Текст книги "Опричник"

Автор книги: Арина Теплова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Чудище помотало головой и, тут же, выпрямилось на своих мощных лапах, которые оканчивались огромными птичьими когтями. Аршина четыре в высоту, зловещая валькирия оскалила клыки и, вытянув правую лапу со смертоносными когтями вперед, грозно вскрикнула и вновь бросилась на него, хлопая крыльями.

Кроме ножа у Василия ничего не было, и он невольно выкинул свою руку с ножом вверх, пытаясь всадить холодное лезвие в чудовище, которое налетело на него. Ему это удалось, и он достиг ее тела, но, только, оцарапал кожу на ее мощном бедре. Она дико возопила и со всей силы ударила лапой по Василию, отшвырнув его на землю. На плече молодого человека образовалась глубокая кровавая рана. Он потряс головой, отражая, что нож выпал из его руки, а его правое плечо располосовано жуткими когтями крылатого существа. Она вновь готовилась к атаке, отпрыгнув от него на две дюжины шагов. И в тот момент, когда ужасная валькирия кинулась на него, безоружный Василий попытался отпрыгнуть в сторону. Но, чудовище – птица умело и живо поймала молодого человека за шею и начала душить его лапами – руками, приподняв его над землей и хлопая крыльями. Василий вцепился сильными руками в ее обросшие перьями лапы, с дьявольскими когтями, пытаясь освободиться и, чувствуя, что задыхается.

6.8

Мирон приблизился к мосту в тот момент, когда у камышей перед его глазами развернулась страшная картина. Некое крылатое существо в виде женщины с лапами – ногами поднявшись над водой, жестоко сжимало шею Василия, подняв его над водой. Мирон видел, как брат пытается сопротивляться крылатой бестии, которая была раза в два больше Сабурова, стараясь разжать ее жуткие лапы. Вмиг оценив ситуацию, Мирон вытянул из-за спины маленький топор и с разбегу метнул его в чудовище – птицу. Топор пришелся прямо по левой лапе – руке птицы, врезавшись в ее плоть. Птица – чудовище громко взвыла и разжала лапы. Василий бухнулся прямо в реку на мелководье, от силы удара потеряв сознание. Мирон был уже у воды. Отразив, что птица опустилась на землю и лапой вытянула из плеча его топорик и отшвырнула его в сторону, Мирон стремглав ухватил брата за ногу и мощным движением выкинул его из воды, бросив Василия на песок, видя, что он без сознания.

Валькирия вмиг бросилась на Мирона и он едва успел ударить острым лезвием длинного бердыша, который удерживал в сильных руках. Но, промахнулся, ибо жуткое чудовище, мгновенно поднялось вверх, размахивая белыми крыльями и перелетев через Сабурова, приземлилось на песок с другой стороны. Без промедления, вновь, зловеще оскалившись клыками, валькирия снова бросилась на него, острыми лапами целясь ему в голову. Мирон умело и со всей силы ударил бердышом ее по левой лапе – ноге. И жуткая птица, возопив от боли, отлетела от него, вновь приземлившись на песок. Она словно кошка встала на четыре лапы – ноги и, повернув голову, смотрела на свое окровавленное мощное бедро, по которому ударил ее только что Сабуров холодным оружием, и из которого хлестала кровь. Воспользовавшись заминкой крылатого чудища, Мирон стремглав подбежал к Василию и, приложив руку к шее брата удостоверился, что он жив и, только, без сознания.

Страшная валькирия, морщась от боли, вновь повернула голову в сторону молодого человека. Мирон уже двумя руками держал острый бердыш с большим лезвием в виде изогнутого топора и, заняв боевую позицию, стоял как вкопанный, ожидая нападения. Птица – чудовище подняла голову и завыла на луну. Ее пугающий вой похожий на боевой клич, заставил Мирона похолодеть от животного страха, который вполз в его грудь и на мгновение он позволил малодушию одержать над ним верх. Но, спустя миг, молодой человек собрался с духом. И в тот момент, когда валькирия, взвыв леденящим кровь победным рёвом, подлетела к нему, пытаясь сильными руками – лапами вонзиться ему в грудь, он нанес ей смертельный удар бердышом. И вдруг, невольно, заметил нечто яркое, мелькнувшее перед его взором. Его оружие оцарапало лишь бочину чудовища, ибо она вновь взлетела. А Сабуров резко обернувшись к ней, вперил взор в лапы – руки валькирии и разглядел на последнем корявом мизинце, покрытом светлой порослью, сверкающее кольцо со светлым яхонтом.

В мгновенную короткую передышку, в голове Мирона пронеслись все слова Людмилы и, он осознал, кто эта птица и что это за кольцо. Он вклинился взглядом в морду существа и отметил невероятное сходство валькирии c некой девицей. Ждана, а это была именно она, теперь, находилась в зверском обличии чудовища – птицы с красными глазами и, видимо, жаждала убить их с Василием. И сверкающее кольцо на ее правом мизинце – когте было лишь подтверждением того, что Ждана владеет некой темной магией, и кольцо это было явно от дивной Чаши.

Валькирия вновь накинулась на него, и Мирон умело отклонился и ударил бердышом по ее крылу, обрубив часть перьев. Валькирия опять ужасно взвыла и, резко развернувшись, опять полетела на него. Мирон отскочил к камышам и несколько раз рубанул по птице. Однако, она оказалась проворнее и ни один из ударов его бердыша, не достиг чудища.

Неожиданно молодой человек увидел некую тонкую фигурку, которая быстро спустилась к реке. Узнав Людмилу, Мирон побледнел, понимая, что зря она пришла сюда. Он невольно ощутил, как дикая бестия летит к нему и вновь рубанул ее холодным мощным оружием, целясь ей в крыло, чтобы она не могла летать. Обрубив почти половину ее крыла, Мирон отразил, как валькирия упала на землю и, тут же, вскочила на четыре лапы, словно кошка, оскалившись и зловеще завизжав.

– Кольцо на ее руке! Светится оно! – закричала, вдруг, Людмила, остановившись у края дороги и боясь пройти дальше.

– Вижу! – выкрикнул Мирон, отбив очередной удар когтей крылатой бестии.

Валькирия перелетела через него и, вдруг, устремилась к дороге, где стояла Людмила. Увидев приближающегося монстра, Людмила дико вскрикнула и бросилась прочь. Разъярившись, Мирон ринулся за нечистью и уже у дороги схватил четырехаршинного монстра сильной ладонью за длинный лысый хвост. Бросив бердыш на землю, Сабуров стремительно ухватился и второй рукой за хвост валькирии, рванув ее к себе и хрипло выпалил:

– Погоди бестия! Со мной еще не договорила!

Быстро сосредоточив недюженную силу в руках, Мирон, дернув чудище за хвост, отшвырнул ее обратно к реке. Окатив Людмилу яростным взором, он прорычал девушке:

– Пошла отсюда, дура! Сам разберусь!

Стремительно подняв бердыш, он кинулся к валькирии, которая упав, ударилась головой о землю и на миг потерялась. Когда она подняла голову, оскалившись, Мирон уже налетел на нее и, рассчитав нужный удар, рубанул по ее правой крупной руке – лапе. Три пальца с жуткими когтями, в том числе и с кольцом, отсеклись мощным лезвием его оружия и покатились по земле. Валькирия хрипло протяжно взвыла и взметнулась вверх, хлопая отрубленными крыльями. Через миг она рухнула на землю.

Мирон едва успел отскочить в сторону, чтобы чудовище не раздавило его, падая.

Птица – чудище замерла на земле и, в следующий миг, Мирон увидел, как она начала меняться прямо на его глазах. Отрубленные крылья и птичьи лапы стали как будто растворяться и, уже через некоторое время, из адской птицы образовалось другое тело. Небольшое и стройное. В изодранной рубашке с кровавыми ранами на руке и бедре, Ждана лежала неподвижно. Мирон округлившимися глазами следил за этими превращениями, стоя в пяти шагах от нее. Она вновь превратилась в хрупкую девушку. Сабуров не успел осознать все до конца, как девица с длинной светлой косой вдруг ожила и подняла голову. Мирон струхнул на миг, не понимая, как она могла с жуткой раной на бедре и без пальцев еще двигаться, а не орать от боли. Она устремила страшный красный взор на него, а потом на свои отрубленные пальцы, которые валялись поблизости.

Ее движение было предугадано Сабуровым. В тот миг, когда она кинулась, словно одержимая к пальцу с кольцом, Мирон стремительно наскочил на нее и схватил ее рукой за длинную белую косу с алой лентой на конце. Не давая ей дотянуться до перстня, он носком своего сапога сильнее отшвырнул ее отрубленный мизинец дальше, чтобы она не достала его, натягивая ее волосы и сильнее наматывая ее косу на руку. Она дико заорала, и Мирон поджал губы, понимая, что надо отпустить ее. Но он не мог.

В этот миг на него налетела Людмила и начала бить его по плечам.

– Оставь ее, Мирон, прошу! – закричала в истерике монахиня, которая, видимо, так и не ушла от реки.

– Отпустить? Она брата моего покалечила. Едва не удавила! – выплюнул Мирон, натягивая волосы Жданы, а та жутко кричала. Людмила пыталась отцепить обезумевшего Сабурова от покалеченной девицы.

– Прости! Прости ее! Ведь она всю семью свою потеряла! – не унималась монахиня.

– Удавлю гадину! – цедил Мирон.

– Несчастная она. Оставь ее! Ты даже не знаешь, каково это насильно под мужиками быть! – выпалила Людмила.

– Ты что ее так защищаешь? – зло процедил Мирон, но все же косу Жданы чуть опустил.

– Оттого, что она первая пострадала.

Не в силах сопротивляться истерике Людмилы, Мирон нехотя отпустил Ждану и она отползла от него в сторону. Она безумным взглядом смотрела на отрубленные пальцы своей руки и на перстень, лежащие на земле. Зажимая окровавленную без трех пальцев ладонь другой рукой, Ждана, сидя на земле, с опаской глядела на Мирона и, видимо, только ждала момент, когда вновь сможет кинуться к кольцу.

– Только попробуй и сразу голову тебе снесу! – выпалил Мирон хрипло, устремив на нее угрожающий взор. – Отдашь кольцо, ведьма, тогда оставлю тебе жизнь.

– Кольцо матушкой моей мне завещано. Не отдам! – проскрежетала непокорно Ждана низким  голосом, тряхнув светлыми волосами и исказив в гримасе лицо.

– Я и спрашивать не буду! – вымолвил Мирон, чувствуя, что противостояние с этой страшной светловолосой девицей слишком затянулось. Он стремглав сделал три шага к обрубкам пальцев и, наклонившись, схватил один из них. Освободив кольцо от плоти, он зажал драгоценность в руке. – Все бестия. Кольца тебе не видать. – Сабуров отошел от Жданы и, раскрыв ладонь, стал рассматривать окровавленное кольцо. Размер голубого яхонта, сияющего в серебряной оправе кольца, был точь-в-точь, как требовалось для одного из углублений на ножке Чаши. Размером в четверть куриного яйца, самоцвет переливался матовым светом и явно был не простой побрякушкой.

– Забирай кольцо, пес поганый, – процедила Ждана. – Всех бы вас мужиков – иродов извела!

– Поняли мы все, – глухо ответил ей Мирон, рассматривая кольцо и даже не смотря на нее.

– Надеюсь, Темный Повелитель не проклянет меня за то, что отдала его… – тихо прохрипела как будто сама себе Ждана.

– Темный Повелитель? – обернулся к ней Сабуров, услышав ее последние слова.

Быстро поджав губы, Ждана бросила на него убийственный взор и отвернулась, явно более не собираясь с ним говорить.

К ним приблизился Василий, который только что пришел в себя и еще тряс гудящей головой.

– Ты как брат? – спросил участливо Мирон, напряженно смотря на брата.

– Да ничего, вроде, – произнес Василий. – Ждана! – с ужасом выпалил старший Сабуров, увидев кровоточивые глубокие раны белокурой девушки, полусидящей на земле. Он устремился к ней. – Что с Вами? Да Вы вся в крови! – Ждана зло посмотрела на молодого человека, который склонился над нею и Василий перевел взор на Мирона. – Что произошло?

– У своей разлюбезной дома спросишь, охотник за кувшинками, – съязвил Мирон, пряча кольцо за пазуху в потайной карман.

– Я помогу Вам, – кивнул Василий, морщась от боли в рассеченном когтями птицы плече, из которого вытекала свежая кровь. Он легко поднял на руки почти невесомую Ждану. Мирон хмуро посмотрел на брата и вымолвил:

– Вот и неси свою зазнобу до дому. Там и расскажу, что было.

6.9

– Хорошо, кольцо мы у нее забрали, более она не сможет никого убивать, – произнес тихо Мирон, который шел рядом с Людмилой впереди Василия и Жданы.

– Несчастная она, – пролепетала монахиня.

– Прекрати защищать ее! – не выдержал Мирон.

– Не прекращу, – непокорно сказала Людмила, поднимая длинный подрясник выше, чтобы он не мешал ей идти. – Ты ведь не знаешь, каково это насилию подвергаться. И на ее глазах убили всех ее родных. Не зря она валькирией стала.

– Хватит, – отрезал Мирон, сверкая на нее серыми очами. – Не хочу даже думать о том. Не трону я ее больше. Пусть живет.

– Вот благодарю тебя, Мирон, – ответила девушка. – А камень этот, видимо, волшебный. Как одевала она кольцо то это, превращалась в валькирию.

– Я уж скумекал о том, – кивнул он и, обратив на нее острый взор, добавил. – Монашка ты, а смирения в тебе вообще нет. Только и споришь со мной уже битый час.

На это заявление молодого человека Людмила промолчала. Некоторое время они шли молча и уже, когда показался двор тетки Марьи, Мирон, вдруг, тихо вымолвил:

– Прости меня, обозвал тебя.

– Я и не в обиде на тебя Мирон, – улыбнулась ему девушка, вспоминая тот зловещий миг, когда валькирия Ждана полетела к ней с оскаленными клыками.

– Просто боялся, что покалечит эта бестия тебя. Когти то, у нее вон какие.

– Понимаю я все. За меня опасался.

– Верно, – кивнул он. – Вон у Василия рана на плече, жуть какая.

Едва они вернулись в свою избу, Мирон достал из серебряного оклада кольца голубой яхонт и, приложив его к каждому из углублений Чаши, нашел подходящее место по форме. Драгоценный камень был чуть вытянут и искривлен вбок и, оттого, одно из отверстий превосходно подошло для него. Людмила и Василий следили за его действиями. Когда же Чаша замерцала радугой в руках Мирона и он испуганно поставил ее на дубовый стол, все трое опешившими глазами смотрели за этими превращениями. Древний самоцвет словно прирос к своей вмятине, а с боков отверстия вылезли небольшие серебряные лепестки, которые надежно укрепили голубой яхонт в Чаше. Когда Чаша перестала мерцать, Мирон глухо выдохнул, а Людмила так и стояла замерев, сцепив тонкие руки на груди.

– Вот чудо, так уж чудо, – вымолвил Василий с благоговением.

Вновь убрав Чашу в заплечный мешок, Мирон довольно улыбнулся и сказал:

– Наверное, спать надо лечь. А то, уж светает.

К юродивой Ждане еще рано поутру позвали местного знахаря, который обработал ее раны и перевязал ее покалеченную руку. Знахарь заявил, что Ждана поправится, только останется без трех пальцев на руке.

История про жуткую валькирию, которая убивала мужиков у реки, совсем не понравилась тетке Марье и она, лишь, зло зыркая на молодых людей, сказала, что они сотворили с ее племянницей нечто непотребное и прогнала их в тот же день со двора.

Перед отъездом, Людмила зашла к Ждане, которая лежала в кровати.

– Поправляйся, сестрица, – вымолвила Людмила, ощущая участие к судьбе Жданы, хотя она не была ей родной сестрой. – Не тронет тебя больше Сабуров.

– Теперь, без кольца заветного, матушкой завещанного, не стать мне крылатой, – с сожалением произнесла тихо Ждана, всматриваясь в яркие зеленые очи монахини. – Только, ведь, кольцо надевала и становилась такой, какой хочу. Словно яхонт этот самоцветный мое желание исполнял.

– Но, ты совершила много зла, – произнесла Людмила. – Теперь, тебе надо жить по-новому. И попытаться хотя бы немного полюбить людей.

– Не смогу я, сестрица.

– Сможешь, если захочешь.

– Возможно. И тебе обресть то, что ищешь, – сказала печально Ждана.

– Вот и спасибо на том…

Выйдя к лошадям, которые послушно ожидали их во дворе тетки Марьи, Мирон подошел к Людмиле и помог ей взобраться в седло. Похлопав по крупу светлую кобылу девушки, он обращаясь к Людмиле, как-то по-доброму сказал:

– Ну что, милая, поедем следующую нечисть искать?

– Наверное, Мирон. Только, не милая я, – ответила монахиня.

– Отчего же? Ты на мою покойную сестрицу Олюшку больно похожа. Она такая же бойкая, да пригожая была. Убили ее нехристи, а ей бы, теперь, столько же годков исполнилось, как и тебе.

– Да, и впрямь похожа нравом, – улыбнулся Василий.

– Я ж к тебе, как к сестрице обратился, не более, – сказал твердо Мирон. – А ты невесть что подумала?

На эти слова брата Василий беззлобно рассмеялся, а Мирон тоже оскалился. Усаживаясь удобнее в седло. Людмила подозрительно взглянула на Сабуровых и отвернулась, понукая ногами свою кобылу, устремившись со двора.

Глава VII. Купала

Нижегородская земля,

близ села Зарубино,

1572 год, 14 июня

Вторые сутки подряд, Сабуровы и Людмила прочесывали лес вокруг Нижнего Новгорода. Они знали от местных, что где-то в лесной чаще есть заповедное озеро. Но, люди никогда не видели его и только по слухам знали, что оно очень хорошо спрятано от посторонних глаз. Именно про это озеро говорилось в следующей разгаданной монахиней песне из книжки колдуна.

Звезды зажглись на небосводе, а полная блеклая луна поднялась на сумеречное ясное небо, когда Сабуровы решили остановиться на ночлег. Как и предыдущую ночь, разбив место для привала на маленькой сухой поляне, которую едва нашли в густой чаще, молодые люди развели небольшой костер.

– И где ж, это проклятое озеро искать то? – спросил Василий устало, подогревая корку хлеба, нанизанную на длинную палку, над огнем. Они сидели вокруг костра и доедали запасы съестного, которые взяли из деревни еще три дня назад. Он обернул лицо к девушке, доедающей сладкую небольшую репу и попросил. – Людмила, будь добра, сестренка, скажи еще, как говорятся те слова? Может не так мы, чего поняли?

Девушка, сидящая напротив него, через пылающий костер, невольно вздрогнула после слов молодого человека и перевела печальный взор с луны на Василия.

– Да все верно, – буркнул Мирон, поворачивая над костром палку с болотными лягушками, чтобы не подгорели. – И нижегородские сказали, что есть это озеро заповедное, только увидеть его не каждый сподобится.

– Ты слышишь, Людмила? – повторил Василий. – Снова-то скажи те слова.

Она кивнула и, не задумываясь, произнесла:

Заповедное озеро в сверкающей чаще той есть.

Юных девиц и парней в лесу в Ярило не счесть.

И папоротник древний колдунья лихая дает.

А в Новгороде Нижнем годами страданье идет.

– Ты уже без книжки все помнишь? – улыбнулся ей Мирон.

– Да. Вы ведь меня уже замучили с этими словами, – ответила монахиня.

– Прости, – сказал Василий.

– И где оно озеро то это? – поморщившись, сказал Василий. – И чаща лесная совсем не сверкает нигде. Мы уже все окрестности вокруг Нижнего этого Новгорода на три раза прочесали.

– Не знаю, брат, – мрачно ответил Мирон. – Знал бы, сказал. Давай, Людмила, свой лопух. Первая твоя.

Девушка протянула уже приготовленный лист лопуха и Мирон, обжигая пальцы, стянул с палки запеченную на огне лягушку и положил ее на круглый зеленый лист.

Было уже совсем темно, когда молодые люди, затушив костер, улеглись на свои сделанные из сухого хвороста и хвои ложа, которые не пропускали холод от земли. Завернувшись в плащи, Сабуровы уставшие, после многочасового петляния по лесу на лошадях, быстро уснули. Серый и лошади тоже задремали и было совсем тихо.

Недвижимо, девушка лежала на спине и, уставившись на полный диск луны, ощущала, что нужное время уже приближается. Небо было безоблачным, а ночь безветренной и теплой. Лесная чаща почти не шумела и птицы уснули в гнездах. Ночные сверчки убаюкивали ее и Людмилу начал морить сон. Она чуть прикрыла веки, зная, что спать нельзя. Мирон и Василий уже громко храпели, растянувшись на хворостяной хвойной подстилке, а костер почти потух.

Вдруг слух девушки отразил едва слышимое жужжание. Она резко распахнула глаза и напрягла слух. Уже через миг, Людмила проворно села на своей подстилке и откинула плащ. Жужжание нарастало и девушка поняла, что пора. Пробежав быстрым цепким взглядом по безмятежно спящим лицам молодых людей и морде Серого, она проворно и бесшумно стянула с себя сапоги и штаны. Резким движением, сняв со своей головы черный апостольник, она тряхнула своей темной длиной и густой косой. Она осталась в одном подряснике и нижней короткой рубахе под ним.

Босая, тихо ступая, девушка в темном подряснике устремилась прочь с поляны. Она шла в самую гущу деревьев, чуть оглядываясь и боясь, что Сабуровы или собака проснутся. Но, они крепко спали. Уже спустя некоторое время, Людмила увидела впереди, среди зарослей елей, некие сверкающие всплески, которые то появлялись, то исчезали среди густой растительности. Она ринулась прямо в чащу, осознавая, что нужный час пришел…

7.2

Проснулся Мирон резко от странного предчувствия. Уже светало и третьи петухи пропели свою песню. Он сел на своей подстилке и огляделся. Его взор отразил пустое ложе монахини и Сабуров напрягся. Он вмиг решил, что девушка ушла в лес справить нужду. И почти четверть часа, он терпеливо ждал, напряженно всматриваясь в заросли деревьев, и ожидая, что вот-вот появится ее тонкий силуэт в черном одеянии. Но, ее все не было. Спустя еще четверть часа, Мирон поднялся и устремился прочесывать ближайшие деревья и кустарники, тихо, чтобы не разбудить Василия и Серого, окликивая девушку по имени. Однако, в ответ никто не отзывался. Спустя полчаса, Мирон вернулся на поляну с неприятными предчувствиями и, толкнув брата за плечо, выпалил:

– Вставай. Людмилы нигде нет. Уже битый час ее ищу.

– Что? – напряженно спросил Василий, открывая глаза и вмиг садясь на подстилке.

Сабуровы разделились и направились в чащу, то и дело, выкрикивая имя монахини. Рассвет едва занимался, и братья пошли в разных направлениях.

Прошло уже два часа, как они искали Людмилу. Но, ее нигде не было, и она не отзывалась на их крики. Пес Серый, бегущий рядом с Мироном, поначалу лихо шел по следам девушки, но в какой–то момент потерял ее след. И крутясь на одном месте, жалостливо заскулил, словно извиняясь перед молодым человеком за то, что не может отыскать следы девушки дальше.

Теперь, каждый миг казался Мирону жутким. Не понимая, что произошло ночью и куда исчезла монахиня, он нагнетал в своих сумрачных мыслях невесть что. Уже не понимая, где искать девушку, молодой человек шел не разбирая дороги, невольно оборачиваясь и, то и дело, выкрикивая ее имя. В его голову лезли страшные думы о том, что ее утащили лешие или анцибалы – болотные черти, и растерзали ее. А она даже не успела вскрикнуть, ибо была так беззащитна и легка. А нечисть, наверняка, зажала ей рот рукой, когда утаскивала ее с поляны.

И во всем этом происшествии Мирон винил именно себя. Ибо он, как тупой боров заснул крепким сном и совсем не углядел за девушкой, которую обещал оберегать. Эта рассветная чаща и громкие крики птиц казались ему зловещими, и с каждым мигом Сабуров ощущал, как на его душе становится до ужаса страшно, оттого, что они не найдут Людмилу и она не поможет им разгадать книжку колдуна. Но, более всего, в этот момент, Мирон страдал и жалел о том, что невинной девушки, убитой нечистью, более нет на этом свете. И, именно, он позволил осуществиться этому несчастью и, теперь, видимо его совесть и душа по убиенной монахине никогда не найдут себе покоя.

И, вдруг, он увидел ее. Она сидела в зарослях травы, прислонившись спиной к толстому стволу сосны. С согнутыми коленями и босыми ногами, с распущенной темной косой, она казалась недвижимой и какой-то заморенной. Голова ее также опиралась на ствол дерева, а ее глаза были прикрыты и она не двигалась.

Со всех ног, запинаясь о траву и коренья, Мирон бросился к Людмиле и уже через миг склонился над нею. Она была жива, ибо через ее приоткрытый рот с сухими, обкусанными до крови губами, вырывалось едва заметное дыхание. Ее закрытые веки чуть подрагивали и она словно дремала. Он отметил ее окровавленные обнаженные ступни и голени, которые она, видимо, сбила о древесные коряги, и которые едва прикрывал темный подрясник. Ее руки недвижимые, устало обвисли вдоль тела. Серый, тоже был рядом и начал лизать лицо девушки.

– Людушка! – выдохнул над нею молодой человек, отражая, что ее бледное прелестное лицо все в пыли и грязи.

Она распахнула глаза и Мирон увидел ее потухшие изумрудные очи, уставшие с красными прожилками. Она не ответила ему и уставилась на него каким-то обреченным и безразличным взглядом.

– Ты где была? Зачем ты ушла? Тебя лешие утащили? – выпалил он на одном дыхании, присев на корточки и рассматривая и ощупывая ее лицо и тело. Ран на ней вроде не было, но она вела себя как-то странно, заторможенно и тихо.

– Все хорошо, – пролепетала она хрипло монотонным голосом и чуть приподняла тяжелую голову. Ее силы были на исходе и она едва могла говорить.

– Что случилось, Людушка? – нетерпеливо и ласково лепетал Мирон над нею, ничего не понимая.

– Не лешие это, – тихо ответила девушка и вновь уронила голову назад, опершись о дерево и промямлила. – Мне очень плохо, надо поспать…

Она прикрыла глаза на миг, словно потеряв сознание. Похолодев, Мирон быстро и легко поднял девушку на руки и выпрямился. Он устремился с нею прочь из этой жуткой мрачной чащи. Когда он достиг их привала, Людмила так и не пришла в себя. Мирон осторожно положил ее на подстилку и отметил, что она крепко спит. Заботливо прикрыв ее плащом, он долго всматривался в ее неподвижное лицо с распущенными темными волосами, думая о том, что сон, наверное, сейчас для девушки это лучшее лекарство, ибо во время него восстанавливались жизненные силы существа.

Мирон громко три раза прокричал куликом, напевом напоминающим крик птицы – кулика, чтобы позвать обратно Василия. В ответ никто не отозвался и Мирон понял, что Василий слишком далеко и не слышит. Он обернулся к Серому и велел ему найти и привести брата. Пес понятливо гавкнул и побежал по следу.

Когда Людмила проснулась, она увидела, как Василий мешает палкой что-то в небольшом котелке. Заметив, как девушка заворочалась, Василий тут же устремил на нее пытливый взор и, улыбнувшись, сказал:

– Как ты, сестренка, выспалась?

Действительно, чувствуя себя гораздо лучше, ибо ее тело уже не ломило от жуткой боли, Людмила печально улыбнулась ему и приподнялась на руках.

– Да, вполне, – кивнула она.

Людмила отмечала, что с каждым днем Мирон и Василий, ведут себя с ней более по-доброму и даже по-родному. Она понимала, что они относятся к ней, как к сестре не более того, ибо она была монахиней и явно не могла восприниматься молодыми людьми, как нареченная суженая, ибо она уже была Христовой невестой. Людмила была этому только рада и знала, что ни один из молодых людей даже не посягнет на ее невинность, ибо за эти три недели, которые они находились бок о бок, они вели себя почтительно. Даже взором не намекая на то, что она, как девушка интересна им. Правда, иногда Сабуровы останавливали подолгу на ней свой взор, словно изучая. Но не более. Ни действиями, ни намеками, ни поведением они не переходили грань братской заботы и уважения к девушке. И, теперь, Василий смотрел на нее добрыми участливыми глазами, и Людмила отметила тепло и жалость его взора, которое он дарил ей, как если бы она действительно была ему сестрой. Она искренне улыбнулась ему в ответ и огляделась.

– А Мирон? – спросила она тихо, не видя его на поляне.

– На охоту пошел, – пояснил Василий. – Обещал тетерева подстрелить на обед, чтобы суп из него наваристый сготовить. А я пока травяной берестяной чай наварил. Будешь пить? Он сразу тебя на ноги поднимет.

– Да, Василий, буду, – вновь улыбнулась девушка.

– Что же было с тобой ночью-то? – спросил Василий.

– Плохо мне было ночью, – вымолвила, морщась, Людмила. – Рвало меня сильно. Боялась разбудить вас. Да и ушла подальше в чащу, а потом заблудилась.

– Видимо с лягушек, – догадался Василий. – Хорошо, что нашел тебя Мирон. И сейчас, вон ты уже румяная…

7.3

Младший Сабуров вернулся спустя два часа, действительно принеся на плече убитого меткой стрелой, тетерева. Девушка уже совсем пришла в себя и хотела взять убитую птицу, чтобы ощипать, но Василий не позволил ей этого, заметив, что сделает все сам. А она должна больше отдыхать.

– Ты вся грязная, Людмила, – заметил Мирон ласково. – Поехали к реке, пока суп варится, искупаешься.

Опешив от его заботы, девушка тут же согласилась, ибо парилась в бане только пять дней назад. Трехдневная дорога до Нижнего Новгорода, а затем двухдневные скитания по лесу и ночные приключения, сделали ее грязной и пыльной. Уже через полчаса, Мирон и Людмила достигли тихой заводи низины Оки, которая протекала неподалеку от места, где они были. Здесь в лесной глуши не было ни души и, оставив лошадей чуть поодаль, молодые люди спустились к воде.

– Иди вон туда в заросли, я постерегу тебя, – кивнул Мирон.

Послушно Людмила устремилась в камышовые заросли, и едва войдя, быстро скинула с себя пыльную одежду, оставшись в одной короткой рубахе. Распустив косу, она вошла в воду. С удовольствием окунаясь в теплую воду, она ощущала, как вода ласкает ее тело. Чуть отплыв от берега, она увидела, что Мирон стоит на берегу, повернувшись к ней широкой спиной, как и обещал, не смущая ее. Уже через миг она вернулась на берег и, взяла мешочек с мыльным корнем. Достав корневища, она потерла их в руках и начала намыливать волосы. Вода в реке была прохладная, и Людмила отметила, что корень мылится так же пенисто, как и в бане. Она умело вымыла и прополоскала длинные темные локоны, которые достигали ее бедер. Потом задрав рубашку, она намылила корнем свое тело и лицо, и окунулась в воду, смывая все. Мирон терпеливо ждал ее. Он был таким правильным и совестливым, что ни разу за все время не повернулся в ее сторону и, словно истукан, замерев на берегу реки, стоял к ней спиной. Его скромность позабавила Людмилу и у нее возникло желание его подразнить. Она одернула короткую рубаху и зашла в камыши. И, вдруг, дико закричала:

– Помогите! Помог.., – и, как будто не договорив последние слова, замолкла.

Уже через миг Мирон был рядом. Он ворвался в заросли камышей, словно одержимый с обнаженным палашом и увидел безмятежно плавающую в воде Людмилу. Она лежала на поверхности воды в короткой мокрой рубашке и как-то уж слишком сладко улыбалась. Мирон остановился как вкопанный, врезавшись в воду по колено, отражая, что девушке никто не угрожает и она спокойно плавает.

– Что, испужался? – игриво улыбаясь, пролепетала Людмила.

Несколько раз моргнув, он опустил свой палаш, осознавая, что с девушкой все в порядке. Нахмурившись и только спустя миг, видимо придя в себя от тревоги и созерцая ее белые стройные  ноги, которые были видны на поверхности  воды и ее тело в рубашке, Сабуров глухо выдохнул:

– Смешно тебе?

– Да, – кивнула Людмила. – Видел бы ты свое лицо теперь!

Она легко рассмеялась, довольная своей выходкой, но через миг смолкла, ибо увидела, как лицо молодого человека начало стремительно меняться и уже через миг превратилось в хмурое и жесткое.