Текст книги "Дети Лепрозория (СИ)"

Автор книги: Ариса Вайа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Annotation

Цесаревич бросается в погоню за прошлым своей матери, уверенный, что лишь в нем найдет ответ, кем же он является на самом деле. Он даже не знает, что ложью является абсолютно все, что ему о известно о матери. Жрица ищет источник жизненной силы империи, боясь, что мир вот-вот рухнет. Простой мужчина, не обладающий совершенно ничем, кроме жалкой лачуги и старой кузницы, теряет свою единственную дочь и отрекается от всего, лишь бы найти ее, лишь бы спасти, пока не стало слишком поздно.

Дети Лепрозория

Пролог

#1. Жребий брошен

#2. Жив надеждой

#3. Со щитом иль на щите

#4. Диадема из детских душ

#5. Глупо спорить с судьбой,..

#6. .., ведь мы сами ее выбираем

#7. Имагинем Деи

#8. Кровь на небо вспенится

#9. Нити всех судеб

#10. Что будет после

#11. Всего лишь Ева

#12. Кубок черных воспоминаний

#13. Предложи лучшее или повинуйся

#14. Бесконечно смертная Ева

#15. Мираж или сон

#16. И позади фактотума сидит мрачная забота

#17. Все мы можем не всё

#18. Бремя воспоминаний

#19. Милосердия лживый елей

#20. Сказанного достаточно

#21. Знакомство и прощание

#22. Тебе и огню

#23. Маска срывается – суть остается

#24. Истина – дочь времени

#25. Та самая Люцифера

#26. Дом там, где...

#27. Выпит сомнений сок

#28. Ветер перемен

#29. Стрела щерится перьями синей птицы

#30. Само время открывает истину

#31. Человеку нужен человек

#32. Так я хочу. Так велю. Вместо довода будь моя воля

#33. Мы можем столько, сколько знаем

#34. Я слезы морю отдам на соль

#35. Тот, кто от слабости стал всемогущим

Эпилог

Дети Лепрозория

Пролог

Стоило полам шатра сомкнуться, как все утонуло в буйстве света и запахов. Солнечные лучи проникали через отверстие наверху и растворялись в лиловом свете кристальных ламп. Незнакомые, будто ненастоящие, запахи неприятно щекотали в носу. И полная тишина давила на уши.

– А кто это у нас такая хорошенькая девочка? – звонкий голос разлился елеем.

Она вздрогнула и запрокинула голову, посмотрев на него. Против света крылатая фигура была очерчена лиловым ореолом, но глаза быстро привыкли, и она смогла разглядеть лицо. Ласковая улыбка притягивала. Вот только голубые глаза смотрели равнодушно, устало. Опустошающе.

– Бэси, – прошептала девчушка в ответ и, косолапо поставив лапы, сгорбилась. Страх буквально придавил за плечи, сдерживаемые слезы готовы были политься соплями. Ангел успокаивающе погладил ее по плечу и, цепко схватив за руку, придвинул ближе. Белоснежное крыло укрыло пологом, спрятав от мамы, обеспокоенно перетаптывающейся у выхода из шатра.

– Бэси? – послышался из-за спины мужчины женский голос. Девочка из любопытства выглянула было, но ангел перехватил ее взгляд и улыбнулся. Глаза смотрели все так же – будто изо льда.

– Записывай «Берси», она из клана Медведя, их имена все начинаются на «Бер-», – бросил через плечо крылатый и, снова повернувшись к девочке, протянул руку. – Я прав?

Берси закивала и принялась неловко перебирать пальцами на лапах, поджимая их под стопу и вытягивая. Она не знала, что она должна делать. Отец говорил, что призыв Имагинем Деи – издевательство, пытка, он твердил, что белокрылые птички, ангелы, ее «уничтожат». Такого слова она не знала. Но мама, приводя утром сюда из схрона, обещала, что добрые ангелы проверят ее здоровье и помогут им. У-ни-что-жат?

– Хорошо, маленькая мишка, давай дружить? – ангел заправил прядь непослушных волос ей за ухо, присел на пол, подобрав белоснежный халат. Полы разошлись, а под ним на серой форме старые ржавые пятна крови плавно перетекали одно в другое. Мгновение, и ангел спрятал их за девственно чистой тканью. – Лапушка?

Берси сглотнула и, попятившись, уперлась голыми лопатками в крыло. Вдруг стало слишком холодно, застиранные панталончики встали колом, пол обжег ступни.

– Подойди, Берси, я только посмотрю, – он поманил рукой. А когда она замотала головой, вынул из кармана медовую конфету. – Давай договоримся. Я тебя осмотрю, а ты съешь конфеты. Идет?

Берси в два шага оказалась прямо перед его носом и настойчиво запустила пальцы в кулак, сжимающий конфету. Он не поддался, и она принялась разжимать пальцы двумя руками, пока до нее не дошло.

– Идет! – пробурчала она, насупившись.

И ладонь раскрылась.

Обертка полетела на пол, приторно сладкая конфета – в рот. Блаженство.

Теплые руки легли в ямочки за ушками.

– Открывай рот.

Берси, помедлив, спрятала конфету под язык и показала зубы.

– Прикус медвежий, язык и глотка человеческие, небо звериное. Зубы молочные, надо лечить, – равнодушно бросил ангел, и женщина за его спиной что-то записала.

Он рассматривал ее, вертел, как куклу, пока она жевала сладкую конфету и старалась не думать ни о чем. Конфеты не кончались – когда он замечал, что она перестала жевать, протягивал новую. А рассматривал, казалось, со всех сторон. Трогал, щупал, просил встать на цыпочки, наклониться, вытянуться, дышать полной грудью и не дышать совсем. Подать лапу, потерпеть, если щекотно. И каждое свое действие комментировал под запись.

– Сколько тебе лет, мишка? – он поймал ее за подбородок и заставил посмотреть в глаза. Равнодушные и спокойные. Вот только это спокойствие не умиротворяло.

Берси насилу разомкнула слипшиеся зубы:

– Шесть.

– Лепры нет. Есть недостаток роста, – бросил ангел через плечо. – Как давно ты последний раз ела?

Берси вжала голову в плечи и невольно покосилась на маму через крыло. Вопроса она не понимала. Но и маму не увидела тоже. Зато увидел крылатый, и даже сделал выводы.

– Недостаток веса вследствие продолжительного голода, – ангел цыкнул и снова обратился к медведице. – Когда был последний осмотр Имагинем Деи?

Протяжное мычание и громкий всхлип выдали ответ.

– Ты первый раз? – крылатый скривился и еще раз оглядел девчушку. Она молчала, не понимая, чего от нее хотят. – Это должен был быть шестой осмотр. Все дети на них ходят, ведь иначе они могут заболеть и умереть. Тебя кто-то не пускал, мишка? – он провел ладонью по ее грязным слипшимся волосам, коротко, но ровно отсеченным у плеч, как будто топором рубили. Даже их природный цвет было сложно различить, наверняка каштановый, но выяснить можно только хорошо помыв голову, желательно при этом избавиться и от вшей.

Девочка вжала голову в плечи и опасливо глянула исподлобья. Но на ладони перед самым носом снова оказалась медовая конфета.

– Папа говоит, что вы меня у-ни-что-ши-те, – доверчиво прошептала она, забирая лакомство и разворачивая прилипшую обертку. – Что вы тойко мучаете. А некотолых забилаете к себе, и они становятся вашими клоликами. Поэтому мы плятались в лесу.

Еще одна медовая конфетка оказалась в ладошке. И Берси, подумав, развернула вторую тоже и сунула обе за щеки.

– А как зовут твоего папу? – улыбка медленно расползалась по лицу ангела.

– Белингалт, – с набитым ртом отозвалась девочка.

Глухой стук за спиной сменился протяжным воем, полным ужаса.

– Заткнитесь, – холодно бросил медведице ангел и вернулся к девочке. – Мишка, твой отец очень плохо поступил. Ты могла серьезно болеть, и мы бы не успели тебя спасти.

– Я болею? – чавканье прервалось. Глаза тут же наполнились слезами.

Прошлой осенью лечили мерзкими отварами, заставляли пить горькие настои, а заедать можно было только засахаренной малиной, и та быстро кончилась. Только не болеть. Ни за что!

– Возможно. Но, может быть, лечить тебя не понадобится, дай я перепроверю, болеешь ты или нет, м? – ангел взял ее ладонь в свою и потянул еще ближе. – Будет немного больно, но ты же мишка, ты справишься, да?

Берси смело кивнула.

– Ставь лапу мне на колено, я только сделаю укольчик, это быстро, – он похлопал рукой по своей ноге, и Берси тут же уперла медвежью ступню в штаны. Ангел провел рукой по свалявшемуся шоколадному меху от кончиков пальцев до голени, прощупывая. Мгновения, и тончайшая игла провалилась в плоть над плюсной.

Ногу обожгло до бедра. Мех, будто объятый лишаем, начал осыпаться. Берси вскрикнула, едва не выплюнув конфету. А когда первая волна боли прошла, с трудом смогла устоять. Вдогонку тяжело и невыносимо отозвались кости и связки. Они шевелились под голой кожей, и до того больно, что не было сил даже кричать, Берси стояла лишь потому, что за плечо ее крепко держал крылатый.

– Записывай, форма обратима, – голос его, вдруг грубый, жесткий, взрезал туман в голове. Снова укол, который она едва ли почувствовала. Минуты ужаса, ударов сердца по вискам, по больным зубам. И все исчезло.

Берси осела на ледяной пол тряпичной куклой. Ее всю трясло, слезы градом катились по щекам, до мерзкого щекотно скапливаясь в ямочках. Абсолютно лысая звериная нога была обжигающе горячей на ощупь. У-ни-что-жат. Ей казалось, что она поняла, что значит это слово.

– Дай руку, Берси, – елейный голос раздался из тумана, словно эхо в пустой голове.

Она послушно протянула трясущуюся руку и, отчаянно борясь с закатывающимися глазами, попыталась разглядеть ангела. Он, укрыв от всего мира пологом из белоснежных крыльев, протирал вспухшие вены на ее запястье.

Новый укол показался сущей ерундой, но кожа растянулась, налилась лиловым и нестерпимо заныла. Берси потянула руку на себя – прижать к груди, утешить. Но ангел держал крепко, едва не выворачивая запястье. Тягучее тепло разлилось по венам, опутав лиловой сетью предплечье. Боль стихла. Исчезла. Лишь затем, чтобы вновь вернуться уже в спине и лопатках. У-ни-что-жат.

– Умница, мишка, – под нос сунули стакан молока, а когда она не смогла его взять, просто опрокинули, заставив выпить. С медом.

Теплый шерстяной плед коснулся плеч, ангел поставил ее на ноги, спешно укутал и, подняв на руки, замотал заледеневшие ступни. Прикосновений колючей материи Берси уже не ощущала. Боль прошла. Веки слипались, и мишка проваливалась в сон, отчаянно с ним борясь.

– Она подходит. Прощаться будете?

Едва слышное мычание. Мама. Плачет.

Резкий звон монет – мешочек с тенши ударился о землю.

– Здесь пять тысяч. Экземпляр хороший. Этого вам хватит до самой смерти.

Голос жесткий. Циничный. Равнодушный.

Берси с трудом открыла глаза. И встретилась взглядом с ангелом. Глаза – словно лед.

У-ни-что-жат.

#1. Жребий брошен

Горькие жестокие слова били без промаха. Разлетались осколками эха по императорской зале и кромсали, рвали сердце на куски.

– Ты мне не мать!

Ломающийся юношеский голос звенел в ушах.

– Ты врала мне все эти годы!

Сердце пропустило удар, сжалось мгновенно, легкие перехватило.

– Я ненавижу тебя!

Словно пощечина.

Обжигающая.

Отрезвляющая.

Изабель стиснула зубы до скрипа, высоко подхватила полы платья, в несколько широких шагов подошла к мальчишке и замахнулась. Нойко рефлекторно зажмурился.

– Я тебя не рожала, да. Но я тебя воспитала, – пощечина. – Я научила тебя летать, – оплеуха. – Я научила тебя читать и писать, – удар в нос, отточенный десятилетиями тренировок. Кровь осталась на ее белоснежных перчатках, прячущих мозоли, закапала на его рубашку. – Я спасала тебя от ночных кошмаров. Я сидела с тобой сутки напролет, лечила тебя, кормила с ложки, учила ходить, – еще одна пощечина, и кровь брызнула на ее темно-шоколадное платье. – Я вырастила тебя.

Рука застыла в замахе.

– Я люблю тебя, Нойко.

Он смотрел в упор. Под глазом начал наливаться лопнувший сосуд, нос хлюпал кровью на каждый выдох, разбитые губы стремительно опухали. Но взгляд небесно-голубых глаз из-под черных бровей был надменным, с издевкой. Он словно с самого начала разговора знал, что все так обернется.

– А я вас – нет, леди Изабель, – прошептал одними губами.

Новый удар смазал тихое язвительное окончание «Ваше Императорское Величество».

Она стояла перед ним, поджав дрожащие губы, и тяжело дышала. Рука безвольно повисла и только подергивалась от нервного потрясения. Дрожали и крылья, шурша перьями друг о друга. Сдалась?

Но нет, двери императорского зала распахнулись, впуская бескрылого генерала Алису и ее свиту ангелов. Они окружили цесаревича и остались ждать приказа. Один только щелчок пальцев, и повяжут. Но Изабель смотрела на него, не моргая. Диадема прятала вены на висках, утопала в светлых волосах, собранных в высокий хвост, белые перчатки стремительно превращались в розовые, грудь тяжело вздымалась в ненавистном парадном платье. А сапфировые глаза глядели с презрением и ужасом.

– Я знаю, кто моя мать, и я найду ее, – медленно проговорил он, вытирая губы тыльной стороной ладони. Но от этого они только сильнее разболелись. – Моя мама тебе не ровня, а ты за свою ложь еще поплатишься, – прошептал и, превозмогая дикую боль, улыбнулся.

– И кто же эта женщина? – прошипела Изабель сквозь зубы, прекрасно помня ответ. Ей хотелось лишь убедиться, что он все знает верно, а значит – она сможет потом его найти в любой момент.

– Люцифера.

Повисла гробовая тишина. Было слышно, как заелозил раздвоенный язык по губам генерала, как она тяжело выдохнула. Как жестами задала ей вопрос о том, как ей и ее крылатому отряду поступить – зашуршали манжеты рубашки по крючкам.

Изабель медлила, сжимая и разжимая кулаки. Собиралась с мыслями.

– Откуда ты… – шепотом начала она.

– Ох, не стоит себя утруждать, Ваше Величество, – перебил он. – Я прекрасно знаю из архивов, что во мне течет кровь Люциферы. Той самой ангелицы, что выиграла последнюю войну, той самой ангелицы, что обвела тебя вокруг пальца. Я знаю все, дорогая леди Изабель! – процедил он слова, с упоением наблюдая за меняющимся выражением ее лица. – А ты предала ее. Предала мою мать. И я тебя за это не прощу.

– Я не…

– Ты даже не сказала мне, кто она! – закричал он, не желая слушать оправданий. – Ты лгала мне все это время, и ты за это поплатишься.

Она пристально посмотрела ему в глаза, облизнула пересохшие губы, искоса глянула на генерала, собираясь отдать приказ.

– А я все равно сбегу, слышишь?!

Она ответила генералу на языке жестов, Нойко не разглядел, что. Только вынул из ножен меч и, круто развернувшись на пятках, приготовился отбиваться. Против всего элитного отряда шансов никаких, но неужели она думает, что он дастся легко?

Крылатые в серой форме, получив приказ генерала, расступились.

– Иди, – его подтолкнули в крылья. – Выход из замка сам найдешь, тебе шестнадцать лет, не маленький.

– Ага, а ты мне вдогонку отряд Охотниц пошлешь, да во главе с Кираной, да? – бросил он через плечо, но меч опустил. – И они убьют меня тайком, а ты всем скажешь, что я не смог выжить в лесу. Да?

– Уходи.

– И уйду. И найду Люциферу. Она точно не такая лживая дрянь, как ты, – прошипел он сквозь зубы, хлопнул четырьмя крыльями и царственной походкой прошел мимо ангелов.

– И вы уходите. Все вы, – прошептала императрица. Ангелы, как один, поклонились ей в пояс и чинным шагом покинули залу вслед за цесаревичем. Последней вышла генерал Алиса, понимающе кивнула, жестами передала, что придет по первому зову, и плотно закрыла двери.

Только когда ключ провернулся с той стороны, и в императорской зале не осталось больше ни души, Изабель осела на пол. Укрылась четырьмя крылами, как пологом, и со стоном выдохнула.

***

Ключ щелкнул снова, и дверь отворилась. Изабель встрепенулась, подняла одно крыло.

– Алиса сказала… – в проеме показался Лион. Заметив императрицу на полу, осторожно вошел, закрыл дверь на два оборота, и направился к ней. Шоколадного цвета императорская форма ему шла, меч на поясе в скромных ножнах покачивался от каждого шага, пара бурых ястребиных крыльев собрана была как по солдатскому уставу. И только седина в висках и залегшие на лбу морщины выдавали солидный возраст.

Изабель снова спряталась в пологе, и ему пришлось изрядно постараться, протискивая фляжку под ее белоснежную броню из четырех крыл.

– Пей, – бросил он, когда почувствовал, что она приняла утешительный подарок.

Щелкнула крышка. По залу тут же разлился терпкий запах кофе с пряностями и пятнадцатилетнего коньяка.

Спустя с десяток глотков верхние два крыла опустились, и он смог погладить ее по волосам. Среди русых прядей проглядывали редкие седые волоски, но их наверняка заметно прибавится в ближайшее время.

– Алиса мне рассказала, что произошло.

Она молча кивнула его словам и поднесла флягу к губам. Медленно отпила.

– Наш сын вернется, не переживай.

Замотала головой.

– Он узнает, что Люцифера мертва, и вернется к нам.

Ухмылка исказила прекрасное лицо Изабель.

– Но мы с тобой знаем правду, – ее всю затрясло то ли от смеха, то ли от плача. – А он не должен узнать, иначе все, что у меня есть, просто рухнет. А к этому я не готова.

Она качнула рукой, и жидкость во фляжке забила по стенкам.

– Что ты предлагаешь? – он с интересом посмотрел на нее, заправил прядь белокурых волос за ухо, коснулся горячей от спиртного шеи, тревожно заглянул в глаза.

– Позови главу Охотниц, Кирану. Одну. И оставь нас наедине, – она сделала большой глоток и вернула полупустую флягу Лиону.

– Как прикажешь, моя императрица.

***

Дверь кузницы распахнулась от толчка бедром, и в скромное помещение вплыла женщина в васильково-синем платье. Неуклюже запуталась медвежьими лапами и задорно засмеялась своей неловкости.

– Берингард, мишка, ну разве оно не замечательное? – заурчала она, пританцовывая на месте. Покружилась, показывая обновку со всех сторон. – Такое мягкое, такое приятное на ощупь, такой крой удачный, а цвет какой! Мне сказали, к глазам очень подходит!

Она подбежала к нему, заставила опустить на стол готовый заказ – тяжелую секиру – схватила за руки и потянула подальше от кузни. Закружила, даже не обратив внимание на то, что он по-медвежьи оттоптал ей все лапы, и попыталась крепко стиснуть в объятьях, но едва смогла обхватить.

– Ох, Бэри, я так люблю тебя, мой мужественный мишка! – урчала она, поглаживая его по щекам. – Ты у меня самый лучший, а я – у тебя! – почесала за медвежьими ушами, ласково потерлась щекой. – Бэри-Бэри-Бэри.

– Где Берси? – его отстраненный голос как будто взрезал ее радость.

– Мишка… – она забегала глазами по старой кузнице. За углом рабочее место, пышущее жаром аж сюда. В прихожей же стол с разложенными готовыми заказами для охотниц империи. Больше ничего – не любил он развешивать оружие по срубу. И прятаться совершенно негде.

– Где Берси? – повторил он, сжимая за спиной кулаки.

– Я вот тут подумала… – медведица опустила глаза, зашаркала лапой по полу, когтями цепляя стыки досок.

– Где Берси?! – он даже не повысил голос, но она отскочила от него к стене в мгновение ока.

– Мишка…

– Берта! – взревел он и, сняв тяжелые перчатки, бросил их по одной на пол. От каждого шлепка медведица подскакивала и еще сильнее вжималась в стену, вставая на цыпочки.

– Мишка, дорогой…

– Отвечай! Где моя дочь?! – он шагнул к ней, тяжело вздохнул, в глубине души уже зная ответ.

– Мишка, – Берта запнулась и, переведя дух, с трудом продолжила. – Рано или поздно нам пришлось бы ее отдать. Ты ведь прекрасно это понимал.

– Где Берси? – повторил он, отчаянно борясь с желанием сомкнуть пальцы на горле своей любимой жены.

– Ангелы забрали ее. Сегодня же призыв Имагинем Деи, ты же знаешь, – заикаясь, пробормотала она и выставила вперед ладони, защищаясь от него. Он никогда не бил, но сейчас ей казалось, что он сотрет ее в порошок голыми руками.

– Ты отдала нашу девочку этим уродам? – рычал он, нависнув над ней. – Они ведь мучали ее на твоих глазах! Как ты могла на это смотреть?!

Ей хотелось честно ответить, что нет, не могла, и что она жмурилась, закрывала уши руками весь прием Имагинем Деи, но язык не поворачивался.

– Я не просто ведь отдала, я… – она дрожащими руками задрала юбку, отвязала с обода кринолина кошель, который прятала от воров, и показала мужу. – Я вот…

– Про-да-ла, – севшим голосом закончил он за нее. – Дочь свою продала. Как скотину какую.

Он качал головой и пустым взглядом смотрел на увесистый кошель, доверху полный тенши.

– Мы богаты, Бэри! Богаты! Мы больше не будем страдать от лепры, – она протянула руку, желая коснуться его щеки, но он отстранился и тяжело мотнул косматой головой.

– Берта, ты продала свою дочь. Как вещь. Как…

– Да ты меня вообще слушаешь? – вскипела она и толкнула его рукой. Попыталась. Ей не удалось и на миллиметр его сдвинуть. – Ты что, думал до тринадцати лет ее в лесу в какой-то землянке прятать?! А если бы ее нашли? Ее бы забрали у нас! А меня бы вздернули за укрывательство! А тебя! Тебя!..

– Я бы не дал, – сухо ответил он, отступив на шаг.

– Ой, я тебя умоляю, – она махнула рукой. – Забрали бы, с ангелами шутки плохи. Хуже ангелов только их Охотницы, – трусливо дернула плечами. – Забрали бы, милый, забрали! А мы бы за это жизнями заплатили! Да и привязались бы.

– Я уже привязался, – отозвался он, сделав ударение на предпоследнем слове. – Она моя дочь.

– Я рожу тебе еще, упрямый ты осел! Все так делают! – вспылила она и замахнулась было для пощечины. Он перехватил ее руку. Дернул на себя, прижав к груди тыльной стороной ладони.

– Берта, от тебя мне уже ничего не нужно. Никого.

– Ну и отлично! Я ухожу от тебя! Ангелы и так знают, что это ты Берси скрывал, они мигом научат тебя, как жить! – она принялась стучать кулаком по его груди и тянуть вывернутую руку обратно. Но он сжимал запястье все сильнее.

– Ты мало того, что продала дочь, ты еще и меня предала, – он закрыл глаза и тяжело вздохнул. Глупая медведица. И кто его только дернул однажды жениться на красивой женщине. Он думал, глупая будет покорной, ласковой. А оказалась просто дурой.

– Отпусти меня! Узколобый ты медведь! – завопила она, ударив его по щеке. Берингард отпустил.

– Берси, – прошептал он и поплелся к шкафу. – Доченька.

Кожаный доспех и перевязи ножей глухо легли на стол. Черная шкура, удобные сапоги, одежка под защиту. Медведь повертел в руках любимый топор, но потом взгляд его упал на новую секиру. Вот пусть Берта сама объясняет заказчику, где его секира из ангельской стали. Если у нее еще останутся деньги – все потратит на платья, нет бы хоть лекарств от лепры купить. Дура.

– Эй, я с тобой говорю! – верещала она, пытаясь привлечь его внимание. Он даже не слушал.

Переоделся, вооружился, тяжело вздохнул и, повесив секиру в перевязь на спине, направился к выходу. Оттеснил Берту, горячо доказывающую ему, что он не найдет свою дочь, что его убьют, непременно перед смертью запытав до безумия.

Она бросилась ему в ноги и крепко ухватила у самой двери. Что-то прорыдала, тряся за штаны. Он даже не попытался разобрать слова – все, сказанное ею, превращалось в бессмысленный набор звуков.

– Ты мой муж! Меня-то ты не можешь бросить!?

Он с трудом снял черное гладкое кольцо с безымянного пальца и кинул его Берте.

– Уже не муж, дорогая.

#2. Жив надеждой

Кабинет императрицы на первый вдох пах весьма привычно, даже буднично. Чернилами, бумагой, воском для печатей, перечной мятой от тлеющей в уголке стола палочкой.

Но если открыть рот и вытащить язык, провести его раздвоенным кончиком по губам, то картина менялась, становясь ярче и болезненнее. Пахло кровью. Переатом, заживляющим раны. Конфитеором, лекарством от лепры. Мазями от ссадин, ушибов, растяжений.

Пряный запах самой императрицы въедался в губы, небо, щеки. Терпко пахло спиртом. Чуть кисловато, душно – не успевшими высохнуть перьями. Приторно и мерзко одновременно – лекарствами под тонкими бинтами на кулаках.

– Волнуешься? – усмешка Изабель отвлекла от запахов. Алиса спрятала синий язык и медленно кивнула. – И я волнуюсь.

Императрица дочитала документ, размашисто подписала, присыпала чернила мелким белоснежным песком и отложила в стопку готовых бумаг. Весенний призыв Имагинем Деи приносил с собой много хлопот. Но только сегодня в эти заботы Изабель окунулась с головой, найдя в них спасение собственных нервов. Бумаги вытесняли собой ее боль. Отчеты о числе набранных детей, длинные списки лекарств, необходимых для полного восстановления их здоровья, чуть менее короткие списки всех необходимых составляющих для самого проекта. Разрешения. Уведомления. Служебные записки. Прошения. Все для Имагинем Деи.

Выпускные экзамены закончились с месяц, и теперь молодые ангелы заступали на свои посты, и эти бумаги тоже требовали внимания. Самого пристального. Как и отчеты охотниц по числу новых отрядов и расформированных старых. О запасах продовольствия, обновлении арсенала. Путевые листы. Согласования.

Бессмысленные груды бумаги. Читай. Подписывай. Откладывай. И по кругу.

– Это что? Это твое? – Изабель подняла документ двумя пальцами и развернула генералу. – Давай предысторию.

– Меня беспокоит проблема побегов, – Алиса тяжело сглотнула. Императрица кивнула на стоящее чуть поодаль черное бархатное кресло, и ящерица села в него. – Сейчас могу отвечать только за ангелов, но когда я занимала пост главы Охотниц, там эта проблема тоже стояла очень остро.

– И ты принесла это прошение именно сейчас, когда…

– Простите, Ваше Императорское Величество, оно лежит у вас полторы недели. Я правда не знала, что так получится с Нойко, – Алиса зубами стянула перчатки с мигом вспотевших рук. Погладила тонкие чешуйки с тыльной стороны ладоней, высушивая их.

– Хорошо, – Изабель кивнула, повернула документ к себе и еще раз бегло пробежала глазами. – Ты, как бескрылый генерал ангелов, знаешь, почему так происходит? Или мне нужен кто-то с крыльями, кто для них более «свой»?

– Знаю, я их генерал, – кивнула Алиса и продолжила. – Нойко не одинок в своих терзаниях. Но у него хотя бы были вы с Лионом. Мать и отец, пусть и не родные по крови, – неловко облизнула губы, давая себе передышку на подбор правильных слов. – У детей Имагинем Деи нет никого, если им не посчастливилось получить четыре крыла. А большинство из них все же смутно, но помнит, что когда-то у них были матери и отцы, братья, сестры.

– И они хотят вернуться в семью, – закончила за нее императрица и принялась листать длинный список имен, званий и отрядов назначения. А список все не кончался. – Что происходит потом? И с беглыми ангелами, и с охотницами.

– Кто-то возвращается, и по уставу там долгая муторная процедура, но мы их принимаем, – генерал пожала плечами. – Кто-то прячется в своих округах. По правилам им грозит трибунал, но я не посылаю отряды на поимку таких дезертиров.

– И что мне с тобой делать за самоуправство? – Изабель тяжело выдохнула и откинулась на спинку кресла. – Пятнадцать лет ты нарушаешь закон касательно беглых ангелов. И еще лет десять нарушала закон по беглым охотницам. И ты бескрылая, так что совет будет не на твоей стороне. Ты понимаешь, чем это грозит? И если я правильно знаю характер Кираны, она поступает точно так же. Вы обе бескрылые, охотницы, «второй сорт».

Ее голос был спокоен и размерен, но всю тяжесть ситуации передавал лучше, чем если бы она кричала и грозилась отправить под трибунал их обеих.

– Я готова нести ответственность и приму соответствующее наказание, Ваше Императорское Величество, но я должна разобраться с этой проблемой. Мои подчиненные нуждаются в решении, а не моем покрывании их побегов. Думаю, ради своих Охотниц Кирана готова поступить так же, – Алиса стиснула кулаки до побелевших костяшек и с вызовом посмотрела в глаза императрице. И та посмотрела в ответ. Спокойно и задумчиво. Уверенно. И кулаки разжались сами собой.

– Я знаю про твою любовь отвечать за свои поступки в полной мере, – кивнула Изабель. – И знаю, что трибунал для беглых совет захочет оставить.

– Но тогда Нойко… – Алиса запнулась и растерянно высунула синий язык. Не нашла, что сказать, и спрятала обратно.

– На Нойко у меня другие планы.

***

– Стой, где стоишь! – безмолвный лес вздрогнул от неожиданного крика. Зашумел взметнувшимися птицами и снова замер, словно волк, готовящийся к прыжку.

Замерла и Кирана в пятидесяти метрах от попавшейся добычи.

– Я тебя вижу, я же не полный идиот, – Нойко встал с пня, прошел мимо сложенного костерка, отказывающегося разгораться в сырую мерзкую погоду, и остался стоять, уперев руки в бока. – Я не дам тебе меня убить.

Охотница недоуменно опустила глаза на перевязи метательных ножей на своих бедрах. Да с такого расстояния она ему оба уха отрежет, он и вскрикнуть не успеет.

– Если ты здесь, то твой отряд, должно быть, меня уже окружил. Хитро! – юноша медленно вынул меч из ножен и встал в стойку.

– Нойко, не дури. Ты прекрасно знаешь, что если бы я хотела тебя убить, ты был бы уже мертв, – Кирана опустила за спиной боевой посох. – И ты по тренировкам должен помнить, что заметить меня в лесу невозможно, пока я этого не захочу.

И впрямь, когда она переставала двигаться и говорить, ее темно-каштановая форма сливалась с деревьями и сгнившей под растаявшим снегом листвой. Короткие, на мужской манер подстриженные, темные волосы и загорелая кожа тоже работали на маскировку. Охотница дернула оленьим носом и смерила цесаревича разочарованным взглядом.

– Тогда что ты здесь делаешь? – он упер меч острием в землю и подозрительно выгнул бровь.

– Ищу тебя. Вот, нашла.

– Не прикидывайся. Ты входишь в число доверенных лиц моей… императрицы, – закончил он, сглотнув. – И именно тебя она отправляет убивать. Тебя и палача Алису, в прошлом такую же охотницу, как и ты. Эта Ящерица тоже здесь? – он огляделся, вдруг осознав, что про нее-то он напрочь забыл. Какое упущение!

Охотница сделала несколько шагов навстречу, но он снова перевел взгляд на нее и поднял меч, готовясь отразить атаку при случае.

– Нет, Кирана, ближе и не думай.

– Я хочу поговорить, Нойко, – она воткнула посох в землю и облокотила и спокойно подняла пустые руки.

– А по дороге ко мне ты боялась встретить отряд разбойников и медведя заодно? Поговорить она хотела – так я и поверил! – цинично бросил цесаревич и острием меча указал на охотницу. – На тебе ножей, как на манекене в арсенале – больше, чем полный комплект.

– Нойко, послушай…

– Хочешь говорить?! Давай. Снимай! – он махнул мечом и, снова воткнув его в землю, оперся о гарду.

Она вынула посох и демонстративно кинула перед собой. Под кивок стянула стальные наручи. Расстегнула ремешки обойм с метательными ножами и бросила их к посоху. Оба комплекта. Сняла с пояса нож.

– И?

– Нет-нет, дорогая Кирана. Все! Все снимай, я же знаю, что их больше, – фыркнул он и расправил затекшие крылья.

Она закатила глаза, из-за спины вытащила еще два клинка в спаренных ножнах. Один сняла с голенища.

– Дай помогу? В сапоге еще по одному, как обычно, – кивнул он.

Она вытащила еще два.

– Все? Теперь ты доволен? – выпрямилась и повела плечами, без оружия было непривычно. Но лишь первое время. – Я могу подойти и поговорить с тобой?

Нойко кивнул, Охотница переступила через кучу оружия и мягкой поступью направилась к нему. И была в ее движениях некая неловкость. Руки машинально водили по бедру, плечо чуть подрагивало. Она Остановилась прямо перед цесаревичем и медленно, будто нарочно, показывая безоружные руки, положила ладони ему на плечи.