355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Аркадий Белинков » Юрий Тынянов » Текст книги (страница 13)
Юрий Тынянов
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 23:40

Текст книги "Юрий Тынянов"


Автор книги: Аркадий Белинков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

* И. С. Мальцов действительно основал бумагопрядильную мануфактуру и стал миллионером.

Тынянов разлагает характер и отдает двойнику будущее героя. Человек, оказавшийся по недоразумению двойником Кюхельбекера, – случайный человек, свойства которого никак на Кюхельбекера не распространяются, а двойник Грибоедова – возможный вариант характера героя. Тынянов, конечно, не думает, что Грибоедов может стать таким, как Мальцов. Но Тынянов держит Мальцова в романе как угрожающее предупреждение тем, кто пошел на службу самодержавной власти.

Кроме того, что будущее героя предсказано в характере, оно еще предсказано в печальной участи, которая его неминуемо постигнет.

Постигнет же его участь поручика Вишнякова. К печальной участи Грибоедов идет его, поручиковым, путем: "...он пошел медленно по лестнице, по ступеням которой столь еще недавно бряцала шальная поручикова сабля".

Это сказано на той же странице, на которой появляется впервые человек, списавший "себя с него, как копиист". Это второй двойник, и назначение его – предсказать судьбу героя.

Как раз за минуту до того, как Грибоедов был приглашен к вице-канцлеру империи министру иностранных дел графу Нессельроду, "дверь кабинета широко распахнулась, и зеленый, какой-то съежившийся, выбежал оттуда поручик Вишняков, придерживая саблю... Грибоедов услышал, как бряцнула сабля за дверью". В кабинете министра "Грибоедов вдруг испугался" недаром. "Ему показалось, что испугался он за поручика", который за несколько минут до этого сидел в том же кресле, в котором сидит он, но испугался он не за поручика, а за себя. Ночью, вернувшись в нумера, он узнал, что поручик застрелился.

Перед смертью он написал Грибоедову письмо. Письмо было такое:

"Уезжайте сами в деревню, черт с вами со всеми. Рядовой Вишняков".

Деревня, о которой писал перед смертью поручик, была та самая, в которую ему советовал ехать Грибоедов. И о которой он, опасаясь судьбы Вишнякова, мечтал сам.

Застрелился же Вишняков потому, что сделал ошибку в игре с англичанами за российские интересы и после жизни, полной "лишений, каторги, лихорадки" где-то на индийской границе, был распечен "отрекшимся от него министерством", разжалован в рядовые и выброшен.

Когда Грибоедова убьют, ему тоже сделают выговор и от него тоже отречется министерство: "Покойный министр Грибоедов сам был во всем виноват, согласно ноте его величества Фехт-Али-Шаха Каджарского... Карьера Вазир-Мухтара была испорчена. Собственно говоря, если бы он был жив, это было бы равносильно отставке".

О бегстве же в деревню Грибоедов думал не один раз. Он даже знал, как называется деревня. Деревня называлась Цинондалы – имение Нины, жены. Цинондалы у Грибоедова получаются тоже разные, как и его двойники. Вот Цинондалы вишняковского типа: "Проект у Паскевича пройдет; он вернется и женится на Нине. Или проект не пройдет, – он вернется и будет жить с Ниной отшельником, еремитом в Цинондалах". А вот Цинондалы, похожие на Большую Мальцовскую мануфактуру: "И пробудет он здесь месяц или год, самое большое, у этих чепарханов, будет честным царским чиновником, слушаться будет Паскевича, а ему дадут награждение. А на деньги он будет жить в уединении, в Мининых Цинондалах". А вот Цинондалы сочиненного самим Грибоедовым в "Горе от ума" Зорича: "Но скука подумала за него, что Цинондалы будут широкой постелью, кашлем, зевотой, сном, а он сам – дяденькой Алексей Федоровичем в отставке..."

Двойники судьбы используются Тыняновым, как слуги в шекспировской комедии – повторяя в сниженном обличий поступки господ. Самоубийство Вишнякова, избиение грибоедовского Сашки – ситуации, которые повторит сам герой. Это предупреждение и предрешенность.

Взаимоотношения Грибоедова с его двойником никак не носят спиритуалистический характер. Грибоедов никак не в трансцендентном плане видит в судьбе несчастного поручика предупреждение себе самому. Предупреждение куда более определенно и недвусмысленно. Идет речь о совершенно конкретных делах и совершенно конкретных людях. Дела связаны с противоречиями английских и русских интересов в Азии, а люди – члены английской миссии в Тебризе.

Один такой человек по какой-то странной случайности приехал как раз одновременно с Грибоедовым в Петербург и по не менее странной случайности поселился как раз в тех же нумерах, что и Грибоедов, и как раз рядоом.

Грибоедов ведет с Вишняковым совершенно деловс разговор:

"– Вы не знаете, какой английский чиновник имеет поручение, относящееся, собственно, до вас?

– Не знаю, – захрипел офицер, – об ост-индских делах были сношения между ост-индским правлением и ихней персидской миссией.

Грибоедов подумал с минуту. Доктор Макниль убивал в Петербурге несколько зайцев. Один заяц сидит у него сейчас и хрипит, другой..."

Но когда Нессельрод и Родофиникин "потрясли eму руки, усадили и посмотрели на него с нежностью, Грибоедов вдруг испугался. Ему показалось, что испугался он за поручика". Быть может, он подумал о странном каламбуре на слове "убивал", пришедшем ему в голову в связи с зайцами, которых убивал доктор Макниль. Возможно, что он подумал не только об одном, но и о втором зайце.

А перед этим "сунулся к нему (Родофиникину – А. Б.) в дверь англичанин, доктор Макниль, который пришел с визитом и за бесценок предложил акции некоторых ост-индских заведений, и он эти акции купил. В разговоре было упомянуто, между прочим, имя поручика Вишнякова и говорено об ост-индских интересах вообще.

Потом он поехал к Нессельроду.

Но так как старший руководитель был к вечеру рассеян, он сказал ему, что следовало бы скорее отправить в Персию Грибоедова и что нужно жестоко распечь одного поручика, агента, совершенно разоблаченного англичанами, который может вконец испортить отношения с Лондоном.

Нессельрод согласился вообще, но сказал, что, кажется, с Грибоедовым еще не сговорились...

Вишнякова он распек, пообещал ему добиться разжалования в рядовые, а Грибоедова познакомил с Мальцовым..."

Но когда Грибоедов, который "многого из этого не знал", во время аудиенции у Нессельрода произносит имя доктора Макниля, происходит нечто странное. Странен взгляд, которым посмотрел вице-канцлер империи.

Вот что происходит.

Грибоедов: "Мне нужен человек, который мог бы противостоять английскому доктору, господину Макнилю, который представлялся вашему сиятельству.

Неопределенным взглядом посмотрел вице-канцлер империи...

Он провожает Грибоедова до приемной и остается один.

– Какое счастье, – говорит он и смотрит на свой паркет. – Какое счастье, что этот человек наконец уезжает".

Уезжает он на съедение.

"Грибоедов многого из этого не знал, но разве что-нибудь от этого менялось?

Что бы, например, он стал делать, если бы все это знал?

То же самое, что делал теперь".

В романе сказано еще что-то про письма Нессельрода, что-то про изменничий шифр...

Опущенная в первом романе австрийская интрига во втором восполняется английской. Английская интрига описана подробно и существует не сама по себе, а в соединении с главными повествовательными линиями. На ней крепится подтекст, строятся сюжетные ходы, и с ней связывается мотивировка убийства героя. Иностранная тема в "Вазир-Мухтаре" поддерживает характерную для романа замкнутость не единичной человеческой судьбы, как это было в скромном романе о Кюхельбекере, а всех человеческих судеб. В "Вазир-Мухтаре" исторически определенные свойства одного человека Тынянов распространяет на века и пространства всемирной истории.

Двойник в "Кюхле" случаен, анекдотичен и не выходит за пределы недоразумения, которое разрешается простым опознанием. Внешнее сходство, на котором построен Этот эпизод в "Кюхле", никакого сюжетного значения в "Вазир Мухтаре" не имеет. Оно нужно только для того, чтобы читатель насторожился: показан след, и читатель идет по нему до конца темы. Сюжетную роль играет внутреннее сходство.

Второй роман построен на убеждении в том, что свободы воли нет, что сам человек ничего сделать не может и все, что он делает, предрешено заранее, что действия человека являются лишь внешними проявлениями распространенной на всех воли времени, и поэтому каждый человек повторяет но воле времени действия других людей.

По воле времени Грибоедов садится за один стол с людьми, которые стреляли в декабристов, вешали их и допрашивали его самого. В романе появляется сумасшедший Чаадаев, шлепающий туфлями полумертвый Ермолов, "топкий дипломат" Пушкин, который "кидает им кость". Но то, что эти люди не сдались, и то, что в это же время жили и работали другие несдавшиеся люди, в романе не упомянуто.

Отраженным светом светится Грибоедов, повторяя черты характера и поступки других людей. Поэтому двойник в "Смерти Вазир-Мухтара" не случаен и не единичен, и все герои романа какой-нибудь одной или несколькими чертами повторяют главного героя, а главный герой повторяет их. И поэтому же, когда он думает о своем будущем, это будущее представляется ему похожим на жизнь Мальцова, или на смерть Вишнякова, или на способ существования Булгарина. Даже Булгарина, которого он любил за "изъян" и за то, что "запятнан". Оказывается, он втайне мечтал о покойной жизни. А "...всякую покойную жизнь он невольно представлял себе как дом Булгарина: днем суетливые измены, на ходу, из-за угла, к вечеру глупенькая Леночка, прекрасная и готовная, уголья в камине и где-то в глубине громовое ворчание старших, Танта.

Борьба не на живот, а на смерть из-за дома, защита его, и потом небольшие предательства того же дома.

Жизнь желудка и сердца.

Постепенное увядание кровеносных сосудов, облысение.

Фаддей уже был совершенно лыс".

В "Кюхле" один человек уподобляется другому, как в сравнении, для того, чтобы через известные свойства одного предмета понять другой. (Весьма распространенная мысль о функции сравнения.) Например, для того, чтобы понять, кто такой малоизвестный великий князь Михаил, его сравнивают с хорошо известным Аракчеевым: "Аракчеев le petit".

В "Вазир-Мухтаре" сравнения в смысле уподобления нет. Один человек, повторяющий свойства или судьбу другого, не сравнивается с этим другим, а изображается как результат воздействия на них обоих общего исторического закона. Исторический закон вступает в реакцию с человеческим материалом, и в результате реакции обнаруживаются строго определенные свойства характера и со вершаются строго определенные поступки. Других свойств характера и других поступков при воздействии этого исто рического закона быть не может. Все, что происходит в мире, строго предопределено.

Тягчайшие обстоятельства, роковая власть самодержавия заставляют разных людей – готовых на все, и тех, у кого нет сил восстать, а хватает сил только кивать и улыбаться, и тех, кто разочарован и сломлен, – делать одно дело. Грибоедов, конечно, "никогда не знал, что его куруры привезет человек с лицом цвета сизого, лежалой ветчины... капитан Майборода...". Но Грибоедов добывал эти куруры, разорял поверженную страну, помогал самодержавной монархии высвободить войска, которые были нужны для того, чтобы начать новую войну, разорить новую страну. А капитан Майборода помогал этой же самодержавной монархии укреплять свою власть внутри страны. Была ли безоговорочно полезна служба Грибоедова?.. На этот вопрос персидские и русские историки отвечают по-разному. Историк Ю. Н. Тынянов, вероятно, не считает, что русские историки всегда правы. Ю. Н. Тынянов считает, что люди, делающие одно дело, обладают сходством. Поэтому в романе "Смерть Вазир-Мухтара" "лицо его (Майбороды. – А. Б.) было узкое, гладкий пробор напоминал пробор его превосходительства" (Грибоедова.– А. Б.). Встреча с этим двойником производит на Грибоедова тягчайшее впечатление. Грибоедов падает в обморок.

Но, кроме всех этих двойников, у Грибоедова есть еще один, и этого двойника ему выдали не в министерстве, его послал не случай и не мимолетная встреча, а создал он сам.

Говорится об этом двойнике без утаек, прямо, настойчиво и неоднократно.

Этот двойник – Молчалин.

Истоки темы "Чацкий – Молчалин", как все в художественном творчестве Тынянова, появляются в "Кюхле". "Моя комедия "Горе уму" – комедия характерная, – рассказывает Грибоедов Кюхельбекеру. – Герой у меня наш, от меня немного, от тебя побольше (Грибоедова "Кюхли" Тынянов считает Чацким. – А. Б.). Вообрази, он возвращается, как ты теперь, из чужих краев, ему изменили, ну, с кем бы, ну вообрази Похвиснева хотя бы Николая Николаевича. Аккуратный, услужливый и вместе дрянь преестественная". Для того чтобы объяснить, кто таков Молчалин, Грибоедов сравнивает его с Похвисневым, мерзавцем, посланным из Петербурга извести Кюхельбекера. Похвиснев прообраз Мальцова. Мальцов же сравнен не только с Грибоедовым, но косвенно и с Молчалиным. Пушкин называет Мальцова "архивным юношей". "Архивный юноша" у Грибоедова – это Молчалин ("С тех пор, как числюсь по Архивам"). Сравнение поддержано разговором Пушкина и Грибоедова об ордене (Молчалин: "Три награждснья получил").

Грибоедов приходит к Ермолову, и Ермолов, вспоминая грибоедовскую службу у него в "прежнее время", говорит: "...видел, что вы служить рады, прислуживаться вам тошно, – вы же об этом и в комедии писали, а я таких людей любил... Нынче время другое и люди другие. И вы другой человек".

После того, как он ушел от Ермолова, простившегося "без вражды и приязни", мысли его невеселы: "О нем говорят, что он подличает Паскевичу. И вот это нисколько не заняло его. Судьи кто? .. И ребячество возиться со старыми друзьями. Они скажут: Молчалин, они скажут: вот куда он метил, они его сделают смешным. Пусть попробуют". Это, несомненно, мысли человека, испытывающего не "презрение" к "старым друзьям", а обиду на них. И хотя "ребячество возиться со старыми друзьями", но думает он об этом как раз на пути от одного старого друга (Ермолова) к другому старому другу (Чаадаеву), и все его недельное пребывание в Москве занято именно возней со старыми друзьями.

По всему роману рассыпано – Молчалин, Молчалин...

Где бы он ни появился, ему говорят или он сам думает: Молчалин.

Сенковский читает в присутствии Грибоедова кусок из монолога-программы Молчалина ("Мне завещал отец"). "Грибоедов насупился и посмотрел на него холодно". За четырнадцать строк до этого он оправдывается стихом из "Гюлистана": "Никто не выучился у меня метанию стрел, чтобы под конец не обратить меня в свою мишень".

Он думает о Молчалине, не только вытолкнутый старыми друзьями, но и принятый у людей, к которым испытывает отвращение, – к Сухозанету (расстрелявшему из пушек восстание), Голенищеву-Кутузову (вешавшему декабристов), Левашову (ведшему следствие по делу 14 декабря и допрашивавшему его самого), Чернышеву, Бенкендорфу... С ними обедает Грибоедов. И, услышав хамскую фразу Голенищева-Кутузова, Грибоедов думает:

"Тьфу, Скалозуб, а кто ж тут Молчалин?

Ну что ж, дело ясное, дело простое: он играл Молчалина".

Люди, которых за 14 декабря выслали на Кавказ, видят одного из своих старых друзей – Грибоедова – на параде. Им кажется, что "не всем друзьям тяжело...".

"– А кто с террасы на нас смотрел? В позлащенном мундире?

– А кто?.. Чиновники.

– Нет-с, не чиновники только. Там наш учитель стоял. Идол наш... Я до сей поры один листочек из комедии его храню. Уцелел. А теперь я сей листок порву и на цигарки раскурю. Грибоедов Александр Сергеевич на нас с террасы взирал.

Когда в душе твоей сам бог возбудит жар

К искусствам творческим, высоким и прекрасным,

Они тотчас: разбой, пожар,

И прослывешь у них мечтателем! Опасным!

Мундир, один мундир!

Он проговорил стихи шепотом, с жаром и отвращением. И вдруг лег на шинель и добавил почти спокойно:

А впрочем, он дойдет до степеней известных

Ведь нынче любят бессловесных".

Это слова Чацкого о Молчалине.

Сам Грибоедов к концу романа, к концу жизни с легкой усмешкой и совсем необидно сравнивает свои дела с фамусовскими, и сравнение строится на теме Молчалина:

"Мне самому смешно, когда вспоминаю свой собственный стих из "Горя от ума":

Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,

Ну как не порадеть родному человечку".

Кусок этот написан Тыняновым не по сплетням и не ло желчным воспоминаниям Н. Н. Муравьева-Карского, а по письму самого Александра Сергеевича Грибоедова, и в романе это письмо со словами Фамусова о Молчалине – цитата. Это цитата из письма Грибоедова графу И. Ф. Паскевичу от 3 декабря 1828 года, и в этом письме Грибоедов просит всесильного Паскевича за декабриста Александра Одоевского. Это то письмо, в котором захлебывающийся горем человек написал щемящие слова о том, что у божьего "престола нет Дибичей и Чернышевых"*. Тынянов подчеркивает другое. У Тынянова есть слова Чацкого о Молчалине в "предобродуш-нейшем письме". В письме же Грибоедова это не главное. Главное в нем совсем другое: "Главное... Помогите, выручите несчастного Александра Одоевского"**.

* А. С. Грибоедов. Сочинения, стр. 659.

** Там же, стр. 658-659.

С Молчалиным его сравнивают Ермолов и декабристы. И он сам сравнивает себя с Молчалиным.

Этот двойник – самый важный и самый страшный из всех двойников, заполнивших роман.

Людям, не подозревающим о трагедии великого человека, вынужденного искать новых путей в годы последекабрьской реакции, кажется, что он проделал путь от Чацкого к Молчалину. А он слишком горд, чтобы объяснять, какое это заблуждение. Быть может, дело не только в гордости. Он слишком устал, он знает, что ему не долго осталось, у него пропала охота доказывать, оправдываться, опровергать.

Плотность населения (двойников) в романе достигает уровня развитых европейских стран.

В толпе двойников героям романа Грибоедов напоминает очень непохожих друг на друга людей: то "покойного... Павла Ивановича Пестеля, то выдавшего его капитана Майбороду.

Это нужно для того, чтобы показать, что в Грибоедове всего хватит.

Двойник в "Кюхле" появляется как недоразумение, в "Смерти Вазир-Мухтара" – как разложение характера. Между этими двойниками будет описка – двойник правильно написанных слов. Описка станет двойником несуществующего человека, несуществующий человек – двойником существующего, мертвое – двойником живого. Недоразумение в рассказе будет возведено в общий закон "недоразумения" царя, империи, истории, жизни. После "Вазир-Мухтара" в "Восковой персоне" двойниками станут Петр и его восковое подобие, дело Петра и результат этого дела, Россия и кунсткамера. То, что в "Кюхле" было лишь "таким случаем", говорящим, что с.-петербургский обер-полицеймейстер точно дурак, станет мерцающей, колеблющейся двойственностью, раздвоенностью, бессмысленностью бытия "Подпоручика Киже", абсолютным детерминизмом и безвыходностью "Смерти Вазир-Мухтара" и бесплодной преходящестью, эфемерностью исторического деяния "Восковой персоны".

Все это родилось не на пустом месте, все это началось в "Кюхле", и отличие первого романа от более поздних вещей и особенно от второго в том, что в более поздних вещах развито и сконденсировано все то, что уже было намечено в первом романе.

Двойники в творчестве Тынянова не случайность и не исследовательское преувеличение. Эта тема пришла к Тынянову давно, была связана с его научной работой, с первой статьей, в которой он говорит о связи произведений Гоголя с "Селом Степанчиковом", "Бедными людьми", "Хозяйкой" Достоевского и его петербургской поэмой "Двойник". Через два года в статье о Блоке Тынянов снова вернулся к этой теме*.

* "Блок". В кн.: Ю. Тынянов. Архаисты и новаторы.

Преступление и наказание Кюхельбекера связаны как причина и следствие: преступление было совершено против режима, и режим его наказал. Понявший, что служба родине превращается в службу монархии, Грибоедов осуждает себя сам. "Преступление" Грибоедова было совершено против самого себя, и наказал он тоже себя сам. Его убийство – самоубийство.

Все дело в понимании Грибоедовым трагической безвыходности своего положения. Это самоубийство человека, попавшего в заколдованный круг: он хочет служить родине, а получается, что он прислуживает самовластию. А прислуживаться ему тошно. Он хочет писать трагедию, а пишет инструкцию. Ему нужно в Петербург, а он едет в Тегеран. Тогда опускаются руки, тогда свет немил, тогда ищешь чеченской шашки или разбойничьей пули. Тот ли это Грибоедов, который проявил бездну ума и таланта, находчивости и энергии, когда ему угрожали беды за проблематичные связи с тайным обществом? И этот же человек сделал все для своей гибели, когда добился славы, высокого общественного положения, власти, денег, семейного счастья.

Он-то знает себе цену. Это они думают, что просто умирает несколько более энергичный, чем нужно для умиротворительной (в это время) русской политики в Персии, Вазир-Мухтар. На его место назначен другой Вазир-Мухтар, более старый и более спокойный. Совершенно необязательно сразу и убивать Вазир-Мухтаров, если что-нибудь не так. Ничего особенного. Обыкновенное горе от ума Вазир-Мухтара.

Для министерства иностранных дел убийство Грибоедова было лишь вариантом (и не самым удачным) отставки. Для министерства иностранных дел убийство вовсе не обязательно. И после того, как его убьют, даже не скажут "собаке собачья смерть", как скажут двенадцать лет спустя о другом поэте, а, наоборот, будут обижаться на Каджаров, ну, не очень, а все-таки будут, со вздохом возьмут великий бриллиант Надир-шах и выдадут вдове пенсион. Его еще можно было не убивать. Прошло это отвратительное время, когда прямо так и убивали на улице или в постели. Но уже близится время, когда убивать начнут снова. Только убийство будет называться как-нибудь иначе, например дуэлью. Нет, для монархии и ее министерства иностранных дел это убийство особенного смысла не имело. Можно было убивать, а можно было и не убивать. Оно имело смысл для другого. Особый смысл это убийство приобретает не с точки зрения нюансов русской политики на Востоке, но с точки зрения истории русской культуры, истории общественной мысли, взаимоотношений государства и общества (которое в самодержавной стране всегда старательно подавлялось за самые робкие оппозиционные попытки и которое даже в самодержавной стране не всегда удавалось подавить до конца), с точки зрения тяжелой истории взаимоотношений интеллигенции с властью, особый смысл это убийство приобретает, когда входит в серию. Оно приобретает особое значение в серии методических и планомерных убийств русских писателей: Радищев, Рылеев, Пушкин, Бестужев, Лермонтов, Полежаев... И Грибоедов нашел свое высокое место. Между Рылеевым и Пушкиным.

Его гибель так убедительна, потому что предрешена не только роком, но и реально сложившимися обстоятельствами, превосходно использованными Тыняновым для организации в романе сюжетного тупика.

Сюжетный тупик представляет собой следующее: Николаю необходимы деньги для того, чтобы вести войну с Турцией ("Но для этого нужно получить контрибуцию, куруры". А держать войска в Персии "нам необходимо, чтобы иметь заклад за деньги, кои персияне нам должны".) Это была "новая война", вел ее "полководец нового типа", "в первый раз в русском военном деле главными были не пули, а деньги". Нужны были деньги, куруры. "Пусть он (Грибоедов. – А. Б.) достанет эти... куруры... и поскорее выведет войска из Хоя", – писал ему недовольный Нессельрод. Денег нужно было много, так много, что для этого пришлось разорить Персию. "Персия – страна богатая", писал ему недовольный Родофиникин, и он "изумлен, что куруры идут так медленно". А "она небогатая, распроклятая". Грибоедов добывал куруры. "Он не подумал о том, что... хоронит империю Каджаров... И о Персии он не подумал". Николаю нужны деньги. Однако Николай уважает законную династию. "Я... признаю законных государей, – говорит Николай, брат покойного императора, с ведома которого был убит их отец, Николай, занявший престол при живом наследнике, – династия Каджаров должна царствовать". Разоренная династия в разоренной стране царствовать больше не может. "Персия умирала..." Тогда с молчаливого согласия династии Духовенство поднимает с обнищавших базаров торговцев, фруктовщиков, кузнецов, художников, кебабчи продавцов жареного мяса, сапожников, одноруких лотов – воров, которым отрубают руки за их ремесло: священная война – джахат ("В тот же вечер шах услышал слово, которого долго не слыхал: джахат. Он ничего не возразил"). Но Николай все-таки предпочитает курурам законную династию. Он посылает полномочного министра за курурами, но законную династию предпочитает курурам. А за убийство моральной ответственности он не несет: он предупреждал:

"– Признаюсь... я уже опасаться начал во время ваших негоций с персиянами.

– Опасаться неудачи, ваше величество?

– О, напротив... напротив, я опасался чрезмерной удачи... В Персии могло подняться возмущение черни...".

Так Грибоедов, посланный за курурами, которых не следовало добывать, попал в заколдованный круг, в тупик. Нужны деньги. Его посылают добывать деньги. Добыть их можно, только разорив страну. Разорение страны должно привести к низвержению законной династии. Низвержения законной династии быть не должно. Карьера Вазир-Мухтара была испорчена еще до того, как она началась. Вазир-Мухтар мог только выбрать способ испортить карьеру. Он выбрал: куруры – джахат.

Куруры нужны. Куруры не нужны. Куруры не важны. Важен заколдованный круг. Важен тупик, из которого выхода нет. А куруры, Николай, Аббас-Мирза, Алояр-Хан, персидская война, турецкая война нужны для того, чтобы конкретные исторические противоречия превратить во всеобщую неразрешимость, чтобы вывести события из их реальных связей и показать их роковую предназначенность, чтобы блестяще организованной сюжетной комбинацией подтвердить фатальную неизбежность гибели.

История, рок, абсолютная детерминация, судьба, процесс поглощают человеческую жизнь и отрицают свободу воли. Писатель проверяет шахматную партию после того, как она уже сыграна. Оказывается, что проиграна она правильно.

"Смерть Вазир-Мухтара" написана так, как будто бы у истории все время плохое настроение.

Кажется, что история остановлена для пристального рассматривания. Она перестает двигаться, топчется на месте, разные по характеру, по окраске эпохи не соединяются.

Это сложное и настороженное отношение к истории вызвано достаточно серьезными причинами.

О самодержавной монархии Тынянов писал после революции, которая уничтожила самодержавие. Так как революционные смены социальных систем происходят в периоды особенно обостренных общественных противоречий, то естественно, что после смены одной социальной системы другой возникает необходимость объяснить эту смспу тягчайшей виновностью предшествующей исторической эпохи. В таких случаях писатель из судьи, назначение которого не только в том, чтобы осуждать, но и в том, чтобы, выяснив истину, осудить или оправдать, превращается в обвинителя. По характеру обязанностей обвинитель чаще всего не считает нужным принимать во внимание смягчающие вину обстоятельства.

Через десять лет после карающей революции не всякий человек мог оставаться только объективным судьей.

Тынянов не беспристрастно оценивал прошлое, подчеркивая и выделяя жестокость и неизменное постоянство в отношении самодержавного государства к людям, думающим иначе, нежели оно, о путях и нуждах исторического развития.

Получив в наследство от академического издания и гимназической традиции хорошо прибранного писателя, Тынянов понял настойчивую необходимость самым решительным образом пересмотреть и опровергнуть непроверенное и неправильное мнение. В автобиографии он писал об этом:

"Я стал изучать Грибоедова – и испугался, как его не понимают и как непохоже все, что написано Грибоедовым, на все, что написано о нем историками литературы (все это остается еще и теперь)"*.

* Ю. Тынянов. Сочинения в трех томах, т. I, стр. 8 ("Автобиография").

Тынянов создал роман о человеке, оставившем бессмертную комедию, на которой несколько поколений людей воспитывалось в духе высоких прогрессивных идеалов. Но Тынянов рассказал об этом человеке и то, что реакционные, или ослепленные, или невежественные "историки литературы" предпочитали замалчивать. Он рассказал про куруры, про честолюбие, про негладкие отношения с Пушкиным, про гладкие отношения с Булгариным, про вино, питое с палачами. Зачем Тынянов это сделал и почему до него этого не делали реакционные, или ослепленные, или невежественные "историки литературы"? Этого не делали потому, что не в состоянии были понять, как это один и тот же человек мог написать декабристскую комедию и пить с палачами декабристов.

От того, что это факт, реальный факт, установленный, неопровергнутый, отмахивались, или недоуменно разводили руками, или, багровея и брызгая слюной, говорили, что это клевета и неправда и что это следует понимать совсем не так. Но это была правда, и Тынянов от нее отмахиваться не стал. От этого отмахивались потому, что не могли (или не хотели) понять связь между поступками, противоречащими представлению о нравственном идеале писателя, и произведением, на котором несколько поколений воспитывалось в духе высоких прогрессивных идеалов. Нельзя же было представить Грибоедова выглядящим, как еще не во всем перевоспитанный герой! Кого же тогда показывать, кого приводить в пример, на чем учить гимназистов!! Эта связь для многих исследователей была неуловима, так как жизнь писателя и его произведения ставились в зависимость только от природных свойств человека, а не от воздействия на него истории. Поступки человека объяснялись не историей, а свойствами характера, чтобы снять с истории ответственность. Так как об истории николаевской России многим исследователям не хотелось говорить того, что она заслуживает, то вину перекладывали на писателя. Для того чтобы понять Грибоедова, нужно было сказать, что под гнетом роковой власти погиб величайший национальный поэт. До революции многим этого не хотелось говорить.

То, что Грибоедов может быть понят только в реальной истории своего времени, первым сказал великий русский историк литературы А. С. Пушкин.

А. С. Пушкин писал: "Жизнь Грибоедова была затемнена некоторыми облаками: следствие пылких страстей и могучих обстоятельств" (курсив мой. А. В.). Пушкин сделал самое главное – он поставил жизнь Грибоедова в зависимость от истории – "могучих обстоя-тельств". Оставалось договорить до конца, выяснить, что такое "могучие обстоятельства". "Могучие обстоятельства" – это гнет роковой власти.

Грибоедов – жертва. Но, конечно, не слабый человек, которого обижает судьба, а могучая личность, которую могут победить только могучие обстоятельства. Роман написан о том, какие усилия употребляет великий человек, чтобы не быть побежденным. Сдается он медленно, постепенно уступая самодержавию литературу, любовь, проект, жизнь. Тынянов показал, "как страшна была жизнь превращаемых, жизнь тех из двадцатых годов, у которых перемещалась кровь".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю