Текст книги "Здравствуйте, Эмиль Золя!"

Автор книги: Арман Лану

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

Часть первая
ФОНТАН ПОД ПЛАТАНАМИ

О край любви, цветущий, словно май,

Я навсегда твой верный сын, мой край!

Глава первая

Париж, улица Сен-Жозеф, 10. – «Малыш Эмиль-Эдуард-Шарль-Антуан, наш сын». – Франческо Золя – герой романа.

– Алжир и холера. – Марсель и Каталан, Экс-ан-Прованс и проблема воды. – Франсуаза-Эмили-Орели Обер из Дурдана.

– Первое знакомство с толпой. – Тупик Сильвакан: дом г-на Тьера. – 1847 год – смерть отца.

На улице Сен-Жозеф, возле дома 10, консьержка настилала солому, чтобы хоть как-то заглушить шум грохочущих по мостовой повозок, но она ничего не могла поделать с пронзительными выкриками возчиков, почтальонов и продавцов газет, доносившихся с улицы Круасан и из квартала Виктуар. Чья-то жизнь угасала на втором этаже, а на четвертом – крик новорожденного возвестил о начале новой. Возле дома, построенного год назад рядом с кладбищем, где были погребены (Мольер и Лафонтен, начиналась обычная вечерняя суета: люди шмыгали меж домами, лепившимися друг к другу, мрачными, потемневшими от старости, закопченными пороховым дымом парижских восстаний.

– Добрый вечер, господин Золя! – бросила консьержка стремительно вошедшему в дом мужчине – плотному, коренастому, небольшого роста человеку с могучей шеей, круглой головой, обвислыми усами, приплюснутым носом и темной шевелюрой.

– Ну как там наверху? – спросил он.

– Не волнуйтесь, ваша женушка довольна! Ей повезло. Можете начинать все сначала.

Подбоченившись, как рыночная торговка, и выставив вперед живот, консьержка проводила глазами жильца, поднимавшегося по лестнице.

Эту квартиру на четвертом этаже Франсуа (Франческо) Золя снял в прошлом году. 1200 франков за такую квартиру, затерявшуюся между узкой улочкой Сантье и улицей Монмартр, – деньги немалые. Жить под самой крышей шумно и тоскливо, однако Эмили здесь нравилось. А теперь вот еще малыш… Настоящий человечек. С двумя глазами и с двумя ручонками. Эмили вчера уверяла, что первые дни он размахивал ими, как утопающий. Что и говорить, ребенок в сорок пять лет – поздновато!

Франсуа Золя отметил в записной книжке: «2 апреля 1840 года. В 11 часов родился малыш Эмиль-Эдуард-Шарль-Антуан, наш сын». Отеческая забота, наивность, любовь к жене чувствовались в этих словах.

Франсуа толкнул дверь. Пронзительный крик ошеломил его. Что с ребенком, холера? Воспаление легких? Он бросился к жене:

– Эмили, Эмили!

– Франсуа, дорогой, – раздается сонный голос Эмили, – добрый вечер!

Взволнованный отец успокаивается, швыряет шляпу на стол, с которого падают какие-то чертежи, и проходит в комнату. Жена встречает его улыбкой. Ребенок морщится. «О святая мадонна, какой же он очаровательный уродец!»

– Ты такой красный, ты что, бежал? – спрашивает Эмили. – Ну как, ты видел господина Тьера?

– О, при новом кабинете это невозможно. Он же глава правительства… Я принес тебе микстуру доктора Джексона. Знаешь, малышу…

– Ну, ну!

– В общем ему надо сделать прививку!

– Конечно… Странно, что сейчас беспокоишься ты, а не я…

Эмиля Золя окрестят 30 апреля, а 16 мая привьют оспу. Мать и отец отдают должное и древней религии, и молодой науке. А тем временем парижские газеты «Сьекль» и «Пресс» захлебываются новостями. Их печатают на новых машинах по тысяче двести экземпляров в час. Захватывающие события в Алжире… Два килограмма великолепного хлеба стоят 87 сантимов и 50 су… Ах, эти доли сантимов! Швейцарская академия устраивает выставку «образцов дагерротипов»… Г-н Тьер управляет государством уже шесть месяцев… На заставе Комба в воскресенье, в б часов, будет показано грандиозное зрелище: битва зверей…

Жизнь Франческо, инженера, была куда романтичнее, чем жизнь Эмиля, романиста. Издавна, в течение многих веков, семейство Золя, жившее в Венеции, поставляло миссионеров или кондотьеров. Дед Франсуа Золя, Антуан, был пехотным капитаном и служил Республике. Его сын, Демениус-Шарль, женился на Николетте Бондиоли, и от этого брака родился 8 августа 1795 года в Венеции Франсуа Золя, который поздно узнал отцовство.

Время в Европе было тревожное и отнюдь не благоприятствовало семейным утехам. Император-корсиканец опустошил все. Зато военные преуспевали. Всю жизнь Франсуа Золя пришлось метаться по воле событий между красным и черным цветом времени, между красным мундиром офицера и партикулярным платьем. Сначала он учится в военной школе в Павии, затем в Модене. Изучает инженерное дело, баллистику… терпит обиды и унижения. В семнадцать лет он уже младший лейтенант артиллерии (1812–1815) в армии вице-короля принца Евгения-Наполеона. Но вскоре рухнула Наполеоновская империя, и Венеция стала австрийской. В армии насаждается палочная дисциплина, и Золя оставляет военную службу. Он – либерал, карбонарий и франкмасон. В университете в Падуе он завершает свое образование и получает диплом инженера. Как истый итальянец, он непоседлив и отправляется в Австрию, где сотрудничает с концессионером шевалье Герстром и в качестве геодезиста горного участка Австрии намечает первую трассу европейской железной дороги от Линца до Висбадена (июнь 1823 года) и от Линца до Гмундена. Мир начинает интересоваться железными дорогами и поездами, которые тянут по рельсам лошади. Настанет время, и сын напишет роман «Человек-зверь», вспоминая, как поезда мешали ему спать! Во время июльской революции банк, где Франсуа был сначала вкладчиком, а затем пайщиком, лопнул[1]1
  Большинство этих данных приводит сам Франсуа Золя, который записывает так:
  «Франсуа Золя родился в Венеции 8 августа 1795 года. Его отец был полковником инженерных войск и инспектором военных сооружений. Во времена Империи его два дяди погибли, находясь на военной службе во Франции: один – командир полка, другой – командир батальона. Наконец, один из его ближайших родственников – генерал-лейтенант граф де Ловенто, чье имя начертано на Триумфальной арке на площади Звезды…».


[Закрыть]. Из Австрии Франсуа Золя перебирается в Голландию, потом в Англию.

В 1830 году неугомонный романтик, человек свободолюбивый, Франческо опять во Франции. Спустя год он уже в Алжире – выхаживает больных холерой в госпитале алжирского дея. Здесь стоит напомнить об одном курьезном обстоятельстве. В Алжире Франсуа Золя встречается с неким Жаном-Антуаном Жионо. Это был настоящий великан, либерал и карбонарий, как и Франсуа, в прошлом землевладелец в Монтечемоло, в Пьемонте. Ему пришлось бежать из Италии, где его приговорили к смертной казни, правда уже заочно («к счастью для меня», скажет Жан Жионо). В чужом краю, опустошенном холерой и желтой лихорадкой, эти два человека становятся друзьями. Жан-Антуан Жионо сумел найти лирику жизни и в этой драматической ситуации, которая в будущем даст повод его внуку написать свой шедевр «Гусар на крыше». Он идет добровольцем-санитаром. Когда эпидемия кончилась, друзья расстались. В июле 1831 года мы встречаемся с Франсуа Золя, уже лейтенантом только что созданного Иностранного легиона, в Алжире. И снова красное одерживает верх над черным.

Красное, помимо всего, – цвет безумной любви, и мундир легионера производит неотразимое впечатление на женщин. В 1832 году, когда Франсуа Золя было тридцать семь лет, он увлекся супругой унтер-офицера Фишера, немца по национальности, который бессменно служил каптенармусом. Неожиданно мужу предписывают возвратиться на родину. Франсуа умоляет свою любовницу остаться – пусть Фишер уезжает один! В ответ она предлагает ему бросить армию и следовать за нею. Франсуа нравится в завоеванном Алжире. Да и у начальства он на хорошем счету. Нет, он не подаст в отставку. Красотка поднимается по трапу. Любовник вне себя. Судно отчаливает, увозя обожаемую. Офицер бросается в бурное, исхлестанное волнами море… Франсуа спасают. В полубреду он все время что-то твердит о Фишерах. Самоубийство, даже из-за любви, вызывает подозрение. Вскоре в кассе склада одежды, который был под контролем Франсуа, обнаруживают недостачу в 1500 франков. Деньги взял Франсуа по настоянию прелестной г-жи Фишер, но с надеждой вскоре возвратить эту сумму. Красотка же, заполучив денежки, присоединяется к… мужу. Словом, г-жа Фишер жульничала под прикрытием Гражданского кодекса. Фишер не стал упорствовать, возвратил долг, и военные власти под нажимом герцога Ровиго констатировали отсутствие состава преступления. Франсуа Золя подает в отставку. Его военная карьера лопается во второй раз[2]2
  В 1898 году журналист Жюде, нелегально получивший некоторые сведения от начальника разведывательной службы армии полковника Анри, опорочит память Франсуа Золя. Генеральный штаб, на который нападал Золя, раздул это злоключение. Вот единственный объективный документ – послужной список лейтенанта Франсуа Золя. В нем черным по белому написано:
  «Золя (Франсуа-Антуан-Жозеф-Мари), сын Демениуса-Шарля и Николетты Бондиоли, родился 8 августа 1795 года в Венеции (Италия). Лейтенант Иностранного легиона с 20 июля 1831 года. Подал в отставку 4 ноября 1832 года. Исключен из списков 6 декабря 1832 года. Участвовал в кампании 1832 года. Африка».


[Закрыть].

15 января 1833 года на корабле «Зебра» Франсуа Золя прибывает в Марсель. Разноязычный гомон огромного порта, апельсины, рыба, баланчеллы, запахи требухи и раскаленных улиц, великолепие ярко-красного цвета после белизны алжирских улочек поражают Золя. Желтая рыбная похлебка с чесноком и пряностями, тимьян, чесночный соус, очаровательные, со стройными ножками, острые на язычок девчонки, мерное покачивание кораблей – все это заглушает боль разлуки.

Франсуа Золя прогуливается по набережной и на каждом шагу вспоминает Венецию. Он рассматривает береговую часть города – Каталан. Тут бы построить гавань. Она существовала еще при финикийцах. «Я бы построил гавань в Каталане сам, своими собственными руками!» (Сын же будет создавать мир с помощью пера.) Все его проекты, выношенные некогда в тяжкие годы военной службы, а потом забытые, ударяют ему в голову, как касиское вино, которое в моменты грустных холостяцких раздумий он пьет в бистро квартала Ла-Белль-де-Ме.

Учредив на улице Арбр техническую контору, Золя начинает проводить опыты с газовым освещением. Но он слишком запоздал с приездом в Каталан. Предпочтение отдано проекту Жолиетта (как теперь можно сказать, ошибочно). А жаль, жаль! Пропала такая идея… А что стоил проект укрепления Парижа!.. У него размах гения: он предлагает создать оборонительную линию с изолированными фортами – именно то, чего так не хватало в 1870 году. Копать землю? Это нетрудно. Посмотрите на проект, монсеньор… Эта железная пасть, которая вгрызается в землю, эта «землеройка» заменит десять Человек… Я вам представляю свой «Трактат о нивелировке»…

Принц де Жуанвиль расскажет о нем королю.

Сам Тьер, лицо которого чем-то на помина от старьевщика, снисходительной улыбкой удостоивает приема инженера.

Франческо знает город Экс, родину этого дельца-министра. Какой контраст с Марселем! Бывшая Столица Прованса – теперь простая супрефектура с 25 000 жителей – спит непробудным сном. Городок тихий, мещанский, скромненький, с красивыми фонтанами… Название его некогда говорило об изобилии воды в этих местах, а сейчас город страдал от недостатка воды в летние месяцы. Но где же ее взять? И вот Франсуа Золя повязывает платком голову и без устали шагает по полевым дорогам. Воду можно взять в Горж, в районе горы Сент-Виктуар, у Рок-От и возле ужасных гор Инферне. Для этого только нужно соорудить систему плотин, какие он раньше видел в Австрии. Эксу нужна вода. В Эксе изготовляют шляпы. Давят оливковое масло. Здесь много студентов. Теологов. В Эксе помнят Мирабо. И это, пожалуй, все. Провансальский Версаль, как его называют, рискует превратиться в стоячее болото. Теперь, когда «землеройки» уже строятся, надо осуществлять проект номер один: канал!

Это была заря современного капитализма. Всюду риск. Гражданскому инженеру приходится быть подрядчиком по выполнению своих собственных проектов. (Кому, кому, а Лессепсу все это понятно!) Нужно основать компанию, убедить власти, войти в сделки с лентяями, глупцами, пройдохами, бороться с деревнями, озабоченными лишь собственной выгодой, и с дворянчиками, такими, как маркиз де Галифе, владелец Толоне. Пышно расцветают должностные преступления и взяточничество. Ни поддержка местных властей, ни умелая помощь мэра, г-на Од, не продвинули дело. Поэтому Франсуа Золя отправляется в Париж. Если Тьера не заинтересует канал, который разбудит его родной город, то что же может заинтересовать вихрастого карлика? Франсуа спорит с г-ном Тьером, с этим распутником, комбинатором, пройдохой, этой провансальской Селестиной. Он обивает пороги контор, горячится, увлекается, но дело подвигается туго.

Однажды воскресным утром, выходя после обедни из церкви Св. Евстафия, итальянец вдруг останавливается как вкопанный перед незнакомой девушкой. Она не похожа на венецианскую мадонну и еще менее на г-жу Фишер. Она, казалось, сошла с картины Греза. Франсуа влюблен! Это была хрупкая провинциалочка с улицы Клери, дочь маляра-подрядчика Франсуаза-Эмили-Орели Обер, рожденная 6 февраля 1819 года в Дурдане, что в Иль-де-Франс. 16 марта 1839 года Золя женится на Этой красавице с осиной талией и увозит ее в свадебное путешествие по Провансу, которое длится двенадцать месяцев. В 1840 году они возвращаются в Париж. Эмили ждет ребенка.

Так будущий великий автор романов о наследственности, рассматриваемой как двигатель романтической интриги, оказывается обладателем удивительно устойчивого франко-итальянского генеалогического древа. Эмили, его мать, нежна, чувствительна и нервозна; отец – великолепный тип стендалевского одержимого человека, страстного и порывистого. Итак, родословная известна.

Ах да, еще две детали: Эмили на двадцать пять лет моложе своего пылкого мужа, и все в семье хотят мальчика.

Господин Тьер уважал Франсуа Золя. Но даже при поддержке министра дела идут плохо. Частенько усталый инженер только поздно вечером возвращается на улицу Сен-Жозеф, бывшую Тан-Пердю. Жена его очаровательна, но так нервозна! Она часто жалуется на спазмы в горле… Малыш выглядит хилым, бледным, и ему нанимают кормилицу в Дурдане, где вдоволь молока и свежего воздуха. Но скоро несчастье заставило взять его обратно. Двухлетний мальчик заболевает менингитом. Пиявки не помогают, жизнь его в опасности. Но постепенно мальчик поправляется. Опасность миновала.

В этой обстановке борьбы, усталости, напряженной городской жизни Эмиль начинает свое знакомство с внешним миром. Когда спустя полвека доктор Тулуз попросит Золя рассказать об этих годах, воспоминания окажутся расплывчатыми: площадь Карусель; зрелище военного парада с плеч отца; море лошадиных грив, сверкающие каски… Вокруг течет людской поток… Мальчик прижимается коленками к отцовской шее и испуганно закрывает ладошками глаза отцу. Тот смеется:

– Тебя испугали солдаты?

– Нет… Толпа.

Другое воспоминание. Отец привел его к тому месту, где рыли землю. Это стройка. Папа – просто какой-то великан, разворачивающий землю! Запах разрытой земли бьет ребенку в нос…

Но вот еще одно воспоминание. В последний день карнавала они идут на Ближние бульвары, чтобы посмотреть разукрашенного быка, которого водят по улицам. В ту минуту, когда проезжает колесница Индустрии с полуобнаженными танцовщицами, которые бросают в толпу цветы, Эмиль неосторожно выпускает руку отца.

– Боже мой! Эмиль! Эмиль! – вскрикивает г-жа Золя. – Франсуа, где Эмиль?

А Эмиль, задыхающийся, растерянный, испуганный, мечется в бушующем людском потоке. Он погибает, тонет… но ненадолго. Чьи-то руки хватают его. И он снова взлетает на плечи отца. Спасен! Бледный, дрожащий ребенок смотрит широко раскрытыми глазами на море голов… Он никогда не забудет эту картину… Эмиль разражается слезами. Потом все они возвращаются домой. Мальчика продолжает бить лихорадка.

– А знаешь, Эмили, – говорит Франсуа, – Париж не для малыша. Надо мне побыстрее улаживать свои дела.

В три года Эмиль был бледным, слабеньким ребенком, похожим на девочку. Таким ли должен быть отпрыск крепких молодцов, ремесленников и крестьян Иль-де-Франса или потомок наемных венецианских солдат?

Вся семья, включая тестя и тещу, с превеликой радостью переехала в Экс. В апреле 1843 года Франсуа Золя подписывает договор с муниципалитетом и с мэром города. Маленький Эмиль открывает для себя богатый и солнечный город, укрывшийся под тенистыми платанами, которые идут на смену старым вязам, свидетелям великого века. Он видит желтые, выцветшие от солнца крыши, слышит певучий говор южан. Семья устраивается сначала в скромной квартирке на улице Сент-Анн, потом перебирается в просторный дом Тьера в тупике Сильвакан[3]3
  Теперь Сильвакан – переулок.


[Закрыть].

Эмилю четыре – года. Он бегает по двору, носится между острыми, как ножи, листьями агав и олеандров. В домике, крытом новой черепицей, всего один этаж; рядом сад, пестрый, словно разноцветный шелк. Отец сидит на железном стуле, скрестив ноги, и читает. Этот «г-н Золя» походит на «г-на Бертена», каким его увидел «г-н Энгр». Эмили вяжет; ей двадцать четыре года, она еще красива, но уже полнеет; вокруг головы – пышные косы; глаза навыкате; нижние веки припухли, лицо невозмутимо спокойно. Она кажется величественно-безмятежной при всей своей нервозности, которую пытается скрыть, – так колодец скрывает свою глубину.

Кстати, о колодце: в саду Эмиль все время вертится около него. Это смешной колодец. Он – общий. Арман Люнель, автор «Миндаля в Эксе» и «Красавицы у фонтана», писал по этому поводу, что «вообще-то общий колодец – крайне редкое явление, но на юге, где вода столь драгоценна, такая система распределения воды между соседями иногда вызывалась необходимостью».

Эмиль обожает это странное зеркало. Смотреть вниз и видеть в воде небо, перевернутую стену – вот здорово! А если бросишь камешки – услышишь таинственный голос: буль-буль-буль!

– Эмиль, что ты вечно вертишься у колодца! Кончится тем, что ты в него свалишься!

Право же, он становится разбойником! А как он окреп! Франсуа смеется над опасениями Эмили. Они смотрят на мальчишку, который…

– Боже мой, Франсуа, Эмиль залез на смоковницу!..

Эмиль обрел страну своего детства.

11 мая этого же года газета «Семафор де Марсей» сообщила в хронике, отведенной для новостей из Экса:

«Мы счастливы объявить жителям нашего города, что Государственный совет, собравшийся 2-го числа сего месяца, признал целесообразность строительства общественного канала по проекту Золя и одобрил целиком договор от 19 апреля 1843 года, заключенный этим инженером с городом».

Восемь лет тянулась волокита! Целых восемь лет!

В доме, окруженном платанами, под неумолчное журчание фонтанов мальчик жил своими обычными детскими заботами и радостями. Повседневная дрема старинного городка не вызывала у него беспокойства, а кроме того, Эмили и ее родители не спешили пичкать ребенка плодами раннего образования. На всю жизнь Золя сохранит приятные воспоминания об этом времени, застывшем, словно поверхность пруда. Поль Алексис, самый верный его друг, писал: «Он любил эти засаженные платанами дворы, где мягко струились фонтаны, эти извилистые улочки, тянувшиеся вдоль красивых особняков, эти дома с массивными резными дверьми, наглухо отгораживающими людей от внешнего мира».

В безмятежном краю если уж приучают ребенка к каким-то порядкам, то только к одному – к послеобеденному отдыху.

Эмиль играет в камешки, возится в песке, строит запруды. Он напоминает скорее пастушонка из Пилон-дю-Руа, чем маленького буржуа. Для него все событие – и впервые найденный богомол, и пойманная стрекоза, и птенец, вывалившийся из гнезда.

Осенью 1846 года получен наконец королевский указ. Работы начинаются, и смышленый мальчуган отправляется посмотреть на рабочих, которые будут взрывать скалы Инферне. Часто он встречает там великана, с которым отец всегда говорит об Италии, употребляя какие-то непонятные слова: карбонарий, свобода или смерть, холера, заочное осуждение… Это был Жионо, появившийся в Эксе и ставший десятником на стройке. Эмиль копается в луже, размешивает грязь. Отец Эмиля делает то же самое, что и сын, только по-правдашнему. Вот здорово!

Маленький дикарь становится серьезным, задумчивым мальчуганом с красивым выпуклым лбом. Асимметрия лица, которая станет значительнее с годами, была почти неприметна, ее выдавали только глаза. Однако он какой-то худосочный. До пяти лет он не четко выговаривал некоторые буквы. Произносил s как t, чем раздражал родителей, которых раньше это умиляло. Однажды отец дал Эмилю сто су только за то, что малыш правильно наконец произнес слово cochon (поросенок), а то обычно он произносил нечто среднее между cotton и cosson.

Все это – игры, свежий воздух, беззаботная жизнь, когда не надо тянуть школьную лямку, – мало влияло на Эмиля: он оставался слишком робким, как девочка, и очень избалованным ребенком. В семь лет он еще не знал азбуки.

Через несколько дней после первых взрывов в скалах Жомегарда Франсуа Золя отправляется в Марсель. В почтовом дилижансе собачий холод. Приехав в Марсель, он начинает сильно кашлять. В прошлом намучившись и еле избавившись от малярии, теперь он с трудом переносит малейшую простуду. Владелец отеля «Медитерране» на улице Арбр, г-н Муле, вызывает врача. Диагноз: воспаление легких. Муле извещает семью больного. В этом красавце-городе, затянутом багряной дымкой, в городе солнца, где Франсуа снова ощутил прелесть жизни, ему, венецианскому строителю, через несколько дней, в марте 1847 года, суждено будет расстаться с жизнью. Какая ирония судьбы! Дать ход огромным административным и финансовым начинаниям, основать дело с капиталом 600 000 франков, склонить на свою сторону Административный совет, бороться против тех, кто вздувает цены на земли, не щадить – своих сил – и вот, пожалуйста, ваше же творение убивает вас. А ведь ему так хотелось вдохнуть жизнь в городок!

Эмили приезжает вместе с малышом. Он никогда не забудет встречи с умирающим Лазарем и позднее воспроизведет в «Странице любви» страдания своей матери, обезумевшей от горя. Достаточно заменить Марсель Парижем, чтобы воскресить эту драму.

«Элен не знала ни одной улицы, не знала даже, в какой части города она находится; целую неделю она неотступно просидела возле умирающего, слыша, как Париж грохочет под ее окнами… Когда она впервые снова вышла на улицу, она была вдовой. Ее до сих пор охватывала дрожь при мысли об этой большой неуютной комнате с множеством пузырьков от лекарств и неразложенными чемоданами…»[4]4
  Эмиль Золя, Собр. соч., т. 7, ГИХЛ, М., 1963, стр. 22.


[Закрыть].

Спустя несколько месяцев на стройку приезжает глава оппозиции, сделавший карьеру пятидесятилетний г-н Тьер. «Великий» карлик, вспомнив собственное несладкое детство в Эксе, распорядился привести к себе мальчишку-итальянца. Он обещает помочь в начавшихся судебных процессах. Тьер гладит Эмиля по щеке. Он взволнован… но только своими воспоминаниями. Его интересуют школьные успехи Эмиля… Как, нет никаких успехов? Марш в школу, сын Золя!

Трубят фанфары. Речи. Черт их подери! Окутанный знойной летней пылью, изумленный Эмиль возвращается домой. Неужели это чучело с тонюсенькими ручками – великий человек?!

– Бабуся, где папа? – спрашивает Эмиль у бабушки Обер.

– Папа на небесах, – отвечает она. Кругленькая, со щеками, покрытыми пушком, как у персика, она, несмотря на траур, не утратила своей жизнерадостности.

– Иди играть, Эмиль! Мне надо еще повидать старьевщика.

Да, теперь им пришлось познакомиться и со старьевщиком. Контракты предвидели все, кроме смерти. Надо было думать о процессах, об адвокатах, о судебных исполнителях. Старая дама боролась яростно. Гроши тоже не валяются на дороге. Она не доверяет этим слишком уж приветливым южанам, у которых за внешним радушием скрывается та же жажда наживы, что и у всех. Накинув на голову шаль и захватив что-то под мышку, она из открытого окна посматривает на Эмиля, который возится в пыли с соседской собакой. Этот мальчуган обожает собак.

– Эмили, я ухожу! – кричит она.

Эмили плачет. «Боже мой, – думает госпожа Обер, – может быть, не надо было разрешать ей выходить замуж за человека на двадцать пять лет старше ее. Кто знает?! Не господин же Тьер станет заступником и кормильцем, если нас обдерут как липку… Конечно, надо определить мальчишку в школу, непременно надо». Бабушка проскальзывает в маленькую калитку и направляется в узкий тупичок. Под платанами на бульваре, который охватывает кольцом город, опускается золотистый вечер. Возле бронзового фонтана прогуливаются загорелые провансальцы, сверкая своими черными глазами… «Странные здесь люди. По сути дела, это те же итальянцы. (Она твердо убеждена в этом!) Когда вернусь, схожу к отцу Изоару».

Эмиль перестал играть. Так случалось часто: он вдруг прерывал игру, застывал на месте, задумывался… Особенно после того дня, когда он долго, бесконечно долго брел за гробом Франческо, впереди которого шли священники и несли крест… Над смоковницей летает дрозд. Небо безоблачное, синее-синее. Скоро загорятся звезды. «Папа мой там». Малыш внимательно разглядывает небо. С пронзительными криками носятся стрижи. «Отче наш, иже еси на небесех…» Но на небесах ничего нет, там одни птицы. Семилетний ребенок смотрит на небо Прованса: он не уверен, что там, на небесах, его отец.