Текст книги "Хрусталь (СИ)"

Автор книги: Антон Щегулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

– Дымит? Лесной пожар, что ли был? Да поздновато для такого. Обычно летом полыхает.

– Ага… Сейчас холодновато. Может какой-то дурак случайно спалил?

– Сразу несколько гектаров?

– Слушай, ну-ка, присмотрись, у тебя зрение получше. Это воронка что ли?

– Сложно разобрать. Проверь через сканер рельефа.

Первый помощник щёлкнул парой тумблеров, на небольшом экране появилось чёрно-зелёное изображение рельефа.

– Да, воронки. Много.

– Отправь запрос с координаторами в диспетчерскую, пусть спутник зафиксирует.

– Сделано.

Какое-то время они летели молча.

– Думаешь обстрел?

– Похоже на обстрел.

– Что они там обстреливали? Медведей? Там же нихрена нет.

Капитан насторожился.

– Так стоп, дай мне карту полёта.

Помощник протянул ему бумаги с координатами и вывел на монитор.

– Илюша, а ты можешь сказать, мы вообще где?

– Вот здесь, он тыкнул на бумагу, где были промежуточные координаты в середине пути.

– А теперь глянь-ка на реальную карту.

Он посмотрел и опешил. Отклонение от курса чудовищное, они уже улетели километров на пятьдесят в сторону. Причём ни один прибор не сработал. Всё работает в штатном режиме так, как и должно.

– То то я смотрю какие-то пейзажи незнакомые, хотя я уже здесь раз сто пролетал.

– Сейчас разберёмся.

Первый помощник начал успешно корректировать курс.

– Странно, не могу понять, что это было?

– Топлива впритык, хорошо, что сейчас заметили.

– Я перед полётом всё перепроверял.

– Не знаю, Илюх. Прилетим, разберёмся.

* * * * *

Капитан и первый помощник устроились поудобнее, чтобы пообедать в полевой столовой. Несмотря на общее напряжение, витающее в воздухе, а также натуральный информационный вакуум, всё шло своим чередом, бойцы поглощали пищу, среди них кого только не было, начиная от связистов, заканчивая сапёрами, техниками, фронтовиками. Один из таких сидел напротив капитана и не замолкал уже минуты две, пока поглощал пищу.

– У нас тут внезапно все всполошились, вот буквально позавчера. А потом всё успокоилось. Стращали наступлением, обстрелами, говорили, что противник собрал ударную группу двадцать восемь бригад! Двадцать восемь!

Капитан даже глазом не повёл, а первый помощник перестал есть и слушал с открытым ртом.

– Нам ведь как говорили? Что у нас там разведка работает, что мы всё знаем. А тут бац! Помимо двадцати восьми бригад – ещё и предупреждения об уже выведенных на боевой рубеж STK-3080 «ЭфДжей».

– Последний путь что ли?

Радист кивнул.

– Разведка внезапно очнулась, оказывается там этих эстэкашек уже больше пяти сотен. Куда смотрели? Вообще непонятно… Сидим ждём, уже несколько суток.

– Елльск что ли хотят накрыть?

– Угу, и наступление там же планировалось. Но вот в чём проблема, после одиннадцатого октября всё как будто перекрутилось с ног на голову. – Радист наклонился вперёд, огляделся по сторонам и начал говорить тише. – Я иногда балуюсь, подслушиваю разное. И мне удалось немного узнать, что у нас там с авиацией творится. В общем, вся навигация сбилась, три гиперджета уже совершили экстренную посадку в полях. Тупо заблудились

Капитан и помощник переглянулись.

– И с чем это всё связывается?

– Да кто бы, что сказал. Все сидят молчат в тряпочку. – Он снова оглянулся по сторонам. – Но самое интересное даже не это. Вот, смотрите…

Он достал из сумки несколько ракушек.

– Нашёл в реке. Вы когда-нибудь видели ракушки в реке?

– Да не гони. – Илья рассмеялся.

– Нет, правда. И это ещё не самые большие странности. На днях здесь пролетал Какаду. Вы видели Какаду? Здесь и быть не может никаких Какаду.

– Ещё скажи, что белого медведя видел.

– Коли увижу – не удивлюсь.

– Подождите, ребят… – Капитан вмешался в дискуссию. – Вот, глянь, что мы увидели, когда пролетали.

Он продемонстрировал фотографию чёрного пятна с воронками на мастерфоне.

– Это где?

– Двести пятьдесят на северо-запад.

– Координаты?

Капитан дал координаты и показал ещё скан рельефа. Радист какое-то время изучал всё, что ему дали, подсчитывал что-то у себя в мастерфоне, затем приподнял брови и посмотрел на капитана с помощником.

– Чёрт подери…

– Что ты там нашёл?

Он показал цифру, полученную в ходе вычислений. Там была какая-то длиннющая белиберда, которая не говорила ни капитану, ни помощнику ровным счётом ничего.

– Так, и?

– Постоянная Эйлера-Маскерони, с точностью до двадцатого символа. Дальше бессмысленно считать, оно и так всё понятно.

– Изменение всех координат идёт с поправкой на Эйлера-Маскерони. Не знаю, как это объяснить, но сколько я ни подсчитывал, всё сходится. Ваш случай – не исключение. Я даже отладку радиооборудования делаю через Эйлера-Маскерони.

– Бред какой-то. – Молвил капитан.

– Согласен. – Подтвердил первый помощник.

– Моё дело рассказать, а верить или нет – это уже ваше дело. Но на досуге, как-нибудь проверьте.

На этом он доел и покинул столовую.

* * * * *

Утром следующего дня, после вылета, Илья обратился к капитану.

– Слушай, а радист походу был прав.

– В чём же?

– Мы действительно отклонились чётко на одиннадцать констант. Я всё пересчитал, сверил с бортовым журналом.

– Это нам всё равно ни о чём не говорит.

– Говорит. О том, что баллистика может отклоняться от курса, так же, как и самолёты.

Капитан почесал затылок.

– Перепроверь полётные данные.

– Всё в порядке, я уже проверил. Что думаешь?

– Я думаю, что у вас молодёжи энергии много, чтобы заниматься всякими теориями заговора.

– Да тут даже не заговора, тут как будто новый бермудский треугольник образовался: Елльск, Гордейск, Туйск.

– Чем занимается Возрождение в Елльске? Они там какие-то исследования проводили, верно?

– Да, но я понятия не имею какие именно.

– Там же с десяток АЭС, на что такая энергетическая система рассчитана? На один Елльск с его двадцатью тысячами?

– Понятия не имею. Там же гиперджеты заблудились? Где у нас гиперджеты несут боевое дежурство?

– Парочка есть ещё на базе под Челью. А про основной эскадрон я слышал, что они все под Елльском.

– Вот вот…

Повисла пауза.

– Интересно, что там в Елльске сейчас творится?

Часть шестая: Изменение

Пребывание в Елльске превратилось в утомляющее ожидание чего-то ужасного. Каждый день на мастерфон приходили уведомления о том, что ожидаются прилёты, уровень опасности повышенный. Город полностью оцепили военные, полигон был полностью оцеплен. Везде мельтешила военная техника. Основным опорным пунктом стал полигон. Официального оповещения населения практически не было. Поэтому никто точно не знал, что происходит и что будет происходить. Слухи ходили самые разные. Главный заключался в том, что Вениамин Рыбочкин пытался продать все активы предприятия на запад, а сам полигон планировалось сдать без боя. Правда распространители этих слухов не особо задумывались, как он мог провернуть подобное в условиях военного времени, но это уже неважно. Отдельно по городу ходила байка о том, что весь город и полигон планируют уничтожить в ближайшее время. Как справляться с последствиями радиоактивного облака, которое образуется сразу после уничтожения десяти реакторов, тоже не уточняется. А учитывая, что циклоны идут вглубь страны – это совершенно нецелесообразно, однако, как это объяснить человеку, который в панике – загадка. Я склонялся к версии, что никак.

Все, кто мог – уезжали. На выезде из города собирались огромные пробки каждый день, население таяло на глазах. Военные никак не препятствовали этому, наоборот предупреждали, что оставаться здесь небезопасно, посему отток населения поощрялся, людям предоставляли временное жильё в Туйске и Гордейске, там было гораздо безопаснее.

Ежедневно люди ожидали массированного ракетного удара, который должен был накрыть НИП Возрождение-2 полностью и стереть его с лица Земли. Этот слух хоть как-то подтверждался на практике, так как в городе, на полигоне и за их пределами появилось огромное количество мобильных установок ПВО.

Судя по всему, целостность внешнего общего контура реально была нарушена, но вследствие чего, никто из жителей не знал. Поэтому ЛПВО не работало. По крайней мере одинокие прилёты над городом отрабатывались через обычное ПВО и гиперджеты, если те успевали среагировать.

В последние деньки октября здесь разбушевалась настоящая суровая зима, метели, ураганы, погода была настолько дурная, что мне даже выплатили премию за работу в тяжёлых условиях. Когда я говорил с Юрой, он сообщил, что ему тоже накинули сверху.

К первому ноября даже самые стойкие покинули город, так как гнетущая атмосфера надвигающегося кошмара набирала свою плотность и уже казалось, что город обречён. Помимо полного отсутствия информации, добивала ещё и сама погода. Начиная с двадцатых чисел октября не было ни одного солнечного денька. Ко всему прочему начались перебои с электричеством. Никто не знал почему. Горячая вода превратилась в роскошь. Ксюша любила поплескаться в горячей ванной, но теперь, чтобы подобное осуществить приходилось кипятить с десяток чайников. А когда электричество отсутствовало, приходилось мириться с данностью.

Я и сам старался лишний раз в ледяной воде не мыться, хоть и спокойно переносил этот процесс. Ходили слухи, что новые поставки медикаментов в город задерживаются, поэтому лучше беречь здоровье, чем потом разоряться на таблетках, ибо перекупов никто не отменял, ушлые крысы в этом городе сновали без конца, наживаясь на тех, кто остался.

Судьба Чистякова и по сей день оставалась мне неизвестна, так же, как и судьба Пешкова, так же, как и судьба Макса Ана. Связь с Ростиславом была обрывистая и неинформативная, я знал, что у него сейчас ведётся серьёзная деятельность по поддержанию порядка в городе. Несмотря на то, что практически половина жителей уехали, всё ещё оставалась плотная криминальная прослойка, которую нужно было жёстко контролировать, иначе мог начаться хаос.

Наше свидание с Софьей так и не состоялось по понятным причинам. И честно говоря, я к тому моменту уже потерял какой-либо интерес к жизни, двигался фактически по течению, делал то, что говорят и просто чего-то ждал. Как будто мой мозг, моё сознание, моя душа перешли в режим сохранения рассудка, а подобный режим подразумевал исключительно автоматизированную ежедневную деятельность, исключающую любые контакты с людьми. Но один контакт я никак не мог из своей жизни исключить. Это Ксюша. Бедовая, несуразная, неуклюжая, но в трудную минуту собранная и боевая, она наверное единственная, кто оберегал мою флягу от последнего свиста.

За всё это время она научилась хорошо готовить, поэтому я уже не давился сухой пережаркой или несолёным супом, я наслаждался блюдами, дивился её таланту, который так неожиданно раскрылся. Ни единого слова поперёк мне не говорила всё это время, лишь встречала, как приду, помогала снять куртку, обнимала и отправлялась на кухню. Ежели не суетилась на кухне, то сидела под пледом и проглатывала одну книгу за другой, которые находила в моём книжном шкафу. Со связью в городе начались большие проблемы, все виды сетей постоянно падали, поэтому посмотреть фильм или выйти в интернет не представлялось возможным.

Порой, как начнёт рассказывать о своих впечатлениях, так её не заткнуть. Верещит и верещит, вещает и вещает. Час пройдёт, два, четыре, а она всё не замолкает. Пересказывает чуть ли ни каждую строчку книги, настолько у неё хорошая память. Чаще всего я пропускаю это мимо ушей, и она даже не обижается, но иногда включаюсь, обсуждаю, ежели произведение меня тоже зацепило в своё время.

Ксюша была влюблена в меня до беспамятства и видимо выбрала стратегию долгого упорного завоевания моего сердца. Как я ей ни объяснял, что она для меня слишком молода и почти в дочери годится, что бы я ни приводил в качестве аргументации, она покорно кивала, говорила, что всё уяснила, после чего через два дня всё начиналось по новой. Так что я уже перестал бороться, просто плыл по течению.

Однажды ночью я проснулся от того, что она забралась ко мне под одеяло совершенно голая и стягивала уже трусы. Не знаю, чего она добивалась, но мне пришлось на неё натурально накричать. До этого случая девчонка была терпелива и принимала мои отказы стоически. Но в этот раз, она устроила такую истерику, которая даже меня повергла в шок. Обещалась вскрыть вены, обещалась выбросить все мои книги, клялась и божилась, что ракета попадёт прямиком в неё, а я буду счастлив, что больше никогда её не увижу. Когда наступила вторая волна истерики, она упомянула всех моих шлюх, которые для меня ничего не сделали, а вот она делает для меня всё, и я мог бы относиться к её чувствам хоть сколько-нибудь уважительно, подарить хотя бы поцелуй. Она понятия не имела, что если я ей подарю поцелуй, ей окончательно крышу снесёт. Боюсь даже представить, что с ней будет, если мы ненароком переспим. Но останавливало меня вовсе не это, а её юный возраст и мой огромный жизненный опыт на поприще любовных утех.

Единственное, чем могла закончится эта история, так это лишь тем, то Ксюша рано или поздно принимает тот факт, что вместе нам не быть. Все остальные сценарии закончатся ровно тем же, только ей будет ещё больнее. Так она оказывается отвергнута не вкусив сладости физической близости. Когда в уравнении появится поцелуй или секс, то тот нож, который разрежет нить наших отношений в будущем, заставит её кровоточить так, как никогда прежде… Поэтому я строго выдерживал линию обороны и не поддавался ни на одну её уловку. А меж тем, она придумывала всё новые и новые ухищрения, и будь я моложе лет на семь, то и думать нечего, давным-давно бы овладел ею. И не раз.

Бледная при нашей первой встрече, теперь в хороших условиях, питаясь нормальной едой, избавленная от лишних стрессов и воодушевлённая недвусмысленными чувствами ко мне, она расцвела так, что мне даже иногда снились похабные сны с её участием. Стройная, складная, излишне худая на мой вкус, но весьма пропорциональная, со смугловатой кожей, но не лишённая румянца на щеках. Судьба явно проверяла меня на прочность, и я буду честен, с десяток раз в голове всё-таки мелькнул вопрос к самому себе: «А чего ради вообще я сопротивляюсь всему этому?».

Благо разум меня пока не покинул, поэтому ответ на этот вопрос всегда находился и достаточно быстро. Так что процесс её приближения ко мне, и моего отдаления от неё продолжался дальше. Спустя какое-то время я начал относиться к этому философски и даже делал некие заумные выводы, но записать не довелось, так что всё кануло в дебри моего омута памяти.

Время шло, слухи обрастали новыми подробностями, напряжение росло, а я настолько устал от ежедневного прессинга, что перестал вообще кого-либо слушать и обращать на что-либо внимание. Утратив все смыслы жизни, я старательно цеплялся за любые возможности поднять себе настроение. И тут Ксюша вновь пришла на помощь. Уж не знаю где, но она раздобыла пять настольных игр, в которые мы играли безостановочно. Я подтащил домой несколько сотен парафиновых свечей, и для игр нам уже не нужно было электричество. Вечера стали яркими и насыщенными. Обсуждения книг пошли по новому кругу, ибо делать между рабочими сменами было откровенно нечего. Боевые действия всё никак не начинались, ракеты никак не прилетали, ничего не менялось. Елльск будто застыл в белом плене бесконечной метели.

Ноябрь близился к концу, впереди был декабрь. Чтобы не сойти с ума, я начал общаться со всеми военными, до которых только мог добраться. Выходил на работу, передавал привет двум курящим радистам, которые вечно околачивались около моего подъезда. Проезжал мимо группы патрульных, обязательно наливал им чаю. Во мне проснулся новый человек. Когда я обсудил это с Юрой, тот сказал, что я просто был больше месяца в апатии, а теперь апатия ушла. В глубине души я понимал, что очередной провал в клоаку хтонического безумия неизбежен, если я и дальше буду ходить как в говно опущенный. А учитывая, что ни конца, ни края сложившейся ситуации не видно, наряду с этим, я ещё и физически не имею права покидать город, то нужно адаптироваться. Интуитивное облагораживание собственной среды обитания стало очевидным и логичным решением. Помимо того, что я перезнакомился со всеми рядовыми, которые несли боевое дежурство, мне довелось ещё и обрести множество приятных связей в больнице, которые я временно утратил из-за своей апатии.

Вспомнились сразу же первые два месяца моего пребывания в Елльске на должности фельдшера скорой помощи. Я тогда был до одури счастлив, что не попал на линию боевого соприкосновения, а посему распространял это счастье на всех вокруг, так и удалось познакомиться сначала с Володей, потом с Лилей, а после уже и со всеми остальными. Моя апатия была связана в том числе с тем, что прежние времена в Елльске безвозвратно ушли, а худшее, что можно сделать в такой ситуации – это отдаваться на откуп прошлому, забывая про настоящее.

Сейчас, когда морально я ощущал себя в разы лучше, чем в конце октября, все ошибки мышления были как на поверхности. Когда ты психически нестабилен, способность видеть эти самые ошибки теряется. Долгое время я собирался с мыслями, чтобы поблагодарить Ксюшу за то, что она действительно многое сделала для меня. Какими-то немыслимыми путями, я смог найти букет белых роз не первой свежести, но для Елльска сегодняшнего дня – это была настоящая роскошь. Уже стоя у двери в собственную квартиру, меня подхватил лёгкий мандраж, посему пришлось какое-то время успокаиваться на лестничной клетке, чтобы не заходить внутрь в таком состоянии. Увидев букет, Ксюша обомлела, расцвела и расплакалась с улыбкой на лице. Оказалось, что ей никто и никогда не дарил цветы, поэтому даже таким паршивым розам она была безумно рада. Расчувствовавшись, она повисла у меня на шее, проливая слёзы счастья. Если бы я знал, что всё будет именно так, я бы ни за что не дарил этот букет, а выбрал бы чего попроще. После объятий, она зацеловала меня буквально всего, но к губам не притронулась. Нос, глаза, подбородок, руки, шея, лоб, всё было зацеловано до слюней в буквальном смысле. Она никак не могла остановиться, а я не сопротивлялся, ибо это всё выходило далеко за рамки привычного. Ни одна девушка в моей жизни ещё не была так благодарна мне. После сеанса тысячи поцелуев, она уткнулась мне в грудь, так и стояли минут двадцать или может полчаса, я потерял счёт времени. Заговорил я робко и совсем тихо, начал перечислять все её заслуги, сказал ей, что она научилась бесподобно готовить, донёс до её сведения, что без неё, точно бы сошёл с ума и наверняка свёл бы счёты с жизнью. Она подняла глаза, в них отражалась вся пылкая благодарность ко мне, сентиментальная горечь, накопившаяся за месяцы ожидания подобных откровений, любовь, забвение, я даже терялся в спектре обуявших её чувств и эмоций.

Поймал себя на мысли, что меня и самого прошибает насквозь, глаза на мокром месте, попытался расслабиться и уткнуться ей в плечо, но ничего не вышло, не умею я рыдать как баба. Да и отошёл довольно быстро, как будто пелена спала, и я подумал про себя: «Да что это я вообще?». С возрастом становишься сентиментальнее в одних вопросах и жёстче в других.

Так мы и провели вечер в объятиях, Ксюша даже не приставала. Возможно, ей не нужен был любовник, возможно ей нужен был человек, который наконец признает, что она не пустое место, что она имеет ценность, что она часть семьи. Я ей сказал, что она мне как дочь. Кажется, её это расстроило, но избавиться от этого чувства я не мог, хотелось быть искренним в ту секунду.

Оживший окончательно, я начал вспоминать что же меня так воодушевляло раньше? Оказалось, что я совершенно позабыл как жить, как получать удовольствие от жизни, как дышать… В текущих условиях забыть всё было нетрудно. На дворе уже декабрь, скоро новый год, а город вымирал на глазах и никуда было от этого не деться.

Однако, хорошие новости иногда мелькали. Электричество перестало выключаться. Отопление стало стабильным, судя по слухам, ситуация на фронте менялась, поговаривали даже, что здесь не нужно такое большое количество контингента, что скоро прилежащие территории, где находится противник возьмут в клещи и выкурят врага. Но как оно на самом деле вопрос открытый. Лично мне сводки никто не приносил.

Всё это никак не отменяло пустых улочек с чёрными окнами в домах, откуда уехали некогда жившие здесь люди. Многие заведения в городе закрылись, в том числе мой любимый и одновременно ненавистный «мостик». Но остались некоторые подвальные полулегальные питейки, где как правило отрывались военные. В другое время это были бы худшие места, чтобы провести там время, но сейчас я только в такие и ходил, слушал истории, байки, надирался в щи с фактическими товарищами по оружию, рассказывал истории о том, как видел здесь пальму, но никто мне не верил, говорили, что я поехавший доктор. Хотя какой к чёрту доктор? Я фельдшер. Не один вечер закончился тем, что я, обнимаясь с вояками в увольнении шёл по улице и горланил все песни, которые только приходили в голову, начиная с блатных и заканчивая жутчайшей попсой, от которой некоторые из них тоже дурели не по детски.

В один из вечеров вы с ещё тремя мужиками ввалились ко мне на хату, притащив гитару и начали орать песенки, что было мочи, как говорится, рвать душу. Ксюша в этот момент сидела в спальне и тряслась, ибо такие ситуации её сильно пугали. Как водится, один из моих новых друзей перепутал дверь туалета и спальни, ввалился внутрь и начал приставать к Солнцевой, а я заметил это не сразу. Лишь её вопль меня образумил, я влетел внутрь оттащил его за шкирбан да ещё и пнул вдобавок, чтобы неповадно было. В голове пульсировала страшная мысль, что мне придётся сейчас защищать её от всех троих, но всё закончилось совершенно иначе. Пьяного дебошира свои же отчитали так, что ему пришлось прислониться к стенке в полусидячем положении и держать тридцать ударов по бёдрам с ноги за беспредел и приставания к девушке хорошего, честного и правильного человека – меня. Если не выдерживает, то всё по-новой. Больнее всего ему пришлось, когда наступила моя очередь. Удар ногой у меня был всегда хорошо поставлен, и с первой же попытки я вышиб его из стойки, а он сам взмолился, чтобы это прекратилось. Сослуживцы начали гоготать во весь голос, после чего мы продолжили играть на гитаре и петь песни, а дебошир скромненько сидел и подпевал.

Глава тридцать вторая

На этом моё оживление не закончилось, я внезапно вспомнил те мгновения с Софьей, когда она меня лечила и проникся к ней какими-то новыми, совершенно неведомыми доселе чувствами. Словно её образ, и моё отношение к ней успешно прошли проверку временем. Будь она какой-нибудь девчушкой, не стоящей того, чтобы я о ней вспоминал, то наверняка бы и не вспомнил. Но в поисках светлого, ясного, прекрасного в своей голове я наткнулся именно на неё. Долгое время не мог найти ни одного аргумента, чтобы позвонить, так как много воды утекло, да и не видел я её в больнице, притом, что бывал там часто. И всё же, не найдя ни одного аргумента «за», я всё равно поднял свой мастерфон и набрал заветные цифры.

Конечно же ответа не последовало. Лишь долгие, протяжные гудки, за которыми скорее всего следовала вполне закономерная реакция – удаление номера и вычёркивание из списка надежд. Я выдохнул, расстроился и даже хотел в очередной раз напиться, ибо этот процесс помогал мне отвлекаться от дурных мыслей. Но через пару мгновений, мастерфон завибрировал, и я подорвался как ошпаренный.

Софья!

Подняв трубку, я буквально трясся от волнения и говорил слишком громко, неестественно громко.

– Софья! Софья, привет… Я так рад, ты не представляешь.

– Кто это?

– Это… – Она удалила номер или она меня не помнит, или того хуже не хочет помнить. – Это Григорий… Григорий Теплинин. Тот самый многострадальный, ха! Мы ещё с вами договаривались о свидании.

Господи, что я несу? Почему «с вами», и какого чёрта я решил вспомнить о свидании? Идиот.

На другом конце повисло томное молчание секунд на тридцать, и это меня чуть ли не выбило из колеи, которая и без того едва ощущалась.

– Ах вот оно что, не прошло и года.

Тон был саркастический.

– Да, простите меня, пожалуйста… Я…

Да почему я говорю с ней на «вы».

– Прекрати уже говорить со мной на «вы», ты пьян что ли?

– Да, извини. Я знаю, что с моей стороны было форменным свинством не звонить и не писать всё это время. Чувствую себя абсолютным дураком и… Я хочу исправиться.

Она вздохнула.

– Ну исправься.

– Когда ты дежуришь?

– Ой, если скажу это будет слишком просто…

Она злится! Она злится на меня! Невозможно описать то, как несказанно я был рад тому, что она на меня злится.

– Да, согласен. Я сам выясню.

– Но учитывай, что я могу и не захотеть с тобой говорить.

В голосе чувствовался повелительный тон, обида и конечно же злоба на меня. Много злобы. Я купался в её хоть и тщательно скрываемой, но так явно ощущаемой злости на мою никчёмную персону.

– Нет, всё в порядке. Я тебя услышал. Ещё раз извини. И да, я знаю, мужчину красят не слова. Ты не та девушка, которую можно подкупить словами.

На другом конце послышался недовольный цок.

– Ну-ну, Дон Хуан Де Марко.

– Ты любишь это произведение?

– Я его ненавижу. Всё, извини, мне некогда. Пока.

Я повесил трубку, а сам распластался на кровати с широченной улыбкой на лице. Нет ничего лучше, чем добиваться расположения той, которая этого заслуживает. Но ещё больше я радовался тому, что она находится здесь в Елльске. Даже если у нас ничего не получится, я хотя бы посмотрю на неё. Хотя бы пообщаюсь…

* * * * *

По проверенному каналу я снова достал цветы, на этот раз они выглядели даже лучше. Пришлось заплатить за этот жалкий букетик баснословные деньги, но оно того стоило. На моё счастье, я быстренько понял, когда у Софьи дежурство и решил наведаться тогда, когда нам удастся нормально пообщаться – ближе к ночи. Когда дома появились розы, Ксюша вновь обомлела, но мне пришлось её расстроить, и она снова чуть не вспылила. Еле-еле спас букет от её темперамента.

Меня радовало то, что она взрослеет не по дням, а по часам. Это уже была уверенная в себе дама, которая знает себе цену. Она прекратила свои попытки меня завоевать, но отголоски тех чувств периодически давали о себе знать. Поэтому я всё ещё иногда собирал осколки разбитых чашек, а пару раз в меня прилетела моя собственная книга. Что поделать, темперамент у неё хлёсткий. Чем-то напоминала мне Нику, та чуть что, сразу вспыхивала как спичка.

До прихода в больницу, я договорился с охранником, которого уже давно знал, поэтому попасть в нужное отделение не составило труда. Сил было столько, что мне казалось, я способен свернуть горы. В руках этот несчастный букет, за спиной гитара, в кармане дефицитная ныне в Елльске тёмная шоколадка.

Тишина в отделении хирургии, свет в коридорах приглушён, в палатах – темнота, пациенты спят. Я крадусь на цыпочках и прислушиваюсь к каждому шороху. Но тут словно царил Морфей, даже храпа не было. Хотя казалось бы… Добравшись до ординаторской, я аккуратно приоткрыл дверь и обнаружил, что там темно и тихо. Вглядываясь этот мрак, мне хотелось понять, есть ли внутри кто или нет, но сделать это не открыв дверь полностью, было нельзя. Поэтому я начал толкать скрипучую дверцу вперёд, пока свет не упал на одну из спящих дежурных. Картина оказалась поистине прекрасная, девушка спала в хирургичке и трусах, при этом ей видимо было жарко ночью и она раскрылась. Моему взору предстала восхитительная, округлая упругая задница и частично оголённая спина. Владелица сих прелестей, видимо почувствовала что-то неладное, сначала накрылась, а затем уже прикрытая села на кушетке и глядела в мою сторону сощурившись от света, идущего из коридора.

– Что-то случилось? Если вам надо переставить капельницу, то позовите медсестру…

Я опешил, когда понял, что передо мной Софья. Её прелестное, недовольное, заспанное личико пробудило во мне целый ворох чувств, в горле застрял ком, и слова просто потерялись в дебрях моей памяти. Остались лишь звуки.

– М-м, э-э…

– Ох, ладно, подождите за дверью.

Но я не двигался с места.

– Ну выйдите же! Мне нужно одеться!

– Я… Э-э, Софь, я тут принёс кое что… В знак примирения.

– ТЕПЛИНИН?!

Она вскочила с кушетки, закрывшись одеялом и вытолкнула меня из дверного проёма, после чего захлопнула перед носом дверь. Внутри ординаторской послышались недовольные стоны других дежурных, которые тоже спали в этот момент. Спустя пару минут она вышла, уже бодрая и злая, как никогда.

– Ну ты совсем идиот?! – Софья говорила полушёпотом, нотки гневные, она крутила пальцем у виска.

Я ей молча протянул цветы и достал из кармана шоколадку. Она посмотрела на всё это и упёрла руки в бока.

– И что? Вот что я должна с этим сделать? Вы, мужики, просто чокнутые. – Хирург посмотрела на гитару у меня за спиной. – Ну точно поехавший, ещё и гитару притащил. Ты где играть-то собрался?

Я стоял и смотрел на неё, как баран на новые ворота, ибо в чём она была неправа? Какие вообще картины маслом я написал в своей голове, чтобы до всего этого додуматься?

– Молчит… Я со стенкой что ли разговариваю?

– Нет, ты права. С гитарой перебор.

Она тяжело вздохнула, взяла меня под руку и повела на лестничную площадку, где наши разговоры никому не помешают. Оказавшись на месте, она закрыла лицо рукой и начала смеяться.

– Нет, ну ситуация конечно, лежу в трусах, вижу седьмой сон, и ты стоишь в проходе, а у меня ещё галлюцинации, что ты с капельницей стоишь. Ох, Теплинин, да-а…

– Я должен был выяснить, когда у тебя дежурство и тебя найти в отделении. Задание выполнено. – Довольно констатировал я.

– Что ты там принёс? – Она смотрела на розы с улыбкой. – Где ты их вообще достал? Небось тебя там раздели за этот букет.

Несмотря на то, что я её разбудил пять минут назад, она была довольна. Я протянул букет, хирург начала вкушать его аромат. Ей понравилось.

– И всё? Это вот так ты решил искупить свой проступок?

– Нет, ещё шоколадка.

У неё глаза округлились, когда она увидела сладость.

– Ну точно чокнутый… Она не просрочена?

– Кто я такой, если бы притащил тебе просроченный шоколад!

– Да кто тебя знает! Со свиданием уже один раз обманул.

– Не гони на меня, то были обстоятельства.

– Хотел бы, позвонил бы и перенёс. А ты не позвонил и не перенёс. – Она ещё раз понюхала розы и улыбнулась. – Да, меня ещё ночью так никто будил в ординаторской. Всякое бывало, но чтоб такое…

Мы стояли с минуту молча и смотрели друг другу в глаза.

– Пойдёшь со мной на свидание?

– Надеюсь не прямо сейчас?

– Когда тебе удобно.

– Подумаю.

Хоть она и вредничала, но я видел, что хочет на свидание.

– Сколько времени дать на подумать?