Текст книги "Китайская головоломка"
Автор книги: Аркадий Жемчугов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)
По словам главного корреспондента «Нью-Йорк таймс» в Юго-Восточной Азии Сеймура Топпинга, «во время гражданской войны в период с 1946 по 1949 год. Линь Бяо одержал свои величайшие победы. Хотя его здоровье опять пошатнулось [один из западных наблюдателей сообщал, что, судя по внешнему виду, он вот-вот свалится], он привел свою северо-восточную Объединенную демократическую армию из Маньчжурии в Южный Китай. При этом тщательнейшим образом планировал все свои операции, которые обычно проводились в очень высоком темпе, чтобы застать противника врасплох».
Константин Симонов в качестве корреспондента «Правды» в октябредекабре 1949 года побывал в действующих частях Народно-освободительной армии Китая, как раз проводившей на юге страны операцию по уничтожению одной из крупнейших группировок гоминьдановских войск. Во время этой поездки ему довелось беседовать с Линь Бяо, который руководил этой операцией. Вот отрывки из воспоминаний Константина Симонова.
«…Двенадцать часов ночи 7 ноября. Я сижу в маленькой комнате политотдела 4-й полевой армии, в городе Хэнъян… Трудно, путешествуя в такой дали от Родины, не вспоминать Москву и совсем невозможно не вспоминать ее в такой день, как 7 ноября.
Сейчас в Москве только шесть часов вечера. Вернувшись домой после демонстрации, москвичи поднимают тост за тридцать вторую годовщину Великой Октябрьской революции…
Китайские товарищи стоя поднимали этот тост здесь, в Хэнъяне, в канун последнего наступления на гоминьдановцев.
На следующий день, 8 ноября, мы через весь Хэнъян едем за город, в штаб генерала Линь Бяо…
Товарищ Линь Бяо устроился в одном из небольших домиков, принадлежавших здешней железной дороге. Домик невидный, одноэтажный, но поместительный. Стол, несколько кресел вдоль трех стен, от пола и до потолка увешанных картами района военных действий…
Командующий 4-й полевой армии одет точно так же, как любой из его солдат: защитного цвета бумажный стеганый ватник, мягкая защитная фуражка. Это невысокого роста, очень спокойный, очень серьезный, очень редко улыбающийся человек с большими, очень внимательными черными глазами на худощавом лице и с движениями одновременно стремительными и неторопливыми.
Поздоровавшись и пригласив нас сесть, Линь Бяо начинает разговор с краткого объяснения причин, по которым он не смог принять меня утром, как было договорено вчера. Сегодня на рассвете были получены известия, что в западной части Хунани начала отступление одна из армейских группировок гоминьдановцев. Он был занят все утро организацией переброски войск для преследования и окружения этой группировки…
«Четвертая полевая армия, – продолжал Линь Бяо, – получила свое нынешнее название в марте 1949 года, после освобождения Пекина и Тяньцзиня. До этого она называлась Маньчжурской полевой армией, а еще раньше – Маньчжурской объединенной демократической армией…
Сейчас перед нами стоит последняя боевая задача – освобождение Гуанси и окружение и ликвидация всей находящейся там группировки гоминьдановских войск – самой крупной группировки из оставшихся теперь в распоряжении гоминьдановского командования…
Через полчаса я уже снова сидел в политотделе, в своей комнатке на верхнем этаже хэнъянского уездного банка».
Вторая встреча состоялась через месяц, когда Константин Симонов возвращался из района боевых действий в южной части провинции Гуанси. Вот как он ее описывает:
«Вчера вечером, приехав в Хэнъян, я узнал от комиссара товарища Тань Чжэна, что Линь Бяо болен, и просил передать ему привет и благодарность за те внимание и помощь, которые оказали в его армии мне как представителю советской печати. В ответ на это он просил заехать к нему перед отъездом…
Мы пересекаем город, выезжаем на окраину, к железнодорожному поселку. Один из здешних маленьких домиков по-прежнему остается местом пребывания генерала Линь Бяо.
Меня проводят в комнату, где лежит больной командующий. Широкая деревянная кровать с целым сооружением наверху из столбов и перекладин. Очевидно, они служили раньше для того, чтобы вешать полог. Комната не отапливается, и так как на улице сегодня холодно, то холодно и в комнате.
Линь Бяо лежит, вернее – сидит, прислонившись к горе подушек, укрытый до пояса ватным одеялом, одетый в защитного цвета зимнюю бекешу и меховую шапку. Командующий сильно похудел и осунулся, оброс черной короткой бородкой. Переутомление и свирепая простуда свалили его в постель. Только вчера Линь Бяо стало немножко легче, но я вижу, несмотря на всю сдержанность генерала, что даже сегодня ему еще тяжело сидеть. Однако вплотную к кровати придвинута стоящая на треноге большая доска, похожая на классную, и к ней прикреплена карта района военных действий…
Линь Бяо протягивает мне руку – холодную руку человека, у которого озноб, вежливо спрашивает, благополучно ли добирались мы сюда из Гуйлиня. Потом, предложив мне и моим спутникам чаю, он, как обычно, приступает прямо к делу. Он говорит, прихлебывая кипяток из своей большой эмалированной кружки, и при этом держит ее обеими руками, видимо, с удовольствием отогревая холодные пальцы: «…Прежде всего о пятидесятитысячной гоминьдановской группировке в юго-западной части Хунани. О ней у нас с вами шел разговор месяц назад, теперь она полностью уничтожена. Я вам тогда обещал найти способ сообщить, как обернется дело с нею. Вы получили мою телеграмму?»
Я лишний раз с уважением думаю о превосходной, пунктуальной памяти Линь Бяо. Действительно, в Гуйлине я получил от него по военному проводу телеграмму об уничтожении этой армии, о взятии в плен 30 тысяч гоминьдановцев, в том числе командующего армией и трех командиров дивизий. Телеграмма кончалась лаконичной фразой: «Вас интересовала эта операция, поэтому сообщаю Вам о ней»…
Входит адъютант и подает Линь Бяо несколько листков бумаги – очевидно, сводку. Линь Бяо проглядывает ее, потом, повернувшись к висящей на доске карте, некоторое время ищет глазами нужный ему флажок. Затем он двумя пальцами снимает этот флажок с карты и втыкает в доску за ее пределами.
Мы прощаемся, и у меня в памяти запечатлевается Линь Бяо таким, каким был он именно в эту минуту, – Линь Бяо, спокойным жестом руки снимающий с карты флажок».
…После провозглашения Китайской Народной Республики слабое здоровье, видимо, ограничивало активность Линь Бяо. Так, например, в 1951 году «китайские добровольцы», набранные в его 4-й полевой армии, отчаянно дрались с американцами в Корее, а их командир, судя по сообщениям китайской прессы, лечился от туберкулеза в одной из пекинских больниц.
Но Мао Цзэдун не забыл своего любимчика. В 1955 году Линь Бяо удостоился в десятке с другими видными военачальниками звания «маршал». Но, что гораздо важнее, тогда же его кооптировали в состав Политбюро ЦК КПК. А в мае 1958 года по предложению самого Мао он был избран на самый верх – в Постоянный комитет Политбюро и заместителем председателя партии.
Возникла парадоксальная ситуация: заместитель министра обороны Линь Бяо – член Постоянного комитета ПБ ЦК и заместитель председателя Мао, а его непосредственный начальник, министр обороны Пэн Дэхуай – всего лишь член Политбюро. Но вскоре все встает на свои места: Линь Бяо сменяет взбунтовавшегося Пэна на посту министра обороны.
«Лесной барс» прекрасно понимал, чего ожидает от него благодетель Мао. И свою деятельность на новом посту начал с развертывания широкой кампании по «полному и окончательному искоренению» в армии влияния Пэн Дэхуая и утверждению «абсолютного авторитета председателя Мао».
Ситуация в армии была действительно непростой.
По данным гонконгского журнала «Фар Истерн экономик реввю», все говорило о «существовании в армии значительной оппозиции, возникшей, вероятно, еще в то время, когда министром обороны был Пэн Дэхуай». И далее: «Вот уже несколько лет существует, видимо, группа кадровых офицеров, которые ставят военную работу над политической, а также, несомненно, опытные революционеры старого типа, которые не хотят, чтобы молодежь указывала им, что следует делать».
И «Лесной барс» начал действовать. Как писал тот же «Фар Истерн экономик ревю», «Линь, видимо, поставил перед собой две задачи в деле перестройки армии. Одна задача – превратить ее в орудие влияния на гражданскую жизнь, где в годы после «большого скачка» сильно сказывалось буржуазное влияние. Другая задача [главная] – ее внутренняя перекройка».
Как бы то ни было, но вскоре были заменены пятеро из тринадцати командующих так называемыми «большими военными округами» (в каждый из них входит несколько провинций), причем вместе со своими заместителями. В семи «больших военных округах» сменили политкомиссаров. Аналогичная участь постигла пятнадцать командующих и двадцать политкомиссаров провинциальных военных округов.
«Чистка» сопровождалась мощной идеологической атакой на врагов председателя Мао. В теоретическом органе ЦК КПК журнале «Хунци» была опубликована статья Линь Бяо «Высоко поднимем красное знамя генеральной линии партии и военных идей Мао Цзэдуна». За ней последовал новый «директивный» опус по случаю выхода в свет 4-го тома Избранных произведений Мао Цзэдуна, которого «Лесной барс» превозносит за «творческое применение и развитие марксизма-ленинизма», а вошедшие в 4-й том труды называет «мощным оружием в борьбе против ревизионизма и догматизма».
Новый импульс идеологическому наступлению на вероотступников дало проведенное в конце 1960 года под руководством Линь Бяо расширенное заседание Военного комитета ЦК КПК. На нем Линь выдвинул лозунг «Четыре сначала!»:
– сначала человек, потом оружие,
– сначала политическая работа, потом вся остальная работа,
– сначала идеологические задачи, потом повседневные задачи,
– сначала живые идеи, потом идеи из книг.
«Четыре сначала!» стали, как отмечалось в прессе, «примером творческого применения учения председателя Мао в деле строительства армии». Не менее высокую оценку получило и само заседание Военного комитета. В частности, армейская газета «Цзефанцзюнь бао» писала о нем: «Это заседание еще радикальнее покончило с влиянием буржуазной военной линии. Разоблаченные в этой борьбе представители буржуазии, пробравшиеся на важные посты в армии, являются важными участниками антипартийной, антисоциалистической, контрреволюционной группировки, раскрытой нашей партией в последнее время. Они выступали против Центрального Комитета партии, против идей Мао Цзэдуна и двурушнически отнеслись к указанию товарища Линь Бяо о необходимости выдвижения политики на первое место. На словах они кричали, что политика – командная сила, а на деле ставили на первое место военное дело, технику и профессионализм».
Через год Линь Бяо ввел в действие «Инструкцию по проведению политической работы в ротах Народно-освободительной армии». Суть инструкции была все та же: «Во всем руководствоваться идеями Мао Цзэдуна». Армейская «Цзефанцзюнь бао» так и написала: «В инструкции воплотились идеи Мао Цзэдуна», «от начала и до конца инструкция пропитана идеями Мао».
С этой инструкцией Линь Бяо связывал надежду на то, чтобы окончательно покончить с «вредными элементами» в армии. «Судя по докладу главнокомандующего Линь Бяо, – заявил Мао Цзэдун 18 января 1961 года на 9-м пленуме ЦК КПК, – в армии из десяти тысяч воинских подразделений почти четыреста, то есть четыре процента, охвачены нездоровыми настроениями. Это вам не вопрос о снабжении продовольствием. Это связано с тем, что враги захватили в свои руки командование этими подразделениями».
В конце 1963 – начале 1964 года неутомимый «Лесной барс» провел совещание политработников НОАК, на котором было принято очередное решение о проведении идейно-политической работы в армии на основе идей председателя Мао. А в конце 1965 года он подводит итоги кампании по маоизации НОАК на Всекитайской конференции по вопросам политической и идеологической работы в НОАК. К этому моменту он – не просто министр обороны, но еще и первый заместитель премьера Госсовета КНР. В пекинской иерархии он передвинулся на четвертое место после Мао Цзэдуна, Лю Шаоци и Чжоу Эньлая. До вершины осталось совсем ничего.
В 1965 году были отменены воинские звания и знаки отличия. И сделано это было под предлогом «дальнейшего укрепления связей командиров с массами». По внешнему виду генерал и солдат стали как «два сапога пара». Зато «Цзефанцзюнь бао» – рупор «Лесного барса» высокопарно заявляла: «Мы располагаем необходимым оружием – идеями Мао Цзэдуна. Позиции наших бойцов и командиров прочны, лозунги – ясны, нюх – острый, глаза – зоркие и прекрасно отличают врагов от друзей».
Армейские конференции по политическим вопросам стали проводиться каждый год. На очередной, состоявшейся в январе 1965 года, была единогласно утверждены в качестве «руководства на все последующие годы» так называемые «пять принципов», которые Линь Бяо опубликовал еще в ноябре предыдущего года. Они включали:
– творческое изучение и применение учения Мао,
– осуществление «четырех сначала»,
– руководящие работники должны спуститься на низовые уровни,
– выдвигать на ключевые посты по-настоящему хороших командиров,
– упорно учиться, чтобы овладеть техникой ближнего и ночного боя.
В 1964 году в США были опубликованы секретные бюллетени для внутреннего пользования, издававшиеся Главпуром НОАК для руководящего состава армии. В них содержалось немало материалов о злободневных проблемах армии, и в частности о необходимости перестроить работу партийных организаций. При этом указывалось на то, что подбирать кадры в парткомы «следует не по образованию и не по квалификации, а по политической зрелости». Во многих номерах бюллетеней сплошь и рядом мелькало имя Линь Бяо, которому приписывались, в частности, такие слова: «Наша армия всегда была школой партии. Многие партийные руководители на местах вышли из армии, и фактически армия готовит кадры для местного руководства».
В июне 1966 года «Фар Истерн экономик ревю» опубликовал статью, в которой говорилось: «Оглядываясь на события прошедших 5–6 лет, видишь, что после того, как Линь стал во главе армии, ее сила и влияние в Китае в значительной мере возросли. «Перекройка» армии производится с большой тщательностью с целью сделать нынешнего среднего солдата политически здоровым, чтобы он хорошо знал труды Мао и знал, кому быть преданным… Имеется достаточное количество фактов, говорящих о росте влияния армии. Какие тут в реальности действуют силы, можно только догадываться, однако весьма характерно, что акции, предпринимаемые за последние годы, ведут свое начало от момента назначения Линь Бяо. Поскольку он очень редко появляется публично [обычно это объясняется плохим здоровьем], его деятельность до самого последнего времени в большой мере ускользала от внимания западных наблюдателей. Его недавнее появление вместе с самим Мао на приеме албанцев неизбежно указывает, поскольку оба они появляются публично очень редко, на существование между ними особых отношений. Действия «Цзефанцзюнь бао», которая критикует оппозицию партии внутри армии, свидетельствует о том, что за кулисами политикой управляет очень твердая рука. Чья это рука, если не Линь Бяо?»
…В середине ноября 1965 года, как сообщала гонконгская газета «Минь бао», «оппозиция Мао Цзэдуну со стороны ведущих партийных, государственных и военных деятелей – Лю Шаоци, Пэн Чжэня и Ло Жуйцина – достигла такого накала, что Председатель КПК выехал из Пекина».
27 апреля, сообщает газета, «Пэн Чжэнь под охраной двух полицейских в синей форме отправился из Пекинского комитета партии в Чжуннаньхай – резиденцию Лю Шаоци и Чжоу Эньлая. Пока он отсутствовал, десять человек в мундирах НОАК захватили его резиденцию. Эта акция знаменовала собой раскол, происшедший в ЦК КПК, раскол, при котором Мао Цзэдун и Линь Бяо засели в Шанхае, а Пекин оказался под контролем Лю Шаоци. Но поскольку армия заняла Пекинский горком партии, шанхайская группировка начала готовиться к разгрому оппозиции с помощью военных».
Двумя неделями позже, продолжает «Минь бао», во второй половине дня 15 мая, МИД КНР сообщил, что ожидается возвращение Мао Цзэдуна в Пекин ночным поездом. «Однако Пэн Чжэню, по-видимому, удалось к тому времени снова утвердиться в Пекинском горкоме партии, и Мао, не будучи уверен в силе своих сторонников в Пекине, не доехав до столицы, остановился в Цзинани. Помещение Пекинского горкома вторично было захвачено солдатами НОАК, и Пэн Чжэнь осуществлял руководство из своего дома, который охранялся верными ему пекинскими полицейскими».
«В начале июня, – утверждает газета, – группировка Мао перешла в контрнаступление. Линь Бяо приказал преданным ему генералам – Ян Чэнъу и Ян Юну – прибыть в Пекин, реорганизовать горком партии и захватить силой редакцию газеты «Жэньминь жибао», радиостанцию «Голос Пекина» и агентство Синьхуа. Энергичные меры, принятые «шанхайским комитетом», вынудили пекинскую группировку капитулировать. Лю Шаоци потерял контроль над всеми органами пропаганды. Но он потребовал созвать чрезвычайный пленум Центрального Комитета. Чтобы заручиться поддержкой большинства, он должен был быть уверен в поддержке Генерального секретаря КПК Дэн Сяопина. С помощью Пэн Чжэня и Ли Сюэфэня он справился с этой задачей только к середине июня.
В первых числах июля члены Центрального Комитета КПК начали прибывать в Пекин со всего Китая. К середине месяца здесь собрались 51 член ЦК КПК и 38 кандидатов в члены ЦК КПК.
18 июля Мао Цзэдун в своем послании ко всем членам и кандидатам в члены ЦК объявил о намерении прибыть на пленум Центрального Комитета, который не следовало начинать до его приезда. Группировка Лю Шаоци не соглашалась откладывать заседание на более поздний срок, нежели тот, о котором существовала договоренность, – 21 июля. В результате создалась обстановка, как подчеркивает «Минь бао», при которой Линь Бяо был готов в случае необходимости силой воспрепятствовать открытию пленума. Ходили слухи, что по приказу Линь Бяо из Центрального Китая в Пекин были двинуты крупные контингенты войск. При их участии был арестован начальник Генерального штаба НОАК Ло Жуйцин. Накануне железнодорожное сообщение между Пекином и югом страны было прервано и весь подвижной состав на линии от Нанкина и Ханькоу до Пекина был в срочном порядке отмобилизован министерством обороны. Вечером 19 июля войска Линя были двинуты из Пекина в направлении Шаньси и заняли позиции на тот случай, если из Синьцзяна будут вызваны части командующего Синьцзянским военным округом Ван Эньмао – близкого человека арестованного Ло Жуйцина.
К концу июля Ян Чэнъу и министр общественной безопасности Се Фучжи восстановили полный контроль над столицей. А вечером 28 июля в Пекин на четырех самолетах из Шанхая прилетели Мао, Линь и другие члены Центрального Комитета».
11-й пленум ЦК КПК проходил с 1 по 12 августа 1966 года в обстановке строжайшей секретности. Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным. Со временем и над этим пленумом завеса секретности приподнялась.
В частности, стало известно, что в работе пленума не принимали участие те члены ЦК КПК, которые попали под огонь критики хунвэйбинов. Зато присутствовали члены группы по делам культурной революции при ЦК КПК и делегация пекинских хунвэйбинов. Тем не менее явного перевеса у Мао и его сторонников не было. И чтобы выиграть развернувшуюся на пленуме борьбу, Мао выступил с призывом: «Огонь по штабам!» Он обвинил «некоторых руководящих товарищей в центре и на местах» в том, что они «установили диктатуру буржуазии и пытались задушить бурное движение великой пролетарской культурной революции», а также призвал к разгрому центрального партийного органа, названного им «буржуазным генеральным штабом».
Группировке Мао удалось добиться принятия решения о радикальных кадровых изменениях. Из состава Политбюро были выведены Пэн Дэхуай, Чжан Вэньтянь, Пэн Чжэнь и Лу Динъи. Их места заняли сторонники «великого кормчего». Из 13 членов Секретариата ЦК было исключено 7 человек. Линь Бяо стал единственным заместителем Мао.
Было принято также постановление о «великой пролетарской культурной революции».
С угрожающей речью на пленуме выступил Линь Бяо, который, в частности, заявил: «В кадровой политике мы должны придерживаться следующих критериев, утвержденных председателем Мао:
– Высоко ли поднимет обсуждаемое лицо красное знамя идей Мао Цзэдуна. Того, кто выступает против идей Мао Цзэдуна, нужно снимать с занимаемых постов.
– Занимается ли то или иное лицо идейно-политической работой. Того, кто выступает против идейно-политической работы, против «великой культурной революции», нужно освобождать от занимаемых постов.
– Проявляет ли соответствующее лицо революционный энтузиазм или нет. Тех, кто лишен такого энтузиазма, нужно снимать с занимаемых постов.
Подводя итоги работы 11-го пленума ЦК КПК, гонконгская «Минь бао» отметила следующее: к 1 августа 1966 года НОАК продемонстрировала свою лояльность Мао. Однако это не значило, что Мао заручился неограниченной властью, необходимой для того, чтобы выбить почву из-под ног у всех его противников. Пленум не вернул ему веру в партию как безупречный инструмент проведения его «революционной линии». Его единственной надежной опорой оставался Линь Бяо.
Прекрасно понимая это, еще 7 мая 1966 года председатель Мао направил Линь Бяо письмо, в котором призвал превратить армию в великую школу, в которой солдаты наряду с политикой, военным делом и культурой должны также заниматься сельским хозяйством, подсобными промыслами и промышленным производством. Он настаивал на том, что нужно распространить военные формы организации на все сферы деятельности китайского общества, на все слои китайского населения. По сути дела, это означало передачу армии функций партии, правительства, всех органов государственной власти.
И Линь Бяо как «самый близкий боевой соратник председателя Мао и его лучший ученик» незамедлительно претворил в жизнь указания своего учителя. Во всех организациях КПК, сверху донизу, на всех предприятиях, в учреждениях, в учебных заведениях были созданы структуры управления, повторяющие армейские – штабы, службы, политотделы. Рабочие, служащие и учащиеся – сведены в батальоны, роты, взводы.
Армия вторгалась даже в считавшуюся дотоле неприкосновенной вотчину Чжоу Эньлая – в Государственный совет. Ее представители получили посты министров и заместителей министров. В частности, военные возглавили четыре из восьми министерств машиностроительной промышленности. Еще двое стали заместителями министра культуры, причем один из них Сяо Вандун вскоре пересел в кресло министра – исполнявший обязанности министра культуры Лу Динъи был «изобличен» в противодействии линии Мао Цзэдуна и с позором уволен.
Но это еще не все. Под предлогом защиты и поддержки революционных масс, и в частности хунвэйбинов, НОАК в соответствии со специальным циркуляром Военного комитета ЦК КПК взяла под контроль радиостанции провинций, банки, мосты, железные дороги, аэропорты. В ее ведение перешли архивы и вся документация партийных, государственных и правительственных органов. Даже рассылка официальных бумаг, в том числе секретных, стала осуществляться военными.
В результате всего этого НОАК во главе с Линь Бяо оказывается над партией, над правительством, над всеми органами государственной власти. Она – единственный полномочный руководитель Китая. И полномочия эти она получила из рук Председателя КПК Мао Цзэдуна. Как писал 17 октября 1966 года журнал «Пекин ревю», маршал Линь Бяо, «взявший в свои руки контроль над работой Военного комитета ЦК партии», с августа 1966 года официально стал вторым лицом в стране – «ближайшим боевым соратником председателя Мао». А в одной из дацзыбао, написанной хунвэйбинами Пекинской политико-юридической академии, говорилось: «Товарищ Линь Бяо поднял в армии великое красное знамя идей председателя Мао, он каждому указал, как изучать произведения председателя Мао, каждого вооружил красной книжкой с цитатами председателя Мао».
…18 августа 1966 года перед хунвэйбинами, приехавшими в Пекин со всех концов Китая и буквально запрудившими площадь Тяньаньмэнь, впервые показался Мао Цзэдун в сопровождении своего «лучшего ученика» Линь Бяо. Несколько юношей поднялись на трибуну и вручили своему «любимому вождю» красную ленту с надписью «хунвэйбин». Минуту спустя повязка красовалась на левом рукаве куртки Мао Цзэдуна – Председатель Коммунистической партии Китая стал хунвэйбином! Утром следующего дня агентство Синьхуа оповестило мир о том, что «полтора миллиона хунвэйбинов воскликнули: председатель Мао надел нашу красную повязку! Он утвердил создание нашей Красной гвардии!» К этому можно было бы добавить, что взревевшую от избытка чувств толпу единомышленников Мао приветствовал взмахом правой руки.
За этой первой встречей-митингом последовала вторая, третья, четвертая… Всего восемь в течение примерно трех месяцев. И ни на одной из них новоиспеченный хунвэйбин – Председатель КПК не проронил ни единого слова – не императорское это дело якшаться с простолюдинами. Достаточно было того, что он показывал себя, позировал перед верноподданными. А говорил за него его «самый близкий боевой соратник» Линь Бяо, который на расстоянии читал мысли-идеи своего учителя и доводил их до сознания масс. Так Линь Бяо стал превращаться в толкователя, причем единственного толкователя, всех «идей Мао Цзэдуна», независимо от того, когда и при каких обстоятельствах они родились в голове «великого кормчего».
На митинге 18 августа он заявил: «Молодые революционные бойцы! Председатель Мао и Центральный Комитет партии горячо поддерживают вашу революционную смелость в мышлении, в высказываниях, в действиях, в преодолении преград. Горячо поддерживают ваш революционный дух. Мы гордимся вами и горячо поддерживаем ваше решительное противодействие всем попыткам помешать вам. Цель «великой пролетарской культурной революции» – ликвидировать буржуазную идеологию, внедрить пролетарскую идеологию, переделать души людей, революционизировать их идеологию, вырвать корни ревизионизма, развить и укрепить социалистическую систему. Мы будем бороться против тех руководящих деятелей, кто встает на капиталистический путь, против реакционных буржуазных авторитетов, против тех, кто на деле является буржуа».
На второй встрече, прошедшей там же, на площади Тяньаньмэнь, 31 августа, «самый близкий боевой соратник» Мао был более решительным и жестким. «Главная цель наступления, – выкрикивал он бушующей толпе, стоя рядом с молчавшим как рыба Мао, – это те руководящие деятели, которые проникли в партию и идут по капиталистическому пути. Мы свергнем тех, кто обличен властью. Свергнем реакционную буржуазию и всех буржуазных «монархистов». Раздавим всех, кто препятствует революции, свергнем всех чудовищ и демонов. Выбросим весь мусор и преодолеем все преграды».
«…Ближайший соратник… Мы видели его лишь здесь, на официальной трибуне на площади Тяньаньмэнь, и только во время национального праздника Китайской Народной Республики. И издалека, так как трибуны для дипломатического корпуса находились в стороне и значительно ниже официальной трибуны, которая расположена под самой крышей «Небесных ворот», – пишет в своих мемуарах Крум Босев, наблюдавший «культурную революцию» в качестве временного поверенного в делах Болгарии. – Иногда мы могли его разглядеть только в бинокль. Но и в фокусе биноклей он оставался таким же маленьким, невзрачным, в надвинутой на лоб широкой, словно сшитой не для него зеленой военной фуражке. Но сегодня вечером, во время фейерверка, устроенного по случаю Праздника труда, руководители дипломатического корпуса были приглашены на официальную трибуну… И вот во время антракта к нам приблизился сам Мао Цзэдун. Он приближался медленно, неуклюже, у него был блуждающий, какой-то отсутствующий взгляд. А за ним, так же медленно, следовали его «ближайшие» соратники, и впереди «самый-самый близкий» – Линь Бяо. Вблизи он был таким же, как и в увеличительном стекле бинокля: маленьким и невзрачным, только еще более худым и бледным». Это было 1 мая 1970 года.
«Один из биографов Линь Бяо, – продолжает Крум Босев, – написал: «Когда Линь Бяо стоит рядом с Мао на трибуне пекинской площади Тяньаньмэнь, он кажется маленьким и невзрачным. Но стоит Мао умереть, и Линь Бяо, возможно, станет высоким и страшным… Мао Цзэдун избрал своим преемником Линь Бяо именно потому, что бледный, худой министр обороны никогда не представлял угрозы высокому положению Мао».
В книге К. Босева есть ссылка и на другого биографа Линь Бяо, на Иоахима Выша, автора книги «Социология религии». В ней Выш утверждает, что «сильные личности», внушая своим ученикам «преданность, дружбу и лояльность», часто выделяют одного из них как «самое близкое и доверенное лицо», которое в конечном счете «несет ответственность за успешное осуществление предначертаний наставника», и добавляет: «Линь по своему положению «ближайшего соратника» Мао как раз и является таким человеком».
…Вскоре после IX съезда КПК, проведенного в Пекине 1—24 апреля 1969 года, в Риме вышел в свет сборник «Итальянская документация», полностью посвященный проблемам Китая. В материалах сборника «проблему Линь Бяо» предлагалось рассматривать с двух принципиально противоположных позиций. Первая: «культурная революция» – это всего лишь китайский вариант государственных переворотов, в результате которых власть оказывается в руках хунты. Вторая: китайская армия – инструмент в политической игре Мао Цзэдуна и не более.
Во втором случае Линь Бяо – «тень того, чьим наследником он должен был стать». Это слова К. Босева. Или, как выразился Иоахим Выш, Линь Бяо – выбранное самим Мао «самое близкое и доверенное лицо», которое в конечном счете «несет ответственность за успешное осуществление предначертаний наставника».
В первом же случае получается, что Линь Бяо активно помогал Мао в подготовке и проведении «культурной революции», но не как его «бледная тень» и покорный слуга («чего изволите»), а как вполне самостоятельная политическая фигура, заряженная на достижение собственных целей, отличных от тех, которые преследовал его «хозяин». Другое дело, что Линь Бяо умело скрывал свои истинные намерения, предпочитал слыть «самым верным учеником» и «самым близким соратником» Мао. Он действовал от имени своего «хозяина», строго выполнял его указания, но так, что его собственные позиции в руководстве страны укреплялись день ото дня и в конечном счете позволили добиться официального, зафиксированного в Уставе КПК статуса преемника Мао Цзэдуна. Талантливый полководец показал себя не менее талантливым политиком. Понимал ли это Мао Цзэдун? Похоже, что да. Но не сразу и не в полной мере. Он «раскусил» Линь Бяо слишком поздно, чтобы не прибегнуть к крайней мере как единственно оставшейся.
