Текст книги "Глинглокский лев. (Трилогия)"

Автор книги: Аркадий Степной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 58 страниц)

Эпилог

Лотар Кинродаль, барон Винроэль, вошел в сапфировый кабинет герцога Эландриэля и почтительно замер. Вслед за ним, стуча деревяшкой вместо правой ноги, вошел пожилой эльф, больше похожий на человека.

– Ваше высочество, – подобострастно сказал бледный как смерть барон, – позвольте представить вам вашего тайного агента Луинэля Монтейро, работавшего в свое время под псевдонимом Пес.

Герцог равнодушно скользнул взглядом по согнувшемуся в поклоне тайному агенту и повернулся к барону.

Лотар, сегодня у нас всех грустный день. Сегодня, Лотар, мы хоронили нашего храброго Риталя.

Это очень большая потеря для всех нас, ваше высочество, – почтительно сказал барон.

Глаза герцога блеснули, но он справился с собой и, встав с кресла, собственноручно наполнил вином высокий хрустальный бокал.

– У меня было два верных помощника, Лотар. Ты и Риталь. Теперь Риталя нет, он погиб. Возьми, Лотар, – герцог протянул барону наполненный бокал, – я хочу, чтобы ты почтил его память.

Барон еще сильнее побледнел, он принял бокал дрожащими пальцами и посмотрел на герцога.

– Пей, Лотар, – ласково сказал герцог, – пей до дна, это хорошее вино. Тебе должно понравиться.

Барон глубоко вздохнул и приложился к бокалу. Герцог и Пес не спускали с него глаз. Пес, известный лондейлским горожанкам как толстяк Трамгель, смотрел с интересом, в глазах герцога больше было мрачного удовлетворения.

Барон допил вино, поставил бокал на стол и пошатнулся. Лицо его стремительно посинело, он схватился за горло и рухнул на пол.

– Риталь был бы доволен, – криво усмехнулся герцог, наблюдая за его мучениями.

Пес промолчал. Он только сегодня вышел из «холодного сна» и не собирался форсировать события.

Герцог тем временем наполнил другой бокал и протянул его Псу. Пес взял его недрогнувшей рукой и выпил вино до дна. В глазах герцога появился интерес. Он опустился в кресло и задумчиво произнес:

– Глинглок понемногу начинает подниматься на ноги. Не в интересах герцогства Аркского иметь под боком столь сильного и враждебного соседа. К тому же мы не забыли нанесенные нам обиды и хотели бы отомстить. Но мстить надо кому-то определенному, таков закон мести. И надо же, я даже знаю кому.

Герцог улыбнулся и посмотрел на Пса. И тогда Пес понял, что время пришло. Он шагнул вперед и уверенно произнес:

– Вы абсолютно правы, ваше высочество. Достаточно убить всего одного человека, и королевство Глинглок вновь погрязнет в бедности и междоусобице.

И этот человек…

…Георг Первый, ваше высочество, – уверенно закончил Пес начатую герцогом фразу.

Герцог резко встал, игры и проверки закончились.

– Мне нужен новый глава тайной службы.

Пес молча поклонился.

– Глинглок надо растоптать, Георга убить, его маршала барона Годфри схватить живьем и привести ко мне, – продолжил герцог, впившись в стоявшего перед ним Пса цепким, требовательным взглядом.

– Хорошо, – просто ответил Пес.

И герцогу это понравилось.

С этого дня, – сказал он, – агента Пса больше не существует. Остался только Луинэль Монтейро, новый барон Винроэль.

Благодарю вас, ваше высочество, – поклонился свежеиспеченный барон и почтительно поцеловал протянутую руку.

Идите, барон, – сказал герцог. – И учтите, я даю вам на достижение поставленных целей два года. Через эти два года вы или станете графом… или последуете за своим предшественником.

Луинэль Монтейро, барон Винроэль, еще раз почтительно поклонился и вышел. А герцог Эландриэль пренебрежительно пнул ногой голову мертвеца и злобно выцедил:

– Георг Нойманид, юный долговязый выскочка, скоро ты умрешь. И я еще спляшу на твоей могиле. Я еще потанцую…

Книга 3. Сердце в броне

ПРОЛОГ

В королевской спальне горят свечи, молодой король не спит, король изволит работать. В легкой рубашке, распахнутой на груди, он сидит за маленьким круглым столиком, подперев голову руками и полностью погрузившись в отчет королевской торговой палаты. День выдался нелегкий, и уставшему королю приходится по несколько раз перечитывать одни и те же строки, чтобы понять их смысл. Можно все бросить и лечь спать, ведь он – король, и в его власти отменить завтрашнее заседание, перенести его на другой день или запретить вовсе. Король не подвластен никому, кроме самого себя. Но подлинные короли тем и отличаются, что нет для них строже судьи и требовательнее господина, нежели они сами. А Георг Нойманид был подлинным королем, повелителем по крови и по призванию. И можно было не сомневаться, что, несмотря на поздний час, он не ляжет спать, пока досконально не разберется в лежащем перед ним отчете и не будет полностью готов к назначенному на утро заседанию своей торговой палаты.

Вместе с королем не спит и пожилой лакей, в чью обязанность входит каждые полчаса менять кожаные мешки с горячей водой, согревающие пустую королевскую постель. Он прекрасно вымуштрован, его бесшумные и деликатные движения почти незаметны и абсолютно не мешают королю в работе. Правда, в отличие от двух гвардейцев, охраняющих вход в королевскую опочивальню, лакей иногда позволял себе украдкой зевать. Гвардейцам же сия роскошь недоступна. Подобно двум каменным изваяниям застыли они по обеим сторонам от двери, сжимая челюсти и опираясь на обнаженные мечи. Пост номер один, большая честь и ужасная скука. В этой части дворца нет ни одного постороннего, и единственным развлечением был пожилой лакей, каждые полчаса менявший грелки. Сомнительное развлечение, скажем прямо. Гвардейцы провожали его угрюмыми взглядами и отмечали по нему время, прикидывая, сколько им еще осталось до смены караула.

Когда в пустом коридоре слышатся четкие шаги, гвардейцы привычно настораживаются, но почти сразу же приходит расслабленность и облегчение – это смена. Помощник начальника караула сэр Локсби в сопровождении двух гвардейцев в закрытых шлемах. Все нормально, вот только… в нарушение всех правил мечи у сменщиков уже обнажены, да и сэр Локсби непривычно бледен и напряжен. Часовые переглянулись. Мелочь, конечно, бывает и не такое, но настороженность возвращается. Локсби и сопровождающие его гвардейцы останавливаются перед часовыми и поворачиваются к ним лицом. Помощник начальника караула делает шаг вперед и приказывает:

– Часовые, сдать пост.

По этой команде часовые должны вложить мечи в ножны и поменяться местами с прибывшими караульными. Но часовые медлят, им не нравится происходящее. Локсби недовольно хмурится и повторяет уже резче:

– Часовые, сдать пост!

Все верно, так и должно быть, реакция рыцаря вполне нормальна, но что-то все-таки мешает часовым незамедлительно подчиниться. Да еще и опущенные забрала мешают разглядеть лица сменяющих их гвардейцев. Часовые переглядываются и… вкладывают мечи в ножны. Лицо Локсби искажает злая улыбка, эта улыбка заставляет часовых пожалеть о своем решении, но поздно. Пришедшие вместе с Локсби лжегвардейцы наносят им смертельные удары. Заливаясь кровью, часовые падают на пол как подкошенные. Локсби обнажает меч и бьет ногой в украшенную резьбой дверь.

В отличие от окаменевшего лакея реакция молодого короля почти мгновенна. Вскочив, он схватил столик и бросил его под ноги ворвавшимся в спальню убийцам. Возникшая заминка позволила ему добежать до стены и сорвать с нее фамильный меч. Завязался неравный бой. Трое убийц в стальных доспехах против короля, защищенного лишь легкой рубашкой. Первая же атака окрасила рубашку кровью из глубокой раны на левом плече.

Пришедший в себя лакей выбежал из спальни, и через распахнутую настежь дверь донеслись его панические крики:

– Стража! Стража! На помощь!

Поняв, что времени у них осталось мало, убийцы удвоили свои усилия. Окровавленный король постарался пробиться к выходу, но его отбросили и, ранив повторно, зажали в угол. Жить ему оставалось считанные мгновения.

Пожилой лакей не убежал, как подумали было нападавшие. Позвав на помощь, он подхватил с пола выроненный убитым часовым меч и, широко размахнувшись, с криком бросился на выручку. Чудес не бывает, а меч – это далеко не грелка. Неумелый удар никого не задел, и лакея пробили в ответ сразу тремя мечами.

Но смерть его не была напрасной, отвлекшиеся убийцы упустили из виду короля. Воспользовавшись их оплошностью, король вырвался из смертельной ловушки и выбежал из спальни. Убийцы бросились следом, но было поздно, в коридоре их встретили поднятые по тревоге гвардейцы. В коротком яростном бою переодетые гвардейцами убийцы были изрублены до смерти. А возглавлявший их рыцарь Локсби, понимая, что его хотят взять живым, выбросился из окна.

Разгоряченных боем гвардейцев сменили агенты тайной службы. Крепкие, хмурые ребята в серых одеждах поверх безликих доспехов взяли под охрану королевские покои и все прилегающие к ним помещения. Мертвые тела убрали, кровь смыли, сломанные двери и мебель заменили, как будто ничего и не было.

На следующий день состоялось заседание королевской торговой палаты, и его величество Георг Первый в течение шести часов обсуждал с видными купцами королевства поправки в положение о пошлинах и налогах. И только усиленная стража и обилие молчаливых мужчин в серых одеждах свидетельствовали о том, что мир изменился и началась новая война – необъявленная.

Глава 1 Водоворот

Поезд, следующий по маршруту Алматы – Защита, вздрогнул и тронулся с места, постепенно набирая ход. Рустам проводил его взглядом, достал из кармана сотовый и набрал номер.

– Апа ( бабушка (казахск. разговорный)), все в порядке. Тетя Гуля уехала.

– Вы не опоздали?

– Нет, не опоздали. Даже раньше на двадцать минут приехали.

– Хорошо, балам ( малыш (казахск., ласкат.)), возвращайся домой.

– Что-нибудь купить по дороге?

– Не надо, дома все есть. Будь осторожен, хорошо?

– Конечно, апа. Ты же меня знаешь.

Рустам убрал телефон в карман и улыбнулся. Все бабушки мира одинаковы. Мы для них всегда дети, они страшно за нас переживают и никогда не упускают случая напомнить об осторожности.

Мотор подержанной «тойоты» завелся с полуоборота. Рустам включил печку, пристегнул ремень и, расплатившись с парковщиком, покинул привокзальную стоянку. Проехав несколько кварталов, он остановился у круглосуточного магазинчика на автобусной остановке. Купив пачку «Орбита» и бутылку сока, он вышел на улицу.

– Мужчина, отдохнуть не хотите?

– Рустам повернул голову и встретился взглядом с невысокой девушкой в короткой помятой юбке.

– Нет, спасибо.

– Недорого.

– Рустам помотал головой и повторил:

– Нет.

– Девушка разочарованно вздохнула и отошла. Рустам усмехнулся, сел в машину, пристегнул ремень, повернул ключ, и… ничего не произошло. Ровным счетом ничего. Рустам попробовал еще раз, но результат был прежним, ключ проворачивался, подсветка на приборной панели дисциплинированно загоралась, но мотор никак на все это не реагировал, будто бы его и не было. Первым порывом Рустама было выйти из машины и открыть капот, но он вовремя остановился. Он мог хоть до скончания века глазеть на двигатель, это все равно ни к чему не привело бы. Рустам только два месяца как купил машину, и все, что находилось у нее под капотом, было для него тайной за семью печатями.

Он тяжело вздохнул, встретился со злорадным взглядом отвергнутой им проститутки, скривился и полез за сотовым.

– Алло, здравствуйте. Будьте добры, позовите к телефону капитана Уразбаева. Да, да, Тимура Уразбаева.

Пока дежурный по училищу разыскивал Тимура, Рустам открыл бутылку и выпил сок. Отвергнутая проститутка больше не давила ему на нервы, к ней подошли двое мужчин, и, кажется, дела у нее пошли на лад. В отличие от него. Заглохшая машина, крепчающий декабрьский мороз и абсолютно непонятные перспективы в отношении ремонта. Есть от чего пригорюниться неопытному водителю. От дальнейших тяжелых мыслей Рустама отвлек оживший динамик сотового телефона.

– Капитан Уразбаев, – представился недовольный голос с ярко выраженными милицейскими интонациями.

– Алло, Тим, это я, Рустам.

Голос в трубке явственно оживился:

– О, здорово! Как дела? Чего звонишь?

– Дела хреново, потому и звоню.

– Что такое? – насторожился голос – Обидел кто?

– Да нет. Машина заглохла.

– А, машина. – Голос немного расслабился. – Что случилось?

– Да не заводится чего-то. Я тетку на поезд посадил, сел в машину, завелась с полпинка. Остановился у магазинчика купить соку, заглушил двигатель, конечно, и вот никак не могу ее теперь завести.

Так-так, подожди, – задумался Тимур. – У тебя коробка-автомат?

– Да.

– Посмотри, в каком она положении, на парковке?

– Да, на парковке.

– Угу, значит, дело не в этом. А когда заводишь, что происходит?

– Ничего не происходит, – ответил Рустам. – Тишина.

– Что, вообще ничего не слышно?

– Вообще ничего, только подсветка загорается.

– Ну все с тобой ясно, – подытожил Тимур. – Девять из десяти, что накрылся стартер.

– Это плохо?

– Плохо, но не смертельно. Недалеко от твоего дома, на Шаляпина, есть СТО. Там электрики работают, отец с сыном. В стартерах и генераторах разбираются как никто другой. Сделают на раз-два.

– Понял. А что сейчас делать?

– А ты где? – поинтересовался Тимур.

– Где-то на Сейфулина, недалеко от вокзала.

– Тогда нет проблем. Сейчас я пошлю к тебе эвакуатор, он тебя загрузит и докинет прямо до СТО. Полчаса подождать сможешь? Не замерзнешь?

– Постараюсь. Спасибо, Тимыч.

– Не за что. Привет родителям.

Рустам убрал телефон. Настроение у него повысилось, а вот температура в салоне понизилась. И понизилась ощутимо, стало холодно. Рустам поежился и вспомнил, что в багажнике у него лежит рабочая куртка. Не слишком чистая, но выбирать не приходится. Закинув в рот подушечку «Орбита», он вышел из машины и открыл багажник. Обстановка на остановке тем временем значительно изменилась. Судя по всему, замерзшая проститутка и двое мужчин, довольно затрапезного вида, не смогли договориться, и разговор велся на повышенных тонах и трехэтажных матах.

– Да чего ты тут ломаешься?! – особенно горячился один из мужчин, в заляпанной дубленке с чужого плеча. – Как мать Тереза прям, так твою и растак…

– А ты на меня не ори! – не уступала ему проститутка. – Ишь какой умный выискался. Хочешь в долг, так тебя и растак, и в Красную армию… Иди за угол и сам себя обслужи, понял?!

– Ничего себе! – возмутился второй мужик, с неровной рыжей щетиной на лице. – Пашке, значит, в долг можно, этому, Алику с вокзала, тоже можно, а нам нельзя?!

– Мало ли что там кому можно?! – не унималась проститутка. – Хочешь погулять – доставай деньги, понял?!

– Да что с ней разговаривать! – заорал мужик в дубленке, вконец разозлившись. – За волосы ее да за угол! Пару раз по морде получит, будет как шелковая!

– И в подтверждение своих слов схватил девушку за волосы. Та закричала и разразилась отборным матом. Рустам поморщился, посмотрел на опухшее от пьянства лицо проститутки и решил не вмешиваться. Пьяниц и бомжей в стране с каждым годом становилось все меньше и меньше. Они просто вымирали, не выдерживая жестокой действительности, больше не желавшей нести их по жизни на своем горбу. Соцпрограммы и благотворительные общества бессильны против нежелания работать и желания пить. Ряды маргиналов таяли, но те, кто был еще жив, продолжали существовать по своим правилам и понятным лишь им одним законам. Привокзальная проститутка и ее вспыльчивые клиенты, видимо, хорошо знали друг друга. Влезать в чужую «бытовуху» было бы глупо. Стараясь не смотреть в сторону конфликтующих, Рустам отряхнул куртку и протер снегом особо подозрительные пятна.

Проститутка тем временем вцепилась зубами в руку державшего ее за волосы мужчины. Тот взвыл от боли и, отдернув руку, со всей силы ударил девицу кулаком по лицу. Та упала. Разъяренные мужчины начали бить ее ногами.

Рустам откинул куртку и бросился на озверевших любителей платной любви. «Только бы никого не убить, только бы не убить», – пронеслась у него в голове лихорадочная мысль. Он сильно толкнул рыжего мужика и, схватив второго за ворот дубленки, отбросил того на землю.

– Хорэ, мужики, хорэ! – прокричал Рустам, вставая над лежащей девушкой и вскидывая вверх ладони. – Побуянили и будет! Чего девчонку-то калечить?

– Да ты кто такой?! – проорал тот, что был в дубленке, и, поднявшись с земли, бросился на него с кулаками.

– «Только бы не убить, только бы не убить…» Рустам знал, на что способны инстинкты, вколоченные в его тело Гартом. Сразу же после возвращения он чуть было не зашиб соседского парнишку, перебравшего на свадьбе и завязавшего постыдную драку. Лишь в последнее мгновение Рустам успел сдержать свой удар, и вместо переломанного кадыка дело закончилось ушибом и легким испугом. Причем больше всех испугался сам Рустам: слишком уж непредсказуемо резко сработало его тело в безобидной, казалось бы, ситуации.

Поэтому он не стал бить нападавшего на него пьяницу, а только оттолкнул его от себя, молча стерпев кулак, мазнувший его по лицу. Пьяница снова упал на землю, дубленка за что-то зацепилась и с треском разорвалась.

– Да ты что творишь, су…! – закричал мужик, совершенно теряя над собой контроль.

Он снова вскочил на ноги и, подхватив с земли камень, кинулся на Рустама, остервенело размахивая булыжником и выкрикивая ругательства. Рустам перехватил его руку, выдернул из нее камень, но бить опять-таки не рискнул, в очередной раз с силой оттолкнув от себя пьяницу.

«Только бы не убить, только бы не уб…»

Грязное лезвие кухонного ножа вошло ему в спину, взорвавшись болью в удивленном сознании. Второй пьяница, тот, что с рыжей щетиной, выпустил из ладони пластиковую рукоять и сделал шаг назад, с тупым изумлением смотря на капли крови, окропившие грязный снег. Ноги у Рустама дрогнули, и он, качнувшись, опустился на колени.

– Ты что натворил, придурок?! – закричал мужик в дубленке, поднимаясь с земли и с испугом глядя на позеленевшего Рустама.

– Я… я… я не… я не хотел… я… я… – бессвязно залепетал рыжебородый и бросился бежать.

– Вслед за ним, то и дело спотыкаясь, убежал и его приятель. Проститутка поднялась с земли и кинулась к магазину, истошно крича:

– «Скорую»! «Скорую»! Вызовите «скорую»!

– Ничего… ничего… – выдавил из себя Рустам. – Со мной… такое уже бывало…

– Асфальт, покрытый окровавленным снегом, закрутился и ударил его по лицу. Тьма закрыла ему глаза и потушила сознание.

– Четвертая городская больница города Алматы. На крыльце стоит угрюмый сухопарый мужчина в накинутом на плечи белом халате. У него усталое, опустошенное лицо, он провожает взглядом кружащиеся в холодном свете фонарей снежинки и нервно курит.

– У крыльца остановилась «газель» «скорой помощи», молодая докторша и двое больничных санитаров переложили привезенного больного на каталку и завезли в больницу. Пожилой водитель «скорой» проводил их взглядом, вышел, разминая ноги, и приблизился к курящему на крыльце мужчине. Тот молча протянул ему раскрытую пачку, водитель благодарно кивнул, достал из пачки сигарету и с видимым удовольствием закурил. Мужчина в халате кивнул в сторону двери и негромко спросил:

– Что с ним?

– Не ваш случай, Мухтар Саттарович, – ухмыльнулся водитель, – пищевое отравление, только-то и всего.

– Только-то и всего, – повторил за ним хирург, думая о чем-то своем.

Свежий морозный воздух, снегопад, хорошая сигарета настраивают водителя на благодушный лад, и ему хочется поговорить.

– Мухтар Саттарович, – начинает он, добродушно щурясь, – я вот чего спросить-то хотел: помните, мы сегодня паренька одного привозили, ножевое ранение, с Сейфулина?

– Бектасова Рустама?

– Да-да, – обрадовался водитель, – вот именно, его самого, Бектасова этого. Так вот, меня что удивило-то, Мухтар Саттарович, я когда Викуше-то помогал перевязку делать, то внимание обратил, что парнишка-то весь в шрамах. Я столько шрамов, пожалуй, только раз и видел, это когда автобус с ветеранами – «афганцами» в аварию попал. Но то «афганцы» – ясное дело, с войны да без «подарка» вернуться трудно. А у этого-то откуда? Молодой же еще совсем.

Хирург молча пожал плечами, он явно был не в настроении. Но пожилому водителю уж больно хотелось поговорить.

– Мухтар Саттарович, вы уж простите старика, но что-то любопытство меня заело. Может, когда парнишка на поправку пойдет, поинтересуетесь у него между делом – откуда у него подобные украшения?

Хирург устало вздохнул:

– А не у кого больше спрашивать, Михалыч. Умер твой Бектасов. Прямо на операционном столе и умер.

– Хирург затушил сигарету, сломав ее в пальцах, выкинул в урну и ушел. Оставшийся один водитель растерянно покачал головой:

– Вот оно, значит, как. Был человек – и нету, вроде и не война, а… Эх, люди-люди, что же вы друг с другом делаете?…

– Старик в сердцах чертыхнулся и пошел к машине. Ночь еще не закончилась, и работы у «скорой помощи» будет много, впрочем, как и всегда.

В ореховом кабинете светло и просторно. А распахнутые настежь узорчатые окна позволяют свежему ветру беспрепятственно разносить по комнате ароматы пробуждающейся весны. Но торжество природы отнюдь не радует молодого глинглокского короля, его брови нахмурены, а взгляд строг и сосредоточен. Он слушает доклад королевского казначея о состоянии своей казны и мрачнеет буквально на глазах.

Казначей, высокий и очень худой старик, закончил доклад и смиренно поклонился. Король Георг недовольно прищелкнул языком и сказал:

– Уотфорд, вот уже полгода как закончилась война, но за это время мы не только не улучшили положение, а значительно его ухудшили. И без того огромные долги королевства выросли на порядок и приобрели угрожающий размах. Я крайне вами разочарован, крайне. Старик обиженно побледнел:

– Ваше величество, я делаю все, что в моих силах. И если бы ваш совет, ваше величество, последовал моим рекомендациям, мы бы смогли значительно урезать наши расходы и существенно сэкономить.

– Уж не лагеря ли беженцев вы имеете в виду, Уотфорд? – прищурился Георг.

– Да, ваше величество, – подтвердил казначей, – именно их я и имею в виду. Они стоили нам слишком дорого, ваше величество. И, право, я до сих пор не совсем понимаю, зачем мы ежемесячно тратили на них столько заемных средств.

– А вы осознаете, Уотфорд, – вкрадчиво произнес Георг, – что эти люди потеряли все, что имели, и, если бы не дотации из казны, они бы попросту вымерли от голода?

– Ваше величество, – слегка напыщенно отреагировал казначей: – эти люди не находились на государственной службе. И, на мой скромный взгляд, о своем пропитании они должны были позаботиться сами.

– Достаточно, Уотфорд. – В королевском голосе прорезался металл. – Эти люди мои подданные, и позволить умереть им от голода – это последнее дело. Вам ясно?

– Да, ваше величество. – Казначей почтительно поклонился, но по его лицу было видно, что он нисколько не убежден.

– Георг хотел что-то сказать, передумал и махнул рукой:

– Вы свободны.

– Казначей еще раз низко поклонился и вышел. Георг задумчиво закусил губу. В своем правлении он предпочитал опираться на «старую гвардию» – верных слуг и советников своего отца, впавших в немилость после его смерти и вновь возвращенных ко двору Георгом. До сих пор эта практика себя оправдывала. Граф Честер, граф Калу, барон Лансье и многие другие не утратили своей прежней хватки и служили Георгу с неменьшим рвением, нежели его отцу. Но были и исключения. И казначей, Брей Уотфорд, к сожалению, вошел в их число. Он был, как и раньше, безупречно честен, но, к несчастью, его честность не в состоянии оплатить огромные королевские долги и наполнить пустые сундуки полновесным золотом. Для этого требовалось нечто большее, нежели простая честность. Королю Георгу нужен был новый казначей. Умный, цепкий и энергичный малый, которого предстояло еще найти, и найти незамедлительно.

Дорожная карета с графским гербом – знатная добыча для лихих людей. Но двое рыцарей, закованных в стальные доспехи, и четыре десятка суровых усачей уланов при полном вооружении в качестве сопровождения остужали горячие головы и вынуждали их искать другую добычу, более легкую и менее защищенную.

В карете, на мягких подушках, сидели две девушки. Они были облачены в простые дорожные костюмы, но каждое их движение выдавало знатное происхождение и соответствующее воспитание. Одна из девушек, подвижная и живая, с лукавым взглядом и горящими как медь локонами, обрамлявшими открытое насмешливое лицо, постоянно выглядывала в окно и без конца подшучивала над рыцарем, державшимся рядом с каретой, неподалеку от ее окна. Рыцарь, ехавший без шлема, несмотря на все ее усилия, был неизменно мрачен. На его лице, возле крепко сжатых губ, уже залегли глубокие складки, выдававшие тяжкие испытания, доставшиеся на долю этого молодого человека. Небрежно подстриженные волосы венчала войлочная шапочка, служившая подшлемником, а мускулистое тело скрывали прекрасно подогнанные доспехи. Правая рука его, в кольчужной перчатке, крепко сжимала поводья горячего гнедого жеребца, а левой руки не было вовсе, кованый наплечник переходил в стальную пластину, которая, словно маленький щит, закрывала то место, где должна была быть рука.

Временами взгляд рыжеволосой красавицы помимо ее воли задерживался на этой страшной пластине, и это вынуждало рыцаря еще больше мрачнеть и недовольно морщиться.

Вторая девушка, черноволосая, гибкая, с тонкими чертами лица и темно-синими лучистыми глазами, была молчалива и печальна. Она невпопад отвечала на шутки своей подруги и с какой-то затаенной грустью смотрела на живописные пейзажи, безмятежно проплывавшие за окном плавно покачивающейся кареты.

В конце концов, не выдержав очередной порции беспощадных шуток, однорукий рыцарь скривил губы в вежливой улыбке и, что-то неразборчиво буркнув, пришпорил жеребца, умчавшись во главу процессии. Рыжеволосая шутница проводила его недовольным взглядом и, сердито задернув занавеску, воскликнула:

– Вот она, пресловутая мужская смелость! Я битый час пытаюсь его развеселить, а он не нашел ничего лучшего, нежели трусливо сбежать.

– Ральдина, ты к нему несправедлива, – отозвалась ее печальная подруга. – Хорнблай потерял руку, был в плену. Ему нужно прийти в себя, смириться с потерей и все осмыслить. А ты беспрестанно на него давишь своим неудержным весельем. Что же ему оставалось делать?

– Ральдина возмущенно фыркнула:

– Айрин, не будь занудой. Прошло уже полгода, а мой брат все еще никак не может прийти в себя. А все потому, что все с ним возятся, постоянрю его жалеют и ходят вокруг него на цыпочках.

– Я бы подумала, что ты стала черствой, – отозвалась Айрин, – если бы своими глазами не видела, как ты плакала четыре дня кряду, когда Хорнблая привезли домой.

– Это кто плакал четыре дня?! – возмутилась было Ральдина, но тут же успокоилась. – Ну да, плакала, и, может быть, даже и четыре дня кряду. Но ведь жизнь продолжается. И именно это я и пытаюсь растолковать своему упрямо страдающему братцу. А он даже не хочет меня слушать. Ну ничего, приедем – я ему устрою. Кстати, а долго ли нам еще ехать?

– Нет, – ответила Айрин, – мы почти приехали. Скоро тракт повернет направо, а мы поедем прямо, проедем через Лялькин лес и попадем в Гросбери… – Айрин неожиданно запнулась и побледнела: – То есть в то, что от него осталось, а осталось немного…

– На глазах девушки выступили слезы, и она отвернулась. Веселое выражение сошло с лица Ральдины, она придвинулась ближе к подруге и крепко ее обняла.

– Айрин, ну хотя бы ты не плачь, – попросила она жалобно. – А то я тоже заплачу, а ты же знаешь, когда я плачу, у меня опухают глаза, я становлюсь страшная и почти ничего не вижу.

Айрин посмотрела на виноватое лицо подруги и сквозь слезы заставила себя улыбнуться. Ральдина права, жизнь продолжается.

Сбежав от пытавшейся его развеселить младшей сестры, Хорнблай осадил своего гнедого рядом с саврасым жеребцом отца. Старый граф Лондейл посмотрел на сына и понимающе улыбнулся:

– Что, не выдержал?

– Выдержишь тут, – буркнул Хорнблай, досадливо скривившись. – Ральдину словно подменили, болтает без умолку. Заранее сочувствую ее будущему мужу.

– Граф рассмеялся:

– А я ему, наоборот, завидую. С нашей Ральдиной ему никогда не будет скучно.

– Ага, – поддакнул Хорнблай, – и покоя ему с ней тоже не будет.

– Что такое покой, сын? – философски заметил граф. – Всего лишь иллюзия. Сегодня он есть, а завтра уже война.

– А вы думаете, отец, что новая война не за горами? – оживился Хорнблай.

– Все может быть, – посерьезнел старый граф. – Обстановка сейчас сложная, и мы можем быть спокойны только за свои восточные границы. Союз с орками восстановлен, и древняя дружба приносит новые плоды. Но со всех других сторон нас окружают если и не враги, то и не друзья. С запада играет мускулами Эдвитания. А в этом королевстве рождаются не только прекрасные женщины вроде твоей матери, но и храбрые, горячие рыцари, полные желания отомстить нам за поражения своих отцов. А с юга многочисленные королевства эльфов и гномов, которые хоть и соблюдали нейтралитет в последней войне, тем не менее держат нас под прицелом. И все еще не оставили надежды отхватить свой кусок от старого Глинглока и перекрыть нам дорогу в южные моря. Ну и, конечно, север, где исходят ненавистью герцог Эландриэль и король Торбин. Мы им не проиграли, но и не победили. Перворожденные сохранили ядро своих армий и сохранили в неприкосновенности свои земли. Со временем боль от нанесенного нами удара пройдет, а обида останется. И тогда они попробуют вернуться.

– Мы должны быть готовы к этому, – нахмурился Хорнблай, – чтобы остановить врагов еще на границах. Ведь повторного опустошения наших земель нам уже не выдержать.

– Старый граф оглянулся на сына и улыбнулся:

– Ты возмужал. Раньше ты бы воскликнул что-нибудь глупое, что-то вроде «Пусть только сунутся, мы им зададим хорошую трепку!». Сейчас же мне нравится твоя рассудительность.

– Хорнблай покраснел, похвала отца была ему приятна, и в то же время она его смутила, и он поспешил сменить тему:

– Отец, что мы будем делать в Гросбери? Граф помрачнел.

– Проверим, как обстоят дела. И постараемся найти останки барона и его сыновей, дабы с почестью их похоронить.

– А дальше?

– А дальше решать уже будет Айрин. Она единственная выжившая из рода Гросбери. Это ее земли, ей и решать.

– Извилистая дорога, отделившись от северного тракта, прорезала лес и вывела к небольшому, но очень живописному озеру. На высоком скалистом холме у самого берега возвышался потемневший от времени замок Гросбери. Чуть ниже должна была располагаться большая многолюдная деревня. Но ее не было. И лишь черное пепелище напоминало об ее существовании.

Карета остановилась, спешившиеся уланы поспешили проверить замок и пепелища. Айрин, до боли закусив губу, смотрела на обгоревшую землю и не решалась выйти. Ральдина крепко сжимала ее руку, молчаливо сопереживая ее горю. Граф Лондейл, окинув внимательным взглядом разоренное имение, нахмурил седые брови и, громогласно прочистив горло, спешился. Хорнблай спешился вслед за ним, сделав это несколько неловко и сердитым окриком отогнав улана, поспешившего было ему на помощь. Подойдя к карете, Хорнблай открыл дверцу и, посмотрев в потемневшие глаза Айрин, выдавил из себя подобие улыбки.