Текст книги "Китайская головоломка"
Автор книги: Аркадий Жемчугов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
Чжоу Эньлай одним из первых отреагировал на проявлявшиеся уже тогда в высказываниях и действиях Мао Цзэдуна антисоветские нотки. «Сейчас все еще находятся люди, – заявил он в отчетном докладе о работе правительства на сессии ВСНП 26 июня 1957 года, – которые пытаются отрицать огромное значение искренней помощи Советского Союза нашей стране. Совершенно ясно, что это рассчитано на то, чтобы спровоцировать ухудшение китайско-советской дружбы, подорвать международное сплочение и, следовательно, сорвать дело строительства социализма в нашей стране».
Когда же весной 1960 года Н. С. Хрущев принял импульсивное решение, отнюдь не диктовавшееся объективной обстановкой, об отзыве из Китая советских специалистов, Чжоу Эньлай организовал теплые проводы отъезжавших на Родину советских друзей и их семей, дабы таким образом смягчить то негативное впечатление, которое столь неожиданное волевое решение Москвы произвело на дружественно настроенное к советским людям китайское население. По личному указанию Чжоу Эньлая китайская пропаганда широко разъясняла простым китайцам, что советские специалисты покидают КНР в связи с возникшей в СССР острой потребностью в высоко квалифицированных кадрах для решения насущных задач социалистического строительства.
В современной историографии Чжоу Эньлай зачастую называется инициатором известных «пяти принципов мирного сосуществования», хотя сам он неоднократно подчеркивал факт совместного выдвижения этих принципов Китаем, Индией и Бирмой. В середине 50-х годов эти принципы мирного сосуществования стали важнейшим инструментом смягчения международной напряженности между Востоком и Западом.
Премьер Китая придавал первостепенное значение личным контактам между руководителями различных государств, обменам парламентскими делегациями, взаимным визитам представителей деловых, культурных и спортивных кругов. И сам он много ездил за границу. В ноябре 1956 – феврале 1957 года он побывал во Вьетнаме, Камбодже, Бирме, Индии, Пакистане, Афганистане, Непале и Цейлоне. А в декабре 1963 – феврале 1964 года – в десяти странах Африки. Он участвовал во многих международных конференциях и совещаниях.
Все это способствовало повышению международного авторитета КНР, а самого Чжоу Эньлая выдвинуло в число политических деятелей мирового уровня. Его позиции внутри страны, в руководстве партии и государства становились незыблемыми. И с этим не мог не считаться Мао Цзэдун.
Запас прочности авторитета и влияния помог Чжоу Эньлаю выстоять в годы развязанной Мао Цзэдуном «великой пролетарской культурной революции» – в «десятилетие великого хаоса».
«…Я многого не понимаю, г-н Дэн. И первое, чего я не понимаю, касается Чжоу Эньлая. Как вы объясните, что единственным человеком, которого не смела «культурная революция», был Чжоу Эньлай? Как объясняется то, что, будучи человеком благородным, как мы все знаем, он никогда не пытался помешать тем гнусностям, которые творились у него на глазах, например возмутительному аресту Лю Шаоци?»
На эти вопросы Орианы Фаллачи, корреспондентки итальянской газеты «Коррьере делла сера», заданные в августе 1980 года, Дэн Сяопин ответил так: «Для начала скажем, что представлял собой Чжоу Эньлай. Это был человек, который всю жизнь работал как лошадь и никогда не жаловался. Бывали дни, когда он работал по 12 или даже по 16 часов в сутки. Это утверждает человек, который хорошо знал его: мы одновременно вступили в революцию, я и Чжоу Эньлай, и во Франции, где мы находились вместе в 20-е годы, я считал его как бы старшим братом.
Кроме того, это был человек, которого уважали все, как друзья, так и враги, как товарищи, так и народ. Этим, по крайней мере частично, объясняется, почему в то время, как другие были сметены «культурной революцией», Чжоу Эньлай остался на своем посту премьера. Скажем мимоходом, что для многих это было большим счастьем.
Во время «культурной революции» Чжоу Эньлай всегда оказывал сдерживающее влияние, он был буфером, смягчавшим слишком сильные удары, и таким образом он спас многих. Однако сам в течение ряда лет был в очень тяжелом положении. Он часто говорил то, что не хотел бы говорить, делал то, что не хотел бы делать. Но ему все прощали все. Одним словом, он часто действовал против своей воли. Когда Лю Шаоци был исключен из партии и брошен в тюрьму, доклад о так называемых преступлениях Лю Шаоци был зачитан Чжоу Эньлаем.
– Чжоу Эньлаем? – удивленно переспрашивает Ориана Фаллачи.
– Да, Чжоу Эньлаем. Доклад, конечно, был написан другими, но его зачитал Чжоу Эньлай. Он не мог поступить иначе: его обязали зачитать доклад».
…В августе 1966 года в Пекине и других городах Китая появились дацзыбао, в которых хунвэйбины критиковали Председателя КНР Лю Шаоци.
В октябре на рабочем совещании ЦК КПК Лю Шаоци выступил с самокритикой. Мао Цзэдун на представленном ему письменном объяснении-самокритике Лю Шаоци написал, что «самоанализ в основном хороший, очень строгий, особенно хороша вторая половина». Однако когда этот самоанализ Лю Шаоци был передан для опубликования в прессе, резолюции Мао Цзэдуна не оказалось. Не без участия Цзян Цин самоанализ был использован как повод для развертывания широкой кампании критики, причем не только Лю Шаоци, но и ряда других руководителей. Чтобы как-то воспрепятствовать разрастанию кампании критики и гонений, Лю Шаоци выразил намерение уйти в отставку с поста Председателя КНР и взять всю вину за «ошибки» на себя. Но когда он сказал об этом Чжоу Эньлаю, которого также стали критиковать, тот решительно заявил: «Так не годится, не годится. Это вопрос, входящий в прерогативу Всекитайского собрания народных представителей».
6 января 1967 года хунвэйбины задержали супругу Лю Шаоци Ван Гуанмэй для того, чтобы провести «митинг критики и борьбы» с ней. Узнав об этом, Чжоу Эньлай немедленно выехал на место митинга и вырвал ее из рук хунвэйбинов.
Однако через два дня хунвэйбины ворвались в квартиру, где проживали Лю Шаоци, Ван Гуанмэй и их взрослые дети. Расклеив на стенах квартиры дацзыбао, они провели там «митинг критики и борьбы».
В тот же день, 8 января 1967 года, Чжоу Эньлай встретился с хунвэйбинами – «красными охранниками нефтяной промышленности» и заявил им: «Вы уже пять раз вторгались в помещения центральных органов партии и правительства и взломали двери помещения Центрального комитета. Председатель Мао поручил мне убедить студентов не проникать в помещения этих органов и не стараться силой захватить Председателя КНР Лю Шаоци и Генерального секретаря партии Дэн Сяопина».
В полночь 16 января Чжоу Эньлай позвонил по телефону Ван Гуанмэй и посоветовал ей и Лю Шаоци не падать духом и постараться «выдержать испытания».
Но вскоре Лю Шаоци, а вслед за ним и Ван Гуанмэй были арестованы. Чжоу Эньлай уже ничем не мог им помочь.
…16 февраля 1967 года во время совещания в зале Хуайжэньтан произошел инцидент, вошедший в историю «культурной революции» под названием «февральское противотечение». Это была открытая антимаоистская акция по противодействию «культурной революции». Как следовало из дацзыбао, расклеенных позднее хунвэйбинами, «февральское противотечение включало в себя девять человек, а именно Чжу Дэ, Чэнь Юня, Чэнь И, Ли Сяньняня, Дэн Цзыхуэя, Е Цзяньина, Не Жунчжэня, Сюй Сянцяня и Тань Чжэньлиня. Трое из них были заместителями председателя Военного совета ЦК КПК, остальные – видными руководителями приблизительно на уровне заместителей премьера».
На упомянутом совещании, говорилось далее в дацзыбао, «Тань Чжэньлинь во всеуслышание поносил Чжан Чуньцяо, а другие ругали Цзян Цин и Кан Шэна. Тань сказал: «Я не совершил никаких ошибок. Я не нуждаюсь в защите со стороны кого-то другого. Старые кадры свергнуты. Мне не следовало жить 65 лет, мне не следовало участвовать в революции, не следовало вступать в партию и 40 лет следовать за председателем Мао в деле свершения революции». Закончив, он хотел удалиться. Все это выглядело точным повторением «трех не следовало» из «Истории Западного флигеля». Тогда Чжоу Эньлай сказал: «У нас так получится здесь полнейший беспорядок. Не уходи. Ты слишком много себе позволяешь. Вернись!»
Мао Цзэдун отреагировал на этот бунт незамедлительно. Как говорилось в дацзыбао, «18 февраля председатель Мао разговаривал с ними и критиковал их. Председатель Мао сказал: «Мы против всякого, кто выступает против Группы по делам культурной революции при ЦК КПК. Вы можете позвать обратно Ван Мина и Чжан Готао, а я и товарищ Линь Бяо вместе с Е Цюнь уедем на юг. Товарищ Цзян Цин останется с вами так же, как и товарищи из Группы по делам культурной революции при ЦК КПК. Вы можете обезглавить товарища Цзян Цин и изгнать товарища Кан Шэна. Все это вы можете сделать». Дацзыбао заканчивалась словами: «Председатель Мао был искренне опечален, говоря это».
Против участников «февральского противотечения» тотчас была развернута кампания «критики и борьбы». А попросту говоря, на них начали выливать ушаты грязи, клеветы, инсинуаций.
Однако на защиту «бунтовщиков» встал Чжоу Эньлай.
«Товарищи учащиеся, боевые друзья хунвэйбины! – начал свое выступление Чжоу Эньлай на встрече с хунвэйбинами в зале ВСНП. – Вместе со мной сюда прибыли руководитель Группы по делам культурной революции при ЦК КПК товарищ Чэнь Бода, первый заместитель руководителя группы товарищ Цзян Цин, члены группы товарищи Ван Ли, Гуань Фэн, Ци Бэньюй, Му Синь и сотрудник канцелярии ЦК КПК товарищ Ван Дунсин.
Разрешите мне прежде всего передать вам привет от нашего великого вождя председателя Мао и его заместителя товарища Линь Бяо, от ЦК КПК и Госсовета КНР…
Только что представители ряда организаций и групп выдвинули требование развернуть критику ошибок некоторых руководящих товарищей из Политбюро ЦК КПК, Госсовета и некоторых других ведомств и министерств.
Надо сказать, что у некоторых товарищей, о которых вы говорили или даже не говорили, а именно: Тань Чжэньлиня, Чэнь И, Ли Фучуня, Ли Сяньняня, Се Фучжи, а также заместителя председателя Госплана Юй Цюли, в ходе великой пролетарской культурной революции иногда действительно бывали ошибочные суждения по некоторым вопросам; они, возможно, совершали и некоторые ошибочные поступки, выступали с отдельными ошибочными статьями, совершали некоторые принципиальные ошибки. Однако должен сказать, что эти ошибки были допущены в период, когда проводилась буржуазная контрреволюционная линия, за которую несут ответственность Лю Шаоци и Дэн Сяопин, а не эти товарищи. На 11-м пленуме ЦК КПК восьмого созыва были сделаны выводы по этому вопросу. Конечно, проверка и критика ошибок не должны быть ограничены указанным периодом, и, если в будущем у них будут ошибки, то их следует подвергать критике. Некоторые из этих товарищей уже выступили с анализом и критикой своих ошибок, другие готовятся это сделать. Надо дать им для этого время. Почему? Дело в том, что эти товарищи находятся на передовой линии нашей партийной и политической работы. Известно, что товарищ Тань Чжэньлинь, например, руководит большой работой в области сельского хозяйства, товарищ Ли Сяньнянь – в области финансов и экономики, товарищ Ли Фучунь руководит работой Госплана, товарищ Чэнь И – министерством иностранных дел, товарищ Се Фучжи возглавляет службу общественной безопасности и отвечает за работу охраны и политико-юридических органов, товарищ Юй Цюли занимается вопросами планирования. Эти товарищи очень загружены работой. В решении важных партийных и государственных дел требуется их ежедневное участие. Свою практическую работу они ведут, сплачиваясь вокруг председателя Мао и заместителя председателя товарища Линь Бяо. Следует сказать, что к ошибкам упомянутых товарищей следует подходить не так, как к другим, поскольку их ошибки по характеру отличаются от ошибок таких представителей буржуазной реакционной линии, как товарищ Лю Шаоци и товарищ Дэн Сяопин, а также от ошибок товарища Тао Чжу, который продолжает проводить буржуазную реакционную линию. Поэтому, высоко поднимая великое красное знамя идей Мао Цзэдуна и подвергая последовательной критике буржуазную реакционную линию, мы должны правильно выбирать направление критики. Критику следует направлять против главарей буржуазной реакционной линии: Лю Шаоци и Дэн Сяопина, против Тао Чжу, против антипартийной группировки».
Из февральских «бунтовщиков» пострадал только Тань Чжэньлинь, да и он отделался легким испугом – сняли с работы. Остальных Чжоу Эньлай сумел отстоять. Как ему это удалось?
«Внимательное изучение политической деятельности Чжоу Эньлая за последние два или три года, – писал в 1968 году брюссельский журнал «Courrier de l’Extreme-Orient», – позволяет сделать вывод, что его поддерживают в основном три главные силы: центральное правительство – Государственный совет, тайная полиция, находящаяся под контролем Се Фучжи, и военные кадры, принадлежащие к «Новой четвертой армии – третьей полевой армии» и «Красной армии четвертого фронта» революционного периода».
И далее: «Премьер Чжоу возглавляет государственный аппарат в течение восемнадцати лет. Его авторитет в этой центральной администрации огромен и его поддерживают шесть ближайших заместителей, которые контролируют важнейшие отрасли». И эти шесть: Ли Фучунь, Чэнь И, Тань Чжэньлинь, Не Жунчжэнь, Ли Сяньнянь, Се Фучжи.
Добавим лишь, что Ли Фучунь, Чэнь И и Не Жунчжэнь – старые друзья Чжоу Эньлая со времен учебы во Франции. Кроме того, Чэнь И, Тань Чжэньлинь и Ли Сяньнянь – бывшие командиры «Новой четвертой армии», а Се Фучжи – выходец из 2-й полевой армии Лю Бочэна.
У Мао Цзэдуна такой опоры не было.
…В сентябре 1970 года Чжоу Эньлай в интервью французскому корреспонденту Франсуа Дебре обронил такие слова: «70-е годы относятся к великой эпохе великих становлений. Я с завистью смотрю на наше молодое поколение. Я вовсе не придаю большого значения осуществлению революции без рассудка. Революционная борьба – это борьба отдельных людей. Каждый человек может терпеть поражение, менять направление и идти по пути прогресса. Важно избрать правильный путь». Думается, что сам Чжоу Эньлай сумел выбрать для себя правильный путь – путь истинного сына чжунхуа.
…В 1972 году врачи обнаружили у Чжоу Эньлая рак. В попытках спасти любимого народом премьера было сделано 14 операций. Весной 1974 года его здоровье заметно ухудшилось. Его домом стал госпиталь, где он продолжал заниматься делами Госсовета и принимать посетителей, в том числе зарубежных гостей. 13 января 1975 года, несмотря на недуг, он выступил с докладом на сессии Всекитайского собрания народных представителей, в котором изложил программу «четырех модернизаций». Группировка Цзян Цин окрестила ее «четырьмя ядовитыми травами». В феврале 1975 года ему сделали еще одну операцию. Но болезнь уже нельзя было остановить. 8 января 1976 года Чжоу Эньлай скончался.
Неважно, какого цвета кошка…
В Драконе избыток здоровья, жизненной силы, активности, однако он очень возбудим и легко выходит из себя. Он также ужасно упрям. Дракон волевой, нравственный, великодушный. Его уважают. Он влиятелен. Это самый неудержимый энтузиаст. Дракон не способен к лицемерию и даже к самой элементарной дипломатии. Он искренен в своих суждениях, и его мнение заслуживает доверия. Он может работать с полной отдачей, однако ввиду того, что у него доброе сердце, его легко склонить и к плохому делу. Дракон иногда беспокоится по ложным причинам. Дракон редко вступает в брак молодым, некоторые даже остаются холостяками. Дракон пользуется успехом.
У Дракона трудности в первой фазе жизни, так как он многого требует от своих близких. Во второй фазе у него бывают взлеты и падения. В третьей фазе он обычно обретает мир и спокойствие. Дракон бывает несдержан на язык, и его слова часто опережают мысль. Вместе с тем следует считаться с его мнением. Драконы-мужчины считаются счастливыми людьми.
Из китайского гороскопа
…Маленького роста, коренастый, этакий мужичок-боровичок, он стоял совсем один, спокойно наблюдая за тем, как все остальные участники торжественного банкета, устроенного Госсоветом КНР для дипломатического корпуса и аккредитованных в Пекине иностранных корреспондентов, разбившись, как обычно, на группки что-то энергично обсуждают, жестикулируя руками и постоянно бросая полные удивления и нескрываемого любопытства взгляды в его сторону. Но подойти к нему не решился никто. Еще бы! Ведь он был «лицом номер два, облеченным властью и идущим по капиталистическому пути». Так заклеймил его Mao Цзэдун в самом начале «культурной революции», после чего Лю Шаоци, «лицо номер один, идущее по капиталистическому пути», и он, «лицо номер два», бесследно исчезли с политической сцены Поднебесной.
И вот, на тебе! 12 апреля 1973 года, словно феникс, возродившийся из пепла, это «лицо номер два» стоит как ни в чем не бывало поодаль от них в большом банкетном зале Всекитайского собрания народных представителей. На нем строгий, официальный костюм руководителя – темно-синий френч с накладными карманами и воротником-стоечкой и тщательно отутюженные темно-синие брюки, на ногах – черные полуботинки и, как всегда, белые шелковые носки. Он попыхивает сигаретой и спокойно, даже снисходительно взирает на них, ничуть не тяготясь одиночеством. Он несомненно понимает состояние дипломатов и корреспондентов, но не делает ни единого шага в их сторону.
По установившейся дипломатической традиции, приглашенные на торжественный банкет главы миссий и представители корреспондентского корпуса не поднимались из-за стола до окончания застолья. И сотрудники китайского протокола внимательно следили за этим. Правда, в те памятные годы идеологического антагонизма между Пекином и Москвой китайцы зачастую первыми выступали в роли нарушителей спокойствия: к седьмому-восьмому блюду к микрофону подходил кто-либо из высоких устроителей банкета и произносил «торжественный тост», в который непременно вкраплялись оскорбительные выпады в адрес Советского Союза. Вполне естественно, что советские дипломаты, а вместе с ними их союзники по Варшавскому Договору, тотчас поднимались и в знак протеста молчаливо покидали зал.
На этот раз, 12 апреля, обошлось без злобных реплик в адрес Москвы. И тем не менее протокол был нарушен: представители зарубежных средств массовой информации один за другим, стараясь не привлекать к себе внимания, стали покидать банкет до его окончания. А обычно строгие китайские протоколисты взирали на это достаточно спокойно, с явным пониманием того, что пресса спешит оповестить мировую общественность о сенсационном событии в Китае: «Дэн вернулся!» А еще о том, что с 12 апреля 1973 года пошел новый отсчет времени после бурных, абсолютно непредсказуемых событиях «великого хаоса», воцарившегося в Поднебесной по воле последнего красного императора Мао Цзэдуна.
Дочери Дэн Сяопина, Мао Мао, удалось найти «Семейную хронику фамилии Дэн», которая скрупулезно велась начиная с эпохи династии Мин, с XIV века. Первым прародителем Дэнов в ней назван Дэн Хаосюань, выходец из уезда Лулин провинции Цзянси. В 1380 году его, чиновника военного министерства, направили служить в уезд Гуанъань провинции Сычуань. Там он обзавелся семьей и пустил корни, осел на всю оставшуюся жизнь.
Так что у рода Дэнов история многовековая. Да к тому же отмеченная многочисленными доблестными деяниями его представителей. О них Мао Мао подробно повествует с обоснованной гордостью и почтением.
«Нашим предком второго поколения в эпоху Мин, – пишет она, – был сын Дэн Хаосюаня Дэн Сянь – его второе имя было Мэйчжуань. Этот человек, был известен в Шу своей ученостью, и администрация Шу преподнесла императору информацию о его таланте. Его неоднократно приглашали с повышением на государственную службу, но он неизменно отказывался. Его деяния изложены в «Описании уезда Гуаньань Минской эпохи».
Выделяет она и «предка из восьмого поколения в Минскую эпоху», который носил имя Дэн Шилянь. «Он получил ученую степень цзиньши в годы правления Чун-чжэнь династии Мин. Этот человек был щедрым, великодушным, ответственным и темпераментным. Он знал исторические каноны и трактаты Конфуция, обладал феноменальной памятью. Он был назначен сначала на пост начальника округа Хайян провинции Гуандун, а позже – на должность шилан министерства личного состава и аттестаций. В конце эпохи Мин он был сопровождающим Гуй-вана в походе на царство Дянь и Бирму. Потом продвинулся в министерстве личного состава и аттестаций с должности шаншу до академика. Осенью восемнадцатого года правления Шунь-чжи династии Цин он был обманом захвачен бирманцами и казнен вместе с другими высокопоставленными чиновниками (всего 41 человек). В сорок седьмой год правления Цянь-лун ему был пожалован посмертный титул «Цзэ-минь» («Достойный соболезнования»). Это был великий герой рода Дэн, павший за родину».
С начала эпохи династии Цин до наших дней в роду Дэнов, по подсчетам Мао Мао, сменилось более десяти поколений. И каждое из них было отмечено успехами своих представителей на том или ином поприще служения Поднебесной. Как «самого знаменитого представителя всех поколений фамилии Дэн» Мао Мао выделяет Дэн Шиминя, или, как его чаще называли, Дэн Ханьлиня. «По характеру он был мягким, почтительным, скромным и уступчивым человеком. В десятый год правления Юй-чжэн (1732 г.) он сдал экзамен на ученую степень цзюйжэнь. А в первый год правления Цянь-лун (1736 г.) выдержал экзамен на ученую степень цзиньши и был введен в состав Академии Ханьлинь, получив должность редактора государственной истории».
В цинский период Академия Ханьлинь стала местом сосредоточения талантов. Она комплектовалась в результате специального отбора, проводившегося в процессе приема государственных экзаменов за право поступления на государственную службу. Подобной чести удостаивались лишь немногие.
Постепенно поднимаясь с одной ступеньки служебной лестницы на другую, Дэн Шиминь в 1745 году занял должность главного сановника Мраморной палаты, которая с древних времен считалась центральным судебным органом Поднебесной. В ее функции входило наблюдение за уголовными делами и исполнением приговоров. «Дэн Шиминя, назначенного главным сановником Мраморной палаты, – пишет Мао Мао, – по нынешним меркам можно было бы назвать председателем Верховного суда». Но тогда его называли просто Дэн Ханьлинь (Дэн академик). Это дословно, а более уважительно – «академик из рода Дэн».
Что же касается ближайших предков Дэн Сяопина, то Мао Мао повествует о них так:
«Теперь я хочу рассказать о нашем Патриархе. Это – Дэн Линь, его второе имя Шишань, еще в детском возрасте овладевший древнекитайским языком. Повзрослев, он стал усиленно изучать историю и особенно экономику. В тринадцатый год правления Юн-чжэн (1735 г.) он был назначен инспектором уезда Чжунцзян. Эта должность была учреждена в областях, округах, уездах для проверки школ. Дэн Линь считался чиновником уездной ступени. Благодаря своим глубоким познаниям он имел репутацию опытного наставника. Его старший сын Цзяньлинь и третий сын Лянчжи одновременно получили ученую степень цзюйжэнь, а шестой сын по имени Шиминь, удостоенный степени цзиньши, позже стал академиком».
И далее:
«Мой дедушка родился в 1886 году. Он был единственным наследником трех представителей семьи… Его звали Дэн Шаочан (второе имя Вэньмин), простые люди обычно называли его Дэн Вэньмин. Мы никогда не видели этого дедушку. Отец также никогда не упоминал о своем отце, лишь из уст бабушки я слышала светлые воспоминания о нем…
В детские годы дедушка немного учился и не был просвещенным человеком. Став владельцем пахотных земель, он нанимал пару батраков для возделывания и посадок. По свей классовой принадлежности он, вероятно, являлся мелким помещиком…
Моему дедушке было примерно 25 лет, когда он поддержал Синьхайскую революцию Сунь Ятсена и принял участие в региональных акциях вооруженного восстания…
Мой дедушка, возможно, не обладал большими способностями в сфере коммерции и не разбогател, но пользовался известностью в местном обществе… В народном тайном обществе «Паогэ», его также называли «Гэлаохуэй», он дорос до должности «старшего отца, хранителя знамени», то есть был первой вседержащей рукой или предводителем».
Тайных обществ в Поднебесной насчитывалось превеликое множество. По характеру своей организации и деятельности они были весьма близки к понятию подпольных политических партий, поскольку ставили своей целью замену антинародного режима на более гуманный, базирующийся на интересах широких народных масс китайского крестьянства. Тайные общества неизменно поддерживали тесные контакты с революционно настроенными прослойками китайского общества, оказывали им помощь и поддержку. В частности, возможностями тайных обществ активно пользовался Сунь Ятсен.
«Гэлаохуэй» («Общество почтенных братьев») считалось одним из наиболее влиятельных и разветвленных тайных обществ, особенно в поздний период правления династии Цин. Оно располагало обширными связями в самых различных слоях китайского общества. Так что можно с полным основанием утверждать, что отец Дэн Сяопина, будучи «первой вседержащей рукой» одной из ветвей «Гэлаохуэй», был политической фигурой того времени, причем достаточно и влиятельной, и состоятельной, а не «мелким помещиком», как пишет Мао Мао.
Дэн Сяопин был старшим сыном предводителя «Гэлаохуэй». У него было два брата – Дэн Кэнь (или Дэн Сяньсю) и Дэн Шупин (или Дэн Сяньчжи).
Дэн Кэнь в 1937 году вступил в КПК. После провозглашения КНР занимал посты вице-мэра Чунцина, затем Ухани и, наконец, вице-губернатора провинции Хубэй.
Дэн Шупин до освобождения был помещиком. Покуривал опиум. После освобождения Дэн Сяопин направил его на лечение в наркологическую больницу, а затем, как пишет Мао Мао, «помог ему получить революционное образование, после чего он работал в районе Лючжи провинции Гуйчжоу». В период «культурной революции» он погиб в результате гонений со стороны хунвэйбинов.
Старшая сестра, Дэн Сяньле вышла замуж за богатого помещика.
Кроме этого, у Дэн Сяопина были сводный брат и две сводные сестры, родившиеся во втором браке отца.
Сводный брат, Дэн Сяньцин был от рождения очень слабого здоровья, поэтому всю жизнь провел в родной провинции Сычуань, вступил там в компартию и трудился в меру своих сил.
Одна из сводных сестер, Дэн Сяньфу получила среднее образование и до освобождения участвовала в деятельности местной подпольной организации КПК. После освобождения окончила Юго-Западное военно-политическое училище при Бюро ЦК КПК по Юго-Западному Китаю и затем всю свою трудовую жизнь занималась секретной работой в аппарате партии.
Другая из сводных сестер, Дэн Сяньцюнь добилась большего. После освобождения она вместе с семьей Дэн Сяопина перебралась в Пекин. Окончила там среднюю школу и выдержала экзамены в Харбинскую военно-инженерную академию. Впоследствии служила в армии, поднявшись до начальника отдела массовой работы Главного политического управления НОАК. Она – одна из немногих женщин Китая дослужилась до звания генерал-майора НОАК.
…В 1914 году Дэн Шаочан, или, как его уважительно именует Мао Мао, «мой дедушка» расстался с тайным обществом и получил назначение на должность начальника родной волости. Но вскоре перебрался в Чунцин, где прожил восемь лет. Там-то он и принял судьбоносное решение в отношении своего первенца.
Дэн Сяньшен (сяньшэн значит первенец) родился в год Дракона 22 августа 1904 года в деревне Пайфан волости Сесин уезда Гуанъань провинции Сычуань. «В пять лет, – пишет Мао Мао, – отец был отдан в частную школу старого типа. Учителю не понравилось имя отца. Наверное, оно показалось ему непочтительным: ведь самого Конфуция именовали Мудрецом, а имя отца – «первенец» или «ранее рожденный» – можно было истолковать как «обогнавший Мудреца». Учитель исправил его на Дэн Сисянь. Это имя отец носил двадцать лет. Шести лет он был определен в начальную школу волости Сесин.
В частной школе он зубрил старинные тексты вроде «троесловия» или «списка ста фамилий». В начальной школе к ним прибавились отрывки из древних «Четверокнижия» и «Пятикнижия». Главным педагогическим приемом тогда было заучивание наизусть, но без понимания смысла его нельзя было считать нормальным методом преподавания. Тем не менее, если ребенок заучил на память страницы классики, он запоминает их на всю жизнь, и это обязательно сыграет свою роль в его культурном развитии…
В одиннадцатилетнем возрасте, в 1915 году, отец сдал экзамены в высшую начальную школу уезда Гуанъань… Четырнадцати лет отец закончил начальную школу и поступил в среднюю… В Гуанъаньской средней школе он проучился недолго. Мой дед, который жил в Чунцине, узнал о создании подготовительной школы для поездки на работу и учебу во Францию. Он сообщил домой, чтобы сын готовился ехать в Чунцин для поступления в эту школу…
Осенью 1918 года отец вместе с дальним родственником Дэн Шаошэном и земляком Ху Минда прибыли в Чунцин…
Спустя год после начала занятий, 19 июля 1920 года, в Чунцинской подготовительной школе состоялась выпускная церемония. В ней приняли участие французские торговцы, консул, преподаватели и директора других учебных заведений. По результатам выпускных экзаменов, устного собеседования во французском консульстве и проверки состояния здоровья были отобраны 83 юноши, в том числе и Дэн Сисянь, самый маленький по росту и самый юный по возрасту. Ему было неполных 16 лет.
…19 октября 1920 года океанский лайнер «Андре Лебон» пришвартовался в Марселе, доставив всю группу на долгожданную французскую землю. На следующее утро одна из местных газет оповестила марсельцев о том, что «в город прибыла сотня китайских молодых людей в возрасте от 15 до 25 лет, одетых в костюмы европейского и американского покроя, в шляпах с широкими полями и остроносых ботинках. Они производят впечатление людей вежливых и культурных… Молодые люди очень рады, что после трудного пути достигли Франции, и эта радость написана на их лицах».
Но радость их была недолгой. «Мы ехали во Францию, – вспоминал впоследствии Дэн Сяопин, – и уже знали, что после мировой воины прошло два года, потребность в рабочей силе была не так велика, как во время начала кампании за учебу и работу во Франции. Работу найти стало трудно, заработки небольшие, одновременно работать и учиться было уже невозможно. Наш собственный опыт подтвердил все это. Лопнули мечты о «спасении родины через индустриализацию», о «приобретении профессии».
О том, как складывалась жизнь Дэн Сисяня на чужбине, довелось узнать француженке Hope Лаван, которая, изучая архивы в Париже, неожиданно натолкнулась на полицейские донесения и документы по найму и увольнению рабочих на ряде фабрик и заводов. Из них вытекало, что весной 1921 года Дэн объявился в гимназии «Бретань байе», куда приезжие китайцы были направлены для изучения французского языка. Однако вскоре, судя по документации, Дэн уже работал на одной из фабрик в пригороде Парижа, а жил в небольшом городке Ла-Гарэн-Коломб. В феврале 1922 года он – разнорабочий на предприятии в Монтаржи, в ста километрах от Парижа. А осенью стал посещать среднюю школу в Шатийон-сюр-Сен в окрестностях Дижона. но вскоре возвратился в Монтаржи. В феврале же 1923 года его имя значилось в списках служащих резиновой фабрики «Хатчинсон». Наконец, в июне того же года юный Дэн вновь появился в Ла-Гарэн-Коломб, где ему посчастливилось устроиться на завод компании «Рено». Там он и проработал до самого отъезда из Франции в январе 1926 года. «Во Франции, – скажет впоследствии Дэн Сяопин в беседе с американским журналистом Эдгаром Сноу, – я не продолжал свою учебу, а вкалывал до седьмого пота на фабриках, дабы хоть как-то свести концы с концами».
