Текст книги "Пылающий храм (СИ)"

Автор книги: Аргентина Танго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– И теперь ищу девственницу для жертвоприношения, – сказал джентльмен, явно насмехаясь. – Правда, они должны быть белокурыми, а не сообразительными.

– Вы не ответили!

– Вам бы работать в полиции, – джентльмен, склонив голову набок, рассматривал Маргарет со смесью интереса и удивления, так пристально, словно пытался разглядеть ее мысли сквозь череп. Девушка поежилась. А вдруг и впрямь разглядывает?

– Я приманил ифрита к дому, – вдруг сказал он, когда Маргарет уже и не ожидала ответа. Она подскочила в кресле:

– Зачем?!

– Чтобы облегчить им жизнь, – джентльмен взял трость. – Так они наконец его увидели.

– Кто они?

– Три вопроса, – он перевернул лист бумаги и на обороте быстро, одним движением, нарисовал какой–то символ. – Советую повторить на всех дверях и окнах. Колдун не оставит вас в покое. Этот герон его отвадит.

Мисс Шеридан взяла рисунок. Он был похож на трехлепестковый цветок вроде орхидеи.

– Вы не спросили, как я вошел, – тоном экзаменатора вдруг заявил джентльмен.

– Ничего, я увижу, как вы выйдете.

Бровь снова поднялась, и Маргарет пожалела, что до пресс–папье не дотянуться. Они беседовали только второй раз, а девушка уже точно знала, какая из его привычек доводит ее до белого каления.

– Самоуверенно, – отметил джентльмен. – И мое имя вас тоже не интересует?

– Как будто вы мне его скажете, – буркнула мисс Шеридан. Джентльмен окинул ее таким заинтересованным взглядом, что она густо покраснела. Он остановился перед высоким зеркалом (которое должно было рассеивать по зимнему саду солнечные лучи, а на деле только притягивало пыль). Маргарет разобрала, что он что–то бормочет под нос, и подалась вперед; джентльмен вдруг шагнул в зеркало и исчез. Мисс Шеридан с возмущенным криком вылетела из кресла и бросилась к зеркалу. На полу перед ним белел прямоугольник визитки. Маргарет схватила ее и в бессильном негодовании закусила губу – на ней не было ни слова.

Глава 6

– Первый труп был обнаружен шестого февраля пятьдесят шестого, на свалке в Хилкарне. Здесь, – Натан постучал пальцем по карте около красной булавки. – Это один из южных кварталов, хотя до церкви Святой Елены далековато. Пешком – минут сорок, если через дворы срезать.

Церковь была обозначена большой белой булавкой, места, где нашли три тела – красными, дома, в которых жили дети – зелеными.

– Френсиса ван Холдена нашли мусорщики около шести утра. Ему было девять лет. Его отец – Вильгельм ван Холден, врач. О пропаже сына он сообщил после четырех часов, пятого февраля, когда гувернер мальчика наконец сознался, что потерял ребенка в Парке Свободы во время прогулки. Здесь.

– Далековато, – заметил Лонгсдейл. – И от церкви, и от свалки.

Пес, задрав морду, изучал карту.

– Он похищал мальчиков лет девяти–двенадцати, все – из хороших семей, из совершенно разных кварталов. У нас есть только три тела, все найдены в Хилкарне.

Бреннон толкнул к консультанту отчеты о вскрытии. Он пролистал первый отчет до заключения о причине смерти.

– Вскрытие проводил мистер Кеннеди.

– А кто ж еще…

– Почему он не вскрыл череп?

– Посмотрите в отчет глазами, – раздраженно ответил Бреннон, по памяти втыкая в карту синие булавки туда, где детей видели в последний раз. – Причина смерти – удушение. На шее остался отпечаток правой руки. При чем тут череп?

– Если использовали магию, то в мозге ребенка могли остаться микрокровоизлияния из–за грубого воздействия, но теперь мы этого уже не узнаем.

– Уж извините, восемь лет назад нас, темных, некому было просветить, – буркнул Бреннон. – Лапа!

Пес невозмутимо уткнулся носом в разложенную на столе одежду Френсиса ван Холдена.

– Если вы нашли только три тела, то откуда знаете, что еще одиннадцать детей были убиты тем же человеком?

– Оттуда, – процедил Натан, – что этого выродка видели около каждого пропавшего ребенка.

Пес поднял морду от одежды и недоверчиво уставился на комиссара. Бреннон взял пухлую пачку исписанных листков и хлопнул ее перед носом консультанта.

– Целый табун свидетелей видел этого человека, и ни один не смог описать его лицо. Все, что мы имеем – это мужчина ростом около пяти с половиной футов, с седыми волосами, одет всегда в черное. При нем была черная трость и серебряные часы на цепочке. Я сам пытался выбить из них хоть слово… – Натан устало провел рукой по волосам. – Они правда не помнили.

– И это все? – недоверчиво спросил Лонгсдейл, перебирая листы в пачке.

– Это все. Одежду, трость, часы – свидетели описывали все, кроме лица, – Натан присел на стол. – И теперь я думаю, что здесь не обошлось без колдовства.

– Вполне вероятно…

– Вероятно? Я уже полтора месяца наблюдаю одного такого типа. У вашего дворецкого чертовски незапоминающееся лицо. Я до сих пор не помню, как он выглядит.

Пес громко засопел.

– Я не говорю, что это сделал ваш Рейден. Но я теперь знаю, что такое в принципе возможно. А?

Консультант не ответил. Он разложил перед собой три отчета о вскрытии и принялся читать, начав с первой страницы, все три одновременно. Натан подождал, помолчал и принялся развешивать на стене около карты портреты детей.

– Мы так и не поняли, почему он остановился. Семнадцатого ноября пропал последний ребенок, и это прекратилось. Мы несколько лет переписывались с полицией соседних округов, думали, что он переехал, провели несколько совместных расследований по ряду подозрительных случаев. Но ничего подобного я больше не встречал. А вы?

Лонгсдейл молчал. Натан встал перед столами, на которых разложили одежду и вещи убитых. Пес методично обнюхивал их одну за другой.

– Можете не читать, – глухо буркнул комиссар, – я вам могу рассказать наизусть: никаких следов насилия или связывания, в желудке – полупереваренные сладости, на шее – след от правой руки, на лице – отпечатки пальцев левой. Он держал детей спиной к себе, одной рукой зажимал рот, другой душил. Следов наркотиков вскрытие не выявило. По мнению Кеннеди, дети были в сознании.

Лонгсдейл оперся подбородком на сцепленные в замок пальцы. Его взгляд блуждал между отчетами, картой, детской одеждой и папками с документацией. Бреннон ждал, но консультант молчал.

– Судя по состоянию пищи в желудке, – продолжил комиссар, – дети прожили всего несколько часов после похищения. Но мы так и не узнали, прятал он их где–нибудь или…

– Колдуны и ведьмы питают свои силы болью и страданиями, – неожиданно сказал консультант. – Однако будь это колдун, как вы подозреваете, то он не остановился бы на четырнадцати и к тому же убивал бы жертв долго и мучительно. Но… – Лонгсдейл перебрал листы отчетов и показаний, как будто нащупывал там что–то вслепую. – Но тогда где же результат?..

– Какой еще результат?

– Убийства были ритуальными и прекратились потому, что убийца достиг нужно числа жертв. Но где тогда тот, кого призывали с помощью этого ритуала?

– А что, обязательно призывать?

Лонгсдейл удивленно поднял бровь:

– А для чего еще, по–вашему, нужно четырнадцать жертвоприношений?

– Я видел людей, которые убивали потому, что им это нравилось, – холодно ответил комиссар. – И они не были колдунами. Они были выродками. Никакой магии.

– Тогда почему убийства прекратились?

– Ну… – Бреннон пощипал бородку и наконец неохотно ответил: – Мы предположили, что он умер.

Фырканье со стороны пса всколыхнуло портреты на стенах.

– Нет, – прошептал консультант; глаза у него маниакально загорелись. – Дело в ритуале, который он проводил! Но почему он не довел дело до конца? Где тот, кого он призывал?

– Вон там, – Натан кивнул на окно, – по улицам бродит. Вчера нанес вам визит.

– Но почему так долго? Зачем ждать восемь лет?

Натан хмыкнул:

– Может, он присел в тюрьму на восьмерочку, что неудивительно, учитывая его хобби.

– Или его что–то спугнуло, – Лонгсдейл задумчиво посмотрел на комиссара. – В вашем городе нежить и нечисть ведут себя очень скромно, по сравнению с тем, что я вижу обычно, и их гораздо меньше, чем бывает в городах.

– Это же хорошо? – осторожно уточнил Бреннон.

– Если у вас здесь затаился лев рыкающий, способный напугать нечисть, то вам лучше подумать, что будет, когда он примется за людей.

Комиссар потер лицо руками.

– Так, уймитесь. Вы говорите, что Душителя, который хотел призвать потустороннюю гадину, пуганул кто–то, еще более страшный. И потом этот кто–то сидел тут тихо восемь лет? А затем наш убийца внезапно решил–таки довести дело до победного конца и призвал этого вашего ифрита. При этом тот, кого он боится, ничего не сделал? Вы чувствуете, какую чушь несете?

– Ну почему сразу чушь…

– Потому что, – резко сказал Бреннон. – У нас есть четырнадцать убитых детей. А еще у нас есть труп священника, в церкви которого были спрятаны останки одиннадцати жертв. И знаете, что думаю я? Я думаю, что отец Грейс душил их одного за другим – а потом об этом узнал кто–то из родичей убитых и призвал вашего ифрита, потому что мы ни черта не сделали, чтобы повесить эту мразь!

– Если отец Грейс за год убил четырнадцать детей, – спросил Лонгсдейл, – то что он делал восемь лет? Где еще сто двенадцать трупов?

– Хороший вопрос, – процедил Бреннон. – Вот им я и займусь. А вы пораскиньте мозгами над тем, что дело, начатое Душителем, мог закончить и кто–нибудь другой.

* * *

– Оба хороши, – постановил Бройд. – Обе ваши теории – в дырках, как меерзандский сыр. Я вам тут сходу могу еще пяток таких же сочинить.

Натан с досадой подумал, что шеф прав. Не говоря уже о том, что ни одна епархия не выдаст никаких сведений о священнике на таких основаниях.

– Вы еще не разобрались с уликами, а уже лезете в теории, – проворчал шеф полиции. – Бреннон, Хилкарнский Душитель для всех нас – личное дело, но уж вы–то могли бы сохранить хоть каплю здравого смысла!

– Да, сэр.

– Начните, черт возьми, с начала. Что у нас по священнику?

– Самая выдающаяся его черта – сволочной характер, сэр. В остальном он ничем не отличается от любого другого попа.

– Не считая того, что он мог сам и вызвать ифрита, – напомнил о себе консультант. Бройд смерил его тяжелым взглядом.

– Не путайте то, что он мог, с тем, кем он был на самом деле. Что он там мог или не мог – мы пока еще не знаем.

– Не мог он никого вызывать, – отрезал Бреннон. – Даром, что ли, ифрит вылез из церкви именно тогда, когда мы вывозили кости? Да черта с два! Уверен, что тот, кто вызвал, был в толпе и свистнул своей твари, как только дело запахло жареным.

Лонгсдейл поморщился:

– Во–первых, ифриту нельзя свистеть. Человеку не под силу им управлять. Во–вторых, я уже говорил, что их мог спугнуть…

– Ваша теория – недоказуемый бред!

– Ваш бред тоже недоказуемый, – вмешался Бройд, попыхивая сигарой. – Если отец Грейс убивал детей, то почему первые три тела не спрятал в церкви? Почему потом восемь лет не было ни одного убийства? Почему ифрит помешал нам вывезти кости?

Натан поморщился. Количество дыр он отлично видел и сам.

– Я займусь святошей, – наконец буркнул он. – Кроме Грейса, у нас нет ни единой нити, вот и будем разматывать, начиная с него. Кеннеди занимается описанием останков. Когда закончит, у нас будет каталог костей со всеми повреждениями. Хотя мы уже все равно не узнаем, кому какие принадлежат.

– Я могу узнать, – сказал Лонгсдейл. Полицейские подскочили; Бройд чуть сигарой не подавился.

– Вы можете узнать?! Каким это образом?!

– Мне нужна кровь ближайших родственников, лучше отца или матери.

– Это колдовство, что ли? – спросил Бреннон. Консультант кивнул. – С ума сойти…

– Я лично поговорю с семьями, – решил шеф. – Надо хорошенько подумать, как это все преподнести, чтоб хуже не стало. Бреннон, что у вас еще?

– Сэр, Лонгсдейл обнаружил на дверях церкви, эгхммм… магический замок. Эта штука будто бы должна была удержать ифрита в церкви.

– Не будто бы, а должна, – раздраженно ответил консультант. – Если бы пожарные не сняли двери, ифрит бы сейчас сидел в своей клетке.

– То есть, сэр, – продолжал Натан, видя, что шеф впал в задумчивость, – кто–то запер ифрита в храме, и это, черт подери, самое странное, что есть в деле. Кто мог это сделать?

– Хороший вопрос, – пробормотал Бройд.

– Либо отец Грейс – и тогда выходит, что он соображал насчет всякой нечистой дряни не хуже Лонгсдейла.

Консультант скептически хмыкнул.

– Либо, – продолжал комиссар, – это сделал его убийца. Своя логика в этом есть – всяко удобнее держать потустороннюю тварь в клетке, а если убийца мстил за своего ребенка, то тем более понятно, почему он не хотел выпускать ифрита на волю.

– Хорошо бы узнать, кто нарисовал эту штуку, – сказал шеф. – А, Лонгсдейл?

Тот покачал головой:

– Каждое заклятие несет отпечаток личности создателя, но если я не знаю этого человека лично, то не смогу узнать и отпечаток. Но я могу определить, когда замок был создан. Я бы занялся этим давно, – с досадой сказал консультант, – но отвлекся на кости и потом нападение на мой дом… Простите.

– Так, хорошо, – Бройд глубоко затянулся и раздавил окурок в пепельнице. – Теперь ваш дом. Что можете сказать об этом существе?

Лонгсдейл помолчал, и Натан заметил, что он не только раздосадован, но и сердит.

– Ифрит – это огненный дух с той стороны. Он достаточно разумен, хотя и не в том смысле, который мы вкладываем в это слово. Как и большинство бесплотной нечисти, он питается человеческими жизнями, но не плотью, а тем, что называют жизненной силой или живыми токами. Чем больше он поглотит, тем сильнее станет; чем он сильнее, тем больше нужно пищи. Иногда его ошибочно называют демоном, но это не так.

– И то хлеб, – пробормотал Натан.

– Ифриты бесплотны, поэтому в нашем материальном мире им нужно вместилище. Человек не подойдет – его плоть слишком слаба, чтобы удержать такого духа. А вот мой дом, в котором сгорела заживо вся семья…

– И что, он только поэтому поперся к вам через весь город? – недоверчиво спросил Натан. – Если ему непременно нужен дом, в котором кто–то сгорел, то через два квартала от церкви есть заброшенная больница для умалишенных. Три года назад в ней сгорело полсотни человек и столько же задохнулись в дыму.

Бройд раскурил новую сигару и задумчиво поглядел сквозь дым на консультанта. Тот хмуро молчал.

– Может, – вкрадчиво спросил шеф, – вы припомните, у кого есть к вам такой длинный счет, а?

Консультант вздрогнул, очнувшись от размышлений.

– Но это совершенно бессмысленно! Какой смысл так рисковать только ради какой–то мести?

– Ну, это зависит от того, кому и насколько сильно вы отдавили мозоль, – хмыкнул Натан. Дверь распахнулась без стука, и в кабинет величаво ступил рыжий пес. Зверюга лучилась самодовольством.

– Бреннон, почему животное жует улики? – холодно спросил шеф полиции. Лапа подошел к Лонгсдейлу и выплюнул ему на колени шапочку с металлическими пером. Консультант удивленно поднес ее к глазам.

– Это третьей жертвы, Роберта Линча, – узнал Бреннон. – Лапа, какого черта…

Псина самоуверенно прищурилась на комиссара. Лонгсдейл крутил шапочку перед глазами, словно не понимая, что это такое; вдруг он с коротким криком вскочил с места и пулей вылетел из кабинета. Пес встряхнулся, усеяв ковер и комиссара рыжей шерстью, и неспешно потрусил следом. Бреннон с опаской покосился на шефа.

– Чертов зоопарк на колесах, – отрешенно сказал тот, и комиссар поспешил убраться с глаз долой.

3 января

В доме священника было два этажа. На первом находились кухня, крохотная столовая, гостиная, прихожая с лестницей и комната экономки миссис Эванс; на втором – холл с большой кладовкой, спальня отца Грейса, его кабинет и ванная. Бреннон покачивался на каблуках, осматривая лестницу и задумчиво бренча в кармане ключами. На крыльце томились четверо полицейских.

– Все готовы, сэр, – сказал Двайер.

– Я вверх, вы вниз, – Натан бросил ему связку ключей от первого этажа. Экономка торчала здесь же, разрываясь от негодования и не зная, к кому кидаться раньше, однако от Двайера старалась держаться подальше. Оно и не удивительно – создавая Двайера, мать–природа долго не могла выбрать между гориллой и медведем, пока наконец не решила, что человеком он будет гораздо страшнее.

Бреннон хмыкнул и стал подниматься, пробуя ногой каждую ступеньку – вдруг где тайник? Насчет первого этажа он был спокоен – детектив не пропустит ни дюйма. Миссис Эванс несколько раз душераздирающе вздохнула и с причитаниями потащилась за комиссаром. Наверху он распахнул кладовку и кивком указал на нее одному из полицейских.

– Если заподозрите тайник – вскрывайте стены и пол без раздумий.

Из экономки вырвался сдавленный, полный возмущения звук.

– Подайте ему лампу, – велел Бреннон и открыл спальню. Кровать стояла изголовьем к стене, слева от нее – комод с тремя ящиками, справа – тумбочка. Напротив почти всю стену занимал шкаф, под окном расположился сундук, в углу – кресло–качалка.

– Шкаф и сундук, – приказал комиссар, а сам сдернул покрывало с кровати. Под ним обнаружились подушка и сложенное одеяло. Ногой Бреннон задел под кроватью ночной горшок. Экономка, похожая на сердитый боровик, наблюдала, как Натан потрошит кровать, а полицейский – гардероб. Он методично выворачивал все карманы и ощупывал подкладки, собирая все найденное в коробку; комиссар уже добрался до матраса, перевернул его, ощупал, заглянул под кровать и пошарил рукой по доскам.

– Вы перестилали постель Грейса? – спросил он у миссис Эванс.

– Нет, сэр, к нам приходит девушка раз в три дня, она и перестилает.

– Что за девушка? Пошлите за ней, пусть ждет внизу.

– Так я же это… – экономка беспомощно обвела руками расширяющийся бардак.

– Живо! – цыкнул Бреннон. Вряд ли кто–то станет прятать что–либо там, где до спрятанного легко доберется любопытная горничная, но кто знает, что она успела заметить. Натан протиснулся мимо полицейского к тумбочке. На ней стояла оплывшая свеча, лежали очки в футляре и книга богословского содержания. В тумбочке комиссар нашел лекарства и ворох рецептов.

– Доэрти! Дай коробку. Спустись вниз и отправь это все Кеннеди.

– Да, сэр.

Оставшись один, Натан выдвинул ящик комода и задумчиво поворошил аккуратно сложенное белье. Послышались шаги экономки, и комиссар спросил:

– У вас тут целая комната отведена под ванную. Откуда такая роскошь?

– Отец Грейс купил, – отвечала миссис Эванс, определенно не одобрявшая такую растрату. – Лет восемь назад. Притащили сюда, всю лестницу обскребли, вон, царапины на полу до сих пор видны.

– Зачем?

– Откуда мне знать? – ворчливо сказала экономка. – Сперва–то он в ней часто плескался, мы тут умучились воду греть. Это ж скока ведер надо натащить да разогреть, чтобы…

– А потом?

– А потом полегче стало. Раз в месяца два, а то и три, а зимой так и вовсе стоит без дела…

Бреннон открыл замок. В свободном углу имелся стол с тазом для умывания, кувшином, бритвенным набором и полотенцем. Остальное место занимала жестяная ванна и тумба со стопкой полотенец. Комиссар обошел ванну, поскреб пальцем по краю и днищу. Похоже, ею давненько не пользовались. Он присел, провел рукой по дну и наткнулся на маленький сверток из промасленной бумаги, примотанный бечевкой к ножке. Комиссар щелкнул раскладным ножом.

– Чего это там? – ревниво спросила экономка, не в силах смириться с тем, что ее дом грабят на законных основаниях. Бреннон подошел к окну, едва пропускающему свет, и развернул бумагу. Внутри лежала записная книжка. Все ее листы были чистыми. Натан нахмурился и принялся переворачивать их по одному. Ближе к середине он обнаружил единственную страничку с записью у самого корешка. Комиссар покрутил ее так и этак, но смысла закорючек все равно не понял. Он положил на страничку ленточку–закладку и сунул записную книжку в карман.

* * *

Рейден открыл только после пятого звонка. На дворецком вместо привычного сюртука был плотный клеенчатый фартук, покрытый пятнами и местами – копотью, из чего Бреннон вывел, что в лаборатории Лонгсдейла дым стоит коромыслом.

– Когда ты все это успеваешь, парень? – полюбопытствовал комиссар, снимая пальто.

– Меньше сплю, – буркнул Рейден.

– Где хозяин?

– В кабинете. Я вас провожу, сэр.

Натан заметил, что дворецкий косится на него как–то странно – не только с привычной неприязнью, но еще и весьма напряженно, словно ждет, что его в чем–то изобличат.

– Лонгсдейл сказал, что ты первым узнаешь, если на дом нападут.

– Я и узнал.

– Что видел?

– Ифрита, – процедил парень. – Прошу сюда, сэр.

«Ну ладно», – зловеще подумал Бреннон. До него он еще доберется. Тем более, что, уходя, дворецкий бросил на него подозрительно–выжидающий взгляд, какой комиссар частенько видел у тех, кому есть, что скрывать.

Кабинет Лонгсдейла отличался от лаборатории только наличием окон. В саму лабораторию комиссар заглядывал пару раз и в глубине души хотел бы больше ее не видеть. У него были крепкие нервы, но не настолько, чтобы любоваться на шевелящиеся в банках с раствором части нечеловеческих тел.

– День добрый, – Натан бросил на стол записную книжку. – Притащил вам еще один подарок.

– Положите куда–нибудь, – рассеянно сказал консультант, не отлипая от микроскопа. Бреннон, окинув взглядом хаос на столе, снова прибрал улику к рукам.

– Что у вас тут?

Лонгсдейл пошарил вокруг микроскопа и поднял над головой шапочку.

– Помните?

– Было на Роберте Линче, – Натан подобрался. – А что?

– На шапочке есть пятна крови.

– Я знаю. Убийца разодрал кожу о заколку в виде пера.

– Вы знаете? – консультант взвился над окуляром, как змея. – И вы ничего не сделали?!

– А что мы могли сделать? Пятна крови говорят только о том, что он сильно поцарапался. Мы опрашивали свидетелей, видели ли они кого–то с царапинами или повязкой…

– И все? – потрясенно спросил Лонгсдейл. – И вы больше ничего не… Ах да. Простите.

– Колдовать не обучены, – ядовито ответил Бреннон. – Уж извините убогих. Ну, что тут?

– Кровь – это сильнейшая в магическом смысле вещь. Хотя в моем распоряжении только обгоревшие кости жертвы, при должном старании я смог определить тождество между ними и кровью, – Лонгсдейл побарабанил пальцами по столу. – И это не он.

– Что? – глухо выдохнул комиссар.

– Кровь и кости принадлежат разным людям. Это не отец Грейс поцарапался о перо.

– Да твою ж мать…

– Вы расстроены?

– Расстроен – не то слово, – мрачно сказал Бреннон, хотя вообще он чувствовал себя как после мощного пинка под дых. – В доме Грейса мы нашли гору лекарств и оправили их к Кеннеди. А еще он купил ванну восемь лет назад и, по словам экономки, активно в ней плескался, но год спустя охладел к забаве. Риган сейчас ищет в бумагах счет за ванну или хотя бы переписку по поводу заказа.

Лонгсдейл нахмурился.

– Он мог смывать какой–нибудь магический состав.

– Об этом я и подумал. Намазывался колдовской хренью, чтоб не узнавали, потом смывал. А вот это я нашел под ванной, привязанное к ее ножке. Все страницы пусты, кроме одной.

Консультант раскрыл книжку на закладке.

– Вы, конечно, можете проверить пустые листы, вдруг там чего написано, но сначала скажите, что это такое? Это шифр?

– Это элладский, – пробормотал Лонгсдейл. – Но запись не имеет смысла. Это просто набор букв… или Грейс что–то в ней зашифровал. Оставите мне ее?

– Берите. Кроме этого, нет ни единого намека на магию. Все книги и записи в доме Грейса относятся либо к богословию и теологии, либо к древней истории. Есть еще несколько томов поэзии Ли Чамберса.

– Я взгляну на книги, – Лонгсйдел вытащил из–под микроскопа кусочек кости. – На них вполне может лежать маскирующее заклятие.

– Я не думаю, что кто–то накропает четыре тома мерзких стишат ради маскировки, – Бреннон взглянул на консультанта и протянул: – Да вы серьезно. Ладно, хорошо. А теперь вы куда?

– Идемте со мной. Пора показать вам, что сейчас внутри церкви.

– А чем сейчас занят ваш дворецкий? – спросил комиссар по дороге в гостиную.

– Мистер Бройд прислал первые образцы крови. Рейден сравнивает их с пробами с костей.

– Мне нужно с ним поговорить. Он, в конце концов, единственный свидетель, который видел этого вашего ифрита.

Пес лежал на ковре перед камином и гипнотизировал огонь. Что именно животное ему внушало – Бреннон не знал, но языки пламени так тянулись к собаке, что ковер кое–где обуглился.

– Ты слегка облажался, приятель, – сказал комиссар. – Кровь–то оказалась чужая.

Пес пренебрежительно дернул ухом и привалился боком к ногам консультанта. Лонгсдейл опустил ладонь на голову собаки.

– Смотрите мне в глаза.

Комиссар покладисто уставился в ярко–голубые глаза, попутно размышляя о том, какая буча поднимется в городе, как только выйдет наружу правда о скелетах в церкви. Бройд не сможет замять шумиху, и черт его знает, не спугнет ли она убийцу.

– Не отвлекайтесь, – строго сказал консультант. Гостиная подернулась сероватой дымкой и стала отдаляться. Точка обзора сместилась вниз, и Натан сообразил, что смотрит на выгоревшую дочерна церковь глазами собаки. Пес стоял в портале и осматривался. Света почти не было; храм заполняла какая–то клубящаяся в воздухе взвесь, похожая и на пыль, и на пепел. Лапа уткнул нос в пол и двинулся слева направо, от входа к алтарю. Бреннон смотрел на каменные плиты в разводах сажи, пока собака не замерла и не заскребла лапой пол.

– Первая точка, – раздался извне голос Лонгсдейла.

– Вы о чем? – прошептал комиссар, опасаясь спугнуть видение.

– Здесь находится первая жертва.

– Минуточку! Все скелеты мы нашли… Боже мой! Вы хотите сказать, что были еще?!

– Нет, – консультант немного помолчал. – Для того, чтобы открыть портал на ту сторону, нужны не тела, а души. Под этой плитой сосуд с душой первой жертвы.

– Господи, они все еще там? – выдавил комиссар. Пес меж тем добрался до второй плиты и когтями процарапал крест–накрест пометку.

– Она ближе к центру, чем первая.

– Это четырехконечная звезда, ориентированная на восток. Последней точкой будет алтарь. Он окажется в центре.

– Алтарь, – тихо сказал Натан. Собака двигалась от точки к точке. Когда она закончила со звездой, то прыгнула в центр, на то место, где раньше был алтарь. Пол здесь был ниже, потому что камень оплавился неглубокой воронкой. Пес понюхал ее центр и коротко щелкнул зубами. Видение начало таять.

– Эй! Погодите! Но если это четырехконечная звезда, и еще одна точка в центре, то получается, что жертв девять!

– Пять лишних, – пожал плечами консультант.

Бреннон недоверчиво поглядел на него.

– Пятеро лишних?

– Ничего особенного. У начинающих чернокнижников и некромантов часто случаются лишние жертвы. Потеряли сосуд или не поймали душу.

– Лишних? – сквозь зубы повторил комиссар. – Да, я так и скажу их родителям – ваши дети были лишними жертвами, потому что у некроманта руки из жопы.

– При чем здесь родители? – удивился Лонгсдейл. – Мы говорим о точках заклятия. Кстати, удушение – идеальный вариант для жертвоприношения.

– Об этом я им тоже сообщу, – процедил Бреннон. – Пусть порадуются!

Консультант растерялся. Он с почти детским недоумением смотрел на комиссара, и только пес как будто понимал, о чем речь – он низко, по–волчьи, опустил голову, в пасти блеснули клыки.

– Вы думаете, родителям нужно об этом знать?

– Вы меня не слышите, что ли?

– Ну, я могу заключить, что чернокнижник был весьма неопытен… – потерянно начал Лонгсдейл, совершенно непонимающе глядя на комиссара.

– А я могу заключить, что какой–то выродок убил четырнадцать детей только ради потусторонней твари, – Бреннон встал и взял шляпу. – И мне плевать, убивал он их по неопытности или ради удовольствия.

– Но есть же разница! Хотя вообще жертвоприношения…

– Никакой разницы нет, – сухо сказал комиссар. – Я жду вашего дворецкого в департаменте для допроса. С вас – установленные личности жертв. До свидания.

– Я вас не понимаю, – тихо сказал Лонгсдейл. – Чем вы недовольны?

– Вы и не поймете, – ответил Бреннон и захлопнул дверь.