Текст книги "Пересыхающее озеро"

Автор книги: Арнальд Индридасон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

33

Он вложил исписанные страницы в большой конверт, подписал его и оставил на письменном столе. Проведя рукой по конверту, Томас подумал еще раз о рассказанной там истории. В нем происходила внутренняя борьба по поводу того, должен ли он вообще был говорить о произошедших событиях, но он чувствовал, что по-другому ему не избавиться от них. В озере нашли останки. Рано или поздно следы приведут к нему. Хотя, если говорить по правде, нет практически никаких улик, которые указывали бы на его связь с человеком из озера, и полиция вряд ли докопается до истины без его помощи. Но лгать не хотелось. Если он что-то и оставит после себя, то только правду. Этого уже достаточно.

Было приятно повидаться с Ханнесом. Несмотря на частые разногласия, Ханнес понравился ему с первой же их встречи. Он всегда приходил на помощь. Вот и сейчас пролил свет на отношения, которые связывали Эмиля и Лотара, рассказал о знакомстве Эмиля и Илоны до его приезда в Лейпциг, хотя все казалось очень непонятным. Возможно, здесь и стоит искать разгадку тому, что произошло. А может быть, дело стало только еще более запутанным. Как же относиться к такому повороту событий?

В конце концов Томас пришел к заключению, что не мешает потолковать с Эмилем. Спросить его об Илоне и Лотаре и о тайных разговорах в Лейпциге. Хотя нет никаких оснований полагать, что Эмиль ответит на все вопросы, надо попробовать вытянуть из него то, что он знает. Однако караулить около сарая не хотелось. Неблагородно. Томас не испытывал никакого желания играть в прятки.

Однако было и еще кое-что, побуждающее его к действиям. Нечто, не выходящее у него из головы после разговора с Ханнесом. Какова его собственная роль во всем этом несчастье? К чему привели его неискушенность, доверчивость и инфантилизм? То, что произошло, все равно рано или поздно случилось бы, но в какой-то мере он сам оказался соучастником трагедии. Ему нужно было узнать, как развивались события.

Поэтому на следующий день после хождений за Лотаром он снова отправился на Валовую улицу и стал осматривать пристройку. Он пошел к Эмилю сразу после работы. Уже смеркалось, и было холодно. Чувствовалось приближение зимы.

Он вышел на задний двор, где находился сарай. Подойдя ближе, Томас увидел, что дверь не заперта. Висячий замок был открыт. Томас повернул ручку и заглянул внутрь. Эмиль сидел, наклонившись над столом. Томас осторожно вошел. В помещении хранилась всякая рухлядь, с трудом различимая в темноте. Одна-единственная голая лампочка висела над столом.

Эмиль заметил его, только когда Томас подошел к нему вплотную. На спинке стула висела его куртка, которая была порвана, возможно, после драки. Эмиль что-то сердито бормотал себе под нос. Вдруг он ощутил присутствие другого человека за своей спиной. Оторвавшись от карты, Эмиль медленно повернул голову и уставился на Томаса. Он не сразу понял, кто стоит перед ним в его убежище.

– Томас! – вырвалось у него наконец. – Это ты?

– Здравствуй, Эмиль, – ответил незваный гость. – Дверь была открыта.

– Что ты тут делаешь? Как… – недоумевал Эмиль, от удивления лишившись дара речи. – Каким образом ты узнал?..

– Я следил за Лотаром, – ответил Томас. – Я шел за ним от Приморской набережной.

– Следил за Лотаром? – недоверчиво переспросил Эмиль. Он встал со стула, не сводя взгляда с Томаса. – Что ты тут делаешь? – повторил он. – Почему ты следил за Лотаром? – Он посмотрел на дверь, точно ожидал увидеть и других непрошеных гостей. – Ты один?

– Да, я один.

– Что тебе нужно?

– Помнишь Илону? – спросил Томас. – В Лейпциге.

– Илону?

– Мы были вместе, я и Илона.

– Конечно, я помню Илону. Так что с ней?

– Может быть, это ты мне скажешь, что с ней случилось? – проговорил Томас. – Ответь мне после стольких лет! Ты знаешь, что случилось?

Он старался скрыть волнение, пытался оставаться спокойным, но у него это плохо получалось, ведь он был измучен за долгие годы потерей любимой женщины, и его чувства были как на ладони.

– О чем ты болтаешь? – огрызнулся Эмиль.

– Я говорю об Илоне.

– Ты все еще сохнешь по ней? После всех этих лет?

– Тебе известно, что с ней случилось?

– Я ничего не знаю. Не понимаю, о чем ты говоришь, и никогда этого не понимал. Тебе тут нечего делать. Уходи.

Томас оглядел помещение.

– А ты что здесь делаешь? – спросил он. – Что это за сарай? Когда ты вернулся в Исландию?

– Ты должен уйти отсюда, – повторил Эмиль, бросив встревоженный взгляд на дверь. – Кто еще знает о моем возвращении? Кому известно, что я здесь?

– Ты ответишь на мой вопрос? – твердил свое Томас. – Что случилось с Илоной?

Эмиль посмотрел на него и вдруг вышел из себя:

– Выметайся вон, говорю тебе! Убирайся восвояси! Мне нечем тебе помочь с твоими глупостями!

Эмиль толкнул его, но он не двинулся с места.

– Что ты получил за донос на Илону? – спросил Томас. – Что же они тебе посулили за твое геройство? Деньги? Высокие оценки? Или ты получил хорошую работу у них?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – повторил Эмиль, до этого говоривший чуть ли не шепотом и вдруг повысивший тон.

Эмиль сильно изменился со времени их дружбы в Лейпциге, подумал Томас. Он был все такой же тощий, как раньше, но имел более болезненный вид. Вокруг глаз залегли темные круги. Волосы поредели. Пальцы пожелтели от курения, а голос охрип. Когда он говорил, выпирающий кадык так и ходил вверх-вниз. Томас не видел Эмиля очень долго, и в его воспоминаниях тот оставался молодым человеком. Теперь бывший приятель показался ему утомленным и подавленным. Щетина несколько дней не брита, и Томасу пришло в голову, что Эмиль частенько закладывает за воротник.

– Я сам виноват, не так ли? – гнул свое Томас.

– Ты прекратишь наконец молоть всякий вздор? – негодовал Эмиль, пытаясь вытолкнуть его вон. – Уходи! И забудь всю эту историю!

Томас отодвинулся.

– Это я рассказал тебе о том, чем занимается Илона, ведь так? Я сам навел тебя на след. Если бы я тебе ничего не рассказал, может быть, она бы и выпуталась. Они бы ничего не узнали о собраниях. И не смогли бы нас сфотографировать.

– Убирайся вон!

– Я говорил с Ханнесом. Он рассказал мне о твоих шашнях с Лотаром и о том, как Лотар под эгидой «Союза молодежи» вынуждал университетскую администрацию награждать тебя хорошими оценками. Ты ведь был не в ладах с учебой, не правда ли, Эмиль? Я никогда не видел тебя за книгой. Что же ты получил за то, чтобы закладывать своих товарищей? За оговор друзей? Что же тебе дали за соглядатайство за твоими земляками?

– Ей не удалось обратить меня в свою веру, а ты пополз за ней как щенок! – выкрикнул Эмиль, выйдя из себя. – Илона была предательницей!

– Потому что она изменила тебе? – проговорил Томас. – Потому что не хотела гулять с тобой? И ты так тяжело это воспринял? Так болезненно отреагировал на то, что она отказала тебе?

Эмиль уставился на него.

– Не знаю, что она нашла в тебе, – процедил Эмиль, и злобная усмешка искривила его губы. – Не знаю, что эта венгерка нашла в высоколобом идеалисте, намеревавшемся превратить Исландию в социалистическое государство, но передумавшем, как только она легла под него! Не понимаю, что она увидела в тебе!

– И поэтому ты решил отомстить ей? – заключил Томас. – В этом все дело? Ты решил отомстить ей.

– Два сапога пара, – усмехнулся Эмиль.

Томас пристально посмотрел на Эмиля. Странный холодок пробежал по его телу. Он больше не узнавал своего товарища, не имел ни малейшего представления, кем тот был, что с ним сталось. Томас вдруг осознал, что противостоит той же самой непреодолимой озлобленности, которую испытал в годы учебы в Лейпциге. Сознание диктовало ему необходимость разозлиться, преисполниться ненависти, наброситься на Эмиля. Но у него разом исчезли все силы для этого. За годы волнений, трепета и страха прошло всякое желание мести. И вовсе не потому, что он никогда раньше не нападал ни на одного человека, и не потому, что у него не было наклонностей к насилию, он ни разу не участвовал ни в каких разборках. Просто он презирал всяческое насилие. Ему казалось, что вот сейчас его должен охватить гнев такой силы, что он будет способен убить Эмиля. Но вместо того чтобы разозлиться, он ощутил полную душевную пустоту, так что мороз прошел по коже.

– Но ты прав, – начал опять Эмиль, продолжая стоять напротив него. – Это ты сам. Тебе некого винить, кроме себя самого. Ты сам рассказал мне о собраниях, о ее взглядах и намерениях поднять народ на восстание против социалистической власти. Это все ты. Если это то, что ты хочешь знать, вот, пожалуйста, я подтверждаю. Именно твои слова привели к ее аресту. Я не знал, каким образом действовала Илона. А ты все взял да и рассказал. Помнишь? После этого они установили за ней слежку. А потом вызвали тебя и напугали. Но было уже поздно. Дело зашло слишком далеко. Оно вышло из-под нашего контроля.

Томас прекрасно помнил об этом. Он снова и снова прокручивал в голове, чего лишнего он мог сболтнуть и кому. Но он был всегда так уверен в своих земляках. Не мог допустить, что исландцы способны шпионить друг за другом. Не верил, что слежка и доносительство способны затронуть их компанию. Политический шпионаж несовместим с исландским национальным характером. Следуя своему убеждению, он доверил землякам информацию о деятельности Илоны и ее товарищей, об их образе мыслей.

Он посмотрел на Эмиля, подумав об унижении человеческого достоинства и о том, как легко оказалось построить на таком основании целую общественную систему.

– После всего произошедшего я пришел к одному выводу, – произнес наконец Томас, точно говорил сам с собой, будто пространство и время перестали существовать для него и ничто больше не имело значения. – После того, как все было кончено и уже было невозможно что-либо исправить. Спустя годы после моего возвращения в Исландию. До меня дошло, что это я сам рассказал тебе о собраниях, в которых участвовала Илона. Не знаю, кто тянул меня за язык, но что сделано, то сделано. Я даже припоминаю, что пытался привлечь тебя и других из нашей компании к участию в них. Мне казалось, что между нами, исландцами, не должно быть никаких секретов. Мы могли безбоязненно обсуждать все, что хотели. И я просчитался только на твой счет.

Он замолчал.

– Мы держались вместе, – продолжал Томас. – Но кто-то все же выдал Илону. Студенческое сообщество было многочисленным, кто угодно мог это сделать. Только много лет спустя я стал подозревать, что это мог сделать кто-то из исландцев, моих друзей.

Он посмотрел Эмилю прямо в глаза.

– Надо было быть полным ослом, чтобы водить с тобой дружбу, – проговорил Томас печально. – Мы были еще совсем зелеными. Нам обоим едва стукнуло двадцать.

Он повернулся и направился к выходу.

– Дерьмовая кукла, вот кем была твоя Илона! – крикнул ему вслед взбешенный Эмиль.

При этих словах старого приятеля взгляд Томаса упал на лопату, прислоненную к старому пыльному комоду. Он схватил ее, замахнулся, развернувшись вполоборота, и с криком изо всей силы опустил ее на Эмиля. Удар пришелся по голове. Томас увидел, как погас свет в глазах Эмиля, как у него подогнулись ноги и он опустился на пол.

Томас стоял и смотрел на бездыханное тело, и точно из другой жизни ему вспомнилась давно забытая фраза.

Лучше всего их убивать лопатой.

Темное пятно стало расползаться по полу, и он тотчас понял, что убил Эмиля. Но ему было все равно. Он просто спокойно стоял и молча смотрел на лежащего на полу Эмиля и на увеличивающуюся лужу крови. Взирал на все так, словно это не имело к нему никакого отношения. Он ведь пришел в этот сарай вовсе не с целью убить Эмиля. У него не было подобных намерений. Все произошло так быстро, что он даже не успел подумать.

Он не знал, сколько часов прошло, когда заметил подошедшего к нему человека. Незнакомец что-то сказал ему. Потряс его и легонько пошлепал по щекам, произнося какие-то слова, которых Томас не разбирал. Он смотрел на мужчину, но не узнавал его. Человек склонился над Эмилем и приложил пальцы к его шее, чтобы нащупать пульс. Но Томас знал, что это бесполезно. Эмиль был мертв. Он убил Эмиля.

Мужчина поднялся и повернулся к нему. И тут Томас узнал его, несмотря на его полноту. Он ходил следом за ним по Рейкьявику. Именно этот человек привел его к Эмилю.

Это был Лотар.

34

Элинборг застала Карла Антонссона дома. Ей удалось возбудить в нем нескрываемое любопытство, когда она объявила, что найденный в озере Клейварватн скелет, возможно, каким-то образом связан со студентами из Исландии, обучавшимися в Лейпциге. Хозяин пригласил инспектора в гостиную и объяснил, что собирался пойти вместе с супругой поиграть в гольф, но игра может подождать.

Утром Элинборг переговорила с Сигурдом Оли по телефону, поинтересовавшись самочувствием Бергторы. Коллега ответил, что все идет как нельзя лучше и жена чувствует себя превосходно.

– А тот человек, он перестал донимать тебя ночными звонками? – спросила Элинборг.

– Он продолжает названивать время от времени.

– У него, случаем, нет мыслей о самоубийстве?

– Ох, не то слово, – признался Сигурд Оли и добавил, что Эрленд уже ждет его. Они должны ехать в дом престарелых к Харальду из-за необъяснимого желания босса найти пропавшего Леопольда. Прошение о проведении поисковых работ на территории бывшей фермы под Мшистой горой, к великому разочарованию Эрленда, было отклонено.

Карл проживал на Рябиновой улице в красивом особняке на три семьи, окруженном аккуратным садиком. Ульрика, его жена, была немкой из Лейпцига. Она крепко пожала руку Элинборг. Супруги, несмотря на возраст, держали себя в хорошей физической форме. Наверное, благодаря гольфу, подумала Элинборг. Они были страшно удивлены этим неожиданным визитом и недоуменно переглядывались, пока инспектор не объяснила им причину своего появления.

– Вы нашли в озере кого-то из бывших студентов Лейпцигского университета? – спросил Карл. Ульрика удалилась на кухню, чтобы приготовить кофе.

– Мы не знаем, – ответила Элинборг. – Помните ли вы или ваша жена человека по имени Лотар? Он тоже учился в Лейпциге.

Карл посмотрел на супругу, появившуюся в дверном проеме.

– Спрашивают, помним ли мы Лотара, – сказал он.

– Лотара? А в чем дело? – спросила она.

– В полиции думают, что это он оказался в озере, – пояснил Карл.

– Это не совсем так, – поправила Карла Элинборг, улыбнувшись Ульрике. – Мы ничего в точности не знаем.

– Мы ему заплатили в свое время, – бросила Ульрика. – Чтобы уладить кое-что.

– Чтобы уладить что? – не поняла Элинборг.

– Когда Ульрика собралась уезжать вместе со мной в Исландию, Лотар помог нам оформить документы, у него имелись связи, – пояснил Карл. – Но это обошлось нам в копеечку. Мои родители собрали все, что могли, и, естественно, родители Ульрики в Лейпциге сделали то же самое.

– И Лотар вам помог?

– Да, значительно, – подтвердил Карл. – Но он содрал столько, что бескорыстной его помощь не назовешь. И я так думаю, что он оказывал услуги не только нам.

– Было достаточно заплатить или… – допытывалась Элинборг.

Карл и Ульрика переглянулись, и хозяйка снова ушла на кухню.

– Лотар предупредил, что, возможно, свяжется с нами позже. Понимаете? Но этого так и не случилось. Во всяком случае, сами мы не собирались что-либо предпринимать. Никогда. После возвращения из Германии я вышел из партии, больше не ходил на собрания и прочие мероприятия. Я полностью прекратил заниматься политикой. Что касается Ульрики, она никогда ею не интересовалась, у нее было отвращение к делам такого рода.

– То есть вы хотите сказать, что вас пытались завербовать? – уточнила Элинборг.

– У меня нет ни малейшего представления на этот счет, – признался Карл. – В действительности ничего из этого не вышло. Мы больше никогда не видели Лотара. Подчас, когда задумываешься о том времени, начинаешь сомневаться в самом себе, не веришь, что такое могло с тобой произойти. Это был совсем другой мир.

– Исландцы называли бредом то, что происходило в ГДР, – вклинилась в разговор вернувшаяся в гостиную Ульрика. – Мне всегда казалось, что это самое точное определение.

– У вас сохранились какие-нибудь контакты с вашими университетскими товарищами? – спросила Элинборг.

– Практически нет, – ответил Карл. – Так, иногда встречаемся на улице или на днях рождения.

– Одного из ваших товарищей ведь звали Эмиль? – продолжала свои расспросы Элинборг. – Вы что-нибудь знаете про него?

– По-моему, он так и не вернулся в Исландию, – пожал плечами Карл. – Остался жить в Германии. С тех пор я его больше и не видел… Он еще жив?

– Не знаю, – ответила Элинборг.

– Я была с ним едва знакома, – подключилась Ульрика. – Не большого полета птица.

– Эмиль предпочитал одиночество. Он мало с кем общался, и не многие водили с ним дружбу. Поговаривали, что его легко склонить на свою сторону. Но я плохо знал этого человека.

– А что еще вы можете сказать про Лотара?

– На самом деле ничего, – признался Карл.

– А у вас сохранились какие-нибудь фотографии тех лет из Лейпцига? – поинтересовалась Элинборг. – Может быть, с Лотаром или другими?

– Нет, с Лотаром точно нет, да и с Эмилем навряд ли. Но у меня сохранилась одна фотокарточка с Томасом и его подругой Илоной. Она была из Венгрии.

Карл встал и подошел к большому секретеру, достал оттуда старый фотоальбом и полистал его. Найдя нужную фотографию, он протянул ее Элинборг. Снимок был черно-белый. На нем были запечатлены юноша и девушка, держащиеся за руки. Солнце светило им в лица, и они улыбались в объектив.

– Они стоят перед собором святого Фомы, – пояснил Карл. – Снимок сделан за несколько месяцев до исчезновения Илоны.

– Я слышала эту историю, – ответила Элинборг.

– Я присутствовал при ее аресте, – проговорил Карл. – Просто ужасно. Злоба и беспощадность. Никому так и не удалось выяснить, что с ней сталось. Я думаю, что Томас так и не оправился.

– Она была очень идейной, – заметила Ульрика.

– Илона участвовала в оппозиционном движении, – объяснил Карл. – Это тогда не приветствовалось.

Эрленд постучал в дверь палаты. Завтрак только что закончился, но в столовой все еще звякали посудой. На этот раз Эрленд взял с собой Сигурда Оли. Услышав голос Харальда, доносящийся из комнаты, Эрленд открыл дверь. Харальд, как и прежде, сидел на кровати, опустив вжатую в плечи голову и уткнувшись взглядом в пол. Он постарался выпрямиться, когда полицейские вошли в палату.

– Кто это еще с тобой? – проворчал он, увидев Сигурда Оли.

– Мой коллега, – ответил Эрленд.

Харальд даже не поздоровался с Сигурдом Оли, вместо этого он бросил угрожающий взгляд в его сторону. Эрленд уселся на стул напротив старика. Сигурд Оли остался стоять, прислонившись к стене.

Дверь в палату открылась, и в щель просунулась седая голова.

– Харальд, – позвала голова, – сегодня вечером в одиннадцатой палате будут служить вечерню.

Человек не стал дожидаться ответа и тут же скрылся.

У Эрленда округлились глаза.

– Вечерня? – удивился он. – С трудом могу представить вас за вечерней молитвой.

– Вечерней мы называем тут выпивку, – прошептал Харальд. – Надеюсь, вас это не касается.

Сигурд Оли усмехнулся себе под нос. Его мысли были заняты совсем другим. Он покривил душой в утреннем разговоре с Элинборг. Бергтора ходила к врачу, и тот сказал, что еще неизвестно, как будет развиваться дальше ее беременность. Бергтора старалась бодриться, передавая ему слова врача, но он-то видел, что она готова расплакаться.

– Давай покончим с этим делом, – проскрипел Харальд. – Может быть, я и не сказал вам всю правду, но это все ж таки, с моей точки зрения, не дает вам права вот так относиться к людям. Но собственно… я хочу…

Неуверенность Харальда удивила Эрленда. Старик поднял голову, чтобы посмотреть инспектору прямо в глаза.

– У Йоуи оказалась гипоксия, – заявил Харальд, снова опустив голову. – В этом все дело. При рождении. Врачи утверждали, что все будет в порядке, ребенок будет развиваться нормально, но потом выяснилось, что он не такой, как все. Когда Йоуи подрос, он не был похож на других мальчишек.

Сигурд Оли взглянул на Эрленда и подал ему знак, что не понимает, о чем старик говорит. Эрленд пожал плечами. Что-то изменилось в поведении Харальда. Он не походил на себя самого, стал как будто мягче.

– Так мы узнали, что он со странностями, – продолжал бывший фермер. – Недоразвитый. Умственно отсталый. Йоуи был добродушным, но не мог контролировать свои действия и был необучаем, не умел читать. Мы довольно поздно осознали это, с трудом признались самим себе и не хотели смириться с его болезнью.

– Вашим родителем пришлось несладко, – заметил Эрленд после наступившего продолжительного молчания. Похоже, Харальд не собирался что-либо добавлять к сказанному.

– Когда они умерли, настал мой черед присматривать за Йоуи, – произнес в конце концов Харальд, уставившись в пол. – Мы жили на хуторе, пока не надорвались. Пришлось продать хозяйство. Землю высоко оценили, поскольку она находилась так близко от Рейкьявика. Мы держали ее в порядке. Нам удалось купить квартиру, да еще и отложить кое-что на черный день.

– Что вы хотели нам сказать? – не вытерпел Сигурд Оли. Эрленд чуть не испепелил его взглядом.

– Это мой брат снял колпак с колеса, – проговорил Харальд. – Вот и все преступление, а теперь оставьте меня в покое. Дело закрыто. Я просто не понимаю, почему вы раздули из мухи слона. Через столько лет! Он открутил колпак. Разве это преступление?

– Вы говорите о черном «Фолкэне»? – спросил Эрленд.

– Да, о черном «Фолкэне».

– То есть Леопольд приезжал к вам на хутор? Теперь вы признаете это? – подвел итог Эрленд.

Харальд кивнул.

– По-вашему, это повод, чтобы молчать столько лет? Водить всех за нос?! – разозлился инспектор.

– Только не надо мне читать мораль, – огрызнулся Харальд. – Ни к чему.

– Народ бился столько лет! – негодовал Эрленд.

– Мы ему ничего не сделали. С ним ничего не случилось.

– Вы ввели в заблуждение следствие.

– Киньте меня за решетку, – пробурчал Харальд. – От этого ничего не изменится.

– Так что же произошло? – Сигурд Оли решил вернуться к теме разговора.

– Мой брат был умственно отсталым, – повторил Харальд. – Он ничего ему не сделал, тому человеку. Йоуи никогда не проявлял никаких признаков жестокости. Ему просто понравился чертов колпак, и он его стащил. Но ведь осталось еще три колпака! Йоуи решил, что тому типу хватит и трех.

– И как же отреагировал хозяин машины? – спросил Сигурд Оли.

– Полицейские искали пропавшего человека, – заговорил снова Харальд и посмотрел на Эрленда. – Я не хотел быть замешанным в это дело. Вы, легавые, все усложнили бы, если бы я рассказал о том, что Йоуи стянул один колпак. Вы бы стали докапываться, убил ли он того парня, а он ему ничего не сделал. Но мне не поверили бы и забрали бы Йоуи.

– Что же сделал тот человек, когда ваш брат снял колпак? – повторил свой вопрос Сигурд Оли.

– Он рассвирепел.

– И что произошло потом?

– Он набросился на моего брата, – заявил Харальд. – Ему не следовало так поступать, поскольку хоть Йоуи и был слабоумным, силы у него имелось предостаточно. Йоуи сбросил его с себя как пушинку.

– И убил его, – закончил Эрленд.

Харальд медленно поднял голову над ссутуленными плечами:

– О чем я вам только что говорил?

– Почему мы должны вам верить, если вы скрывали правду все эти годы?

– Я принял решение представить дело так, будто он никогда к нам не приезжал, что мы никогда его не видели. Так было проще. Мы ему ничего не сделали. Он уехал от нас живым и невредимым.

– Почему мы должны верить вам сейчас? – настаивал Сигурд Оли.

– Йоуи никого не убивал, – повторил Харальд, отчетливо произнося каждое слово. – Никогда. Он даже мухи не обидел в своей жизни, мой Йоуи. Но вы никогда бы этому не поверили. Я попробовал уговорить брата отдать колпак, но он не хотел признаваться, куда спрятал эту штуковину. Йоуи был как сорока. Его притягивало все блестящее, а те колпаки оказались сверкающими и переливающимися. И ему захотелось взять себе один из них. Вот и все его преступление. А тот тип разбушевался не на шутку, стал угрожать мне и Йоуи и хотел наброситься на брата. Мы сцепились, и он с позором бежал. Больше мы его не видели.

– Почему я должен вам верить? – повторил Эрленд.

Харальд фыркнул.

– Мне наплевать, веришь ты мне или нет, – заявил он. – Можешь относиться к этому как хочешь.

– Почему вы не рассказали эту замечательную историю о своем братце полиции, когда велись поиски пропавшего человека?

– В полиции не проявили большого интереса к деталям, – ответил Харальд. – Они не искали никаких объяснений. Допросили меня, на том дело и кончилось.

– То есть после ссоры агент уехал от вас? – уточнил Эрленд, проклиная разгильдяйство Нильса.

– Да.

– Без колпака?

– Да, уехал без колпака.

– Что сталось с колпаком? Вы узнали, куда Йоуи его спрятал?

– Я закопал его, как только полиция начала поиски того парня. Йоуи рассказал мне, куда засунул колпак. Я вырыл ямку за домом и закопал его там. Можете поискать.

– Ладно, – заключил Эрленд. – Мы пороемся на задворках. Посмотрим, что мы там найдем. Но думаю, вы скрываете что-то еще.

– Пф, – фыркнул Харальд. – Мне все равно, что вы там себе думаете.

– Так что еще? – настаивал Эрленд.

Харальд хранил молчание. Может быть, он решил, что уже достаточно рассказал. Сигурд Оли взглянул на Эрленда. В комнате наступила тишина. Шум доносился только из столовой и коридора. Старики прохаживались в ожидании обеда. Эрленд встал.

– Спасибо, – поблагодарил он Харальда. – Информация будет нам полезна. Она была бы еще более актуальной тридцать с лишним лет назад, однако…

– Он обронил свой бумажник, – буркнул Харальд.

– Бумажник? – удивился Эрленд.

– Во время стычки. Этот чертов агент потерял свой бумажник. Мы обнаружили его уже после отъезда вашего фигляра. Лежал на том месте, где стояла машина. Йоуи нашел его и припрятал. Иногда у него голова все же работала.

– Он потерял кошелек?

– Да.

– Что вы сделали с бумажником? – спросил Сигурд Оли.

– Закопал вместе с колпаком, – проговорил Харальд, и на его губах вдруг появилась слабая улыбка. – Вы найдете его на том же месте.

– Вы не думали вернуть бумажник хозяину? – спросил Эрленд.

– Я хотел было, да не нашел его имени в списке. А потом приехали полицейские и стали расспрашивать об этом человеке, и я решил закопать кошелек вместе с колпаком.

– Вы имеете в виду, что имя Леопольд не значилось в телефонной книге?

– Да, я не встретил никого с таким именем.

– С таким именем? – переспросил Сигурд Оли. – А как точно его звали?

– Я не вдавался в подробности, но в бумажнике, помимо документов, где значилось то имя, которым он представился – Леопольд, оказалось еще удостоверение на другое имя.

– Другое имя? – удивился Эрленд.

– Йоуи был забавным, – заметил Харальд. – Он все время крутился вокруг того места, где я зарыл колпак. Иногда ложился на землю или садился там, где, как он знал, был спрятан его трофей. Но он не осмеливался выкапывать его. Не решался прикоснуться к нему снова. Ему было стыдно. Он плакал у меня на груди после драки. Бедняга!

– Какое еще там было указано имя? – прицепился Сигурд Оли.

– Не помню, – заявил Харальд. – Я вам рассказал что требовалось, а теперь убирайтесь. И оставьте меня в покое!

Эрленд отправился на хутор у Мшистой горы. Северный ветер принес похолодание. Наступила осень. Эрленд подмерз, пока бродил вокруг дома, и плотнее запахнул пальто. Когда-то вдоль сада шел забор, но теперь он был поломан во многих местах и утопал в траве. Перед уходом полицейских Харальд объяснил Сигурду в двух словах, где примерно он закопал колпак от колеса.

Эрленд отыскал лопату, отмерил нужное расстояние вдоль стены и принялся копать. Колпак был спрятан неглубоко. Эрленд разгорячился от работы, сделал перерыв и закурил. Потом продолжил копать. Углубившись на метр, он не нашел никаких признаков искомого предмета и принялся расширять яму. Передохнул еще раз. Уже давно он не занимался физическим трудом. Выкурил другую сигарету.

Через десять минут лопата наткнулась на что-то, и инспектор понял, что нашел колпак от колеса черного «Фолкэна».

Он аккуратно расчистил его, опустился на колени и соскреб с него руками землю. Вскоре колпак показался полностью, и Эрленд осторожно извлек его из земли. Колпак был покрыт ржавчиной, но совершенно точно это была деталь от «Форда Фолкэна». Детектив встал и постучал колпаком по стене, чтобы сбить остатки земли. Послышался металлический звук от удара о стенку.

Эрленд отложил найденный предмет в сторону и заглянул в выкопанную яму. Ему предстояло еще найти бумажник, о котором говорил Харальд. В том месте, где лежал колпак, он его не находил. Пришлось снова встать на колени и, склонившись над ямой, покопаться руками в земле.

Все оказалось так, как и сказал Харальд. Эрленд обнаружил бумажник в том месте, где лежал колпак. Он бережно взял его в руки и встал на ноги. Это был самый обычный черный кожаный кошелек продолговатой формы. Длительное лежание в земле не пошло ему на пользу, поэтому Эрленд вынужден был обращаться с ним предельно осторожно, чтобы тот не рассыпался. Открыв бумажник, он увидел чековую книжку, несколько исландских денежных купюр, давно вышедших из употребления, какие-то клочки бумаги и водительские права на имя Леопольда. Сырость сильно попортила фотографию, и на ней ничего нельзя было различить. В другом отделении обнаружился еще один документ. Эрленд решил, что это иностранные права, фотокарточка на них пострадала меньше, чем на исландских документах. Инспектор внимательно вгляделся в изображение, но человек на снимке был ему незнаком.

Эрленд подумал, что права выданы в Германии, но они были так сильно испорчены, что слова практически стерлись. Он разобрал имя человека, но его фамилию прочитать не удалось. Эрленд повертел бумажник в руках и посмотрел вдаль.

Он узнал имя на документах.

Ему удалось прочитать слово «Эмиль».