Текст книги "Цугцванг (СИ)"

Автор книги: Ария Тес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Мое сердце сжимается. Сейчас здесь я вижу человека настоящего, без мишуры из сарказма и яда, я вижу его. Не красивое лицо, шикарное тело, очарование и обаяние, которыми он, как щитом, вечно прикрывается, а того настоящего Макса. Своего любимого человека. Он часто пускает меня за стену своего льда, и в эти моменты я обычно стараюсь лишний раз не шевелиться, чтобы не спугнуть, но сегодня поступаю иначе. Поднимаю его ладонь, сжатую в своих руках, нежно целую ее, а потом шепчу еле слышно:

– Мне так жаль…

Страшно посмотреть на него и увидеть, что я облажалась и сделала неправильный выбор, но разве я могу поступить иначе? Мне нужно быть смелой, он же смелый, раз рассказывает мне вещи, что так глубоко сидят в его сердце. Смотрю и не вижу злости, не вижу стены, которую он наспех собирает, я все еще вижу только его с легкой улыбкой на губах, теплой и родной, настоящей.

Он поднимает мои руки в ответ, оставляет на них свои поцелуи, но тупит взгляд и хмурится. Я не знаю, о чем он думает сейчас, но решаю не давить – даю ему пространство, чтобы решиться сказать, что он так хочет сказать. Я же знаю, что Макс словно на перепутье…

– Ты потанцуешь со мной?

Если честно, то я ловлю ступор. Краснею. Бледнею. Снова краснею, на что получаю мягкий смешок.

– Боишься?

«Он хотел сказать не это…» – отчаянно шепчет сердце, но я лишь бормочу.

– Музыки же нет…

«Значит еще не время, но я чувствую: однажды он обязательно скажет, просто нужно подождать еще…»

– Это да?

Это да. Вкладываю свою ладонь в его, разве я могу отказаться? Да и не хочу я отказываться. Макс притягивает меня к себе, обнимает за талию, вторую руку держит крепко, но при всей своей силе, нежно. Я слышу мерное, уверенное биение сердца, запах кислых яблок и сигарет, ощущаю его дыхание на своих волосах. Макс прижимается ко мне щекой, слегка ей гладит, улыбается. Я не вижу его лица сейчас, но знаю, что так и есть. Мы медленно двигаемся, а вокруг нас живет мир: кузнечики поют долгую, кажется даже вечную песню, легкий ветерок качает ветви деревьев, камыши. И разве можно сказать, что музыки действительно нет, когда вот она? В моих руках…

 
За белым стеклом луны…
Ты увидишь тень,
Под тонким дымом сна
Двери, прозрачные для тебя,
И для меня
Нежнее шелка
Ветер
Закрутит листья дней,
Смоет шорох слов,
Тени, растворятся в звездных снах…
Ночь в кустах легла,
Но ковер цветов
Тени, растворились в звездных снах… [19]19
  песня из мультфильма «Карлик нос», 2003 г.


[Закрыть]
 

Макс поет тихо, хрипло, но бархатно, да даже если бы и нет…если предположить вариант Вселенной, где он что-то делал бы плохо, у меня на губах все равно светилась бы самая счастливая улыбка.

– Почему тебе так нравится этот мультик?

– Потому что он учит не смотреть на внешность, а видеть суть.

Макс аккуратно поднимает мое лицо на себя, слегка сжав подбородок, и когда я на него смотрю, мне кажется, будто все звезды светят для нас.

– Спасибо тебе, – хмурится, разглядывая мое лицо, – Это было бы просто редкое явление, если бы не было тебя.

Макс приближается, а перед тем как коснуться моих губ, добавляет.

– Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, Амелия, и именно ты заставляешь все вокруг сиять. Я не вижу Луну, звезды, вообще ничего вокруг – только тебя…

Макс целует меня так нежно, так аккуратно, осторожно, что я боюсь пошевелиться, даже вздохнуть боюсь, чтобы ненароком не сломать этот самый лучший момент…этот идеальный миг, когда я абсолютно счастлива. Он утрирует и теплится дальше, когда я оказываюсь внутри кольца его рук, в его крепких объятиях, как в коконе. Мне в этот момент кажется, что нет ничего вокруг опасного, так спокойно и хорошо, как будто он защитит меня от всего на свете…

18; Декабрь

– О чем ты думаешь? – хрипло спрашивает куда-то мне в макушку, вырывая из ночи, что так сильно пахла теплой травой, цветами и зелеными яблоками.

С грустью моргаю пару раз, жму плечами.

– Вспомнила ту августовскую ночь, когда ты водил смотреть Луну.

«И самое смешное, что вспоминая этот момент, я не разделяю «Алекса» и «Макса»…А может быть я просто привыкла уже?…»

Макс бархатно смеется, прижимая к себе теснее, кивает.

– Это была чудесная ночь.

– Что ты хотел сказать мне тогда?

– Я хотел во всем признаться.

Ловлю новый ступор. Я никогда не задумывалась, возникало ли у него желание сказать мне правду, а теперь получаю ее, даже не требуя. Нравится ли мне она? Верю ли я? Не знаю, но когда отстраняюсь, чтобы заглянуть в глаза, уже уверена на все двести процентов: нравится, и да, верю.

– Почему не признался?

– Испугался потерять тебя.

Макс нежно убирает прядь волос с моего лица и тихо цыкает, после на секунду жмурится, а потом смотрит на меня так хитро, словно лис. Улыбается.

– Амелия, я прошу тебя, иди оденься. Ты не представляешь, каких трудов мне стоит не смотреть на тебя, а каких не схватить и оттащить в спальню.

– Я думала, что ты не хочешь?

– Не ври, – усмехается больше, – Ты знаешь, что я хочу тебя. Ты всегда это чувствуешь.

Краснею. Так то оно и есть, я всегда знаю, когда он меня хочет, даже если он меня не касается – читаю его взгляд, как книгу для детей с огромным шрифтом и минимум смысла.

– И в чем тогда проблема? – непонимающе дергаю головой, на что получаю мягкий смешок и еще один поцелуй.

– Тебе не это нужно, я же сказал.

– А что же мне по-твоему нужно?

– Просто поговорить.

Удивлению нет предела, хотя я и думала, что достигла максимума – нет, теперь стою и хлопаю глазами, точно, как дура. Макс же улыбается, даже посмеивается, разворачивает к себе спиной и, сжимая предплечья, шепчет на ухо.

– Секс не решает все проблемы, мой сладкий котенок. Сегодня я хочу просто поговорить с тобой, так что прошу, сжалься надо мной и иди оденься.

«ЧТО?! ОН ЧТО?!» – делаю неловкий шаг в сторону выхода, но оборачиваюсь, чтобы проверить: он ли здесь вообще стоит?

Еще как он. Запихнул руки в карманы, смотрит на меня с жаром и играющими желваками, но стоит, точно приклеенный. Улыбаюсь, ведь понимаю, что ему действительно приходится прикладывать максимум усилий, чтобы не сорваться с места. Макс слегка закатывает глаза и громко, театрально цыкает:

– Я, конечно, действительно знаю, что сексом делу не поможешь, но могу решить, что он лишним тоже не будет. Ты мешаешь мне поступить правильно, – улыбается, выгнув брови, и так тепло, что я невольно отвечаю и убегаю в спальню.

Когда я возвращаюсь в мягкой пижаме и кофте, Макс курит у окна. Он очень задумчив, даже не обращает внимание на мои шаги, словно не слышит их, в чем я убеждаюсь, когда откашливаюсь. Хотела обозначить свое присутствие, а в результате напугала наследника.

– Кажется, что мы поменялись местами. Теперь твоя очередь меня пугать?

– Ты хотел поговорить?

– Думаю, что ты тоже хочешь поговорить.

– У нас как-то с разговорами не очень складывается.

Подхожу к холодильнику, откуда достаю травы, лишь бы не отвечать на его требовательный взгляд. Не хочу. Мне не по себе от воспоминаний о том, как мы уже пытались о чем-то поговорить в его доме, и он это чувствует.

– То, что тогда произошло – моя вина.

– Будешь чай?

Игнорирую попытку, но Макс подходит ближе, беря меня за руку. Заставляет смотреть себе в глаза, и я смотрю, как будто не могу и вовсе оторваться…

– Я знаю, что ты злишься. Я тебя обидел тогда, и мне очень жаль. Это звучит, как оправдание, но после его приезда мне было сложно себя контролировать.

– Ты обвинил меня во всех смертных грехах.

– Знаю. Я очень злился. Ты видела то, что я не хотел тебе показывать.

– А еще приехала в Москву и разрушила твои отношения. Я помню.

Вырываю руку и подхожу к кухонной гарнитуре, где раскладываю все, что обычно добавляла мама: немного мелиссы, мяты и ромашки. Макс молча за мной наблюдает, я же, как бы грустно это не звучало, жду от него объяснений. Никогда в этом не признаюсь, но знаю: так и есть. Мне страшно, наверно, что он снова меня разочарует, а все равно это не поддается контролю. Я жду. Хотя бы чего-то нормального, жду. И наконец получаю.

– Я не виню тебя в том, что случилось, потому что знаю – ты последний человек, который в этом виноват. К тому же, уверен на сто процентов, что Лилиана все равно поступила так, как поступила. Просто с тобой у нее появился «благородный щит», которым он могла прикрыть свое предательство.

– Мне жаль, что так вышло, но я здесь не при чем.

– Головой я это понимаю, но эмоции всегда брали надо мной верх.

– Тогда научись себя контролировать! – повышаю голос, хмурюсь и смотрю на него.

Макс сидит на подоконнике, повинно опустив руки и голову, наблюдает за тем, как тлеет его сигарета и кивает.

– Ты права… – резко поднимает глаза, – Но мне сложно контролировать свои эмоции, особенно рядом с тобой. Ты порождаешь в моем сердце смуту.

– Да ну?! Тупая малолетняя сучка, которую так прикольно использовать?

Вздыхает и откидывается к стеклу спиной. Молчит. Я же снова возвращаюсь к заварке чайника. Чувствую, что мне это нужно и даже слишком – не могу себя контролировать, хотя его обвиняю в том же самом. Будто не понимаю, что значит «смута в сердце», Макс же тоже провоцирует меня на все эти бури. Вот только следующе-сказанным разрушает их, тушит, удивляет…

– Спор родился внезапно из дикой ярости.

Я резко перевожу на него взгляд, Макс отвечает стойко, не мигая, затягивается. Молчит-молчит-молчит, словно строя в голове объяснение, и вместе с дымом выдыхает его…

– Отец выдернул меня из университета. Думаю, он узнал о том, что я купил квартиру на Мосфильмовской и не доложил ему, за что решил меня наказать. Миша сказал, что он объяснил тебе политику партии, так что ты теперь понимаешь, что в нашей семье под строжайшим запретом любые вольности.

– Он должен контролировать каждый ваш шаг.

– Именно. Я приехал домой, как мне было велено, а в его кабинете застал как он трахает Лилиану на столе. Стоило мне открыть дверь, он тут же уставился мне в глаза, чтобы я точно знал – все это спланировано, а я снова попался. Меня это вынесло. Я не думал, что сможет, но вынесло. Было очень больно, а потом пришла ярость.

Слышать о его «боли» мне было неприятно, но о «боли, связанной с Ли», еще хуже. Саму кольнуло в самое сердце, и я опустила глаза, а он тихо вздохнул и уставился в потолок.

– Спор родился от моей ярости. Все знают: Лилиана любит свою маленькую сестричку, как безумная. Ты и твое участие причинило ей гораздо больше боли, чем я когда-либо смог бы сам. Если бы не все это, я бы к тебе не приблизился, потому что все еще помнил маленькую, милую девочку, сошедшую с самолета в красивом, пышном платье…

– Боже… – покраснев, я жмурюсь теперь сама, а потом вдруг издаю смешок и смотрю в его сторону, – И какого это было трахать меня? Если опираться на эти воспоминания, м?

Макс улыбается в ответ хитро, потом отгибает уголки губ и пожимает плечами.

– Просто прекрасно. Каждый раз.

– Не смешно. И вообще, вдруг ты бы облажался, м? Ты же не видел меня, а я могла стать жирной, например?

– Ты была бы прекрасна в любом размере, но и это не совсем так. После заключения спора, я поехал посмотреть на тебя в Академию. Вы как раз ставили какой-то спектакль…

– Я в нем не участвовала.

– Как же? Ты была деревом.

«Боже…» – мысленно чертыхаюсь, но не могу сдержать тихого смеха.

– …Все вокруг что-то делали, а ты лежала на сцене и играла солнечным зайчиком с котенком…

«Я совсем забыла о Бантике!» – расширяю глаза, выуживая воспоминание, когда как раз распределяли роли. Самое интересное, как по мне, было заставить Бантика бегать по кругу, когда как мои одноклассницы шипели, дергали текст и соревновались в остроумных шпильках в сторону актерских способностей друг дружки.

– Так вот почему котенок! – осеняет внезапно, и Макс коротко кивает, – А наврал про лестницу…

– Не наврал. Ты действительно ведешь себя, как котенок. Одно лишнее действие – бежишь. Надо вести себя аккуратней, чтобы не спугнуть.

– Какая проницательность, – фыркаю, сложа руки на груди, – И? Как тебе перспективка со мной спать?

– Очень неплохо. Ты лежала кверху своей чудной попкой, а потом и вовсе встала на…

– Бла-бла-бла! Молчи!

– Ты сама спросила, – с какой-то странно нежностью парирует, а потом пожимает плечами и добавляет, – Ты очень красивая, Амелия, и я больше не видел в тебе ребенка. Я тебя захотел.

«Трогательное признание…» – пронеслось в голове с тихой грустью, Макс также тихо прошептал.

– Ты сама спросила.

Макс снова смотрит на меня прямо и твердо, потом и вовсе встает и подходит близко. Нас разделяет всего шаг, он изучает меня с высоты своего роста, пока не вздыхает и, расправив плечи, продолжает, словно подсобрав смелости.

– Я не буду врать, что все изменилось сразу, как мы познакомились – это была бы неправда. Все было в силе даже когда я переехал к Кристине, но когда ты впервые мне отказала, тогда я понял. Все будет иначе.

– Когда это я тебе отказала?

– В квартире Адель.

Бам! То, о чем я так долго думала, подтвердилось, и я не знаю, как мне реагировать. Смотрю на него, вижу в глазах стыд? Раскаяние? Сожаление? Не уверена, но решаю тихо уточнить.

– Вы собирались…

– Да, – с неохотой, но признается, – Мы хотели развести тебя на секс втроем. Даже поспорили, выйдет или нет.

Оглушающий шлепок. Не знаю, в сотый раз, наверно, я даю ему пощечину, почти рыдаю и отступаю на шаг, но сейчас он не злится. Макс стойко принимает мою реакцию, его голова повернута вбок, он молчит. Нет ни тяжелого дыхания, ни игры желваками, нет никакой злости – он смиренно выжидает, потом поворачивает на меня голову и кивает.

– Я заслужил.

– Ты мудак…

– Знаю, но я не хочу тебе врать и что-то утаивать. Я хочу рассказать всю правду, какой бы дерьмовой она не была.

– И какую же правду я должна узнать еще, а?!

– Что я хотел не только выиграть, но и получить тебя.

Я закрываю лицо руками, стараюсь взять себя в них, потому что не хочу рыдать перед ним. Да и разве я могу быть слабой в его присутствии? Выдыхаю. Убираю волосы назад, молчу, не смотрю на него больше, потому что не хочу. Он причиняет мне боль, его поступки и решения причиняют, но, наверно, я все же хочу услышать историю целиком, поэтому не ухожу. Я слушаю…

– Все началось со спора, потом с ним смешалось желание. Меня к тебе тянуло, и я тебя хотел.

– Почему ты не отправил полное видео своим друзьям?

– Из-за того, как ты пришла ко мне тогда.

Макс пожимает плечами. Он кажется спокойным, хладнокровным и даже отстраненным, но лишь внешне. В глубине его глаз я читаю другие чувства: ему некомфортно, он немного напуган, не хочет говорить мне все, но говорит дальше.

– Ты была такой милой, такой напуганной, а старалась держаться, и я просто…не смог. Посчитал, что будет достаточно куска.

– Его было достаточно?

– Нет, конечно, – коротко усмехается и смотрит в сторону, – Тогда я чуть не проиграл.

– Какая жалость…и о каких изменениях ты говоришь?!

– О том, что довольно быстро я понял, что влюблен в тебя, и спор уже не имел никакого значения.

– Влю…блен? Влюблен, значит?!

– Я должен был скинуть целую папку с видео подтверждениями, как с каждым разом толкаю тебя ступить все дальше и дальше, но не отправил ни одного. Я проиграл. Моя машина, на которой ты так классно покаталась с Лексом, теперь принадлежит ему.

– Мне посочувствовать?!

– Я не прошу у тебя сочувствия! – повышает голос в ответ, – Я просто…я хочу все объяснить!

– Что ты хочешь объяснить?! – усмехаюсь в ответ, быстро стирая слезы, – И с каких пор ты вообще хочешь что-то мне объяснять, а?! Ты должен был мне все рассказать! Не сразу, но хотя бы после того, как меня забрал!

– Я много раз хотел тебе признаться…

– И что тебе мешало, а?!

– Да я не знаю, как оправдаться за то, что я сделал!

Орет, а потом резко спихивает с кухонной гарнитуры заварочный чайник и также резко отходит обратно к окну вместе со звоном стекла. После этого комната погружается в тишину: Макс молчит, стоит ко мне спиной и смотрит себе на руку, где как раз покоится змея.

– Ты спрашивала, что значит эта татуировка? – хрипло, тихо спрашивает, не поворачиваясь, – Я набил ее после того, как увидел свою девушку в объятиях своего отца. Это что-то вроде напоминания о том, что случилось, и что с этого момента я не позволю себе упасть в любые чувства к женщине, кем бы она не была. Но я упал…

Вздыхает и поднимает голову, пару мгновений снова молчит, только после них поворачивается.

– С тех пор, как я понял, что влюблен в тебя, больше всего на свете боялся, что ты узнаешь всю правду. Не только из-за того, что это осложнило бы мне жизнь, но и потому что тебе было бы больно. Я этого не хотел. Когда я заключал спор, ты была лишь разменной монетой, никто даже не думал о том, что ты почувствуешь, а потом только это и осталось. Я миллион раз хотел рассказать тебе кто я на самом деле, что делаю в квартире Кристины и какие отношения связывали нас с Лилианой…

– Но не рассказал.

– Потому что я боялся тебя потерять. Это малодушие, но такова правда. Я и сейчас боюсь, что ты никогда не сможешь меня простить, даже не смотря на то, что все действительно изменилось.

– Ты ждешь, что я поверю?…

– Я жду другого.

– И чего?

Макс подходит обратно ко мне, и так как я не успеваю отреагировать (да и не знаю в действительности хочу ли отступать), берет мое лицо в ладони.

– Я хочу, чтобы ты дала мне шанс все исправить. Знаю, что о многом прошу, но…черт, да, то, что я сделал – отвратительно и ничтожно, но сейчас я перед тобой полностью честен. Я жалею о том, что предложил этот спор, жалею, что долго следовал глупому плану, и жалею, что не рассказал тебе всю правду сам.

– Зачем ты просишь меня об этом? – также тихо спрашиваю, отстраняюсь и опускаю глаза в пол, неловко потирая предплечье, – У тебя есть чувства к моей сестре…

– Это неправда.

– Макс, я сама видела.

– Иногда я отвечаю на ее взгляды, потому что так проще держать ее под контролем, но я ничего к ней не испытываю.

– Когда я в прошлый раз тебя спрашивала…

– Я не говорил, что люблю ее.

– Но ты промолчал! Иногда этого достаточно, чтобы все понять.

– Ты застала меня врасплох, но я клянусь, что ничего к ней не испытываю. Мне нужна ты, а не она. Я долго прятал голову в песок, но правда в том, что уже достаточно давно Лилиана для меня ничего не значит.

– Оксана сказала…

– Знаю, что она тебе сказала, но она видела только то, что видели все. Мы с ней были знакомы шапочно, она не мой друг, чтобы делать выводы о моих чувствах. Оксана меня совсем не знает. Лилиана была моей первой, настоящей девушкой, и наши отношения были бурными, я не отрицаю. Мои чувства к ней тоже были яркими, но их больше нет. Отец зажимает ее каждый наш публичный выход, и если раньше я горел изнутри, сейчас полный штиль. Но когда сегодня я видел, как он на тебя смотрит, клянусь, готов был убить его, и я бы убил, если бы он к тебе приблизился, даже не смотря на то, что не могу этого сделать.

– Я не знаю… – мотаю головой и делаю таки шаг назад, – Я не знаю, могу ли тебе верить. Я…

– Ты сказала, что вспоминала ту августовскую ночь?

– И? При чем здесь она?

– Ответь всего на один вопрос: в ту ночь, когда ты смотрела мне в глаза, что ты видела?

Глава 21. Высотка у Красных Ворот. Амелия

18; Декабрь

Закрыв лицо руками, я тяжело дышу, лежа на на лопатках. Сейчас я чувствую себя пустой на все сто процентов, хотя всего мгновение назад была до краев полной чашей. Поэтому то, наверно, вдруг начинаю тихо смеяться…

«Боже…какая же я…»

– …дура…Я действительно вылитая мать…

Через миг из под одеяла выныривает темная макушка, а еще через один я вижу счастливые, хитрые зеленые глаза. Макс улыбается, уложившись подбородком на мой живот и приподнимает брови.

– Боюсь, что я никогда не привыкну к тому, что ты смеешься во время нашего секса.

«Боюсь, что я никогда не привыкну к тому, что веду себя, как конченная дура рядом с тобой…»

– Что ты там говорила?

– Что я вылитая мать, – тихо признаюсь, слегка касаясь его щеки, – Твой папаша был прав.

– Знаешь? Я не хочу говорить о своем папаше в своей постели.

– Как жаль, что это моя постель.

– Все постели, где лежишь ты, всегда будут моими…

Бархатно парирует, оставляя влажный, горячий поцелуй на коже, которую следом слегка прикусывает. Я взвизгиваю, ерзаю, но меня фиксируют, а Чеширский, фирменный взгляд снова направлен на меня.

– Спрашивать, почему ты пришла к таким выводам, стоит?

Запускаю пальцы в его волосы и глажу, улыбаюсь и жму плечами.

– Потому что я точно также, как она, совершенно не разбираюсь в мужиках.

– Понятно. Не стоит…

– Мне нужно было тебя послать.

– Знаю.

– А вместо того, я с тобой переспала.

– Несколько раз. Да, я тоже тут был.

Я начинаю тихо смеяться, и он поддерживает, но, кажется, моя грудь волнует его куда больше. Он проводит по ней нижней губой, доходит до ореола, захватывает сосок, слегка прикусывая, и я сама собой выгибаю спину. Хочу быть ближе и головой, и сердцем, а он смотрит на меня и, оставляя еще один поцелуй, шепчет.

– Если бы ты знала, как я по тебе скучал…

Я опускаю взгляд, не выдерживаю, и тогда Макс поднимается выше, упираясь предплечьями в подушку, а своей эрекцией в мое бедро, хмурится.

– Малыш, посмотри на меня.

Вздыхаю. При всем своем безумном желании всегда смотреть ему в глаза, иногда это просто невыносимо. Примерно, как сейчас – страшно. Я подпустила его снова, и теперь мне страшно, что я об этом очень сильно пожалею…Макс, словно прочитав мои мысли, точнее их часть, тихо спрашивает.

– Жалеешь?

– Нет.

– Уверена?

– Да, но мне страшно.

– Чего ты боишься?

– Что ты снова причинишь мне боль.

– Этого больше не повторится.

– Хорошо.

Соглашаюсь слабо, а от нервов начинаю накручивать его мягкие волосы на груди себе на палец. Макс тихо цыкает, потом поднимает мое лицо за подбородок и уверено кивает.

– Амелия…мы не можем знать, что будет дальше, но я обещаю тебе, что сделаю все, что могу, чтобы этого не произошло. Наш пакт, который мы заключили тогда во дворе дома, в силе и не был нарушен. Я тебе не изменял. Клянусь.

– Я тебе…верю?

– Это вопрос?

– Да, но самой себе скорее…

– И у тебя есть ответ?

– Наверно.

– Могу его услышать?

– Да, – думаю еще пару мгновений, улавливая бушующие чувства внутри, взвешиваю их, а потом киваю, – Я тебе верю.

– Хороший ответ…

Макс было приближается, чтобы поцеловать меня, но я вдруг закрываю его рот ладонями и хмурюсь сама. Комичная ситуация, ничего не скажешь. Его член вздрагивает, будто проявляет недовольство, и мне стоит больших усилий, чтобы не прыснуть. Вместо этого я держусь мину со всех сил и серьезно утверждаю.

– Но у меня есть условия, – фигурно выгибает брови в ответ на такое громкое заявление, так что улыбка все таки пробивается, и я ничего не могу с собой поделать, – Прекрати. Ты меня смешишь, я же серьезно!

Наконец он берется за запястье, отводит ладонь у сторону, прижимая к подушке, и спрашивает с иронией.

– Интересное начало. Теперь границы ты расставляешь?

– Именно.

– Ну хорошо. Какие?

Макс запускает одну руку под одеяло, а через мгновение я чувствую, как он проводит по мне упругой головкой, и расширяю глаза.

– Ты что творишь?! – взвиваюсь и стараюсь отползти, но поздно.

Почти сразу Макс оказывает во мне, и я откидываюсь на подушки, давясь недовольством, вместо того издав тихий стон. Он хрипло смеется, подминая под себя, берет в крепкое кольцо рук, расставив их по обе стороны, оставляет поцелуи на шее.

– Продолжай.

Его голос такой низкий, глухой, он медленно отводит бедра назад и также медленно возвращается обратно, вырывая из меня еще один стон.

– Ну же, малыш, какие условия?

– Ты…издеваешься?! Кажется, ты хотел поговорить!

– И мы говорим. Называй условия, Амелия, я тебя слушаю.

Еще один подход, который на этот раз вызывает его стон, а меня аж передергивает, и я вонзаю ногти ему в спину, задыхаясь. Я стараюсь концентрироваться, пусть мысли и разбегаются во все стороны, но хрена с два я сдамся и проиграю. Поэтому сбито шепчу…

– Ты не будешь на меня орать.

– Если ты не будешь меня выводить.

Макс резко подается вперед, и я стону в голос, выгибая спину, он снова смеется, прикусывая яремную вену.

– Дальше.

– Мы еще не обсудили первый пункт…

– Да ну? – еще один похожий толчок, – Правда что ли?

– Ты должен себя контролировать.

– Нет.

– Да!

Отпихиваю его так, чтобы посмотреть в глаза, которые пусть и заволокла похоть, но в них все равно есть отголосок разума, к которому я и пытаюсь взывать.

– Я не против твоих эмоций, ты нравишься мне таким, но иногда, когда ты выходишь из себя, ты говоришь вещи, которые…сильно бьют по мне.

– Например?

– Например в доме. Это было жестоко. Эмоции – это эмоции, но огради меня хотя бы от своей жестокости.

Макс молча изучает меня, а я не знаю, как он отреагирует дальше. Может быть что угодно, от скабрезности до очередной шпильки, но вместо всего этого он кивает.

– Хорошо. Я буду себя контролировать, но ты тоже должна пообещать мне не исполнять того, что было в усадьбе моей матери.

– Если кто-то будет на меня нападать, я не стану молчать.

– Я не о Марине.

– А о чем тогда?

– О твоем стриптизе для моего брата.

Рычит, и это вызывает во мне улыбку. Я слегка наклоняю голову на бок, а потом вдруг толкаю его ногой, обвитой вокруг бедер, вперед. В себя. Резко. До конца. Макс такого не ожидает, так что мне достается картина, как этот самоуверенный павлин давится воздухом.

«В кои-то веки я тебя обыграла, козел!» – шальная мысль проносится в голове, и я с триумфальным видном провожу языком по его шее и шепчу еле слышно.

– Ты что ревнуешь?

Мое лицо снова попадает в капкан его пальцев. Пусть твердо, но совершенно не больно, так что я улыбаюсь только сильнее. Он же, приблизившись максимально, снова рычит мне в губы.

– Безумно.

Теперь, уж извини, но о каких-то разговорах и расставлении границ можно забыть совершенно точно. Макс впивается в меня страстным поцелуем, на который я, конечно же, отвечаю. Движения его бедер выходят на привычный, быстрый темп, и уже через пару минут я кончаю в первый раз. Затем почти сразу во второй. И третий, как вишенка на торте, совместный. В конце, я привычно еле шевелюсь. Мне не то что говорить, даже смотреть сложно – глаза слипаются, а Макс обнимает меня крепко, и последнее, что я слышу:

– Надо купить нормальное постельное белье…

Мне хватает сил только тихо рассмеяться, а потом я вырубаюсь…

Когда я просыпаюсь, за окном ярко светит солнце. Я вижу его исключительно из-за длинного, ровного прямоугольника на полу, так шторы любовно закрыты. Улыбаюсь на миг, но быстро понимаю, что в постели одна, и от этого факта тут же расстраиваюсь, а потом сажусь, прикрывая грудь одеялом.

Его рубашка и брюки висят на стуле, а не там, где мы их вчера оставили, то есть на полу.

«Ему еще повезло, мою то одежду постигла кара «порву в клочья»…» – было усмехаюсь, а от осознания, что он все еще здесь, становится тепло.

Недолго правда. Ровно до того момента, как я не слышу ругательства на итальянском за стеной. Они тихие, глухие, но достаточно отчетливые, чтобы поднять меня с постели, заставить натянуть пушистую, длинную кофту и выскользнуть в коридор. Макс и правда здесь, очевидно, и он правда с кем-то ругается, но, судя по всему, заканчивает, стоит мне зайти в комнату. Откидывает телефон и упирает ладони в подоконник, отклонив бедра назад. Глубоко вдыхает. Что-то сильно его разозлило, а я не знаю, что мне делать. Так и стою, как дура: и уходить не хочется, но и подойти страшно. Уверена, что могла бы протупить в таком положении вечности три к ряду, если бы он сам не почувствовал, что уже не один.

Резко поворачивается, и я тут же краснею, будто подглядывала за ним, и меня поймали на горячем. Конечно, в теории так и есть, но я же ничего не сделала такого, а все равно стыдно…

– Прости, я…эм…не хотела подслушивать.

– Знаю, – тихо отвечает, а потом улыбается, – Иди ко мне.

Подхожу сразу, аккуратно ступая на полупальчиках, а когда он обнимает меня, тихо спрашиваю.

– Что-то случилось?

– Не обращай внимания, ничего серьезного.

– Нельзя спрашивать? – Макс смеется, гладит меня по спине и оставляет поцелуй на макушке.

– Не то чтобы…просто не вижу смысла детально рассказывать, как моя сестра устроила очередную сцену. Вчера ей показалось, что мы не договорили.

Хочу спросить о чем, но не успеваю. Макс подхватывает меня на руки, словно я ничего не вешу вовсе, сажает на подоконник, а потом расставляет руки вдоль моего тела и улыбается так озорно, словно ему и вовсе пятнадцать.

– Как спалось?

– Тяжело, ты опять лежал на мне всю ночь.

– Каюсь.

Он всегда спит одинаково, то есть на мне. Обнимает крепко, придавливает к постели, ложится на меня почти сверху, и я всегда списывала этот особый стиль на его контактность. Макс любит нежности, по секрету, любит обниматься, касаться меня. Есть мужчины, которым это не нужно, а ему очень. Если сидеть, то только у него на коленях, если куда то идти, то непременно за руку. Он не из тех, кто брезгует или стесняется проявлять эмоции, и раньше, когда я не знала кто он, мне казалось, что это из-за сложного детства или мамы, которая просто не успела отдать ему достаточно нежности и касаний…Сейчас мне тоже так кажется, но теперь, зная всю (или почти всю) историю, я думаю, что его эта привычка связана не только с отсутствием материнского тепла, но и с…желанием меня защитить. Не знаю почему, но если проанализировать его поведение, то он непросто "лежит на мне", он словно защищает меня, накрывая своим телом. Глупо звучит, возможно я себе надумываю, но судя по тому, что его такое, вполне допускаю и такой вариант. Как бы подсознательный…

– Мне этого не хватало… – говорит тихо, касаясь губ своими слегка, но весьма ощутимо.

По правде говоря, мне тоже. В отличии от Макса, я никогда не была особо контактным ребенком, скорее всего потому что росла среди мальчишек. Попробуй там пожаловаться или пообниматься – непременно задразнят, так что мне нужно было быть сильной. Но не с ним. Он в этом плане меня круто изменил, ведь и мне хотелось быть как можно ближе, да еще и постоянно. Касаться его, гладить, целовать я могла бы до бесконечности в квадрате, поэтому не мудрено, что разлепиться мы смогли лишь через час. Улыбка так и осталась приклеена на суперклей, пока я готовлю нам завтрак. Макс уже успел сходить в душ теперь курит, не отрываясь от экран своего телефона. Все было хорошо. Даже слишком, пока…

– Котенок, я хочу кое о чем поговорить с тобой.

Рассеяно проморгавшись, перевожу на него взгляд, киваю, воюя с яичницей, которую никак не могу перевернуть.

– Конечно.

– Ты же понимаешь, что он тебя намерено спровоцировал?

Настроение тут же меняется.

– Пф! А ты понимаешь, что мне плевать?

Ершусь, на что Макс тихо усмехается, а потом подходит сзади, обнимает, при этом забирая лопатку, которой ловко переворачивает мое кулинарное творение сам и шепчет на ухо.