Текст книги "Семейные хроники Лесного царя (СИ)"

Автор книги: Антонина Бересклет (Клименкова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

– Из нас получился отличный дуэт, – улыбнулся он, вспоминая былые дни. – Совершенно разные во всём, мы многому научили друг друга. Его магия пробудила во мне дар возвращать жизнь, такой способности некроманты до меня не знали. Нашим «первенцем» стал «адский конь» Харон – жуткое на вид чудовище, добрейшее существо. Из скольких передряг Харон потом нас вынес на своей спине, о скольких бедах предупредил благодаря своему чутью...

– Ой, ты это о Полкане? – безошибочно узнала по описанию Милена. – Он с нами живет, сколько я себя помню! А недавно уехал с Тишкой за границу, искать подвигов и совершать героические поступки. Кстати, вот он-то наверняка твою Грушу первым и отыщет, на Тишку у меня меньше надежды.

Сильван надолго замолчал. Похоже, его план не удался: он не стал противен царевне. Напротив, Милена прониклась к нему сочувствием и жалостью. Даже погладила по голове, несчастного. Впрочем, желание утешить бедолагу, похоже, ничуть не противоречило стремлению заполучить его в мужья, а напротив даже усилило оное.

– А женщины у тебя когда-нибудь были? – отрывисто выдохнула она, волнуясь всё о своем, о девичьем. И вдруг по-кошачьи лизнула в шею. Сильвана пробрала дрожь, и в отличие от прочих потрясений, это было не сказать, чтобы совсем неприятное.

– Нет… – выдохнул он. – Ксавьер… то есть Яр… Разве он тебя не?…

– Папка знает, что я сейчас здесь, – без стыда заявила дочурка. – Не волнуйся, тебе вредно нервничать. Он разрешил мне тебя соблазнить, ведь он любит нас обоих и будет рад, если мы станем парой. Правда, он велел мне подождать. И еще просил не брать тебя силой. Но я не могу больше ждать! Я уже так давно тебя жду! У меня всё горит внутри, аж дурно делается. И ведь ты не рассердишься? Я ведь тебе не противна? А полюбить ты меня еще успеешь, нам незачем торопиться. Начнем с ночей, потом и днем ты ко мне привыкнешь. Верно? Ты просто лежи, а я всё сама сделаю. Лежи! Я знаю как, я за Тишкой и русалками подглядывала, – она фыркнула смешком, довольная своей осведомленностью. – А когда он влюблялся в кикимор, то не подглядывала. Кикиморы под одежкой еще страшнее, чем наряженные! Ну, ты потом увидишь, они тебя ждут на примерку, они у нас мастерицы белошвейки…

Тараторя сбивчивым шепотом, она действительно решила сделать всё сама: деловито развернула опешившего мага на спину, заботливо подложила ему подушку под голову, поправила длинные волосы, чтобы не спутались и не мешались. Уложив его, уселась сама сверху, оседлав за бедра. Правда, помня об осторожном обращении, тут же привстала, перенеся вес на собственные колени, словно боясь раздавить выпирающие косточки возлюбленного. Наклонилась вперед – и поцеловала в губы. Неумело, несмело. Прикоснулась губами, сложенными бантиком, к приоткрытым в изумлении губам, потёрла сухими о сухие. И довольная донельзя отодвинулась.

Сильван не успел перевести дух с облегчением, всё-таки от дочери Ксавьера он ожидал большего мастерства в поцелуях! А она... Она взялась за ворот балахона и рывком распахнула, явив своему алчному взору белое костлявое тело, мощи, прикрытые нижним бельем.

– У меня слюнки текут, – застенчиво призналась Милена, водя ладошками по груди, по животу. – Знаешь, папка с Ярмарки привозил леденцы, петушки на палочке. Так вот, я еле могла утерпеть, еле-еле могла дождаться разрешения, чтобы запихнуть петушка за щеку. Он такой вкусный, этот долгожданный леденец! И знаешь, ты для меня сейчас – как этот петушок. Нет, еще желаннее.

– На палочке?.. – шокировано просипел некромант.

– Я тебе потом покажу! – пообещала царевна. И умоляюще попросила: – Пожалуйста! Разреши? Ну, пожалуйста! Мне очень хочется! Я сейчас слюной поперхнусь…

Сильван только глазами хлопал.

– Нет, да? – безмерно огорчилась его молчанием Милена. На ресницах слезы заблестели.

Она скорбно нахмурила бровки, закусила жемчужными зубками пухлую нижнюю губу… И расцвела озарением:

– Ну, конечно! Прости, я же в первый раз, – повинилась она с искушающей улыбкой.

Завладела его безвольной рукой – и прижала пятерней к своей груди, поводила, заставила ощутить объем и округлость. Прищурилась:

– Ну, как? Нравится? Ой, ты наверное при свете стесняешься! Подожди минутку! Да и без ночнушки будет еще сподручнее, а то на воротнике вот рюшки, они мешают, правда?

Она хотела задуть свечу, но из-за волнения не справилась с собой – вместо легкого дуновения с ладони сорвался вихрь воздушных чар и опрокинул подсвечник. Огонь мгновенно накинулся на забытое полотенце, салфетку, скатерть. В один миг стол запылал. Милка досадливо цокнула языком: пришлось слезть с кровати, одернуть ночнушку, пойти взять у умывальника кувшин с водой – и залить пожарчик. Языки пламени нехотя съежились, красные искры на прожженных до дыр тканях почернели, в комнате стемнело, клубы дыма с шипением расползлись к потолку… Глаза Милены быстро привыкли к темноте, в приоткрытую ставню проливалось достаточно лунного света, чтобы дочь лесного владыки чувствовала себя уверенно, как днем.

Она обернулась к кровати… И растерялась.

– Ванечка? Что с тобой? – негромко позвала она.

Черный клубок, сжавшийся и мелко дрожащий в самом темном, самом дальнем уголке постели за занавесью балдахина, мало напоминал человека. Только волосы, выбившиеся из-под капюшона, змеистыми штрихами разбавляли этот комок черноты.

– Па-а-апка-а! – закричала Милена в панике.

Однако тот не дожидался ее зова. Еще несколько минут назад, почуяв вспыхнувший огонь, Лес затрубил тревогу. Яр сразу подхватился с постели, как был в льняных подштанниках, лишь успел накинуть халат на плечи, даже обуться не подумал. Спустя мгновение вдобавок к своей обычной боязни огня Лес ощутил беззвучный крик отчаяния такой силы, что вся Дубрава всколыхнулась в ужасе. Лес и Сильван ненавидели огонь как ничто на свете. И вот теперь их страхи слились воедино, питая и умножая друг друга.

Яр стремительно вбежал в комнату, Милка и охнуть не успела. Лесной владыка огляделся, мысленно послал сердитый приказ Лесу немедленно успокоиться и не будоражить всю округу из-за прожженной скатерти. Лес тревожно заупрямился, возразил было, что не он один перепугался, в подобный ужас не впадают из-за упавшей свечи. И затих, чутко прислушиваясь, жадно ловя отголоски памяти о давно прошедших событиях.

– Силь? – забрался на кровать Яр, осторожно на коленях подобрался к дрожащему некроманту. – Сильван, милый, всё в порядке. Посмотри сам – никакого огня!

Капюшон помотался, маг не желал поднимать головы, так и сидел, обняв колени и уткнувшись лбом в сцепленные руки.

«Пожар! Огонь! – озабоченно шептал Лес Яру. – Он видит огонь, а ты не видишь! Ищи лучше, потуши скорее!»

– Папка! Пап, я не виновата, я случайно свечку уронила! – бормотала Милена, переминаясь с ноги на ногу, ведь на половиках стоять босыми ногами всё равно холодно. – Он не пострадал нисколько, я сразу залила водой. Он толком и разглядеть ничего не успел, наверное, он ведь на меня смотрел, а не в ту сторону…

Яр мысленно отмахнулся от обоих, и от дочери, и от Леса. Склонился над беспомощным некромантом, ослепленным собственным прошлым:

– Сильван, послушай меня! Ты сейчас у меня во дворце, в Дубраве. За много миль отсюда нет ни одного человека! Тебе некого бояться. Никто тебя не тронет. Огонь вспыхнул и погас. Огонь легко залить водой. Ты под моей защитой, Сильван. Я позабочусь о тебе. Ты мне веришь?

Говоря это со всей возможной уверенностью в голосе, Яр встал перед ним на колени и осторожно скользнул руками под капюшон, погладил щеки с дорожками слез, положил ладони на виски, стал по капле вливать успокаивающие чары, которые помогут очнуться от страшных видений.

– Ксавьер?.. – прошептал Сильван. Приподняв голову, сверкнул из-под капюшона мокрыми глазами, полными невыразимой надежды.

– Полегчало? – шутливо спросил Яр.

– Угу, – шмыгнул носом некромант. Яр обнял его, прижал больную гудящую голову к своей груди.

– Ты мне всё царство переполошил, – пожаловался владыка. – Знаешь, как Лес боится пожаров! А ты тут в своем ужасе утонул – из-за жалкой свечки.

– Прости, – вздохнул маг. Умом он понимал, что никакой опасности не было, хотелось умереть от стыда за свою слабость.

– Прости мою дурочку, – в ответ повинился Яр, оглянувшись на вспыхнувшую дочь. Пояснил для нее: – После казни на костре он не выносит вид огня. Даже яркий солнечный свет на него наводит смертную тоску.

– Я не нарочно, – чуть не плача прогнусавила Милена. И видя, что отец на нее не злится, она торопливо забралась к ним в постель, обняла дернувшегося от неожиданности Сильвана со спины: – Прости меня, Ванечка!!! Я не знала, что ты такой чувствительный у меня! Обещаю, я буду беречь тебя!

Некромант мучительно покраснел и спрятал лицо на груди Яра, тот же ухмылялся:

– Вот видишь, Силь, теперь у тебя появился еще один защитник. Защитница!

– Так, солнышко, кончай мне его нервировать своими всхлипами! И не трись так усердно грудью, хочешь его довести до лихорадки с жаром? – строго прикрикнул лесной владыка на дочурку. Та ёрзать перестала, но мага не отпустила, прижалась и замерла, сопя в упрямстве и смущении. – Слушай внимательно: на завтрак приготовь для него гречневую кашку с ржаными лепешками. И ежевичный кисель. Как желудком окрепнет, перестанет его мутить, можно попробовать дать черных груздей и черной икорки.

– Ясно! А если молоко черникой зачернить? – предложила понятливая дочурка. – А еще из черноплодной рябины морс сварю!

– Хорошее дело, – с исключительной серьезностью одобрил лесной царь. – Как раньше не догадались!

– Вы обо мне, как о домашнем животном говорите, – глухо пробормотал Сильван, не думая выныривать из-за пазухи владыки. Яр со смешком погладил его по капюшону:

– Ничего, привыкнешь. Тебе еще понравится!

На правах «любимого кота» Сильван этой ночью спал между отцом и дочерью: сам не отпустил Яра, молча вцепился и не позволил уйти, хотя готов был под землю провалиться от осознания собственной ничтожности и вины, что надоедает другу своими страхами. А Милену прогнать не удалось – присуседилась сзади, закинула ногу на своего нервного возлюбленного, чтобы лежал и не дергался, и уютно запыхтела в серебристый загривок.

Слушая в тишине дыхание быстро заснувшей царевны, Сильван наслаждался теплом ее тела. И всё же в полудрёме крепко держался за Яра. Тот делал вид, что спит, а сам улыбался.

– Хватит лыбиться, – прошипел, не выдержал Сильван.

Яр охотно распахнул глаза. И прижался еще ближе: лбом ткнулся в пылающий лоб мага, обхватил руками за пояс, притиснулся. И, черные зрачки к зрачкам, прошептал:

– Теперь поверил, что мы тебя не отпустим?

– Что я буду здесь у вас делать, в вашем лесу? – проворчал шепотом некромант. – Поднимать дохлых зайцев? Оживлять утопленников?

– За утопленников у нас отвечают водяные, – поведал Яр. – А ты – будешь наслаждаться жизнью. Ну, хочешь, займись варкой варенья. Знаешь, какие у меня есть малинники? А хочешь, черничники для тебя отберу у кобольдов, отдам им взамен клюквенное болото, пусть из клюквы себе самогон гонят для разнообразия.

– Чтобы я – оживлял сгнившие ягоды? – хмыкнул Сильван. – Да ни за что на свете.

– Пап, отдай под его командование поночуг, – подала сонный голос Милена. – Они всё равно сами по себе не живые и не мертвые, так что ему в самый раз подойдут. Пускай границы царства охраняют.

– Светлая у тебя голова, солнышко! – умилился отец.

– Ну, а то! – подтвердила Милка. И от избытка нежности чмокнула некроманта в шею под ушком.

– А вот вольностей не надо! – шикнул на озорницу Яр. – Хотя бы при мне веди себя прилично.

Сильван попытался завернуться в балахон, как гусеница в кокон, да под шумок уползти с кровати. Но попытка к бегству была пресечена на корню – Милена его за капюшон и ухватила, подтянула обратно, уложила ухом на свою грудь, обвила руками за шею. Яр тоже не отставал – зажал с другой стороны. В таком положении ничего иного не оставалось, кроме как заставить себя расслабиться и принять всё, как оно есть.

Некромант уж и вспомнить не мог, когда ему в последний раз так сладко спалось. Разве только с Рууном… Но это было слишком давно, и воспоминание отравляла горечь предательства.

====== Глава 5. Грюнфрид ======

У Евтихия никогда не было проблем с ночевками в людских поселениях. Как только сделался Светозаром – сразу всё переменилось, стало не в пример сложнее.

Евтихию раньше и дела не было до того, есть ли в деревушке трактир с постоялым двором. Его в первую очередь интересовало, есть ли на окраине домик с одинокой хозяйкой. Молодой вдовушкой или крепкой бобылкой в самом соку, чей муж уехал в дальние дали на заработки, да возвращаться не торопится. К такой можно напроситься на ночлег, а в благодарность дров нарубить, с хозяйством подсобить или просто вечерок ей скрасить задушевным, скажем так, разговором.

Светозар, связанный обетом целомудрия, веселых вдовушек начал сторониться. Если в селении, куда его занесло на ночь глядя, имелся трактир – лучше он будет менестрелем до утра голосить дурацкие песенки на потеху пьяной публике. Лучше поработает на скупердяя хозяина – обычно в трактирах все хозяева скупердяи. И лишь в крайнем случае пойдет искать вдовушку. Причем желательно постарше, подряхлее, у такой обычно и дел по хозяйству накопилось больше, и пирожки такая печет вкуснее – опыт сказывается.

Нет, можно, конечно, всякий раз ночевать на свежем воздухе. Однако тутошняя природа Светозара не особо привлекала, какая-то она была чахлая и бедная по сравнению с родной землей. Лес пойди найди, тут всё лишь поля, прозрачные перелески или болотистые низины. Тьфу в общем, а не природа.

Он и Полкана-то перестал оставлять за пределами селений. И не из опасений, что конь в его отсутствии повстречается с разбойниками, коих после такой встречи можно будет только пожалеть. Просто доброму скакуну попастись толком негде! Полкану, чтобы спрятаться, нужна хорошая чаща, чтобы бока почесать – бурелом желателен. Чтобы поохотиться – простор требуется да непуганая живность. А тут, в тесных западных королевствах, куда ни плюнь частные угодья. Погонишься за тощим фазанчиком – оглянуться не успеешь, как на кого-то налетишь, кого-нибудь собьешь с ног. Извиняйся потом, оправдывайся, убеждай, что сам не браконьер. А в селениях можно подзаработать монетку – и тут же прикупить продовольствия, не тратя время попусту. Или просто брать оплату за услуги копченым мясом, сыром и хлебом – пусть потом удивляются, что жуткий конь полуэльфа сену предпочитает пироги с потрошками или расстегаи с вишней.

Не сложно наплести местным, что, мол, была у Светозара невеста-красавица – превратили ее злодеи в такую вот причудливую коротышку, причем характер сохранился от красавицы – вздорный, свободолюбивый! А с конем – а что с конем? Тоже злодеи накуролесили, ведь еще недавно Полкан был белогривым пони. Он так и остался (глубоко внутри) милым, ласковым и совершенно безобидным зверьком. Так вот, чтобы обоих своих спутников расколдовать обратно, Светозар и отправился на поиски дракона. Очень уж драконья чешуя нужна для расколдовывающего снадобья! Что, разве чешую можно купить у бродячих торговцев? Да они ж, бессовестные, за полчешуйки столько золота спросят, что на верблюдах не увезти, еще и фальшивку подсунут. Впрочем, местные обычно не расспрашивали, что за звери такие верблюды. Большинству любопытствующих хватало одного лишь заявления, что гоблинка на самом деле красавица полуэльфийка, а конь просто зачарован в страшилище и не имеет привычки кусаться – на этом их интерес и заканчивался. Люди в западных королевствах оказались на удивление равнодушными к пришлым, если те обещали не задерживаться у них надолго.

Кстати сказать, в легенду о красавице народ верил охотно. Светозар позаботился раздобыть для гоблинки новый наряд, приодел ее, хорошенько отмыл с душистым мылом, косички заплел изысканным манером, на бантики не поскупился, благо Лукерья Власьевна в свое время научила старшего сына заботиться о младших. И оказалась девчонка впрямь красавицей! Своеобразной, конечно, не на всякий вкус. Однако глядя на ее хорошенькое личико, люди чудесным образом забывали и о зеленой коже, и на вертикальные зрачки в оранжево-золотистых глазах внимания не обращали, пораженные «верблюжьими» ресницами. С ролью заколдованной полуэльфийки Груша стала справляться еще успешней после того, как Светозар на дневных привалах помог ей отучиться от некоторых чисто гоблинских привычек, таких как ковыряние пальцем в носу или громкая отрыжка после еды. Груша оказалась на редкость сообразительной, схватывала всё на полуслове, дважды повторять не приходилось. Светозар был очень горд за свою подопечную.

Однако не ведал он, что делается в душе девичьей, что прячется за стеснительной улыбкой. Между тем Грюнфрид, видя от своего рыцаря лишь искреннюю ласку и заботу, умудрилась влюбиться по самые уши, прежде чем сама за собой эдакую напасть заметила. Заметила – и испугалась! Не потому что боялась остаться с разбитым сердечком, а потому что твердо была убеждена, что ее рыцарь едет сражаться с драконом. Она мечтала увидеть дракона побежденным и выпотрошенным, возможно, зажаренным на вертеле над огромным костром. Однако теперь, испытывая к Светозару теплую привязанность, Грюнфрид ужасно боялась, что дракон окажется сильнее, чем она себе представляла, и он может навредить ее рыцарю, не дай боже покалечить или спалить его золотистые локоны!..

О буре, бушующей в душе гоблинки, Светозар не подозревал. Хуже того – обращался с нею, как с невинным дитём. Обманулся невысоким ростом и не думал, что даже будучи маленькой, можно быть достаточно взрослой… Впрочем, у Светозара имелось оправдание: взрослые девы не станут пинать своих рыцарей по коленке ни за что, ни про что. У него как-то не связывались в голове собственные улыбки, естественно расточаемые встречным женщинам, со столь переменчивым настроением подопечной, меняющимся в один миг от спокойно-благожелательного до скверно-мстительного.

Особенно тяжко было держать себя в руках, когда останавливались у вдовушек. Причем тяжко приходилось обоим, как Груше, так и Светозару. Он не мог избавиться от привычки быть милым с женщинами. Грюнфрид же не могла привыкнуть к тому, что для него это жизненно необходимо, так же как привычка дышать.

Поначалу они двигались вдоль оживленного торгового пути, поэтому постоялые дворы и трактиры встречались регулярно. Затем пришлось свернуть от тракта, заехать в глубинку. Тут уж выбора не было – либо ночевать в лесу, слушая вой голодных волков, либо воспользоваться гостеприимством местных жительниц.

С первой селянкой удалось договориться по душам. Светозар, как обычно, наколол дров с запасом. При этом занятии по привычке оголился по пояс и эффектно играл богатырскими мускулами под блестящей от трудового пота кожей, чем вызвал у хозяйки томление в груди и зубовное скрежетание у притаившейся в тени Грушеньки. Полкан вспахал своими когтями грядки на огороде, наносил от колодца воды, тщательно полил всю растительность, (кое-где удобрил по доброте душевной). Груша подсобила со стиркой, подмела двор. За это путники получили жарко натопленную баньку, сытный ужин и мягкую постель под крышей, на душистых соломенных тюфяках. Полкана же на ночь определили в сарай, под теплый бок к невозмутимой корове.

Однако с наступлением ночи задачи Светозара не закончились, но напротив усложнились: вдовушка прозрачно намекнула, что требуется мужская помощь кое-где еще. Сославшись на тесноту скромного жилища, златовласого странника хозяйка уложила почивать в собственной постели.

В бытность свою Евтихием он не сомневался бы ни мгновения – доставил бы радость бедной женщине. Однако обет безбрачия (и громко сопящая за занавеской Груша), не позволяли Светозару поступить так, как он привык. Борясь с собой, со своими давними привычками, с требовательным зовом собственного тела, при этом стараясь не уронить достоинства в глазах вдовушки, не ранить ее категоричным отказом – в общем Светозар выкручивался, как мог. Заговорил хозяйке зубы, расписывая свою несчастную любовь, даже слезу пустил, вспомнив о былом и правдивом, однако приплетя к строго отмеренной правде неповинную Грушеньку. Вызвал растаявшую хозяйку на ответную откровенность, выслушал со всей сострадательностью, утешил, но в пределах целомудрия.

В общем, утро вдовушка встретила всё равно счастливая и умиротворенная после ночных исповедей. Светозар же весь следующий день клевал носом, сидя в седле. Едва не упал, да Грюнфрид вовремя одергивала, будила.

Следующим вечером всё повторилось в точности: новое селение, новая вдовушка, еще моложе и бойчее вчерашней. Эта разговоры разговаривать не пожелала – под покровом ночи накинулась на приезжего красавца, зацеловала, заобнимала… Светозар еле опомнился, еле удержался от грехопадения – выскочил из спаленки в одних подштанниках. Назад в дом так и не вернулся, не рискнул. Пусть вдовушка и смутилась подобной реакцией, зато зауважала твердость рыцарского характера – сама явилась извиняться на сеновал, где внизу Полкан от безделья меланхолично жевал соломинку. Зарывшийся в сено Тишка малодушно промолчал на ее предложение забыть всё, не спустился с навеса. Она же не рискнула настаивать и лезть к нему наверх по крутой лесенке в темноте – очень уж чудо-конь выразительно косился в ее сторону, намекая взглядом, чтобы не надоедала его хозяину.

На следующий день Грюнфрид имела спорное удовольствие любоваться темными кругами под мутными глазами неудовлетворенного жизнью рыцаря.

Третья вдовушка грозилась переплюнуть в откровенном кокетстве обеих предыдущих. Да и фигурой эта была несравненно хороша! Светозар пялился на крутые бедра, обтянутые юбкой, на высокие перси, плоховато прикрытые кофточкой, бледнел лицом и лепетал что-то маловразумительное. Он даже, махая топором, постеснялся рубашку снять, да всё равно не помогло.

Грюнфрид поняла: сила воли ее рыцаря на исходе! Поэтому, когда стемнело, и вдовушка выразительно кивнула златокудрому страннику в сторону опочивальни – Грушенька вцепилась в своего покровителя руками и ногами, беззвучно забилась в показательной истерике, брызжа слезами из зажмуренных от стыда глаз.

– Что это с ней? – опешила вдовушка.

– Простите, – с плохо скрываемым облегчением вздохнул Светозар, – она боится оставаться одна. Кошмары снятся, ждет, что на нее из темноты опять нападут злодеи. Ведь представляете – мало что личину на бедняжку налепили безобразную, так и голоса лишили, чтобы никому о своих горестях не смогла поведать!

– Как же ты узнал о ее кошмарах и страхах? – с подозрительность уточнила хозяйка.

– Сердцем услышал! – не сморгнув, объявил Светозар, солнечно улыбнувшись.

Столь невинному союзу женщина ничего не могла противопоставить, кроме сиюминутных плотских утех. Пришлось хозяйке смириться – и сдвинуть две лавки, сделав постель гоблинки достаточно широкой для двоих.

В ту ночь Грюнфрид спала счастливая, с полным правом нежась в заботливых объятиях своего рыцаря. Да и Светозар с удовольствием выспался наконец-то! Засыпая, уткнувшись носом в кучерявую рыжую макушку, с умилением припомнил, как в свое время к нему ночь-полночь забирался под одеяло маленький Драгомир, ненавидевший подозрительные ночные шорохи.

После этой скромной победы Грюнфрид почувствовала себя гораздо увереннее. И эта ее уверенность безусловно пригодилась впоследствии.

Случилось так, что дальнейшей их остановкой стало захолустное поместье одного немолодого барона. Владелец с распростертыми объятиями встретил странников, объявив себя тонким ценителем искусства. Менестрель полуэльф по его уверениям был желанным гостем. Барон посулил не только приют и роскошный ужин, но обещал наградить золотом за вечер песен и поэзии! Светозар не почуял подвоха и легко согласился – играть на лютне ночь напролет ему уже было привычно.

После ужина барон около часа изволил слушать пение в парадном зале, где по случаю собрались почти все обитатели поместья. Светозар только набрал силу голоса, только размял пальцы, вошел во вкус – как вдруг хозяин поднялся со своего кресла, подозрительно смахивающего на трон, и пригласил менестреля продолжить выступление в его личных покоях, якобы там акустика лучше и никто не будет мешать божественному пению надсадным кашлем или шепотками. Женская часть свиты барона расторопно увела Грюнфрид в противоположное крыло замка, объявив, что малышке пора спать.

Гоблинке это всё ужасно не понравилось. Пока ее рыцарь терзал струны лютни, она успела разглядеть, какими маслеными глазками пялился на красавца полуэльфа этот жирный плешивый барон. Поэтому, когда дамы оставили ее наконец-то в покое, она выскользнула из постели, – надо признать изумительно мягкой и свежей! – и быстро оделась. На заплетание косичек времени тратить не стала: торчат вихры закатным рыжим облаком, ну и пускай торчат, в темноте всё равно не видно.

Бесшумной мышкой она преодолела запутанные переходы и крутые лестницы, успешно избегая слуг и стражу. Прокралась в конюшню, где дремал Полкан, и попыталась донести до него свои смутные подозрения. Каким-то волшебным образом гоблинка и чудо-конь понимали друг друга без слов, словно между ними установилась незримая связь с первого момента их знакомства. Вот теперь-то эта связь пригодилась как никогда.

…Войдя в хозяйскую опочивальню следом за бароном, Светозар наивно поинтересовался:

– Разве вашей супруги и дочерей не будет?

– Нет, никаких женщин, – подтвердил тот, разливая вино по двум бокалам.

– Как хорошо! Я порядком устал от них, – вырвалось у Тишки.

Он поблагодарил кивком, взял протянутый бокал, отхлебнул. Вкус вина показался очень насыщенным, сладким, но не приторным, однако какие-то странные нотки щекотали язык… Впрочем, барон не позволил сосредоточиться только на вине. Он забрал лютню, небрежно поставил ее на пол под стол, отчего инструмент жалобно звякнул, а сердце менестреля невольно ёкнуло.

– Как я вас понимаю, юноша! – воскликнул барон с воодушевлением. Завладел рукой менестреля, стиснул в чувственном порыве. И… приложил пальцы музыканта к своим губам.

Светозар поперхнулся вином. Озадаченно заметил:

– Вы так сильно любите музыку? Боюсь, мой талант не соответствует настолько высоким запросам…

– Нет-нет! Вы восхитительны, мой сладкий! – заверил барон, еще больше шалея от скромности и неиспорченности менестреля, который возвышался над хозяином поместья почти на две головы и при этом вел себя, как наивная девушка, не сознающая своей привлекательности. – Идемте, расположимся на постели, там продолжим наш разговор!

– Как пожелаете, – пожал плечами Светозар. – Позвольте лишь захвачу мою лютню…

– Не нужно, она нам не понадобится, – хихикнул барон, увлекая опешившего гостя в сторону широкой кровати под роскошным балдахином. Почти силой усадил его на постель, перед этим рывком сбросил с нее меховое покрывало, обнаружив шелковые простыни.

– То есть не понадобится? – вообще перестал что-либо понимать Светозар. – Разве вы не хотите, чтобы я спел вам?

– Хочу! Очень хочу! Просто горю желанием до дрожи во всех членах! – зашептал в воодушевлении барон, опустившись перед менестрелем на колени, что вышло у него по возрасту не слишком-то ловко и совсем не изящно. Барон снова завладел рукой гостя, приложил ладонью к своей груди – к волосатой груди, обнажившейся в порывисто распахнутом вороте. – Спой мне, соловушка, спой! Прошу тебя, умоляю! Я жажду услышать твой чарующий голос, поющий мне песню любви протяжными стонами страсти!

– Ого! – вымолвил Светозар, подумав, что хозяин цитирует строку из какой-то баллады. Решил, что стоит запомнить на будущее, женщинам такая высокопарная чушь нравится.

Отняв от своей жесткой шерсти, барон вновь принялся осыпать поцелуями пальцы менестреля. Светозар хмурился и терпел, вырываться грубой силой ему казалось невежливым. Барон же счел его терпение приглашением – другой своей рукой взялся вдохновенно оглаживать коленки гостя.

– Хм-м, простите… – решился-таки воззвать к голосу разума Светозар увлекшегося поклонника музыки. – Что вы делаете? Кажется, вы хотели поговорить о балладах, или нет?

– О, да! Я очень хочу с вами поговорить, мой прекрасный златовласый бог! – резко припал к нему барон, обхватил его колени обеими руками, не позволяя свести ноги вместе. Небритой щекой он потерся о напрягшийся живот гостя, блаженствуя от проявившихся на торсе «кубиков». – Поговорить языком тел! Языком, что не терпит лжи и пустословия! Упиться допьяна самыми откровенными речами!

Светозар и не заметил, как и когда радушный хозяин успел расстегнуть на нем одежду, так что рубашка задралась – и щетина барона теперь очень ощутимо колола кожу! И вообще, что-то ему не нравилось, как подозрительно радужно стали сиять огоньки свечей. И комната чем-то стала напоминать палубу корабля в ветреную погоду. Светозар зажмурил глаза, снова открыл – что-то явно не так! Но толком сообразить трудно, в голове приятно зашумела пустота, зато внизу живота почувствовалось некоторое щекочущее оживление… Светозар Ярович густо-густо покраснел. И решительным образом взял барона обеими руками за оба уха, с усилием оттянул раскрасневшуюся масляную харю от себя. Поглядел в его сияющие глазки, спросил, постаравшись придать голосу убедительности:

– Ты меня чем-то опоил, извращенец?

– Уверяю вас, юноша, это абсолютно безвредное средство! – жарко зашептал барон, порываясь дотянуться до рта менестреля губами, для чего оные вытягивал дудочкой, при этом умудрялся строить глазки и продолжал оправдываться. – Просто пара капель бодрящего зелья, чтобы нам обоим было легче расслабиться, чтобы получилось быстрее довериться друг другу. Прошу, доверьте мне свое великолепное тело! Я обещаю, я вознесу вас на вершины блаженства! Ни с одной женщиной вы не познаете столь ошеломляющей страсти, как со мной, опытным…

– …греховодником, – закончил за него Светозар. С силой отпихнул от себя барона, отлетевшего с ойканьем на другой конец комнаты, и произнес с выражением: – Знай же, извращенец, что я дал пред Небесами и Лесом обет целомудрия! Я даже с вдовушками не сплю, всем отказываю, хотя уже зубы сводит от желания… и не только зубы… Но чтобы согрешить с мужиком?! Нет, на такое не рассчитывай!

Барон подобрался, сел на полу по-лягушачьи, утер слюни рукавом:

– Хотя бы один поцелуй? – принялся игриво клянчить.

– Ни единого! – грозно сверкнул очами лесной царевич.

Но стоило на мгновение отвести взгляд – барон с неожиданной прытью накинулся на свою жертву. Превосходящий вес и внезапность сработали как надо, хозяин поместья повалил гостя на шелковые простыни, оседлал его, уселся на бедра и принялся суетливо освобождать от одежды как себя, так и вожделенного любовника. Светозар не мог сопротивляться по простой причине – поняв, что с ним собираются сделать, он зажал себе рот обеими руками, дабы удержаться от тошноты. Позориться даже перед извращенцем было ниже его достоинства.