412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ария Тес » Цугцванг (СИ) » Текст книги (страница 24)
Цугцванг (СИ)
  • Текст добавлен: 26 июня 2025, 22:45

Текст книги "Цугцванг (СИ)"


Автор книги: Ария Тес



сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

«Вдруг я перепила шампанского и упала, а потом стукнулась головой и сейчас истекаю кровью?!» – щипаю себя за руку. Естественно не тайно, кто бы вообще сомневался? – «Вряд ли я в состоянии сейчас сделать что-то тайно…»

Макс тихо цыкает и коротко смотрит на веточку, потом снова на меня.

– Амелия, ты разве не знала, что под ней надо целоваться, а не щипать себя за…

Не даю ему договорить. Так счастлива его видеть и наконец могу это показать! Шок от его саркастичного замечание окончательно исчезает, а я висну у него на шее и целую-целую-целую. Как я хочу. Страстно, нежно, с любовью…

– Я так рада тебя видеть… – бормочу, стаскивая с него пиджак.

Макс, который и дышит то с трудом, все равно умудряется вставить свои пять копеек.

– Я заметил.

Хихикаю. Макс поднимает меня на руки, взвизгиваю, после снова смеюсь, когда он опускает меня на подоконник. Правда о веселье мы быстро забываем: я так сильно его хочу, что у меня ноги сводит, и он не отстает, судя по тому, что разрывает мою пижаму, хотя достаточно было всего лишь потянуть за язычок молнии. Плевать и на это. Мне на все сейчас наплевать, я тону в его поцелуях, которыми Макс покрывает мое тело, издаю стон, откинув голову назад, подставляя шею. Мне просто хочется быть рядом с ним, а еще больше хочется стать с ним одним целым – и я становлюсь буквально через мгновение. Он во мне полностью, заполняет, дополняет, делает лучше, и я закрываю глаза, распадаясь на кусочки под самый красивый салют, который когда-либо видела в жизни.

01:23

Если вы погуглите значение слова «страсть», современный толковый словарик выдаст простое определение: Страсть – сильное, доминирующее над другими, чувство человека, характеризующееся энтузиазмом или сильным влечением к объекту страсти.

Звучит холодно, я знаю, но на деле же, если разобраться, что это такое? Непреодолимое влечение? Его невозможно забыть? Невозможно игнорировать? Контролировать? Сокрушительная лавина, бьющая по мозгам покруче Мухаммеда Али[20]20
  Муха́ммед Али́ – американский боксёр-профессионал, выступавший в тяжёлой весовой категории; один из самых известных боксёров в истории мирового бокса.


[Закрыть]
и делающая из любого, даже самого, казалось бы, умного или умудренного опытом человека, безвольного раба. Все это – да. Я хорошо знаю влияние страсти, ведь испытываю его каждый раз, когда он меня целует или просто касается – неважно. Меня влечет к нему непреодолимо, накрывает и продавливает с силой всего мирового океана.

Макс все еще во мне, он тяжело дышит, прижимаясь к моим волосам лбом, упирается в стекло ладонью для равновесия, а я соображаю…Даже знаю почему так быстро очухиваюсь от очередного удара – страх. Он же тоже имеет огромные возможности…

– Пожалуйста…не…говори… – дышать нормально не могу, а предложение составляю, – Не говори, что ты кончил в меня…

Бам! Все так и есть. Я чувствую это, хоть и не знаю наверняка, а «женщина внутри» уверенно кивает.

«Да-да», мол, «Все так и есть…»

Он усмехается, и это окончательно выводит из себя.

– Твою мать! Макс, ты мудак!

Отпихиваю его ногой жестко, со всей силы, а потом бегу в ванну, игнорируя грохот и ругательства. Знаю, что бессмысленно скорее всего, но попытка не пытка! Да и как можно не попытаться?! В такой то ситуации! Бросьте, я даже воду не настраиваю особо, а ошметки одежды скидываю буквально за секунду.

«Твоюмать-твоюмать-твоюмать!!!»

Меня накрывает такая паника, что, кажется, сейчас стошнит. Или…не кажется?! Вылетаю из ванной, чуть не грохнувшись, но успеваю до унитаза. И снова назад.

– Ты сумасшедшая?! – раздается его голос, как раз в тот момент, как я начинаю рыдать и лезть обратно в ванну, – И тебя что…стошнило?!

– ЭТО ВСЕ ТЫ ВИНОВАТ, МУДАК! КАК ТЫ МОГ?!

– Успокойся!

Макс жестко хватает меня за руку и дергает на себя, встряхивает, когда я пытаюсь его отпихнуть.

«Я реально сумасшедшая…» – точно. Так и есть. Цепляюсь за шланг душа, как за спасательный круг, ведь другого то у меня и нет вовсе…

– Амелия! Отпусти душ! Ты дура что ли?!

Давлюсь рыданиями, а по факту своим ядом.

«Кто здесь дура или мудак, ясно и так, и это точно не я!» – жаль не могу этого в слух сказать. У меня начинается форменная, паническая атака.

Тогда Макс меняет тактику. Он грубо заталкивает меня в ванну, но поддерживает, когда я поскальзываюсь, и включает воду, как я того хотела – правда ледяную. Прижимает к стене и поливает. Приводит в чувства, так сказать.

– Отпусти, мне холодно!

– Приди в себя!

– Пусти!

Пытка закончена. Весь мокрый Макс в когда-то шикарных брюках, нависает надо мной, но душ убран в сторону, а вот его злость – нет. Тяжело дышит с бровями, упавшими на глаза, буравит ими, оценивает. Я тоже задыхаюсь, скулю тихо-тихо, смотрю на него во все глаза, как ребенок, и правда же – он самый! Я сама чувствую насколько жалок мой взгляд, но, наверно, только он его и смягчает.

– Ты меня толкнула прямо на стол, дура… – тихо начинает, слабо улыбаясь, я нервно всхлипываю, – Успокойся, хорошо?

– Я…ты…как?!..

– О господи.

Прыскает и потирает глаза, после позволяет себе еще один смешок, и только потом наконец смотрит на меня и цыкает.

– Ничего не будет, тебе сделали укол.

До меня не сразу доходит даже смысл отдельных слов, но когда мне удается его понять, составить предложение и понять уже его, я все равно не догоняю. Смотрю на него и хмурюсь, он наклоняет голову на бок и ждет. Картина маслом.

«В смысле укол?! Какой укол?! КАКОЙ-УКОЛ-ТВОЮ-МАТЬ-МОЖЕТ-ОБЕЗВРЕДИТЬ-СПЕРМУ?!» – как и до этого, в голове у меня брызжет много слов и даже предложений, которые в слух я сказать просто физически не могу. Еще спасибо, что удается выдавить хотя бы одно слово…

– Укол?

Макс вздыхает и дотягивается до полотенца, в которое меня заворачивает и кивает, плотно удерживая за предплечья.

– Поговорим в комнате.

Пока идем, я немного прихожу в себя, так что стоит нам попасть в гостиную, я тут же тяну его за руку.

– Что за укол?!

Усмехается, козел. Я все-таки попадаю на диван, и он, присев на корточки передо мной и положа руки на коленки, поясняет.

– Тогда в больнице у Ильи, у тебя брали анализы. На их базе подобрали противозачаточный укол, который потом поставили в квартире. Помнишь приезжала…

Моему возмущению нет предела! Я вдыхаю глубоко, расширяю глаза гораздо сильнее отметки «по пять рублей», хочу его оттолкнуть, но Макс действительно научен горьким опытом. Он держит меня за лодыжки, чтобы не пнула, улыбается.

– Успокойся.

– УСПОКОЙСЯ?! Ты вколол мне что-то без моего ведома! Просто потому что ты ненавидишь презервативы?!

– Да прекрати ты орать наконец!

Вижу, что злится по взгляду, но мне то что?! Он охерел! По-другому разве можно сказать?! Это вопиющий случай! Просто ВО-ПИЮ-ЩИЙ!

– Ты не имел права!

– В чем проблема, а?! – взрывается и взмахивает руками, – Ты пила таблетки летом!

– Это таблетки и по-моему желанию! Я-ОБ-ЭТОМ-ЗНАЛА!

– А-га, и вечно забывала их принимать, ты помнишь?!

Молчу, пусть и дышу тяжело, бешусь, но парировать мне нечем. Он правду говорит, я постоянно о них забывала, что чревато, очевидно. Макс сколько не бесился, в конце концов принял этот факт и так ни разу не сделал того, что сделал впервые сегодня.

«Подарок под елку, блин…»

– Успокойся, – берет себя в руки, мягко улыбается, – Это просто удобный способ контрацепции. Тебе не нужно ни о чем думать, все уже сделано.

– А если я захочу ребенка?!

– Я видел, как ты хочешь ребенка. Тебя от страха даже стошнило.

– Такое бывает…если я сильно нервничаю – меня тошнит, – рассеяно выдыхаю и уже твердо добавляю, – Хочу почитать об этом.

– Эм…я могу тебе сам все рассказать…

– Я хочу почитать сама.

– Флаг в руки. Но может ты сначала оденешься?

– Может быть и оденусь, – ядовито саркажу, вызывая у него улыбку.

– А я могу поесть, пока ты будешь читать?

– Можешь и поесть.

Встаю на ноги и уверенно иду в свою комнату, правда в спину получаю еще одно «пожелание».

– А ты можешь одеть ту пижамку? Розовую.

Останавливаюсь в арке, и как бы я не пыталась, не могу сдержать улыбку, хотя голос все равно строгий. Да-да! Именно так! Честно-честно!

– Может быть и одену.

02:02

«Контрацептивный укол для женщин – один из самых эффективных методов предупреждения беременности. Это достигается по средством гормонального препарата, обеспечивающего противозачаточный эффект на протяжении 3 месяцев, но рекомендовать его использование может только врач.»

«Та-а-ак…» – листаю список достоинств этого вида контрацепции и хмурюсь.

У меня вообще не было никаких симптомов, описанных там. Если бы он мне не сказал, я бы и не поняла, если честно.

«Но вообще действительно, похоже, крутая вещь…» – пить таблетки не надо, эффективность высокая 98–99 %, – «Никаких презервативов, что очень-очень важно!»

И тут мое сердце пропускает удар. Не может же все действительно быть так шоколадно, да?

«После окончания использования препарата, зачатие ребенка возможно не сразу. На полное восстановление этой способности требуется от 5 до 24 месяцев.»

– Тут написано, что я не могу иметь ребенка.

– Логично, – кивает, поедая крабовый салат, – Это ведь контрацептивы и…

– Нет, ты не понял! Тут написано, что я не могу иметь ребенка! И не смогу, пока не восстановлю эту способность! Макс! Ты…

– Так, спокойно!

Предотвращая новую волную паники, он убирает тарелку и поворачивается ко мне, серьезно, даже немного строго, смотрит и в похожем стиле говорит:

– Да, тебе потребуется восстановление…

– Но…

– НО! – теперь с нажимом перебивает он, – Только потому что нужно время вывести препарат из организма. У тебя нет никаких противопоказаний, я все проверил, и я ни разу не слышал, чтобы после уколов женщина не смогла забеременеть. Пожалуйста. Не паникуй.

Слезы все равно скатываются с глаз, и я сразу же оказываюсь в теплых объятиях. Макс откидывается вместо со мной на спинку дивана и дает мне время прийти в себя, гладит по спине, оставляет поцелуи на макушке, а потом тихо шепчет.

– Малыш, ты считаешь, что я бы сделал что-то, что тебе навредит?

– Нет, но…

– Если существовал бы риск, я бы этого не сделал, но я абсолютно уверен. Просто так проще. Поверь.

– Я тебе верю.

– Тогда успокойся. Вообще не понимаю с чего вдруг такая бурная реакция?

– Я испугалась!

– Это я как раз понял, но ты слишком утрируешь. Тебе известно, что я не причиню тебе вреда, – фыркает и снова берет свою тарелку, уставившись в экран.

– Но можно было обойтись и без этого, или хотя бы мне сказать! Я должна была это решать! Вдруг завтра я проснусь и захочу ребенка?!

– Пф, ну конечно…

– Я серьезно!

– Амелия, закрыли эту глупую тему.

– Почему это глупую?!

– Потому что дети не нужны ни мне, ни тебе. И не надо отрицать, – холодно чеканит, глядя мне в глаза, – Еще раз повторю: тебя даже стошнило от страха.

Фыркаю на этот раз сама и подтягиваю ноги к груди. Суплюсь.

«Так то оно так, конечно, но все равно…Страшно как-то потерять возможность иметь ребенка…»

– Малыш, пожалуйста… – тихо шепчет, приближаясь и целуя меня в коленку, – Давай не будем, ладно? Я поступил неправильно, что не сказал, но без злого умысла. Мне же известно, что ты не против таблеток, а это просто лучше. М?

«Снова прав…» – смотрю на него нехотя и киваю слабо. Сдавать позиции так быстро мне не сильно хочется, но и ссориться тоже. Особенно сейчас.

– Тогда поцелуй.

И я целую. Невзначай, но целую. Макс на меня не давит, хотя все понимает, только тихонько усмехается и в третий раз берется за еду, а потом также невзначай вдруг говорит.

– Кстати, пока ты искала розовую пижамку для меня, заходил Дед Мороз.

«Чего?!»

– …Заглянула бы под елку.

Резко перевожу взгляд на дерево, где сразу замечаю внушительную, зеленую коробку. Мне, естественно, интересно, но я продолжаю сидеть, и только после того, как он мягко добавляет:

– Пожалуйста…

Я встаю. Аккуратно крадусь, реально же крадусь на полупальчиках, достаю подарок. Весит немного, конечно, но тоже значительно. Вздыхаю.

«Я то ничего не купила…черт…» – немного краснею, когда открываю, а потом меня словно в самое сердце поражает.

Здесь все: мой крест, мои сережки и тот самый цветок.

«Не верю своим глазам!..» – оборачиваюсь.

Макс наблюдает за мной, раскинув руки на спинке дивана, улыбается. Ждет. Снова не давит, он просто молчит.

– Это же…это…

– Сначала я хотел положить тебе уголь, но ты была очень хорошей девочкой.

– Макс, я не могу это принять… – мотаю головой и отодвигаю от себя настолько дорогие мне вещи, и сразу слышу очередной смешок.

– Можешь. Они твои.

– Но я их продала!

– А я выкупил. Для тебя.

– Они стоят…

– Заткнись.

– Макс!

– Закрой рот, Амелия, – прибавляет строгости, но она притворная и не сильно спрятана за настоящим оживлением.

Это вводит меня в некий ступор. Я снова смотрю на свои-его украшения, молчу, взвешиваю, а потом все таки возвращаю внимание ему и тихо шепчу.

– Макс, я ничего тебе не купила. Это было бы странно дарить подарок на твои же деньги и…

– Амелия…выдыхай. Для меня под елкой тоже кое что есть.

– И что же?! Разбитая кошкой игрушка?!

– Нет, но близко. Котенок в розовой пижамке, – тут же вспыхиваю, а он улыбается шире и дергает бровями, как истинный Чешир, – А теперь иди ко мне. Я хочу получить свой подарок.

Я подхожу медленно под прицелом его зеленых глаз. Немного волнуюсь, но не боюсь. Останавливаюсь между его раскрытых ног, мандражирую больше. Макс водит по мне липким взглядом, но от него я не чувствую дискомфорта, напротив, я чувствую возбуждение. Слегка улыбаюсь, когда вижу его ответ, который скрыть и в брюках то непросто, а в трусах, в которых теперь он сидит из-за того, что я его намочила, тем более.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

Звучит пóшло, конечно, но рядом с ним мне нравится быть пошлой. Особенно сильно нравится видеть огонь, который вспыхивает в эту же секунду, и слышать голос, упавший на пару тонов.

– А чего ты сама хочешь?

Я знаю, чего хочу. Я готова. Опускаюсь на колени и берусь за свои лямки, которые медленно стягиваю, не отводя от него взгляда. Макс пытается казаться спокойным, но его кадык дергается, а грудь вздымается чаще, так что я с легкостью могу сказать, что попала в самое яблочко. Откидываю топик в сторону, разжигая свои любимые глаза ярче, и берусь за резинку его боксеров. Мне известно, что с той минуты, как я опустилась на колени, он больше не управляет ситуацией – теперь главная здесь я. Макс доказывает, поднимая бедра, стоит мне потянуть ткань ниже, его дыхание сбивается, а когда я беру его член в руку и вовсе замирает.

Откидываю волосы назад, завладев его достоинством, плавно двигаю рукой. Он не посмеет меня прервать или нарушить мои правила, а сейчас действуют именно они. Я решаю, когда ускориться, я определяю глубину, я позволяю или нет взять меня за волосы, чтобы управлять мной – он никогда не давит и не лезет со своим уставом в мой монастырь. И даже тот факт, что сегодня я позволяю ему сразу все, кладя руку мне на затылок, не означает, что я отдаю бразды правления. Это означает лишь то, что я хочу, чтобы он доминировал. Я. Не он.

Макс откидывает голову назад и стонет, стоит мне коснуться его, сжимает волосы на затылке, но не спешит управлять. На самом деле, ему до определенного момента тоже нравится все, что делаю я, просто в какой-то момент он не выдерживает и ускоряет меня – это уже другой разговор, как никак. Сейчас же он просто следует за мной, за моим темпом и за моей глубиной, на которую я его пускаю. Я завожусь все сильнее и сильнее, немного ускоряюсь, делаю это с большей амплитудой, вырывая из своего мужчины свои заслуженные стоны. Они принадлежат мне. Они мои.

«И он тоже…» – слегка улыбаюсь, поднимаю глаза и сталкиваюсь с его.

Прекрасно знаю, что означает это его состояние – он редко «досиживает» до конца, а если честно, то вообще никогда. Тянет меня за руку, чтобы я встала, потом подхватывает на руки и несет в сторону спальни. Я целую его шею, шепчу глупости, улыбаюсь, ощущая грудью уверенное, быстрое биение сердца, а когда оказываюсь на лопатках – сдаюсь. Теперь он главный, и я покоряюсь. Макс тянет мои шортики на себя. Зная наперед, что все так и будет, что я непременно окажусь вот в таком положении, я предусмотрительно не одела белье, и на это он улыбается. Конечно замечает, он всегда все замечает. Хитрый, Чеширский взгляд не отпускает пока он ведет губами по груди, уделяя каждой внимание, ниже, к животу, потом еще ниже. Оплетает мои ноги, и дальше я распадаюсь, сначала от потока горячего дыхания, потом от прикосновения жгучего языка.

Все. Моя капитуляция абсолютна…и получив за добровольный выброс белого флага целых три оргазма, я засыпаю в крепких, дорогих сердцу объятиях, шепча:

– Я так тебя люблю…

Он не отвечает. Снова. И это единственное, что отвлекает меня от усталости достаточно, чтобы обернуться. Мне, если честно, страшно увидеть на его лице непонимание или отторжение, но и этого не происходит. Макс спит, тогда я касаюсь губ аккуратно и нежно, добавляя:

– Спи сладко, любовь моя…

А потом и сама проваливаюсь с единственной мыслью:

«Желание в бокале сработало – он мое чудо…»

***

Мы просыпаемся вместе. Я на его груди, а когда поднимаю сонный взгляд, замечаю, что Макс тоже уже не спит. Лежит, закинув руку за голову, пялится в потолок и о чем-то думает.

– Привет…

– С добрым утром, котенок, – улыбается, убирая волосы с моего лица, – Как спалось?

– Просто прекрасно, – утыкаюсь носом ему в грудь и усмехаюсь, – А тебе?

– Еще лучше. Амелия…

– М? – поднимаю глаза, сталкиваясь с его серьезным ответом, и тушуюсь, – Что такое?

– Мне надо уехать.

– Что? Надолго?

– До вечера. Прости, это очень срочно, я ждал, пока ты проснешься.

– Что-то случилось?

– Нет, – усмехается и садится, потирая глаза руками.

«А мне кажется, что да…»

– Хорошо?

– Это вопрос?

– Мне кажется, что ты…врешь.

Признание заставляет его обернуться, и на секунду я, кажется, вижу подтверждение, но оно быстро уходит. Или его вовсе не было?

– Ничего не случилось, – спокойно отвечает, – Это касается нашего плана. Появилась кое какая возможность, и я хочу ей воспользоваться. Не обидишься?

– Нет.

Конечно мне обидно, конечно я вру, и конечно он это понимает, но у нас нет другого выбора. Логично, что если есть возможность побыстрее со всем покончить, надо ловить ее за хвост. Ведь чем быстрее все кончится, тем быстрее мы сможем жить спокойно. Поэтому я стараюсь улыбаться, когда мы привычно прощаемся в дверях…

– Приготовишь ужин?

– Да, – уже со смехом киваю, а он хитро добавляет.

– А оденешь кое что, если я это привезу?

– Что же ты собираешься привести?

– Увидишь. Это да?

– Ладно.

Макс нежно целует меня и уходит, а я закрываю дверь. Иду обратно в гостиную, где не помешает собрать тарелки. Правда планы мои летят к черту, когда я вдруг слышу поворот ключа в замке. Улыбаюсь шире.

«Наверно, он что-то забыл, а может и вовсе ему не нужно уезжать?» – подрываюсь и сразу иду встречать.

Конечно же. Я всегда его встречаю, если не злюсь, но стоит мне выйти из-за стены, как я застываю. Все мое тело покрывается колючими мурашками, меня бросает в холодный пот, а воздух становится гуще самой гадкой каши. Потому что это не Макс. На пороге стоит его отец.

Я теряюсь. Не знаю, что мне делать абсолютно, а глядя на рождение улыбки на этой мерзкой роже, и вовсе весь мир летит в тартарары…

– Какие люди… – тихо протягивает, плавно расстегивая пальто, – Здравствуй, Амелия.

Глава 23. Любовница. Амелия

18; Январь

– Здравствуй, Амелия.

«Что…?» – я даже про себя орать не могу, настолько в шоке.

Властелин мира кайфует. Он снимает с себя черное, шикарное пальто и по-хозяйски открывает шкаф, откуда достает вешалку.

– Как отметила Новый год?

«Почему он так спокоен?!»

– Я думаю, что ты спрашиваешь себя о многом, – тихо, играючи протягивает, а потом оборачивается ко мне, застилая собой весь мир.

– Я люблю капучино с двумя палочками корицы.

Эта фраза так жестко резонирует в моем мозгу, что когда он делает шаг, я резко дергаюсь назад и врезаюсь в угол спиной. Больно очень, и внутри я шиплю, но снаружи лишь тяжело и часто вдыхаю. Властелин тормозит, но не потому что беспокоится за меня – он играет, смакует и наслаждается. Вижу это по глазам…

– Если вы меня коснетесь, я…

– Стоп, – снисходительно кривится, – Я никогда не брал женщин против их воли. Я не Ревцов, и меня это абсолютно не возбуждает, так что все, что ты себе вообразила – сноси.

– Зачем тогда вы пришли?

– Поговорить.

– Я не хочу с вами…

– Поверь мне, Амелия, этот разговор тебе будет очень интересен…

Александровский проходит вглубь квартиры, засунув руки в карманы брюк и не разуваясь. Конечно, чего от него еще ждать?! Но я хотя бы могу дышать, когда его фигура скрывается из поля зрения, правда такой расклад вряд ли в его духе. Ему хочется властвовать всегда и везде, поэтому тут же сжимает новое кольцо напряжения вокруг моей шеи, крикнув.

– Кофе. И оденься, дорогая, по-приличней. Я могу счесть твой вид провокацией…

«Не сочтет, просто хочет, чтобы я делала то, что он хочет…» – понимаю, но все равно бегом несусь в свою спальню, чтобы сменить легкое платье на бадлон под подбородок и джинсы.

Мне самой претит его взгляд, от которого хочется единственное что, так это отмыться под обжигающим, контрастным душем.

«Чего он хочет?!» – без понятия, но мне не нравится все это. Очень не нравится…

***

Хороший тон велит угостить гостя напитком и следовать всем пожеланием. Конечно, Властелин мира не может считаться желанным гостем, но делать ему капучино, значит оттянуть тот момент, когда наше рандеву невозможно будет избежать. И я копаюсь максимально долго, а когда уже не нахожу причин задержаться, его обнаруживаю в гостиной. Александровский сидит в кресле и с улыбкой осматривает мой бардак, отмечает.

– Ночь прошла неплохо, судя по всему?

Я ставлю чашку на столик рядом с ним и отхожу на безопасное расстояние, сжимая себя руками. Стараюсь по крайней мере держать лицо, когда холодно интересуюсь.

– Что вы здесь делаете?

– Забавный вопрос. Это квартира моей жены, но я тебе отвечу в знак восхищения твоей храбростью, милая.

Властелин берет чашку и отпивает, снова тянет время, играя на моих нервах, наблюдает. Я ежусь под его взглядом и присаживаюсь в другое кресло точно напротив него, хмурю брови. Бесит, но я скорее сдохну, чем подам голос и проиграю эту войну. Петр Геннадьевич словно читает мысли и усмехается, ставит чашку на блюдце и откидывается на спинку кресла с улыбкой.

– После нашего разговора с Максом на аукционе, я так и знал, что он отвезет тебя сюда.

«ЧТО?!?!» – слегка расширяю глаза, – «Макс ему рассказал?! Но…»

– Ты не знала этого, да? Он тебе не сказал, что я все знаю?

«ВСЕ?!» – «Так! Стопари! Не смей поддаваться!!!»

– Не понимаю о чем речь.

– О, не притворяйся, Амелия. Макс пытался тебя спрятать от меня. Я его понимаю, после истории с Лилианой, он мне доверять не может, особенно если взять в расчет чувства, которые я к тебе питаю…

Мне стоит больших усилий не скривиться от этой информации, Властелин лишь гаже улыбается.

– Я давно понял, что у него новая зазноба. Теперь все встает на свои места. Вот почему Ревцов оказался так сильно избит. Ты была в той квартире, не так ли? Это твои царапины на его шее?

«Твою. Мать. Как я могла об этом забыть?! Как могла не заметить?! Черт-черт-черт!!!»

– Отпираться глупо.

– Да, – сознаюсь, это ведь действительно глупо скрывать, а от ощущения своего превосходства чертов Александровский аж раздувается.

«Надеюсь, что когда-нибудь ты лопнешь, кусок надменного говна!»

– Но Макс его не убивал, я правильно понимаю?

– Нет. Он сам в себя выстрелил. Почему не знаю.

– Я знаю.

Сложно скрыть любопытство, я ведь так и не поняла до конца, что случилось в тот ужасный день, и естественно Властелин это подмечает и ликует. Я вижу в нем четко и ясно эту отличительную черту – наслаждение своей властью. Поэтому я ни за что не спрошу сама, никогда и ни за что! Не собираюсь подкидывать дров в огонь его самомнения, а расправляю плечи и гордо молчу, вздернув нос. Говорят, что любопытство не порок, а гордыня да, но в этом случае все обстоит несколько иначе. Любопытство значит – проигрыш, а гордыня и вовсе не гордыня, а гордость, то есть чувство собственного достоинства, которое я ни за что не уроню. Особенно перед ним. И это ему известно. Петр Геннадьевич усмехается, водя пальцами по деревянному подлокотнику кресла, а потом вдруг тихо шепчет.

– И ты будешь говорить, что не похожа на свою мать?

Жаль, я это слышу, но я горжусь собой дважды, когда не реагирую даже голосом, в котором веет исключительно холодом.

– Вы здесь за тем, чтобы обсудить мое ДНК?

– Вообще-то нет, просто подмечаю очевидное. Итак, о чем мы говорили? Ах да, о Ревцове. Думаю, что тебе очень интересно, почему он себя все-таки убил…

«Никогда и ничего не проси, особенно у тех, кто сильнее тебя. Сами предложат, и сами все дадут!» – спасибо Воланд. [21]21
  высказывание из «Мастера и Маргариты» М.А. Булгакова


[Закрыть]

– …У него были серьезные проблемы с психикой, дорогая…

– А то я не знала.

– Да, это очевидно, но…наверно сейчас я тебя очень удивлю. Их семейный врач говорит, что не замечал за Ревцовым явных отклонений…

– Это шутка?!

– Нет, Амелия. Было бы удобно свалить все, что он сделал, а это, поверь мне, не мало, на расстройство психики, но, к сожалению, это не так. Иногда люди делают разные вещи, просто потому что могут их делать.

«К чему он клонит?…» – леденею изнутри, он же невзначай покручивает кольцо на пальце с такой…пугающей полу-улыбкой, аж дрожь берет…

Но к чему бы он не вел, Петр Геннадьевич снова возвращается к Ревцову. Намерено дразнит…очевидно.

«Твою мать, во что я все-таки влезла?…»

– Я все же склоняюсь к тому, что у него было острое ПТСР[22]22
  Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) – это психическое расстройство, которое может возникнуть когда человек испытал воздействие травмирующего события. Многие люди, пережившие травмирующее событие, останутся под влиянием связанных с ним негативных эмоций, мыслей и воспоминаний.


[Закрыть]
. Ревцов потерял своего любимого сына, несомненно, это не прошлом даром. К тому же все тот же врач признается, что в последнее время он стал вести себя…странно.

– Например?

– Например видел вещи, которых нет, говорил с людьми, которые давно умерли…или недавно.

– Он приехал в Москву, чтобы вам отомстить, да?

– Совершенно верно, дорогая. Он думал, что это я убил его сыночка, когда вскрыл все его махинации. Кстати, спасибо. Благодаря тебе я стал еще богаче…

– Не благодарите.

Раздается тихий смех, Властелин глушит еще немного кофе, при этом разглядывая меня из под опущенных ресниц, а когда опускает чашку, выдает так…спокойно. Как само собой разумеющееся…

– Если бы он серьезно навредил моему сыну, или, не дай Бог, убил его, я нашел бы твоего друга даже в аду, и заставил бы тебя смотреть, как потрошу его своим огромным, охотничьим ножом.

Помню, как говорила тоже самое, и по спине бегут мурашки.

«Он совершенно точно играет со мной, ну а я…что я? Я совершенно точно в проигрышной ситуации…»

– Тебе крупно повезло, что Макс отделался легким, ножевым ранением, дорогая.

– Я здесь не при чем…

– Как же? Разве не из-за тебя он несся со скоростью в двести километров в час от усадьбы моей жены? Полагаю, что да, а судя по разбитому лицу моего горячо любимого партнера, он пытался тебя изнасиловать?

Ужасное слово режет, и я опускаю глаза в пол, но подтверждаю тихо.

– Да.

– А говоришь, что не при чем?

«Если он знал обо мне еще с того момента, или хотя бы подозревал, то мог следить…Тогда…»

– Вы знали обо мне…с момента смерти Ревцова?

– Догадывался. На аукционе, стоило мне вас увидеть, догадки подтвердились. Ваша связь слишком очевидна, дорогая…

«Твою мать…» – шумно выдыхаю, прикрыв глаза, – «Марина хотела не перенаправить внимание Макса. Она хотела прикрыть тылы…Их папаша, скорее всего, копал под него, и чтобы не спалить их план – она спалила наши отношения…»

– Максу некуда было деваться. Я знаю, как выбить из своего сына признание – достаточно лишь его спровоцировать на эмоции. Он все мне рассказал. Про спор включительно. Мне жаль.

«А он подтвердил…Макс выбрал меня подставить, нежели их цели…»

Пока я дохожу до осознания всего «глобального», Властелин отставляет чашку и встает. Идет по комнате. Его холодная, спокойная «как бы отрешенность» – плохой знак. Я то помню, как точно с таким же видом он ходил в доме, а потом внезапно напал, как бешенный питон. Не хочу стать его мышкой, поэтому стоит ему отвернуться ради изучения картины, я хватаю со столика рядом с собой декоративный нож для вскрытия писем.

– Тебе не понадобится ничего острого, – с явной улыбкой тянет, не поворачиваясь, – Я же сказал, что не трону. Насилие не моя история.

– Смешно.

– Сексуальное насилие, – уточняет, а потом легко жмет плечами, переходя к следующей картине и ближе ко мне, – Мне всегда нравится, когда женщина сама хочет меня. Стонет. Просит о большем…

– Замолчите!

– Я просто объясняю…

– Мне неинтересно это слушать! – чеканю, подаваясь вперед, – Я никогда не лягу с вами в одну постель. Скорее сдохну, чем…

– Ты подожди кидаться громкими словами, – перебивает напротив мягко, – Вполне возможно в конце нашей беседы, ты изменишь свое решение.

«Вот зачем он здесь! Серьезно, твою мать?! Больной ублюдок!»

– С чего вдруг?!

Молчит пару мгновений, потом поворачивается. Козел успел преодолеть достаточное расстояние, приблизиться, так что стоит теперь почти рядом. Нет, нас разделяет приличное расстояние, просто для меня его все равно недостаточно. А еще выражение его лица…черт, оно такое…триумфальное?

«Кажется у этой суки в рукаве припрятан козырной туз…» – думаю, а он пожимает плечами, как бы невзначай.

– Как считал Жозеф Бедье: «Чем сильнее женщина любит, тем ужаснее она мстит.»[23]23
  Жозеф Бедье «Тристан и Изольда»


[Закрыть]

– Не понимаю.

– Да-да. Не понимаешь о чем я говорю, это сегодня звучало, поэтому спрошу прямо, чтобы избежать долгих игр в кошки-мышки. Ты же любишь моего сына, так?

Молчу, гордо вздернув подбородок, Александровский усмехается в ответ.

– А он тебя?

– Да.

Вранье чистой воды. Макс мне этого так и не сказал, но я вру, чтобы не ударить в грязь лицом – так мне кажется правильно, но это далеко не так. Петр Геннадьевич с легкостью считывает ложь и смеется.

– Брось, Амелия, не надо. Я прекрасно вижу, когда люди мне врут – это специфика моей работы. Или хочешь сказать, что я ошибаюсь? Макс тебе это говорил?

Снова молчу, но уже с менее гордым видом. Сдуваюсь как-то, зябко ежусь, потому что боюсь. Мое сердце бьется в быстром ритме канкана, а руки холодеют на кончиках пальцев, что подрагивают сами собой. Я знаю, что все это дерьмо кончится для меня очень…очень! плохо. Александровский лишь дарит уверенность в этом, кивая.

– Так я и думал. Он не скажет этих слов, потому что мать приучила его относиться к подобным признаниям со всей ответственностью, на которую он только способен.

– Он говорил, что влюблен… – зачем-то мямлю глупое оправдание, в ответ сжимаясь сильнее от жестокого, холодного смешка.

– Влюблен…это разве чувство? Так, лишь иллюзия или красивое прикрытие для простого «я тебя хочу».

– Думаете, что наговорив мне гадостей, заставите меня желать ему зла?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю