. Эрленд поднял трубку.

– Эрленд? – послышался слабый голос, который он тут же узнал.

– Марион?!

– Что вы там нашли в озере? – последовал вопрос.

– Кости, – ответил Эрленд. – Ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться.

– Так, так, – прошамкал голос. Эрленд с его захватывающими делами – такое искушение для старого человека на пенсии. Как тут удержаться от звонка.

В трубке долго молчали.

– Что-то случилось? – поинтересовался Эрленд.

– Может, тебе стоит поглубже заняться озером, – предложил голос. – Но я не хочу тебе мешать. Даже не думаю об этом. Не собираюсь грузить старого коллегу, который и так по уши в проблемах.

– Так что там с озером? – спросил Эрленд. – О чем ты толкуешь?

– Ни о чем, просто так. Ну, бывай.

И на том конце провода повесили трубку.

7

Иногда при воспоминаниях о прошлом ему даже начинали чудиться ароматы Дитрихринг – центральной площади Лейпцига. Удушливое зловоние грязного линолеума, запах пота и страха. Он помнил также угольный смрад, облаком висевший над городом, так что временами было не видно солнца.

Лейпциг оказался совсем не таким, каким он его себе воображал. Прочитав справочную литературу, он узнал, что город находится на пересечении трех рек – Эльстера, Парты и Плейсы и что это древний центр книгопечатания в Германии. Здесь похоронен композитор Бах, а знаменитый ресторан «Погреб Ауэрбаха» воспет Гёте в «Фаусте».[9]9
  Самый знаменитый ресторан Лейпцига, существует с 1525 года, именно здесь Гёте якобы услышал легенду о Фаусте. «Погреб Ауэрбаха» стал местом действия первой части его трагедии «Фауст».


[Закрыть] Йоун Лейфс[10]10
  Йоун Лейфс (1899–1968) – исландский композитор, учился в Лейпцигской Высшей школе музыки с 1916 по 1921 год, остался жить в Германии.


[Закрыть] долго жил в этом городе, когда учился в Лейпцигской консерватории. Поэтому его воображаемый Лейпциг был центром старой немецкой культуры. А перед ним сейчас предстали развалины печального и хмурого города, разрушенного войной. Захватив Лейпциг, американцы передали его Советам. Здания стояли в руинах, и на стенах домов как воспоминание о войне еще были видны следы от снарядов.

Поезд прибыл в Лейпциг ночью. Он оставил вещи в камере хранения на вокзале и пошел бродить по улицам в ожидании пробуждения города. Из-за дефицита электричества центр был погружен во мрак, но он радовался тому, что добрался до Лейпцига. Настоящее приключение – один в чужой стране, за тысячи километров от дома! Он поднялся к собору святого Николая, а когда дошел до церкви святого Фомы, уселся на лавочку напротив нее и вспомнил строки поэтов Халлдора и Йоуханна. Оба побывали в этом городе задолго до него. Стало светать, и он представил себе, как они восхищенно смотрят на эту церковь, прежде чем продолжить свою прогулку.

Продавщица цветов, молодая девушка, прошла мимо него и предложила букетик, но у него не было денег, и он смущенно улыбнулся ей.

Его переполняло предвкушение грядущего. Жажда самостоятельности, возможность самому управлять своей судьбой. Он не имел ни малейшего понятия о том, что его ждет, но всем сердцем был готов принять будущее. Ему предстояло побороть тоску по родине ради новой жизни, которая должна быть наполнена замечательными событиями. Он понимал, что учеба будет нелегкой, но не боялся трудностей. Его невероятно привлекало инженерное дело, а кроме того, он ведь познакомится с разными людьми и найдет новых друзей. Ему не терпелось начать обучение.

По отсыревшим улицам он прошелся мимо развалин, представляя себе двух друзей, бродивших когда-то по этим же переулкам, и лицо его озарилось улыбкой.

С наступлением утра он забрал свои вещи и отправился в университет, там без труда отыскал приемную комиссию. Ему показали, где находится студенческое общежитие, недалеко от центрального здания. Под общежитие был приспособлен старинный особняк, отданный университету. Его поселили в комнату с двумя другими студентами. Одним из них оказался Эмиль, его бывший однокашник. Другой, как ему объяснили, был родом из Чехословакии. Оба отсутствовали в тот момент. В доме было три этажа, на втором находились санузлы общего пользования и кухня. Старые обои отрывались почти повсюду, пол был застелен грязным линолеумом, и во всем здании пахло сыростью. В комнате стояли три кровати и старый письменный стол. Под потолком, когда-то оштукатуренным, болталась голая лампочка. Штукатурка во многих местах осыпалась, оголив гниющие деревянные балки. В комнате имелось два окна, но одно из них было заколочено фанерой, поскольку стекло разбилось.

В коридоре стали появляться заспанные студенты. Перед туалетами образовалась очередь. Некоторые выходили помочиться на улицу. На кухне в больших кастрюлях ставили кипятиться воду на старой плите. Духовка была пристроена сбоку. Где же его приятель? Эмиля нигде не было видно. Он посмотрел на группку молодежи на кухне и вдруг сообразил, что общежитие смешанное – и мужское, и женское.

Одна из девушек подошла к нему и обратилась по-немецки. Он учил этот язык в школе, но не понял, что она сказала, и на корявом немецком попросил ее говорить медленнее.

– Ты кого-то ищешь? – спросила девушка.

– Я ищу Эмиля, – ответил он, – исландца.

– Ты тоже из Исландии?

– Да. А ты? Откуда ты?

– Я из Дрездена, – ответила девушка. – Меня зовут Мария.

– А я – Томас, – сказал он, и они пожали друг другу руки.

– Томас? – повторила она. – В университете учится несколько исландцев. Они часто заходят сюда к Эмилю. Иногда нам приходится прогонять их, потому что они поют до ночи свои песни. Ты не так уж плохо говоришь по-немецки.

– Спасибо. Я учил его в школе. Ты знаешь, где Эмиль?

– Он, должно быть, охотится на крыс, – ответила Мария. – В подвале. Здесь прорва крыс. Хочешь чаю? На верхнем этаже собираются устроить столовую, но пока что нам приходится самим о себе заботиться.

– Охотится на крыс?!

– Они начинают шебуршиться ночью, так что лучше всего их ловить сейчас.

– И что, их много?

– Убьешь десяток, появляется еще двадцать. Все-таки сейчас уже лучше, чем во время войны.

Он непроизвольно посмотрел на пол вокруг себя, как будто ожидал увидеть этих тварей, шныряющих между ног находящихся на кухне людей. Уж если и было что-то, что вызывало в нем отвращение, так это крысы.

Почувствовав легкий удар по плечу, он обернулся и увидел стоящего перед ним улыбающегося Эмиля. Он держал за хвосты двух гигантских крыс, которых приподнял вверх. В другой руке он нес большую лопату.

– Лучше всего их убивать лопатой, – заявил Эмиль.

Томас удивительно быстро привык к новым условиям быта, распространявшейся по всему зданию вони из туалета на втором этаже, запаху сырости, прогнившим кроватям, скрипящим стульям и примитивной плите на кухне. Он просто даже не задумывался обо всем этом. Ему было ясно, что послевоенное восстановление требовало много времени.

Университет был выше всяческих похвал, несмотря на бедность обстановки. Профессора старой школы. Увлекательная студенческая жизнь. Учеба давалась ему без труда. Он подружился с однокурсниками, тоже изучавшими инженерное дело. Одни были из Лейпцига и разных немецких городов, другие – из соседних стран, в основном из Восточной Европы. Некоторые, как и он, получили стипендию от правительства ГДР. Но в целом студенты университета Карла Маркса собрались из самых разных уголков мира. Вскоре он познакомился с вьетнамцами, кубинцами, китайцами, но они держались своими землячествами. Были даже нигерийцы, а в соседней комнате общежития жил забавный индус по имени Деепендра.

Немногочисленные исландцы, обитающие в городе, много времени проводили вместе. Карл, выросший в небольшой рыболовецкой деревушке, изучал журналистику. Факультетское отделение называлось «Красная крепость», и считалось, что туда могли попасть только самые ярые приверженцы партийной линии. Рут была из Акюрейри[11]11
  Акюрейри – город на севере Исландии, второй по величине после Рейкьявика.


[Закрыть] и там закончила школу. Она стала лидером молодежного движения в своем городе, а в Лейпциге изучала литературоведение, специализируясь на русской литературе. Храбнхильд учила немецкий язык, а Эмиль, родом из Западной Исландии, занимался экономикой. Большинство из них так или иначе удостоились стипендии благодаря коммунистической партии и отправились получать высшее образование в Восточную Германию. По вечерам компания собиралась вместе, чтобы поиграть в карты или послушать кассеты с джазовой музыкой, которые приносил индус Деепендра. Иногда они ходили в какой-нибудь паб по соседству и пели там исландские песни. В университете активно функционировал клуб любителей кино. После просмотра «Броненосца ‘Потемкин’» они обсуждали мощь пропагандистского воздействия синематографа. Вели споры на политические темы с другими студентами. Участие в собраниях и политинформационных летучках студенческого «Союза свободной немецкой молодежи»,[12]12
  «Союз свободной немецкой молодежи» (Freie Deutsche Jugend – FDJ) был создан в марте 1946 года на основе объединения антифашистских комитетов молодежи, входит во Всемирную организацию демократической молодежи.


[Закрыть] единственной разрешенной организации в университете, было обязательным. Все тогда мечтали о строительстве нового, лучшего мира.

Лишь один человек не входил в тесную компанию исландцев. Ханнес дольше всех жил в Лейпциге и держался особняком. Прошло месяца два, прежде чем он, Томас, познакомился с Ханнесом. Его имя он услышал еще в Рейкьявике и понял, что тому предуготовлено высокое положение в Социалистической партии. Генеральный секретарь, говоря о нем на редакционном собрании, сказал, что Ханнес далеко пойдет. Юноша работал журналистом, как и Томас, и в редакции о нем ходили легенды. Однажды на собрании в Рейкьявике Ханнес взял слово. Его энтузиазм покорял. Он убеждал в том, что заокеанские «ковбои» медленно, но верно расшатывают основы демократии в Исландии, подкупая ее за счет военных прибылей, а исландские правители и министры – не кто иные, как марионетки в руках американских империалистов. Демократия в стране превратилась в кучку дерьма, оставленного солдатами США на исландской земле! – провозглашал Ханнес под гром аплодисментов. В свой первый год пребывания в ГДР он вел постоянную рубрику в газете, озаглавленную «Письма с востока», в которой описывал чудеса коммунистического строительства, а потом его колонка неожиданно исчезла. Исландцы, живущие в Лейпциге, мало общались с Ханнесом. Постепенно он отстранился от них и замкнулся в себе. Соотечественники время от времени сплетничали на его счет и пожимали плечами, мол, не их это дело.

Томас столкнулся с Ханнесом случайно, в университетской библиотеке. Приближался вечер, читальный зал почти опустел. Ханнес корпел над учебниками. На улице было холодно и сыро. Даже в помещении библиотеки было невозможно согреться, а когда люди разговаривали, изо рта шел пар. Ханнес сидел прямо в пальто и кепке с опущенными ушами. Библиотека сильно пострадала во время бомбежек, поэтому большая часть хранилища была закрыта.

– Ты ведь Ханнес? – дружелюбно обратился к нему Томас. – Мы раньше не встречались.

Ханнес поднял голову от книг и посмотрел на него.

– Я – Томас. – Он протянул руку.

Ханнес смерил его взглядом, взглянул на выставленную руку и снова уткнулся в книги.

– Оставь меня в покое, – процедил он.

Томас просто оторопел. Он никак не ожидал такого обращения со стороны земляка, тем более человека, пользующегося большим уважением. В свое время Томас даже восхищался им.

– Прости, – пробормотал он, – я не хотел тебе мешать. У тебя, конечно, много работы.

По-прежнему не произнося ни слова, Ханнес продолжал что-то выписывать карандашом из разложенных на столе книг. Он конспектировал быстро, хотя на руки для тепла были надеты перчатки без пальцев.

– Я просто хотел предложить как-нибудь в свободное время выпить вместе кофе или пиво.

Ханнес не отвечал. Томас продолжал стоять около него, ожидая хоть какой-то реакции, а потом тихо повернулся и отошел. Когда он уже практически завернул за стеллаж, Ханнес вдруг оторвался от своих фолиантов и позвал его:

– Томас, говоришь?

– Да, мы раньше не встречались, но я много слы…

– Я знаю, кто ты. Когда-то я был таким же, как ты. Что тебе нужно от меня?

– Ничего, – удивился Томас. – Просто познакомиться с тобой. Я сидел в том углу и заметил тебя. Мне захотелось поздороваться с тобой. Я когда-то присутствовал на собрании, на котором ты…

– И как тебе Лейпциг? – оборвал его Ханнес.

– Чертовски холодно и дурно кормят, но университет прекрасный. И первое, что я сделаю, когда вернусь домой, – буду бороться за свободную продажу пива.

Ханнес улыбнулся:

– Это правда. Пиво – лучшее, что есть в этом городе.

– Может, все-таки посидим как-нибудь вместе? – предложил Томас.

– Может быть, – протянул Ханнес, снова погружаясь в чтение. Беседа закончилась.

– А что ты имел в виду, когда сказал, что когда-то был таким, как я? – озадаченно спросил Томас. – Что это значит?

– Ничего. – Ханнес поднял глаза и посмотрел на него в упор. Тень сомнения проскользнула по его лицу. А потом он добавил, будто ему было все равно, что о нем подумают: – Не обращай внимания. Тебе это не поможет.

Томас вышел из библиотеки в смятении. Его обдало зимним холодом. По дороге к общежитию он встретил Эмиля и Рут. Они ходили за посылкой, полученной Рут из Исландии. Там оказались разные лакомства, и было решено устроить пир. Томас ничего им не рассказал о состоявшемся между ним и Ханнесом разговоре, сам не очень-то понимая, как его надо истолковывать.

– Тебя искал Лотар, – сказал Эмиль. – Я направил его в библиотеку.

– Я не видел его. Ты не знаешь, что он хотел?

– Не имею ни малейшего представления, – пожал плечами Эмиль.

Лотар считался так называемым опекуном – Betreuer. Ко всем иностранным студентам в университете были приставлены «опекуны», чтобы тем было легче освоиться и было к кому обратиться за советом. Лотар особенно тесно общался с исландцами. Он предложил им показать городские достопримечательности. Помогал в университетских проблемах, а иногда даже платил за всю компанию в «Погребе Ауэрбаха». Лотар мечтал поехать в Исландию, изучал исландскую литературу, очень неплохо говорил на их языке и даже пел с ними популярные песни. Он увлекался сагами, прочитал «Сагу о Ньяле» и собирался перевести ее на немецкий язык.

– Вот это здание! – Рут неожиданно остановилась. – Управление, тут же камеры для арестованных.

Они посмотрели на строение. Мрачное четырехэтажное каменное строение. Все окна первого этажа забиты фанерой. Томас увидел название улицы: Дитрихринг, 24.

– Камеры? А что это за дом? – удивился он.

– Здесь находятся спецслужбы. – Эмиль понизил голос, будто кто-то мог подслушать его слова.

– «Штази», – уточнила Рут.

Томас задрал голову. Тусклые уличные фонари блекло освещали каменные стены и окна. У него по телу побежали мурашки: попасть туда совсем не хотелось. Но он даже и представить себе не мог, насколько ничтожны окажутся его поползновения по сравнению с волей сидящих в этом здании людей.

Он тяжело вздохнул и посмотрел на морскую гладь. Вдали маячил парусник.

Уже больше десяти лет прошло после падения Берлинской стены. И вот он снова оказался в штаб-квартире органов безопасности. В нос сразу же ударил вызывающий рвоту застоявшийся запах, такой же, как от крысы, которая застряла в печной трубе их общежития (им и в голову не приходило) и спеклась там до такого состояния, что от вони стало невозможно находиться в помещении.