Текст книги "Хрусталь (СИ)"

Автор книги: Антон Щегулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Раскомандовался тут! Ещё чего! Сама дам знать.

– Ты мне просто отомстишь и не позвонишь, знаю я вас девушек!

– Ах ты какой хитрый! – Она приподняла брови и смотрела на меня, как на засранца. – Но из нас двоих лишь я не нарушала своего слова, поэтому тебе придётся довериться!

Я был очень рад её видеть, улыбался как ребёнок. Даже эти препирания поднимали настроение и делали каждую секунду моей жизни более осмысленными. В недрах моей души постепенно просыпались все чувства и эмоции, что я глушил своей недавней апатией. Казалось, что без Софьи всё это дальше не имеет никакого смысла. И ожидание для меня стало бы настоящей пыткой. Мальчишеский максимализм проявил себя во всей красе, не способный справиться со своими примитивными желаниями, я схватил её за плечи, притянул к себе и поцеловал.

К моему удивлению, она даже не попыталась отвести губы, не оттолкнула меня, а наоборот подарила пару секунд блаженства, после чего повернула голову в сторону с улыбкой на лице.

– Ну давай теперь обмениваться бактериями. Ты то может и чистил зубы, а вот я пока не успела, знаешь ли.

– Если это всё, что тебя останавливает, то я готов выдавить тюбик пасты тебе прямо в рот.

Она рассмеялась и легонько оттолкнула меня от себя. Я же любовался грациозным профилем, светло-русые локоны обрамляли правильные и строгие черты её лица. Широкий лоб переходил в стройную, ровную переносицу, заканчивающуюся изящным кончиком и небольшими продолговатыми носовыми крыльями. Пухлые слегка помятые губы, вызывали у меня восторг, мне хотелось к ним прикасаться снова и снова, пока не потеряю сознание от недостатка кислорода. Пропорциональный, объёмный фактурный подбородок дополнял образ уверенного хирурга. Всё в ней было стоически-целеустремлённое, при этом женственное, выразительное, манящее.

– Ладно, давай оставим твои фантазии касательно пасты на другой раз, а сейчас я сделаю вид, что ты меня не разозлил и отправлюсь спать. И уже на свежую голову разберёмся, что с тобой делать, договорились?

Сделает вид, что не злится? Ха! Да она не то, что не злится, она просто в восторге!

– Или можем ещё раз поцеловаться, ведь я точно знаю, что тебе понравилось.

Она закатила глаза и недовольно цокнула языком, не переставая при этом улыбаться.

– Ох, Теплинин, не льсти себе! За две секунды девушка никогда не поймёт понравилось ей или нет.

– Тогда надо поставить таймер на десять секунд.

– Вот, молодец! Отличная идея. Ставь таймер, и чтобы я тебя здесь через десять секунд не видела.

Она произнесла это по-доброму, ласково. Перечить не хотелось. Разум начал возвращаться, кровь к мозгу прилила, и я решил, что если буду излишне настойчив, то всё испорчу. Тем более, я без того ходил по очень тонкому льду.

– Но я тебя и здесь переиграю, я исчезну гораздо быстрее, чем за десять секунд.

После этой фразы, я развернулся и стремглав помчался по лестнице вниз, а сверху ещё доносился её заливистый, звонкий смех.

Глава тридцать третья

На следующий день после дежурства раздался звонок. В предвкушении, я бросился к мастерфону едва открыв глаза. Но меня ждало разочарование, это оказалась не Софья.

– Ну и что тебе нужно от меня на этот раз?

– Ты разве не хочешь навестить своего сына? Уже сколько месяцев прошло…

– Олеся, ты поехала головой, мы с тобой даже не прикасались друг к другу.

– Это не важно, ведь он здесь только благодаря тебе.

Вспоминая тот синюшный цвет кожи младенца, меня передёрнуло.

– Что ты предлагаешь?

– Приезжай, ну приезжай, умоляю… Я хочу, чтобы он на тебя посмотрел.

– Кто он? Олеся, это был синюшный мёртвый младенец!

– Приезжай и увидишь настоящее чудо.

Я повесил трубку и понял, что она разожгла во мне интерес. Пугало конечно то, что девка совсем сошла с ума, и я увижу там просто разложившееся червивое тельце. Но коли так, надо будет тогда сдать её наконец в отделение психиатрии, а то может и до самоубийства дойдёт, потом меня ещё приплетут к процессу. Собравшись, я поцеловал Ксюшу в маковку и отправился к Олесе. В этот холодный зимний декабрьский денёк туманными очертаниями через дымчатое небо просвечивало наконец солнце. Уже и не помню, когда в последний раз видел светило. Настроение поднималось, шаг ускорялся, уже через пятнадцать минут я был на месте, вошёл в квартиру Олеси и стоял, как вкопанный, не в состоянии произнести ни слова.

– Не может того быть, что это он… – Молвил я, когда наконец отошёл от шока. – Где ты этого взяла?

– Это он, Гриша. – Олеся смотрела на ребёнка любящими материнскими глазами. – Это мой смысл жизни…

В кроватке лежал ребёнок месяцев девяти от роду. Он выглядел совершенно здоровым, улыбался двигал ручками, ножками, пытался вставать, но пока эти попытки заканчивались неудачей. Поверить в это было сложно. Я своими глазами видел тот свёрток. Ни по каким законам физики и мироздания не могло произойти так, чтобы синий, мёртвый младенец превратился в это… Это попросту невозможно.

– Ладно, колись, где ты его нашла? Какие-то вояки принесли?

– Это тот самый ребёнок!

– Да не может того быть! Что за бред ты мне втираешь?!

– Это тот ребёнок! Тот! Почему ты не веришь?

– Потому что это невозможно! И вообще какой смысл всего этого розыгрыша?

– Ты неисправимый идиот. Даже если бы на твоих глазах Христос прошёлся по воде, ты бы всё равно говорил, что подобное невозможно!

– Ладно… Мне это всё не очень интересно, ты меня позвала зачем? Чтобы показать это чудо? Я посмотрел. Ты довольна?

– Неужели ты совсем ничего не чувствуешь?

– Что я должен чувствовать?

– Ребёнок твой!

– Да как он может быть моим? Ты совсем чокнутая!

Она закрыло лицо рукой.

– Не бери в голову… Не важно.

– Отлично, я пошёл.

– Нет, подожди, я ещё кое-что хотела.

– Начинается.

– Ты же врач? Можешь его осмотреть?

– Я фельдшер, а не врач.

– Посмотри, пожалуйста, у неё всё в порядке?

– Это девочка?!

– Да.

Я приподнял брови. Неожиданная весть.

– Есть какие-то жалобы?

– Нет, но я всё равно волнуюсь…

– Ладно, но учти, что я не специализируюсь на младенцах, могу чего упустить.

– Лучше, чем ничего.

Олеся постелила на столе пелёнку, положила на неё девочку, раздела, и я приступил к осмотру. Кожа розовая, здоровая, движения естественные, горло в порядке, в ротовой полости никаких серьёзных отклонений. Моё внимание привлекли глаза. Они выглядели так знакомо, но я не мог никак понять почему. Светло-серые, дымчатые радужные оболочки, большие выразительные зрачки. В глазах младенца было столько радости, что я и сам не заметил, как начал щекотать её под ручками, расплываясь в улыбке. Однако, долго оно не продолжалось, я поймал себя на мысли, что выгляжу нелепо и прекратил.

– Зато выпендривался до последнего. – Виноградова смотрела на меня с нежной материнской улыбкой.

– Судя по всему она в полном порядке. По крайней мере я не вижу никаких отклонений внешних.

– Спасибо тебе, – Она подошла ко мне со спины прижалась, положив руки на плечи. – Ты меня успокоил.

Я моментально вырвался из её объятий.

– Так, Олеся, это не мой ребёнок, и мы с тобой не пара.

– Ой, уже и поблагодарить нельзя! Недотрога! Подумаешь расчувствовалась немного.

– Это становится какой-то закономерностью… – Я огляделся по сторонам и сунул сигарету в зубы, но прикуривать не стал. – Я пошёл. И вообще лучше ребёнка показать нормальным врачам, а не мне…

– Как назовём её?

– Ко мне вопрос?

– Конечно.

– Назови Алёной… Или Стешей. Не знаю…

– Алёна мне нравится.

– Вот и славно.

На том и распрощались, я снова вывалился на холодную улицу и решил заскочить к знакомым радистам, которые мёрзли круглыми сутками в одной из плохо отапливаемых будок на окраине города. Я прикупил в одной из ещё действующих пекарен несколько булок, чаю, притащил мужикам, они страсть как обрадовались. Я залез внутрь, и мы начали общаться.

– Уже не могу, хочу в отпуск. Полгода на ротациях, мошонка уже стёрлась об штаны туда сюда мотаться. – Вещал Пересвет.

– Поговори мне тут, я уже год дома не был. Отправляю ровно одно сообщение в месяц матери. Пишу, мол, всё хорошо. Точка.

– Да ты вообще какой-то… Не хочется обзывать тебя плохими словами, Саня, но с близкими так нельзя. Связь же есть, ну…

– Все эти сопли, разговоры. Не интересно. Отпахал по контракту, затем свалил домой. Всё. Ничего лишнего. Это вы там всё что-то со своими ласкаетесь, милуетесь, нюни разводите. Мне этого не понять.

– Мать же, Саня! Мать! Она там места себе не находит целый месяц! Ну! Хоть раз в день бы писал, рэмбо ходячий ты наш.

– Такова её доля.

– Эх-х… – Пересвет махнул рукой. – Вот так и живём. – Сказал он, повернувшись ко мне. – Вот таких сыновей матери рожают, а потом с инфарктом их в больницу забирают. Играется с материнским сердцем, как последний… Не буду говорить кто.

– Что слышно то? – Я перевёл тему. – Уже хоть что-нибудь бы сделали, либо в наступление пошли, либо в отступление. Никаких сил нет находиться в подвешенном состоянии.

– Гриш, ты неопытный, нигде не был. Мы вон, на юго-востоке ждали наступления помню полтора года. В итоге, как началось, так все в господа уверовали. – Он залез под рубашку и достал серебряный крест. – Прикупил после того раза. То было десять бригад, мы все охуели так, что срали прямо в окопах не отходя от кассы. А тут говорят двадцать восемь бригад собрали. Вот и думай.

– На новый год пойдут. – Тихо произнёс Саня. – Помяните моё слово.

– Не пойдут, потому что знают, что мы ждём их на новый год как раз… Будут дальше мурыжить.

– А что со связью и гиперджетами? Я слышал, что мы пару перехватчиков потеряли…

– Да муть какая-то творится. Этот ваш полигон, чтоб ему пусто было, вообще какая-то чёрная дыра. Я тут поймал сигнал… – Он засунул сигарету в зубы и переключил несколько тумблеров, покрутил датчик частот на радиопанели. – Вот, на!

Я взял наушник и прислушался. До меня доносились звуки пульсирующего, глубокого, гортанного рыка. Он был сильно приглушён, создавалось ощущение, что внеземной голос что-то говорил, но разобрать не получалось.

– Что это?

– Вообще, это сигнал из глубокого космоса.

– Так, и?

– Но исходит он с полигона. Вот я его ловлю прям отсюда.

Он ткнул пальцем в карту, лежащую на столе. Если я всё правильно понял, то сигнал исходил из района между Сферой и Медейей.

– Ага, – Пересвет сбросил пепел с сигареты на пол и выдохнул снежный дым. – Причём это не отражение сигнала. Источник сигнала буквально находится на полигоне. Что там творится одному богу известно… Что-то похожее долетало до наших учёных ещё в прошлом веке. Структура сигнала прям один в один. Но тот сигнал шёл до нас от созвездия Рыб за тысячи световых лет от Земли. Смекаешь?

Я кивнул.

– Тоже будешь лапшу на уши вешать. – Вмешался Саня. – Не такой уж необычный сигнал.

– Ты сам видел с какой скоростью он меняет свою частоту.

– Ну видел.

– Тебя это не настораживает? У них тут стоит какой-то особый передатчик, задача которого спутать своих же?

– Если мы запутаны, то и враг запутан. Может быть оттого и нет наступления, что не могут нормально выстроить цепочку связи.

– Ясно всё с тобой. – Пересвет снова повернулся ко мне. – И вот так каждый день. Я ему слово, он мне десять. Живём.

Ещё немного послушав сигнал, я переда наушник Пересвету, мы допили чай, доели плюшки, и я отправился домой.

* * * * *

Свидание с Софьей состоялось аж через неделю после того, как я ей подарил цветы и шоколад. Мы встретились просто на улице, она укуталась в изящную парку с меховой подкладкой и пушистым капюшоном, при этом нацепила тонкие джинсы в облипку, а поверх – коричневые сапоги на каблуке. Явно хотела мне понравиться, но не учла тот факт, что температура упала почти на десять градусов, поэтому никаких долгих прогулок. Встретились, чмокнулись в щёку, и я сразу повёл её в единственное заведение в городе, которое не закрылось. Называлось оно «Штольня» и готовили там паршиво, напитки подавали тоже паршивые, а обслуживание особенно в нынешние времена, попросту удручало. Но в этот вечер всё волшебным образом изменилось, словно сама судьба улыбнулась нам. Заведение стало нарядным и праздничным, появились новогодние украшения, владелец поставил на каждый стол по оранжевой лампе, а меню вложили в красную обложку с наилучшими пожеланиями для посетителей. Уже по сложившейся традиции, здесь околачивалось несколько бравых вояк, которые приходили поесть чего-то более разнообразного, чем полевые харчи.

Софья настолько продрогла, что стучала зубами и дула в ладошки. Завидев это, я подсел поближе, обхватил её ледяные руки своими горячими ладонями и начал греть. Она с благодарностью посмотрела на меня и мы оба понимали, чем этот вечер закончится, но прежде необходимо было пройти через этот долгий путь вербальных прелюдий. Зная женщин, я прекрасно понимал, что этот инструмент требует тончайшей отладки, любое неверное слово, и я отправлюсь домой смотреть фильмы с Ксюшей.

Но с Софьей всё шло на удивление гладко, я мог позволить себе быть собой, и она оказалась не против. Наоборот, подхватывала все мои шутки, и даже не раздражалась, когда я откровенно издевался над ней, пусть и по-доброму.

– Хочется, чтобы пампушка была солёная.

– Солёная – это какая? – Спросила она, и мой мозг буквально остановился.

– Эс, А, Лё, Эн, А, Я. – Сказал я по буквам, глядя ей прямо в глаза. – САЛЬОНАЯ!

Софья была поражена, приподняла брови и улыбалась, даже не понимая, как парировать мой наглый выпад.

– И вообще, может закажешь себе что-нибудь? – Я решил чуть-чуть разрядить обстановку.

– Определённо что-то солёное. – Парировала она и мы рассмеялись.

Всего за полчаса мы обсудили столько всего, что и в голове не укладывалось. Она жила здесь с мамой, та тоже работала в больнице, но в другом отделении на должности старшей медсестры. Софья интересовалась моим прошлым, я рассказал ей про свои университетские годы, военные сборы, а также распределение сюда. Слушала она очень внимательно, смотрела прямо в глаза и постепенно хмелела от заказанного вина. Правда, нормальное вино сюда уже не поставляли, поэтому приходилось довольствоваться остатками пакетированного. Но нам это никак не мешало получать удовольствие от свидания.

Я рассказывал про будни скорой помощи, рассказывал вообще про всё, и про Влада, и про Олесю, и даже про Ксюшу.

– Я вот всё хотела узнать, как же так получилось…

– Согласись история такая, что захочешь – не придумаешь. Как оно так вообще всё сложилось?

– Значит, ты мужчина с большим сердцем? Любишь помогать людям?

– Ненавижу. Честно? Меня все просто достали! Этой нужно одной, той другое, Владу третье… Он у меня недавно денег занимал, потому что все свои сбережения угрохал… На что-то… Вот на что здесь можно угрохать деньги? Город вымирает. Тут почти ничего не осталось! И так каждый день. Каждый божий день этому миру что-то от меня надо.

– Ну-ну, не сердись на этот мир. – Она произнесла это с ласковой издёвкой и положила мне на руку свою уже согретую ладошку. – Шевелюра у тебя роскошная. – Софья провела пальцами по моим волосам. – Ты фанат Элвиса?

Я чуть не поперхнулся глинтвейном.

– Нет, а что?

– Всё так торчит… Прямо, как у Элвиса. Знаешь, ты такой, красивый, добряк, который никогда этого не признает. Мол, на словах ненавидишь этот чёртов мир, а на деле готов в лепёшку расшибиться ради других.

– Ты даже не представляешь, как ты неправа.

– Ну-ну.

Мы смотрели друг на друга, она уже прилично набралась, я тоже был пьян. Во взгляде девушки читалось полное доверие, мелькали манящие нотки желания сблизиться ещё больше. Я придвинулся. Между нашими лицами расстояние сократилось сантиметров до тридцати, не больше.

– Вы здесь живёте с матерью, а отец куда пропал?

– Остался в столице, работает, присылает нам иногда деньги. Хотя нам хватает. Но всё равно приятно.

– Почему сюда не поехал?

– Мама была против, сказала, что он её достал. – Она рассмеялась. – Да, звучит странно, у них вообще отношения какие-то особенные, то друг в друге души не чают, то ссоры такие, что аж ядра свистят… Меньше всего хотелось бы повторять их судьбу, хотя обоих люблю до чёртиков.

Мы выпили ещё по бокалу глинтвейна, кисть её руки уже лежала у меня на плече, и я чувствовал, как она срывает катышки со старого свитера, связанного моей матерью ещё во времена царя Гороха. Я же положил левую руку ей на бедро, мы очень мило общались, ощущая дыхание друг друга, но ни один из нас не решался разрушить эту идиллию. Как будто мы оба погрузились в кокон бесконечного принятия и взаимопонимания друг друга. Когда подобное происходит, на подсознании ты понимаешь, что любой физический контакт неизбежен, но он может подождать. Ведь именно момент глубокой взаимной симпатии является самым важным. Если поспешить, не заложив этот фундамент, то можно попросту испортить свидание. Как говорится, никогда не будет возможности второй раз произвести первое впечатление.

– Не знаю уместно ли на первом свидании такое спрашивать… – Я утонул в её янтарных очах. – Я бы хотел провести новый год с тобой. Да, я знаю, это слишком рано обсуждать, у нас только состоялось первое свидание и…

– Хорошая идея. – Она пальчиками перебирала воротник моей рубашки, которую я напялил под свитер. – С тобой хорошо. Тебе хорошо со мной?

– Да, очень. – Я сглотнул. – Давно не было так спокойно и уютно.

Она ухватилась за шею и приблизилась ко мне. Сначала я подумал, что последует поцелуй, но Софья уткнулась мне в шею лбом и закрыла глаза. Я притянул её ещё сильнее, мы застыли в этой позе, даже не знаю сколько времени прошло. Всё вокруг растворилось во мгновении, туман любви окутал рассудок, мы будто были созданы друг для друга, но иногда во мне проскальзывала нотка недоверия. Не может всё быть настолько хорошо. И в такой момент я оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что я не сплю.

Поцелуй стал закономерным продолжением вечера, не стесняясь окружающих, она села боком ко мне на коленки, и мы прильнули друг к другу, не в силах прерваться хоть на мгновение. Где-то на заднем плане я слышал присвистывания военных, собравшихся за барной стойкой, которые явно одобряли то, чем мы занимались и всячески подбадривали в процессе. Но вскоре всё стихло, начал выключаться свет, шеф-повар закрывал кухню и гаркнул в нашу сторону, чтобы мы расплачивались и выметались отсюда. Настроение было настолько прекрасные, что мы оба рассмеялись, я закрыл счёт и пьяные, распалённые, мы с Софьей вывалились наружу и шли куда глаза глядят, наслаждаясь моментом.

В белом плену, в цепких лапах ледяной зимы, нам было всё нипочём, она даже расстегнула свою парку, а я не преминул пару раз залезть ледяными руками ей прямо под свитер. Софья верещала от этого, чуть ли не отбрыкивалась и лягалась, но я был готов отдать всё на свете, лишь бы снова прикоснуться к этой бархатистой коже.

Вьюга сменилась плотным снегопадом, мы как идиоты ловили снежинки ртом. Свободное странствие завело нас в густой лес со стройными рядами землисто-умбровых стволов деревьев, с пышными ёлками и стройными соснами. На тропе встретился одинокий четырёхметровый фонарь, который проливал на плотную заснеженную землю свой вязкий оранжевый свет. В этом свете Софья стояла, распахнув глаза, наслаждаясь каждой секундой. Не теряя ни секунды, я слепил снежок и запустил его ей прямо в бок. Часть снега попала девушке под одежду, она начала визжать и доставать его из-под свитера, после чего запульнула в меня ответный белый снаряд, но я виртуозно увернулся.

Завидев это, она совсем взбеленилась, набрала полную охапку снега и побежала в мою сторону, в надежде привести в действие свой коварный план. Я уж было вознамерился убегать до талого, но как назло поскользнулся и приземлился мордой в сугроб. Игривая чертовка воспользовалась моим невыгодным положением, приземлилась сверху и давай пихать мне за шиворот мёрзлую субстанцию. Я начал брыкаться, смеяться и случайно задел её локтём так, что она рухнула на землю рядом и начала стонать.

Мигом подлетев к ней, я осознал, что разбил бедняжке нос, но под рукой ничего не было кроме злополучного снега. Сама Софья лежала и ржала во весь голос, чем сбивала меня с толку.

– Ха-ха! Бьёт, значит любит, бьёт, значит любит! Так ведь говорят?

– Сумасшедшая!

– Надо было мне дважды подумать, прежде чем лезть к такому увальню со спины.

– Прости, я не специально.

– Ещё бы ты это сделал специально!

Она продолжала смеяться и собирать кровь в варежку. Походу я серьёзно поддал ей, ибо поток не останавливался.

– Так, держи нос, сейчас тебя донесём до моей квартиры, я тебя подлатаю.

– Меньшего я и не ждала.

Она продолжала смеяться, я подхватил её на руки, девчушка оказалась на удивление тяжёлой, хотя по ней и не скажешь. Она тут же обратила внимание на мой ошалелый взгляд, хотя я пытался скрыть тот факт, что мне тяжело.

– Кость тяжёлая у меня, да?

– Нормально.

– Ну-ну.

Тащил я её минут пять, но в итоге сдался. Она поблагодарила меня кровавым поцелуем в щёку и пошла дальше сама, ухватившись за мой локоть.

Дома было тихо и темно. Ксюша снова устроилась поудобнее в моей спальне, потому что диван она ненавидела и использовала любую возможность, чтобы на нём не спать. Дверь в спальню была закрыта, поэтому я включил свет без страха её разбудить. Мы быстренько залечили раны Софьи. Кровотечение было хоть и сильным, но уже к моменту, как мы оказались у меня, всё остановилось. Оставалось лишь проверить, не сломал ли его, но на моё счастье всё оказалось целым. Да и вряд ли Софья так смеялась бы, коли нос оказался бы сломанным. Однако, когда я ей это сообщил, она махнула рукой.

– Гриша, я с самого детства попадаю в передряги, то руку сломаю, то ногу, то палец, то бровь рассеку. Вот, смотри. – Она показала мне на шрам над её бровью, который я ранее не замечал. – Так что я даже рада. А то всё слишком идеально шло, не хватало перчинки.

– Лучше бы ты мне что-нибудь разбила, а то как-то не по себе даже…

– Не переживай, я тебе ещё дам затрещин, был бы повод.

Мы посмеялись, из спальни вышла сонная Ксюша, увидела, как мы с Софьей держимся за руки, недовольно замычала, закатив глаза и ушла обратно, хлопнув дверью.

– Чувствую себя отцом…

Мы снова поцеловались, и ощущение родственности усилилось. Свидание закончилось тем, что я отвёз её на машине домой, проводил до двери, и мы ещё на лестничной площадке стояли лизались, как мартовские коты. Еле оторвавшись друг от друга, с уже посиневшими от поцелуев губами и распалёнными взглядами, мы ещё минут десять никак не могли разомкнуть пальцы рук, то приближаясь друг к другу, то отдаляясь, но в конечном итоге наконец уже разошлись, оборачиваясь по пути до тех пор, пока она не исчезла за дверью своей квартиры.

Дома меня ждала недовольная Ксюша, которая сказала, что не смогла уснуть после того, как её разбудили. Поэтому я воспользовался моментом и проник в спальню, отжав у неё козырное место. Это ещё больше разозлило молодую, на следующее утро она со мной не разговаривала.

Глава тридцать четвёртая

Двадцать второго декабря настал самый солнечный день зимы. Ни единого облачка, ни единой снежинки, падающей с неба, скрипучий, утрамбованный снег под ногами, хрустальные отблески лазурных сугробов слепили глаза так, что приходилось щуриться. Лучшего момента для прогулки и придумать невозможно, я немедленно отправился.

Опустевший город, как будто застыл во времени, я забрался на один из холмов и стал созерцать полигон. Всё те же изогнутые крыши ангаров, усыпанные снегом, всё те же торчащие исполинские кувшины охлаждающих систем группы АЭС. Из каждой валил белый пар.

Все разговоры о том, что на полигоне творится чертовщина, теперь казались мне надуманными. Ну вот же, всё работает. Курсируют МТЕ, ходят люди, словно муравьи перебегают из одного здания другое. А самое главное – ни одной единицы военной техники. Где они все? Сюда же приехало по меньшей мере сотня единиц. Но на полигоне ничего. Помимо прочего ещё и эта радуга трёхцветная, огибающая весь полигон. Жёлтый, синий красный.

Спустившись вниз по холму, я присмотрелся снова. Никаких новых линий ПВО. Только уже имевшиеся ранее, по слухам не действующие, ЛПВО. Получается какая-то путаница и неразбериха, потому что куда всё могло деться? Я решил проверить, может быть я слепой и начал спускаться всё ниже, но ничего нового не обнаруживал. Картинка оставалась прежней.

В конце концов я спустился совсем низко, бетонный забор перекрывал вид. Ничего не оставалось, как спуститься к забору и вдоль него пройти обратно к городу, потому что по холму топать по колено в снегу – та ещё задачка.

Оказавшись вплотную к ограждению, я внезапно вспомнил эти кучи лесных зверей, которые лежали вдоль. Картина так ярко отпечаталась в моей памяти, что до сих пор видел все детали настолько отчётливо, будто оно произошло пять минут назад.

Теперь же тут было чисто. Кристально чисто. Даже проложили дорогу асфальтированную. Видимо, животных было настолько много, что логистика стала отлаженной, начали убирать сразу, как только появлялся свежий «новобранец». Меня это не удивляло.

Пока шёл, присвистывал себе под нос, уже приближался к очередному углу, после которого выйду на основную дорогу и направлюсь в сторону города. Но не успев дойти до него, услышал сзади чужой голос.

– Куда бы ты ни направлялся, за угол лучше не поворачивай.

Я резко обернулся и обнаружил двух военных в чёрной форме. Нетипичной для Армии Федерации, но вполне в её духе. Лиц я не видел, на каждом были тактические очки, а также балаклавы. Винтовки они держали стволами вниз, видимо, я совершенно не представлял никакой угрозы, раз военные подразделения даже не перестраховываются, видя неизвестного в зоне, где его быть не должно. Один из них прислонился к бетонному забору и закурил.

– А что будет, если поверну?

– Трудно сказать… – Ответил тот, что был чуть выше и не курил. – Но лучше не поворачивать.

– Вы выстрелите?

Они переглянулись и рассмеялись в голос.

– Нет, нам воевать больше не с кем? Гражданское население кошмарить? Если хочешь иди. Просто потом уже не вернёшься.

– Да что это, блядь, значит?!

Высокий подошёл поближе, положил мне руку на плечо и крайне дружелюбно произнёс:

– Никто… Никто не может точно сказать, что это значит. – Он убрал руку и огляделся по сторонам. – Но прецеденты были. Лучше лишний раз не рисковать. Выхода всего два. Либо за угол, либо на полигон. Выбирай сам.

После этого он подошёл к своему сослуживцу, и они начали что-то оживлённо обсуждать. Я повернулся к углу и пригляделся. Там не было ровным счётом ничего подозрительного. Обычная дорожка, обычные сугробы, сияющие на солнце хрустальными отблесками. Но через несколько мгновений я насторожился. Хоть сияние было привычно глазу, оно чётко разделялось на тройной световой спектр. Жёлтый. Синий. Красный. Пока не вглядываешься, заметить трудно, но как разглядел, развидеть невозможно. И так было повсюду. Очертания предметов обрамлялись хроматической аберрацией, белёсый снег в самых освещённых местах едва заметно бликовал голубоватыми оттенками.

– Эй, парень. – Окликнул меня высокий снова.

Я повернулся.

– Какая дата?

– В смысле?

– Когда ты сюда шёл, какое число было?

– Двадцать второе декабря… – Я замешкался. – В смысле какое число? День только начался.

– Тю-ю, и что там как? Бахнули уже?

– Что? Бахнули? Н-нет… Затишье.

– Понятно.

– Что с числом-то? Я не понимаю…

– У нас тут есть нюансики с летоисчислением.

И они снова рассмеялись вдвоём.

– Какое число на ваших календарях тогда?

– На полигоне сейчас одиннадцатое октября, дружище. И это одиннадцатое октября… – Он посмотрел на часы. – Продолжается уже несколько месяцев.

Сказать, что я удивился, ничего не сказать. Но было ощущение, что меня разыгрывают.

– Как это понимать?

– Дуй за нами, короче.

Оба пошли в обратную сторону от угла, а я поплёлся за ними. Мы дошли до одного из входов на полигон. Вход представлял собой обычную арку в бетонной ограде с небольшой железной дверью. Чтобы пройти через неё, пришлось бы пригнуться.

Тот, что пониже постучал несколько раз, после чего дверь открылась, и мы все втроём зашли на территорию полигона. Меня предварительно приостановили, провели обыск на предмет оружия, затем проверили документы и только после этого разрешили двигаться дальше.

– Куда этого? – Спросил охранник у вояк.

– Пока в перевалочный, а там разберёмся.

– Залётный, ясно. Сколько их ещё будет. – Он повернулся ко мне. – Ты с какой даты?

– Двадцать второе декабря…

– Хо-хо! Ну и как? Бахнули уже?

– Нет… Вы имеете ввиду массированный удар ракетный?

– Ага. Второй массированный удар.

– Был первый?

Охранник переглянулся с вояками.

– Да откуда ему знать-то? Это обычный гражданский. – Молвил высокий.

– Ну да, логично.

– О чём знать?

– Тебе в перевалочном всё объяснят. – Он замешкался. – Всё, что тебе положено знать. У тебя профессия какая?

– Фельдшер.

– О, врачи нам нужны! Здесь их не хватает.

– Да не врач я, а фельдшер.

– Всё, шуруй.

Мы шли по полигону, и картина, что я видел с холма, никак не билась с тем, что видел сейчас перед собой. Будучи на высоте, я наблюдал обычные МТЕ, снующие туда сюда. Здесь же я видел ту самую военную технику, стоящую стройными рядами. Наряду с этим, МТЕ тоже иногда проносились. Жизнь кипела, мимо ходили сотрудники полигона, военные переговаривались по рациям. Обстановка была суетная, но не напряжённая. Как будто решался какой-то глобальный вопрос, о котором я пока был не в курсе.

Пуховик пришлось расстегнуть, мне было жарко. Глянул на небо, там палящее солнце. Ничего не изменилось с момента, как я был на холме, но тут как будто парилка. Через пару минут мы подошли к небольшому квадратному строению без окон, внутри оказалось прохладнее, но я всё равно снял дублёнку, с меня текло в три ручья.

– Ну что ж, жди здесь. – Высокий развернулся. – Остальное тебе расскажут.

Они удалились, напротив меня находился стол и четыре стула, я уселся на один из них. Железные и холодные, так можно и причиндалы отморозить, если слишком долго сидеть. Солнце хоть и жарит, но температура всё равно невысокая. Для пуховика многовато градусов, а вот для сидения на железках – недостаточно.

Софиты на потолке заливали помещение белым светом. А больше здесь ничего и не было. Посидев минут пятнадцать, я начал ходить взад вперёд. Наконец мне стало нестерпимо скучно, и я попытался выбраться. Дальняя дверь оказалась заперта, а вот та, что ближе – открыта. Я высунулся на улицу, вояк, которые меня привели, как сдуло, проход никем не охранялся, да и людей не было. Мне было безумно любопытно, что же происходит? Уходить не хотелось, ведь человек, который меня встретит, должен рассказать все детали. Но ноги сами несли куда-то в сторону за угол, где слышался какой-то шум и разговоры.