Текст книги "Китайская головоломка"
Автор книги: Аркадий Жемчугов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Помимо Ян Дэнъни Особому отделу удалось в течение 1929 года внедрить в спецслужбы гоминьдана еще ряд своих людей. Один из них, Цянь Чжуанфэй, сумел занять должность помощника по особым поручениям заведующего партийно-следственным сектором орготдела ЦК гоминьдана.
Роль этих «кротов» в обеспечении безопасности руководящих деятелей КПК трудно было переоценить. Стоило гоминьдановцам напасть на след кого-нибудь из них или выследить место их проживания, как Особый отдел оперативно принимал превентивные меры: «засветившиеся» немедленно переселялись, меняли фамилии и даже внешность. Чаще других это приходилось делать самому Чжоу Эньлаю. Он менял квартиры каждый месяц или даже каждые полмесяца. За ним гоминьдановцы охотились днем и ночью. Таков был приказ самого Чан Кайши.
Скрупулезно соблюдая требования конспирации, Чжоу Эньлай настаивал на том, чтобы все члены партии поступали точно так же.
В книге Мао Мао «Мой отец Дэн Сяопин» приведены воспоминания Чжан Цзиэня, который в 1928 году был направлен в Шанхай на работу в одно из подразделений аппарата ЦК, обосновавшееся в квартале Цинхэ, в доме по проспекту Умалу. Нижний этаж дома занимала мелочная лавка, в которой продавались сигареты, туалетное мыло, спички и всякая всячина. «Эту лавку первоначально открыл Дэн Сяопин в качестве прикрытия для конспиративной работы, – вспоминает Чжан Цзиэнь. – На верхнем этаже этого дома жил член Политбюро Ли Вэйхань; после перевода Ли Вэйханя на работу в качестве секретаря комитета КПК провинции Цзянсу он переехал в западный район Шанхая, где была штаб-квартира комитета КПК провинции Цзянсу; мы с женой переехали сюда. В этом учреждении несколько раз проводились заседания Политбюро ЦК КПК, в которых участвовали Сян Чжунфа, Чжоу Эньлай, Цюй Цюбо…
С целью конспирации Чжоу Эньлай рекомендовал женщинам делать прически, укладывая волосы узлом, носить модную обувь; в учреждении, по его мнению, должна была жить супружеская пара, а не заметные посторонним революционеры…
А мужчинам, которые вели подпольную работу, надо было маскироваться под состоятельных людей, поэтому они одевались в длинные китайские халаты, носили шляпы».
В августе 1928 года Чжоу Эньлай нелегально прибыл в Советский Союз, где в июне-июле в пригороде Москвы в обстановке строжайшей секретности состоялся VI съезд КПК, на котором были подведены итоги национальной революции 1925–1927 годов и намечены пути дальнейшего развития национально-освободительной борьбы китайского народа. Чжоу Эньлай предоставил участникам съезда отчет об организационной работе партии и доклад по военным вопросам. По его инициативе все участники съезда прошли обучение по военной подготовке и нелегальной работе на краткосрочных курсах, организованных Генштабом Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
На съезде Чжоу Эньлай был избран членом Политбюро, секретарем ЦК и заведующим орготделом ЦК КПК. Тогда же, летом 1928 года, он принял участие в работе 6-го конгресса Коминтерна в Москве, на котором был избран кандидатом в члены Исполкома Коминтерна.
В октябре 1928 года он нелегально возвращается в Шанхай и вновь приступает к руководству повседневной деятельностью партии в условиях глубокого подполья.
В июне 1930 года он в очередной раз нелегально посетил Москву, где доложил Исполкому Коминтерна о внутриполитической ситуации в Китае, расстановке политических сил и основных направлениях деятельности компартии.
…В шанхайский период своей деятельности Чжоу Эньлай воочию столкнулся с тем, против чего бессильна даже самая строгая конспирация – с предательством, причинившим колоссальный урон, прежде всего, руководящей прослойке КПК. Особенно болезненными для него, в том числе в личном плане, оказались два случая измены. И того и другого предателя он близко знал как по работе, так и в быту. Обоим доверял как самому себе.
Кандидат в члены Политбюро, член Особого комитета ЦК по вопросам безопасности Гу Шуньчжан – выходец из рабочих. Характеризовался умным, способным, рассудительным революционером. Положительно зарекомендовал себя на руководящей работе, в том числе в Особом отделе. Были известны и его недостатки: люмпен-пролетарские замашки, вольности в семейной жизни, курение опиума. За все это ему частенько доставалось от Чжоу Эньлая.
25 апреля 1931 года, оказавшись по долгу службы в Ухани, он вдруг вспомнил, что когда-то был неплохим фокусником и решил тряхнуть стариной на сцене местного уханьского театра Юи. Во время представления его опознали и арестовали. А на первом же допросе он «заговорил». Знал же он многое и многих. С трудом уверовав в нежданно свалившуюся на них удачу, гоминьдановские контрразведчики поспешили отбить телеграмму в Нанкин. Однако первым с ней ознакомился Цянь Чжуанфэй, который незамедлительно информировал о случившемся Чжоу Эньлая. Как пишет Мао Мао, «Чжоу Эньлай действовал быстро и решительно: переместил все учреждения, и все товарищи, которых знал Гу Шуньчжан, переехали на новые квартиры, были изменены все известные Гу Шуньчжану методы подпольной работы. Чжоу Эньлай, пренебрегая личной опасностью, сам ходил оповещать ответственных товарищей о необходимости переезда. Лично уведомив одну из сотрудниц о необходимости срочного переезда, он не забыл посоветовать ей, как лучше уберечь мужа, ответственного работника военного комитета. Тот в это время плыл на пароходе из Шанхая в Ухань. Совет Чжоу Эньлая помог – тот сошел на полдороге с парохода и избежал ареста».
Тем не менее предательство Гу Шуньчжана нанесло ощутимый ущерб организации подпольной работы, создававшейся в течение нескольких лет. Ряд нелегальных структур был распущен. Целой группе ответственных работников и рабочего персонала аппарата ЦК пришлось срочно покинуть Шанхай и перебраться в другие районы страны. Наконец, Гу Шуньчжан предал ранее арестованного гоминьдановцами, но так и неопознанного руководящего работника ЦК Юнь Дайина, который вскоре после его опознания предателем был казнен.
Не менее чувствительным ударом для партии и лично Чжоу Эньлая стала измена Генерального секретаря ЦК КПК Сян Чжунфа.
Простой рабочий, не имевший практически никакой теоретической подготовки, никаких политических знаний, не обладавший ни организаторскими, ни пропагандистскими способностями, он был избран генеральным секретарем партии исключительно по протекции Коминтерна – в Москве хотели видеть во главе КПК представителя китайского пролетариата. И это сделали, хотя ни для кого не было секретом, что фактически всей текущей работой в ЦК и партии в целом руководил Чжоу Эньлай вместе с другими опытными партийными деятелями.
«Сян Чжунфа, – негодует Мао Мао, – никогда не соблюдал дисциплины, более того, даже взял себе в наложницы женщину из публичного дома».
И далее Мао Мао ссылается на воспоминания Чэнь Цзуньин, супруги Жэнь Биши: «Когда товарищ Чжоу Эньлай узнал об этом, он попросил мою мать пожить с этой женщиной, чтобы наблюдать за ними. Эньлай тогда решил переправить Сян Чжунфа в советский район, и поэтому поселил его наложницу в гостиницу, а самого Сян Чжунфа – у себя дома, предупредив, чтобы тот не выходил на улицу. Но Сян Чжунфа, воспользовавшись отсутствием Эньлая, однажды тайком отправился навестить свою подружку и остался у нее. На другой день он вызвал такси, был опознан шофером, который тут же сообщил все полиции, и Сян Чжунфа арестовали. Это случилось 22 июня 1931 года. А 24 июня Сян Чжунфа изменил».
О предательстве генсека Чжоу Эньлай узнал сразу. И несмотря на поздний час, в 11 часов вечера, срочно перебрался вместе с Дэн Инчао и Цай Чан во французский отель. А утром следующего дня сотрудники Особого отдела скрытно наблюдали за тем, как к дому, в котором еще вчера проживал Чжоу Эньлай, подъехали полицейские вместе с Сян Чжунфа, как тот вынул из кармана ключ от входной двери, открыл ее и вошел с полицейскими внутрь. Но дом был пуст, а предательство генсека стало фактом.
Трудно сказать, сколь значительный ущерб причинила бы эта измена партии, если бы не поспешность самого Чан Кайши. Об аресте Сян Чжунфа ему сообщили незамедлительно, еще до того, как следователи полиции начали его допрашивать. То ли Чан Кайши полагал, что генсек КПК – «крепкий орешек» и его не удастся расколоть, то ли опасался, что соратники попытаются освободить его, но как бы то ни было, генералиссимус поспешил отдать приказ незамедлительно расстрелять «коммунистического бандита». «Крепкий орешек» оказался трусом, но приказы Чан Кайши не обсуждались. Предателя расстреляли. Для КПК это был лучший исход измены.
На путь измены встал и Хэ Цзясин, который только-только возвратился вместе со своей женой из Советского Союза. 15 апреля 1928 года он выдал гоминьдановцам члена Политбюро ЦК КПК Ло Инуна, который на допросах не проронил ни слова и был расстрелян.
В августе 1929 года секретарь Военной комиссии ЦК Бай Синь переметнулся на сторону Чан Кайши и выдал пятерых своих товарищей: Пэн Бая, Ян Иня, Янь Чаньи, Син Шичжэня и Чжан Цзичуня, направлявшихся на заседание комиссии. Лишь одному из них удалось спастись.
Результатом измены Дай Бинши стал арест семерых ответственных сотрудников аппарата ЦК в Шанхае.
И это далеко не полный перечень предательств, с которыми Чжоу Эньлаю, как ответственному за всю текущую деятельность партии, пришлось столкнуться в его шанхайский период жизни.
…Летом 1931 года Чжоу Эньлай по решению ЦК КПК нелегально выехал из Шанхая в Центральный советский район. Загримировавшись под христианского священника-миссионера, он сумел успешно миновать многочисленные проверки и облавы, которые регулярно устраивались гоминьдановской полицией.
17 ноября 1931 года на I Всекитайском съезде представителей советских районов Китая его избирают в состав Центрального исполнительного комитета Китайской советской республики, а также вводят в состав Реввоенсовета республики. Осенью же 1932 года назначают политкомиссаром Красной армии вместо снятого с этой должности Мао Цзэдуна. На этом посту Чжоу Эньлай проявляет свои прекрасные качества организатора революционных вооруженных сил, много делает для того, чтобы мобилизовать население в поддержку правительства Центрального советского района, всячески противодействуя так называемым карательным походам чанкайшистских войск. Его самоотверженный и, главное, результативный труд не остается незамеченным. На состоявшемся в январе 1934 года II Всекитайском съезде представителей советских районов Чжоу Эньлая избирают заместителем председателя Реввоенсовета.
…В октябре 1934 года пять армейских группировок Красной армии общей численностью в 80 тысяч человек несколькими колоннами выступили из Жуйцзиня в южной части провинции Цзянси и из Чантина и Нинхуа в провинции Фуцзянь. Так начался Великий поход.
Формально главнокомандующим Красной армии считался Чжу Дэ, а его правой рукой – главным политкомиссаром – Чжоу Эньлай. Фактически же в военно-политическом руководстве революционных сил, покинувших Центральный советский район, шла ожесточенная борьба двух линий. Одну из них представляли сторонники Коминтерна, другую – возглавлял Мао Цзэдун. Отсутствие единой военно-политической установки самым губительным образом сказывалось на действиях Красной армии, на боевом и моральном состоянии войск.
«В начальный период Великого похода, – пишет в своих мемуарах Ли Вэйхань, – диспозиция всей Красной армии Центрального советского района была ошибочной, можно сказать, просто анекдотичной. Две нестроевые колонны в центре, одна колонна впереди, одна позади, на флангах располагалась главная оперативная сила – 1-я и 3-я армейские группы. 5-я армейская группа находилась в арьергарде и имела задачу прикрывать колонны. Кроме того, имелись еще 22-я дивизия и 9-я армейская группа, составленная из новобранцев. Они тоже находились в арьергарде. Им была поставлена задача сковывать противника. То есть армейские группы, представлявшие собой наши главные силы, должны были играть роль щита центральных нестроевых колонн. Такая диспозиция полностью связывала нас по рукам и ногам, повсюду мы находились в пассивном положении, и нас били».
Вскоре стало ясно, что над Красной армией нависла угроза полного уничтожения. И тогда в городе Липине 18 декабря было созвано заседание Политбюро ЦК. Председательствовал на нем Чжоу Эньлай, один из тех немногих, кто настоял на необходимости созыва этого заседания. Разгорелась острая дискуссия. В итоге сторонники Коминтерна остались в меньшинстве. Чжоу Эньлай, Чжу Дэ, Ло Фу, Ван Цзясян и многие другие, реально оценивавшие сложившуюся ситуацию деятели КПК, поддержали предложение Мао Цзэдуна отказаться от прежнего, северного, маршрута и взять курс на провинцию Гуйчжоу, то есть на юго-запад. Это был первый случай, когда Чжоу Эньлай открыто и решительно поддержал Мао Цзэдуна.
На расширенном заседании Политбюро ЦК, проходившем с 15 по 17 января 1935 года в Цзуньи, Чжоу Эньлай вновь занял сторону Мао Цзэдуна, однозначно осудив, как было сказано в решении заседания, «левоуклонистское ошибочное руководство со стороны Ван Мина в военных делах».
В Цзуньи были реорганизованы руководящие органы ЦК КПК. Мао Цзэдун был избран членом Постоянного комитета Политбюро ЦК. «Ответственность за военное руководство была возложена главным образом на Чжоу Эньлая и Чжу Дэ». Так говорилось в специальном решении заседания.
В июне 1935 года вновь возникла угроза раскола в руководстве КПК. На этот раз взбунтовался Чжан Готао, один из отцов-основателей партии. Имея под рукой более чем 80-тысячное войско, а это в два раза превосходило численность всех остальных войск КПК, он потребовал реорганизовать Центральный военный совет и главное командование. При этом выразил желание возглавить Центральный военный совет и получить полномочия по собственному усмотрению руководить всеми вооруженными силами КПК. Вновь возникла горячая дискуссия. Претензии Чжан Готао на фактическую узурпацию верховной военной власти в ЦК были решительно отвергнуты. Но явная угроза раскола требовала поиска компромисса. И здесь решавшую роль сыграл Чжоу Эньлай. Чжан Готао согласился принять пост генерального политкомиссара Красной армии. Угроза раскола отодвинулась на задний план.
А 3 августа состоялась реорганизация всех вооруженных сил КПК. Были сформированы так называемые левая западная и правая восточная колонны. Левую возглавили Чжу Дэ, Чжан Готао и Лю Бочэн, а правую – Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай.
17 декабря 1935 года в местечке Ваяобао, северная часть провинции Шэньси, состоялось заседание Политбюро ЦК КПК, в резолюции которого содержался призыв к формированию широчайшего антияпонского национального единого фронта. «Единственный выход для всех китайцев, не желающих быть безродными рабами и предателями, – говорилось в ней, – состоит в том, чтобы развернуть священную национально-революционную войну против японского империализма, его прихвостней и изменников Родины».
В судьбе Чжоу Эньлая происходит очередной поворот: он выдвигается на передний край политико-дипломатической деятельности КПК по реализации идеи создания единого фронта.
По заданию ЦК он зондирует возможность налаживания негласных контактов с патриотически настроенными гоминьдановскими генералами, в частности с Чжан Сюэляном и Ян Хучэном.
Чжан Сюэлян, выполняя приказ Чан Кайши не стал противодействовать оккупации Маньчжурии японскими войсками и отступил со своей армией в Северо-Западный Китай, где опять же по приказу Чан Кайши фактически блокировал пограничный район ШэньсиГаньсуНинся, в котором дислоцировалась главная опорная база КПК. Чжоу Эньлай знал, что Чжан Сюэлян выполняет приказы генералиссимуса скрепя сердце, что он внутренне не разделяет капитулянтскую политику гоминьдана. И он начал действовать. Сначала, в январе 1936 года, им было инициировано воззвание к офицерам и солдатам армии Чжан Сюэляна с призывом к совместному отпору японским агрессорам. Под воззванием кроме Чжоу Эньлая подписались Мао Цзэдун и Чжу Дэ. Воззвание посеяло семена сомнения не только среди солдат и офицеров, но и у их главнокомандующего – Чжан Сюэляна.
После этого Чжоу Эньлаем были предприняты шаги к установлению прямых негласных контактов с генералом. Тот откликнулся. Начались секретные переговоры, в результате которых в феврале 1936 года между Красной армией и северо-восточными армиями Чжан Сюэляна было достигнуто устное соглашение о взаимном ненападении и обмене представителями для решения текущих проблем и двусторонней связи. Чжан Сюэлян по собственной инициативе поставил вопрос о том, чтобы добиваться от Чан Кайши активной борьбы с японскими агрессорами.
Действуя по аналогичной схеме, Чжоу Эньлай сумел установить доверительные отношения и с генералом Ян Хучэном, командовавшим северо-западной армией в западной части Шэньси. Стороны покончили с взаимной враждебностью и договорились объединить силы для борьбы с японской интервенцией. Обменялись также представителями.
Отношения сотрудничества с этими двумя генералами создавали благоприятные внешние условия для жизнедеятельности Особого района КПК в северной Шэньси.
В обстановке неуклонного роста в стране антияпонских настроений Чан Кайши также начал тайные переговоры с КПК. Представителем КПК для переговоров с нанкинским, чанкайшистским, правительством по вопросам создания единого антияпонского фронта был назначен Чжоу Эньлай.
В конце 1937 года он прибыл в город Ухань, ставший временной столицей Китая после оккупации японскими войсками Нанкина. Здесь, в Ухани, Чжоу Эньлай превратил представительство КПК при гоминьдановском правительстве в первое дипломатическое учреждение коммунистов – создал в рамках представительства международную секцию пропаганды.
Задачи секции сводились к поддержанию регулярных контактов с аккредитованными в Ухане иностранными корреспондентами с целью ознакомления и мобилизации мирового общественного мнения в поддержку политики КПК по вопросам национально-освободительной борьбы китайского народа.
Сотрудникам секции предписывалось в своей повседневной работе руководствоваться сформулированными Чжоу Эньлаем пятью правилами:
– «работать глазами», то бишь заниматься чтением для повышения своего идейно-политического уровня; прежде всего, изучать марксистско-ленинскую литературу, труды Мао Цзэдуна, документы ЦК КПК;
– «работать ушами», стараться слушать, что говорят люди о войне, гоминьдане, будущем Китая, и использовать их мнения в своей деятельности;
– «работать языком», пропагандировать политику и установки партии, давать отпор неправильным идеям и взглядам;
– «работать руками», делать самим все, что требуется;
– «работать ногами», ходить и искать друзей, а не сидеть за закрытой дверью и ожидать, когда в нее постучат.
Сам Чжоу Эньлай помимо политико-дипломатических функций еще редактировал орган КПК газету «Синьхуа жибао».
Активная деятельность представительства КПК была продолжена в Чунцине, куда вынуждено было перебазироваться чанкайшистское правительство под натиском японских оккупационных войск.
В марте 1938 года Чжоу Эньлай назначается заместителем начальника политуправления Военного комитета Китая и управления по мобилизации масс при этом комитете. Сфера его непосредственной деятельности распространяется на работников искусства, деятелей культуры, писателей, представителей прочих слоев интеллигенции. Всех этих людей он должен был «зарядить» на отпор японским захватчикам. И ему это удалось. Более того, он стал среди них популярнейшей личностью, непререкаемым авторитетом.
Показательны в этом плане воспоминания выдающегося китайского историка, писателя, ученого Го Можо, которому в 1938 году довелось служить под началом Чжоу Эньлая в качестве руководителя третьего отдела (отдела культуры) политического управления Национальной армии Китая. Преклоняясь перед самоотверженным трудом Чжоу Эньлая в Ухане и Чунцине по укреплению единого антияпонского национального фронта и мобилизации в этих целях творческого потенциала китайской интеллигенции, Го Можо вспоминает, как он решил подать в отставку, доведенный до ручки придирками гоминьдановцев, всячески мешавших деятельности его отдела по развитию патриотического движения среди населения и армии посредством театральных, агитационных и кинобригад, и уже три дня не выходил на работу. Тогда Чжоу Эньлай пригласил его к себе в кабинет. «Заговорили о нашем отделе, – пишет президент Академии наук КНР. – Чжоу Эньлай считал, что деятельность его не потеряла смысла. Если мы сумеем сосредоточить в своих руках пропагандистскую, шефскую работу и просвещение, тогда, по крайней мере, мы сможем разоблачить капитулянтские замыслы реакции. Мы должны пробудить сознание масс, веру в их собственные силы. Поэтому третий отдел по-прежнему имеет большое значение… Я сказал: «Моя роль в отделе незначительна, сотрудники обойдутся и без меня. Не лучше ли мне уйти?»… В живых, искрящихся глазах Чжоу Эньлая вспыхнул огонь гнева, он резко перебил меня: «А что же делать? В интересах революции надо терпеть все. Нам приходится сносить еще большие обиды!»
Так единственный раз в жизни Чжоу Эньлай как следует пробрал меня, и я отказался от намерения оставить службу».
И еще одна встреча с Чжоу Эньлаем запомнилась Го Можо на всю жизнь: его выступление по случаю второй годовщины со дня смерти выдающегося китайского писателя Лу Синя.
«Речь Чжоу Эньлая, – вспоминал Го Можо, – была блестящей. Основное внимание он уделил боевому духу творчества Лу Синя. Великий писатель жил в революционную эпоху. После поражения революции, когда реакция неистовствовала, Лу Синь продолжал твердо стоять на своих позициях, вести непримиримую борьбу с темными силами, чтобы приблизить час победы. Лу Синь – самый стойкий боец, самый любимый учитель. Мы должны учиться у него мужеству, особенно сейчас, когда нам предстоит бороться против капитулянтов, против пассивного ведения войны, против «пятой колонны», против «индивидуалистического ухода от мира». В бурю познаешь стойкость дерева. Сегодня каждый обязан стать таким же стойким, каким был Лу Синь».
А заключает свои воспоминания о Чжоу Эньлае Го Можо такими словами: «Я всегда с глубоким уважением относился к Чжоу Эньлаю. Любое дело он обдумывал до конца, во всех мельчайших подробностях. Он обладал железной логикой. Любой вопрос решал с быстротой молнии, каждому начатому делу отдавался целиком. Он был неутомим, мог не спать по нескольку суток. Смотришь на него, кажется, устал, а он все продолжает работать. Он напоминал заведенную часовую пружину, во всех его действиях чувствовался строгий ритм и постоянное напряжение».
В августе 1939 года, будучи в Яньани, Чжоу Эньлай при падении с лошади сломал руку. Лечиться пришлось в Москве. 8 октября из Москвы в Яньань пришло письмо от Дэн Инчао. «14 сентября, – писала супруга Чжоу Эньлая, – его положили в Кремлевскую больницу на лечение, а 19 сентября была сделана операция. В ходе операции у него вырезали высовывающуюся небольшую часть кости. Через неделю все благополучно зажило. 25 сентября были сняты швы, рана заживает. В результате применения лечебных процедур: массаж, электролечение, ванны, двигательная терапия – мышцы стали подвижнее, дрожание руки стало меньше. Однако действие руки полностью восстановлено не будет».
В марте 1940 года Чжоу Эньлай возвратился в Яньань, откуда вылетел в Чунцин и приступил к работе в представительстве КПК.
С июня 1943 по ноябрь 1944 года он находился в Яньани, куда его вызвал Мао Цзэдун для участия в «движении за упорядочение стиля». Ему пришлось писать пространное объяснение «самокритику» в связи с участием в VI съезде КПК, состоявшемся в пригороде Москвы в 1928 году.
В своем объяснении-самокритике Чжоу Эньлай дал негативную оценку отдельным сторонам политики Коминтерна в отношении Китая и КПК. А к «основным недостаткам» VI съезда КПК отнес «активное участие» в нем представителей Коминтерна и отсутствие на нем Мао Цзэдуна и Лю Шаоци. Упомянул и о том, что руководители Коминтерна в 1940 году заявляли ему, что «все еще опасаются, как бы мы не отошли слишком далеко от рабочего класса».
Чжоу Эньлай не скупился на самокритику. Так, выступая в партийной школе при ЦК КПК в Яньани, он, по существу, впервые ознакомил широкий партийный актив с предысторией созыва VI московского съезда КПК и обсуждавшимися на нем вопросами, подробно рассказал о деятельности Коминтерна, его задачах и целях, детально проанализировал теоретические проблемы китайской революции. Аудитория слушала его, как зачарованная.
Но такая самокритика явно не устраивала Мао Цзэдуна. И ему ничего не оставалось, как дать указание оставить Чжоу Эньлая в покое. «Товарищ Чжоу Эньлай, – пояснил он, – слишком много занимается самокритикой».
В апреле 1945 года на VII съезде КПК Чжоу Эньлай в очередной раз был избран в Политбюро и Секретариат ЦК КПК.
28 августа 1945 года вместе с Мао Цзэдуном он вел в Чунцине переговоры с Чан Кайши и 10 октября от имени KПK подписал мирное соглашение с гоминьданом.
1 января 1946 года в качестве официального представителя КПК Чжоу Эньлай принял участие в трехсторонних переговорах между КПК, гоминьданом и представителями США о прекращении военных конфликтов и восстановлении путей сообщения в Китае. Затем возглавил делегацию КПК на созванной в Чунцине 1-й сессии. Политического консультативного совета представителей различных политических партий и общественных организаций Китая.
25 марта 1949 года вместе с центральными учреждениями КПК Чжоу Эньлай прибыл в Пекин. В качестве главы делегации КПК принял участие в мирных переговорах с делегацией гоминьдана о прекращении гражданской войны.
21 сентября 1949 года в Пекине на учредительной сессии Народного политического консультативного совета Китая, на тот момент – органа высшей власти, он выступил с докладом по проекту «Общей программы НПКСК», временной конституции, и фактически руководил работой сессии.
А 1 октября 1949 года стоял на трибуне Тяньаньмэнь рядом с Мао Цзэдуном и слушал, как тот провозглашает создание Китайской Народной Республики. Почему Мао Цзэдун, а не он?
…К моменту провозглашения КНР ни у одного из высших руководителей КПК не было такого впечатляющего послужного списка, как у Чжоу Эньлая. Он активно участвовал в создании КПК и формировании ее вооруженных сил, в национальной революции 1925–1927 годов и организации партийного подполья в чанкайшистском тылу, в строительстве советских районов и антияпонской войне. И везде его роль была не менее, а точнее – более яркой, чем роль того же Мао Цзэдуна. При этом везде и всегда его украшали скромность и простота.
Вот как высказалась о Чжоу Эньлае соратница и вдова Сунь Ятсена Сун Цинлин: «Настоящий коммунист и как человек, и как политический деятель, премьер Чжоу жил скромно и просто, был всегда доступен, всегда среди масс трудящихся, как один из них… благородный, неутомимый, бесстрашный, с горячим сердцем борец и труженик, который был любим народом за то, что любил народ, и был способен побеждать всех врагов и объединять всех, кого только можно объединить во имя движения вперед».
Член делегации КПК на 7-м конгрессе Коминтерна Го Шаотан, знавший Чжоу Эньлая еще с 1928 года, выделяет его удивительную способность убеждать спорящих в необходимости достижения разумного компромисса. «После завершения работы VI съезда КПК, – подтверждает свои слова Го Шаотан, – Чжоу Эньлай успешно и довольно быстро примирил враждовавшие между собой группировки китайских студентов, обучавшихся в Университете имени Сунь Ятсена в Москве».
А вот что пишет о Чжоу Эньлае в своих воспоминаниях М. С. Капица: «Чжоу Эньлай был красивым человеком; лицо приветливое, с густыми бровями и ямочками на щеках, рост средний. Живой, моторный, он часто смеялся, был приятным собеседником. Ему чужды были важная поза, высокомерие. Он был ровен со всеми. За столом мог залпом выпить одну-две рюмочки маотая, ел с аппетитом…
Чжоу Эньлай, хотя и был более образован, чем Мао Цзэдун, судьбой предназначался на роль канцлера при императоре и за рамки этой роли никогда не выходил. Часто действовал как амортизатор при столкновениях в китайском руководстве».
Но почему так несправедливо распорядилась судьба? Ответ на этот вполне закономерный вопрос дал еще в 1938 году сам Чжоу Эньлай.
В беседе с корреспондентом ТАСС В. Н. Роговым он заявил тогда, что абсолютно убежден в необходимости иметь в такой полуфеодальной стране, как Китай, с его преобладающим крестьянским населением и глубоко укоренившимися многовековыми традициями абсолютной власти Сына Неба, такого общенационального лидера, которого бы народ воспринимал как предопределенного Небом. Таким вождем, по мнению Чжоу Эньлая, мог стать лишь Мао Цзэдун, выходец из крестьянской семьи, проведший большую часть своей жизни в сельской местности, никогда не бывавший за границей, одним словом – типичный представитель подавляющей массы населения страны. Чжоу Эньлай тогда самокритично заметил, что «выходец из классово чуждой среды, каковым был он сам», не может и не должен претендовать на роль лидера КПК и всего Китая. И он никогда не претендовал. Более того, чтобы у мнительного Мао Цзэдуна не оставалось даже малейших сомнений в отсутствии у его «канцлера» каких-либо притязаний на первое место, Чжоу Эньлай искусно избегал быть вторым и всегда оказывался третьим, пропуская вперед то одного, то другого. Быть третьим вполне устраивало его.
…На первом, состоявшемся сразу же после провозглашения КНР заседании Центрального народного правительства Чжоу Эньлай был назначен его главой – премьером Государственного административного совета (впоследствии – просто Государственного совета) КНР и одновременно министром иностранных дел.
С этого момента и вплоть до его кончины 8 января 1976 года Чжоу Эньлай в течение 37 лет оставался бессменным главой правительства КНР, с именем и непосредственным участием которого были связаны все важнейшие события во внутренней и внешней деятельности Китайской Народной Республики.
14 февраля 1950 года Чжоу Эньлай от имени КНР подписал в Москве Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи с Советским Союзом, по условиям которого Китаю была предоставлена необходимая финансовая, экономическая, научно-техническая и военная помощь.
На VIII съезде КПК в сентябре 1956 года он отметил в своем докладе, что в период первой китайской пятилетки Советский Союз предоставил кредиты на льготных условиях, помог в проектировании 205 промышленных объектов, поставив для них большую часть оборудования и направив в Китай целую армию специалистов. «Мы хотим воспользоваться этим случаем, – заявил он с трибуны съезда, – чтобы выразить свою глубокую благодарность Советскому Союзу… за эту сердечную братскую помощь».
