Текст книги "Глинглокский лев. (Трилогия)"

Автор книги: Аркадий Степной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 58 страниц)

Так тяжело, как в тот день, Рустам в своей жизни еще никогда не работал. И это еще притом что дюжий Гарт нес тяжелый комель, а Рустам – вершину. Он с трудом переставлял отяжелевшие ноги, оба плеча превратились в сплошные сгустки глухой боли. Опуская очередное бревно на землю, он думал, что больше не выдержит. Но Гарт разворачивался за следующим бревном, и Рустам, с ненавистью глядя на его широкую спину, шел за ним. Большинство безнадежных уже давно бросили работу и, лежа на спине, делали вид, что никак не могут перевести дух. Те же, кого капралам удалось поднять с земли своими крепкими дубинками, тащили одно бревно уже не втроем, а вшестером. И после каждого захода падали на землю, делая большие перерывы. И лишь Гарт с Рустамом продолжали таскать бревна как заведенные, пусть и не так быстро, как до обеда, зато безостановочно. Несколько раз мимо проезжал на своей лошади хозяин лесопилки, и Рустам замечал брошенные на них с Гартом одобрительные взгляды.

Рустам плохо помнил, как закончился этот тяжелый день. Вначале он еще считал бревна и поглядывал на солнце, определяя время до вечера. Но бревна не иссякали, а солнце опускалось издевательски медленно. Рустам уже давно прекратил считать бревна и следить за солнцем, лишь тупо продолжая передвигать ноги, когда раздались долгожданные крики капралов, объявивших о конце рабочего дня. Он опустился на землю прямо там, где они с Гартом только что свалили последнее бревно. С завистью посмотрел вслед Гарту, который мало того что еще мог уверенно стоять на ногах, так еще и умылся в ручье по пояс, а потом и вовсе куда-то ушел. Сам Рустам смог найти в себе силы только для того, чтобы выпить чашку воды, принесенную Дайлином. Дайлин помог ему вымыть лицо и руки и протер ноющие плечи мокрой тряпкой. Боль немного улеглась, но усталость по-прежнему давила на него свинцовым грузом.

Возвращались в город уже не строем, а просто беспорядочной толпой. Рустам брел по дороге, поддерживаемый с двух сторон товарищами, уже не интересуясь окрестностями и не смотря по сторонам. Он переставлял гудящие ноги, сначала взбивая пыль на дороге, а затем стуча деревянными подошвами по булыжникам мостовой. И думал о том, что, если и была у него какая-либо вина перед чертовым Ронином, он только за один сегодняшний день отработал ее сполна.

Вернувшись в казарму, Рустам упал на циновку и забылся тяжелым сном. Их тяжелый труд не прошел даром, довольный бригадир дал кухарке указание выдать Гарту еще гречки и колбасы. А сердобольная кухарка добавила к этому от себя большую лепешку из белой муки и четыре яйца. Но даже этот царский ужин не смог соблазнить Рустама, он только выпил еще одну чашку воды и снова провалился в тяжелый сон.

Наутро он проснулся до прихода капралов. Казарма еще спала, но Гарт с Дайлином уже бодрствовали и вполголоса что-то обсуждали. Рустам кивнул им и вышел на улицу умыться. Тело ломило после вчерашних нагрузок, ноги были как чужие и заплетались. Но холодная вода освежила и принесла заметное облегчение. Рустам с удовольствием облачился в заштопанную и чистую одежду. Гарт дал ему чашку, наполненную гречневой кашей с колбасой, кусок белой лепешки и вареное яйцо. Рустам посмотрел на Дайлина, но тот даже не повернулся в сторону еды.

– Это для тебя, – усмехнулся Гарт, от которого не ускользнул его взгляд. – Ешь быстрей, незачем будить в ворах зависть.

– Послушай, я все хотел спросить, – промычал Рустам с набитым ртом. – Сколько тебе лет?

– Тридцать четыре, – буркнул Гарт в ответ. – Ты вначале доешь, а то подавишься ненароком.

Рустам последовал его совету и воздал должное обильному завтраку, больше не отвлекаясь на разговоры. После завтрака настроение его заметно улучшилось, и к приходу капралов он уже был сыт, одет и готов к новому дню. Занимая свое место в строю, он даже перекинулся шуткой с Дайлином. Солнце еще не взошло, но уже подсветило снизу редкие пушистые облака на бездонной синеве неба, на улице царила утренняя прохлада. Даже щербатое лицо сержанта не испортило ему настроения. «Возможно, сегодня нас и не пошлют на лесопилку», – оптимистически подумал Рустам. Сержант осмотрел выстроившихся в две шеренги солдат, третий десяток вчера так и не вернулся в казарму. Сегодня он не стал упражняться в сквернословии, а просто буркнул:

– Оба десятка на лесопилку на две недели. Капрал Кнут, ко мне.

Оптимизм испарился без следа, утро Рустама больше не радовало. Зато в груди появился тугой комок, слова «две недели на лесопилке» прозвучали в его ушах вынесенным приговором. Тем временем сержант, что-то зло напоследок сказав Кнуту, ушел. Кнут, побагровевший от его слов, развернулся к десятку:

– Гарт и Кишка, за мной, остальные на завтрак.

Рустам недоуменно посмотрел на Гарта, но тот, похоже, сам не знал, зачем они понадобились капралу. А тот тем временем, что-то бурча себе под нос, повел их к сержантской казарме. Вопреки ожиданиям Рустама они не вошли в казарму, а обошли ее стороной. Позади казармы стоял небольшой сарайчик, двери которого охранял незнакомый Рустаму солдат, одетый в такую же, как у них, форму. Только форма у него была новой, а сам солдат на редкость сытым и мордастым. Он был вооружен копьем, и на поясе у него висел такой же длинный нож, как у сержантов. Мордастый не стал у них ничего спрашивать или преграждать им путь, просто посмотрел с презрением как на них, так и на капрала. Кнут недовольно засопел, но ничего часовому не сказал. Он открыл дверь сарая и рявкнул на Гарта с Рустамом:

– Отнесите эту падаль в лазарет! И потом быстро в казарму, опоздаете к построению на работу – пеняйте на себя.

Затем еще раз покосился на мордастого часового и ушел. Рустам с Гартом зашли внутрь сарая. Там к цепи, свисавшей с потолка, был прикован человек. Одежда, покрывавшая его, превратилась в лохмотья. Все его тело было покрыто жуткими синяками и ссадинами. Волосы на голове слиплись от крови, а одна из рук была вывернута под неестественным углом. Вначале Рустам подумал, что перед ним мертвец, но потом услышал хриплое дыхание и еле слышный стон. Солнечные лучи через открытую дверь осветили лицо несчастного, и Рустам с ужасом узнал в нем Пелета, ушедшего вчера вместе с сержантом.

Глава 4
КОРОЛЕВСКИЙ ИЗГНАННИК

Тяжелые серые волны с грохотом разбивались о серые камни. Пронзительный, холодный ветер гнал по небу низкие серые тучи. Принцу, смотревшему в окно небольшого бревенчатого домика, стоявшего у самого моря, казалось, что весь мир сегодня раскрашен серыми красками. Серый тон присутствовал во всем: в волнах, в тучах, в камнях и даже в мыслях молодого принца. За его спиной у письменного стола стоял Седрик Тревор, барон Годфри, его бывший учитель и наставник. Именно барон Годфри посвятил в свое время принца в рыцари, подарив ему его первый рыцарский меч. И в любое другое время глинглокского принца очень обрадовал бы приезд наставника.

В любое другое время, но не теперь. Барон привез с собой дурные вести. Он поведал принцу об изменениях, произошедших в королевстве со времени его изгнания. Новости были нерадостными: страна была в глубоком экономическом кризисе. Министры короля вводили все новые и новые налоги, крестьяне разорялись и покидали свои дома. Иноземные купцы предпочитали в. последнее время объезжать Глинглок стороной, их отпугивали втрое выросшие пошлины и разбойники, расплодившиеся в последнее время на территории королевства. Несмотря на новые налоги и выросшие пошлины, казна королевства была совершенно опустошена и разграблена, широкий поток былых поступлений иссяк, превратившись в жидкий ручеек. Безвольный и слабый король, тем не менее уверовавший в свою божественную исключительность, почти каждый день устраивал пышные приемы и праздники, проводил бесконечные турниры. Золото расточительно уходило на подарки фаворитам и роскошные костюмы для королевских слуг, которые по приказу короля щедро украшались золотом и драгоценными камнями. Да, двор блистал, поражая иноземных дипломатов и гостей короля, но какой ценой давался этот внешний блеск, могли поведать сухие цифры финансовых отчетов, привезенных бароном прямиком из столицы и лежавших сейчас у принца на столе. При этом государственные дела были отданы полностью в ведение советников и министров, сплошь бездарностей и лизоблюдов. Король нуждам королевства предпочитал развлечения и беспечное времяпрепровождение.

Принц Георг бросил еще один взгляд на серые волны за окном и повернулся к своему бывшему учителю:

– Договаривайте, барон. Я прекрасно вас знаю и вижу, что вы еще не все мне рассказали. Ну же, я жду, – требовательно сказал принц. – Что еще натворил мой царственный братец?

– Вы правы, ваше высочество. Я еще не все вам рассказал. Но не знаю, следует ли мне говорить вам об этом, – замялся неожиданно суровый рыцарь.

Принц с удивлением посмотрел на него:

– Интересно, что же это может быть такое, что вы боитесь мне об этом говорить? Что бы это ни было, раз уж вы взяли на себя труд приехать ко мне, то говорите, – приказал он барону.

– Хорошо, если вы настаиваете, ваше высочество, я расскажу. Ваш брат, ваше высочество, боюсь, не сможет подарить стране наследника, он совершенно перестал интересоваться женщинами. Вместо них в его постели постоянным гостем стал юный Гарет Спенсер.

– Вы хотите сказать, что король стал мужеложцем? – ошеломленно спросил принц.

– Именно так, ваше высочество, – облегченно выдохнул барон.

– Это только слухи или?.. – Принц строго нахмурился.

– Никак нет, ваше высочество. К сожалению, мне самому пришлось быть свидетелем одной весьма недвусмысленной ситуации. Есть и другие очевидцы, заслуживающие доверия. Впрочем, его величество и не скрывает своих новых предпочтений.

– Вот как, – задумчиво произнес принц. – А что с королевой?

– Королева в опале, ваше высочество. Она по-прежнему занимает свои покои во дворце, но больше не сопровождает его величество в поездках и не сидит рядом с ним на троне. Под тем или иным предлогом у нее изъяты почти все ее драгоценности, часть продана, часть украшает одежды братьев Спенсер. – Могучий барон не поднимал глаз, ему явно претило выступать в роли сплетника и рассказывать о неприглядных сторонах жизни своего короля.

– Какой удар для королевы, какой позор для короля, – тихо прошептал погрустневший принц. – Это все? – спросил он у барона.

– Нет, ваше высочество. Есть кое-что еще.

– Еще новости? – Принц удивленно поднял брови. – Надеюсь, хоть что-то хорошее вы сможете мне сегодня поведать?

– Даже не знаю, как вам сказать, новость, скорее всего, хорошая, хотя это еще с какой стороны на нее посмотреть, – еще больше смутился барон.

«Да что же это такое с ним сегодня происходит?» – подумал принц. Он никогда раньше не видел своего сурового наставника в таком смущении.

– Вы меня пугаете, – сказал принц вслух. – Давайте же говорите, а я уж решу, хорошая это новость или плохая.

– Ваше высочество, – начал барон торжественным голосом и, подняв голову, посмотрел принцу в глаза, – говорить красиво я не умею, поэтому скажу прямо. Я говорю сейчас не только от своего имени, но и от лица самых знатных людей королевства. В этом конверте, ваше высочество, – барон достал из потайного кармана коричневый конверт, запечатанный сургучом, и положил его на стол, – лежат бумаги с подписями и печатями, подтверждающими мое право говорить и от их имени тоже. Мы имеем честь предложить вам корону Глинглока – со всеми правами и обязательствами, вытекающими из владения таковою. И просим вас занять трон, принадлежавший вашему отцу.

Барон опустился на колено и преклонил голову. Принц задумчиво взял со стола конверт и вскрыл его. В конверте лежали свернутые вдвое листы. Он развернул один из них и прочитал следующее:

«Принцу Георгу, наследнику глинглокской короны. Ваше высочество, барон Годфри действует от моего имени и выражает мою волю. Да здравствует король.

Граф Честер».

Бумага была скреплена личной печатью графа. Принц просмотрел все листы, текст везде был одинаковым, разнились лишь подписи и печати. Всего в конверте было больше двадцати подобных грамот от графов и баронов Глинглокского королевства.

– Встаньте, Седрик. – Принц был поражен, но тем не менее голос его прозвучал спокойно.

Могучий барон поднялся на ноги, лицо его было взволнованно, глаза смотрели прямо на принца в ожидании ответа. Принц молча перебирал бумаги и смотрел на подписи и печати. Семь графов и пятнадцать баронов – немного. Зато за каждой подписью стоял человек незаурядный, чье влияние и могущество определялось не столько знатностью рода, сколько личными достоинствами. И тем не менее двадцать три знатных сеньора, если считать вместе с бароном Годфри, – это слишком мало на фоне трехсот крупных феодальных уделов Глинглока.

– Ваше высочество, здесь всего двадцать два письма от наиболее преданных вам людей. Но если вы дадите свое согласие, их поддержат более двухсот баронов королевства, – правильно истолковал барон молчание своего бывшего ученика.

– Я слишком давно знаю вас, чтобы сомневаться в ваших словах. Но скажите, разве мой брат умер? – Принц Георг резко развернулся и посмотрел прямо в глаза барона.

– Нет, ваше высочество, король жив. – Барон Годфри опустил глаза под его требовательным взглядом.

– Это значит, что вы хотите предложить мне начать гражданскую войну? Ввергнуть Глинглок в жестокую междоусобицу? – Слова принца звучали четко и жестко. – Не лучше ли тогда будет оставить все как есть? Лучше терпеть плохого короля, нежели залить кровью родную землю.

– Ваше высочество, вы сын Карла Третьего и законный наследник престола. Учитывая проявившиеся наклонности короля, он вряд ли будет способен самостоятельно произвести на свет наследника. И после его смерти вы все равно непременно станете королем. Таков нерушимый закон престолонаследия. – Барон поднял голову и, встретив взгляд принца, твердо закончил: – А если это неизбежно, зачем подвергать королевство тяжелым испытаниям? Не лучше ли поторопить события?

– Вы предлагаете… – тихо сказал принц.

– Да, ваше высочество. Одно ваше слово – и Карл Четвертый больше не будет позорить трон своих предков, – глухо произнес барон. – Я уполномочен передать, что верные вам люди готовы все организовать и выполнить сами, вашему высочеству достаточно только отдать приказ, и через месяц вы станете королем.

– Убийство, – все тем же тихим голосом произнес принц. Его не пугало это слово. У королей и принцев своя мораль. На фоне интересов государства человеческая жизнь не самая большая ценность. Но сейчас принц вкладывал в это слово особый смысл. Не отводя взгляда от глаз барона, он ледяным голосом спросил: – Вы предлагаете мне отдать вам приказ – пролить королевскую кровь?

– Гнилую кровь, ваше высочество, – рискнул пояснить барон.

– Вы называете кровь короля Карла Третьего гнилой? Или это кровь Карла Второго, короля-воина, стала гнилой в ваших глазах, барон? – Георг не повышал голос, но под его взглядом могучий барон съежился и словно стал меньше ростом. – Вы забываете, что эта же кровь течет и в моих жилах. Может, следом дворяне решат, что и моя кровь прогнила, и захотят пролить и ее?

Принц, несмотря на свой высокий рост, был значительно ниже барона. Тот возвышался над ним крепостной башней, однако сейчас казалось, что это принц смотрит на барона сверху вниз.

– Мой принц, – только и смог выдавить из себя барон.

– Да, Седрик, я твой принц. Но разве не был я твоим учеником? Разве не ты учил меня чести, верности и рыцарскому достоинству? А сейчас мой учитель и наставник предлагает мне пролить кровь родного брата, короля, которому мы оба клялись в верности. Это выше моего понимания, Седрик. Я мог ожидать подобного от кого угодно в наши тяжелые времена, но только не от тебя. Разве не ты сам учил меня тому, что нет у нас ничего, кроме чести, и что лучше потерять жизнь, нежели лишиться чести? – Услышав такие слова, покрасневший барон шумно выдохнул и снова опустился на одно колено, низко склонив при этом голову. Принц подошел к столу и взял бумаги, привезенные бароном. – Честер, Бланше, Калу, Лансье – эти имена овеяны славой. Эти имена – сама верность и неразрывно связаны со славой Глинглока и глинглокских королей. А сейчас эти люди, знакомством с которыми я раньше гордился, готовы втоптать в грязь свои славные знамена. Нарушить свои клятвы верности и пролить кровь своего сюзерена – королевскую кровь. И с просьбой благословить их на это бесчестье они прислали ко мне человека, которого я считал воплощением дворянской чести. Человека, посвятившего меня в рыцари и являвшегося в моих глазах образцом глинглокского воина и дворянина. Как же ты мог, Седрик Тревор, барон Годфри, опуститься до такого бесчестия?

Принц снова повернулся к преклонившему колено барону и требовательно посмотрел на него. Словно почувствовав его взгляд, барон поднял голову. Лицо его было красным от переполнявшего его стыда, но глаза смотрели твердо. Твердо прозвучал и голос:

– Мой принц, мне выпала честь быть вашим наставником. Но я в свою очередь, как и все глинглокские рыцари, был лишь учеником у вашего отца. Именно у него мы учились чести, верности и достоинству, но помимо этого он научил нас любить свою страну. Любить самозабвенно, так, как он любил ее сам. Я хорошо усвоил его уроки, как и те его ученики, печати и подписи которых стоят на этих бумагах. Да, я учил вас, что честь прежде всего. А ваш отец в свою очередь научил всех нас, что прежде всего Глинглок. И только потом мы, сыновья Глинглока, вместе со своей честью и жизнями. – По мере того как барон говорил, краска покидала его лицо, а голос звучал спокойней. – И если на одной чаше весов будет королевство, а на другой наша честь, мы выберем Глинглок, как бы тяжело нам ни далось это решение и как бы много мы при этом ни потеряли. Да, ваше высочество, вы правы. То, на что мы просим вашего согласия, – это бесчестье для каждого из нас. И поверьте, мы все отдаем себе в этом отчет, поэтому на этом столе и лежат всего двадцать две подписи и печати. В случае вашего согласия после совершенного убийства короля, – барон произнес эти слова без малейшей заминки, – мы готовы навсегда лишиться своих шпор и гербов. И понести любое другое, даже самое суровое, наказание из ваших рук. – Барон особенно выделил последние слова. Он посмотрел на принца в ожидании ответа, но принц молчал. И тогда, не выдержав, барон взмолился: – Ваше высочество, Глинглок гибнет. Вы далеко, и отсюда многое не видно или кажется не таким плачевным. Но мы – там и изо дня в день наблюдаем его падение. Крестьяне нищают, ремесленники покидают наши города и ищут счастья на чужбине. Туда же устремляются и лучшие солдаты и командиры из коронных полков. Уже вторую весну в королевство приходит голод, а феоды погрязли в междоусобицах, узаконенных королем с подачи графа Спенсера. Мы переругались со всеми нашими союзниками и заигрываем с эльфами, нашими исконными врагами. Вы слышали о пресловутой казни браконьеров, когда на площади казнили троллей? Троллей, ваше высочество! Как можно казнить травоядных троллей за браконьерство? – Барон умоляюще посмотрел на принца, он был в хороших отношениях с оркскими кланами и перенял от них трепетное отношение к большим и безобидным троллям. – В этом деле явно не обошлось без эльфийских козней. Ведь Гарет Спенсер без ума от эльфов, он носит эльфийскую одежду, слушает их песни и дружит с эльфийскими послами. А наш король всегда готов порадовать своего милого друга. В то время как оркские послы покидают пределы королевства и наши верные союзники отказываются от старой дружбы. Ваше высочество, только отчаяние могло толкнуть нас на этот поступок. Король, неспособный править, выбравший себе порочных и недалеких министров, – это настоящее бедствие для нашей страны. Наши враги поднимают голову и алчно зарятся на наши границы. Те же эльфы, уверяя Карла Четвертого в своей дружбе и искренности, откровенно зарятся на наши земли и формируют новые полки. Они чувствуют болезнь, поразившую Глинглок, и как шакалы кружат вокруг, ожидая, когда глинглокский лев окончательно ослабнет и можно будет вцепиться нам в глотку. А у нашего короля в казне нет золота для своих солдат, зато его много для фаворитов и лизоблюдов. Если не начать действовать немедленно, мы можем навсегда потерять Глинглок. И что будут стоить наши жизни и наша честь, если мы позволим этому случиться? Ваше высочество, соглашайтесь. Мы не просим ничего для себя и готовы безропотно понести любое наказание, вплоть до плахи, лишь бы вы согласились надеть корону. И Глинглок наконец вернулся бы в надежные руки. Мой принц, умоляю вас стать нашим королем, – с отчаянием закончил барон свою речь, больше похожую на молитву.

– Королем, – задумчиво повторил за ним принц.

Он сделал барону знак подняться с колен, затем снова подошел к окну и бросил невидящий взгляд на разбушевавшуюся стихию. Какой соблазн – стать королем. Как сильно переживал он, наблюдая, как на его глазах старший брат рушит все, чем гордились и ради чего не покладая рук трудились его отец и дед. Как бессильно сжимались кулаки после бесплодных попыток повлиять на брата. И какая страшная тоска по родине томила его душу, душу глинглокского принца, вынужденного скрываться на чужбине из опасения за свою жизнь. Все пережитые им унижения пронеслись перед его глазами за считаные мгновения, вся серость нынешнего бытия.

И вот, казалось, теперь найдено решение, от него требуется только дать согласие, и в течение короткого времени он вернется в Глинглок, дабы стать его королем. Как много он смог бы сделать для своей страны, как много он хотел сделать для нее. И как часто мечтал об этом бессонными ночами. Девяносто девять принцев из ста в ответ на такое предложение незамедлительно ответили бы «да». Но в груди глинглокского принца билось сердце настоящего короля, короля не столько по крови, сколько по призванию.

Барон стоял посреди комнаты у письменного стола, заваленного бумагами, и не отрываясь смотрел на задумавшегося принца. Смотрел с волнением, ожиданием и затаенной болью. В эти минуты он искренне молил Бога, чтобы Георг ответил на их предложение согласием. Как он сможет после этого жить – жить без чести, этого барон Годфри не знал. Он мог лишь как заклинание повторять про себя слова, которые его учитель король Карл Третий приказал выбить на своем надгробии:

«Мы все – короли и рыцари, принцы и бароны – не будем стоить ровным счетом ничего, если в нужный час не отдадим за свою страну все, что у нас есть, абсолютно все. Ибо только в этом заключается главное призвание как дворянина, так и короля».

Могучий как дуб барон стоял посреди комнаты, разрываемый противоречивыми чувствами, и молча ждал ответа от своего бывшего воспитанника. Принц повернулся к нему, и по его глазам Седрик понял: принц принял решение, твердое и окончательное.

– Седрик Тревор, барон Годфри! – Голос принца звучал как никогда величественно. – Мой вам ответ – НЕТ. Я не отдам вам приказа об убийстве короля. Более того, если вы решитесь сделать это самовольно, я даю вам слово, что навсегда покину Глинглок и никогда, слышите, никогда не соглашусь принять его корону. – Увидев, как у барона разочарованно вытянулось лицо, принц счел нужным пояснить: – Я полностью согласен со всеми вашими доводами. И будьте уверены, меня удерживают не родственные чувства. Мое решение продиктовано тем соображением, что я прекрасно знаю, каким большим ударом будет для моих дворян потеря чести. И будь я проклят, если я когда-нибудь прикажу глинглокским рыцарям совершить бесчестье и убить своего короля. Возвращайтесь на родину, барон, и передайте этим достойным людям, – принц положил ладонь на бумаги, лежащие на столе, – что глинглокский принц приказал им верно служить своему королевству и королю!

– Мой принц… – шумно выдохнул барон и низко склонился перед Георгом. Когда он выпрямился, в глазах его блеснули слезы. – Моя жизнь отныне навеки принадлежит только вам. Я подчинюсь вашему приказу и буду верно служить вашему брату, но знайте, отныне в сердце барона Годфри есть только один король – ВЫ, ваше высочество.

– Спасибо, Седрик. – Растроганный принц взял его двумя руками за плечи. – Благодарю тебя за преподанный мне урок беззаветной любви к своей стране и готовности идти ради нее на любые жертвы. А теперь нам всем предстоит хорошенько ради нее потрудиться. Возвращайтесь в Глинглок и сделайте все для его спасения, избегайте только бесчестья.

Перед тем как уйти, барон снова преклонил колено и почтительно поцеловал принцу руку. Решение принца, несмотря на провал его миссии, наполнило сурового барона гордостью и вновь утвердило в мысли, что его ученик станет великим королем.

После ухода барона Годфри принц перебрал оставленные им бумаги, словно пытаясь запомнить каждую подпись, каждую печать. После чего сжег их в камине. Он сел в деревянное кресло, стоящее у камина, протянул к огню ноги и некоторое время внимательно наблюдал за тем, как язычки пламени пожирали подписи и печати под смертным приговором его брата. Принц ни капли не лукавил, говоря о том, что на его решение повлияли отнюдь не родственные чувства. Их отношения с Карлом никогда не отличались особой теплотой. В детские годы старший брат просто не обращал на него внимания. Повзрослевшего Георга Карл возненавидел благодаря вырвавшимся словам их отца, который как-то прилюдно имел неосторожность выразить сожаление о том, что его наследником станет старший сын, а не младший. С тех пор жизнь Георга в присутствии старшего брата становилась невыносимой. Надев корону после смерти отца, Карл не излечился от своей ненависти, напротив, теперь он получил неограниченную власть над своим младшим братом, которой с большим удовольствием и воспользовался. Закончилось все тем, что через три месяца после коронации брата юному принцу пришлось покинуть Глинглок, спасая свою жизнь. Пять лет вдали от родины, в положении изгоя, могли сломать юношу, с детства привыкшего к роскоши и высокому положению. Но не таков был этот долговязый принц. От своих великих предков он унаследовал не только внешность, но и незаурядный характер. Перенесенные невзгоды лишь укрепили его душу, а годы, проведенные в спокойных раздумьях вдали от шумного королевского двора, приучили к терпению и выдержке.

Вот и сейчас, отвергнув возможность, за которую любой другой на его месте ухватился бы всеми руками и ногами, он был уверен в правильности своего выбора. Все годы, проведенные в изгнании на холодном побережье чужой страны, он посвятил размышлениям о природе королевской власти. Изучая по книгам и воспоминаниям годы царствования своего отца, бывшего образцом настоящего короля в его глазах, он пытался понять мотивы каждого его решения, истинные причины всех его поступков. И пришел к выводу, что ни его отец, ни его дед никогда не согласились бы на подобное предложение. Предложение, подрывающее устои королевства и королевской власти. Несмотря на все свои пороки, Карл Четвертый был законным королем, продолжателем великой династии глинглокских королей. Дворянство никогда не забудет запаха королевской крови и рано или поздно захочет пролить ее снова. Последствия такого решения могли быть губительны если не для самого Георга, то для его потомков. Все его предки тщательно культивировали в глинглокских рыцарях беззаветную верность к своим королям. Кровь короля – святыня в глазах его вассалов. Гибель короля – несмываемый позор для всех его воинов. Убить своего короля – вечное бесчестье для убийц и всех их потомков. На этом стоит и стоять будет нерушимость королевской власти. Существовала и еще одна веская причина. Георг отлично отдавал себе отчет в том, что, даже если он прикажет казнить убийц своего брата, которые сейчас являют собой цвет благородного сословия, дворянство никогда не простит ему этого приказа. Все его царствование будет омрачено убийством короля, и никогда ему не смыть со своих рук святую кровь своих же предков. Принять трон при таких условиях – просто недопустимо.

Георг всегда был честен с самим собой. Стать королем – его заветное желание. Но долг любого принца – ставить интересы родного королевства превыше всего на свете. Много бед во все времена приносили принцы, не знавшие или забывшие об этом своем долге. Прирожденным правителем может стать только тот из них, кто будет помнить об этом долге всю свою жизнь. Так было и так будет всегда, и долговязый принц, в отличие от многих всегда помнивший об этом своем долге, спокойно смотрел на пламя, пожиравшее бумаги, которые с легкостью могли принести ему заветную корону.

Прошло уже несколько часов с того времени, как могучий барон Годфри, покинув скромное пристанище глинглокского принца, отправился в обратный путь. А принц все еще продолжал задумчиво сидеть перед потухшим камином. Жаркий огонь, превратив опасные бумаги в пепел, постепенно погас, и от камина уже больше не веяло теплом, но принц в своей задумчивости не обращал на это ровно никакого внимания.

Старый слуга, служивший молодому принцу с самого раннего детства, беззвучно вошел в комнату. Он подобрал с пола упавшие со стола перья и аккуратно положил их на стол. Поправил подушки на диване и креслах и застыл посреди комнаты, терпеливо ожидая, пока принц сам обратит на него свое внимание. Георг наконец его заметил и, не оборачиваясь, тихо произнес:

– Жалко, что Седрик уехал. У него есть дар – наполнять жизнью даже самые мрачные уголки этого мира.

– Вы правы, ваше высочество. Вам бы весьма не помешало, если бы барон Годфри составил вам компанию, хотя бы на неделю. Это помогло бы вам развеяться. – В бесстрастном голосе безупречно вышколенного старого слуги нотки теплой заботы мог различить только принц, да еще, пожалуй, лишь двое-трое людей, знавших старика с давних пор. Верный слуга слегка заколебался, но все же решился добавить: – Мне кажется, если бы вы хотя бы намекнули, ваше высочество, барон не преминул бы задержаться.

– Эх, Бертрам, Бертрам, – глубоко вздохнул в ответ принц. – Ты же знаешь, на свете есть много обязательств, которые нам просто необходимо ставить впереди наших желаний. – Принц еще немного помолчал, погруженный в свои мысли, и лишь затем, спохватившись, спросил: – Ты что-то хотел, Бертрам?

– Лишь напомнить вам, ваше высочество, что наступило время обеда. Вам накрыть здесь или вы предпочтете обедать на свежем воздухе, ваше высочество?

Принц лишь на короткое мгновение задумался над ответом.

– Я не хочу обедать, Бертрам. Мне нужно подумать.

– Как скажете, ваше высочество, – бесстрастно кивнул слуга. И как бы между делом заметил: – Жалко, куропатки получились выше всяких похвал.