Текст книги "Цугцванг (СИ)"
Автор книги: Ария Тес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
– Что она еще купила? – тихо интересуется Женя, которой ничего не мешает интересоваться, и я открыто улыбаюсь, смотрю на нее и слегка жму плечами.
– Она в этом вопросе не удивляет. Шмотки.
– И сколько сегодня? – как бы невзначай все таки не выдерживает и Марина, на что я поворачиваю экран своего телефона.
Сообщения идут гуськом, стабильно три раза в день, с жирно-выделенной суммой, в ответ на которую у Марины расширяются глаза.
– Она решила скупить весь бутик Шанель?
– Мне плевать…
Я говорю это тихо, снова опускаю глаза к сообщениям и слегка улыбаюсь, потому что мне действительно плевать. Платиновая карта моя, на ней лежат деньги, которые принадлежат только мне и отец к ним отношения не имеет – это слишком приятно, и насрать на тот факт, что это мои последние деньги.
«Пусть тратит сколько хочет, хоть все забирает, лишь бы…»
Что «лишь бы» не успеваю закончить даже для себя, так как экран телефона неожиданно оживает, но не благодаря еще одной весточки от моего дикого котенка. Настроение тут же падает ниже плинтуса.
«Отец»
Я смотрю на Марину, которая хмурится, мельком показываю ей свой входящий, намекая на тишину, и только после этого стягиваю ползунок вправо.
– Да?
– Макс, ты где?!
Голос взволнованный, что напрягает еще больше. Я подаюсь вперед, Марина тоже, даже Женя напрягается и испуганно хлопает глазами, пусть и не понимает до конца, что происходит. Все напряжены, включая воздух в комнате, которым можно, клянусь, взорвать всю Москву при желании.
– МАКС, ТЫ ГДЕ?! – он повышает голос, из-за чего я ощущаю какой-то странный, иррациональный страх и волнение.
Не из-за своего детства. Что-то в этой ситуации мне совсем-совсем не нравится…
– А что?!
– Ты на Мосфильмовской?!
«ОТКУДА ОН ЗНАЕТ?!» – сжимаю трубку сильнее, но отец не ждет больше ответа, продолжает.
– Не отпирайся! Да, мне известно, что ты выкупил целый этаж, мы поговорим об этом потом, а сейчас говори: ты там или нет?!
– Что происходит?! – тяжелое дыхание, но никакого ответа, из-за чего я начинаю нервничать больше, даже повышаю голос, – Ты слышал меня?! ЧТО…
– Ревцов сбежал.
Застываю. Удар приходится прямо в затылок и такой силы, что перед глазами на секунду темнеет. Я не могу дышать и слышу, как через толщу воды, быстрые объяснения отца, которые и сам уже знаю…
– Макс, он поедет к тебе! Он думает, что это я убил его чертова сына, так что он поедет к тебе! Если я знаю, что ты выкупил этаж, он, поверь, тоже! Поэтому ХВАТИТ ЗАДАВАТЬ МНЕ ГЛУПЫЕ ВОПРОСЫ, ОТВЕЧАЙ! ТЫ ТАМ ИЛИ НЕТ?!
Но я не отвечаю. Сердце бешено стучит, а трубка уже валяется под ногами, откуда доносится мое имя, как на репите, но мне на это уже плевать. Я срываюсь с места и бегу в кабинет, попутно врезаясь в стену больным плечом – не обращаю внимания. Из ящика, закрытого на ключ, достаю пистолет, заряжаю его и, схватив ключи от своей тачки, громко хлопаю дверью. Иду быстро, решительно, заряжая оружие попутно, вижу мельком Марину. Она что-то говорит, но я снова ничего не слышу – кровь шумит в висках, руки трясутся, а дыхание спирает, прыгает.
Мне по-настоящему страшно…
– Макс, твою мать! – сестра дергает меня за руку и разворачивает, но я откидываю ее хватку и хочу было повернуться к входной двери, когда замечаю Лекса.
Он спускается по лестнице голый по пояс, видимо только после тренировки, хмурится, не понимает, что происходит, но собирается спросить – я не даю.
– Отец звонил. Ревцов сбежал и едет на Мосфильмовскую.
Взгляд Лекса леденеет, а Жени издает то ли писк, то ли что-то типа него, закрывая рот руками, но это я замечаю так, на задворках сознания, потому что смотрю только на брата, которому дал обещание…
– Он убьет ее… – тихо произношу, а потом отступаю назад и хмурюсь, – Прости, Лекс…я не могу этого допустить. Прости меня.
Снова разворачиваюсь и, не давая никому и шанса меня остановить, выскакиваю на улицу, прыгаю в свою тачку и резко стартую. В этот момент, кажется, у меня есть ответ на мой собственный вопрос, почему меня так к ней тянет, и дело не в Лилиане. Я в нее влюблен. По уши. Она никогда не была никаким залогом, и никогда не было реальной необходимости держать ее рядом: Лилиану я бы легко прогнул, а Амелия никогда бы не рассказала ничего отцу – мне это все известно. Я хотел, чтобы она была рядом. Я не мог без нее. Она вызывает во мне такую бурю, которую я не могу контролировать, потому что я на ней завис по полной и абсолютно. Это так, мне не нужно никаких психоанализов, чтобы это понимать, хотя бы потому что мне плевать на все обещания и риски – если я не успею, мне на все уже будет насрать.
Амелия
Устало вздыхаю, осматривая гостиную, которая когда-то была просторной, а сейчас стала больше похожа на склад магазина. Везде коробки, пакеты с яркими названиями дорогущих брендов, которые я так и не открыла. Признаюсь честно, хотелось. Когда впервые получила заказ, который изначально был способом отомстить, раз уж мне дали платиновую карту, наверно я даже поняла Лилю – выглядело это роскошно. Руки так и чесались, и, к своему стыду, дочесались до позорного «отказа всех моих принципиальных моментов» – я открыла коробку, где лежало потрясающее платье от Шанель.
«Черт…»
Ругала себя знатно, и так стыдно было. Эти деньги не были моими, и тот факт, что я могла ими распоряжаться, бесил. Крыл даже, поэтому больше я не поддавалась на провокации своей любопытной половины, а сжимала кулаки и отравляла коробки к стене. Сейчас их накопилось просто миллион, а никакой реакции так и не последовало. Месть не была моим основным приоритетом, я хотела, чтобы он приехал, хотела попытаться поговорить еще раз, а все мимо.
«Уже неделю я сижу в этой клетке и медленно схожу с ума…»
Единственным существом, с кем могу поговорить – это белый котенок, которого мне принесли, а потом фактически сразу пытались отнять. Естественно я не отдала, – принципиально! – хоть и не хотела ее оставлять. В этом жесте была некая насмешка и, получив переноску с ней, я оставила белый комочек в прихожей. Ненадолго. Девочке это не сильно понравилось, она стала пищать, съежившись от страха перед чем-то новым, и я, закатив глаза, все таки забрала ее с собой на диван, а потом назвала ее Луной. Сейчас она, не подчиненная никаким принципам, лазила в ярко-красном пакете из ЦУМа.
Закатываю глаза, когда она падает вместе с ним и удирает в сторону прихожей, усмехаюсь.
– Будто это и не ты, да?
В этот момент я слышу звук открывающейся двери, и не могу контролировать радость, которая накрывает волной. Сердце замирает, потом бешено начинает стучать, улыбка появляется на лице, и как будто ее кто-то приклеил! Мысленно я оправдываю себя тем, что просто соскучилась по кому-то из своего «вида», хотя не могу сказать, что чувствую сильное одиночество. С курьерами, которые привозят мне мои заказы, могу трепаться свободно и достаточно долго, но и это никогда не признаю.
«Я радуюсь исключительно сработанному плану, а не потому что я по нему скучала! Пф! Еще чего!» – иду в сторону коридора и фырчу на себя, а руки сжимаю с таким волнением, что мурашки идут.
Но замираю, стоит мне остановится в начале коридора, потому что там не он. В квартире стоит какой-то грузный, огромный мужик, который тоже замирает, а через миг на его мерзкой роже появляется не менее мерзкая усмешка. Моя улыбка медленно тает…
– Так, так, так…У Максимилиана тут кое что спрятано? – тихо, заговорщически произносит, делая шаг в мою сторону.
Я же не могу пошевелится, смотрю на него и не могу даже мысленно пошевелится, потому что я узнаю эти глаза. Слишком уж часто видела их в кошмарах…
– Кто ты, малышка? – еще шаг, от которого в носу начинает дико щипать, – Ты его девочка, да?
Боже, как же это гадко звучит именно от него. Настолько гадко, что меня передергивает, он это замечает и ухмыляется только шире, демонстрируя золотой клык, как бы это не звучало странно.
«Ревцов старший…это он…» – звучит в голове приговор, который липким взглядом накладывается на все мое существо.
Так он привязывает меня теснее, присобачивает к месту, и я, как дура, подчиняюсь. Я. Просто. Не. Могу. Сдвинуться. С. Места.
Но так он действует только на меня. Моя отважная Лýна выпрыгивает, как самый опасный, верный защитник, прямо перед ним, выгибает спину, шипит. Ревцов опускает глаза на кошку всего на миг, после которого с силой пинает ее, откидывая в стену, по которой животное съезжает, обмякнув. Слезы скатываются с глаз, и я так боюсь, что он ее убил, но благодаря именно ей заклятие падает, и к телу возвращается способность двигаться, которой я пользуюсь, развернувшись вглубь квартиры.
«Бежать!!!»
– Не так быстро, девочка! – толстые пальцы хватают меня за волосы, рывком притягивают, и щеку опаляет его мерзкое дыхание, посылающее ворохи колючих мурашек, – Разве так встречают дорогих гостей?
Макс
Маловероятно, что Ревцов приехал один, но я ставлю на то, что людей своих он оставил внизу, ждать моего отца, а на этаже, кроме него, дай бог будет еще человека два. Так и выходит. Когда открываются двери лифта, который поднимает исключительно с парковки, я сразу же вижу одного бугая. Он удивляется, не ожидал, наверно, но я не теряюсь. Бью его наотмашь прямо в лицо, сбивая с ног профессионально поставленным ударом, и он падает на спину, бьется затылком. Кровь медленно растекается по полу густой лужей, на второго, кого я замечаю не сразу, наставляю пистолет. Он поменьше, потрусливее, отступает в угол, правда это не помогает – я точно бью и его, наблюдая, как тело стекается на пол, как кисель.
Коридор пуст, а железная дверь открыта – как, дело понятное. Видимо они угрожали администратору, и тот, дабы спасти свою шкуру, отдал ключи.
«Если его не убили, это сделаю я…» – думаю, пока могу.
Мысли отключаются в следующую секунду, когда я слышу ее крик. Сердце пропускает удар, меня полностью отключает от реальности, потому что перед собой теперь я вижу только одну цель – полу-открытую дверь квартиры, где она живет.
Иду быстро, дышу часто, захожу внутрь. Слышу ее хрип, какой-то стук, котенок, которого я ей подарил, лежит без движения в прихожей, а меня пробивает холодный пот. Резко поднимаю глаза, когда Ревцов шепчет.
– Ну, сука, нравится?! Я тебя задушу, еще раз посмеешь меня укусить!
Тяжелый, шумный вдох, снова удар – я вздрагиваю сам, будто это сделали со мной, – слышу, как ее тащат. А она…плачет.
– Пожалуйста, не надо…пожалуйста…
Меня как будто парализует, пульс стучит теперь не в висках или горле, даже не во всем теле, а в самих глазах. Мир пульсирует. Я не могу пошевелится, а только слышу…
– Надо, девочка, надо. Я трахну тебя, а потом буду медленно разрезать на части и снова трахать. Снова и снова. Снова и снова. Пока не закончу делать из тебя мозаику, которую отправлю твоему хозяину…
Ткань рвется, она снова кричит и плачет, а меня наконец срывает с места. Ярость, что копилась и не давала сделать и шага, вырывается, и все вокруг снова покрывается красной пеленой, сквозь которую я вижу, как в замедленной сцене из фильма, ее руки, колотящие по массивной спине. Маленькие, сжатые кулачки. Колени. Тонкие лодыжки. Слышу словно через призму каждый ее всхлип и вздох, сдавленный страхом, который я чувствую стократно. Меня окончательно кроет.
Я срываю Ревцова с нее, как ничего не весящее ничто, кидаю на пол. Сажусь на него. Наношу удары. Бью-бью-бью. Еще. Еще. Ярость настолько сильная, что я не помню, кто я такой, в голове стоит ее крик и это важнее всего остального. Я даже не понимаю, что меня оттаскивают и орут:
– Макс, Макс, успокойся!
Смотрю на того, кто встал передо мной и тем, кого я хочу убить, и не узнаю его. Слышу хрип. Дальше всплеск – перевожу взгляд на тело, где вместо лица месиво. Оно выплёвывает кровь фонтаном, еле шевелит руками, но шевелит, и мне мало! Снова рвусь, но меня снова тормозят, вырастают прямо передо мной, хватают за предплечья и встряхивают.
– УСПОКОЙСЯ, ТВОЮ МАТЬ, ТЫ ЕГО УБЬЕШЬ!
Наконец до меня доходит, что это Лекс. Он напуган, взволнован, сам еле дышит, наверно, бежал, а может это из-за меня? Из-за того, что он не мог меня оттащить? Остановить? Я не знаю. Все вопросы отпадают, когда я слышу смех. Тело смеется хрипло, колюче, сдавленно, но громко.
«Почему он смеется?!»
Мне страшно узнать ответ. Медленно я поворачиваю голову к дивану, где в самом углу сидит она. Облегчение накрывает, я ведь на секунду подумал, что он смеется, потому что смог отнять у меня ее, но нет. Амелия жива. Она напугана больше всех, сжалась вся, подтянув ноги к груди, закрывает руками уши, смотрит точно на него. Ее одежда порвана, на запястьях глубокие синяки и…кровь.
«Нет…» – выдыхаю громко, – «Неужели я опоздал?!»
Она не шевелится, даже, кажется, не дышит, и я знаю, что она будет бояться до того момента, пока он дышит. Я это уже видел летом, потому что после всей той истории с ее сестрой, моей девочке часто снились кошмары.
Дальше это уже не эмоции, а холодный расчет. Мне ведь точно известно, что нужно, чтобы она никогда больше не боялась. Отталкиваю Лекса с силой, только так он не сможет мне помешать, подхожу к Ревцову и навожу на него курок, но не успеваю ничего сделать. Ревцов делает все сам.
Бам!
– Твою мать… – выдыхает Лекс, зажав руки в замок на затылке, – Какого…хрена?!..
Он не понимает, да и я тоже не понимаю, но это и неважно совсем. Разбираться с больной башкой этого чокнутого ублюдка не мое дело, а вот она…Амелия все также не шевелится, но когда я делаю на нее шаг, резко поднимает глаза. Теперь я могу различить на ее щеке красную ссадину видимо от удара, а еще бегло замечаю тонкий синяк на шее. Я не уверен, поэтому делаю еще один неосознанный шаг, и сразу в голову врезается мысль, что я могу ее напугать еще больше, но этого не происходит. Она не бежит, не отстраняется, а тупо смотрит, и я слегка улыбаюсь.
«С ней вообще все всегда иначе…»
Делаю еще один шаг, глазами умоляя не бояться, да она, кажется, и не собирается. В следующий миг Амелия подрывается с места, а еще через один я крепко обнимаю ее, закрывая руками, прижимая к себе, желая в принципе вжать ее в себя, чтобы защитить от всего. Закрываю глаза. Она плачет, и это бьет по мне настолько сильно, что в носу начинает свербить. Утыкаюсь в волосы, когда она тихо-тихо шепчет.
– Я так испугалась…
– Я рядом, малыш, все кончилось. Он больше никогда тебе не навредит.
Глава 15. Инсценировка и последствия
Глажу ее по волосам, успокаиваю, чувствую, как ее маленькие пальчики впиваются, сжимают мою футболку, и сердце замирает.
– Тише, не плачь, все кончилось… – мягко шепчу в висок, она кивает.
– Спасибо…
Потом поднимает на меня глаза, так доверчиво смотрит, облизывает губы, и я замечаю ссадину. Хмурюсь, слегка касаюсь, она мотает головой.
– Все в порядке.
Ага. Как же. Я злюсь еще сильнее, когда спускаюсь ниже и провожу пальцами по глубокой вмятине на коже от цепочки – вот чем он ее душил и делал это так сильно, что уже сейчас синяк становится синим. Боюсь представить, каким он будет через пару часов, а еще больше боюсь представить, чтобы я сделал с ним, если бы он сам не сдох.
– Я не знала, как его снять…
«Это моя вина, твою мать…»
Нажимаю на внушительный камень, цепочка сразу раскрывается, и я отшвыриваю его так далеко, как только могу. Амелия слегка улыбается, продолжая смотреть мне в глаза.
– Так просто?
– Прости.
Касаюсь ее рук, на которых видны мерзкие разводы крови, она сжимает мои пальцы и тихо, словно успокаивая шепчет.
– Я порезалась сама. Готовила…
Как от сердца отлегло. Я даю себе этот момент, чтобы поймать спокойный ритм сердца, сжимая ее пальцы. Амелия мне его дарует, молчит, и спрашивает только тогда, когда уже можно, словно чувствует меня, как себя.
– Откуда ты узнал?
– Отец позвонил! – грубо прерывает нас Лекс, который стоит спиной.
Теперь я хмурюсь, потому что не понимаю, какого хрена он делает и почему, пока не вспоминаю – ее одежду порвали, а это знак уважения мне. Амелия, конечно, этого не понимает, но понимает, что почти голая, так что неловко прикрывается руками, краснеет и смотрит на меня так жалобно, испугано, что я невольно улыбаюсь вновь.
– В прошлый раз ты не была такой стеснительной, котенок.
– Макс, твою мать! – снова грубо влезает Лекс, – Хватит миловаться, он приедет с минуты на минуту! Прикрой ее наконец, чтобы я мог повернуться, и мы нормально решили, что делать!
Понимаю, что он прав, но как же мне нравится этот огонь в ее необычайно красивых глазах…Я, как придурок, своих оторвать не могу. Смотрю, любуюсь, смакую…
– Всё?!
«Нет, сегодня нам не дадут побыть наедине!» – фыркаю про себя, после стягиваю плед и накидываю ей на плечи, а потом приближаюсь и на ухо шепчу.
– Иди оденься, только побыстрее, хорошо? Пожалуйста.
Амелия отстраняется, но, вроде как, не собирается спорить. Слегка кивает, неловко встает, идет на полупальчиках в сторону комнаты, но замирает. Я было думаю, что из-за трупа и море крови, но взгляд ее направлен в прихожую. Лекс резко поворачивается, я тоже, правда из-за угла моего обзора, мне видна только боковая стенка и все. Сердце на секунду останавливается, будто сейчас я услышу шаги отца – их нет. Амелия увидела свою кошку, которую Лекс бережно поднял, несколько мгновений прислушивался, а потом тихо сказал:
– Она жива, но, похоже, без сознания. Иди одевайся.
Милый жест, особенно учитывая тот факт, что Амелия по-прежнему не противится, а снова слегка кивает и быстренько убегает в сторону спальни. Я же наконец сбрасываю с себя все радости встречи, вспоминаю: угроза более, чем реальная.
Смотрю на брата. Тот укутывает кошку, косится на труп, потом касается мимолетно меня и снова опускает глаза на животное.
– Ты его чуть не убил.
– Да.
– Это все равно плохо.
Решаю не отвечать. Вместо того встаю и отхожу к окну, осматриваю гостиную – здесь полно ее вещей, вот что действительно очень плохо.
– Надо срочно придумать, как мы объясним все эти вещи.
– Макс, уже нет никакого смысла пытаться. Он приедет через пятнадцать минут максимум и увидит ее. Я считаю, что раз мы оказались в этом положении, надо признаться, что вы встречаетесь.
Лекс укладывает животное на диван, за чем я пристально наблюдаю, чувствуя всполохи какой-то иррациональной ревности, потом встречаюсь с ним взглядами и отсекаю.
– Нет.
– Нет?! Что значит «нет»?!
– Это как «да», только наоборот.
– Оставь свой сарказм, это больше не вопрос выбора! – орет в голос, указывая на труп в середине гостиной, – Как ты объяснишь все это?!
– Выкручусь.
– Как ты выведешь ее?!
– Ты выведешь.
– КАК?! Может ты не знаешь, но внизу две машины его людей! Как я проскользну мимо них, мимо отца, мимо всей охраны и сотрудников здания незамеченным?! Амелия маленькая, но я не смогу спрятать ее в карман!
– Прекрати орать! – делаю на него шаг, тоже повышаю голос, но сразу сбавляю обороты, – Она итак напугана и…
– Да мне насрать! Я тебя предупреждал, чем все это может кончится! Единственный вариант сказать, что вы встречаетесь! Другого выхода нет или все накроется медным тазом, и пострадает моя мать!
– Никто не пострадает! Ты выведешь ее через пожарную лестницу, а я останусь тут и скажу, что он на меня напал, а я защищался!
– Ты не заметил, что у тебя снова разошлись швы?! А?! – Лекс быстро подходит и резко тянет футболку, оголяя кровоточащую повязку, – Как ты объяснишь «ЭТО»?!
– Я выкручусь.
– Как. Ты. Объяснишь?! Я ХОЧУ УСЛЫШАТЬ! КАК.ТЫ.ЭТО.ОБЪЯСНИШЬ?!
– Скажу, что он в меня выстрелил!
– Видно, что твоя рана не сегодняшняя!
– Я выстрелю еще раз!
– Ты безумный?!
– Я СКАЗАЛ, ЧТО НЕ СТАНУ ГОВОРИТЬ ЕМУ О НЕЙ!
Мы тяжело дышим, стоим друг к другу почти нос к носу, и каждый, спорю на что угодно, каждый! мечтает врезать второму. Вряд ли это произошло бы, конечно, хотя и могло на таких эмоциях и с такими высокими ставками, но градус разряжает ее уверенный голос.
– Почему ты не станешь говорить обо мне?
Я резко поворачиваю голову, Амелия стоит в проходе, одетая в черный свитер и джинсы. Хмурится. Переводит взгляд на Лекса, когда тот цыкает и отходит от меня на пару шагов.
– Потому что… – начинает разгоняться, что я тут же жестко прерываю.
– Закрой рот! Ты просил защитить тылы, а теперь просишь меня их же и сдать?! Ты в своем уме?!
– Да признай, что ты просто боишься, что если он узнает…
Подлетаю и хватаю его за грудки, приближаюсь и хрипло шиплю, не сводя глаз с Лекса.
– Я серьезно. Закрой. Свой. Сраный. Рот.
– Отпусти меня, или клянусь, я тебе отвечу, не смотря на то, что у тебя всего одна рука рабочая.
– Прекратите!
Амелия втискивается между нами так ловко, что я и не успеваю сообразить, а уже и не держу Лекса. Она как-то умудряется нас расцепить, кладет руки мне на грудь и смотрит в глаза.
– Макс, отойди и успокойся.
«Как тут успокоишься, когда я вижу, как тесно она прижата задницей к его члену?!»
Дергаю ее за руку и отхожу, но крепко сжимая запястье, на что Лекс, конечно же, не может промолчать и издает злой, но вполне заслуженный смешок.
– Вы должны уйти, – говорю, когда мы на безопасном расстоянии от детородных органов моего родственника, и снова слышу смешок.
– Ты псих. Он ни за что не поверит! Тут вещей целый склад!
– Скажу, что они принадлежат Адель. У нее как раз ремонт.
– А рана твоя кому принадлежит, а?!
– Я еще раз повторяю: я выстрелю в себя снова.
– Макс… – вступается Амелия, но я тут же жестко смотрю на нее и пресекаю любой спор.
– Я все сказал, а значит так и будет. Нет времени на споры – уходите сейчас. Сейчас, Лекс!
Подхожу к телу и присаживаюсь на корточки, выуживаю пистолет, который, как оказалось, находится в его руке. Вот что он смеялся – пытался меня убить и, наверно, в бреду думал, что нажал на курок. Закатываю глаза и прикладываю дуло к плечу, примеряюсь, как вдруг чувствую маленькие пальцы на своем запястье.
– Амелия, уходи, – тихо говорю, смотря ей в глаза, – Ты должна уйти сейчас или будет слишком поздно, и все будет зря.
– Мы можем придумать легенду о наших отношениях. Я подыграю, но…
– Нет.
– Макс…
– Нет!
– Ты выберешь пулю?!
«Чем позволю ему к тебе приблизиться?!»
– Да!
Она смотрит долго, пронзительно, и, кажется, ее что-то оскорбляет? Но я не понимаю что, а спросить не успеваю. Лекс, который все это время смотрел в окно, резко поворачивает я и выпаливает.
– Клянусь, я слышу мигалки. Макс, он почти здесь…
– Уходите. АМЕЛИЯ, УХОДИ, НЕ ПОРТИ ВСЕ! ВАЛИ!
На секунду она опять стекленеет, но быстро берет себя в руки, приближается и забирает у меня пистолет, а когда я пытаюсь сопротивляться, мотает головой.
– Отдай. Ты не знаешь, что нужно делать, а я – да.
Почему-то я ей верю, отпускаю, и когда она берет в руку руку этого мудака, хмурюсь. Коротко посмотрев на меня, она слегка улыбается и тихо объясняет.
– Он может проверить порох на руках, и тогда ты провалишься. Но стрелять необязательно. Твоя рана почти зажила, так что достаточно будет немного тебя пырнуть. Так безопасней…
Снова не понимаю, а она слегка расширяет глаза и цыкает.
– Второй выстрел слишком рискованное мероприятие. Это лучший вариант. Скажешь, что готовил, когда он вломился, между вами завязалась драка. Ты разбил ему морду, думал, что он отключился. Услышал шум, решил, что это его бугаи пришли в себя, он воспользовался ситуацией и выхватил нож. Пырнул тебя. Ты упал. Он подумал, что убил, поэтому сделал это…Все понял?!
Лекс как-то оказался за моей спиной, внимательно слушая, а после смотрит на меня и усмехается.
– Кажется теперь она тебя пырнет? Какие у вас здоровые отношения…
– Закрой рот, – грубо перебивает его мой дикий котенок, сверкнув глазами, – Я пытаюсь спасти ваш дебильный план. Побольше уважения.
– А ты ничего не перепутала?!
– А ты?!
Когда она злится – это в высшей степени прекрасно. Чувствую, как становится тесно, и это такой абсурд, что самому стыдно. В первые в жизни, наверно…усмехаюсь. Лекс резко переводит на меня взгляд, но Амелия возвращает себе внимание, как только она умеет. Жестко и грубо, но, черт возьми, просто потрясающе.
– Еще одно слово, делать все будешь сам. Моя мать мастер инсценировок, а что у тебя в запасе?! Острые взгляды и бесполезный сарказм?!
Не могу сдержаться и начинаю тихо смеяться, Лекс же таращит глаза и не может придумать ни одной подковырке, отвечаю. Он просто потерялся от такой наглости, Амелия же смотрит себе за спину и кивает.
– Если мы наконец разобрались, тогда делайте, что я скажу. Решение?
Что нам остается? Только признать, что походу дела реальный опыт и знания, стратегия есть только у нее – в этом во всем мы совершенные профаны. Я умею стрелять, так как мама умела и учила, а Лекс никогда и не держал в руках пушку – он вообще оружие не сильно любит, разве что ножи. Мы, конечно, занимались борьбой и умеем драться, но на этом все знания заканчиваются. Амелия же дочь женщины, руководившей фактически всем Новосибирском, что я узнал уже после той встречи с ее «усатым нянем».
Киваем по очереди. Сначала я, потом, через пару секунд, Лекс. Ему не нравится это, но выхода другого действительно нет, и тогда я впервые вижу какой она может быть…хладнокровной. Амелию чуть не…черт, нет, не могу произнести это слово даже про себя, так что пусть останется только "не убили", человек, которого она боялась всю жизнь, а девчонка раздает приказы, как заправский генерал…
«Это впечатляет…»
Меня приводит в чувство удар в челюсть. Я прижимаю руку к лицу, резко смотрю на Лекса, который, сука, аж светится, и уже собираюсь ему ответить, но она не дает.
– Не смей! Ты сам согласился, терпи! И вообще! Где ты летаешь, твою мать?!
Теперь Лекс начинает смеяться, видимо над выражением моего лица, которое физически ощутимо вытягивается.
– Да, Макс, где ты летаешь?
– Зат…На кой хер ты меня ударил?!
– Ты реально…
– Ты боролся не за жизнь, а на смерть! – цедит сквозь зубы Амелия, потом осматривает меня и дергает головой, – А выглядишь, как топ-модель по-американски. Очень правдоподобно. Бей еще раз, Алексей Петрович…
– Не называй меня…
– …А ты, Максимилиан Петрович, уши не развешивай, и давай-ка повнимательней, ага?!
Мы смотрит на друг друга, снова еле сдерживая улыбки, но генерал в юбке недоволен. Он тут же подает голос командным тоном:
– Делайте!
И нам ничего не остается, кроме как делать. Я пропускаю еще три удара, кровь течет из носа, губы, бровь опухла, и мне приходиться отвернуться, чтобы найти, что приложить, но Амелия продолжает раздавать указания…
– Насчет Луны – она остаётся.
– Что за…
– Она, – указывает на кошку, а я приподнимаю брови с усмешкой.
– Ты назвала ее Луной?
– Это сейчас так важно?! – Лекс теряет терпение, но Амелия слегка кивает, подтверждая, и только потом продолжает.
– Ты купил ее Насте на Новый год, она обожает кошек и давно ее хотела…
Лекс еще в большем шоке смотрит на Амелию, и спорю на что угодно, этого он уж точно не ожидал – что она знает и помнит такую вроде и незначительную деталь о его матери. Думаю, что после этого он начал уважать ее чуточку больше…Амелия этого не замечает.
– Одежда в твоем шкафу принадлежит Марине. Скажешь, что она привезла ее из Франции и пока ей некуда ее деть. Судя по тому, что ваша сестра переодевается по пять раз на дню, она та еще крохоборка, и его это не удивит.
«Черт, она действительно подмечает даже самые, казалось бы, незначительные детали…» – усмехаюсь про себя, с интересом наблюдая за тем, что она делает и как, – «Потрясающе…»
– Алексей, ты должен перенести все пакеты в белую спальню. Их нужно спрятать.
– Это не вариант…
– Если ваш отец усомнится хоть в одной детали всего этого, – серьезно говорит, подняв на нас глаза, – Он начнет проверять всех вас, и не найдет этих покупок в списке операций карты Адель. Это плохо. Врать нужно по минимуму, иначе прогоришь. Макс, помогай братцу. Все в белую спальню, ставьте у кровати.
– Откуда ты все это знаешь?
– От папы, – еще тише признается, а потом резко встает и убегает в сторону комнат.
Мы замираем, снова переглядываемся. Лекс в шоке, в абсолютном шоке, дергает головой и тихо спрашивает:
– Ты с кем связался вообще?!
– ДЕЛАЙТЕ!
Срываемся с места, как два дурака-исполнителя. Нет, правда, я себя глупее не чувствовал еще никогда – подчиняюсь приказам девчонки, которая младше меня почти на десять лет! И все равно подчиняюсь же…Быстро стираю отпечатки, ставлю свои, кладу нож на диван и берусь за пакеты. Мы вдвоем переносим все достаточно быстро, всего в два подхода, ставим туда, куда она сказала, потом возвращаемся. Амелия ходит по квартире, точнее лазает по гостиной, но услышав нас резко поворачивается и строго кивает.
– Отлично. Макс, снимай повязку. В ране не должно быть волокон. После приложишь эту марлю, чтобы на случай, если они все таки там остались, к тебе не было вопросов.
Она кидает мне белый бинт, который я ловлю и хмурюсь сильнее, потому что не помню, как он у меня вообще оказался – я здесь почти не жил и точно не покупал аптечку. Амелия замечает мое недоумение и слегка улыбается,
– Это мое. Я планировала побег.
– Кто бы сомневался… – тихо шепчу с легкой улыбкой, она жмет плечами.
– Считай, что тебе очень повезло. Алексей, бить будешь ты.
– Чего?!
– Я не…могу.
Амелия
Я дико боюсь, что промахнусь, да и вообще не могу себе представить, как это сделаю, но это не главная причина. Лекс и по росту подойдет, и по комплекции…хрен его знает в какие дебри занесет Властелина мира. Надо учесть все и свести ложь до минимума. Объясняю наскоро свою позицию, и куда им деваться? Соглашаются. А я отворачиваюсь…
– Только несильно…нужно только…
– АААУ!
Резко возвращаюсь лицом к двум братьям и сразу смотрю на Макса, конечно же. Он согнут пополам, хватается за плечо, падает. Не представляю какая это боль получить на этот раз удар ножом в только-только подзатянувшуюся рану, и я себя прямо ненавижу в этот момент. Глаза начинает щипать, я медленно поднимаюсь, прикусываю губу, чтобы не разрыдаться, но потом беру себя в руки. Делаю выдох, вдох, еще один выдох, с которым говорю.
– Тебе нужно спуститься вниз… – голос настолько хриплый, что я его не узнаю, а когда Макс поднимает на меня поплывший взгляд, меня саму разрывает на части, но я киваю, – Ты должен его задержать, чтобы мы успели спрятать пакеты и меня.
– Ты здесь не останешься… – умудряется выдавить из себя Макс, а еще встать на ноги и властно добавить, – Ты уходишь.
Я хочу подчиниться, чтобы ему было проще, но это не вариант, поэтому я делаю шаг назад и слегка мотаю головой.
– Я не успею. Он меня увидит.
– Отец перероет всю квартиру. Я не говорю, что так и будет, но это возможно и…
– Пожалуйста, доверься мне, как я тебе когда-то, когда мне тоже было очень страшно.
Знаю, что использую запрещенный прием – давлю на свою девственность и первый раз, – но выбора у меря правда нет. Рационально рассуждая, это единственный выход. Он смотрит на меня в упор и, кажется, я вижу в его глазах боль и раскаяние, а еще, кажется, мои слова принесли ему гораздо больше неприятностей, нежели пуля. И я хочу как-то объясниться, смягчить удар, но не успеваю. Макс коротко кивает и разворачивается к выходу, а я не могу перестать смотреть ему в след. Если бы не Алексей, который коротко кашляет, так бы и стояла вечность.
