Текст книги "Дети Лепрозория (СИ)"

Автор книги: Ариса Вайа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Императрица остановилась, застегивая запонки на манжетах заново, усмехнулась:

– «Правильно»? Для кого? Кто судья? Кто тебя принудит? Ты сам. Вот сам и решай, что там правильно, и как поступать, – Изабель похлопала рукой по стволу дерева. – Раз уж пришел – посиди, подумай. Как правильно для тебя, чего ты сам хочешь, что лично тебе важно. Некому больше диктовать, что ты должен делать, думать, чем жить, как дышать. Не можешь без указки и подсказки – приказывай себе сам.

– Это место священно, да? – Раун покорно пересел под ближайшее дерево, сложив ноги и опустив тяжелые крылья. Приготовился думать, медитировать, ведь священные места наполнены силой.

– Место как место, – Изабель пренебрежительно махнула рукой. – Видишь ли, фактотум, здесь нет какой-то благодати, покоя или божественного прозрения. Это просто красивый сад, который очень много значил для его хозяина. Просто сад, Раун. Эти деревья, эта вода, этот свет будут просто вторить тому, что ты сам в себе принес. Принесешь покой – будет тебе покой, приумноженный садом в тысячи раз. Ничего больше.

Раун поджал губы и опустил голову.

– Вот ты сюда принес свои страхи, свою боль. Я уйду, и они поглотят тебя целиком. Задушат. Порвут на кусочки. Но, быть может, именно это и нужно, – Изабель оттолкнулась от дерева и, придержав рукой одно из крыльев, поврежденное в тренировке, направилась к расщелине.

– Бель! – окликнул ее Раун у самого выхода из грота. – А что вы сюда принесли?

– Я прихожу сюда все тринадцать лет, Раун. Что я только не приносила, – она, не оборачиваясь, повела крылом. – Меня всегда тянет сюда. Что-то давно забытое, потерянное. Оно зовет меня, будто хочет о чем-то поведать, и я прихожу.

– И… и вы поняли?

– Мой дорогой фактотум, меня не тревожит то же самое, что тревожит тебя. Я всегда жила так, как считала правильным сама. Я в состоянии решить, как будет правильно для меня. Мы с тобой разные.

Раун не нашелся, что ответить, только кивнул, совсем не отдавая себе отчета в том, что Изабель этого не видит, и сел под яблоню обратно.

Императрица ушла. Раун же усмехнулся ее лицемерию. Когда-то ее звали «крошка Бель» за неуемную привязанность к своей спасительнице – Люцифере. И она всегда все делала так, чтобы заслужить ее любовь, а когда черствая ангелица не смогла этого дать, переключилась на Хоорса, случайно оказывавшегося возле нее каждый бал. И тогда «крошка Бель» стала добиваться уже его одобрения; единственным, что было подчинено ее собственным ощущениям правильности и справедливости – ее ненависть ко всем кошкам и желание причинить им как можно больше боли. Видимо, появление Нойко и смерть Хоорса от рук Люциферы смешали все карты.

Но с одним Раун спорить никак не мог. Сад действительно приумножал все, что в него вкладывалось. Тревоги. Страхи. Опасения. Непонимание.

Яблоня склонилась над вороном, приобнимая его ветвями за крылья, озеро плескалось, мелкой волной едва доставая до рук. Кровь сочилась с изорванной кристаллом ладони и растекалась в воде. Осколки растворялись, рваная рана затягивалась.

Последние следы вмешательства Самсавеила в его судьбу исчезали окончательно. Раун понимал, что он наконец-то свободен.

Но что делать с этой свободой, он понятия не имел.

***

Нойко и Аньель шли молча. Цесаревич смотрел под ноги, весь погруженный в свои мысли. Козочка попервой всем своим видом показывала, каких неимоверных усилий ей стоило позволить перенести себя через речку, но после притихла.

Ветки изредка цепляли крылья цесаревича, и он их подбирал поближе к спине, на некоторое время даже контролировал, но потом снова отвлекался на мысли. Крылья немного распахивались, как по уставу императорских ангелов, и снова и снова цеплялись за ветки маховыми перьями.

Аньель обнимала себя за шею, водила пальцами по коже. Кружево стало гладким на ощупь, словно заживший ожог. Воротником расползлось от челюсти до плеч и по ключицам. Оно не тревожило, но Аньель постоянно к нему возвращалась, боясь, что оно исчезнет, будто и не было никогда.

Они брели по тропе, изредка сталкивались и снова расходились, не обращая внимания ни на что, кроме своих мыслей. Изредка невидящим взором поглядывали друг на друга, мотали головами и больше ничего.

Козочка споткнулась о вымерзший за зиму куст, запуталась в копытцах и едва не рухнула. Нойко вовремя очнулся и ухватил ее за локоть, не давая упасть. Аньель так и не отняла руки от шеи. Встрепенулась, обернулась.

– Что тебе сказала Евы? – одновременно спросили они.

– Ты первая, – удостоверившись, что егоза не собирается падать, Нойко убрал руку. – Хотя я догадываюсь.

– Мы о ерунде говорили, – Аньель повела плечом и зашагала впереди цесаревича. – Но она подарила мне кружево, которое избавляет от страхов. Правда, я не знаю, насколько оно работает.

– Ты спала ночью, значит, работает, – Нойко побрел за ней, сложив крылья поплотнее.

– Это она берегла мой сон, может, дело вовсе не в кружеве, – козочка насилу убрала пальцы с шеи, застегнула ворот куртки и поправила спутавшиеся кудри. – Правда, теперь я не знаю, куда мне идти и что делать. Я ничего не знаю.

– У тебя же были какие-то планы, ты говорила, – Нойко попытался было припомнить хоть что-то из давних разговоров, но мысли ускользали.

– Были. Уйти из дома. Ушла! – козочка загнула мизинец указательным другой руки. – Покинуть округ Быка. Покинула, вон Олений заканчивается, до Медвежьего рукой подать, – безымянный. – Еву найти, чтобы избавить себя от страхов. Нашла, – средний. – Больше планов никаких и не было, – Аньель подняла над головой руку и покачала оставшимися двумя пальцами.

– Изабель меня учила делать то, что получается лучше всего, – Нойко поморщился при воспоминаниях о приемной матери. Как ни крути, что ни извлекай из памяти – везде была она. Ничего, будут новые воспоминания, без нее, совсем без нее. – Вот что у тебя получается?

– Сбегать из дома? – рассмеялась Аньель, но смех ее быстро сошел на нет. – Не бери в голову, мой дорогой император, я что-нибудь придумаю в округе Медведя.

– Я никогда не буду императором.

Аньель остановилась как вкопанная и медленно обернулась.

– Это как так? Ты же этот, херувим, ты не можешь не быть императором. Это же бог тебе крылья дал, ты обязан, – козочка непонимающе водила глазами с одного крыла на другое, словно проверяя, а точно ли цесаревич херувим, может за ночь изменилось что.

– Я не хочу, – Нойко отмахнулся. – Я заберу Люциферу, она будет моим регентом. А я в этом не участвую.

– Но почему? – Аньель провела его глазами и, спохватившись, поспешила следом.

– Ева рассказала мне о своем путешествии, – Нойко потеснился на тропе, козочка оказалась рядом, бесцеремонно отодвинула мешающиеся крылья и, обогнав, запрыгала спиной вперед.

– Что? Что она тебе рассказала? – от любопытства горизонтальные зрачки сузились в щелки.

Нойко пошел медленнее, опасаясь, что Аньель снова споткнется.

– Она сказала, что там целый мир. Там много островов, много земли, гораздо больше, чем вся наша империя, – он запнулся, пытаясь решить, как лучше объяснить то, что рассказала Ева. – Она говорит, там потрясающе красиво. Там много удивительных мест, там, – Нойко принялся жестикулировать, подбирая слова, описания, выхватывая из памяти воспоминания о разговоре. Когда Ева говорила, все было так понятно, просто, восхитительно, он только благодаря императорской дрессировке не сидел с открытым ртом. А теперь в голове будто и не было подходящих слов, способных хоть на долю, хоть на толику передать то, что он почувствовал от рассказа Евы, чем вдохновился до безумия, одержимости.

– Что там? – Аньель остановилась, поводила рукой перед лицом цесаревича, возвращая его к разговору.

– Я не знаю, – взвыл он от бессилия. – Там лучше, чем здесь. Там много всего и всех. Животные, звери, я таких тут не видел даже на фестивалях.

Козочка встала на кончики копытцев, вытянулась и положила холодную руку Нойко на лоб.

– Ты с ума сошел, Ной, – обеспокоенно прошептала она. – Ну какой мир, глупенький? Какие животные? Там нет ничего. Если бы было, Самсавеил не стал бы запрещать покидать остров. Там море.

– А за морем… за океаном…

– За чем? Ты бы поспал, цесаревич, – Аньель покачала головой. – Даже дети знают, что за морем ничего нет. Там мир кончается.

– Ничего там не кончается, – Нойко смахнул ее руку, отстранился и, перешагнув через выставленное копытце, пошел дальше.

– Даже меня учили, что туда нельзя. Ангелы-отступники улетали, и никто не вернулся! А тела некоторых потом море приносило, – козочка фыркнула и принялась обходить Нойко. Прохода он не давал, закрывая крыльями дорогу. – Даже меня этому учили, бестолковый ты сизарь! А ты император будущий, тебе точно об этом говорили. Ну?! – улучив момент, она ударила копытцем Нойко по голени.

Он тут же остановился.

– Да. Ева сказала, что ее пегас не выдержал дороги и умер посреди моря, дальше ее Самсавеил нес.

Аньель удалось, наконец, пробраться через крылья, и она снова встала перед его лицом.

– Это такая чушь, Ной, что у меня просто слов нет, – она разочарованно покачивала головой и даже не знала, что делать. Понятия не имела, а стоит ли вообще хоть что-то объяснять. Ну сумасшедший он, совсем лишенный логики и адекватного мышления, ну что тут поделать?

– Это не чушь! Ева не станет мне врать! – рявкнул Нойко и сжал кулаки.

– У-у… как там… «Тише, гром»? – усмехнулась Аньель и постукала копытцем об другое. – Ну ладно-ладно. Пегас сдох, Самсавеил донес. А тебя что, тоже Самсавеил на ручках понесет? – фыркнула она. – Или что?

– А вот этого я не знаю.

– Ты не только безумный, но еще и глупенький. Ладно, мечтатель-фантазер, пошли Люциферу твою искать, – Аньель махнула рукой и, развернувшись, зашагала по грязи в сторону границы с округом Медведя.

#17. Все мы можем не всё

–… Повинуюсь воле твоей, Самсавеил, – просипел Райга и, когда священные воды схлынули с рук и высеченного символа яблока, осел на пол сам. Тело трясло, внутренний холод пробирал до костей, растрескавшиеся губы сочились кровью, высохшее горло ныло от каждой бесполезной попытки сглотнуть.

Желудок сводило от голода, ноги отказывались повиноваться после пяти суток без движения. Как вообще простоял – немыслимо.

Рухнула Тора, рукоять ритуального ножа царапнула мраморный пол. Кумо! Спиной упала, наверняка и головой ударилась. Еще бы, нити, удерживающие ее за руки, оборвались с завершением ритуала. Вообще чудо, что она выдержала пять суток вместо трех. Лишь бы и седьмую жизнь не потеряла от такой перегрузки. С нее станется…

– Тора-а, – тихо позвал Райга. Но и сам не услышал свой голос. Откашлялся, еще сильнее сорвав горло. Но повторять не рискнул, поняв абсолютную бесполезность таких попыток.

Растянулся на полу вдоль ванны. Помогая себе вмиг ослабшими руками, попытался подползти к сестре. Из-за стенки была видна одна лишь лапа, изредка подрагивающая в судорогах.

На это у него ушло несколько часов. По паре сантиметров за раз. Иногда сознание просто покидало его. А когда Райга просыпался, то даже не пытался понять, сколько прошло.

Наконец, пальцы схватили щиколотку Торы, Райга попытался подтянуться за лапу сестры, но сил не хватило. Хрипло рассмеявшись, он прижался щекой к ледяному полу, закрыл глаза. Надо бы отдохнуть хоть немного. Набраться сил. Благо, в самом храме даже с одним источником ее хоть отбавляй. Жаль, тело уже не могло впитывать столько, сколько нужно для восстановления. Надо было просто немного больше времени. Торе явно не станет хуже. Ведь хуже уже просто некуда.

Через несколько часов он проснулся снова. Руки слушались лучше – Райга за четверть часа смог доползти до Торы и, вытянувшись в струнку, дотянуться до горла. Упер пальцы под челюсть и задержал дыхание, вслушиваясь. Сперва почувствовал сердце – оно билось медленно, но ровно, размеренно. А после смог услышать и жизни. Ровно три удара. Ни больше, ни меньше. Райга положил пальцы и себе под челюсть, вслушиваясь в поток отмеренных жизней. Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Шесть. Как и до ритуала.

– Ты победила, ушастая, – усмехнулся Райга, подтягиваясь повыше. Хотя порванные связки все равно отказывались выдавать звуки.

Он перевернул Тору на бок и, поморщившись, принялся вытаскивать ритуальные ножи по одному. От падения они еще глубже вошли в плоть, некоторые даже сбились и ранили окружающие ткани. Но ничего, священные воды заживляют быстро, это не пустыня.

Все шесть ритуальных ножей Райга закинул подальше к стене, осторожно прощупал раны, скривился, ощутив под пальцами бугры гематом. Лечить и лечить, и то не факт, что удастся сделать это быстро. А быстро точно будет нужно, вот просто жизненно необходимо – это же Тора. Ей все нужно еще вчера.

Райга ногой поддел аккуратно сложенный у стены хаори, кинул в руки и укрыл им сестру. Подоткнул под тело, пряча от холодного пола. Распустил пучок волос, свернул их под головой, чтобы хоть как-то смягчить.

Развернулся спиной, устроившись под боком, положил голову на плечо, ухом прильнул, чтобы слышать биение сердца – так он сразу проснется, когда проснется и она. Поежился, борясь с внутренним холодом, закрыл глаза. Отдых, отдых и еще раз отдых. И заменить его нечем, только дожидаться, пока вымотанное ритуалом тело придет хотя бы в подобие нормы. Энергия храма заменит и еду, и сон, но на все это нужно время. И пока Тора не бежит, сломя голову, за своим ненавистным Самсавеилом, можно позволить себе такую роскошь, как покой. Ведь он заслужил. Кто, как не он? Ритуал по обмену жизней решался проводить не каждый шисаи, и не у каждой троицы таких смельчаков это получалось. А им удалось всего лишь вдвоем. Да еще и на одних только Ториных резервах жизни и почти всех ее резервах сил.

Пожалуй, мама была абсолютно права – ему стоит обучать новое поколение шисаи. Лучше него это не сможет сделать никто и никогда.

***

Изабель сидела на столе и перевязывала руки. Бурая мазь неровно ложилась на сорванную кожу костяшек. Переат нестерпимо жег, и эту боль почти не глушили таблетки обезболивающего, заранее выпитые едва ли не горстью. Императрица замазывала ссадины и раны по одной, шипела сквозь стиснутые зубы, изредка принималась размахивать рукой, прогоняя болезненные ощущения. И по новой.

Руки после обработки выглядели даже хуже, чем до – мелкие ссадины были похожи на гнойные раны, на кулаках и живого места не осталось. Зато так они заживали в разы быстрее. Изабель хмыкнула, обломанным ногтем проверила, высох ли переат, и осторожно, не внатяжку, перебинтовала руку от пальцев до локтя. По крайне мере, такой вид не пугал окружающих, как переат. Она распустила рукав рубашки, силой натянула поверх бинтов и заколола запонкой. Глубоко вздохнула и принялась за следующую руку.

Императрица не помнила, когда последний раз так долго и муторно обрабатывала раны. То ли после побега Нойко она от нервов потеряла хватку. То ли вся ситуация с Имагинем Деи подкосила. То ли… возраст? Но в тридцать девять получать от Алисы, которая еще старше – это перебор. И если начинавшие проступать синяки и ссадины на ногах обработали охотницы еще на тренировке, то руки императрица предпочитала лечить сама. Было в этом что-то из прошлого. В голове так или иначе всплывали слова Хоорса – «бестолковая ты голова, с твоим телом за каждой раной нужен глаз да глаз». И вроде такой необходимости уже не было, но привычка осталась.

В дверь резко постучали. Ногой.

– Заходи, Алиса, – крикнула Изабель и задумчиво осмотрела руку. Осталась пара порезов и кусок скомкавшейся кожи на предплечье. Можно было бы прерваться, но уж ящерица видела и не такое. Хмыкнув, Бель продолжила обрабатывать раны.

Дверь распахнулась, на пороге оказалась не только Алиса, тревожно прижимающая к груди раскрытый конверт, но и Кирана – с отчетом.

– Сперва генерал, – императрица пожевала губами, но все же продолжила свое лечение. Оторвала кусочек свернувшейся лоскутом кожи, промокнула рану смоченной ватой, едва заметно поморщилась. Жгло.

– Пришло прошение на ваше имя, Изабель, – Алиса протянула распечатанный конверт.

Императрица прищурилась. Письмами всегда заведовал Раун, и больше ни одна душа не имела к ним доступ. Неужели он так и не вернулся с Райского сада?

– Почему ты его принесла? – спросила Изабель, сделав ударение на втором слове.

– Раун передал его мне, думая, что вы не имеете к этому отношения, но я прочла письмо.

Конверт был зеленым, даже печать смотреть без надобности – из округа Быка. Действительно, на имя императрицы. Срочное.

Изабель махнула рукой, требуя не тянуть время и выкладывать суть проблемы немедленно.

– Нынешний глава клана Коз три страницы извиняется, что посмел потревожить ваш покой и отвлечь от важных императорских дел, – Алиса закрыла конверт и пальцами вернула печать стык в стык. – Еще две страницы он просит уделить ему ваше драгоценное время, потому что это вопрос жизни и смерти, – Изабель поморщилась. – Его дочь сбежала, и он умоляет вернуть ее в отчий дом. Его жена убита горем, а сам он без своей любимой девочки сходит с ума.

– Я не нанималась решать проблемы взбалмошных подростков, мне и одного хватает, – Изабель залила ссадину переатом и стиснула зубы, превозмогая боль.

– Я бы и не пришла, будь все так просто, Ваше Императорское Высочество. За плату Охотницы или Ангелы действительно занимаются поиском людей, вы давали разрешение. Но этот случай особый, я не могу принять решение единолично, – Алиса обернулась в пол-оборота, Кирана кивнула.

– Не тяни, – императрица перепроверила руку от пальцев до плеча, вроде переатом залила все, что только можно.

– Глава клана Коз утверждает, что его дочь украл Нойко. А девочка уже обещана другому, – Алиса опустила глаза и предусмотрительно сделала шаг назад.

– Что-о? – опешила Изабель и опустила руку. Незастывший слой переата бурой полосой отпечатался на штанах. – Как он вообще смеет обвинять Нойко?! Мой сын не стал бы кого-то красть.

– Глава клана Коз пишет, что может быть она ушла сама, но то, что с этим связан Нойко – факт, – генерал перевела взгляд на Кирану.

– Ваше Императорское Высочество, я могу подтвердить, – глава Охотниц протянула отчет на нескольких листах. – Мои отряды докладывают, что Нойко у границы округа Медведя вместе с той самой девочкой из клана Козы.

– Девочка, девочка! Зовут ее как?! – рявкнула Изабель, торопливо бинтуя руку.

– Аньель, – на два голоса отозвались бескрылые.

Изабель вздохнула, стянула рукав и принялась защелкивать запонку.

– Я не могу проигнорировать прошение. Объективных причин отказать нет, – она забрала отчет охотниц, бегло его пролистала. Цесаревич уходил все дальше в сторону моря. На один день полностью пропал из виду, Кирана даже ссылалась на отчет генерала, в котором-де было написано, что ангелы тоже его потеряли. Но затем охотницы снова нашли и Нойко, и ту самую девочку.

– Увы, но да. Вот только ничего не мешает ответить отказом без объяснения причин, – Кирана пожала плечами.

– Кто-нибудь из ваших отчитывался о том, что эти двое друг для друга значат? Разговоры? Отношения? Обещания друг другу? Хоть клятвы, – Изабель переводила взгляд с генерала на главу охотниц.

– Вместе идут, ничего особенного.

– Их можно просто разъединить? – императрица отложила отчет к другому и, закинув ногу за ногу, отвернулась к окну.

– Думаю, да, – Кирана глянула на Алису, та кивнула, соглашаясь с ее мыслями.

– Значит, так и поступим, – Изабель махнула рукой. – Забрать ее будет разумнее и наверняка легче. И раз для Нойко она не много значит, он оправится от такой потери без всяких проблем. И Козел этот с прошением – двух зайцев одной стрелой.

Генерал и глава Охотниц поклонились и медленно ушли.

– Надеюсь, я ничего не разрушу, – в полном одиночестве произнесла Изабель, глядя на тающее на горизонте солнце. Где-то там было море. И родная мать Нойко.

***

Райга проснулся оттого, что рука под ухом дернулась, будто в попытке согнуться. Сжался и разжался кулак. Тора пришла в себя. Он зажмурился, пытаясь поймать ускользающий сон. Просыпаться было слишком рано, тело не восстановилось. Рано. Рано!

Руку дернуло судорогой. Раз, другой, но Тора не торопилась вставать или даже хоть как-то двигаться. Просто лежала, приходя в себя. Райга выдохнул, положил руку так, чтобы судорога стала меньше, и снова забылся сном.

В следующий раз его разбудили уже голоса. Сперва неразборчивые, мешающиеся в кучу, сливающиеся между собой. Далекие и вместе с тем близкие. Знакомые. Эхо. Перезвон в ушах. Гул от боли в голове. И снова спасительное забытье.

Звонкий шепот Торы вливался в сновидения, смешивался с ними, делая их все более реальными. Сумбур сна исчезал, оставляя место все тем же голосам, на удивление – запахам и даже неясным чувствам, помимо одной лишь боли.

Тело почти восстановилось, по крайней мере, нормальная работоспособность уж точно была обеспечена продолжительным отдыхом в святая святых. Запахи крови, пота, внутренностей, грязи и едва различимый, яблочный – священных вод, хлынули почти мгновенно. Почему-то последний оттенок удавалось уловить не всегда. Да и то, так пахли всего одни яблоки империи – из старого маминого сада, от многовековой яблони, подаренной ей отцом. Почему священные воды пахли точно так же, Райга не знал. Он ухватился за этот запах, втянул его звериным носом, стараясь забить им все остальные. Но не удалось, и Райга, шумно выдохнув, перераспределил внутренние потоки – обоняние пропало, все запахи перестали существовать одновременно. Это всегда было полезно – отключать запахи, звуки и какие-то из незначительных потребностей тела. Так ничего не могло помешать работе и полноценному отдыху от нее. Райга собирался было убрать и слух из спектра чувств, чтобы доспать еще несколько часов, но тема разговора брата и сестры его заинтересовала.

– Значит, есть новый источник? – свистящим шепотом спрашивала Тора. Голос был встревоженным, и отчего-то в нем не было слышно радости. А ведь она хотела разобраться с водами Самсавеила. – Вместо Райского сада?!

Так понятнее, ей просто очень тревожно. Даже пальцы, стиснутые в кулак, дрожат. Или они просто все еще охвачены тремором.

– Не вместо, а еще один. Мне отсюда не совсем понятно, равны ли они по силе, – Тайгон. Голос спокойный, ровный. Еще бы! Это не ему пять суток пришлось говорить без умолку, да еще и контролировать весь ритуал в одиночку.

– Отсюда далеко до второго? – Тора фыркнула. Потом фыркнула еще раз, будто сдувала пряди волос с лица.

Через некоторое время Тайгон ей, все же, ответил.

– Через линию округов – где-то в третьем кольце от ангелов. Может и в четвертом, у Медведей. Тора, ну правда, дай хоть отдохнуть, – от зашелся кашлем. Заплескалась вода, оставшаяся после ритуала.

– Пробило потоком? Или что там? А? – неугомонную Тору было не уговорить.

– Я. Не. Знаю, – выдохнул Тайгон и, зачерпнув рукой священных вод, плеснул через борт. Тяжелые капли достали до руки и лица Райги.

– Эй! Прекрати! – возмутилась Тора, видимо, ей досталось сильнее. – Я всего лишь спрашиваю, что такого?!

– Это не так легко, как тебе кажется. Да и на таком расстоянии, после воскрешения… о кумо, Тора! Отстань! – взвыл Тай, ворочаясь в ванне.

– Значит, мы туда дойдем и все посмотрим. И не шипи на меня! – шикнула Тора и дернулась в попытке демонстративно отвернуться.

Райга расхохотался, брат и сестра тут же притихли.

– Вы?! Дойдете?! – хрипло смеялся он, усаживаясь на полу. – Вы?! Да вы только ползать сможете, умники недобитые.

Обернулся. Тора лежала, вывернувшись, как поломанная кукла. Одна рука навытяжку до борта ванной. И как только смогла поднять, плечи изнутри изрезаны. Но Райга тут же по опыту нашел ответ – тонкие лиловые нити крепко обхватывали локоть и запястье – работа Тайгона, который как раз и держал ее за руку. Попросила, небось.

– Ну значит, ты нас понесешь, – невозмутимо отозвалась Тора и обиженно поджала губы.

– Э-нет! Я шисаи, а не извозчик, ушастая. Ладно Тай, ему восстанавливаться пару недель, но ты уж изволь идти сама. Шисаи ты или кто? Не ноги же у тебя отваливаются, в самом-то деле, – Райга переполз на четвереньки, голова порядком кружилась.

– А руки ты мне восстановишь? Они опять не слушаются. Прости, я не знаю, почему, – тихо-тихо отозвалась Тора. Райга обернулся – она рассматривала вывернутую руку, пряча глаза. Пальцы подергивались в попытках согнуться. Слушались только три.

– И спину. Там тоже повреждения, – Райга вздохнул.

– И спину, – безжизненным голосом повторила она за ним. – И… Что-то еще, да?

Райга замотал головой, с усилием встал на лапы и тут же, чтобы не упасть, уперся рукой в борт ванны. Хвост запаздывал за вестибулярным аппаратом. Непорядок.

– А ты как? – кивнул на брата. Тай, вмиг помрачнев, пожал плечами. Судя по внешнему виду – цел и невредим.

– Это моя вина, – пробормотал он, кивнув через борт на Тору.

Райга вспылил:

– Самсавеил с вами двумя! Да за что вы мне?! – зашипел он, ударяя ладонью по воде. – Моя вина! Нет, это моя вина! – передразнил он. – Подеритесь еще, решая, кто больше виноват!

Тайгон молчал, но в отличие от Торы, не прятал глаза, а смотрел в упор.

– Какая разница, кто там из вас виноват – все уже случилось. Прекратите мусолить, – шипел Райга, оголяя клыки.

– Ты так говоришь всегда лишь потому, что сам чувствуешь себя виноватым в смерти Лигейи, ведь… – договорить он не смог, Райга прижал его ко дну ванны за горло, погрузив под воду.

– Не смей даже заикаться, – склонившись над самой водой, проговорил он и, помедлив, все же ослабил хватку. – Я не посмотрю, что ты мой брат – я убью тебя. И ты знаешь, что это не блеф.

Тайгон, вынырнув, протер рукой лицо.

– Я понял тебя.

– Прекрасно, Тай. Ты даже умнее Торы, впрочем, как и всегда, – Райга улыбнулся, отчего свело скулы, и медленно пошел вдоль ванны к выходу.

– Лигейя – это та русалка? – отозвалась Тора, выглядывая из-за стенки. – Да?

Райга сжал и разжал кулаки. Глубоко вздохнул, усилием воли заставил сердце биться медленнее. Чем меньше кислорода, тем меньше гнев. Выдохнул, успокаиваясь.

– Не твоих ушей дело, – Райга с усилием отпустил бортик и пошел сам, балансируя на ослабших лапах. При мысли о том, что придется спускаться по лестнице к источнику – едва не взвыл.

Тайгон что-то едва слышно зашептал сестре, из всей речи можно было разобрать лишь «не трогай» и «никогда не спрашивай».

– Ты нас бросаешь? – встревоженно спросила Тора.

– Нет, ушастая, не бойся. Обещал ведь, что не брошу, – Райга усмехнулся. – Я медитировать. Мне нужно восстановиться. Пошушукаешься со своим братцем, если его длинный язык еще не отсох, и ползи ко мне, – он оперся плечом о проем, перевел дух.

– Спасибо, – хмыкнул Тай, – что провел ритуал.

– О, братец, это ты еще не знаешь, в какую цену обошлась твоя жизнь, – усмехнулся Райга, полуобернувшись. Тайгон побледнел. – А ты догадливый, я смотрю. Но можешь уточнить у нее самой. Только потом, когда будешь выть о своей вине – делай это потише, у меня медитация, как никак.

– Тора… – брат медленно подтянулся за край бортика и выглянул с него.

– Приятного разговора, котятки, – хмыкнул Райга и медленно, держась за стену, побрел к главному помещению храма. И то расстояние, что раньше казалось сущей ерундой, теперь растянулось в бесконечность.

#18. Бремя воспоминаний

Дверь отворилась без скрипа. Раун осторожно заглянул внутрь, поводил головой, выискивая императора. Но его не было, и Ворон с облегчением выдохнул.

За императрицу он не волновался ни капли – распорядок ее недели не менялся годами. Сегодня по плану были короткие аудиенции, которые давно прошли. И тренировки, на этот раз с ангелами. Раньше обеда ее можно было не ждать, да и потом у нее госпиталь, прием пищи, совет и планерка охотниц. До ночи она не появится в своем кабинете. А зная ее – до завтрашнего дня.

Другое дело – император. До заседания совета, которое он никогда не пропускал, у него хватало свободного времени. Вот только тратил он его, по обыкновению, на архивы Имагинем Деи и библиотеку. Изредка прерывался на тренировки с императрицей или объездку молодых пегасов – безумное увлечение. И лишь бы только Лиону не пришло в голову провести несколько часов до заседания в императорском кабинете.

Раун торопливо захлопнул дверь, провернул ключ и огляделся еще раз. У двери в стеклянном гробу висели крылья Люциферы. Бело-бурые, уже потускневшие и даже осыпавшиеся. Раун часто сдавал их мастерам, которые немыслимым образом снова и снова собирали охапку перьев гарпии воедино. Пожалуй, этот гроб был единственным, кроме статуи на кладбище, что напоминало императрице о ее старом кумире. Странно, что она отдала посмертную статую из кристалла Киране, а крылья оставила. Может, ее упросил Лион, ведь изначально это была его идея.

На стеллажах хранились папки с отчетами за последние годы, все более старые сдавались в архив. Раун бегло просмотрел их, ища подозрительные названия. Он помнил каждую папку, и если постараться, смог бы воспроизвести в памяти даже суть отчетов. Но все документы были ему знакомы – ничего необычного.

Ворон перепроверил шкафы, но сменная форма в них лежала на своих местах, нижние полки занимали сапоги, что Лиона, что Бель; верхние – перевязи каких-то наград, которые оба никогда не надевали. На стене среди оружия тоже царил порядок.

На перекладине стула-жерди висело багряное платье – с утренней аудиенции. Там же валялись кринолин и корсаж, заменявший императрице корсет, уж его она на дух не переносила. Рубиновое ожерелье лежало комом на столе, рядом с черными перчатками и серебряными обручами для крыльев. Не хватало диадемы – но Изабель с ней не расставалась. Обуви – но уж Раун-то знал, что изящные туфельки стоят за императорским троном, а императрица надевает их лишь перед самым началом аудиенции, все остальное время проводя в сапогах. А если аудиенция вдруг переносится в другое место, то Изабель, фыркая, будто недовольная лошадь, все же шла в туфлях с самого начала.

Раун осекся и глянул на подоконник. Солнечные часы отсчитывали одиннадцать. Следовало поторопиться – к полудню служанка заберет брошенные вещи, чтобы постирать и заменить. Новое, лиловое, платье она отнесет в комнату возле зала совета, куда перекочуют и лиловые туфли, и украшения, кринолин, корсаж, белье, обручи, перчатки. Надо успеть до ее прихода, лишние слухи ни к чему.

На столе лежали свежие отчеты Охотниц и Ангелов. Почерканные, с заметками на полях, рядом лежал сургуч и крылатый штамп. Не нужно было даже читать, чтобы определить, что отчеты касались Нойко.

В углу стола на черном подносе стоял старый кофейник Лиона – все такой же черный, лаконичный и как будто излишне простой. Две черные чашки без ручек были пусты. Раун поднял крышечку и заглянул в кофейник – тоже пуст. Лион сегодня не приходил.