Текст книги "Семейные хроники Лесного царя (СИ)"

Автор книги: Антонина Бересклет (Клименкова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Ты лекарка, что ль? – уточнил Рогволод, из упрямства не признавая за ним мужского рода.

– Нет, – мотнул головой Драгомир. Взял одну из двух крупных серебряных ладанок, что висели на шнурке на шее князя, внутри которых был заключен точно не ладан, повертел в руке, спросил в свою очередь: – Хорошие обереги. Кто сделал?

– Друг, – коротко ответил Рогволод.

– Он тебе жизнь спас, – заметил лесной царевич. – Будь благодарен.

– Отблагодарю, коли увидимся, – небрежно пообещал князь.

– Увидитесь, – тонко улыбнулся Мир.

– А ты еще и гадалка? – вскинул бровь Рогволод.

Вместо ответа Драгомир внезапно дернулся, засуетился – и нашел выход: толкнул князя, да так что тот не удержался на бревне, рухнул назад, голой спиной в кустики черники:

– Ах ты, су!..

– Молчи! – шикнул на него Драгомир. И взмахом руки повелел росшему поблизости калиновому кусту прикрыть князя ветками. Вдогонку туда же кинул, скомкав, лоскуты рубахи.

Едва Драгомир успел отойти подальше от поваленной березы – навстречу ему из-за деревьев вышел отец.

– Мирош! Сокровище мое драгоценное! – завидев сына, шутливо распахнул объятия лесной царь. – Ты что так далеко от терема забрался?

– Ягоды собирал, – ответил сын, на сей раз слишком медленно реагируя на стремительные маневры родителя и потому почти сразу же оказавшись в объятиях.

– А где ж лукошко? – улыбнулся Яр, ласково потрепав пятерней по мягким волосам отпрыска.

– Я на него сел, – буркнул Мир, смутившись. – Случайно.

Яр расхохотался.

– А ты чего пришел? У тебя ж там война вроде бы в разгаре?

– Надоели они мне! – заявил лесной владыка, положил голову сыну на плечо, не помышляя отпускать. А Драгомир и не дергался, что отца несколько настораживало. – Я этих драчунов ураганом развел. Как петухов поливают из ведра колодезной водицей, так и я вот их.

– Угу, – вздохнул Мир. И поверг отца в изумление: неловко поднял руки, сам обнял его за пояс.

– Мирош, у тебя всё хорошо? – спросил Яр.

– Хорошо, пап.

– Не хочешь навестить нас во дворце? Милка замуж собралась, представляешь! Привела зеленых гоблинов, ты таких не видел никогда. И Сильван теперь с нами живет. Ты помнишь, я рассказывал о нем? Мой давнишний друг. Я очень хочу тебя с ним познакомить. Приходи?

– Пап, потом, – отстранился Драгомир, опустил взгляд.

Яр помрачнел.

– Мир, я должен тебе кое-что рассказать. На самом деле Сильван…

– Не сейчас, пап! – оборвал его сын.

– Но… – непонимающе заикнулся Яр.

– Потом, – упрямо повторил Драгомир, пряча глаза. – Я приду. Но попозже. А Милка ко мне недавно заглядывала, про вашего некроманта уже рассказала. Расщебеталась, что не заткнуть.

– Мир… – растерялся отец.

– Ты зачем-то искал меня? – резко напомнил Драгомир.

– Да, – кивнул Яр огорченно. – То есть, нет. Я не собирался тебя беспокоить. Так уж вышло. Я потерял кое-что.

– В лесу? Потерял? – усмехнулся Драгомир. Искоса взглянул на непривычно мрачного отца.

– Я думал, найду здесь, но, кажется, что-то пошло не так, – смутно пояснил лесной царь. – Ведь ты ничего необычного здесь не видел?

– Нет, ничего, – уверенно кивнул сын. – Иначе позвал бы тебя.

– Да, конечно, – кивнул Яр. Взглянул на младшего пристально: – Если тебе что-нибудь понадобится, если потребуется помощь – позови. В любое время. Ты меня слышишь? Я защищу тебя, что бы ни случилось.

– Пап, ты к чему это всё? – без веселья усмехнулся Драгомир.

– Помни, малыш, я люблю тебя, – негромко и крайне серьезно произнес Яр. – Всегда буду любить и никогда не откажусь от тебя. Что бы ни произошло! Ты понимаешь?

– Пап, отстань, я это всё уже слышал, – тихо огрызнулся младший. – Иди уже, ищи свою пропажу. Здесь ничего нет, как видишь.

– Вижу, – еще тише ответил Яр. Склонил голову, словно принимая раздраженность сына. – Извини.

Он ушел, а у Драгомира на душе сделалось так паршиво, что словами не выразить. И ведь из-за кого пошел против отца – из-за смертного! Из-за людского князя, слухи о паршивом нраве которого долетели даже досюда, до лесной глухомани.

– Твой хахаль? – осведомился Рогволод Всеволодович, выбираясь из куста, при этом стараясь не наступать на больную ногу, а сапог держа в руке.

– Мой отец, – мрачно буркнул Мир. Перемахнув через поваленную березу, подобрал из примятого черничника тяжелую кольчугу с поддёвкой.

– Да ну? Тискал он тебя как-то не по-родительски, – с издевкой заметил князь. – Да и где ж видано, чтобы батя был не старше дочурки!

– Прекрати! Хватит, я не девка! – вспылил Драгомир.

– Не то что? – выдержал его пылающий гневом взгляд Рогволод, не моргнув. – Бросишь меня здесь, раненого и беспомощного? Тебе совесть не позволит, лекарка.

– Ну что, нашел своего князя? – спросил Сильван вернувшегося друга.

Яр окинул взглядом поле боя: холмики-могилки почти сровнялись с землей, став ярко-зелеными кочками. Поломанные деревья источились в труху, из праха полезли веселенькие свежие росточки. Тел на поверхности земли не осталось, даже бурые пятна исчезли под травами. Только стрелы, застрявшие кое-где в древесной коре, напоминали о том, что здесь произошло около двух часов назад.

– Со всеми мертвяками управился? – уточнил Яр.

– Как видишь, всех поднял, все разошлись, – развел руками некромант, улыбаясь усталой улыбкой. Он сидел на траве, прислонившись спиной к стволу березы. Бледный более обычного, но явно довольный проделанной работой. – Каждый получил напутствие: что обязан жизнью его величеству Лесному Царю, что должен вести добропорядочный образ жизни, что ежели совершит грех, как то убийство по указанию начальства, именуемое войной, или учинит преступление по собственному разумению, или каким-то образом причинит вред Лесу, или станет запойным пьяницей, драчуном, бездельником – дар жизни немедля оное тело покинет, и воскрешенный падет замертво, аминь.

– Правда, что ли? – хмыкнул недоверчиво Яр.

– Нет, конечно, стал бы я лишние силы на заговор тратить! – фыркнул Сильван. – Но пусть хоть какое-то время побудут праведниками, неужто тебе жалко.

Яр пожал плечами. Сел на землю рядом, прислонился затылком к шершавой коре. Вздохнул. Тяжесть в голове мешала трезво мыслить.

Сильван переместился поближе, шутливо толкнул плечом:

– Ты мне не ответил! Так нашел?

– Лучше бы не находил, – буркнул, не сдержался, Яр. – Лучше бы его на месте разорвало. Лучше бы он в болоте утоп. Лучше бы на ёлку сел, как на кол! Лучше бы… Эх, остался бы у себя в городе, и то было бы лучше.

– Он жив? – уточнил Сильван, понимая, что наседать с расспросами сейчас не лучшее время.

– Что с ним сделается, – отмахнулся лесной владыка. Сменил тему: – Ну как, Милка еще не объявлялась?

– Разве вы не постоянно держите связь между собой? – удивился маг.

– Зачем? – в свою очередь удивился Яр. – Они сами по себе, я сам по себе, связываемся, только если нужно. Тем более я был на том берегу, через реку дозваться гораздо тяжелее. К слову, в людском городе, на обжитой исхоженной земле я вообще бессилен, оттуда до Леса совсем не докричишься.

– Поэтому твоя жена ушла туда жить, – кивнул Силь.

Яр отвернулся.

– Ты хочешь поднять вождя язычников для чего? – спросил некромант. – Чтобы вразумить? Сделать марионеткой? Или подселить другую душу?

– Ты такой проницательный, – усмехнулся Яр.

– И как ты будешь эту душу призывать? У тебя есть личная вещь или?..

– Да что его призывать, он не уходил никуда, – улыбнулся еще шире лесной хозяин, устремив взгляд в небо, светившееся лазурью сквозь прозрачную крону березы. – Не может он обрасти покой, когда тут такое творится. Думал, помрет и станет ему всё безразлично, а вот фигушки ему!

– Значит, он здесь, – понял некромант. – Уж извините, я плохой заклинатель, сразу не ощутил.

– Он тоже был не лыком шит, – пожал плечами Яр.

Сильван поднял руку ладонью кверху, закрыл глаза. Яр оглянулся через плечо: в вершке над раскрытой ладонью слабо засветилась крошечная искорка. Огонек рос, постепенно сделался маленьким облачком, вроде пара, что изо рта выдыхается на морозе, только этот светился призрачным сиянием. Спустя минуту облачко сгустилось, сжатое волей некроманта – и обрело видимую плоть, иллюзорную, временную, но так его безусловно удержать в руке было куда проще: пушистая гусеница. Больше обычных, крупнее и длиннее, слабо извивающаяся, словно полудохлая.

– Гадость какая! – весело отметил Яр.

Сильван открыл глаза, взглянул на дело своих чар – и скривился в брезгливости, едва удержал порыв сбросить гусеницу с ладони.

– Обычно они мотыльками предстают, – сказал в оправдание некромант. Попытался сунуть «насекомое» Яру, но тот с хохотом отпрянул, руки по-мальчишески спрятал за спину. На что Сильван обиженно надул губы и вынужден был оставить гусеницу у себя.

– Опять развлекаетесь? – издалека донесся голос Милены. Она услышала их смех, завистливо протянула: – Вам бы всё хиханьки и хаканьки! Наделаете делов, а разбираться мне?

– Ой, притомилась, за одним-то мертвецом слетала! – отозвался Яр, не вставая с места, не спеша дочурке навстречу.

– А кто этого мертвеца запустил так ловко, в непролазный бурелом? Сами бы попробовали его оттуда вытащить! – ворчливо заявила Милена.

– Зачем ты его трогала? – расстроился Сильван. Обернулся на приближающийся шорох и треск: лесная царевна прибыла явно со свитой, в одиночку ей столько шума не наделать.

– Так он чуть в трясине не утоп! Как бы вы там по кочкам и воде свои пентаграммы рисовать бы стали? – пояснила Милена.

Кусты расступились, и стало понятно, откуда весь шорох: дочь владыки ехала, восседая на плечах у одного болотного хмыря, а четверо других шелестели следом, тащили за руки-ноги искомое бездыханное тело.

Поблагодарив хмырей, явно засмущавшихся перед царем, Яр предложил разложить тело на чистом прибрежном песочке.

– Головой на север, конечности вытянуть в форме звезды, – распорядился Сильван. Некроманта вид хмырей уже не смущал, привык еще во дворце, где несколько представителей данной нечисти традиционно стояли на карауле возле ворот. – Да не так, лицом кверху переверните! Яр, у тебя бестолковые слуги.

– Что ты хочешь от оживших пней? – веселился, наблюдая, владыка. – Зато бегают они быстро, смотри, сколько у них ног-корешков.

– Значит, я оживлю, а ты заживишь раны, согласен? – предложил некромант.

– Как всегда, – кивнул Яр.

Милена стояла в сторонке, смотрела во все глаза и не вмешивалась. Ей хватило того, что отец сунул ей под самый нос жуткую гусеницу – от оглушающего девичьего визга деревья содрогнулись и хмыри присели, едва в почву не закопались с испуга.

Пентаграмму начертили тоже вдвоем: Сильван зажег свечение, обозначившее на песке нужный чертеж, а Яр хлопнул в ладоши – и тут же слетелась туча мошкары и комаров, по светящимся линиям выстроились ровненько, послушно замерли.

– Идеально! У тебя такой четкости никогда не получалось даже на ровном полу, – похвастал Яр.

Сильван хмыкнул. Подойдя к телу, разжал челюсти и запустил в рот мертвеца вялую гусеницу. Та словно бы нехотя вползла в горло.

– Ой, гадость какая! – восхищенно пискнула Милена, глядевшая с почтительного расстояния.

А дальше смотреть особо было не на что. Некромант и лесной владыка встали над телом, взяли друг друга за руки, закрыли глаза. И всё. Хоть бы заклинания какие бормотали, так нет же, всё мысленно.

Милене минут через пять стало откровенно скучно. Она отпустила хмырей, и те поползли по домам, негромко перешептываясь между собой и поскрипывая древесиной.

Через четверть часа обессиленные приятели обнялись над трупом, поддерживая друг друга, пошатываясь, отошли, добрались до полюбившейся березы, почти что рухнули на землю.

– Ох, всё! Дальше пускай сам оживает! – простонал Яр, припав к дереву, точно к любимой, обхватив за стройный ствол обеими руками. Предложил некроманту: – Силь, давай со мной. Ты к Лесу можешь уже напрямую присоединяться, а тут тебе полегче будет, сила здесь пожиже идет. А потом и на нашем берегу попробуем.

Сильван отнекиваться не стал, тоже обнял дерево, прижался лбом к коре. Милена сдержала смешок, всё-таки оба действительно потратились сегодня изрядно.

– Ой, пап, он пошевелился! – заметила она, подойдя и наклонившись над бывшим трупом.

– Пускай шевелится, нечего без дела прохлаждаться! – проворчал Яр.

– Ой, пап, он глаза открыл! Как вы здорово его залатали, вот тут на горле такой разрыв был, а ничего не осталось, даже шрама не видно. И вот тут в груди дырища была. И шею переломанную на место поставили, гляди-ка!.. Пап, он моргает, так смешно! И сказать что-то хочет. Ну, горемычный, что сказать-то хочешь? Говори! Язык не вываливай, челюсть не выворачивай. Вот так, хорошо. А теперь повторяй: «Всем спасибо, что вернули меня к жизни!»

– Фвшщэн… шбашшипп…

– Вот, хорошо, умница! – подбодрила ожившего мертвеца Милена.

– Солнышко, отстань от него, он еще не привык к чужому телу! – урезонил нетерпеливую дочь Яр.

– А теперь скажи: «Меня зовут…» Ну же, не стесняйся! Как тебя зовут?

– Миениа сафут… Щур.

Оживший захлопал глазами вполне осмысленно. Шуточки царевны и впрямь помогли ему вспомнить себя.

– Пап, он Щуром назвался, – усомнилась в умственной полноценности ожившего Милена.

– Всё верно, – сказал владыка.

– А! Так вот ради чего весь этот сыр-бор! – обрадовалась лесная царевна, разве в ладоши не захлопала. – Щур! Старикашка ты противный! Ну, здравствуй, покойничек! Как тебе нравится в новом молодом теле?

– Похансы фы фще! – обиделся воскрешенный.

– Сам ты поганец! Язычник и есть, – рассмеялся Яр. – Еле языком научился ворочать, уже обзываешься.

– Я ше умиир! – возмутился Щур, делая попытку сесть, Милена тут же ему пришла на помощь. Поддерживаемый ею за плечи, колдун устремил мрачный взор на притулившихся к березе мага и царя, те между собой посмеивались в хмельном облегчении.

– Подумаешь! – фыркнул Сильван. – Раз ты сразу после смерти не ушел, значит, на самом деле хотел остаться. А раз ты сделался неприкаянным духом, значит, ты попал под мою власть. Старик, ты мой раб отныне, смирись с этим!

– Какой он теперь старик? – погладила по пропитанным засохшей кровью волосам Милена. – Он теперь мужчина в лучшем возрасте, завидный жених. Ой, а ведь вождь был женат! Щур, женоненавистник ты эдакий, у тебя теперь жена есть! Вот встанешь на ноги, придешь домой – и получишь от женушки скалкой за то, что невесть где болтался, одежду испортил и вообще на войну ушел без спроса!

Оживленный поник плечами, зыркнул исподлобья на нетрезво хихикающую парочку, явно обещая в будущем припомнить им сие унижение и самоуправство над ним, колдуном и провидцем.

– И не вздумай говорить бедной женщине, что ты не ее муж! – предостерег со смехом Яр. – Этим ты ничего не добьешься!

– Ражве я хочел чехо-то добичча?

– А разве не за этим ты здесь остался? – подмигнул Яр.

Щур тяжко вздохнул. Вот же, был провидцем, но о таком повороте собственной судьбы даже помыслить не мог. Яр обыграл его: без спроса подарил новую жизнь и дал законную власть над людьми, которой колдуну раньше так не хватало, но к которой он вовсе не стремился.

Драгомир не смог бросить своего незваного гостя. И почему-то не сумел заставить себя выдать его отцу. Почему – сам не мог понять. Вернее, стыдился себе признаться в причине.

Приковыляли к баньке, что уже стоило обоим немалого пота. Причем вошли во двор не через передние ворота, а обошли кругом, проникли через заднюю калитку, украдкой, хоронясь от куста до дерева, словно воры.

– Мать дома, что ль? – понял по-своему Рогволод, спросил шепотом, оглядываясь сквозь ветки яблонь на окна высокого терема.

Драгомир помотал головой, объяснять не хотелось, да и сил не хватало. Хромой князь оказался слишком тяжелым. К тому же по дороге не стеснялся показывать свой нелегкий норов.

Поклонившись низкой притолоке, Рогволод Всеволодович вошел в уютный, смолисто пахучий предбанник и с облегчением развалился на скамье. Немедля потребовал себе воды – для питья и для мытья. Драгомир смолчал, вымыться после тяжкого пути обоим не мешало. Натаскал ведер от колодца, подогрел для князя чан теплой. Выдал ему лыковое мочало, кусок душистого мыла. Князь оценил медовый запах мыла, (кобольды научили русалок варить разные сорта для всяких нужд по заграничным рецептам), и, ухмыляясь, предложил, как особую милость:

– Потрешь мне спину.

– Сам справишься, – огрызнулся Мир.

– А если раны откроются? Истеку кровью, замараю тебе парилку, – оскалился князь.

Делать нечего, пришлось согласиться. Стараясь лишний раз не коситься в его сторону, Драгомир тоже разделся, но не догола, а до полотняных подштанников. Попытался представить, будто моется со старшим братом, как бывало прежде. Если не поднимать голову, если не смотреть в лицо гостю, то не велика разница: князь почти так же высок, как Тишка, хотя в плечах шире, мощнее, мускулы так и играют, когда Мир осторожно водит мочалом… Нет, воображение помогло плохо.

– Я тебе не жеребец, три поласковей! – прикрикивал князь. А сам откровенно посмеивается над тем, как Мир нервно вздрагивает всем телом, стоит им вскользь соприкоснуться голой кожей.

Банька была маленькая, князь специально пользовался теснотой и собственной наготой: при каждой возможности прижимался, потирался, приналегал немалым весом, жарко, отговариваясь болью в ноге. Драгомир уже не рычал, отмалчивался, только зыркал злобно из-под взмокших волос, словно загнанный зверек. Дышал порывисто, приоткрыв губы. И этот его приоткрытый розовый рот отдавался в помутившемся сознании князя хуже бражного хмеля.

Закончив с пытками, выпроводив князя в предбанник, Драгомир торопливо ополоснулся холодной водой, вылил себе на голову лоханку. Только дверь в парилку сама собой без скрипа приоткрылась, а он не заметил.

– Девка! – разглядывая его без стеснения, объявил Рогволод. – Только плоская, как доска. Ничего, и таких брюхатил.

В лицо ему полетела мочалка, которую князь играючи перехватил, даже не забрызгался.

– Поесть принеси! – сопутствовал лесному царевичу окрик, когда тот вылетел из бани полураздетый, злой, мокрый, не успев толком волосы отжать и вытереться.

В отместку Драгомир не возвращался до густых сумерек.

Рогволод встретил его, лежа на скамье. Больную ногу он самостоятельно перевязал, разорвав найденное полотенце. Вместо своей, почившей, натянул рубашку Евтихия, оказавшуюся ему узкой в плечах.

– Хлеб и молоко? – выразительно выгнул бровь Рогволод, развернув узелок со снедью. – Даже масла пожалел.

Драгомир промолчал не менее выразительно, стараясь показать, что большего непрошеный гость не заслуживает. Не признаваться же ему, что за всё это время он не сумел взять себя в руки и поэтому ничего не приготовил? Сжег, выкипело, упустил, проворонил, проглядел, порезался и окропил кровью. Всё, что осталось после такой готовки сколько-то съедобным, выбросил поросенку. В итоге из еды, которую не совестно было подать городскому князю, нашелся лишь вчерашний хлеб. Молоко-то с грехом пополам надоил: коза, ощущая его нервозность, лягалась и норовила боднуть.

…Пока эти двое прожигали взглядами друг друга, стены баньки прожигал взглядом Яр. Лесной владыка притаился за плетнем, под низкой кроной яблони. По дрожащим листочкам рассыпался серебряный свет луны, медленно поднимающейся над лесом, бросая пятнистые отблески на бледное лицо бывшего эльфа.

– Я ничего тебе не скажу, царь-батюшка! – заявил надувшийся домовой, без вызова вдруг проявившийся из теней.

Яр, и без того на грани, от внезапного оклика сзади едва не сломал плетень, до того вцепился в жерди скрюченными пальцами. Обернувшись, узнав, плюнул в досаде:

– А я у тебя ничего и не спрашиваю, соседушка!

– И правильно, не спрашивай, – не отстал домовой, сильнее сдвинул косматые брови. – Твой дурачок меня упросил молчать, ничего тебе против его воли не доносить. Будто я только и делаю, что вечно шпионю за ним! Чуть не со слезами умолял, я думал, на колени бухнется. И ради кого унижался? Ради этого гада! Да он же не достоин ноги целовать нашему сокровищу!..

– Заткнись, по-хорошему прошу! – шепотом, с надрывом потребовал Яр.

– Да я молчу, молчу… – уныло согласился домовой. – Вовремя надо было мальчонку в город отпустить. Хоть с Евтихием за компанию – узнал бы людей, попривык бы, не случилось бы такого. Стыдобища! Как девчонку глупую этот гад его морочит!..

– За-мол-чи! – прошипел по слогам Яр.

– Да боюсь я, как бы чего совсем уж скверного не вышло, – не унимался домовой. – Ведь, зная Мироша…

– Или я тебя сейчас ударю, – пригрозил Яр.

Дедушка-соседушка понимающе вздохнул и растворился в воздухе. Через полминуты тишины, состоящей из шелеста листвы и всхлипывающего дыхания бывшего эльфа, вжавшегося спиной в яблоню, снова раздалось ворчливое:

– Но уж ежели что, ты не серчай на меня, твое величество! Пусть провинюсь перед мальчонкой, а тебя в известность поставлю!

– Уйди уже, – взмолился Яр.

– Сам смотри, чтобы он тебя не заметил, – укорил домовой.

– Не заметит, не беспокойся. Ему сейчас не до меня.

– Ну, а может, и обойдется, – пробормотал соседушка. – Может, оно так и лучше. Авось развеет князь на твоем сыне отцовские чары… Ай! Ухожу, всё! Ушел уже. Страсти-то какие развели, ах, боженьки ты мой…

…То ли нога стала меньше болеть от травяных примочек, то ли князь что-то на ум себе взял, только на следующий день Драгомир с несказанным облегчением понял, что с его гостем вполне возможно спокойно разговаривать. После бессонной ночи, которую лесной царевич провел в собственной постели, беспокойно ворочаясь и бесконечно обдумывая всё произошедшее, это открытие словно сняло с его плеч пудовый груз. Даже дышать стало как-то легче.

Мир приготовил завтрак на троих, не забыв о соседушке, у которого искренне попросил прощение за доставленное беспокойство. Отнес еду в баньку, всё-таки приглашать в дом даже сделавшегося покладистым князя ему отчего-то не хотелось. Потом занялся огородом, поросенка же с козой обиходил еще поутру. Затем наступило время обеда – снова наведался к гостю. Сделал ему новую примочку. Пока перевязывал, посмеялись над занимательным рассказом из жизни княжеских дружинников, мужиков смелых, сильных, умелых, но иной раз до крайности недалеких. И вновь хлопоты по дому и хозяйству, со вчерашнего дня накопилось вдвое против обычного... Ужин – опять в обществе князя. После вкусной еды и от вынужденного безделья тот сделался вальяжен, точно сытый кот.

– Не был бы я женат, то взял бы тебя в супруги не раздумывая! – пошутил Рогволод. – Всем ты хороша: и стройна, и тиха, и стряпаешь отменно. Лекарка опять-таки! Грудями, правда, не вышла и задом тоща, ну да ничего, стерпится – слюбится. Правда, не представляю, как бы я стал просить благословения у твоего папаши, это ж смех один… Мда.

– А ты женат? – с натянутой улыбкой спросил Драгомир.

– Да, пришлось, отец сосватал. Она сына мне родила. Сидит в хоромах на своей половине, с бабской челядью, как сороки, целыми днями языки чешут. Иной раз неделями с нею не видимся. Да и не тянет.

Больше Мир не спрашивал ни о чем. Рогволод же готов был говорить, кажется, обо всём на свете. Но это только неискушенному Драгомиру мнилось. Вскоре князь вытянул из молчаливого собеседника всё, что было нужно: выведал, и чей он сын, и с кем раньше жил, и каким образом лесному царю удается держать власть над огромным пространством земель, ведь людским князьям подобная широта владений даже не снилась. Наивного парнишку же развлекал байками, расписывая какая интересная жизнь протекает в городских стенах: якобы у жителя лесной глуши столько событий за год не случится, сколько в городе за день выпадает!

Хромать Рогволод быстро перестал – отлично Драгомира выучила мать-ведьма, вдобавок талант лекаря открылся, доставшийся по наследству от отца, ведь прежде-то не на ком было дар оттачивать, вот он и дремал, скрытый.

В третью ночь своего пребывания в лесной усадьбе князь самовольно заявился в терем. Без свечей или ламп безошибочно нашел дорогу к нужной горнице. Разбудил тяжелым дыханием и тонким скрипом половиц едва задремавшего молодого хозяина.

– Я тебя не приглашал в дом, убирайся, – хрипловато произнес Мир. Однако с постели не поднялся, пусть и смотрел пристально на явившегося гостя.

Тот замер на мгновение в темнеющем проеме двери, словно впрямь раздумывая, решиться или всё-таки уйти после столь недоброго приветствия.

– Что ж ты со мной, как с псом дворовым, неласково? Боишься, что грязь в дом занесу?

Решился-таки. Двинулся к кровати.

Драгомир промолчал. Смотрел на белеющую в темноте рубаху, широко раскрытую на груди. Только задышал чаще, выдавая испуг.

– Я заснуть не мог, всё думал, – сообщил Рогволод. Забрался коленями на постель, навис над вжавшимся в подушки парнем. – Думал, крутил в уме так и эдак. И злость меня взяла. За смерть моих дружинников я бы твоего отца собственными руками убил!

Он низко наклонился, упершись ладонями в подушку по сторонам от головы лесного царевича.

– Не дотянешься, – с вызовом прошептал Драгомир не отводя взгляд, мерцая во мраке широко распахнутыми глазами.

– Зато до тебя дотянусь, – заметил Рогволод спокойно. – Не боишься?

– Попробуешь – умрешь, – пообещал Мир.

– Не стыдно будет на помощь звать? Лёжа под мужиком-то? – хмыкнул князь. – Хотя… Что-то ты не дергаешься, не убегаешь. Подозрительно!

Рогволод одной рукой стащил с него одеяло, задрал рубашку, просунул руку ниже.

Драгомир прикусил губу.

– Разве не будешь визжать и брыкаться? – с неподдельным удивлением уточнил князь.

– А ты увезешь меня в свой город? – спросил Драгомир напряженным шепотом.

Рогволод застыл: всё вот так просто? Он-то голову ломал, соображая, как бы соблазнить царского сынка!.. Нет, как соблазнить – это князь понимал, пусть и в общих чертах, всё-таки прежде к парням его в этом смысле не тянуло. Но как принудить мальчишку бросить дом и уехать за ним – вот что не давало Рогволоду покоя эти дни. И всё разрешилось само собой! Чудеса.

– Конечно, увезу, раз ты хочешь, – покладисто согласился князь.

Драгомир шумно выдохнул. С облегчением, в котором Рогволод заподозрил нечто большее, кроме ожидаемой радости избавления от скучной жизни в безлюдной глуши.

– Только женой своей не смогу сделать, – добавил для честности князь. – Придется тебе нарядиться девкой и жить при мне, как любовница. Согласишься?

– Ты наконец-то признал во мне мужчину? – лукаво улыбнулся Драгомир.

– Да вот, удостоверился собственноручно, – хмыкнул Рогволод, сжав кулак посильнее и в ответ получив недвусмысленное движение бедрами навстречу. – О, какая девственница мне попалась, однако, распутная, глазам не верю!

– А ты закрой глаза, раз противно тебе с парнем обниматься, – посоветовал Драгомир, сам же прикрывая веки, следя за любовником из-под ресниц. Рогволод привстал над ним ненадолго, чтобы стянуть с себя рубашку через голову, чтобы избавиться от мешающего одеяла.

– Почему-то мне не противно, – удивленно признался князь, возвращаясь. Не пытаясь нежничать, налег на охнувшего парнишку всем немалым весом. – Не знаю, правда, как с тобой обращаться, но сообразим вдвоем, верно?

– Только не жалей меня, – прошептал, крепко цепляясь за мускулистые плечи, Драгомир. – Я не девчонка, не сломаюсь. Заставь меня позабыть обо всём?

– Помолчи уже, мешаешь сосредоточиться, – шикнул на него князь.

…Драгомир проснулся поздним утром. Сладко потянулся – всё тело ныло, на светлой коже во множестве расцветали синяки. Краем сознания подумал, что соседушка, наверное, ворча и ругаясь, всё-таки позаботился о живности, раз в открытое окно не слышно обиженного блеянья козы.

Лесной царевич не сожалел ни о чем из того, что произошло минувшей ночью. Рогволод оказался властным любовником, торопливым и алчным. Он использовал мальчишеское гибкое тело полуэльфа для собственного удовлетворения, делал с ним то, чего не мог бы требовать от родовитой жены или прочих женщин, пухлых, заполошных, ограниченных стыдом и запретами. Князь ненасытно брал и просил еще, в ответ одаривая скупыми жесткими ласками, от которых неопытный партнер таял и разгорался всё больше, не жалея себя, отдавая всего без остатка и ничего взамен не требуя. Собственный пыл, осознание своей порочности и смелости затмило для лесного царевича скупость князя. Он попросту не обращал внимания на болезненную хватку сильных пальцев, на удары и звонкие шлепки, которые князь щедро раздавал, как будто под ним был необъезженный конь, а не хрупкий полуэльф… Драгомир уверял себя, что не жалеет ни о чем. Кроме одного: князь ни разу не поцеловал его в губы. Кусал за плечи, широко и щекотно лизнул по хребту – было. Но сколько Драгомир ни тянулся за лаской, даже самого обычного касания губами губ не получил.

И всё-таки Рогволод заставил его позабыть обо всём на свете, как и обещал, как и просил Драгомир. Пусть на время, но Мир надеялся, что это лишь начало, и дальше его ждет полное и безоглядное счастье. Нужно только научиться подлаживаться под такое непривычное человеческое счастье плотской любви.

На вопрос, где Яр, Милена легкомысленно отмахнулась:

– Прячется где-то. Иногда с ним такое случается, находит зеленая хандра. Лес уверяет, что с ним всё нормально. Не волнуйся.

– Это из-за твоего младшего брата, Драгомира? – напрямую спросил Сильван.

Та смерила жениха темным взглядом:

– С Драгомиром тоже всё хорошо. Мы с ним близнецы, поэтому я бы почувствовала, если б ему стало плохо, – самоуверенно заявила она.

– Между ними что-то произошло? – настаивал маг.

– Я еще не стала тебе женой, чтобы разбалтывать семейные тайны, – отвернулась Милена. – Если тебе так интересно, спроси об этом у них самих. Папка от тебя ничего не скрывает!

– Если бы я еще знал, где его искать, – пробормотал досадливо некромант.

– Не волнуйся, – повторила Милена, – он скоро сам найдется, будет опять к тебе липнуть, как ни в чем не бывало. Отец не умеет долго хандрить, иначе заболеет, а болеть ему Лес не позволит.

Однако Сильван не мог не беспокоиться. Пусть дочь и считает, что родителю всего лишь нужно некоторое время побыть одному, но Сильван-то видел ясно, что дело было посерьезней хандры. В последние дни Яр был не в своей тарелке: то чересчур бодр, то застывал на минуту, словно засыпал на ходу. Его что-то тревожило, не давало покоя. А чтобы легкомысленный бывший эльф потерял покой, проблема должна быть просто чудовищно огромной и неподъемной даже для всесильного лесного владыки.

Обойдя дворец кругом, от башен до парадных залов, от покоев до кухни, некромант наконец-то нашел владыку в подземелье. Яр сидел на покрытой мхом земле между могучих корней центрального дуба, привалившись спиной к стволу. Дремал. Сильван хмыкнул: царь был у себя дома и не собирался скрывать, чем он тут занимается. Подойдя, маг поднял опрокинутый кувшин из-под вина, потряс – пустой, нюхнул узкое горлышко – черничная наливка. Вкусная, однако не настолько, чтобы уговорить пузатый кувшин в одиночку.